О послании народам нашего НЕнанопрезидента.

Вот буквально сейчас произошла такая история, расскажу, как умею, не обессудьте.

Решил я прогуляться, писал долго и последовательно (хочется надеяться) в последние дни, пожалуй, неделю не выходил из дому. Вышел (лучше бы не выходил, расстройств было бы меньше), отправился, конечно, на пляж. У нас под окнами дома — пляж на разумовском пруду, ну вы знаете, навернео, он еще в форму буквы Е вырыт каким-то нашими крепостными, когда Кирилла Разумовский своей морганатической и царственной женушке, дщери Петровой Елизавете решил приятное в Москве устроить, понакупил все земли, что сейчас вокруг станции метро Петровско-Разумовское находятся, и приказал крепостным вырыть пруд в форме буквы любезной своей монархини, и не только монархини...

Этот пруд у наших домов через Большую Академическую находится, а Большая, в отличие от просто Академической, называется так (поясняю для тех, кто в Москве не шибко ориентируется), потому, что Сельскохозяйственная Академия тут была еще задолго до того, как на Ленинском проспекте выделили под Академию Наук СССР определенное здание, с двумя тупыми как бы башнями по бокам, ну, вы наверняка видели этот въезд в Академию много раз, расписывать его-то уж точно смысла не имеет. Так вот, наша Академия, называемая Тимирязевской, имеет тут и поля для обучения студентов, и еще кучу всяких полезных институтов, допустим, Институт Землеустройства (это сейчас он изрядно захирел, а во времена Брежнева — чуть Тимирязевку не переплюнул!). Кстати, я об этом не просто упомянул, иногда думается — это же надо, в центре вполне себе мировой столицы имеются испытательные пробные поля, где сажают и зерновые, и прочие... (Я в ботание — не силен, хоть и живу неподалеку от Сельхозакадемии.) Буквально метр площади в этой самой столице — жуткие деньги стоит, а эти поля — вон, колосятся, или наоборот, под паром отдыхают, или просто снегом засыпаны и по ним лыжники бегают... Вот и пусть после этого нас американы попробуют завоевать, туго им станет, ох, туго, даже если они и про эти поля узнают лишь из Фантлаба. (К тому же и не поверят, но это уже мы им простим, потому что я  говорю правда.)

Так вот, еще из исторических мест6 на берегу этого пруда есть грот, тот самый, в котором нечаевцы убили какого-то своего, как они думали, перебежчика на строну властей. Из этой истории некто Достоевкий еще Бесов написал, и известный роман, говорят, даже по миру пошел и многие его чуть не всерьез почитывали... А у нас с этого грота зимой всегда дети в санках катаются, я сам своего старшего с него один раз так удачно пустил в саных (было ему года четыре, не больше), что он аккурат в какой-то дуб впахал, до сих пор мне этого простить не может, говорит, что  это я — нарочно, чтобы он научился ногами санки управлять... Не знаю, может, моя наука подействовала, но машину он сейчас водит гораздо лучше меня.

Так о чем бишь я?.. Ах да, иду я по пляжику с нашей строны, напротив этого смертного для кого-то грота, на воду поглядываю, жалею, что решил мало денег взять, потому что у нас там туркменцы какие-то на пляже очень недорогой кабак затеяли, и я там даже свое 48-милетие для нашей тусни устраивал (думал, кстаи, что будет человек 35-40, а приехало под 60), и с тех пор (уже 6 лет с тех пор минуло), а меня в этом кабаке до сих пор отлично кормят, хотя, как говорят, он прешел от туркменов к армянам, и в долг мне в нем с весны уже почему-то не наливают... В общем, сразу нужно платить, а если денег мало, или жалко, тогда приходится только  на него, на кабачок этот пляжный только облизнуться...

Но сегодня — прохожу мимо, как британский линкор, носом вверх, и вдруг вижу... Значит так, на лавочке неподалеку от пляжно-волейбольной площадочки нашей, на лавке сидит парень. Здоровый такой, немного бритый, ухоженный, как бык-производитель из Голландии, простенько так прикинутый в серое, для тех, кто хочет это отметит, видно, что его носки стоят, наверное, не меньше, чем все на мне одетое... Перед ним стоит здоровенная сумка, которую только такому бугаю и таскать, из нее доносится — МакКартни, кажется, альбом, эдак, года семьдесят какого-то, помните — Wings over America, с определнностью сказать не могу, потому что концентрные диски знаю плохо. Но слышно, что сборник, и шум восторженный, и чуть быстрее, чем Крылья обычно делают...

