Глава вторая. Цейлон
Пуан-де-Галль. — Кайманы. — Охота на тигров. — Женщины Тембапура. — Слоны. — Пик Адама. — Браминские и буддистсткие легенды. — Тринкомали.
Пуан-де-Галль — очаровательный маленький городок, утопающий среди рощ и цветов, который имеет коммерческое назначение исключительно благодаря своему порту, который служит отправной точкой для кораблей торговых линий в Китай и Калькутту. Здесь все не так как в большинстве других городов Индии, т.е. с разделением на европейский город и исторический город. В этом городе все находится вперемежку — индусские хижины, казармы, базары, английские дома и отели — однако данное явление не отвлекает путешественника от общего взгляда, а, наоборот, содает для него поистине оригинальную общую картину.
Хотя я и путешественник, мне не нравится такая наука как география. Я не отношусь к той категории людей, которые ходят по всему миру с секстантом и приборами исследователя, которые измеряют высоту гор, ширину рек и вообще рассматривают землю исключительно в кубических метрах и километрах.
Дело не в том, что я не знаю, как оценить преимущества такого рода деятельности, а в том, что у каждого из этих людей есть свои личные вкусы и предпочтения... В своем научном подходе я стремлюсь изучать нравы общества, в то время как другие изучают любую страну через приборы. Я предпочитаю узнавать нравы того или иного народа, изучать его литературу, слушать старинные легенды, рассказывать о развалинах храмов — короче говоря знакомиться с тем, чем живут и дышат те страны, которые я посещаю.
Если бы кто-то хотел знать широту и долготу Цейлона, время муссонов и циклонов или насколько этот остров экспортирует кунжут, чай, гвоздику, корицу, я безошибочно сравню такого собеседника с морским альманахом с одной стороны, а с другой — обычным поставщиком товаров на рынки Марселя, Бордо, Гавра и Ливерпуля.
Упомяну, однако, для тех, кто активно настаивает на этом, что Цейлон — это большой остров, расположенный в Индийском океане, примерно в 8 градусах от экватора, напротив мыса Коморин (ЮЖНАЯ КОНЕЧНОСТЬ ПОЛУОСТРОВА ИНДОСТАН), который является крайней восточной точкой полуострова Индостан. И это все, что я могу сказать в плане его географии. Да, еще один момент — этот прекрасный остров принадлежит англичанам.
Тут как и в остальной Индии Франция когда-то установила господство своего флага. На этих берегах многие еще помнят подвиги судебного пристава Суффрена, который в 1782 году заблокировал вход в порт Тринкомали, захватив укрывшийся в ней английский флот.
Два чувства охватывают вас, когда вы оказываетесь в этих водах. Одно из них — восхищение при воспоминании о героической борьбе за честь Франции, которую вели Дюплеи, Лалли Толендаль и Суффрен. Другое — ненависть и презрение к бюрократической волоките, которая сработала на благо англичан, вызвав отказ в необходимых субсидиях и солдатах, а также планах тех гениальных людей, которые хотели создать здесь для Франции восточную империю. Это тот же самый дух, который, выдав наши колонии в исключительную прерогативу определенных людей, которых в итоге отправили в отставку, разрушил их, мягко говоря, ненужным деспотизмом, создав возможность обогащения для англичан, голландцев и датчан, в руках которых понятие свободы стало счастливой и прибыльной реальностью.
Как только вы оказываетесь в Пуан-де-Галле, вас сразу атакует настоящий рой торговцев примечательными товарами. Эти торговцы преследуют вас даже в отеле. У них вы найдете редких птиц, экзотических животных или миниатюрную резную мебель из черного дерева или слоновой кости, украшения, кольца, ожерелья или жемчуг. Несмотря на известность Цейлона в последних перечисленных аспектах, сделайте над собой усилие и ничего не покупайте, если только вы не захотите сделать это, заплатив безумную сумму за жемчуг, годный лишь на то, чтобы сделать пуговицы, медные кольца с драгоценностями или цветные стразы.
Пуан-де-Галль — это огромная мастерская подделки бижутерии. Сингальцы получают прибыль от известности своего острова, торгуя любыми контрабандными товарами и стекляшками, вырезанными тысячами разных способов, которую приобретают путешественники из Лондона, возвращаясь туда на пальцах господ и дам, которые только по возвращении в Европу узнают, чтобы их кольца не стоят и ломанного шиллинга.
Чтобы приобрести настоящие и красивые товары, нужно обращаться к настоящим торговцам и никогда не покупать товары без опыта и предварительной оценки. То, что вам предлагают на улице, не стоит даже того, чтобы остановиться и посмотреть на это.
Вознамерившись провести в Пуан-де-Галле несколько дней чтобы отдохнуть и подкорректировать свой маршрут, я снял небольшой коттедж, обставленный со всей элегантностью этой страны к великой радости Амуду, который буквально горел желанием продемонстрировать мне свои кулинарные навыки и который был сильно расстроен, когда я сказал ему, что пока мне не требуется проверять его знания в этой области.
Я вообще не люблю жизнь в гостиницах, а еще меньше чем где-либо переношу ее на Востоке. Таким образом, во всех своих путешествиях я всегда брал за правило снимать для себя дом вне зависимости от того, насколько кратким является мое пребывание в том или ином городе или деревне, где я остановился. В первую очередь я делаю это для того, чтобы питаться дома или же в государственных учреждениях, что зависит от ресурсов страны или прихоти момента.
Из-за большого числа всевозможных путешественников, которые сталкиваются здесь друг с другом и которые оживляют столы забегаловок своим присутствием, в Пуан-де-Галле я решил поужинать в гостинице «Oriental Hotel». Каждое утро я давал Амуду два фэнона, что эквивалентно сумме в шестьдесят сантимов, вполне достаточной, чтобы кормить себя как принца, а кроме того платить владельцу гостиницы за поход на базар, который и снабжал нас рисом, овощами, рыбой или мясом, да еще и залить это все парой бокалов вина. Амуду также предпочитал арак или каллу, т.е. те божественные ликеры, которые, по его словам, Мохаммед не запрещает к употреблению ибо они сделаны не для белых людей.
В течение тех четырех лет, когда Амуду оставался моим слугой, я ни разу не ругал его. Верный и преданный любому делу, а также храбрый в пылу вызовов нашей авантюрной жизни, он никогда не боялся рисковать жизнью ради меня и никогда не отступал перед лицом любой опасности. Хотя он и родился в Адене, но являлся истинным нубийцем из земли барабров (ДРЕВНИЙ ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ТЕРМИН ДЛЯ ОБОЗНАЧЕНИЯ НУБИЙСКИХ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО СУДАНА И ЮЖНОГО ЕГИПТА), неспособным к трусости или низости, если был предан своему хозяину. Различные истории не преминули продемонстрировать то, как он был привязан ко мне. Однако на его репутации была и одна тень. Его профессия лоцмана на борту различных кораблей заставила его пристраститься к алкоголю, и он не был достаточно образован, чтобы противостоять сему искушению. Полный уважения к предписаниям Пророка, он обычно начинал возлияния с незатейливого ферментированного сока кокосового дерева, однако, достигнув определенной кондиции, больше не воспринимал презрения, с которым до этого отрицал западные напитки, и в таком же восхищении начинал поглощать и арак (ароматизированный анисом крепкий алкогольный напиток, распространённый на Ближнем Востоке и Центральной Азии), и каллу, и вино, и абсент, и коньяк.
