Канули зима с весною,
Лето тоже уж проходит...
Тяжела троян царица,
Время чадом разрешиться.
Хочет, но никак не может –
Не покинет её ноша!
Кости разошлись до крови,
Только больше плод в утробе...
Царь в тоске ломает руки;
Рядом шепчут повитухи...
Мучат долгие потуги –
Вертится дитя по кругу!
Не пролазит этим местом –
Крайне узко, ему тесно...
Всех решили распоясать,
Развязать узлы всем платья...
Из последних сил Марья
Родила тогда парня!
Появился сей сынок,
Разодрав ей правый бок;
Со всего размаху
На отца рубаху
Выпрыгнул, родившись –
Плотный, круглолицый!
Слева на щеке одно
Есть родимое пятно...
Его тела белизной
Осветился весь покой...
Умирающая мать
Мужу говорит: – Внимай!
Наконец тебе открою,
Что произошло со мною...
Знаешь, есть один недобрый,
Что играет моей волей...
Раз на острове Калидна
Старый мощный насел Вритра.
Я взлетела, его пёс
Сбил, к хозяину принёс...
Приказал сидеть он псу,
Хотел взять мою красу...
Я сказала: «Лишь омоюсь» –
Отпросилась сплавать в море.
Знал, что сбитой не сбежать –
Принесёт назад волна...
Тут как раз твоя ладья –
Так ты спас тогда меня!
Стала городу защитой,
В Трое же была закрыта.
Вритра в град не мог пролезть,
Надо мной свершить чтоб месть.
Он готов мной хоть в земле
После смерти овладеть –
Вот зачем тот уговор,
Чтоб живым со мной ты в гроб!
Марья Пирву целовала
(Не кровится больше рана),
Поглядела на сынка,
Богу душу отдала...
Дитя Митрою назвали –
Посвятили Солнцу чадо...
Уж не вскормит его мать –
Знать, кормилицу искать.
Митре подошла из многих
Только пегая корова...
А сказать, что в эту пору
Людям было не до корма,
Ведь уныние и горе
Поселились в граде Троя.
Все сбылись слова орла
И предчувствия жреца.
Ох, троянцам не смириться
С тем, что умерла царица...
Так ещё живым в могилу
С ней спуститься должен Пирва!
Обмывали тело Марьи,
В наряд лучший наряжали,
В золотые украшенья,
Ожерелье ей на шею...
Приступили потом к тризне –
Молодцам друг с другом биться,
Чествуя, ну а девицам
Сонмом горестным кружиться:
Опущенные головы,
Распущенные волосы...
Сам царь Пирва безутешен:
– Распахнитеся, одежды,
Распрямитесь, руки,
Всколыхнитесь, груди,
Приоткройтесь, глаза,
Разожмитесь, уста!
Обернись лебедью снова,
Полети на сине море,
Во солёной воде плавай,
Счисти ржавчину-кровь справа,
Воротись в царскую башню,
На периночку ляг нашу!
Не услышишь уж при встрече
Горе горькой моей речи...
Над царицыным гробом
Обращался жрец к Богу:
– Прими, Вышень,
К вечной жизни –
В твои поля
Марья пошла.
Веди, Господи,
Стезёй звёздною –
Млечным Путём
В Дедовский Дом!
С Севера дули
Ветры буйные
С громом гремучим,
Молнией с тучи –
Не дошла до города,
Землю во все стороны
Разбросала яро
Вкруг огромной ямы –
Семь саженей глубиной,
Девятнадцать шириной…
Смотрит в яму Пирва:
– Вот нам и могила!
Видит: глубоко на дне
Что-то светится во тьме...
Гроб на розвальни поставив,
Подтащили к краю ямы,
На веревках опустили
Марью, ну а с нею – Пирву.
Наложили потолок,
Сверху – камни и песок,
Чтобы внутрь не смог проникнуть
Никакой злой старый Вритра,
Был сооружён курган...
Орёл камни накидал,
И его надсадный клёкот
Показал, как ему плохо...
Общее пошло стенанье
У могильного кургана...
Царь шагами мерил дно –
В яме не совсем темно –
Остывает дар небесный,
Красным светится железо,
Что пред градом смяло землю,
Понабрав Господня света.
Выглядит, как булава,
Только слишком велика;
И поднять сию дубину
Мужам восьмерым под силу...
Эта палица Сути
Правому дастся в руки;
Булава эта Правды
Только ясному рада!
Бдит между тем Пирва у гроба.
Времени счёт – песком со свода...
Ночи две, два дня в могиле
Злого не происходило...
