Подавляющее большинство поклонников творчества А. и Б. Стругацких знают «Улитку» Кобаяси Исса по второму эпиграфу Главы 1. «Перец», которой начинается «Улитка на склоне»:
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!
Логично было бы думать, что такое короткое хайку (как позже выяснилось, буквально из пяти слов):
かたつむり そろそろ登れ 富士の山
перевел сам японист А. Стругацкий – и я именно так и думал, пока в середине 90-х не приобрел дочери прекрасно изданную антологию японской поэзии «для начинающих». Естественно, первым делом я решил проверить, вошла ли в сборник «Улитка» Кобаяси. С огромным удивлением я обнаружил на ту же тему совершенно другой текст:
Эй! Ползи, ползи!
Веселей ползи, улитка,
Hа вершину Фудзи!
Так же естественно возник лёгкий когнитивный диссонанс – эти переводы противостояли друг другу не только по тональности, но и по смыслу. Какой вариант правильный, «веселей ползи» или «тихо ползи» улитка – Кобаяси «подзадоривает» моллюска или «успокаивает»? По склону (упор на занятие) или на вершину (упор на цель)? Этот диссонанс я многие годы снимал предположением, что к образу улитки Кобаяси обращался не один раз, и, видимо, про улитку и Фудзи существует несколько хайку.
Вопрос пришёл в движение, когда у меня накопился собственный опыт работы с художественными переводами, и в сети стали доступны качественные онлайновые переводчики с японского. Случайная дискуссия в сетевой группе побудила меня выяснить, что же в действительности написал классик японской поэзии? Результат оказался неожиданным.
Сетевой переводчик RomajiDesu.com поддержал 19.12.2021 «подзадоривающий вариант» с неожиданным интересным оттенком: Snail, It's about time to climb Mt. Fuji – Улитка, ПРИШЛО ВРЕМЯ карабкаться на г. Фудзи. Его «коллега», DeepL.com занял практически ту же позицию: Snail, it's time to climb Mount Fuji – Улитка, ВРЕМЯ карабкаться на гору Фудзи.
Откуда берется этот новый перевод? Анализ интернет-словарей показал, что, скорее всего, из узуса слова そろそろ – «соро-соро»: хотя nihongomaster.com, linguee.com, context.reverso.net приводят два (!) основных значения そろそろ: 1 – slowly; 2 – shortly, soon, примеры использования оказываются почти исключительно на 2-е, чеще всего в форме It's about time, It's almost time…
Более того – оказалось, что японист А. Стругацкий вообще не переводил это хайку, а использовал перевод, предложенный другим японистом, В. Марковой. Кстати, тот вариант перевода, что попал в мой сборник поэзии, принадлежал коллеге и, вероятно, руководителю В. Марковой, А. Долину. Но хуже всего было то, что использованный Стругацкими перевод является не приблизительным, а фантазийным – буквально: третья строчка перевода является собственным вымыслом В. Марковой, Кобаяси Исса не писал этих слов!
Хотя с этой стороны альтернативный перевод А. Долина выглядит ненамного лучше, сами японцы, похоже, ко второму варианту перевода «Улитки» относятся благосклонней. Мне удалось обнаружить на YouTube канал ALPACA KAIMEI, который ведет (по его самохарактеристике) 60-летний японец, проживающий в горах возле Токио. Вот его вариант перевода: Snail Climb it soon. Mountains of Fuji. Это явно ближе к «веселей ползи», а заодно сохраняет связь со 2-м значением そろそろ: – «скоро, уже скоро, пора, самое время».
Не будь А. Стругацкий переводчиком-японистом, фантазийную приблизительность перевода можно было списать на легкомысленность художника слова. Однако для профессионала искажение смысла текста – признание собственной несостоятельности, тем более, популярного текста в пять слов, из которых два – «гора Фудзи». А. Стругацкий не мог не видеть, что перевод В. Марковой искажает первоисточник. Добросовестный специалист в такой ситуации легко сделал бы собственный грамотный перевод. А. Стругацкий пошел, однако, по другому пути.
Каюсь, первоначально складывалось впечатление, что мотивы этого были скорее цензурной природы. Вот как описывает Л. Ашкинази в ««Улитка на склоне»: Критическая рецепция – анализ реакции критиков, литераторов и читателей» ситуацию вокруг публикаций будущих корифеев советской фантастики в конце 60-х годов со слов одного из ответственных редакторов:
цитата«В это время в Иркутск прилетел заместитель редактора журнала «Байкал», мой друг Владимир Бараев, и рассказал, что в Улан-Удэ работает комиссия из двадцати трех человек, разбирается с опубликованием повести «Улитка на склоне» все тех же Стругацких – путь их пролегал по редакторским трупам.
– А я ставлю в номер «Сказку о Тройке».
– Поздравляю: к тебе тоже приедет комиссия. Держи мою объяснительную – авось пригодится»
Возможно, авторы отдавали себе отчёт, что написали мрачную, даже чернушную безнадёгу, полный беспросвет, опубликовать который в Советской Стране не было никаких шансов. «Дайте мне хоть одну зацепку, чтобы я мог объяснить, почему я это пропустил в номер!»
То ли по собственному наитию, то ли по совету опытных товарищей они обратились к инструменту эпиграфов – все советские люди учили в школе, что эпиграф если не выражает главную мысль произведения, то хотя бы к ней подталкивает… Вот тогда-то и пригодился «фуфлонитовый» псевдо-Кобаяси В. Марковой; он, может, уже и не отражал идею самого японца, но зато «переливался крестком» жизнеутверждающего ползанья по склону – до самых высот! Это давало надежду… И надежда оправдалась – «Управление» таки напечатали, пусть и на самых задворках.
Однако, при обсуждении в группе «ФАНТАСТИКА. Книги. Анимация. Кино.» на Facebook один из участников, pagekaa (Anat Otol), нашёл более убедительное, на мой взгляд, объяснение:
цитата М. Ткачев: «Об Аркадии Натановиче Стругацком»«Своим учителем и наставником АН считал Веру Николаевну Маркову, замечательного художника. Ее переводы из японской классики (поэзии, прозы, драматургии) и фольклора – непревзойденная вершина мастерства. Великолепна ее русская интерпретация стихов американки Эмили Дикинсон. Юным читателям Вера Николаевна подарила полные поэзии и светлой романтики переложения преданий и эпоса европейских народов. В последние годы достоянием читателя стала и ее собственная поэзия, ведомая прежде лишь узкому кругу друзей, – поэзия мощная, пронизанная драматическим пафосом, трепетностью сердечной и острым ощущением времени.
Разумеется, формального ученичества не было. Для АН важно было параллельное чтение переводов Веры Николаевны и оригиналов. Делал он это досконально. Иногда советовался с нею, стараясь не быть докучливым. Она писала предисловия к книгам, переведенным АН с японского («Пионовый фонарь», «Луна в тумане»), перевела украсившие прозу стихи. Общение с нею, думаю, было для него самым ценным. Бывая у В.Н.Марковой, – я вместе с АН тоже, – я замечал ее особую к нему сердечность. Ей нравилось угощать его. Она любила фантастику братьев Стругацких. Когда АН дарил ей книги, она всегда объявляла домашним: «Чур, я читаю первая!» Вера Николаевна вообще по-детски радовалась подаркам. Я всегда привозил ей из Индокитая лубки, традиционные игрушки. Как-то поделился с нею привезенными кем-то из Японии сувенирами АН. Между прочим, В.Н.Маркова, как и АН, ни разу так и не побывала в Японии.»
Почти, как предположил другой участник обсуждения – «подарок Марковой на день рождения»...