Этот тягостный недуг вызвал множество приключений во время наших путешествий, иногда комических, иногда малоприятных, вплоть до того фатального события, которому он сам стал причиной и который повлек за собой смерть этого верного слуги на берегах Ганга в провинции Агра.
Итак, пока Амуду делал небольшой заказ еды в маленький домик, который мы сняли, я отправился в гостиницу «Oriental Hotel», где и нашел почти всех своих спутников, а также офицеров «Эриманта», поглощающих завтрак. Все встали и пожали мне руку, ибо главный момент, который был отмечен всеми путешественниками несмотря на небольшие разногласия и дискуссии на борту, состоял в том, что как только мы достигли земли, все сразу стали лучшими друзьями.
Пассажиры одного и того же корабля всегда находят друг друга и часто обмениваются энергичными рукопожатиями и приглашениями с людьми, которым они не говорят ни слова во время плавания.
В конце обеда командир и агент компании «Messageries» объявили пассажирам, которые продолжали свой путь в Калькутту, что у них в распоряжении есть по крайней мере сорок восемь часов для совершения небольших экскурсий по округе вплоть до момента отплытия корабля. Погода в Бенгальском заливе была ныне крайне непредсказуемой — и, поскольку сейчас был сезон ураганов, было разумно подождать день или два, чтобы понять насколько безопасно дальнейшее плавание.
Пуан-де-Галль постоянно информируется о погоде в заливе телеграфными посланиями из Мадраса и Калькутты.
Данная новость была встречена с восторгом всеми путешественниками. Были взяты на прокат коляски, и вскоре каждая группа, которая была отсортирована и собрана в соответствии с отношениями на борту корабля, исчезла в разных направлениях в соответствии с предпочтениями руководящего ей гида.
Два офицера корабля предложили мне присоединиться к ним, чтобы посетить Коломбо, резиденцию правительства острова, в которой они еще никогда не бывали, хотя они уже несколько лет швартовались на этих берегах. Я принял это предложение с удовольствием, тем более что у меня было рекомендательное письмо от богатого плантатора, который держал торговую лавку в этом городе.
Мы сообщили о наших планах коменданту, который, дав добро на поездку своим офицерам, пообещал им, что если какое-либо событие изменит планы отплытия, то он сообщит об этом прямо на следующий день после нашего отъезда в Коломбо. Из-за текущей ситуации пассажирам было предоставлено сорок восемь часов, но на самом деле у этих джентльменов могло быть в запасе и три дня, если не возникало какой-либо срочности отплытия.
Благодаря стараниям Амуду, мы были быстро снабжены коляской с выносливыми и сильными лошадьми и отправились в путь.
Около семидесяти морских миль отделяют Пуан-де-Галль от Коломбо. Но, по причине наличия у нас некоторой лошадиной силы, чья мощь и энергия несравнимы ни с чем, и удобной коляски мы рассчитывали прибыть на место до наступления темноты.
Мы проезжали по местам невероятной красоты. Иногда мы двигались вдоль кромки моря, волны которого находили свой конец у ног наших лошадей, иногда мы двигались по лесу без малейшего солнечного луча, который не был способен пробиться сквозь листву финиковых, манго и многочисленных гигантских деревьев. Или же мы пересекали небольшие равнины, на которых были расположены домики, закрытые листьями кокоса. Cпелые и аппетитные гуавы, манго и финики свисали с деревьев.
Банановые деревья сгибались под широкими листьями и плодами. Затем мы снова терялись в листве, где птицы с тысяч цветов садились на наши головы, издавая различные звуки. Большие зимородки с желтым оперением и с большими красными клювами сидели по краям прудов, приняв позы подобно цапле в розовом оперении, наблюдающей за рыбой, стоящей на одной ноге и кажущейся спящей — в то время как великие черные обезьяны массово свисали над нашими головами, бросаясь фруктами и приветствуя нас самыми разнообразными гримасами, которые только есть у них в запасе.
Затем сквозь просвет внезапно показывалось море, сначала белое с пеной по краям, а затем синее... всю эту картину дополняли сотни людей, которые проходили мимо нас полуобнаженные — мужчины, женщины, дети — неся на своих плечах фрукты, овощи и цветы для своих домов.
Как же мы восхищались ими, облаченными в светлые и живописные ткани! Их загорелые тела казались нам весьма крепкими, а их формы великолепными, словно природа знает, как их нужно создать, чтобы служить в качестве кулона этого великолепного солнца и этой восхитительной растительности.
С другой стороны, ни один из этих храбрых людей не спешил приветствовать нас, поднося руку ко лбу по обычаю хинди. Эти люди не выглядели хоть сколько-то веселыми и жизнерадостными.
Именно так, ведь эти бедные сингальцы, которым крайне мало нужно для существования, а именно немного риса, плоды, которые земля производит почти без культивации, крыша из соломы как место обитания и коврик для отдыха не являются в наше время сколько-либо счастливыми людьми, благодаря той небрежности и рассеянности, которые являются отличительными чертами их характера...
До недавнего времени они вообще не представляли что такое работа. Вообще, азиатская роскошь их раджей не являла собой то, чем она представляется нам сейчас. Это были времена, когда священные слоны были увешаны золотыми украшениями и рубинами. Престол Маджи-Раджа Канди, все золото и слоновая кость, прибывали издалека, а все богатства короны были наследием былых времен. Налоги же главы страны и высоких каст на землю и труд крестьян были крайне мизерны и значительно отличались от непомерных сумм наших дней.
Но вот сюда прибыли первые европейцы, португальцы и голландцы. Вместо лояльности в прямом смысле слова стало необходимо платить налоги в деньгах, обрабатывать землю, выращивать пряности, корицу и гвоздику, удваивать производство риса для экспорта. Но тут получилось совсем не то, что люди немного поработали, заплатили налоги и на этом все кончилось.
Когда вся Европа была в огне, а Французская Республика сражалась в одиночку против коалиции всех народов, а Брансуик обещал сжечь Париж было самое время ссориться с теми, кто не мог себя защитить. Поэтому в 1782 году англичане изгнали из Тринкомали французский флот, который спешил на помощь своим союзникам, которые в 1795 году вдруг осознали, что сейчас самое время захватить Цейлон, который они давно желали заполучить.
В Пуан-де-Галле, Коломбо и Негомбо они сокрушили голландцев в проэкции пятеро на одного, установили свое господство, которое юридически зафиксировали в 1802 году по Амьенскому соглашению, и с тех пор они стали постепенно совершать политические шаги, в основе которых лежит лояльность, по сути сводя на нет власть раджи... в новом варианте сингальцы должны были распрощаться с тем досугом и жизнью, которые вели испокон веков. Возникла необходимость заготавливать древесный уголь и наполнять золотом карманы Джона Булля, который нуждается в нем для оплаты своих миллиардных долгов, набранных с целью «создания хаоса в Европе». А раз есть сборщик налогов, то ему нужно платить. Кошелек этот пополняется также путем ведения военных действий и всякого рода насилием... и сингальцы вынуждены платить. Мне самому не верится, когда я узнаю о действиях некоторых английских агентов, которые занимаются сбором налогов на Цейлоне и в Индии. Заинтересованные в этих жутких историях исследователи могут изучить дебаты английского парламента касательно деятельности в их азиатских колониях на протяжении последних ста лет. Там можно найти такие откровения, которые я не осмеливаюсь описывать здесь, даже ссылаясь на такие авторитетные личности как Фокс, Шеридан и Берк.
