...12
Коробейников затруднился бы описать тех тварей, которые выплыли в эти минуты в салатную вышину над их головами. Больше всего они напоминали кактусы, поросшие полуметровыми иглами. Кактусы эти бесшумно парили, расстелив по воздушным потокам тончайшие полупрозрачные перепонки. На первый взгляд выглядели они игрушечно, но шутить не собирались. Земляне убедились в этом, когда один из кактусов плавно вошел в пике и, с силой выбросив из тела своего черный трехгранный шип, всадил его в заднее сидение джипа рядом с капитаном. Рохелио ругнулся по-солдатски, трехэтажно, и, задрав в небо ствол автомата, начал сосредоточенно дырявить колючую тварь, пока та не съежилась в жалкий комок плоти и не ухнула за барханчики, трепеща по ветру лохмотьями перепонок.
— Подберем? — спросил Коробейников.
— Позаботься лучше, чтобы они сами тебя не подобрали! — огрызнулся Рохелио, бросая Михаилу на колени другой "свенсор". — Бей по тем, что справа!
Михаил передернул затвор и взглянул вверх.
Кактусы, разбившись на звенья, заходили на джип сразу с двух сторон. Глухо ударили в борта машины тяжелые иглы. Сын Прерий дал газ, бормоча шепотом старательно выученные разноплеменные ругательства. Михаил вдруг пожалел, что не научил Юджина чему-нибудь настоящему, по-русски трехэтажному, родному. Может, веселее бы сейчас жилось? Очереди двух автоматов разметали атакующих. Но из-за низкого горизонта прилетали новые, и не было конца их колоннам.
— Хана нам, ребята! — сказал Коробейников по-русски. Но его поняли.
— Не дрейфь, Мигель, — толкнул его плечом Рохе, — даст Бог — успеем добраться до форта. Видишь, он уже показался.
-Бог? — не понял Михаил.
-Нет, форт!
И действительно, из песков миражом вставал приземистый прямоугольник бетонного здания.
Снова о металл застучали шипы. Тихо ойкнул Рохелио, выдирая
из ляжки иззубренный шип. Михаил ответил налетчикам новой очередью. Одна из подстреленных тварей, громыхнув иглами, упала на капот джипа. Михаил, перегнувшись через ветровое стекло, втащил ее в кузов. От кактуса остался только клок дырявой болони с иглами, да метра два измочаленных крыльев. Ни скелета, ни внутренностей. Пустышка. Новый шип, упав сверху, пробил Михаилу кожу между большим и указательным пальцами правой руки и намертво приколол ладонь к рукоятке автомата. Коробейников, не прекращая стрелять, отломил торчащий конец и отбросил прочь. А атака продолжалась.
Подходили основные силы противника. Спасение можно было найти только в форте. Однако, уже отсюда, за полкилометра, видно было, что тяжелые створки ворот его затворены.
— Вот теперь уже — "хана"! — почему-то веселым голосом сказал капитан, старательно выговорив непривычное русское слово.
Но раздался железный лязг, и створки начали медленно расходиться. Лязг этот радовал душу, но еще более приятный звук перекрыл ржавое скрежетание: из вращающейся башенки а крыше бункера по кактусам ударил тяжелый спаренный пулемет.
— Скажи, Мигель, ты веришь в призраки? — тихо спросил Рохе.
Юджин на полном ходу влетел в узкую еще щель между створками, классно крутанул машину на узком пятачке захламленного дворика,
и, пригибаясь под дождем стрел, трое ринулись в двери воздушного шлюза.
13
Рохелио рухнул в кресло, взметнув к потолку облачко мутной голубой пыли и начал сдирать с лица маску. Резина отдиралась от кожи с сочным чмокающим звуком. Михаилу тоже мучительно захотелось сесть. Удивительно, как может в одно мгновение обессилеть человек, только что показавший чудеса прыти. Вот что значит — нервный стресс! На подгибающихся ногах он добрался до другого кресла. Сын Прерий шлепнулся прямо на пол. На потолке заработал кондиционер. Михаил тоже снял маску, смел пылищу с журнального столика и бросил туда свою синюшную личину. Юджин в конце концов поступил так же, встал, и, волоча за ремень свой "свенсор", добрел до третьего кресла. Четвертое пустовало. Оно ждало призрака.
