Тигры. У Борхеса есть один поздний рассказ: «Синие тигры». В связи с ориентацией авторской колонки, он привлек мое внимание. Сюжет: некто («преподаватель западной и восточной логики»!) одержим с детства тиграми, позже он вычитывает, что где-то около реки Ганга очевидцы сообщают о необычных тиграх, а именно о синих. Герой отправляется туда, руководствуясь своей одержимостью. После некоторых приключений на вершине запретной горы у него в кармане оказываются камешки цвета синего тигра из его сновидений. Но эти камешки, кроме своего цвета, имеют решающее качество: они не поддаются счету. Точнее, они не поддавались счету, если их касаться, брать в руки, определение конечного множества удавалось только глазами. Изменение количества камешков не подчиняется никакой системе счета, более того, отмеченные камешки то пропадали, то появлялись – также не без видимой логики. Если «сложить» один камешек с другим, то результат «суммы» с необходимостью не будет два. «Если бы мне сообщили, что на луне водятся носороги, я согласился бы с этим утверждением, или отверг его, или воздержался от суждения, однако я смог бы их себе представить». Речь идет о том, что нельзя представить. Такая находка становится разрушительной для героя, и после скитаний возле фонтана он молится об избавлении. Появляется старик, протягивая руку он просит милостыню, герой отдает ему все камни. «Я переложил все камни в его вогнутую ладонь. Они падали, будто в морские глубины, без единого звука», и напоследок старик говорит: «Твоей милостыни я не знаю, но моя будет ужасна. Ты останешься с днями и ночами, со здравым смыслом, с обычаями и привычками, с окружающим миром». Милость была оказана главному герою согласно его молитве, и она ужасна. В чем ужас? Видимо, в том, что тайна была отвергнута, и желание определенности взяло верх. Но это с точки зрения старика-бога. С точки зрения человека, это было действительно избавлением, и Бог стянул, вобрал в себя тайну. Бог открыл себя и услышал молитвы об избавлении от Бога. Бог ушел, оставил, ведь предупреждали индусы: «Вершина горы священна и по магическим причинам для людей запретна. Смертный, осмелившийся ступить туда ногой, рискует заглянуть в тайны богов и потерять разум или зрение». В этом рассказе Бог стянул края разрыва, но, скорее, не как гарант разумности (вселенский полисмен, не допускающий нарушения порядка), а как исток иррационального, который должен быть исключен, чтобы мир был упорядоченным и выносимым. Можно также добавить, что Бог здесь не как суверен, задающий Закон, а, скорее, как анти-суверен, не знающий Закон. В этой связи хочу вспомнить ход Юджина Такера («В пыли этой планеты»), который вспоминает классическую библейскую историю об одержимости.Речь о гадаринском демоне. Иисус приходит в гадаринские земли, там его встречают местные и просят излечить одержимого старика. В процессе экзорцизма Иисус просит назвать имя демона, захватившего старика: «И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много» (Марк.5:9-10). После этого Иисус изгоняет демонов и вгоняет их в стадо свиней, которые сбрасываются с обрыва. То есть Иисус посчитал легион за многое (свиньи), а многое – за одно (стадо). Комментарий Такера заключается в том, что «демонический вызов божественного состоит в отказе быть упорядоченным вообще». То есть легион, возможно, означает не просто множество, многое, которое можно посчитать (количество свиней), а значит посчитать как единое (стадо), но нечто иное по отношению к многому и единому. Такое прочтение библейской истории можно использовать и к камешкам в рассказе Борхеса. Посчитаны за одно они быть не могут, так как помеченные камешки иногда появляются, иногда пропадают, и как многое они посчитаны быть тоже не могут по той же причине, что некоторые камешки отсутствуют. Однако, в отличие от библейской истории, бог и камешки не противопоставлены друг другу, а, скорее, сопричастны. Может, это поможет в понимании фразы старика-бога: «Я грешил».
Пи. Иррациональное напомнило о цифрах, цифры о числе «пи», число «пи» о фильме 1997 года Даррена Аронофски. Бог изнутри научного дискурса является природой. Фильм «Пи» очень плотный, я пройдусь только выборочно. Основная гипотеза Макса: математика – язык природы. Макс Коэн – математик, и он предполагает, что все можно представить в виде чисел, и внутри есть закономерность. Макс часто повторяет одну историю: когда он был ребенком, мать учила его не смотреть на солнце, в шесть лет он все же сделал это, после чего временно ослеп и изменился, тогда же начались головные боли. В диалогах Платона под рубрикой «Миф о пещере» говорится об узниках пещеры, которые имеют дело только с тенями вещей, с их отражениями. Освободившиеся от оков и вышедшие к «самим вещам», «на свет», узники испытывают проблемы со зрением. Наверное, можно прочитать историю Макса о своем детстве как первую встречу с истиной, после чего он изменился. Сол, его бывший коллега и наставник, также воспроизводит в измененной форме историю с солнцем, называя одну из рыбок в его аквариуме Икар, в честь Макса. Интересен один момент. При поиске фундаментальной закономерности компьютер Макса выдает некоторые цифры, после чего компьютер сгорает. Об этом Макс рассказывает Солу, на что тот требует сказать, сколько цифр было в числе. Позже, повторяя этот эксперимент с новым процессором и алфавитом иврита, Макс фиксирует число и приходит к Солу, который говорит, что есть такие задачи, которые «загоняют компьютеры в петлю» и разрушают компьютер, но перед тем, как сгореть, компьютер осознает себя и выдает свою собственную структуру. Примечательно, что у Сола был инсульт, и на упреки Макса Сол отвечает «I got burnt» — «Я обжегся». Ближе к концу фильма Макс отказывается принимать таблетки и в приступе боли-ярости разносит свою комнату, параллельно называя в одном ему известном порядке цифры, ближе к концу числового ряда он оказывается за пределами комнаты в абсолютно белом пространстве. Но что-то вытаскивает его из его состояния/пространства, и создается подозрение, что числа были проговорены не до конца. Далее сцена с бурением пронумерованного участка черепа Макса, и потом мы видим впервые улыбающегося Макса после того, как он отвечает «нет» на задачки азиатской девочки. Макс обрел способность улыбаться через утрату своих математических способностей и через утрату кода природы (имени бога). Может, богооставленность – это пространство для жизни? А ужас возникает как приближение к божественному?