Итак, мы двигались в сторону Коломбо. Мы уже продвинулись на два лье и были примерно на полпути от места назначения, когда наш возница внезапно свернул с дороги, повернув коляску на мелкую тропу и остановился на расстоянии почти пятидесяти шагов от очаровательного домика с окруженной колоннами верандой и украшенного вьющимися растениями и лианами самого изысканного сорта.
Это был бунгало в Баржапуре в нескольких милях от Кальтуры, места отдыха, где направляющиеся в Коломбо путешественники обычно останавливаются чтобы перевести дух и немного передохнуть перед дальнейшей дорогой. Не стоит пробовать нарушить этот обычай или пытаться возмущаться по этому поводу — ваш кучер все-равно будет действовать так, как считает нужным. Вы же должны позволить ему уступить привычке подкрепить свои силы и подчиниться неизбежности. Справедливости ради стоит сказать, что мысль помешать ему даже не пришла нам в голову.
Амуду эта привычка пришлась по вкусу, и он спустился, чтобы выпить стакан с автомедоном (ШУТЛИВОЕ ПРОЗВИЩЕ ИСКУСНОГО ВОЗНИЦЫ), как он привык поступать и в родной стране.
Не успели мы спешиться, как высокий индус с Малабарского побережья, приставленный сюда для обслуживания путешественников, подошел к нам и спросил по-английски, что бы мы хотели выпить или съесть — шампанское, пиво или вишневый коблер с мороженым. В закромах у него имелись также джин, виски и коньяк — словом все для любых народов и на любой вкус.
Нас отвели в заднюю часть хижины под веранду, защищенную от палящего солнца, и мы растянулись в огромных перевернутых вверх ногами креслах вокруг маленького столика из битового дерева с потрясающей отделкой.
Высокий белокурый молодой человек в возрасте 28-30 лет, видимо англичанин, курил сигару и, глотнув из бутылки эля, поднялся и любезно поприветствовал нас. Когда мы поклонились в ответ, один из офицеров прошептал мне на ухо: «Это нечто! Англичанин, покинувший свою обитель со всем багажом. Это настолько редкий факт, что заслуживает занесения его в записную книжку путевых заметок.»
Комментарий этот был сделан с таким выражением на лице произнесшего его, что человек, бывший объектом комментария, услышал его и со смехом сказал:
— Позвольте вам заметить, мой дорогой сэр, позвольте заметить... если вы конечно хотите, чтобы историческая правда восторжествовала — я француз и, более того, уроженец Бордо.
Наш незадачливый шутник извинился, и мы все пожали руку нашего соотечественника, который спросил нас, не прибыли ли мы с пароходом «Эримант», который, по его словам, входил в порт Пуан-де-Галля этим утром. На наш утвердительный ответ он сообщил нам, что возможно на борту корабля находился путешественник, которого ему рекомендовал один парижский приятель, и что наш собеседник держал путь в Пуан-де-Галль, чтобы оказать этому другу прием достойный доброй репутации плантаторов Цейлона.
Представьте мое удивление, когда я услышал эти слова.
— А вы случаем не месье Огюст Дюфо? — быстро спросил я его.
— Это мое имя.
— Ну, мой дорогой соотечественник, именно я и представляю собой друга вашего друга.
При этих словах я вручил ему свое рекомендательное письмо. Тут же последовали всеобщее удивление, новые рукопожатия и обычная в таких случаях любезность. Судьба оказала мне прекрасную услугу, предоставив встречу с человеком, которому я был рекомендован, ибо я сам по себе являюсь человеком крайне стеснительным, а потому ничто в чужих странах не заставляет меня нервничать больше, чем необходимость представлять себя в доме или в магазине с рекомендательным письмом в руке, будучи тщательно изучаемым в течение пяти минут словно на суде инквизиции. Такое положение часто вредит джентльмену, который конечно полагает, что вы просите подаяния, или же что вы бродяга, которому нужно место для ночлега. А вот после изучения письма он готов моментально предложить вам и свой дом, и свой кошелек.
Ситуация складывалась как нельзя лучше ибо в подобных ситуациях я выгляжу настолько смешным, что очень редко бывает, что второе впечатление редко способно полностью изменить эффект от первого. По этой причине я редко прибегаю к помощи рекомендательных писем, которые у меня обычно были при себе, особенно держа в голове мысль, что между человеком, который дал мне письмо, и его адресатом может и не существовать каких-либо теплых отношений. Однако на этот раз мне не пришлось опасаться холодного или торжественного приема. Я не мог и мечтать о более открытом и располагающем подходе и более теплой руке, чем та, что предложил мне мой соотечественник.
Через несколько минут мы были уже словно старыми друзьями. История появления этого человека на Цейлоне оказалась крайне незамысловатой, что он и поведал мне в двух словах. Каждый год его отец продавал два-три миллиона наименований различных экзотических товаров, особенно хлопка и индиго. Будучи здравомыслящим человеком, он дал сыну отличное образование, и, подержав его в течение нескольких лет в своем магазине для того, чтобы привить ему чутье торговых операций, в двадцать четыре женил его и отправил на Цейлон, чтобы тот заменил действующего там комиссионера (ПОСРЕДНИК, ПОМОГАЮЩИЙ ПОКУПАТЕЛЮ И ПРОДАВЦУ НАЙТИ ДРУГ ДРУГА).
В течение шести лет, когда он был здесь представителем своего отца, прибыль компании возросла вдвое и через два-три года мой новый друг планировал вернуться в родную Францию.
— Однако я покину эту страну не без сожаления, — сказал он, — моя жена и я полностью привыкли к местной жизни и уверяю вас, что вдали от суеты и амбиций, которые так в почете в другом полушарии, будучи в этой великолепной природе мы чувствуем неподдельную и умиротворяющую радость, которой я был бы полностью удовлетворен, если бы не был, как и все мои соотечественники, изнутри привязан к углу той улицы, на которой появился на свет.
Данная встреча изменила планы нашего дальнейшего следования.
— Что вы планируете делать в Коломбо? — спросил нас Дуфо. — Вы не найдете там ничего достойного внимания, и, если вы не желаете посещать английские гостиницы, изучать лавки и базары или смотреть на продавцов чудес и губернатора, то вам лучше будет провести несколько дней в моем доме. Я приглашаю вас посетить великолепный остров, где мы могли бы поохотиться на каймана и оленя, а в вашей памяти останутся такие воспоминания об этой стране, которые из нее уже никогда не сотрутся.
Я уже собирался ответить, когда мой собеседник энергично оборвал меня.
— Я обращаюсь не к вам, — сказал он мне, — вы будете гостем хозяина Кальтны на несколько месяцев. Я же возобновляю свое приглашение для офицеров «Эриманты» и настаиваю на их согласии.
— Мы принимаем его с огромной радостью, — ответил один из офицеров. — Есть только одна небольшая сложность. Командир корабля может изменить время отплытия и в таком случае он обещал отправлять нам сообщения к Коломбо, а...
