Рассказ, который здесь публикую, мой собственный. Это шутка, удачная или нет, судить не мне, а возможным читателям С другой стороны, это дань уважения авторам, вызывавшим у меня восторг и ощущение сопричастности. Этих авторов много. Они как семья сопровождали меня на протяжении всей моей читательской жизни. Продолжают сопровождать и сейчас. Персонаж, разумеется, придуманный и сходство с кем-либо... (далее по известному тексту). Словом, надеюсь, что кому-нибудь понравится и хочется увидеть хотя бы краткие отзывы. И еще- я помню, что прах писателя Александра Дюма-отца находтся в парижском Пантеоне, а не Вестминстерском аббатстве
Вестминстерское аббатство – лондонская достопримечательность, в которой находится прах Шекспира, Диккенса и других знаменитостей.
(Выдержка из школьного учебника)
Лежать на такой жесткой и колючей соломе было очень неприятно. Но Ник Мэнтел оказывался в подобной ситуации далеко не в первый раз, так что терпеть неудобства научился.. Глиняная земля давала некоторую прохладу в этой пропитанной испарениями атмосфере. Золотистые гекконы, сновавшие по стенам хижины, похоже, и не замечали , как трудно дышать.
«Тропики Борнео. Индонезийский Калимантан, — подумал Ник, тщетно пытаясь заснуть. — Ну и экзотическое местечко!». Он протянул руку и взял свою пачку сигарет, спугнув по пути маленьких пауков. «Осталось три», — автоматически отметил его мозг. В общем-то, не так уж и плохо. В течение трех месяцев аборигены этого неизвестного племени делились с ним своей скудной едой и водой. Неужели они пожалеют для него табак? Он вспомнил самодельные бамбуковые трубки. Судя по дыму, табак, наверное , был прямо из преисподней. Но это все равно лучше , чем ничего. Ник, страстный курильщик, не мог представить себя без табака. Как и без книг, впрочем. Но здесь книг не было. С присущими ему богатым воображением и иронией , он представил себе толпу аборигенов, собравшихся перед хижиной-библиотекой. По губам его тенью скользнула легкая, горькая улыбка.
На самом деле у этих аборигенов все-таки был алфавит. Смесь рисунков и знаков, «фифти-фифти», как сказали бы американцы.
Более того, у них даже было что-то вроде рукописей: несколько толстых лиан, оплетающих ствол старого гинкго, использовались для вырезания на них рисунков и знаков. Что это такое, Ник пока не знал. Язык племени был довольно примитивным, Ник не без труда насчитал около двухсот существительных и примерно столько же глаголов, описывающих в основном рыбалку, охоту и, возможно, эмоции, которые здесь не слишком были распространены.
Он уже видел нечто подобное в Мексике и, кажется, в Гватемале у тех, кто называол себя потомками майя были тканые пояса с десятками узлов и знаков. Как же они назывались? Ах да, кипу.
Ночь не принесла облегчения после изнуряющей дневной жары. Единственная разница была в том, что солнце больше не жгло.. .
Судьба забросила его сюда, непонятно с какой целью. На вопрос зачем он скитается, у него ответа не было. Почему-то на одном месте не сиделось. Вообще-то, у него почти не было близких: ни жены, ни любви, ни семьи, только один-два не очень близких друга в разных частях света.. Нет, когда у него были с собой книги, жизнь становилась сносной. Но здесь определенно книг не было…
Заснуть было совершенно невозможно, и у него больше не было сигарет, что было трудно терпеть.
Ник неуклюже выбрался из-под шкуры, закрывавшей вход в керт – так аборигены называли свои хижины, где он находился один. Он направился к центральному керту, где у огня сидели старейшины, неподвижные , словно вырезанные из дерева, очень напоминающие иллюстрации из «индейских» романов Гюстава Эмара и курили свои трубки.
Идти было легко. Земля была твердой, а позади него шелестели листья, нашептывая свои вечные истории , а какая-то лягушка громко квакала.
Он остановился у огня. Старейшины заметили его и немного оживились . Ник, используя слова, которые он уже знал, сопровождая их, конечно, энергичными жестами, сообщил им о своем желании курить. Должно быть, на него было довольно забавно смотреть – худой, рыжий, в одной набедренной повязке, надувая щеки и выпуская воображаемый дым.
Старейшина сказал: табак – это не еда. Табак – это удовольствие . Можно жить и без удовольствий. Если я дам тебе два листа табака, у меня будет на два листа меньше. Дай мне что-нибудь взамен.
