В подъезде дома стоит полка. На полку выносят книги жильцы, которым они не нужны. И вот что было пару лет назад. В один летний день я увидела на полке в подъезде рядок тоненьких книг — поэтических сборников, формата в 1/32. По большей части – шестидесятых годов. Цветные обложки. На некоторых суперобложки. Во многих рисунки. Цена 9 коп, 16 коп., 1 руб. 30 коп. (цена с 1 января 1961 г. 13 коп). Советские издания поэзии ни с чем не спутаешь. Некоторые – с автографами.
Вот пара книг. Одна – с автографом. Вторая – без. Одна – дар автора. Вторая была, наверное, просто куплена для себя.
Рядок в полном составе перекочевал в квартиру, и книжки были сложены стопочкой в углу. На следующий день на полочке появился новый рядок старых книжек поэзии полочке занял. Стопочка в углу квартиры подросла. Интересно и грустно было брать в руки эти тонкие книжки, и читать стихи простенькие, прекрасные, плохие, иногда больше чем полувековой давности.
Оставим воображению состав этой бывшей библиотеки. В подъезд было вынесено и мной унесено десятка три книг. Возможно, их было гораздо больше. А может, и нет. Оставим также воображению (и архивной папке ЦГАЛИ) реконструкцию жизни людей, которым принадлежали эти книжки с дарственными надписями. 60-е годы: «Володе, дорогому парню, поэту, ровеснику... На память о Литинституте... На память о старой дружбе... Соратнику по Литинституту и Бару №4! Товарищу по Литинституту...» 70-е годы: «Тамаре и Володе Как память о природе, О Ялте и о море, Где встретимся мы вскоре... Тамаре и Володе в память Переделкинских злачных мест... В день нашего знакомства и начала дружбы... Владимиру Никифоровичу... « 80-е годы: «С удивлением и восхищением огромным мастерством Вашим, Владимиру Никифоровичу... Тамаре Петровне... Доброй Тамаре Петровне сердечно... Тамаре Петровне с глубочайшим уважением...»
Вглядимся в книжечки как артефакт. Теперь они стали представителями не только времени, но и его материальной культуры и художественного вкуса, и, конечно, идеологии. И тех ограничений, которые тогда воспринимались настолько органично, что, можно сказать, не воспринимались вообще, а сейчас заставляют задуматься – какие из собственных шор мы не видим сегодня?
Открывает ее одноименное стихотворение унылого пафоса «...Знаю я слова простые, Что вовеки не умрут, Совершенные, святые: Люди, родина и труд».
И есть в ней замечательное стихотворение «Звезда»: В неудаче, в болезни, в горе, А вернее сказать, всегда, На огромном земном просторе Человеку нужна звезда.
На памятнике ее в граните у имени — астра-цветок, или может галактика, или звезда.
Открывает ее стихотворение аналогично унылого пафоса, хоть и с большим напором «...Воздух взять: О нем — ежеминутно Мы не говорим. А д ы ш и м им. Просто дышим! От рассвета — дотемна Небом неохватной широты... То же самое. Р о д и н а, Значишь в жизни для меня И ты».
И есть в ней замечательное стихотворение «100 небылиц». Баллада о снеге: ...Тихо вьюжится... тихо вьюжится... Без конца где-то сверху десанты Всё высаживаются, всё высаживаются. Всё выбрасываются, носятся, кружатся. И снижаются нежно осадки. (...) И никто меня, никто, ни-Кто, нигде не слышит. Взят. Мой последний голос тонет. В вихре белых тел несет И меня... — в десантном взводе Хлопьев, в бертолетной соде, в нафталиновой слюде... Где-то, где мы теперь осядем? На какой еще звезде?
Как говорят статьи в интернете, Коренев прошел всю войну. Ранен. Чудом выжил. Осенью 1944 — десант в Восточную Пруссию. Единственный уцелевший. Дата под стихотворением — [19]52, [19]62.
