Глава четвертая
Тринкомали
Тринкомали (продолжение). — Брак высшей касты. — Факиры. — Сэр Джон Хэйстли. — Охота на озере Канделле. — Торфяные болота. — Посвящение Амуду. — Ночь в джунглях. — Выезд из Тринкомали. — Джаффнапатнам. — Отъезд на побережье Индостана.
Накануне дня, определенного для свадьбы его дочери, Налла-Тамби Моделиар приехал навестить меня со своим зятем, молодым человеком семнадцати лет от роду, который принадлежал к одной из первых семей касты велладжа в городе Негапатам и звался Пону-Рассендрен Моделиар (моделиар — это титул, принадлежащий исключительно к касте велладжа, в переводе с тамильского означает «превосходный»). Они пришли, чтобы повторить мне свое приглашение и объявить, что я не буду один на этом празднике, так как сэр Джон Хэйстли, помощник районного сборщика налогов, пообещал быть там со всей своей семьей.
Я был раздосадован, узнав об этом так неожиданно ибо обещал на следующий день встретиться с дамами сэра Хэйстли. У меня было очень мало времени чтобы нанести им визит, который я считал обязательным действием, так как английское общество относится к этим вопросам очень щепетильно, не позволяя индусу, каким бы значимым он ни был, даже будучи раджой, быть представленным своим европейским знакомым.
Помощник сборщика налогов работает в округах английской Индии, исполняя административные и финансовые обязанности. Это своего рода префект-казначей.
Сэр Джон Хэйстли, помощник сборщика налогов в районах Тринкомали и Тамблегам, жил на полпути между этими двумя городами, находящимися в заливе Каттиаар, в очаровательном затерянном в лесу домике, собрав воедино всю роскошь и комфорт, которыми англичане умеют окружить себя в этих странах, где они правят еще более деспотично, чем старые раджи.
Это был тот оригинал, который принес в свой дом некоторые из тех великих изобретений, столь полезных для человечества, которыми кичится победоносная Англия: петушиные бои, собаки и бокс. Боксерами в его доме было полдюжины несчастных пария. Также он обучил боксу своего привратника, который каждое утро для того, чтобы помочь пищеварению хозяина, падал в обморок еще до того, как получал удар в челюсть. Несмотря на все усилия учителя, в прошлом участвовавшего в уличном боксе, беднягам не нравилось это занятие, поэтому процесс всегда шел крайне медленно, хотя сэр Джон и старался приободрить бойцом голосом и жестами, попутно поглощая грог. На восьмом стакане божественного ликера джентльмен самолично вовлекался в борьбу, наглядно объясняя этим несчастным то, как необходимо постигать истинные принципы этого национального искусства. England forever! («Англия навсегда!») В итоге все обычно заканчивалось лосьонами и компрессами на поврежденных конечностях.
С другой стороны сэр Джон Хэйстли был членом Общества защиты животных в Коломбо, и он становился безжалостным, когда видел, что кто-то бьет рычащую собаку, чтобы защитить своих детей.
Когда я был представлен ему в доме в Каттиааре, то был весьма радушно принят этим исключительным персонажем, во-многом благодаря письму, которое я имел от генерал-губернатора, рекомендовавшего меня представителям английской власти любого ранга. Но так как миледи и дочери сэра Джона с утра были в купальнях, то у меня имелся в запасе почти час, чтобы, прежде чем быть представленным им, изучить информацию о разведении и дрессировке собак, а также о «дрессировке» бойцовых петухов.
Когда миледи наконец соизволила появиться, сэр Джон уже рассказывал мне о результатах скрещивания «бентамов» с курицами из горной Шотландии. Однако он все-таки прервался, чтобы представить меня.
Леди Хэйстли была женщиной лет сорока пяти. Она провела много лет на континенте, знала мир и не имела в своих манерах ничего от той вычурной малоприятной натуры и того высокомерного взгляда на вещи, который чопорные англичане считают признаком хорошего тона. С большим радушием она попросила меня погостить у них несколько дней после праздника, который мы собирались посетить. Она действительно настолько очаровала меня своими манерами дружелюбия, простоты и откровенности, что я искренне сожалел, что не могу принять ее приглашение. Я остановился в Тамблегаме для того, чтобы немного отдохнуть и совершить несколько поездок по округе, и я не особенно хотел на несколько дней принуждать себя к соблюдению церемониала английской реальности.
Когда я вернулся вечером в бунгало, то обнаружил в своем паланкине, что мой верный Амуду уже позабыл о своей любви в Калтне и променял ее на молодую симпатичную малабарку, чьи обязанности заключались в обслуживании купален, когда в этом месте останавливались путешественники.
В бунгало, которые английское правительство построило для своих путешествующих чиновников, иностранцы чувствуют себя наиболее комфортно. В этом учреждении всегда имеется большой штат прислуги. Кровати окружены большими противомоскитными сетками, стол сервирован серебряной утварью и покрыт льняной скатертью, а каждая комната снабжена большим и элегантным панка.
После ужина я вышел на улицы Тамблегама, где меня ожидало крайне странное зрелище.