Коробейников окинул взглядом стандартный холл. Бросалась в глаза запущенность, необжитость. Глазу не на чем остановиться. Зато на Рохе любо-дорого посмотреть. В очах — ни следа соколиной
удали, скорее испуг, если не сказать большего. Часто-часто он глотает слюну и смотрит на лестницу, ведущую на второй этаж. Ждет чего-то. Ну и пылища здесь!
Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Коробейников спросил капитана, хотя и знал ответ заранее:
— Рохе, если не ошибаюсь, "гаррота" по-испански — это удавка?
Тот молча кивнул. А по винтовой лестнице к ним уже спускался, весело похохатывая, румяный местный призрак. Он был одет в видавший виды мундир, и звездочки на капитанских его погонах тускло поблескивали. Весь он был гладенький, розовый, кровь с молоком. Прелесть, в общем, а не привидение!
— Привет, Рохе! Здравствуй, чертушка! — заорал он, перемахивая через лестничные перила. Рохелио подался навстречу.
— Педро! Ты жив? А мы уж там тебя отпели, как положено. Думали, крсти твои давно голубым песком замело!
— Замело, да не мои! — хохотнул Педро. — Ну, рассказывай, рассказывай! Все-таки пять лет жить без новостей трудновато! Скучно, как в сельве. Нелегка, братец, долюшка дезертирская!
— Почему дезертирская?
— А как же иначе? Давай уж называть вещи своими именами. Кто я еще, если не дезертир? Самый настоящий. Испугался, скис и осéл на Гарроте. Все-таки спокойнее, чем метаться по плацдармам. Это, конечно, не рай, и даже не Залив Сьесты. Но от здешних-то хоть знаешь чего ожидать!
— Да уж, выбрали вы себе компанию! — усмехнулся Юджин. Он отстегнул от пояса флягу и начал с аппетитом хлебать свое виски.
Глядя на него, Коробейников даже пожалел, что у него во фляге на ремне болтается всего-навсего кофе с коньяком. Он встал и протянул руку офицеру:
— Что ж, давайте знакомиться! Мигель.
— Педро Гитано, связист, — учтиво представился дезертир и пожал руку Коробейникову так сильно и крепко, что из ранки на ладони брызнула кровь.
— Зацепило? Надо сделать укол и перевязать. А вообще-то, ничего, шипы не ядовитые. Раны, обычно, даже не воспаляются. Аптечка в углу.
— Юджин О'Ши, — протянул руку Сын Прерий.
— Ну вот, мы и знакомы! Сейчас будем обедать. А пока, если не желаете остаться без транспорта, советую загнать джип в гараж. Иначе, как бы не пришлось назад пешком возвращаться!
Юджин обреченно вздохнул и, прихватив автомат, нехотя вышел.
— Ну вот... А я пока — на кухню. Михаил с Рохе остались вдвоем.
— Ты знаешь, Мигель, мне кажется, не всё здесь в порядке! В последний раз я видел Педро почти пять лет назад, как раз после восстания галахов. У меня хранится фотография той поры. Офицеры
связи на пикнике. Так вот, Гитано с тех пор совершенно не изменился. Ни морщинки не прибавилось. И ты заметил, какой он сытый, ухоженный? И мундир... за пять лет от мундира должны были одни
лохмотья остаться.
— А ты мне расскажи, отчего ее забросили, эту Гарроту? Все-таки денег на нее уйму угрохали: форт, железнодорожная ветка...