— Это несложно поправить, — прервал его наш новый друг, у которого явно был готов ответ на любой вопрос. — Я отправлю экспресс-почту в Пуан-де-Галль с указаниями того, чтобы предупредить вас в случае, если у вас возникнет необходимость прервать визит в мой дом. Вы передадите через курьера сообщение для вашего капитана, и таким образом ничто не помешает вашему отдыху. Вы также может отпустить свою повозку, она вам более не понадобиться ибо моя достаточно большая чтобы вместить нас всех. В день отплытия вы будете доставлены в ней обратно на свой корабль.
Оба офицера вынуждены были уступить такой любезной настойчивости, а мали (ЧЛЕН КАСТЫ ТОРГОВЦЕВ ФРУКТАМИ, ОВОЩАМИ И ЦВЕТАМИ), своего рода лакей, был отправлен обратно в Пуан-де-Галль с задачей следовать указаниям командира корабля.
Кальтна, где наш соотечественник раскинул прекрасную хлопчатобумажную плантацию и устроил свою резиденцию, находится в отличном месте в центре долины, расположенной на склоне Адамова пика у водохранилища Котмале в восемнадцать-двадцати милях от Коломбо, что позволяло ему, проживая в сельской местности, тем не менее за несколько часов добираться до штаб-квартиры компании в Коломбо для проведения деловых встреч.
Наше общение продолжалось довольно долго. Наступила ночь, и хозяин пригласил нас разместиться в его повозке. Он предупредил о нас жену экспресс-почтой, но предполагал, что она не поверит в то, что мы прибудем почти вслед за курьером. Оставив побережье и дорогу на Коломбо слева о себя, мы двинулись вглубь острова вдоль реки Калло. Наша повозка приводилась в движение двумя энергичными чистокровными лошадьми, благодаря которым мы должны были добраться до Кальтны менее чем за два часа.
На Цейлоне, как и во всей остальной Индии, слуги никогда не передвигаются внутри повозки, особенно если в ней располагаются их хозяева. Однако Амуду, учитывая протяженность дороги и незнание местности, по которой мы должны были двигаться, умудрился пристроиться на одной из широких задних ступеней к большому изумлению двух виндикара, которые управляли повозкой и которые доселе никогда не были свидетелями подобного отступления от древних обычаев.
И мой негр несомненно приобрел бы серьезную значимость в их глазах, однако лишь в той ситуации, если бы эта расса была неизвестна в этой стране и не была крайне глубоко презираема.
Отвращение к тому, что погонщик овец (мулукома), как они их называют, вдохновляет цейлонцев на такие действия, в результате которых, если бы не мое вмешательство, виндиагар (извозчик) и два виндикара несомненно хлестнули бы Амуду кнутом, заставив покинуть подножку повозки.
В городах кучера выносят их с большим трудом, если только последние не принадлежат к касте изгоев. В этом случае, если только они сами не относятся к какой-либо другой касте, они больше всего боятся быть оскверненными самим только присутствием мулукомы.
Вскоре у меня появится возможность поподробнее рассказать о нравах, привычках и обычаях сингальцев, которые сейчас я описываю крайне коротко...
За десять минут до того как мы прибыли на место нам на глаза попались пять-шесть слуг, держащие в руках смолистые факелы и будучи посланные мадам Дюфо, которые начали бегать вокруг лошадей с целью подсветить их передвижение.
Эту прекрасную услугу нам оказала та самая молодая леди, муж которой предоставил нам свою повозку. Рекомендации, которые были предоставлены мне, принесли мне ее сердечное рукопожатие в американском стиле. Затем без дальнейших церемоний — ибо было уже довольно поздно — мы перешли в столовую, где нас ждал обед, бывший полностью в индийском стиле. Посуда имела двойное дно, в котором находилась горячая вода, поэтому каждая тарелка сохраняла жар, не способствуя однако созданию чрезмерной перегретости блюда. Она также предотвращает блюдо от засушки, поддерживает необходимое тепло и может пребывать в подобном состоянии в течение нескольких часов. Если же мы слишком долго сидим за столом, то повар обновляет исключительно горячую воду под каждым блюдом, и не делает ничего более...
Еда была изысканной, однако мой личный вкус, немного отвыкший от такой кухни за два года пребывания в Европе, нашел бы соусы и карри чуть слишком пряными.
Сидевшие в конце стола два моих спутника так устали, что ушли со свободой восточного гостеприимства, которая позволяет каждому поступать как он захочет и чувствовать себя как у себя дома. Что касается меня, то я пробыл очень много часов с этой прекрасной семьей, прежде чем почувствовал необходимость в отдыхе. А нам было о чем поговорить!
И в том была не наша вина. Я прибыл из Парижа, поэтому именно с него начался наш разговор: мода, театры, спектакли и новости. В какой-то момент молодая леди даже пробовала обсудить со мной детали вопросов моды... а затем мы заговорили иб индуистской легенде, по которой Хева родился у Адамова пика в долине этой самой Кальтны. Как только я сделал это замечание, женщина от души рассмеялась и ограничилась весьма тонким комментарием: «Все дело в том, что наша индуистская легенда вообще не похожа на иудейскую версию, хотя наш Хева на Цейлоне и не имеет ничего общего с яблоком и змеей.»
В ответ последовала реплика ее мужа, который был в курсе моего интереса в отношении санскрита:
— Будьте острожны, мой добрый друг! Разве вы не знаете, что обращаетесь к адепту метампсихоза, чье тело принадлежало в предыдущей жизни мудрому брамину?
Тут пришла моя очередь улыбнуться этой лести тем более тонкой ибо она была тщательно замаскирована. Затем мы вернулись к разговорам о родине и наших общих друзьях, чьи приветствия я передал моим новым знакомым. Было крайне приятно погрузиться в эти воспоминания: нам даже показалось, что мы не покидали Францию, а беседуем в гостиной у себя дома.
И все-таки подобная иллюзия могла существовать лишь в нашем воображении. Все вокруг напоминало нам о другой стране и других обычаях. Сильный индус, сидящий здесь же на ступенях, махал огромным опахалом над нашими головами, что значительно освежало воздух. Опьяняющие ароматы цветов и деревьев окружали нас, мы словно находились в паровой бане. Слуги, сидящие у своих строений, раскинувшихся под финиковыми деревьями и яркими красными цветами, пели в несколько голосов, внося некоторое оживление в тот медленный и монотонный ритм, который столь свойственен восточной музыке.
Тысячи фосфоресцирующих светлячков возникали среди листвы словно искры унесенные ветром. Со всех сторон — с гор, лесов, прудов, полей риса и сахарного тростника — слышались тысячи звуков, тысячи криков насекомых, пальмовых крыс, ночных птиц и животных всех видов.
Как долго мы бодрствовали? Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Звезды побледнели на небе, разговор затухал, мы чувствовали сильную усталость... но активно боролись со сном. Мы провели вместе один из тех вечеров, который уже никогда не забывается — и изо всех сил стремились сделать его максимально длиннее.
В конце концов мы вынуждены были уступить усталости, и слуга, особенно привязавшийся ко мне и не желавший оставлять меня ни на минуту пока я пребывал в этом доме, отвел меня в комнату, которая была подготовлена специально для меня.