Все родственники и друзья Пону-Расендрена Моделара, будущего зятя Налла-Тамби, включая всех членов касты прибыли из континентальной Индии в Тамблегам, чтобы присутствовать на свадебных торжествах. Все дома в городе были полны гостей. Веранды были освещены; каждая ветвь деревьев, растущих на улицах, была украшена фонариками тысяч цветов, а пагода светилась ночью благодаря бенгальским огням и искусственным светильникам, которые висели со всех сторон в воздухе. Это была прелюдия к событиям завтрашнего дня.
Со всех концов в город пришли жонглеры, заклинатели змей, санньясины, нищие, факиры, чтобы воспользоваться щедростью и доверчивым благочестием гостей. Один нес вокруг своего тела очковую кобру, тригоноцефала, ужасных змей, с которыми он играл, не обращая внимания на укусы. На запястьях у него были браслеты из мелких кораллов, которые способны убить человека за несколько секунд. За ним следовал ручной тигр, который использовался своим сопровождающим в качестве постилки для сна на обочине дороги. Факиры представляли свое искусство в полной мере. Они стояли на коленях в пыли и молились, ожидая времени, чтобы продемонстрировать изумленным глазам окружающих те пытки, которые они как бы играючи проделывают сами над собой, словно не чувствуя никакой боли.
Везде шевелилась пестрая толпа. Человеческий поток под игрой света принял фантастические очертания.
На каждом углу улицы рапсоды (на санскрите, «рапсаоды») (1) рассказывали тягучим сиплым голосом о бесчисленных подвигах разных богов и восхваляли семьи двух будущих супругов. В это же время под портиками пагоды, по краям священного пруда и вдоль веранд огромные белые или черные слоны отдыхали, сидя на корточках и время от времени вспоминая друг о друге, издавая различные по модуляции крики и стараясь передать свои впечатления. Погонщики мирно спали у их ног в пыли, изможденные от усталости, так как они прибыли со всех концов острова. Маленькие дети мирно спали в гауде под присмотром слонов.
(1) Рапы или исполнители рапсиами, т.е. песен и од, поэты.
Много времени минуло с тех пор, как в Тамблегаме была столь важная свадьба, к которой все так активно готовились.
Налла-Тамби Моделиар был не только главой округа, но и главой касты велладжей, которые утверждали, что они принадлежат к королевской семье, то есть к древним кшатриям (ПРАВИТЕЛЬ) Индостана.
Вся северо-восточная и северная часть Цейлона, которую нам еще предстоит посетить, населена малабарами из континентальной Индии, хотя мне и не удалось полностью изучить их разделение на касты, которые отличаются от прочих сингальцев. Пока мы опустим эти детали, направляя читателя в Индостан, где все этом можно изучить подробнее, хотя здесь надо сказать пару слов, чтобы лучше понять все последующие события.
Благодаря санскриту и множеству рукописей, оставшихся нам со времен Древней Индии, сегодня мы можем с полной исторической достоверностью описать события двадцати пяти-тридцати тысячелетней давности. Опять же с точки зрения той науки, которая изучает жизнь людей в различных эпохах, это всего лишь один миг из всего человеческого существования протяженностью в несколько миллионов лет!
В тот отдаленный период существования мира основным авторитетом в патриархальном обществе была власть главы семьи, который одновременно являлся священником основной религии. Отец и священник в санскритских священных текста, а также в греческом и латинском языках, в течение многих столетий назывались одним словом для отображения их гражданских и религиозных обязанностей.
Священник поддерживал престиж семьи, и его авторитет постоянно усиливался. Поэтому когда семья постепенно становились общиной, община народом, а народ нацией, то власть священника росла вместе с этими изменениями: она отделилась от власти отца и стала безликой силой в руках отдельного класса людей, которые для того, чтобы закрепить свое владычество, стали заявлять, что Бог послал их быть пасторами народа. Эти люди стали называться браминами от Брахмы, Бога-Творца.
Чтобы твердо установить свой деспотизм, священники закрепились на религиозной идее и с того момента используют имя Бога для творения различных чудес, заклинаний, откровенной лжи и таинства, что на протяжении многих веков дает им столь прекрасные преимущества.
Они начали с того, что разделили людей на касты, и, для того, чтобы их решение было неоспоримым, поручили самому Брахме совершить это. Вот что они говорят: «Мы ратуем за то, чтобы добрые люди приняли в себя вечный воздух блаженства и радости» или «это угодно Богу... так говорит Бог... мы лишь недостойные исполнители небесной воли.»
Однажды эти люди обнаружили, что при создании мира Брахма создал человека из четырех разных частей своего тела, что указывало на его относительную неполноценность и зависимость, с которой должны сталкиваться определенные касты людей. Из своего рта Брахма сделал брамина, то есть священника, повелителя вселенной, который был создан исключительно для выполнения его заветов. Таким образом, любой, кто пытается противостоять браминам, священникам, левитам, безумным и вертящимся дервишам и прочим шулерам, не заслуживает прощения, так как мы существуем только для них и по их милости. Из руки Брахмы вышли кшатрии или правители, раджи, цари, которым поручено управлять миром под надзором священников. Из бедра Брахмы родились вайшья, которым в качестве торговцев, фермеров, скотоводов, ремесленников и т.д. нужно обеспечивать две первые касты. Наконец, из своей ноги Брахма сделал шудров, то есть рабов, которым велено вечно прислуживать всем прочим кастам.
Как видим, не так все и плохо. На современном этапе все еще делаются попытки ликвидации всех этих прекрасных священнических изобретений.