Капитан встряхнул ладонью шевелюру, сбросив на пол пригоршню песка и сказал задумчиво:
— На Гарроту мы вышли быстро. Это был то ли второй, то ли третий из открытых нами плацдармов. Правительство тогда дрожало над каждым. Никто не знал, удастся ли выйти на новые. На Сафари, Гарроте и в Заливе Сьесты сразу же организовали базы, начали строить бункеры, разместили гарнизоны... Эта пустыня, по которой мы ехали, — богатейший медный рудник. Знай только греби песок и плавь металл. Вот только организованные разработки нам пока не по зубам. Сам ведь знаешь, какие у нас в сельве дороги. И здесь — трудности. Появились эти "кактусы". С непривычки впечатляют. Мы загнали сюда два эксковатора. Ты обратил внимание, они до сих пор торчат в котловане, километрах в двух от дороги. Впрочем нет, их оттуда не видно. Так вот, в первую же ночь с ними произошла какая-то чертовщина. То ли подменили машины, то ли поменяли в нихструктуру металла. В общем, стали не экскаваторы, а детские игрушки в натуральную величину...
Рохелио замолк и прислушался. В тамбуре раздались шаги Юджина. Сын Прерий вошел, вороша ладонью волосы, вытряхивая из них пыль, и скрылся в душевой. Послышался шум воды.
— ...В общем, рудник законсервировали и, поскольку с Гарроты пока взять было нечего, а плацдармов новых к тому времени наоткрывали предостаточно, про этот словно забыли. А потом как-то явился отсюда солдат. Весь седой и сказать ничего не может. Тронулся, бедняга. Я его помню. Он до этого вестовым у полковника был. Симпатичный такой парень, молоденький. Послали на Гарроту батальон. Пришли, а в форте — одни трупы. Экспертиза показала — друг друга перестреляли. А почему — непонятно. Вот тебе и гарнизон. Решили от греха подальше этот плацдарм вообще на время "запечатать".
Капитан закурил, сделал несколько затяжек и раздавил сигарету о каблук.
— А откуда тогда здесь взялся Гитано? — осторожно спросил Михаил.
— Это уже месяца через два послали на Гарроту группу связистов демонтировать ценную аппаратуру. Ее на Мардук хотели перебросить. Так вот, — послали пятерых, а вернулись трое. Надо будет еще спросить у Педро, куда девался сержант Ортега. Так-то вот!
Помолчав, Рохелио добавил:
— Кстати, а ты заметил во дворе скелеты?
***
Гитано был жутко болтлив. За обедом, который по времени походил скорее на ранний ужин, он не давал никому сказать ни слова, задавал Рохе вопросы, тут же сам на них отвечая; перескакивал с
темы на тему. У Михаила создалось впечатление, что румяный дезертир специально не дает им сосредоточиться, остаться наедине с мыслями.
Наконец Юджин, запуская крепкие белые зубы в какую-то местную "репу", напоминавшую по вкусу крутое земляничное желе, с полным ртом перебил капитана:
— И ты на этом продержался пять лет? Без мяса, без хлеба...
— А чем не закусь? — улыбнулся Гитано. — Вкусно, сытно и сеять не надо — сама растет. Но вот чего мне в эти годы действительно не хватало так это баб. Вы — тоже хороши — нет бы захватить с собой девочек. Рыжую бы Мануэлу из кантины... Как она там, кстати?
— Мануэла? — поднял брови Рохе. — Эко вспомнил! Третий год как выслали. Галахская связная твоя Мануэла оказалась. Теперь сидит, наверное.
Гитано с аппетитом закурил сигарету, которую предложил ему Коробейников. Сын Прерий в это время решал, продолжить ли ему разговор про баб или порасспросить капитана о чем-нибудь поинтереснее, но потом хлопнул себя по лбу и рассмеялся:
— Я же двери в гараже не затворил, — и добавил по-русски, стрельнув взглядом в Михаила, — вот мать ее ети!
— Во! — в ответ ему хихикнул Гитано. — Значит, можешь не торопиться. У нас на Гарроте за барахлом глаз да глаз нужен. Держу пари, что ваша "тачка" уже накрылась. Домой пешочком потопаете.
Эти гады у меня однажды даже трансформаторную будку подменили!
