«Я, Братская ГЭС…» Михаила Савеличева — это текст «неформатный», как будто специально написанный для «Новых горизонтов», хотя «локация» — советский миф — и приемы работы с ним — постмодернистская игра — не столь новы, сколь традиционны для литературного мейнстрима 80 — начала 90 годов прошлого века, времени крушения советских идолов. Необходимо добавить, что текст сделан очень качественно.
Итак, в центре — советский миф, а точнее одна его разновидность – миф шестидесятнический, показаный с точки зрения не очень симпатичного героя, а именно известного поэта шестидесятника, в котором нельзя не узнать Евгения Евтушенко. (Отдельный вопрос: насколько корректно так работать с образом реального человека? Я все же думаю, что это не очень корректно).
Однако, полной деконструкции не происходит: автор все время балансирует на грани, обнаруживая себя то внутри этого мифа, то вне его . Он то верит, то не верит. То сливает с героем, то насмехается над ним.
Если рационализировать то, что происходит с этим мифом, то получается следующее: «Миф о героизме советских первопроходцев-разведчиков будущего – это наваждение, неправда, но это святая неправда, потому что она делает человека причастным сакральному единству, если не сказать, святому братству. Таков нас возвышающий обман. А КГБ – это все равно плохо».
Сама по себе тема страшно интересна. Советский дискурс деконструировали несчетное количество раз, а он все равно «живее всех живых». Почему? На этот вопрос необходимо ответить с позиции нашего времени. И вот мне кажется, что в идеи сакральной субъективности, представленной в книге, не хватает последнего шага: здесь построен постамент, но на нем нет кумира. А кумир есть, Для шестидесятников – это Ленин. И если бы в конце Братская ГЭС оживила Ленина, это было бы логичным завершением сюжета, опрокидывающим эту историю в тотальный и страшный абсурд. Но тогда, думается мне, исчезла бы амбивалентность.
Вообще, деконструировать язык шестидесятнического агитпропа с позиции сегодняшнего дня – более, чем достойная задача для писателя. Но не уверена, что Савеличев ставил перед собой именно такую задачу. Есть ли там что-то помимо изящной литературной игры в «советскость», помимо интертекстуального кружева? Подозреваю, что в парадигме этого текста, эти вопросы будут не только безответными, но и неуместными.