Как обычно в моей спальне была кровать и гамак с противомоскитными сетками по всему периметру. В большинстве случаев я предпочитаю гамак — и неудивительно ибо спать в нем удобно и прохладно. У меня никогда не было причин сожалеть о своем решении, потому что я спокойно проспал до позднего утра и пробудился только в тот момент, когда приставленный ко мне добачи (камердинер) принес поднос с тремя чашками, в которых были кофе, чай и ароматный бульон золотистого цвета, называемый мулукутани (грибной суп). Последний является одним из основных блюд индийской кухни. Позже я сообщу вам его рецепт.
Я едва успел проглотить последнюю ложку ароматной пищи, когда мсье Дюфо вошел в мою комнату, а за ним вошел слуга, который принес мне полный охотничий костюм, сделанный из легкого и прочного тика (ТИП ТКАНИ), сотканный из коры ананасового дерева.
— Одевайтесь скорее, — сказал мне мсье Дюфо, — мы совершим небольшую прогулку перед завтраком и поохотимся на кайманов. Лошади и оружие уже готовы, мы ждем только вас.
Мы отправились в путь на маленьких элегантных сингапурских лошадях, изо всех сил сопротивляющихся жаре и усталости и представляющих собой огромную ценность в этой стране.
Почти полчаса мы ехали через долину около Кальтны, которая простирается между двумя горными хребтами до самого Адамова пика. Долина эта изобилует великолепной растительностью и столь живописна, что самая восторженная и поэтичная рука была бы бессильна ее описать. Здесь росли кусты, граничащие с рисовыми полями, а кофейные деревья словно тонули в лианах и цветах.
Здесь и там росли несколько деревьев, а на берегах мелких заводей, используемых для орошения территории, укрывались мириады птиц с различными оперениями, которые облаками перелетали над головами земледельцев и пахарей, которые занимались поливкой риса из ручных насосов, с одного поля на другое, не причиняя людям никакого беспокойства.
Прибыв на край леса, где росли финиковые, огненные и финиковые деревья, мы спешились, оставив наших лошадей на попечении четырех слуг, которые скакали за нами с одинаковой скоростью, и, положив винтовки на плечи, устроились под одним из деревьев.
Через четверть часа ходьбы мы оказались в чаще финиковых деревьев, настолько толстых, что они привлекли наше внимание и на первый взгляд создали совершенно непроходимый барьер для прохода через них.
— Запомните, — сказал мсье Дюфо низким голосом. — Старайтесь двигаться медленно и тихо, чтобы насладиться одним из самых великолепных событий, которые человек способен узреть возможно лишь раз в жизни.
Мы следовали за ним по маленькой тропе, вырубленной топором, через листья и корни финиковых деревьев, затаив дыхание и пытаясь ступать как можно тише. Вскоре дорога начала подниматься по склону так резко и отвесно, что мы должны были хвататься за ветки, чтобы избежать падения вниз.
Через десять минут такого восхождения мы решили сделать остановку, чтобы перевести дыхание.
Я огляделся вокруг себя. Ни один луч солнца не проникал через толстый свод над нами. Освещение под этой гигантской листвой было темно-зеленого оттенка, который отражался в том же тоне на стволах деревьев и на нас. Самое тонкое ухо не услышало бы ни малейшего звука — это была тишина девственного леса, тишина полная величия и поэтичности, но с некоторым налетом грусти, которая постепенно проникала в наши сердца.
Неожиданно наш друг тихим голосом позвал Рамассами, главного из слуг, который сопровождал нас, и указал на зеленую лиану, висевшую над нашими головами. Явно он приказал слуге следовать за нами, чтобы что-то показать нам.
Индус, бывший уроженцем малабарского побережья, тотчас присел у подножия дерева, где была лиана, и начал петь низким протяжным голосом, который он перемежал коротким свистом, более или менее резким по модуляции, а завершил свое пение руладами как у дрозда, этой птицы с красным гребнем и меланхоличным пением, которая умирает как только проходит двадцать пятый градус широты ибо не способна жить далеко от теплых стран и вечно цветущих деревьев, в кроне которых она вьет гнезда.
После нескольких минут этой странной и монотонной песни лиана как по волшебству задвигалась, и продолжительный свист ответил на призыв индуса... С трудом совладав с собой, мы содрогнулись: эта лиана бы красивой ярко-зеленой змеей.
— Не бойтесь, — сказал наш хозяин, — через две минуты Рамассама схватит ее, вырвет зубы, если они есть, потому что он не уверен ядовита змея или нет, а затем подарит ее вам.
Как только он произнес это, заклинатель продолжил свою песню с тем же своеобразным ритмом и тоном. Змея постепенно разворачивала кольца, в соответствии с амплитудой качания своей головы, которая весьма изящно двигалась вдоль ветки, по которой рептилия спускалась на зов того, кто манил ее к себе.
Вскоре, продолжая слушать эту странную мелодию, змея начала медленно качаться в пустоте, больше не обвиваясь вокруг ветки дерева, за исключением одного единственного кольца. Она устремила свои маленькие красные глаза на индуса, которые старался привлечь ее. Постепенно змея размотала свое последнее кольцо и позволила себе соскользнуть на землю.
Я не уверен в том, что змея действительно успела коснуться земли. Со скоростью мысли Рамассама схватил ее за голову так, что она не смогла бы его укусить, и, поднявшись с земли, показал нам змею, зажатую в своей руке.
Затем, вставив кончик лезвия ножа в рот рептилии, он срезал два резца с везикулами яда, которые были у рептилии во рту, а затем передал змею своему хозяину, который взял ее, чтобы показать нам. После такой операции змея была уже совершенно безвредной.
Мы измерили ее. Длина составила более полутора метров.
— Это одна из самых опасных змей в этих местах, — сказал наш хозяин, рассматривая рептилию. — Сначала я, увидев ее зеленое тело, подумал, что это просто лиана-змея. Само ее название говорит о том, что она является крайне неопасным животным. А теперь обратите внимание на те мелкие красные пятна, которые расположены по всему ее телу. Достаточно лишь мелкого укуса, чтобы наступила быстрая смерть несмотря на всю существующую науку и средства целителей. От укусов этой змеи есть только одно эффективное средство — отсасывание яда из ранки.
— Индусы, которые передают из поколения в поколение свое средство защиты, поступают именно таким образом, чтобы исцелить себя. Сначала они перевязывают укушенную часть тела, а затем вырезают рану ножом или листом тростника. Однако если этот способ терпит неудачу, то они удаляют яд высасыванием и продолжают лечение, обильно поливая это место кипящей смесью сахарного тростника, корицы и гвоздики.
— Я видел, как двое моих людей были спасены этим способом, — добавил он, — и это единственный вариант, который использовал бы и я в случае укуса моих знакомых или меня самого. Вот вам и урок практической медицины. А теперь продолжим нашу прогулку и постараемся не шуметь. В противном случае боюсь, что мы сильно испугаемся, если будем обсуждать заранее тех, кого нам предстоит увидеть далее.
Лес становился все гуще и гуще. Каждая ветвь становилась толще, когда касалась земли, укрепляясь и порождая новое дерево, которое, в свою очередь, воспроизводило себя таким же образом. Это был непрерывный процесс.
Я уже сказал, что путь, по которому мы следовали, был вырублен топором. Мы шли между двумя стенами листвы, стволами деревьев и корнями, отводя руками молодые ветви, которые лезли нам в лицо.
