Хрупкость

Указующий перст автора изобличает преступника на первых же страницах книги, что весьма неожиданно для романа с детективным сюжетом. Но коль скоро ответ на вопрос «кто» известен, читателю предлагается расследовать не менее важные вопросы — «как» и «почему».

Обратимся же к материалам дела.

Роман начинается с наказания, которому подвергают главного героя. Вместе с коллегами по уголовной стезе он приговорен к заточению внутри астероида — причём сделать его пригодным для жизни и дальнейшего коммерческого использования им предстоит самостоятельно. Эксплуатация человеческих ресурсов, извлечение прибыли — таковы непреходящие (вечные?) ценности, которыми руководствуются гонгси. Эти коммерческие организации — основа мира будущего.

Однако астероидная тюрьма не способна удержать Стеклянного Джека. Оставив за собой несколько трупов, он совершает побег. Чтобы — уже в другом облике — появиться во второй части детективного триптиха.

Новое расследование открывает читателю следующий уровень иерархии власти в Солнечной системе, а в повествовании наконец-то появляется фигура сыщика.

Пятнадцатилетняя Диана любит разгадывать детективные загадки. Как и её старшая сестра Ева, чья сфера интересов — наука и далёкие сверхновые, Диана является наследницей клана Аржан, который специализируется на обработке информации и вместе с четырьмя другими кланами (транспорт, налоги, военное дело, полиция) обеспечивает господство Улановых.

Накануне дня рождения Дианы сёстры отправляются на дно гравитационного колодца, в колыбель человечества — на Землю. Там они сталкиваются с взаправдашним, а не _миртуальным_ (так у автора) убийством.

Диана Аржан, подобно Шерлоку Холмсу или Эркюлю Пуаро, легко вычисляет убийцу, даже двух, но оказывается вовлеченной в грандиозный заговор, от которого зависит будущее человечества.

Закон правит ойкуменой.

В результате Торговых войн власть в Солнечной системе перешла к семейству Улановых, Lex  Ulanova устанавливает порядок торговли и прочих аспектов жизнедеятельности. Кодексу подчиняются все: и кланы, и гонгси, и тем более те, кого в мире Стеклянного Джека называют самполлой, а раньше звали — люмпенами, пролетариями, прекариатами. Триллионы обездоленных, униженных и оскорблённых, чьим домом стали хрупкие и перенаселённые «пузыри», болтающиеся в космосе.

В таких пузырях и разворачивается действие третьего, финального расследования. На сей раз жертвой Стеклянного Джека стал прославленный сыщик Бар-ле-дюк. И несмотря на то, что убийство совершено публично, на глазах свидетелей и очевидцев, способ, которым Бар-ле-дюк был лишён жизни, и даже орудие убийства остаются загадкой.

Убийство в запертой комнате — классическая детективная загадка, разрешать которую приходилось ещё героям Гастона Леру и Эдгара Уоллеса. Робертс предлагает свой вариант решения — нужно признать, довольно изощрённый и совершенно фантастический.

Стоит присмотреться к автору попристальнее.

Адам Робертс — британский профессор, специализирующийся на литературе XIX века. Его работы посвящены Браунингу, Кольриджу, Теннисону, Суинбёрну, а также нашему современнику Фредрику Джеймисону — влиятельному критику и теоретику постмодернизма (кстати, он не чужд фантастике и писал, например, о Платонове и братьях Стругацких). Перу Робертса принадлежат «История научной фантастики» и исследования в области готического романа.

Примечательно, что в библиографии Робертса, размещённой на веб-странице колледжа Royal Holloway Лондонского университета, где он преподаёт, наряду с этими академическими изданиями перечислены и романы, пародирующие книги Толкина, «Матрицу» бывших братьев, а теперь сестёр Вачовски и «Код да Винчи» Дэна Брауна. На русском языке эти книги выходили под названиями «Соддит», «Салямиллион», «Матрица-Перематрица» и «Треска ва Динчи».