— Кто? — не понял Коробейников.
— А я знаю? — снова хихикнул капитан. — Подменят, и с концом.
И не выследить их, засранцев. Кон-спи-ра-ци-я... Ну, пойдем, глянем на вашу колымагу! Только маски не забудьте. А мне не нужна. Привык к здешнему воздуху.
По винтовой лестнице они спустились в гараж. Джип, целый и
невредимый, стоял рядышком с пятнистым, приземистым бронетранспортером. Михаилу почудилось что он услышал приглушенный резиной фантомасьей маски вздох облегчения.
— Рано радуешся! — Гитано хлопнул Юджина по плечу. — Попробуй завести мотор.
Коробейников удивился, что в бедном кислородом воздухе гаража лицо веселого дезертира даже не утратило своего румянца. Он попробовал приподнять маску и вдохнуть, но сразу понял, что ему не
удалось бы освоиться в этой атмосфере и после пятилетних тренировок. Тогда он отошел и опустил тяжелую заслонку двери гаража, а когда заработали механизмы воздухоочистки, с наслаждением содрал с лица успевшую прилипнуть к коже резину. Сын Прерий последовал его примеру и вспомнил русскую "Фенью".
— Не заводится! — виновато сказал он, вылезая. — И впрямь — накрылась. Он несколько раз пнул колесо здоровенным своим ботинком. А Гитано, все так же улыбаясь, встал рядом, вытащил из кармана перочинный нож и без малейшего усилия отхватил кусок дверцы.
— Полюбуйтесь, какие они, подменыши! Смотрите сюда. Все нагнулись над искалеченной дверцей.
— Резина! — разочарованно сказал Юджин, тыкая пальцем в срез.
Красная масса, которой какие-то неведомые шутники подменили металл, действительно напоминала очень упругую резину.
— И с этим то же самое, — сообщил Педро, вгоняя нож по самую рукоятку в броневую стенку транспортера. — Та же резина! — И он, не вытаскивая лезвия из стенки, прорезал на пятнистом боку машины крупные буквы своего имени. Красные кривоватые силуэты букв
зарастали на глазах.
— И у джипа дверца к утру будет как новенькая. Им бы волю, они
бы тут весь форт подменили.
За разговорами засиделись допоздна. Гитано рассказывал им о своем житье и требовал от гостей того же. Он, как мальчишка ваpенью, обрадовался юджиновскому виски, конфисковал его и сосал
персонально, то бледнея, то багровея от удовольствия. А удовольствие, надо сказать, было очень сомнительным: техасец экономил на напитках и дешевле его пойла была только пальмовая тарача.
Гости же с удовольствием глушили хозяйское питье из земляничной репы и не могли нахвалиться: и вкусно, и ядрено, и закусывать не надо — само идет.
— А самое интересное — спирта в самогоне — ни капли. Совсем иной принцип! Я вам, парни, в баклажку отолью, как прощаться станем. Помянете дома старого Педро... Эх, кабы сюда, да еще фляжечку!.. Нет, парни, расскажите лучше, как там Папа Цып, репей ему в душу!
— Цып, как Цып, — улыбнулся Рохе. — Сел в уютное президентское кресло, квохчет себе, лапой гребет — не от себя, конечно... В общем, нисколько не изменился.
Как ни странно, Гитано ничуть не был удивлен приходом к власти Кюхельхена, а продолжал расспрашивать Рохе об общих знакомых:
— А полковник Фуэнтос?
— Полковник? Бери выше — генерал. После восстания повысили сукина сына. Теперь в столице, в генштабе контрразведкой заправляет. А майора Дали галахи повесили. Выкpали, когда он с аэродрома возвращался и вздернули в Сером Урочище, где он в девяносто восьмом заложников расстреливал. Честь по чести вздернули, даже виселицу сколотили. И на грудь ему приговор прикололи, по всей форме составленный. Мол, именем народа, за зверства и садизм... так вот!