Каждый человек, и это стало неизменным законом, не мог ни по оказанным услугам, ни по каким-либо другим мотивам покинуть касту, в которой он родился. С тех пор не было никаких действий, которые могли бы его смутить, не было надежды на улучшение своего положения, что явилось бы стимулятором энергии индуса, чей каждый шаг и каждое движение от рождения до смерти стало регулироваться характерными для его касты законами и нормами. В такой ситуации индус погрузился в жизнь снов и материализма, которая до сих пор остается его единственной реальностью и заставляет отвергать все изменения как зло или действия равные преступлениям.
В итоге получилось, что брамины создали нацию, в которой легко доминировать и которая не в силах стряхнуть с себя подобное иго. Брамины получили великие почести, пожертвования, богатство и уважение. Но с того дня, когда жители с севера стали бросать ревнивый взгляд на богатства Индостана, со дня, когда на индусов началось нашествие монголов, они тщетно пытались защитить себя. Любые усилия были бесполезны для попытки организации людей, которых столь долго доводили до безразличия в целях обеспечения собственного господства. Только кшатрии были ликвидированы, чтобы сохранить власть, которой поделились с ними священники. Брамины, молясь богу в своих пагодах, который был бессилен спасти их, поняли, что рушится их сила, укрепленная мерами предосторожности, изначально принятыми для ее сохранения. Напрасно они предавали захватчиков анафеме и угрожали им небесным гневом, который был направлен на многочисленные армии последних. В результате новые хозяева спокойно селились на завоеванной земле и в свою очередь уступали места лишь тем завоевателям, которые приходили сюда после них.
С тех пор Индия стала классической страной для вторжений, а ее народ, одуряемый пятнадцать тысяч лет и попираемый деспотией священников, всегда безропотно подчинялся всем захватчикам. Вероятно даже шудра не были особенно довольны свержением тех высоких классов, которые столь долго доминировали над ним.
Сегодня из четырех изначальных каст Индии существуют только та, в которую входят брамины, которые, потеряв абсолютную власть, сохранили чистоту расы и часть своего религиозного престижа.
Предоставленное самому себе население подразделяется на касты до бесконечности. Разделение зависит от деятельности человека: каждая профессия, и каждая специальность полностью изолируют себя от прочих каст. Когда все причины для разделения, разграничения и уточнения были исчерпаны, то каждая каста в свою очередь стала делиться на два чуждых друг другу лагеря, словно они никогда и не имели общего происхождения. Эти два лагеря называются сторонники правой руки и сторонники левой руки.
Здесь требуется объяснение.
Индусы едят руками без какого-либо прибора. Какой бы вариант они ни выбрали для этой функции, другая рука считается нечистой, никогда не должна касаться пищи и предназначена лишь для священного омовения. Отсюда и разделение, о котором я только что говорил. В одной и той же касте одни члены используют правую руку для еды, другие — левую.
Так, например, у касты веллая есть веллая правой руки и веллая левой руки. То же самое существует и во всех других кастах.
Все касты признают превосходство браминов. Но эта уступка лишь является поводом поставить себя выше остальных. Отсюда и происходит беспощадная борьба за влияние и богатство, порой ведущая к гибели людей.
Раньше только раджи и принцы королевской семьи имели право носить позолоченную трость, статус которой соответствовал нашим тамбур-мажорам. Европейские правительства, захватившие Индию, зарезервировали это право в качестве награды местным правителям. Трудно даже представить себе до в какой степени низости и раболепия опускаются богатые индусы, чтобы заполучить эту трость, и сколько они платят агентам влияния, которые выбивают им такую награду. Двадцать лет своей жизни индус будет пресмыкаться и умолять губернаторов, советников и чиновников всех мастей. Если он наконец получит трость, то он будет до смерти рад, а вся его семья и каста будут в течение нескольких поколений гордиться полученным отличием. Европейцам крайне по душе эта мания, которую они активно эксплуатируют. Справедливости ради надо сказать, что индусов не меньше привлекают различные тряпки из красной, желтой или зеленой ткани, которые мы вшиваем в наши петли.
Сходите в народный суд во время разбора дела о продажи недвижимости, и если вдруг два человека из конкурирующих каст и примерно равных друг другу по богатству, окажутся там и сделают одинаковую ставку, то можете быть уверены, что стоимость этой недвижимости возрастет вдвое или втрое. Один потратит тридцать тысяч рупий на брак своей дочери, другой потратит сорок. Пусть первый даст исполняющим ритуалы браминам на религиозной церемонии пятьдесят волов, а через восемь дней второй сделает свое подношение и даст сто волов.
Я знал богатого банкира из касты коммути, который, поссорившись со своим зятем из-за какого-то вопроса о старшинстве, расстроил всем его планы и заплатил тридцать тысяч франков за переезд своей конюшни, не стоивший и пяти тысяч — и все потому что банкир сказал, что его зять никогда не будет иметь таких лошадей в своей конюшне.
Будучи охваченный тщеславием, индус способен на самые невероятные глупости.
Стоит также отметить и воздать индусам должное, что эти люди способны на самую горячую преданность и благородство, которые нечасто встречаются в мировой истории.