Сидит, понурый, смотрит на воду, и хлещет виски из огромной, чуть не в три кварты квадратичной такой бутылки из горлышка. Я на него загляделся. Наверное, так загляделся, что он обернулся, я знаю за собой такое свойство — взглядом давить, на его многие оборачиваются. Он тут же стал дальше смотреть на воду, а потом, я не успел и с места стронуться, обернулся уже всем телом. И машет рукой.

— Ты — здешний, парень, да... Садись, а то мне одному — много.

— Я бы не сказал.

— Да садись ты... — Нетерпение сильного и разбитого в ошметки мужика одновременно. — У меня где-то был стаканчик... Для себя не нашел, для тебя — отыщу.

Говор очень грамотный, видно, что человек не просто так напивается по-скотски. А еще у него и какое-то серьезное, может быть, образование просвечивает. Наливает, щедро, не привык капли считать, вообще не считается с моими-то пожеланиями... Сильный праень, вблизи это еще заметнее, мне такие нравятся.

— Ты что-нибудь про лодки знаешь?

— Я был яхтенным капом, но предел мой  низок, увы, незнакомец. — Это — я. — Всего-то девятое место по Москве, и то — в 76-м, кажется, году. На Пироговке мы гонялись, может, ты знаешь, трехмильные дистанции по три в первый день, две — во второй...

— Сейчас диплом водительский имеешь?

— Уже нет, истек срок моих вверительных... А в чем ситуация?

И рассказывает он мне такую вот печальную историю. Он стоял где-то в Водниках наших на буе. Лодочка ему еще от отца досталась, а тогда, в советские времена строили даже лодки — как Соловецкий монастырь. (Известно, английская эскадра подперла, из корабельных пушек, покруче иных осадных, стала стрелять по монастырю, по Соловку нашему, и видят: стены — не пробойные, ядра — в крошки, а камни даже искрами не всегда отзываются, не говоря уж о том, чтобы крошиться как-то или рассыпаться, стали бить всей эскадрой, и... Только ворота немного поцарапали, гады-агрессоры. Не выдержали такого позора своей тяжелой артиллерии, снялись с якоря и ушли к себе на Британию.) В общем, лодку его папаша сварил из легированной стали, чтобы лишний раз не кренговаться, чтобы растительностью под ватерлинией не обрастала. Стоит он себе, что-то там чинит... На палубе.

И видит, какой-то дурачек, на отличнейшего качества лодке (позже выяснилось, датской постройки, едва ли не самой дорогой в Европе, даже в Швеции, говорят, дешевле, чем в Дании), на полном ходу на пятачке, где и утки не всегда могут взлететь, пробует развернуться, а еще вернее, увернуться от берега и выйти, хоть боком, к фарватеру. Естественно, от берега он ушел, а вот в нашего выпивоху виски с полного маху входит правой скулой. Треск, гам, лодочка эта датская, начинает тонуть. А там  же еще какая-то компания, девицы бокальчики держат в тонких пальцах, а иные уже и из бутылок прикладываются, и вовсе не шампанское уже у них в ходу, а что-то такое же черное, как яванский тросниковый ром, градусов, примерно,  (я — не знаток ромов, не довелось сподобиться, как говаривал один мой знакомый боцман), в семьдесят, точно не уверен, но то, что он горит — это точно (как химик могу сказать, смесь спирта с водой горит при 64-х, по-моему, «оборотах», не меньше, так вот — черный ром горит как керосин)... В общем, мой визави утверждает, что это было что-то черно-ромовое, и я ему поверил, иначе бы всей его истории не стоило верить.