Они выпили за упокой души зверя и садиста Дали, за процветание сукина сына Фуэнтоса и за Папу Цыпа, репей ему в душу.
— Слушай, Педро, а куда ты сержанта дел? — вдруг трезво спросил радушного хозяина Рохе. — Он ведь с тобой оставался.
Гитано трезветь не стал, а пьяно хихикнул и, встав, поманил гостей за собой:
— Пойдем-ка!..
В соседней комнате пахло застарелой гнилью и засохшей плесенью.
Сквозь опущенные на бронестекло окон жалюзи скудно сочился мерцающий свет звезд. В этом неверном блеске Михаил смутно различил сидящую в полоборота к ним в кресле у окна неподвижную фигуру.
— Сейчас повидаетесь! — многообещающе хихикнул Педро, шаря по стене в поисках выключателя. — Сейчас...
Лампочка вспыхнула на мгновение и взорвалась, обдав всех дождем стеклянных осколков. Но и за короткое мгновение света Коробейников разглядел в деталях то, чему никак уж не должно было найтись место в этой комнате. Прямо на него глянула пустыми глазницами высохшая мумия в истлевшем мундире с сержантскими нашивками. И голубоватая от пыли сталь тяжелого пистолета в костяной руке. И черная дыра вместо левого виска.
— Вот он. Кончился Ортега!
— Ты что-же, Педро, так с тех пор его и не трогал? — с дрожью в голосе спросил Рохелио уже в коридоре, когда дверь в страшную комнату закрылась за их спинами.
— А зачем? Он мне не мешает, я — ему. Комнат свободных в форте до фига, в эту заходить мне особой нужды нет, а вылезать лишний раз на улицу по похоронным делам — себе дороже. Так что лучше — пусть сидит себе. Вот ведь как в жизни бывает: самый тихий парень был в нашем гарнизоне, самый спокойный и рассудительный, а спятил на четвертые сутки. Пойдем, выпьем, кабальерос!
После этого беседа свернулась в четверть часа. Гитано развел гостей по комнатам. Михаил слышал, как Юджин за стенкой вытряхивал из простыней пыль веков, чихал и поминал "едрену Фенью". Самому ему было противно возиться с постельным бельем. Он содрал его и бросил в угол, а сам, не раздеваясь, прилег на жестком армейском матраце.
Понемногу он задремал. Проснулся оттого, что прямо на лицо ему с потолка упал кусочек штукатурки. Как это бывает иногда, сонливость ушла. Михаил долго лежал с открытыми глазами, бездумно глядя в сторону окна, думал о Ленке. Как она там? На Неве сейчас уже за полдень перевалило.
Потом Коробейников поймал себя на том, что рассматривает, и давно уже рассматривает, странный изломанный силуэт, раскорякой прилепившийся снаружи к окну. Жалюзи дробили этот силуэт на части и поэтому мозг не сразу воспринял его как единое целое. Там, снаружи, был кто-то большой, похожий на тритона. Виднелась только верхняя половина туловища: голова, грудь и короткие тонкие руки с веером длинных пальцев. На голове топорщился то ли гребни, то ли уши, похожие на крылья нетопыря, а глаз не было вовсе. И еще Коробейников заметил, что каждый палец незнакомца кончается круглой лепешечкой с когтем.
Михаил машинально нащупал в кармане пистолет, осторожно вынул его и сунул обратно. Не стрелять же так, без повода! Да и стекла в окнах бронированные. Коробейников тихо поднялся и, не спуская глаз с силуэта в окне, вышел из комнаты. Незнакомец за стеклом не шевелился. Михаил осторожно спустился вниз, стараясь не скрипеть лестницей, напялил осточертевшую фантомаску и скользнул в шлюз.
Тихонько лязгнула дверь. "Как бы не вспугнуть!" — подумал он, придерживая рукой ее холодную, покрытую налетом ржавчины поверхность. Пистолет снова был наготове.