В связи с этим мне хотелось бы сделать следующее заявление. Я не претендую на то, чтобы восстанавливать справедливость: в нынешней Франции просто невозможно, чтобы люди стонали под административным и бюрократическим гнетом сил, стоящих выше закона! В конечном счете мы всегда остаемся преданными своей стране, которую, по крайней мере, стараемся не забывать на чужбине.
Я беру то, что собираюсь сказать, под личную ответственность.
В Пондичерри есть индус по имени Сандира-Пуле, который живет на скромную пенсию в три тысячи франков вместе со своей многочисленной семьей. Его дедушка потратил двенадцать миллионов на Францию, и Сандира-Пуле ждет что, если понадобится, Франция вспомнит об одной из величайших семей в Индии, которая разрушила сама себя во имя нашего флага.
Вот эта история.
В 1793 году англичане осаждали Пондичерри, этот несчастный город, известный своей непоколебимой верностью Франции, со стороны Гуделура (КУДДАЛОР — НЕБОЛЬШОЙ ПОРТ НА КОРОМАНДЕЛЬСКОМ БЕРЕГУ ИНДОСТАНА) и с моря. Город защищался на пределе отчаяния, ему не предстояло ожидать помощи от метрополии, которая сама была центром иностранной коалиции.
В один прекрасный день мы не могли уже отвечать на огонь англичан. У нас был порох, но не не было больше снарядов. Все железо в городе было отправлено в «краснорубашечников» (ИРОНИЧЕСКОЕ НАИМЕНОВАНИЕ БРИТАНСКИХ СОЛДАТ ПО ЦВЕТУ МУНДИРА): балюстрады памятников, стрелы и кресты церквей были выстрелены в них.
Был собран военный совет. Губернатор и старые солдаты, которые были его старыми друзьями, горько плакали при мысли о сдаче. Там были и старые вояки де Лалли-Толлендаль, и Дюплеи, и Маэ де ла Бурдоннэ. Этим храбрым людям было очень больно покидать старый Понди, город дворцов, как его называют на коромандельском побережье.
Внезапно один индус попросил поговорить с членами совета. Представим его читателю. Это был глава касты велладжи в Пондичерри, самый богатый человек в стране, дед Сандира-Пуле.
— Господа! — сказал он, — Узнав, что у вас больше нет боеприпасов и что мы возможно собираетесь сдаться, я привез вам повозку с пятьюдесятью ящиками денег, золотых рупий. Не хотите ли вы сделать отличный выстрел?
При этих словах комната разразилась аплодисментами. Таким образом, глава велладжи послужил на благо своей страны. Каждый военный вернулся на свой пост, и защита возобновилась с еще большим энтузиазмом.
Двадцать дней англичан поливали золотом и серебром.
Конвент (ТОГДАШНЕЕ ФРАНЦУЗСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО), растроганный подобным жестом преданности, предписал в качестве национальной награды вернуть сумму, которую индус предложил французским защитникам. Министр финансов Ролан за взятку низвел сумму подлежащую выплате до десяти миллионов. Но выплата так никогда и не была сделана. Благородный глава велладжи, слишком гордый, чтобы потребовать чего-либо, умер в бедности, а его внук Сандира-Пуле живет в положении близком к нищете в городе, где его семья потеряла свое влияние за то, что он слишком горячо и преданно любил Францию.
Реальность однако состоит в том, что Сандира-Пуле получил для себя и своих наследников пожизненное разрешение носить трость с золотым набалдашником.
Грустно говорить, но даже англичане всегда стремятся наградить достойных и преданных им людей.
Дело не в том, что мы менее щедры, чем наши соседи. На протяжении более чем шестидесяти лет у нас не было достойной внешней или колониальной политики. У нас нет даже правительства, мы всего лишь административная единица. Мы знаем, что и даже при хорошем управлении вся действительность состоит лишь в том, чтобы платить налогоплательщикам и повышать зарплату государственным служащим от десяти тысяч до двенадцати тысяч франков, затем от двенадцати до пятнадцати, а потом и от пятнадцати до двадцати. Что же касается преданности и героизма, то это составляет какие-то жалкие пятьдесят франков в виде подачки.
Но давайте вернемся к индусским кастам.
Человеческая жизнь всегда должна подпитываться какими-либо действиями. Отними у народа свободу и политическую жизнь, и жизнь навсегда погрязнет в византийских ссорах, пустых дискуссиях и мелких прениях о старшинстве.
В индийских городах у каждой касты есть своя улица, которая по своему назначению запрещает прохождение по ней во время фестивалей всех, кроме членов данной касты. Подобный запрет существует и на фестивалях других каст. Нарушение этого запрета может караться смертью.
Некоторым кастам не разрешается переносить паланкины. Другие, имеющие это право, могут пользоваться им только в праздничные дни или в конкретное время года.
Бросать коробки, пользоваться взрывчатыми веществами или бенгальским огнем, слушать музыку во время похоронных церемоний, носить сандалии, стричься определенным образом, иметь право носить ту или иную прическу, передвигаться в повозке с одной, двумя или четырьмя лошадьми, есть на дереве, в углублении на земле, из медной, серебряной или золотой посуды, так или иначе брить бороду и тысяча других обычаев, которые было бы слишком долго перечислять — все это формирует привилегии, которые индусы имеют право использовать в своей жизни. Однако они не только не делают этого, но и запрещают делать это другим, если какая-либо каста не имеет на это права.
