Эта секта заставляла уважать себя довольно изощрённым способом. Её адепты денно и нощно выдумывали понятия, заносили их аббревиатуры в секретный перечень и потом многозначительно употребляли на публике. Это вызывало у окружающих недоумение, доходившее порой до жесточайшего комплекса неполноценности. Сбитые с толку люди проникались к умудрённым сектантам подсознательным уважением, хотя, по правде сказать, большинство этих понятий, в силу безнадёжной вторичности и бессмыслия, не достойны не то что анналов тайного общества, но и деревенского неоструганного забора.
Изничтожить эту организацию пытались многие, успеха не добился никто.
На заре её становления деревенские старосты посылали к сектантам людей, узнать, почему они уклоняются от работ, а только сидят и с глубокомысленным видом остругивают ложки. Наивные! Хватало нескольких свеженьких неологизмов в сочетании с непрошибаемо довольными лицами, чтобы вывести не подкованных в софистике деревенских из себя.
Не раз и не два люди, оскорблённые и сбитые с толку стройными и при этом абсурдными речами сектантов, нанимали ассасинов и бродячих варваров. Но стоило наёмникам приблизиться на расстояние удара, как их быстро убеждали, что насилие из денежных соображений это невероятно пошло, и что гораздо больше зла людям и радости себе можно доставить, скажем, сочинением нечитаемого труда о законах общественного развития.
Страница из подобного труда как-то раз попалась на глаза полководцу Ульсиусу Нетерпимому. Великий человек смотрел в текст несколько минут, потом аккуратно разорвал страницу надвое и очень спокойным голосом объявил священную войну. Его отряды вышли из трёх городов. Они весело маршировали, пели и делали каждого встречного трактирщика немного счастливее, пока не сошлись у логова сектантов — горы, пронизанной сетью пещер. Ульсиус, страстно мечтавший, чтобы его прозвали Благородным, выслал к сектантам парламентёра с предложением самораспуститься и мирно разойтись по центрам занятости. В ответ он получил предложение отведать чашечку чайку.
Могучий полководец, усмехнувшись, вошёл в пещеру и на следующий день вышел наружу восторженным идеалистом, мечтателем и поэтом. Его явление на глаза своей армии стало причиной самой долгой из документально подтверждённых немых сцен в мировой истории. Чётко и стройно, как по бумажке, он в двух словах обрисовал голодным до битвы людям тщету всего сущего и неоспоримые преимущества ничегонеделания как проявления высшей мудрости, сдобрив речь парой-тройкой только что изобретённых слов. Большая часть войска присоединилась к секте, и после того случая к сектантам уже никто и близко не подходил, а надменных словоблудов приходилось всячески привечать, по возможности затыкая уши и блокируя подсознание. Во избежание.