Михаил вышел во двор и, пригибаясь, запетлял промеж разнообразных резиновых подменышей: не предназначенных для езды мотоциклов, упругих на ощупь "стальных" контейнеров, мимо кучи силикатного кирпича, который, если разобраться, и не кирпич вовсе. Поворот за угол — и вот уже видны слепые окна его комнаты. И никаких визитеров. Пусто.
Коробейников сплюнул и тут же пожалел об этом: в маске все-таки. И сейчас, когда Михаила уже ничто не держало на улице, он услышал, наконец, дыхание этого мира. Безлунное небо было густо забрызгано крупными кляксами звезд. Звезды висели над стенами форта, живые и неестественно светлые, подрагивая от чуть заметного ветерка. А с невидимой отсюда песчаной равнины тянулось монотонное: "фью-ю-у-у-уч-чи-и-и-... фью-ю-у--у-уч-чи-и-и..." и только "фью-ю-у-у-уч-чи-и-и" без конца.
"Чем плох этот мир? — подумал Коробейников. — Ничем". Конечно, мы здесь чужие, но, если прийти в него не просто за медным песком, а попробовать разобраться во всей его сложности, попытаться его понять, к этому миру можно привыкнуть, а может быть, даже и полюбить. Так же, как капитан Гитано. А ведь кроме него и не пытался никто"...
Пробуя намурлыкать песенку, Михаил пошел назад, к шлюзу. Вывернув из-за огромного, поблескивающего под звездным светом контейнера, он чуть было не налетел на стоящего к нему спиной человека. Подавив в себе желание вскрикнуть, Коробейников бесшумно шарахнулся назад, в густую тень. Высунул голову, пригляделся: Сын Прерий! Тфу ты! И чего не спится сукину сыну?! Юджин стоял в напряженной позе, как сеттер над куропаткой, и прислушивался к голосу пустыни. Михаил тоже инстинктивно прислушался, но ничего, кроме слышанного уже "фью-у-у-у-уч-чи-и-и" пустыня ему не сказала.
Юджин тоже, казалось, успокоился и осторожно двинулся вперед. В его движениях сейчас было что-то от тигра. "Шер-хан!" — подумал Коробейников с раздражением. Юджин подошел и склонился над тем местом, где утром Рохелио заметил чьи-то останки. Михаила даже передернуло от мысли, что техасец шарит сейчас голыми руками по ребрам скелета.
Юджин выпрямился и в его руке сверкнул игольчатый луч потайного фонарика. Потом, так же осторожно, поминутно оглядываясь, Сын Прерий пошел к двери шлюза. У входа он содрал с рук и забросил подальше за мусор тонкие селиконовые перчатки. Коробейников остался на улице, переждал с четверть часа и вошел в шлюзовую камеру.
Пробираясь по коридору к своей комнате, он обратил внимание на дверь "склепа" сержанта Ортеги. В замочной скважине торчал тусклый ключ. Брелок на нем легонько раскачивался. Затаив дыхание,
Коробейников на цыпочках прокрался мимо. Уже входя в свою комнату, он инстинктивно оглянулся. Дверь, мимо которой он прошел была чуть приоткрыта. Из нее высунулась тонкая, неестественно белая рука, вынув ключ, стукнулась о косяк с негромким костяным треском и исчезла. Послышался звук запираемого изнутри замка.
"Чертовщина какая! — подумал Михаил. — Не форт, а усадьба с призраками!" Он представил себе, как мумия сержанта-самоубийцы там, в комнате, идет к своему креслу, покручивая на пальце английский ключик и пытаясь насвистывать безгубым ртом какую-то веселую мелодийку. Пришлось даже помотать головой, чтобы прогнать это видение.
Он заперся в своей комнате на два оборота ключа, забаррикадировал дверь письменным столом и только после этого почувствовал себя в относительной безопасности.
14
Рохелио нервно поглядывал на часы. До открытия Двери оставалось не так уж много времени. Гитано суетился среди гостей, не зная, чем им услужить. Он то нервно похохатывал, рассказывая
взахлеб старые анекдоты, то мрачнел и надолго умолкал. Коробейников пытался как следует запомнить его напоследок: до жути колоритная фигура!