Наконец мы достигли вершины плато. Это и был конец нашего маршрута. Я не мог сдержать восхищения от увиденного.
Перед нами была маленькая круглая долина, похожая на воронку, на которой согнутые фикусовые деревья продолжали расти вширь и ввысь, однако не в таком объеме как на склоне, по которому мы только что поднимались. На дне долины было небольшое озеро длиной около двух километров, в водах которого эти гигантские деревья прорастали своими корнями, образовывая новые деревья и создавая лес в самой середине озера. Несомненно, что пища, которую они черпали в воде, была крайне обильной или идеально приспособлена к их природе, потому как они также сильно разрастались сверху, как их сородичи снизу, хотя озеро и находилось лишь внизу ущелья. Отсюда открывался великолепный вид, и ничто иное не было бы способно поразить воображение потенциального живописца такого пейзажа. В середине озера находился небольшой холм, остров, расположенный всего в двадцати шагах от берега и являющийся продолжением этого великолепия, будучи покрытый цветами самого красивого красного оттенка и кажущийся центром огромного букета, который по своим краям был обрамлен темно-зеленой листвой.
По озеру скользили золотистые ржанки, утки-брамины шафранового цвета, животные, почитаемые в мифологии людей, которые были участниками самых невероятных приключения в войне Рамы с Раваной, а также мириады маленьких уток-мандаринок с желтыми клювами и зеленоватым оперением. В то же время на берегах летучие рыболовы всех размеров и оттенков от розовых цапель до бакланов плавали и ныряли, чтобы выхватить себе из воды что-нибудь вкусное.
— Вот оно, озеро кайманов, — сказал наш друг, — и надо признать, что эти джентльмены не смогли выбрать для себя более ужасное жилище.
Я не мог скрыть своего удивления от вида озера, которое укрывало таких ужасных животных, и в то же время было заселено таким количеством водоплавающих птиц.
— Нууу! — ответил мой собеседник. — Дело в том, что у ржанок, уток и других местных птиц на удивление очень острый и пронзительный взгляд. Как только появляется кайман, всплывающий на поверхность полностью или частично, как первые из птиц увидевших его издадут тревожный крик, и все пернатые сразу улетят и укроются на противоположном берегу озера. А, кроме того, кайманы, привыкнув или усвоив со временем тщетность своих усилий по поимке птиц, никогда не пытаются это сделать. Теперь же давайте обнаружим себя. Рамассама бросит приманку у края воды, и, даже будь мы полными неудачниками, максимум через четверть часа у нас появится возможность попробовать в деле наши винтовки.
Мы спрятались в двадцати шагах от берега в гуще кустарника, а индус, привыкший к подобным действиям, с большим мастерством бросил точно на нужное расстояние большие куски козьего мяса, приготовленные им специально для подобной цели. Затем он и сам залег в траву.
Все было сделано с такой быстротой, что всего какая-нибудь парочка ржанок из ближайших к нам повернули головы, немного испугавшись и затаившись на время посреди высокой травы, которая росла на поверхности воды.
Сидя на коленях, держа палец на курке винтовок и медленно дыша, мы смотрели на поверхность озера через плотную стену листвы, хотя и не видели никаких движений... ничто внешне не обнаруживало присутствие ожидаемых нами опасных животных.
Без сомнения они видели или чувствовали нас даже несмотря на те меры предосторожности, которые мы предприняли, но все-таки не стремились покидать свои жилища, устроенные посреди высоких трав и тростника.
Эта тишина продолжалась почти полчаса, и, измучаные изнурительным сидением, мы уже собрались нарушить тишину и зажечь свои сигары, когда Рамасама подполз к нам и показал на красного коршуна, который перепрыгивал с ветки на ветку крича и хлопая крыльями. Вскоре хищная птица улетела, описывая как обычно круги над озером, словно следя за добычей.
— Вскоре наше терпение будет вознаграждено. Когда вы увидите вон ту птицу, — сказал наш хозяин, — спрячьтесь в листве у берега и наведите дуло на озеро, ведь кайман находится уже где-то поблизости. Коршун наблюдает за ним, преследует его, сопровождая это трепетом своих крыльев и радостными криками, ибо он знает, что в случае удачной охоты ему и самом будет чем поживиться.
Наш друг не ошибся. Через несколько минут мы и сами узрели чудовищного размера аллигатора, который быстро двигался по нашей стороне озера. Он с такой силой рассекал воду, что даже устроил вокруг себя небольшой шторм.
В мгновение ока большая часть уток, ржанок и цапель исчезла в заводях противоположного берега, и кайман стал полноценным хозяином озера. Более того, инстинкт не подводил рептилию, и она спокойно плыла прямиком к приманке, которая была брошена ей.
— Внимание! — произнес наш друг, который привел нас на эту любопытную охоту и которому мы полностью подчинялись. — Нужно дать кайману съесть первые куски мяса. Тогда полностью успокоенный он будет поедать все до последнего куска, которые ему бросил Рамассама. А мы в это время сможем выбрать, как всадить пули в его единственные уязвимые места, глаза.
— Необходимо, чтобы мы все стреляли одновременно. У нас не будет времени для второго выстрела, и если хотя бы одна из наших взрывоопасных конических пуль достигнет цели, то кайман наш. Будьте наготове! Когда он будет находится в пределах досягаемости, я кивну — и в этот момент нужно действовать.
Должен признаться, что мое сердце колотилось словно вне меня, хотя и не от страха, потому что мы абсолютно ничем не рисковали. Возможные увечья в таких ситуациях были крайне редкими и их было легко избежать, но я не мог защитить себя от чисто человеческих эмоций, которые проявлялись во мне каждый раз, когда я держал в руках ствол винтовки. Нет никаких сомнений, что рептилия словит все первые пули. Именно это мы и предвидели, сидя в тишине и спокойствии, царившем вокруг нас. Кайман никак не подозревал о предстоящих наших действиях. Тяжело дыша, мы с тревогой смотрели на нашего друга, который будучи спокойным и бесстрастным наблюдал за рептилией и вычислял расстояние до нее. Сухая ветка, которую один из нас сломал ногой, изменила движение каймана, почти потерявшего контроль за положением, а нам доставила немало неприятных минут.
При новом звуке кайман внезапно остановился, забеспокоился и понюхал воздух вокруг себя. Не учуяв ничего, он поднял голову из воды как бы для того, чтобы увидеть откуда исходит угрожающая ему опасность. Затем мы увидели полностью раскрытую нижнюю часть его челюсти и верхнюю часть неба серо-желтого цвета, на которой нет каких-либо крепких чешуек, делающих рептилию неуязвимой в других частях тела. По общему сигналу наши четыре выстрела прозвучали в таком унисоне, что были соединены в одну детонацию, за которой сразу последовал гортанный и продолжительный свисток. Кайман был ранен, а может быть и мертв. Мы все сразу вскочили, чтобы посмотреть на результат... когда наш друг сказал голосом полным эмоций: «Он только что вылез на траву и пошел вперед, корчась от боли.»
В ту же минуту мои товарищи были на полпути к деревьям. Я же увидел ветвь финика, которая склонилась у меня над головой, схватил ее и энергичным движением забрался на дерево.
