1 9 5 7
Я не подражаю Оруэллу, взяв четырёхзначное число в качестве заглавия своего небольшого труда. !984-й год в своё время принадлежал неизвестному будущему (которое мы давно уж пролетели). Пятьдесят седьмой – в нашем прошлом, и сейчас мы можем говорить с уверенностью: это был великий год. Стартовал первый искусственный спутник Земли. И стартовал роман И.А. Ефремова «Туманность Андромеды».
Во впечатлительном детском возрасте, бывает, что-то «зацепит» человека – и он с этим живёт всю жизнь.
Самую значительную часть детства, с восьми до пятнадцати лет, я провёл в таёжном рабочем посёлке. При клубе находилась небольшая библиотека. Молодая хозяйка библиотеки была из неравнодушных, образование получила либо в «нашем» Томске, либо в другом культурном центре. Подбор книг был весьма широкий, от «Принцессы Клевской» и «Капитанской дочки» до «Атомного ядра». Но меня стали захватывать книги о том, что находится выше голубого неба. Чёрное безвоздушное пространство, другие планеты, дальние звёзды. Я без особого удивления, но с некоторым разочарованием узнал, что Солнце – всего лишь одна из звёзд, причём ещё и жёлтый карлик. (Могли бы назвать как-то… ну, не так уничижительно!).
Астрономия потянула к себе… Нездешние имена звёзд: Вега, Альтаир, Фомальгаут. Греческие буквы: Альфа Центавра, Бэта Лебедя. Гигантские, немыслимые расстояния, астрономические числа. Световые годы, специально придуманные, чтобы избавиться от множества нулей, от двузначных показателей степени числа «десять». Таинственные и непостижимые парсеки. Млечный Путь, переменные и кратные звёзды, туманности…
— Ты, брат, будешь астрономом, — говорил отец, когда я рассказывал ему о чудовищных светилах, в тысячи раз превосходящих размером и яркостью наше Солнце, о полюсах мира, о галактических временах года…
Увлекало и то, что «поближе»: кольца Сатурна, спутники Юпитера, пояс астероидов, красная планета Марс. Интересны были предполагаемые способы достижения этих небесных тел. Книги рассказывали о философских и технических идеях Циолковского, о ГИРДе (без упоминания фамилий), о запусках на высоту ракет с собаками. И о будущих космических кораблях для человека.
Не помню (о чём сейчас очень сожалею) названий этих прекрасных, полных мечты книг доспутниковой эпохи, имён авторов. Всё-таки был тогда легкомысленным мальчишкой. Отложилось в памяти немногое: «Открытие мира» Бориса Ляпунова, «Следы на камне» какого-то английского автора, «Космические полёты». И, специально для детей – Александр Волков, «Земля и небо».
Почта в посёлок ходила хорошо. Наша семья выписывала и «взрослые» газеты, и «Пионерскую правду». Как-то зимой, в начале 1957 года, на её внутренних страницах стал мелькать заголовок «Туманность Андромеды». Что удивительно, я поначалу игнорировал его – подумалось, что это какая-то неинтересная, сухая, сугубо научная статья. Но однажды внизу увидел картинку: люди в скафандрах, делая какие-то неуклюжие, вымученные движения, пытаются дойти до огромного остроносого космического корабля, сидящего горизонтально, как самолёт… Тут я, наконец, заинтересовался. Прочитал столбец над картинкой – и кинулся собирать предыдущие номера…
Это была всего лишь одна глава – «В плену тьмы». Вслед за мной её прочитали и родители. Маме не понравилась:
— Какие-то звездолёты… Какие-то дикие имена…
— Ничего не дикие, — заспорил я. – Это же далёкое будущее!
Мне имена героев понравились. Эрг Ноор, Низа Крит, Кэй Бэр… Они только усиливали впечатление. Всё там было необычно. Такого я ещё не читал. Уже была, правда, беляевская «Звезда КЭЦ», но это – ближние окрестности. Луна, околоземная орбита… А тут – дальние звёздные рейсы. Преодоление тех самых парсеков. Тогда я ещё не понимал, какой высочайший дух, какое запредельное мужество требуется для таких полётов. Но всё равно они потрясали воображение.