А теперь представьте себе восстание против иностранной оккупации в условиях, когда два человека не могут ни есть вместе, ни носить одинаковую одежду ибо они принадлежат к разным кастам! Таким было восстание 1857 года против англичан, крайне слабое восстание мусульман с севера, весьма легкое при своем подавлении и принявшее эпические масштабы в Европе исключительно благодаря британскому пафосу, когда невозможно пройти мимо строя из трех солдат в шеренге, не произнеся им страстные возгласы восхищения. Благодаря слоганам всех газет, которые печатают на английском языке по всему миру: «Каков герой этот Джон Булль!», Европа бросается к окну и смотрит, как проходят эти самые герои.
История этой знаменитой войны известная всему миру.
Вот она в двух словах.
В 1856 году лорд Далхаузи, генерал-губернатор Индии, издал указ о конфискациии королевства Ауд, по той причине «что глава королевства не способен управлять им.» Именно такие слова содержится в этом указе.
Франция не протестовала ни против этого акта, ни против невероятной наглости терминов, использованных в акте о конфискации. Такое жестокое попирание прав нации было утешительной запиской лишь для Англии, которая стремилась продолжить Крымскую войну.
В результате этого акта наземного пиратства от 40 до 50 тысяч несчастных мусульман восстали на защиту своей национальной независимости. Они захватили часть городов на севере, но поскольку из двухсот миллионов индусов ни один не сдвинулся с места, то повстанцы не осмелились идти вперед, а у Англии образовалось достаточно времени, чтобы послать в страну двадцать тысяч человек, которые и подавили так называемое восстание.
На следующий день Джон Булл стал настоящим героем! Чтобы отомстить за свой испуг и научить индусов более не беспокоить их по пустякам, англичане в течение шести месяцев совершали военные марши в сопровождении музыки и винтовочных выстрелов, убивая тысячи заключенных с разрешения своего командования на каждом утреннем параде. Только в Лакхнау было убито семь тысяч человек, включая мужчин, женщин, стариков и детей...
О, француз! Причудливый, гуманный, космополитический путешественник и двигатель прогресса. Взгляни на то, что происходит вокруг, посмотри как сильные обращаются со слабыми — и ты можешь не проснуться однажды утром, будучи убитым в своей кровати с разграбленными шкафами и ящиками. И все это лишь из-за того, что ты думал, что нет нужды закрывать на ночь входную дверь.
Англичане, которые поощряют разделение каст, разводят их в разные стороны еще больше, чем когда-либо до них, так как до тех пор, пока это разделение существует, у них не будет причин опасаться сколь-либо серьезного восстания. Данная ситуация не оказывает никакого влияния на индусов низшей касты, которые всегда были угнетены и которым было невозможно придать какое-либо представление о национальной гордости в стране, где они постоянно платят налоги браминам или раджам, мусульманам или англичанам. Что касается высших каст, они требуют только одного: глава сохраняет свой статус и свой капитал, следуя примеру всех аристократов мира, которые всегда служили подстилкой для захватчиков. Сначала они яростно борются с завоевателями, но это только в самом начале. Весь вопрос состоит только в сохранении власти. И вот когда вся территория завоевана противником, они первыми отправляются к победителю, который почти всегда сохраняет им все привилегии, и, в свою очередь, нуждается в том, чтобы обосноваться на земле и пожинать всевозможные плоды своих завоеваний.
Все эти многочисленные касты, так разделенные по интересам, постоянно соперничают между собой за подачки и привилегии и постоянно делают Индию наиболее легкой добычей для той европейской нации, которой удастся ее захватить.
На северо-востоке Цейлона от Тамблегама и Тринкомали до Джаффнапатнама проживают индусы с берегов Малабара и Короманделя, однако здесь представлены далеко не все касты Индостана. Вот те единственные, которые действительно имеют вес:
1. Каста велладжа, которая утверждает, что является самой важной из всех после браминов;
2. Касты коммутис, т.е. банкиры, судовладельцы, крупные предприниматели;
3. Каста шеттис, т.е. торговцы всех мастей;
4. Каста джадавал, т.е. фермеры, плантаторы и промышленники.
Мы упомянем здесь и браминов, которые имеют тот же авторитет и ту же власть, что и на основной территории страны.
Ниже этих каст есть множество других, о которых у нас еще будет возможность рассказать позже. Пока давайте удовлетворимся теми, которые мы только что указали на Цейлоне и которые являются единственными, кто действительно населяет этот остров.
Здесть также есть и пария здесь в небольших количествах. Мы обсудим их, когда будем говорить об Индии.
Три касты велладжа, коммутис и шеттис охотно появляются друг рядом с другом на обычных праздниках, а также сталкиваются между собой в быту, хотя и не имея возможности породниться через брачный союз. Они пользуются почти одинаковыми привилегиями, эти коммутис и шеттис, завоевав ценой денег и богатыми подношениями богами все права, которые касаются исключительно браминов.
Что касается велладжа, то они обладают этими правами уже в течение длительного времени, будучи выходцами из класса воинов и ариев, то есть королей.
Несмотря на это, хотя они и принимают приглашения друг к другу, велладжа относятся к коммутис как ремесленники района Сэн-Жермен к финансистам района Антин.