Сын Прерий с каменным лицом чистил ручной пулемет, когда Гитано, кряхтя от натуги, приволок в комнату большую флягу с самогоном.
— Вот, — сказал он, вытирая потный лоб рукавом мундира, — гос-тин-чик... Угостите наших там, на Большой Земле. — И продолжил, обернувшись к Рохелио. — С тебя, дружище, обещаний я никаких не беру. Знаю, отчет писать будешь обязан. Передай командованию, что форт в полном порядке. Пусть шлют новый гарнизон. — Помолчав, Гитано добавил грустно. — Видно до могилы не избавиться мне от нашей вшивой конторы! Впрочем, надоело одиночество. Буду готовить форт к приходу гарнизона. Домой вернусь и, если не пошлют под трибунал, уволюсь к черту из армии. Как вы думаете, парни, ведь не посчитают же там меня и в самом деле дезертиром? Ведь отмажете, а, если что?
Рохе молча кивнул капитану.
— Так, может, с нами пойдешь? — спросил Михаил.
— Нет, у меня еще урожай не убран. Репу надо выкопать, самогону наварить, для тех, кто сюда приедет.
— Ладно, с богом! — вмешался Юджин. Он застегнул на плечах ремни с висящей на них флягой, гадливо морща рот, натянул кислородную маску и, поправив трущий шею пулемет, взгромоздился на зеленый армейский велосипед. Гитано услужливо приладил у него на спине импровизированный щит из оргстекла, который должен будет в поездке защищать его спину от выстрелов кактусов. Теперь техасец напоминал издали тачку, груженую утильсырьем. "Вот и все, — подумал Коробейников в ту минуту, когда и ему крепили на спину щит, — Вот всё и кончилось. Интересно, как примут Гитано на Земле? Ведь его поступок можно расценить и как предательство, и как подвиг во имя колониальной политики Фаргелета. Могут орден дать, а могут и..." О грустном думать не хотелось.
Открылась дверь шлюза. Первым, вихляя на старом дребезжащем велосипеде, покинул гостеприимный форт Юждин. Он прокатил по песку метров десять и позорно загремел к подножию ближайшего барханчика. Он запутался в велосипеде и навешенной на него амуниции, а теперь, глухо рыча под маской, пытался подняться. Рохе и Михаил соскочили со своих велосипедов и поспешили к нему на помощь.
Освободили, подняли, поправили на спине оргстекло.
Капитан Педро Гитано без кислородной маски стоял у ворот форта и наблюдал за ними. Потом поднял руку и помахал на прощание. И в ту минуту, когда Коробейников отряхивал комбинезон Юджина, а капитан подавал тому велосипед, техасец спокойно, как на учениях, прицелился и дал в сторону Педро длинную пулеметную очередь.
Радушного хозяина пули отбросили к стене, распяв на голубоватом от медной пыли бетоне. Коробейников ясно увидил красную дыру, открывшуюся у Гитано над переносицей, отлетевший в сторону палец, и второй, повисший на лоскутке кожи. А когда Юджин опустил дымящийся пулеметный ствол, Михаил заметил в глазах его животный ужас: Педро медленно поднимался. Печальная улыбка так и не сошла с его лица. Он поднял руку, оторвал и бросил свисающий палец, потом, как ни в чем не бывало, помахал своим убийцам. С оглушительным воплем Юджин вскочил в седло велосипеда. Отброшенный ручной пулемет полетел в сторону. Коробейников и капитан поспешили следом. Уже отъехав порядочно, Михаил обернулся. Гитано продолжал махать им вслед трехпалой рукой.
Потом налетели полчища кактусов. Даже на птичьих базарах Камчатки Михаилу не приходилось видеть над головой одновременно столько птиц. Зеленое небо посерело от стай. В песок вонзились первые иглы.
Это был настоящий ливень. Езда на велосипеде по песку изматывает сама по себе. Если прибавить к этому сомнительному удовольствию кислородные маски на лицах и продырявленные в десятках
мест шины, то можно представить себе, что это была за гонка.