…Весной и летом 1957-го таёжные ветра ощутимо, тревожаще пахли Космосом. Я ходил в смутном радостном ожидании, скрываемом от всех – чтобы не смеялись. Кажется, в «Известиях» наткнулся на статью: «В научных кругах передовых в техническом отношении стран, в частности, СССР и США, обсуждается возможность запуска искусственных спутников Земли. Это будут небольшие металлические шары, возможно, снабжённые радиопередатчиками…».
И этой же осенью – свершилось! С замиранием сердца вслушивался я в частые, словно догоняющие друг друга сигналы первого спутника. Нашего, советского! (А то, бывало, нет-нет да и засосёт в душе: кто вперёд?).
Фантастика начала сбываться. Будущее пришло.
— Скоро начнём летать, как в «Туманности Андромеды»! – объявил я.
— А у Николая она есть вся, — сказал отец. – Он «Технику – молодёжи» получает. Говорит, хороший журнал. Вот там — полностью.
Николай Андреевич Растворов, наш строгий учитель математики (для отца – просто Николай) в зимние каникулы дал почитать годовой комплект журнала. На обложке первого номера я увидел портрет девушки. И если бы она была просто красива… Нет, она была – нездешняя. Она была из Будущего. Сейчас таких нет! Эта аксиома отпечаталась в душе одиннадцатилетнего мальчишки мгновенно и спокойно, без всякого обсуждения.
Сев за стол, я ещё полюбовался девушкой, раскрыл журнал и добрался до нужной страницы. В заголовке увидел знакомых героев. Эрг Ноор и Кэй Бэр, в скафандрах высшей защиты, вскрывали стенку чужого корабля. Рядом был нарисован шар планеты и звездолёт. А в правой части этого триптиха стройная танцовщица летела в прыжке.
Я перевёл взгляд ниже и начал читать:
«В тусклом свете, отражавшемся от потолка, шкалы приборов казались галереей портретов…»
Будущее рванулось вперёд.
В наш хорошо снабжаемый книгами посёлок стала приходить другая фантастика: Алексей Толстой, Георгий Мартынов, Аркадий и Борис Стругацкие, и даже «Магелланово облако» Станислава Лема. Но всё это было уже — вослед.
Пришло и первое книжное издание «Туманности», со всеми главами. И вновь на переплёте – дивное, одухотворённое лицо девушки из Будущего…
Тогда я ещё не мог сформулировать, что же сильнее всего зацепило в этой книге. А зацепил мир, в котором живут герои. И, в гармонии с этим миром — высокий полёт их души.
Сейчас многие говорят, что не хотели бы жить в мире «Туманности». Слишком как-то холодновато, скучновато… У меня подобные разговоры вызывают недоумение: где товарищи успели, мягко говоря, пресытиться нормальной человеческой жизнью? Не думаю, что в нынешней России. И даже не в СССР… Ну, разумеется, скукотища. Болезней нет, с жильём проблем нет, о еде и одежде никаких забот, деньги на фиг не нужны, учись и работай где нравится, отдыхай сколько считаешь нужным, воров и бандитов нет, на улице – ни плевка, ни окурка, ни бомжа, ни хама, ни хулигана. Каждый встречный желает тебе добра. И даже можно по всей Земле пройти босиком, не поранив ног. У, глаза бы не глядели!..
Но самое прекрасное и удивительное – ефремовские люди. Сейчас таких нет! Они только внешне холодноваты. Это – благородная сдержанность, от высокого уважения друг к другу. Но жар души открывается в моменты эмоциональных вспышек! И у каждого – своя возвышенная мечта. И возвышенная любовь, без грана пошлости, о каковой вообще забываешь, читая эту великую книгу.
Пришла весна шестьдесят первого. Мартовское, затем апрельское солнышко стало пригревать. Таяли глубокие сибирские снега. Приближалась распутица. Отец решил вывезти с покоса последнюю копну сена. Он выписал в конторе лесопункта лошадь, привёл, запряг в телегу – на лесной дороге уже местами открылась земля. До покоса было километров шесть. Мы нагрузили сено, перетянули верёвками и двинулись обратно. Дорога была – бесконечное снежно-ледяное корыто с водой. Мы с отцом в резиновых сапогах шли с двух сторон, поддерживая воз. Добрались благополучно. Стали разгораживать прясло, чтобы заехать во двор (дощатых заборов с воротами в нашем посёлке не практиковалось). И тут на крыльцо вылетает сестрёнка и ликующе кричит:
— Человек в космосе! По радио сказали!