Вниз песок ссыпает тихо
До закрытья очей Пирвы;
Сам спускается он наземь –
Охватил сон Пирвы разум.
Тогда палица большая
Испускать свет перестала...
С дальнего от града края
Осветилась синим яма,
Вскрылся земляной проход –
Но куда же он ведёт?
Доносилось из той дали
Слабо цоканье, шуршанье,
А потом слышнее, чаще –
Но не пробудился спящий...
Пирва спит, ему как снится
Въехавшая колесница,
Чьи колёса в восемь спиц
От серебряных ступиц
Золотой имеют обод –
Шиной медною обогнут...
Над железной длинной осью
Кузов, сделанный из бронзы;
С ним серебряное дышло,
Что ярмо вздымает выше...
Под ярмом тем не волы –
Чудища запряжены...
Слева колесницу вёз
Страшный трёхаршинный пёс –
Чёрную топорщит шерсть,
Над глазами пятна бельм...
Справа же чуднее диво:
Скачет дико, плещет гривой
Тонконогий, несдержимый –
Кто такой – не знает Пирва:
Остроухий, хвостом репой,
Длинномордый, бурый цветом...
В кузове верзила едет,
Гонит войлочною плетью
Чудищ твёрдою рукою...
Лицо видно с бородою –
Борода вся завилась,
Тонкий длинный нос горбат,
Уши врозь, как два весла,
Тлеют синие глаза –
Вот они как раз и светят...
И сошёл он к гробу с плетью;
Сзади стал тогда заметен
Хвост – в сажень косую где-то.
Торсом мощен, и под ним
Пол вминается, как блин...
Плетью войлочной ударил
Мёртвое он тело Марьи –
В семь раз краше, чем была,
Стала пирвова жена...
Затянулась рана справа,
И окочененье спало...
Вритра свой сумел привлечь
Хлеб в холодную ей печь,
А потом спустил он пса,
Правого свёл скакунца,
Что бежал на трёх ногах
И при этом дико ржал...
Кончилось тем истязанье:
Снова плеть прошлась по Марье,
А ярмо вновь над зверями –
Колесницу удаляют
Медленнее, чем въезжали
В несквернённу ещё яму...
За спиною Вритры воды
Хлынули в изгиб прохода –
Яма вновь отделена
От всего... Там темнота...
Пирва всё не пробудится...
Пухнет мёртвая царица,
В чьей утробе тридцать чад
Синим пламенем горят...
Разродилась Бела лебедь
Своим устьем, без ранений:
Тридцать выбралось детей –
Не то ящериц, то ль змей!
Вышли дочери голодны –
Нужно пустоту заполнить...
Обвиваясь вокруг ног,
Вверх ползли, ища исток –
Молока нет для детей
С мёртвых марьиных грудей...
Чуют: рядом есть добыча –
Журчит в жилах тёпла пища.
Оползая булаву,
Текли к царскому лицу...
Пирву мяли тут и там,
Подбираяся к глазам.
Удлинялись детей руки,
Пальцы доставляли муки...
Пирва взвыл, пытаясь встать –
Копошится на нём рать.
– Чудится иль уж проснулся? –
Обирает с себя гнусов.
Силится прозреть, не зная,
Темнота настала в яме...
Ко всему со всех сторон
Идёт чмоканье и стон.
– Что за срам тут приключился?
Не дают лежать царице...
Что за мерзкие отродья
Здесь взыскуют моей плоти? –
И от праведного гнева
Булава вновь загорелась!
– Будет всё не так, как встарь, –
Понял, узрев деток, царь...
С ящерками ему тесно –
Стал топтаться в этом месте...
Лишь добился, что отродья
Хвосты топтанные сбросят...
Пирве больше нет пути –
Кровососок извести!
Протыкают кожу, жилы...
В руки просится дубина –
Та, что очень велика...
Крепнет царская рука;
И, дубину ту воздынув,
Бить навершьем царь стал злыдней!
Проминалася земля,
Только умертвить нельзя:
Стали те быстрее прыгать,
По кому пришлась дубина.
– Как же это может быть,
Отчего такая прыть?
Ну, а если по-другому? –
Рукоятью уколол он,
Пригвоздил царь тварь за тварью –
Так отродья погибали:
Извивались, копошились,
Исходил шип вместе с жизнью...
Пыталась упрыгать
Сестра невелика;
Не может к ней двинуть
Застывшу дубину.
Рука застоялась
Над ящеркой малой –
Совсем ведь детёныш!
Сверкают глазёнки
Лица человечья –
Ну как тут увечить?..