На берегу эту коллизию — в прямом смысле — заметили, кто-то бросился к весельным лодкам, кто-то стал заводить концы, чтобы, пока пижон не утонул, его ближе к берегу притаранить. Притаранили, никто не утонул, только лодка разбирая, с залитым машинным отсеком (а дорогие, мощные и нежные моторы после этого не всякий умелец даже возмется восстанавливать) ближе к транцу, и развороченным корпусом, стоит, бывшая красавица на какой-то отмели. И тогда тот бычок, который на руле стоял во время отчаянного разворота (он говорил после, что решил, что это — бухта какая-то, только никто такой бухты на всех Водниках не знает), вдруг взъерепенился, и стал орать, что его родка, примерно, как три новый шестисотых мерса стоит, и что он с него, парня, который мне все это докладывает, сдерет. Мол, у него, у того придурка, который заливы спьяну перепутал, родной дядя — какой-то чин в прокуратуре, и лучше этому, на нашей стальной лодке — уже подыскивать себе покупателя посговорчивей на квартиру и на все, что у него дома имеется, включая жену, и может, даже детей — на органы.

Наш парень еще чувствовал за собой правду, он же — на буе был, по всем судоводительским законам он не отвечает за динамическое столкновение. Вот если бы он не стоял, он бы сразу, наверное, начал (по его словам) вспоминать, в какой из мировых клиник сердце, почки и печень можно подороже продавать, потому что ему-то все-равно уже не жить, а так хоть дети целыми останутся... Но он был — на буе. Это могут несколько десятков людей подтвердить, ведь командир даже малой речной лодки — это вам не просто кепка на носу, это еще и умение определять — кто, где, как стоит, или идет, под каким углом у  него осадка, насколько он нагружен и многое другое...

И вот прошло время, осень, начала ноября, мать за ногу, он привез, сдал еще полтора месяца  назад все свои компьютеры, которыми его шаланда из легированной стали оснащена была (а лодочка, наверное, тоже не бедная была, потому что он мне и ЖПС показал, хотя для реки она — как для улитки запасная раковина — ни на хрен не подходит, и вполне себе приличный «настольный» комп, где он фиксировал все, что положено, и даже наладонник, настроенный, как он говорил, на переговоры в случае внешней связи). Так вот, сегодня ему и сказали, что свои компы он может кое-куда в темное место засунуть, потому что в прокуратуре уверены — он их «подкрутил». (Вообще-то, это в принципе невозможно, если каждодневная фиксация идет, потому что переставить какую-то запись в день, который могут подтвердить другие такие же, фиксирующие состояние судна, молодцы, примерно то же самое, что поставить последнюю главу детектива вместо предисловия, это любой лопух увидит и не одобрит сразу же.)

А еще ему сказали, что лодка из драгоценнейших пород дерева, вылизанную и выточенную лучшими мастерами из Дании — ему придется ремонтировать, скорее всего, за свой счет. (Вы вообще-то представляете, что такое — хорошая лодка? Если приложить к ее борту в любой точке, скажем, метр с тавровым сечением (который в принципе не гнется) , то он нигде не будет прилегать к обводам по всей длине — где-нибудь, хоть на миллиметр, но объемы лодочки будут отходить от прямой, это искусство сложнее, чем сделать хорошие башмаки, или перчатки по определенной руке, это — даже не искусство, это уже дух захватывающее мастерство, во как!) И вот теперь вернемся к  нашему заголовку...

Где там наш НЕнанопрезидент? Про нанопрезидента как бы все понятно, такую коррупцию и подлую чиновность, которую он развил и взлелеял, будут еще во всех учебниках политистории рассматривать, как самое большое достижение, какое только можно было купить самбисту на его посту и с его полномочиями, за 140 долл за барель. Но вот новый-то наш, НЕнанопрезидент, он-то такую прочувствованную речугу недавно предложил нашему внимание... И что? Кто-нибудь даже из прокуратуры, по сути, вошки чиновные, к его словам хоть в таком вот явном виде прислушались?..

Я не стал с ним даже допивать. Хотя виски было отличным, я такое люблю. Наверное, расстроился очень.

Господи, помоги этому невиновному, потому что мы живем во времена, когда заранее и в любом своем проявлении перед кем-то из этих сволочей виновны... Вот подходишь посмертно к Петру, он тебя грозно так вопрошает, кто и откуда, ты говоришь — русский, смены второго тысячилетия на третье... — Сразу в рай — вердикт. Наверное, очень Господу нужны русские в раю, если он так на нас ополчился, и чрезмерно часто к себе требует...