Это было двенадцатое число.
* * *
Что было потом? Жизнь.
Мы переехали. Я поступил в медицинское училище. Прошёл через юность, полную изумительных открытий и впечатлений. Прочитал в журнальной публикации «Лезвие бритвы». Кроме литературных высот, увидел в ней художественную энциклопедию по эстетике. Потом, перед институтом, в «Технике – молодёжи» прочитал «Час Быка». Во время учёбы, в «Молодой Гвардии» — «Таис Афинскую».
А потом Иван Антонович умер.
Помню, горько подумалось: шестьдесят пять лет. Лучшие уходят внезапно и слишком быстро…
Но он успел проложить гигантскую дорогу, сопоставимую с Млечным Путём – не столько в пространстве, сколько во времени. От Великой Дуги к Великому Кольцу.
А Будущее между тем затормаживалось, превращалось в непонятно что... Похоже, оно разочаровалось в нас. Умер Королёв. С промежутком в год разбились Комаров и Гагарин. Погиб экипаж «Союза-11». Потом всё выровнялось, но развивалось как-то слишком замедленно и постепенно. Потом начались беды у американцев. А потом погибла страна, запустившая первый спутник и первого космонавта. И уж об этом я здесь молчу.
* * *
«Он всех нас позвал в космос» — сказал Нейл Армстронг о Гагарине. А меня, пишущего эти строки, позвал в космос Ефремов. Что я читал раньше – было всего лишь «подготовкой к полёту».
Я с третьего класса был очкариком. Пришлось выбрать земную специальность. Да и понимал, что до звёздных полётов, скорее всего, не доживу. Надо прежде освоить огромную Солнечную систему. А до этого – научиться летать на Луну.
Но почему не пошёл в астрономы, или в разработчики автоматических межпланетных станций? Не знаю. Спросите у Господа Бога, если он есть.
Но через много-много лет, когда судьба шепнула на ухо: «Пиши!», моими героями стали космонавты и астронавты.
В «Часе Быка» всё внимание читающих и критикующих обычно устремлено к Тормансу с его социальными уродствами (кое-что напоминающими…). А мне бросилось в глаза и другое: как уцелевшие земляне добирались домой. Об этом написано кратко, но – впечатляюще... Неспроста мой главный и любимый персонаж Ярослав – звёздный штурман. По-ефремовски – астронавигатор.
И до сих пор слово «тантра» для меня значит не совсем то, что для Ивана Антоновича. Не столько индийский путь любви и духовного самосовершенствования, сколько название звездолёта.
В начале мая 2007 года участники «Интерпресскона» ездили на могилу И.А. Ефремова. И надгробие увиделось мне чуть по-другому, нежели Андрею Константинову (автору статьи «Светозарный мост»). Из земли чуть наклонно выступает гранитная, с не очень ровным, обломанным торцом, треугольная призма. На той грани, что нависает над землёй, лаконичная надпись: «Иван Ефремов. 1907 – 1972».
* * *
Не совсем лирическое отступление.
«Туманность» в своё время вдохновила художников (Лев Смехов в «Пионерской правде», Александр Побединский в «Технике – молодёжи» и первых книжных изданиях) на прекрасные иллюстрации. А что сейчас? В книжном магазине я покопался в фантастической продукции издательства АСТ. Глянул и на переплёт толстого ефремовского тома («Туманность Андромеды» — «Час Быка»), вышедшего в серии «Классика отечественной фантастики». Коллаж донельзя халтурный, да ещё с такими современными лицами, что я не выдержал. Написал этим издателям письмо: «Всё равно сделать такую обложку, как в 50-х годах, сейчас никто не сможет. Не тот менталитет, господа!». Возможно, они обиделись. Ну и ладно.
цитировать