Оглядевшись вокруг, я не без испуга увидел, что в том самом месте, которое мы только что покинули, бушевал вихрь из тростника, листьев и ветвей... Монстр стонал от боли и размахивал своим жутким хвостом, снося на пути все, что находились в радиусе его достижения...
Это продолжалось всего несколько секунд. Затем его движения резко прекратились, и он распластался в луже крови и того хаоса, который он создал вокруг себя.
Несколько секунд мы сомневались в благоразумном исходе наших действий, и кто-то из нас уже опечалился впредверие неудачи.
Теперь же мы могли подойти поближе и внимательно рассмотреть нашу жуткую жертву. Убедившись в его смерти и отсутствии последней судороги, которую нужно было опасаться больше всего, Рамассами и его хозяин склонились над телом животного, чтобы осмотреть полученные им раны. «Я доволен нами, — сказал мсье Дюфо вставая, — Ни глаза, ни руки наши не дрогнули, все выстрелы попали в цель. Но ведь нам пришлось и бежать. Я видел первый прыжок каймана на берег. Всего несколько секунд колебания — и он приземлился бы посреди нас, и мы бы уже не качались, как эти сломанные им тростники. Теперь, когда мы позаботились о завтраке, у нас есть полная свобода действий и можно поохотиться на уток и других птиц, которые уже начинают возвращаться на берег.»
Рамассами было приказано разрезать и выпотрошить каймана, которого его хозяин пожелал сохранить нетронутым на память об этом приятном и удачном утре.
Я надеялся получить настоящее удовольствие от второй части охоты и уже видел себя обладателем одной из тех прекрасных птиц с мерцающим оперением, когда мы к великому сожалению поняли, что придется отказаться от этой идеи ибо мы забыли взять с собой пули с дробью. Таким образом мы вынуждены были вернуться домой и отложить эту часть охоты на следующее утро. Это место так понравилось нам, что мы умоляли нашего хозяина не устраивать нам какие-либо другие развлечения на следующий день. Было решено, что мы должны вернуться туда для охоты на цапель, кондоров и различную другую водоплавающую птицу.
Однако с этой затеей проишло тоже самое, что и со всеми подобными проектами, которые мы так отчаянно стараемся воплотить в жизнь. Нам всем вместе не суждено было снова увидеть это очаровательное место, где природа казалась просто совершенной, объединяя в себе все чудеса растительности, не имеющие равных в мире.
Когда мы вернулись в дом Калтны, то с искренней скорбью узнали, что накануне из в Пуан-де-Галля был послан индус-гонец с письмом от командира «Эриманты», приказывающий двум своим офицерам вернуться в тот же вечер на борт. На следующее утро корабль должен был поднять якорь.
Обед прошел с оттеноком грусти, ведь люди крайне быстро становится друзьями в этих теплых широтах, в этих благословенных бесподобных странах, где жизнь течет без забот и напряжений посреди всех удовольствий природы, объединенных с удобствами, созданными рукой человека.
Мы сопроводили двух офицеров в Пуан-де-Галль, и капитан сообщил нам за ужином, отведать который он пригласил нас на борт, что его действие было крайне поспешным ибо на этом побережье необходимо пользоваться моментом перемен в мусоновых ветрах, в которых никогда нельзя быть уверенным вне зависимости ото дня.
На следующий день мы отправились обратно в Кальтну уже другим маршрутом — через горы, которые оказались не менее прекрасными и даже более живописными, чем берег моря.
На вершине насыпи, менее всех покрытой пышной растительностью, которая временами прятала от нас небо аж на несколько часов, мы увидели, что Адамов пик залит солнцем, хотя он и был сейчас расположен к нам ближе, чем в тот момент, когда мы первый раз увидели его со стороны океана.
Именно оттуда происходят религиозные традиции индусов, что Адима ушел оттуда со своей спутницей Хевой, в сторону континента, даже несмотря на защиту Брахмы, властелина всего живого, и выказав неповиновение, за которое они заплатили трудом и страданиями тех, кто до сих пор является их потомками.
В своей книге «Библия в Индии» я перевел браманическую легенду о первом человеке и первородном грехе — легенду, крайне логичную и не особенно смешную, хотя и причудливую, как история яблока и змеи. Я приведу эту легенду здесь, когда я расскажу о верованиях сингалье, а также о том, как одни и те же события пересказываются людьми, являющимися последователями буддизма.
В течение почти трех месяцев я был гостем Кальтны, коротая время на охоте и рыбалке, а также за длительными поездками на слонах, во время которых, забыв весь мир, я бесконечно предавался различным мечтам, которые отвлекали меня от окружающей действительности.
Вечером за ужином, собравшись в гостиной, мы признались друг другу, а именно моим очаровательным хозяевам, что ничто в мире не стоит подобного спокойствия и что на этой земле, где все словно было создано для удовольствия и счастья человека, он навсегда построил бы здесь свой дом, если бы его постоянно не толкало на приключения и действия то, что делает нас ненасытными в поисках новых удовольствий и стремления к неизвестному.
Нигде кроме Индии я не чувствовал тот умиротворенный внутренний покой, который помогает нам чувствовать себя счастливыми и ощутить жажду жизни. Такое же чувство всегда проявлялось во мне на Цейлоне, в Пондишерри, Чанданнагаре, Агре, Дели, Бенаресе и в долинах Гималаев. Весь мир становился безразличен, а моя жизнь была заключена в пейзажи, которыми я мог любоваться, и в чувства семей и друзей, которые окружали меня.
Я всегда буду с искренней радостью помнить это очаровательное маленькое поселение, затерянное в лесу в нескольких лье от Пондишерри на берегах озера Осуду, где я провел с этой семьей, с немногими моими настоящими друзьями, самые счастливые и возможно самые спокойные часы во всей своей жизни.
Свежесть утра и вечера позволяли нам охотиться или ловить рыбу, в то время как в самый жаркий час дня, растянувшись в гамаках, мы предавались бесконечным разговорам, погружаясь в густой и пахучий дым сигары из Рангуна или Коринги.
Вдали от любого центра жизни мы были самодостаточны без всякой тени волнения, когда-либо осмеливающегося нарушить наше спокойствие. Как часто мы не желали, чтобы эти дни заканчивались, пребывая вдалеке от проблем и шума, которые кажутся вечной причиной человеческих страданий!
Мы словно нашли в этом месте беспечность и радость нашей юности, эти приятные сердечные чувства, которые приходят, чтобы вернуть нас к жизни, придать мужество и настроить на положительную волну в те минуты грусти и печали, когда память наполняется мыслями о родине и о тех, кого нет в этот момент рядом.
Какие поэтические и очаровательные вечера мы проводили на этом озере под звуки однообразных и причудливых песен наших индийских гребцов, когда мы наслаждались видом золотых уток-мандаринок и лебедей, спящих в высокой траве!
Ночи в Индии не такие спокойные, тихие и мрачные, как в Европе.
Кажется, что вся природа замирает одновременно. Люминесцентные светлячки населяют небеса словно тысячи звезд, насекомые гудят в листве, ветер и звуки подобные арфе приносят с собой аромат цветов и крики больших птиц. Ночные огни беспрестанно трепещут над вашими головами, соединяя воедино пронзительные крики и машущие крылья на тысячах концертов, которые происходят повсюду от воды до земли и неба.