На свадебные торжества дочери Наллы-Тэмби Моделиар были приглашены все, кто входили в касты коммутис и шеттис. Они прибыли на это событие со всех отдаленных мест от Тринкомали до Джаффнапатнама. Как результат подарки, которые получила невеста, оценивались на сумму более миллиона рупий. Каждый гость был обязан сделать подношение, каким бы малым оно ни было. Ни при каких обстоятельствах невозможно игнорировать данный обычай, установленный религиозной традицией.
«Святой отшельник Вайдева, — гласит легенда, — неожиданно для себя попав на празднование свадьбы прекрасного Бахвани с могущественным царем Вишвамитрой и не имея ничего, чтобы преподнести им, оторвал волосы от своей бороды, которые он предложил в дар как священную реликвию.
Волосы святого были заперты в золотой шкатулке и долгое время хранились как талисман династии Вишвамитры.»
... Когда я закончил свою прогулку по улицам Тамблегама, которую был вынужден снова совершить, чтобы вернуться в бунгало, весь шум уже прекратился. Оставалось всего несколько часов от глубокой ночи. Факиры, чародеи, нищие, санньясины, тигры, слоны и их погонщики спали тут же в пыли, и я едва смог пробраться сквозь все эти разпластанные тела, принявшие самые фантастические позы под жаром ламп из огромных ароматизированных смоляных шариков, которые горели наверху, будучи установленными на штативы.
При первом луче солнаца праздник начнется заново.
Я никогда не забуду тот вид, который поразил мой взгляд, когда я прибыл в дом Наллы Тэмби и занял свое место под верандой с резными колоннами на первом этаже. Сэр Джон и леди Хэйстли уже уединились там с молодыми служанками, и после обычных приветствий мы полностью предались удовлетворению своего любопытства.
Представьте себе огромный квадрат, усаженный гигантскими деревьями и яркими красными цветами. С одной стороны, дом Наллы-Тэмби; на другом конце — пагода, несущая в небо свою внушительную массу, а на расстоянии более одного километра от пятнадцати до двадцати тысяч человек в самых странных и разнообразных костюмах, то есть все гости и все жители района, которые собрались отовсюду, чтобы посмотреть на данную процессию.
Все было идеально. Слоны с их шелковыми и кашемировыми паланкинами, которые должны были быть пожертвованы пагоде, гордо держали головы, шествуя со своими погонщиками. За ними последовали баядерки, которые окружали статую Вишну, этот прекрасный монумент, который тащили двенадцать черных буйволов. Затем следовало два паланкина, оба цвета слоновой кости, расшитые золотом и шелком и предназначенные для двух будущих супругов. Сразу по окончании торжеств гости должны были разместиться среди зелени и цветов, помещенных здесь специально для этого события.
На всем пути следования заклинатель, нищие, пандароны, санньясины и факиры ждали сигнала...
Музыканты со своей стороны не смогли принять участие в религиозном фестивале. Они были зарезервированы для вечерних торжеств.
В тот момент, когда первые лучи солнца достигли священного треугольника на вершине пагоды, вдали послышались высокие звуки браминской трубы, за которыми сразу раздались громкие звуки восклицания и радости, издаваемые толпой в ответ на сигнал из храма.
В это же время появилась Лакми, девушка Наллы Тэмби-Моделиар, и ее жених Пону-Рассендрен Моделиар и уселись в свои паланкины. Сразу же, словно по волшебству, слоны начали марш, размахивая в такт движению своими огромными бивнями, украшенными гирляндами цветов. Баядерки начали танцевать и петь вокруг статуи бога, и каждый занял свое место в процессии, следуя за новой семьей.
Мы шли медленно, под дождем цветов и листьев, которые чокры (слуги) с разными интервалами бросали в толпу. Ароматические шары горели на штативах. Нищие, пандароны и санньясины пели религиозные гимны на всем нашем пути. Двадцать тысяч грудей представляли священный хор. Заклинатель жонглировал своими змеями.
Внезапно в толпе пробежал долгий тремор. Факиры только-только начали свои восхитительные действия. Никто не смог бы и представить себе то странное дикое зрелище, которое предстало перед нашими глазами.
На пути, по которому мы шли, стволы деревьев были прикреплены вертикально к земле. На вершине каждой кроны было движущееся колесо, которое тащили за собой пять или шесть человеческих тел, которые аж все покраснели от натуги. Это были факиры, которые прикреплялись к нему железными крючками, проходящими через их бедра, почки или плечи. Эти бедные чародеи, пестуемые браминами, которые используют их для совершения фокусов и чудес перед удивленной толпой, улыбались и пели так, словно возлежали на ложе из роз.
Факиры воспитываются священниками в самых отдаленных пагодах. Метод воспитания, если мы можем использовать это выражение для той процедуры, которой они подвергаются, неизвестен, а брамины продолжают хранить на эту тему, если их даже когда-либо спрашивают, молчание, которое ничто не может нарушить.
Все, что реально узнать об этом — это то, что фанатики с одной стороны подвергаются ужасным лишениям и пыткам, а с другой получают все возможные удовольствия и самые извращенные виды разврата.
Думаю, что мы вряд ли сможем приподнять угол этой завесы и выбрать осторожные и разумные слова, которые были бы способны смягчить описания этих религиозных оргий. Соответствующие выражения стоит поискать в описаниях сатурналий на Лесбосе и в Гоморре.