На первый взгляд пародии с дурашливыми названиями плохо сочетаются со статусом литературоведа и историка фантастики. Однако желание знатока поиграть с жанровыми клише вполне понятно, да и читаются такие романы, куда лучше книг, в которых осуществляется самосборка таких клише с небольшой помощью горе-писателей (участвует ли в этом процессе их сознание — вот вопрос, достойный Питера Уоттса).

И всё же, может быть, под личиной респектабельного профессора, добродушно подтрунивающего над расхожими штампами (да-да, убийца — дворецкий) скрывается кто-то ещё?

Свидетельствует Ким Стенли Робинсон, автор романа «2312»:

«Вся научная фантастика — политическая. Когда ты рассказываешь о будущем человечества, нужно продумать историю, которая привела людей к этому моменту. В ней ты неизбежно продвигаешь какие-то политические идеи».

«Стеклянный Джек» подтверждает максиму писателя, принадлежащего к тому же лагерю (в политическом, а не уголовном смысле слова), что и Робертс. Роман насыщен левыми идеями. Здесь и классовое расслоение общества, основанное на имущественном и информационном неравенстве. И детальное изложение того, как функционирует экономика Солнечной системы, связанная с долгосрочными инвестициями, диверсификацией бизнеса и сокращением издержек. И, конечно, идёт речь о Революции. Как и многие другие фантасты, Робертс видит причину (и возможность) общественных изменений в открытиях науки и достижениях техники.

Освободить человечество из-под власти Улановых способна БСС-технология — способ перемещаться быстрее скорости света. И что примечательно: о существовании БСС-технологии (этого типичного макгафинна по Хичкоку) доподлинно неизвестно. Оно лишь предполагается участниками заговоров и интриг, призванных разрушить власть Lex Ulanova. Так, по классику другого жанра, идея, овладевшая массами, становится материальной силой.

Впрочем, Робертс — не апологет революции. Писатель не ждёт от неё радикальных перемен. Ещё в дебютном романе «Соль» (2000) он описывал, как колонисты на далёкой планете, казалось бы освободившееся от былых социальных иерархий, снова (и снова!) выстраивают прежние структуры власти.

Так и «Стеклянный Джек» открывается отображением того, как объединённая общими бедой и целью горстка заключённых трансформируется в группу с доминирующими альфа-лидерами и омега-особями.

Доминирование, как и подчинение, является частью биологической природы человека. А иерархия власти, берущая начало в малых группах и сообществах, пронизывает собой всё общество, вырастая, сообразно экспансии Homo sapiens, до размеров Солнечной системы.

Лишь хрупкий, отчаянно хрупкий покров цивилизации и культуры, общественного договора скрывает неприглядную истину о животной, звериной даже, основе социальных структур и механизмов.

Неслучайно легендарный Стеклянный Джек на поверку оказывается не таким уж и революционером, намереваясь не столько изменить «систему», сколько ослабить давление «железной пяты» власть имущих на тех, кто находится на дне общества.

Впрочем, большой «революционный» нарратив в романе оказывается на обочине детективного сюжета, полного литературных аллюзий и реминисценций. И пусть все загадки разгаданы (вы же помните, убийца — Стеклянный Джек), читатель, привыкший к большей сюжетной определённости, рискует разочароваться. Ведь за пределами романа оставлены не только перипетии дальнейшей революционной борьбы (всё-таки революция перманентна — «есть у революции начало, нет у революции конца»), но и судьбы главных героев.

Повествование вообще слишком фрагментарно, осколочно.

Однако автора следует оправдать.

Реалии будущего истолковывает специальный глоссарий. Что, если вдуматься, намного лучше неуклюжих реплик персонажей, вздумавших объяснить друг другу что к чему.

А лакуны в истории этого мира заполняют замечательные стихи (в переводе Николая Караева), которые напоминают то ли баллады Киплинга, то ли «Песню космических негодяев» Высоцкого.

Стихотворные строки и стоящие за ними образы кодируют и передают очертания и приметы грядущего мира с силой, подвластной лишь пророкам и прорицателям.

Начни с нуля, одолей матчасть! За воспоминания уцепись!

Скинь с небес старика Эйнштейна, хотя бы теорией поделись!

-----

Адам Робертс. Стеклянный Джек. – М.: АСТ, 2016.

Пер. с англ. Н. Осояну