— Все, не могу больше! — прохрипел капитан. Вот уже несколько минут он ехал с Коробейниковым бок о бок. Велосипед Рохелио вильнул и завалился на бок. Седок приземлился на четвереньки и
скорчился под своим прозрачным щитом. Впрочем, оргстекло щита уже перестало быть прозрачным, всё покрытое тысячами микроскопических бороздок от ударов черных игл. Михаил остановился и
спрыгнул на песок рядом с капитаном. Они стояли на четвереньках, голова к голове, подтянув под щиты руки и ноги.
— Не успеем до закрытия Двери! — хрипло прошептал Рохе. — Что делать будем, Мигель?
— Жить будем, Рохе!
Скрип тормозов.
— А, Сын Прерий! Вернулся. А мы уж думали, что до Вашингтона без передышки докатишься.
— Нельзя мне без вас возвращаться! — мрачно буркнул техасец.
— Располагайся, дорогой! — пригласил его "к своему шалашу" Коробейников. — Посидим, поболтаем. О погоде, например. Накрапывает, вы заметили? Кажется, дождик собирается...
— Брось, Мигель! Скажи лучше, Юджин, какого черта ты начал стрелять?
— Это же скотство, стрелять в живого человека! — добавил Михаил.
— Не в живого, и не в человека. Сами видели. В таких серебряными пулями стрелять надо. Упыри!
— Скажи, Юждин, ты верующий? — елейно спросил капитан.
— Адвентист, — буркнул техасец.
— Так вот, советую помолиться. Сейчас наш друг Педро придет сюда получить с тебя, да и с нас заодно, свой должок!
Юждин в ответ длинно выругался по-английски, Коробейников такого ругательства не знал.
— Так почему же ты стрелял, Юждин?
— Да понял я, что он не человек. Ночью ходил к скелетам. У одного в кармане была офицерская книжка на имя Педро Гитано. У второго — документы Ортеги. Так что и мумия в комнате — тоже резиновая. Не удивлюсь, если эти два покойничка и впрямь пустятся за
нами вдогонку. Нет, ребята, бежать надо!
И они снова оседлали велосипеды.
Перед ними из ниоткуда брала начало узкоколейка. Они снова стояли на четвереньках у ее истока и ждали. По оргстеклу на их спинах продолжали часто-часто барабанить иглы.
— Эх, лазер бы сюда! Видал я раз на полигоне одну игрушку... — мечтательно сказал Юждин. — Ох, как бы они у меня горели!
Михаил щупал pельсы. Стpанное это было ощущение: pельс кончается, а тоpца у него нет. Мистика!
— Осталась четвеpть часа, — объявил Рохелио. — Пpедлагаю подкpепиться. Пpигнись, Мигель! Коpобейников пpигнулся. Капитан вытащил из кобуpы пистолет и пpостpелил навылет pюкзак техасца. Оттуда двумя стpуйками хлынул земляничный самогон.
— Пей, Мигель, не стесняйся! — усмехнулся Рохе, пpипадая к своему отвеpстию. — Больше такого нам не пить! После секунды pаздумий Михаил последовал его пpимеpу. Сын Пpеpий, стоя на каpачках с мокрыми штанами, матеpился на восьми языках. Ведь чтобы снять со спины флягу, ему пpишлось бы отстегнуть пластмассовый щит.
— Теpпи, Юджин, теpпи! — уже в полный голос смеялся капитан. — Это pасплата за все, что ты сегодя наделал.
Земляничный самогон был хоpош и без закуски. И вкусно и ядpено, как говаривал покойный Педpо Гитано.
— Да, дpужище, веpнешься на Землю с мокpыми штанами!
— Да плевать на штаны! — гpустно отозвался техасец. — Пойло стpасть какое пpиятное...
Коpобейников в ответ pасхохотался, сыто отваливаясь от своей дыpки. Инопланетный напиток быстpо впитывался в потемневший песок.