Время от времени мы слышали жалобный лай голодных шакалов или более страшные крики, которые создают внутри вас ужас перед пантерой или тигром, занятыми поисками еды.
Именно в такие моменты большие черные буйволы с длинными витыми спиральными рогами, которые проведя день пасясь в джунглях, приходят, чтобы утолить свою жажду и вдохнуть свежий воздух озер или рек... Они движутся вперед медленным шагом, взывая к замешкавшимся сородичам продолжительным ревом.
Молодые буйволы находятся в центре стада рядом со своими матерями, а спереди и сзади идут особи мужского поля, выбирающие стоянку на ночь. Все бежит от их стада — и тигры, и пантеры, и ягуары, и шакалы. Горе отсталому путешественнику, который встречает их на своем пути, или ночью, пересекая озеро или реку, не позаботится о том, чтобы лодка не останавливалась рядом с их лагерем. В мгновение ока блуждающие рядом звери набросятся на вас, и на следующий день ваш труп будет лежать на берегу, растерзанный хищными зверями и стервятниками.
С другой стороны, имея на борту гребцов, вы ничем не рискуете ибо даже в самые темные безлунные ночи можно спокойно дрейфовать по воде и наслаждаться этими странными звуками, в которых для меня всегда было что-то таинственное и очень приятное.
Хотя цель этой книги не состоит в том, чтобы с точностью рассказать о конкретных сценах моей жизни в Индии, я не могу устоять перед соблазном рассказать историю одной из самых странных ночей, которые я когда-либо проводил в этой стране.
Я был в Чанданнагаре.
Мы долгое время охотились в джунглях у Трипани, а также на больших островах Ганга, которые простираются вверх по течению реки, в двадцати пяти или тридцати милях от той деревни, когда однажды утром капитан Б..., сипай (НАЕМНЫЙ СОЛДАТ В КОЛОНИАЛЬНОЙ ИНДИИ), пришел сообщить мне, что группа буйволов устроила стоянку в этих местах и что было бы неплохо спешить, если мы хотим застать этих животных, которые в это время года спускаются с холмов и движутся на юг.
Для осуществления своего предприятия мы решили отправиться в путь в тот же вечер, и я немедленно отправил своего кансаму на поиск дингви, своеобразной лодки с каютой, и дюжины энергичных гребцов, способных помочь нам двигаться вверх по Гангу в течение пяти дней, то есть тот период времени, который был необходим нам для достижения цели.
Кансама в Бенгалии — это главный слуга, который также называется у жителей Индостана и идентичен понятию «добачи» в тамильском языке.
Около четырех часов к нам пришли двое наших друзей, чтобы попросить нас позволения взять их с собой, на что мы с удовольствием согласились ибо две хорошие винтовки никогда не бывают лишними в Индии.
Поскольку мы могли отправиться в путь не раньше следующего дня, до наступления которого необходимо было решить несколько неотложных дел, то было условлено, что слуги отправятся верхом в Трипани, где мы должны будем ждать их, чтобы вместе вернуться назад к Большим Островам.
Охота в Индии не имеет ничего общего с европейской. Для начала вы должны взять с собой всех своих слуг, чтобы иметь тот же уровень жизни, тот же комфорт и те же удобства, которыми располагаете дома, а также иметь с собой палатку, спасающую вас от дневной жары и позволяющую принимать свежую и ароматную ванну, чтобы вернуть телу гибкость и эластичность, которые оно теряет от усталости. Вот тут только, будучи изрядно измученным дорогой, вы и способны по достоинству оценить навыки и мастерство индусских массажистов!
На все время путешествия необходимо также позаботиться о питании. Маленький саквояж с традиционной крольчатиной, столь милой для парижских охотников, не способен удержать свежесть мяса, да и джунгли Бенгалии не стоит сравнивать с равнинами Солони или Боса (ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ РЕГИОНЫ ФРАНЦИИ). Особенно не стоит забывать о хорошем запасе воды. Горе тому, кто будет использовать для питья воду из озер, полных различных растений и животных всех видов. Малейшее происшествие может стоить вам шансов на победу — и призом является одна из тех страшных болотных лихорадок, которые не отпускают вас затем в течение многих последующих лет. Даже смена климата не всегда способна исцелить вас, особенно если вас угораздило столкнуться в начале болезни с одним из тех самоуверенных английских врачей, которые пичкают вас дозами хинина, способными свалить слона, или же льют в вас литрами коньяк, который в конечном итоге поступает прямиком вам в голову. Будьте заранее уверены, что если жар или тиф не коснутся вас, то значит врачебная ошибка обошлась вам крайне дешево.
Я знал одного господина, который был врачом в правительственном учреждении и использовал одно и тоже лекарство и для людей, и для лошадей, утверждая, что у нас нет различий в плане органического строения, а потому он творил добро для одних и ничуть не вредил другим.
Многочисленные приготовления и медлительность индийских слуг — господа ведь не могут сами подумать о том, чтобы ничего не забыть — задержали нас до темноты, так что было уже около одиннадцати часов вечера, когда мы, капитан Б. и я, смогли сесть в нашу дингви и отплыть от берега.
Погода была великолепна. Благодаря лунному свету, с которым мы совершенно не знакомы в наших туманных северных странах, можно было без труда различить берега этой величественной реки, самой красивой в мире. При звуке же равномерного пения наших гребцов, которые мерно двигали в воде веслами, мы позволили своей задумчивости унести нас на волю мечтаний и фантазий.
Время от времени до нас доносились звуки рогов и там-тама, принесенные с земли одним из тех теплых и ароматных бризов, которые встречаются только в этих широтах и которые погружают вас в одну из тех непреодолимых дремот, в ходе которых ваше тело, качающееся в полусне, позволяет душе заняться наблюдениями, отдавшись на волю фантазии.
Мы плыли мимо индийских деревень, где возносились почести бесчисленным местным богам или же под звуки священной музыки давались необходимые наставления для молодой невесты в супружеском доме.
Эти люди — самые счастливые на земле ибо когда они не поражены голодом, а их урожай достаточен, чтобы заплатить налоги, радость или боль никогда не ограничиваются одной семьей, пораженной несчастным или счастливым событием. Вся каста, а зачастую и вся деревня, участвуют в событии и каждый приносит свою дань слез или песен.
Сидя у двери нашей маленькой хижины, мы провели пару часов не сказав ни единого слова. Похоже молчаливое согласие обоюдно погрузило каждого из нас в свои мысли. Эта спокойная ночь на огромной реке вызвала в нас непреодолимое чувство меланхолии.
В разгар этой грандиозной тишины, благодаря объединению наших идей, которые при желании очень нетрудно уловить, мои мысли понемногу обратились к Франции. Я задумался о полуразрушенных башнях старого замка герцогов Бургундии, вблизи одного из которых я появился на свет... и мое детство мгновенно открылось передо мной...
Затем продолжая вспоминать прожитые годы, я подумал о множестве тех обстоятельств, которые забросили меня более чем на три тысячи лиг от моей страны.
Внезапно меня вырвал из моих воспоминаний энергичный заместитель командира, и я услышал его голос, который сказал мне:
— Друг мой, очень любопытно наблюдать как вы спите с открытыми глазами. Я сигнализировал вам целых пять минут, а вы, похоже, не обращали на меня никакого внимания. О чем это вы так глубоко задумались?
— О прошлом, — сказал я ему.
цитировать