Последний роман из трилогии про Геда, пожалуй, самый прекрасный. Технически он почти идеально завершает круг, выводя самого героя и ситуацию вокруг него на новый виток спирали. В первом романе Гед выпустил свою тень и вынужден был гнаться за ней почти до конца мира, а старый archmage умер, закрывая открытую им щель между мирами. Второй роман — очень-очень камерный, ограниченный не только определенным островом, но более того — конкретным подземельем. Все происходит в одном месте, и скитания по лабиринту представляются некоей противоположностью свободному движению по морю. И, наконец, в «The farthest shore» Гед опять отправляется в путешествие куда глаза глядят, только в этот раз исправляя зло, причиненное другим, но также заплатив за это высокую цену.
Не надо прилагать особых усилий, чтобы сообразить, что все путешествия Геда в каждой из этих книг — такая расширенная юнгианская метафора самопознания. Он борется не столько со внешним злом, сколько со внутренним — и Ле Гуин прекрасно рисует это в романе. Колдуны, наиболее восприимчивые представители народа, первыми пострадали от того, что в мире «стало что-то не так», начали забывать свое искусство и самих себя. Постепенно от этого начали страдать и простые люди, пока не осознавая, что же именно происходит, но остро чувствуя это «не так». Никакого внешнего зла не произошло, никакие банды орков и гоблинов не нападали на мирные острова — но сомневаться в существании зла, которое заходит изнутри, не приходится.
«Дальний берег» — еще и история про передачу опыта, преемственность поколений. Юный спутник Геда обещает стать великим королем (хотя об этом пока мало кто знает, а меньше всего — он сам), но до этого еще очень далеко. Но именно то, что делает Гед сейчас, вынесенный им из этого плавания опыт и сделает его таким, я думаю, и Гед делает это совершенно сознательно. Он не разглядел в мальчике никакого короля — скорее, материал, из которого можно сделать короля, и одним действием решил убить двух зайцев.
Меня очень задевает лично в этой книге изображение мира мертвых — этот тихий мир сумерек, где не происходит ничего ужасного, но никто ничего не делает и никто никого не узнает. Тюрьма без границ и без наказаний, тюрьма внутренняя. Почему-то мне кажется, что именно этот вариант загробного существования самый правдивый — во всяком случае, умирающий мозг скорее нарисует тебе именно такую картину, чем чертей или ангельское пение. В этом есть какая-то жутковатая, но успокаивающая правдивость.
цитировать
свернуть ветку