Глядит: подбородок
Запачкан весь кровью –
Царь аж занедужил,
Занёс вновь оружье...
И тут мелка нечисть
Людской молвит речью:
– Ой ты, Пирва, мой отчим!
Что ж, убить меня хочешь?
Воскресил б жизнь материну
Ты тупым концом дубины!
Не смел думать о таком –
Пирва враз застыл столбом:
«Злое семя явно врёт,
Чтоб спасти так свой живот!»
Вскрыла ящерка проход –
В нём виднелся небосвод;
Сделала себе под стать:
Его уже не сыскать!
Ну, и юркнула туда –
Пока Пирву дума жгла...
Так и выжила одна
Из всех меньшая сестра...
Царь склонился над женой,
Как и раньше, неживой...
Обуздал рассудок свой,
Тронул Марью булавой;
Пятый день, как та мертва,
Но глядят её глаза...
В их могиле тлен и хлад –
Всё не сводит Лебедь взгляд...
Груда тел и там, и тут –
Поднялась у Марьи грудь;
Всколыхнулось и пониже –
Оказалось, щенок вышел.
А за ним вослед иной –
С вытянутой головой,
На которой растёт грива;
Лезет он вперёд копытом...
«Изнасилина судьбина! –
Ну, отродий тех дубиной!» –
Тяжелее поднимать
Стало Пирве рукоять...
Тому вторил голос Марьи:
– Этих убивать не надо!
Не зашли тебе пусть видом,
Но сгодятся оба сыну...
– Ты ль, не ты ль, моя царица,
Али див в тебя вселился?
– Обещал же ты у гроба,
Что не встрянет горечь-злоба!
Помнишь, вёл у тела речь,
Мне восстать, с тобой прилечь?
Так к лицу ль тебе яриться,
Воскресив свою царицу?
Тут-то Пирва обнимает
И целует в губы Марью!
Два последних же отродья
Убежали через ходик...
Как восставшей жене с мужем
Тоже выбраться наружу?
– Может, нас орёл услышит?
– Я была среди отживших...
Подле самых древних навий
Приобщилась к тайнам тайным...
Не наверх лежит наш путь –
Чтоб Вселенной не уснуть,
Двигалась её Ладья –
Нам за Вритрой, в лаз, туда...
Страшный крик пришёл тогда,
Полный боли и вреда!
С лаза выбилась вода,
А потом она ушла...
Сотрясалася земля,
Брёвна пали с потолка...
В проход лезут Марья с Пирвой,
Тянут за собой дубину:
– Небо-то, оно на месте?
– Вритре, знать, пришло известье:
Дочерей в живых не будет –
Будущих владелец бури –
Все они погибли, кроме
То донёсшего отродья.
– Надо было упырицу
Удавить тогда десницей!
– Ты ж пытался – ни в чьих силах
Свесть тридцатую в могилу...
Ведь вскричали в мою честь,
Как пришла благая весть:
Только тишине конец,
Вверх не всплыл один птенец –
Сына Алконоста вместо
Меньшая моя пролезла! –
Говоря так, шли проломом –
Чуть наклонным, очень ровным...
Стал сильнее запах моря –
Ну, как выйдут к нему вскоре?
Раздался стеклянный звон –
Звон к чему? Что за стекло?
Вдруг открылась им пещера,
Из стекла её свод сделан;
И видны морские твари,
Что вверху пасть разевали.
А в пещере храп и шорох...
– Кто здесь? – Пирва подал голос.
Зверь, не внемля Пирве, тварям,
Твердь копытом ковыряет...
– Безответен, – рекла Марья, –
Конь – тебе див вот что задал!
И ведёт царя царица
Дальше, мимо колесницы
К возвышающейся башне.
Сердцу Пирвы стало страшно:
Башня ввысь уходит круто
И теряется там в мути...
Как пришёл тот страх ледящий –
Палицу уж еле тащит...
Обняла, поцеловала
Крепко государя Марья.
Поцелуем опьянившись,
Стал исполнен силой Пирва!
За спиною конь буланый
Проводил героя ржаньем...
И с дубиной наготове
Вошли в башню со дна моря...
Перекрытия и стены –
Все стеклянны, как пещера;
Разгорелся свет, как днём,
Под высоким потолком –
И стал виден Вритра старый.
Плетью пса он награждает,
Натравляет пса на Пирву –
Мнёт дубиной тот щетину!
Пёс визжит, и пред царём
Предстаёт сам старый чёрт...
Машет войлочною плетью –
Царь дубиною ответил;
Плеть цепляет ту дубину,
Рвётся, словно паутина...