Когда мы добрались до пагоды, я и семья сэра Хэйстли были вынуждены отказаться от участия в религиозной церемонии, так как вход в святилище был для нас запрещен как для нечистых белатти (иностранец). Мы не спеша отправились обратно в дом Наллы Тэмби верхом на наших лошадях, еще раз пройдя через группы чародеев и факиров, о которых я уже упомянул выше.
Странная вещь: в Индии нет ни одного европейца, который до сих пор ни властью, ни взяткой не смог бы получить от браминов вход в святилище храмов. Они продадут вам своих баядерок, даже своих женщин, если вы умеете действовать осторожно, но они не позволят вам проникнуть на территорию пагоды, даже если вы посулите им все сокровища Канавера или Голконды.
Коррупция с одной стороны и фанатизм с другой — вот бессменная кульминация любого религиозного деспотизма.
Религиозная церемония длилась недолго и было ограничена обычным омовением в священном пруду пагоды, потому что не соответствовало праздникам благородства Лакми. Последующей фразой, которую исполняющий обязанности брамина произносил в присутствии двух супругов у алтаря Лингама было:
— Пусть Брахма объединит ваши души неразрывной связью, и пусть добродетель будет этой связью. Пусть в ваших сердцах никогда не зародится ни отвращение, ни презрение. Муж, который презирает свою жену, проклят Богом. Женщина, которая презирает своего мужа, не может надеяться войти в небесную обитель.
Относись с уважением к событиям, которые часто могут быть неблагоприятными. Тот, кто все время предается удовольствиям любви, оскорбляет Господа, который по этой причине не дает семье многочисленного потомства.
Посвятите Богу старшего из ваших сыновей, поскольку именно он совершит на вашей могиле похоронные церемонии, которые смывают последние пятна и позволят вам войти в жилище очищенных душ.»
Когда священник закончил свою тираду, процессия возобновила свой шаг в прежнем порядке. Поскольку Пону-Рассендрен-Моделиар не жил в Тамблегаме, то молодую женщину отвели обратно в дом ее отца, который был выбран семейным домом для оставшейся части церемонии.
Прибыв к веранде дома Наллы Тэмби, Пону-Рассендрен предложил своей молодой жене немного жареного риса, молодого козленка с красной шерстью и двух молодых голубей.
Лакми съела жареный рис, поделившись им с мужем, вернула двум голубям свободу и, взяв молодого козленка на руки, перешла порог дома, произнеся следующие слова:
— Я девственница, еще не знавшая мужчину. Пусть мои глаза навсегда закроются на свету и не останавливаются на другом лице, чем лицо моего мужа! Пусть мой голос засохнет у меня в горле и не произнесет слова любви, которые не дойдут до его ушей! Пусть я умру, но не раскрою свою набедренную повязку другой рукой, кроме его.
Фраза брамина-священника и клятва невесты исходят из индусской патриархальной эпохи. Жареный рис, который едят оба супруга, символизирует на их единение на земле. Два улетающих голубя являются признаком единения их душ на небесах. Теперь они знают, как жить вместе и оставаться такими же чистыми, как молодой рыжий козленок, которого молодая жена получает от мужа. Эта символика трогает своей простотой и не лишена величия.
После слов, которые только что произнесла Лакми, Пону-Рассендрен повесил себе на шею золотое тали, своеобразное ожерелье, на котором на цилиндрической пластине изображены фигура и знак касты двух супругов.
Брак был заключен, оставались лишь некоторые крайне необычные формальности, о которых мы сообщим позже.
Ману, старейший законодатель Индии, излагая принципы брака, сказал:
«Мудрецу предписано не вступать в союз с женщиной, страдающей туберкулезом, диспепсией, белой проказой, эпилепсией или слоновостью.
Пусть он возьмет себе хорошо сложенную женщину, чье имя приятно, которая подражает важному шагу лебедя или молодого слона, чье тело покрыто легким пухом, у которой красивые волосы, маленькие зубы и очаровательной сладости конечности.»
Согласно этому тексту, все женщины, страдающие одним из этих заболеваний или каким-либо скрытым уродством и которые, тем не менее, вступают в брак, могут быть отвергнуты своими мужьями, как только они узнают об этих немощах. Но если любая из этих болезней появляется у женщины уже после вступления в брак, то причин для отказа быть не может.
Для предотвращения любого обмана, особенно для предотвращения отказа мужа от своей жены после какого-то заболевания, разразившегося уже после брака, обычным явлением, особенно в высоких кастах, для которых такое событие было бы позором, является нужда раскрыть перед определенным числом свидетелей самые тайные прелести молодой женщины. Не расторгнуть брак можно будет только после того, как будет доказано, что в женщине не имеется ни одна из тех немощей, которые Ману считал важными причинами для признания брака недействительным.
Свидетели записывают свои показания в специальный реестр, который ведет вождь касты. Четверо из них выбираются отцом, четверо мужем. Поскольку женщины не допущены к процессу, свидетелями могут быть только мужчины.
Мы с сэром Джоном Хэйстли были назначены один от Наллы-Тэмби, а другой от Пону-Рассандрена, чтобы участвовать в освидетельствовании. Остальные шесть свидетелей были взяты из членов обеих семей.
