У меня в романе довольно много того, что на первый взгляд выглядит как мистика — регулярное появление в сюжете умерших людей, персонажей мифов и тому подобного. Но мистики в этом нет ни грамма, во всяком случае, в вульгарном смысле — это не зомби, не воскресшие мертвецы, не результат колдовства или спиритизма. Все явления такого характера подчинены всё той же идее романа — связь коллективного бессознательного, которое определяется как «тёмные воды», с материальным миром. Мир материальный и мир тёмных вод в обычных условиях существуют как бы на разных планах бытия. Но условия в романе необычные — на Землю влияет Немезида, звезда, которая приближается к Солнцу и своим появлением вносит некие изменения.
Некоторые изменения лежат на поверхности, поскольку эти эффекты известны каждому со школьной скамьи — гравитация, искривление пространства-времени, появление излучения, источником которого может являться красный карлик. Именно таким влиянием можно объяснить пространственно-временные катаклизмы, провалы во времени, пересечения с параллельными мирами.
Но идея романа вытекает из того влияния массивного космического тела, которое астрофизикой не постулировано, да и не может быть постулировано, поскольку у естественных наук нет раздела, изучающего физическую природу психических феноменов. Я говорю о влиянии на гипотетическую среду, которая является вместилищем коллективной психики человечества. Эта среда может быть описана понятиями аналитической психологии К.Г. Юнга или в терминах гипотезы формативной причинности Руперта Шелдрейка, или в куда менее конкретных теориях восточных и западных мистиков. Суть идеи в том, что существует среда, в которой хранятся поведенческие шаблоны, причём, в широком смысле, эта идея включает в себя не только человечество, но и вообще всё живое, а в некоторых концепциях даже и всё неживое.
Руперт Шелдрейк, доктор наук в области биохимии, идеи которого научным сообществом определяются как псевдонаучные, а то и антинаучные, задаётся вопросом: как так получается, что из того гомогената, который имеется в куколке, без видимого участия какого-либо разумного начала, получается совершенная по форме и сущностно бабочка? Или — откуда паук уже от рождения владеет искусством плести свои сети, причём именно таким образом, которым плели сети десятки тысяч поколений пауков до него? Или — как кукушата, яйца которых кукушка подбрасывает в гнёзда почти произвольно, достигнув определённого возраста, узнают когда и куда им лететь зимовать? Ведь они не растут в птичьей стае, где подобное поведение можно объяснить «передачей опыта» от старших к младшим.
Если очень-очень кратко, то он объясняет это существованием неких полей (морфогенетических), которые содержат поведенческие инструкции для каждого организма в зависимости от того, к какому биологическому виду он относится. Эти поля, по утверждению Шелдрейка, являются вместилищем, в числе прочего, и инстинктов. Однажды усвоенное одним представителем вида появляется в этих полях и следующему представителю усвоить то же самое уже оказывается легче. И чем больше особей прошли определённый путь, тем более чёткие «инструкции» получат следующие особи.
Карл Густав Юнг в своих работах спрашивает — каким образом получается так, что независимо ни от географической локации, ни от эпохи все более или менее развитые мифологии пересказывают одни и те же, иногда повторяющиеся до мелочей сюжеты? В ряде случаев сходство можно объяснить примитивно — заимствованиями. Но если речь идёт об обществах, разделённых океанами, то такое объяснение уже не выглядит убедительным. А чем вызвано необычайное сходство сновидений, которые видят люди, не только между собой никак не связанные, но даже выросшие в совершенно разных культурных средах?
Юнг объясняет это тем, что мифы являются выражением поведенческих и иных шаблонов, которые он объединяет общим термином «архетипы» и утверждает, что именно они определяют глубинные особенности поведения человека, а также и различные психические феномены. А локализованы все эти архетипы в коллективном бессознательном.
В «Тёмных водах» я попытался эти идеи выразить в художественной форме — в каких-то случаях это вышло несколько гипертрофированно. Задача такого подхода — акцентировать внимание на идее, сделать её выпуклой. На этом и зиждется вся «мистика» сюжета, которая, вообще говоря, имеет концептуальное основание, рождённое в научном мире.
Кстати, в «Хрониках Чёрной Земли» метафизики, наверное, даже немного больше, но даже на фоне быта, который я старался воспроизвести как можно более достоверно, она не выглядят столь контрастно, как в «Тёмных водах». Это связано с тем, что в «Хрониках…» я использовал ещё одну научную концепцию, на этот раз антропологическую — гипотезу Джулиана Джейнса о бикамеральном разуме. Об этом, и о том, как она стыкуется с верованиями древних египтян (а стыкуется она просто идеально) я тоже расскажу в своё время.