Вритра же тогда занёс
Расщеплённый в конце хвост;
Государю Трои им
Обе челюсти разбил!
И упал убитый Пирва;
У орла загнулись крылья,
Марья испустила вой:
– Как же, Пирва, муж ты мой!
– Что клекочешь, бела птица? –
Вритра рек, – мне б подлечиться...
Жду я нежности твоей –
Пои млеком из грудей!
– Вся иссохла мокрота,
Сам ты всё увёл со зла!
Я со всей землёй безводна...
– Заслужила это Троя!
Думай, как унять недужье,
Причинённо свят-оружьем!
– Поднимись наверх, к Калидне,
Поешь яблок молодильных...
– Ты же знаешь, что нельзя
Есть до завтрашнего дня!
– Долго к яме моей лез,
Не следил ты ход небес:
Уж сегодня наступили
Плодов первых Осенины!
Вновь, как ране, в верхний мир
Вритра ход тогда прошил...
Марье недосуг кручинить –
Тянет Пирву на дубину,
Но не воскрешает мужа –
Нужно, чтоб жило оружье...
Рвётся, пока не слетела
Государя душа с тела,
На поверхность отнести –
Дать душе простор пути!
Но подняться вслед за Вритрой
Самой Марье не по силам.
Тогда Лебедь треплет пса,
Грозит: сварит потроха;
Мужа псу втащив на спину,
Подвязала хвост к дубине,
Ухватившись за конец,
С всем тем движется наверх...
Марья, по пути заметив,
Что истлел ошмёток плети,
Взамен ожерелья ниткой
Связывает хвост с дубиной.
Наконец, поднялись ввысь...
Звёзды первые зажглись,
А под ними остров-чудо:
Дерева, цветы повсюду,
Рощи, речка, ручейки,
На деревьях всех – плоды!
Почему сей остров плодный?
Вритра там оставил воды,
Чтобы яблони велись,
Молодили его жизнь...
Но теперь в большом сомненье
Он у яблоневой ветви:
– Съешь-ка, Марья, ты немного –
Вдруг росой омыты мёртвой?
– Всё не веришь, старый, сильный,
Что пришли уж Осенины? –
Откусила и жуёт
Всё ж с росою мёртвой плод –
Не убудет ей, воскресшей,
В Нави дочерей объевши;
Восстанавливает рот
Пирве мёртвою водой...
Вритра тоже надкусил,
И убыло ему сил!
Сжевал яблоко, заснул;
Из нутра его шёл гул...
Он проспал и ночь, и утро...
Время как пришло полудня,
С неба раздалося пенье,
Божьей радуги свеченье –
Пирвы прилетел орёл,
Алконоста он привёл!
С крыльев Алконоста капли
Животворных рос стекают –
Пришёл Праздник плодов первых,
Что теперь уж точно зрелы.
Окропили капли Пирву,
Членами тогда задвигал:
– Ящер, ты куда залез –
Нам преградой до Небес!
– Как не сдох ты, жалкий царь?
На себя теперь пеняй! –
Вритра встал во весь свой рост,
Поднял трёхаршинный хвост...
В руку пирвову легла
Высшей Правды булава...
Освятили Небеса
Этой палицы замах –
Вритры вбита голова
Аж до самого хребта,
На частей рвёт девяносто!
Задрожал под ними остров,
Загремел стеклянный низ,
Воды рядом разошлись,
Показав морских всех тварей –
Те от страха разбежались...
Так на острове Калидна
Вритра старый мощный сгинул!
В нём сокрытая вода
Во все земли потекла.
Твердь преобразилась, море
Не рождает скверну боле!
После Алконост крылами
Осенил благую пару;
Занялись они плодами –
С ними вечное вкушали...
Раздалися Небеса,
Донеслися голоса:
– Воскрешённым уж нет смерти –
Земли смертных, знать, запретны!
Быть царями вам морскими
В стекле – замке под Калидной,
На своём плыть корабле,
Гребец каждый на весле
С Вритры порождён куска –
Одинаковый с лица.
К чете Алконост спустился:
– Не тревожьтесь вы за сына!
Царём будет самым сильным,
Трое выступит защитой!
Мне ж Калидна станет домом –
Следить всплытия птенцовы...
Солнце уж коснулось края –
Время славу петь настало:
– Солнце, солнце, подожди!
Ты даёшь нам нашу жизнь!
Идёт солнечный свет –
Ничего лучше нет!
Освещает простор –
Шире тьмы, выше гор!
Источник: Патриархи / С.Н. Гришин. – Казань: Издательство Казанского университета, 2024. – 152 с.