Нас отвели в огромный салон с диванами, чьи шелковые и кашемировые завесы тысячами оттенков приятно мерцали в глазах. Именно здесь молодая Лакми должна была быть представлена в наше распоряжение.
Если бы я не боялся обидеть Наллу-Тэмби и его зятя, я бы отказался от чести быть одним из участников этого своеобразного жюри. В своей чрезмерной свободе нравы индусов почти всегда имеют некоторую соблазнительную и поэтическую сторону, но в данному случае в этой узаконенной демонстрации было что-то жестокое, что волновало мои личные чувства.
В тот момент, когда я высказывал эти мысли сэру Джону, завеса, укрытая в задней части помещения, раскрылась и оттуда появилась девушка, которая шла к нам, сопровождаемая одним из ее спутников, а также сестрой мужа.
Лакми с головы до пят была завернут в кашемировую набедренную повязку, окаймленную золотом. Жестом плеча она сбросила ткань, которая соскользнула по ее телу и обвилась вокруг ног. Теперь она предстала перед нашими ослепленными глазами во всем блеске своей девственной красоты.
Ей было тринадцать лет... возраст, когда женщина достигает своего полного развития в этих жарких широтах.
Мучительное чувство, которое я сначала ощутил, быстро улетучилось при виде этого замечательного существа, которое я лицезрел перед собой. Оставив индусов проводить свои экспертизы, я восхищался в лице этого дитя одной из самых совершенных красот, которые когда-либо видел в этой удивительной стране деликатности и чистоты формы. Сам же сэр Джон с моноклем, инкрустированном в одном из своих глаз, исследовал девушку так, словно перед ним была чистокровная лошадь.
Девушка стояла в потоке кашемира, в пяти футах от нас, склонив голову, ее взволнованный взгляд как у оленя потерялся в окружающем убранстве, тело было слегка наклонено вперед, колени слегка согнуты, плечи, грудь и бедра были безупречны, нога, руки и ступни красоты и деликатность привязанности, которые можно найти только в этой солнечной стране, рука, тонкая в своей грации, скромно убранная под грудь... Лакми, сама не подозревая об этом, приняла позу безупречного целомудрия, и для ее скромного беспокойства было ясно, что она не является жертвой и не испытывает страдания от этого нелепого обычая.
Более того, очаровательная молодая женщина принадлежала к касте, которая не поставляет женщин на аукционы потери девственности и чьи члены наказываются за прелюбодеяния разводом.
Это, правда, не очень серьезное по сути преимущество, однако оно вполне достаточно, чтобы дать женщинам велладжа — особенно среди браминов — реальное превосходство над женщинами из других каст.
Всякий раз, когда мне приходилось видеть эти оживленные статуи Индостана в их ослепительной наготе, я испытывал глубочайшее сожаление по поводу того, что не мог передать свои впечатления долотом или кистью, то есть не являюсь скульптором или художником, не освоившим секреты этих древних видов искусства. Даутия Рамана, Арявасла, великие скульпторы барельефов и фронтонов пагод, Зевксис, Пракситель, Фидий, Аппеллий, представители греческого искусства жили повседневной возвышенной жизнью, окруженные красотой. Пуританская мораль не может дать нам вдохновения. Дело не в стандартном копировании модели, как это заведено в нашей классической школе. Вы должны любить модель, она должна вдохновлять вас, вам нужна свобода нравов и чувство любви в кисти. Что можно сделать без этого?
Раз двадцать в своей жизни я видел голую женщину, позирующую перед портными в ателье, и мне всегда казалось это циничным.
Но каждый раз я тронут, когда мысленно представляю, как Рафаэль снимал, дрожа от страсти, последний элемент одежды с Форнарины, чье тело пульсировало любовью и скромностью... или как герцогиня Феррара ложилась в величественной позе у ног Тициана и скидывала с себя во имя искусства свою бархатную тунику, представая во всем великолепии своей пышной красоты.
Что вы можете сделать, художники моделей по пять франков в час, работая с восьми до двенадцати часов в своих мастерских, в те дни, когда живопись является лишь честным способом заработка на жизнь? Разве вам не известно, что гениальность — это эмоции, которые передаются из сердца в руки? Что такое не может быть получено путем механической обработки гипса или копирования обнаженной фигуры или драпировки манекена? И что, по сути говоря, многие из вас лучше бы очастливили общество в качестве хороших портных и отличных сапожников?
В конце концов процесс был завершен и было объявлено, что красавица Лакми отвечает всем требованиям Ману, и наш отчет в реестре касты свидельствует о ее безупречном совершенстве.
Крайне взволнованная нашими похвалами и вновь получившая свободу действий, молодая женщина завернулась в набедренную повязку, обратилась со словами восточной благодарности к каждому индусу, подала сэру Джону и мне свою маленькую руку для пожатия, а затем исчезла со своими спутниками за занавеской, которая отделяла это помещение от внутренних комнат.
Несколько мгновений спустя мы снова оказались вместе с толпой гостей. Последний этап бракосочетания был завершен.
После этого Налла-Тамби сжег священную траву куса на золотом штативе, окончательно соединив двух супругов незамысловатой фразой:
«Теперь вы одно тело и одним будете навеки. Вместе выполняйте обязанности, предписанные Ману и священным писанием. Я отдаю свою дочь Лакми Пону-Рассендрен Моделиару.»