И Ник-умник, Ник-хитрец, которого его немногие друзья называли «Ник-энциклопедия», беспомощно пожал плечами. Что он мог дать ? У него никогда ничего своего и не было, кроме книг.
Старейшина улыбнулся и сказал: расскажи нам что-нибудь. Но что он мог рассказать?
И вдруг он почувствовал волнение от пришедшей ему в голову идеи. Он вырвал трубку из чьих-то татуированных рук, глотнул дым и, запинаясь и подбирая слова, начал:
В деревне, похожей на вашу, называемой Верона, жили две семьи – Монтекки и Капулетти.
Шпаги он заменил ножами. Брат Лоренцо превратился в деревенского колдуна. Но сюжет не слишком изменился. И бессмертная история Шекспира естественно влилась в дикие джунгли Калимантана, показав тем самым, что Великий Бард может быть понятен не только образованным людям.
Когда Ник закончил, старейшины вокруг него были в восторге . «Ты сам все это придумал ?», — бесконечно спрашивали они его. Ник покачал головой и сказал: «Один человек по имени Шекспир».
На следующий день Ника не выпустили из его маленького керта. Ему принесли самые вкусные угощения: жареную рыбу в плодах хлебного дерева, что-то вроде бататов и даже кассаву, местный виски, изготавливаемый женщинами племени из сердцевины пальмы. Он также получил кучи табачных листьев и десятки трубок. Один из вождей подарил ему свою трубку и даже вырезал на ней рисунок. Взамен они просили только об одном: рассказывать. Они постоянно называли его Шекспиром, и Ник, наконец, устал пытаться им объяснить, что Шекспир не он сам, а другой человек.
Он рассказал им о вожде большого племени белых людей по имени Наполеон, о большом керте, где держали в заключении непокорных людей, и который назывался Иф. Он рассказал им о четырех храбрых воинах, которые решили помочь оболганной жене большого вождя, и которых звали Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян.
Глаза мальчиков горели , а полунагие девушки называли себя именами Констанс или Анна, но больше всего им нравилось имя, звучавшее , как дуновение ветра, – Гайде. Каждое утро мальчики играли в Атоса и его друзей и яростно соревновались за честь стать д’Артаньяном, которого называли просто Дартом.
Ник выдумывал такие подробности, которые смутили бы Диккенса и Дюма, и начал обучать аборигенов своему языку. Один из них, местный гений , изобрел способ производства бумаги, опуская древесную кору в кипящую воду, а затем высушивая полученную массу, которая застывала и уплотнялась подпалящим солнцем.
Бумага получалась довольно коричневого цвета, но это не имело никакого значения. Нику дали лучшее в мире перо , длинное и с острым кончиком. Что касается чернил, он придумал их сам, использовав частично рецепт незабвенного аббата Фариа. Первые листы были нарезаны как можно тоньше с помощью ножей, предоставленных членами другого племени, которые раздобыли у проезжавших мимо белых торговцев. Тот же гений, экспериментируя с разными растениями, нашел способ делать более плотную бумагу, которую использовали для обложек. А охотники добыли для Ника лучший в мире клей, полученный из долгой варки лапок местной цесарки.
Полдня Ник лихорадочно переписывал то, что уже было написано давно до него. У него не было ни малейшего намерения заниматься плагиатом: в конце «своих» книг он добросовестно указывал имена Дюма, Лондона, Байрона… Он не обращал внимания на то, что аборигены каждый день называли его этими же именами. Вся его жизнь, внезапно обретшая смысл, была посвящена мысли писать все больше и больше. И, когда его собственная жена, которую ему преподнес в качестве самого большого подарка Большой Совет Племен, глядевшая на него с восторгом и которая родила ему нескольких детей с рыжими волосами и смуглой кожей, называла его то Стивенсоном то Уайльдом, он только улыбался. Он вспомнил историю Тузиталы и пришел к выводу, отнюдь не новому, что, если хочешь читать, когда у тебя нет книг, остается только писать их самому.
Шли годы. Из животного жира сделали примитивные, но надежные свечи. По вечерам аборигены читали, и, в конце концов, вожди запретили молодым людям читать, прежде чем отправляться на охоту, иначе племени угрожала голодная смерть.
Ник старел . Особенно добры к нему были его дети – которые, конечно, уже не были детьми. Они с гордостью называли себя детьми Байрона или Жюля Верна…
Когда Ник ощутил приближение своего последнего дня, он подозвал одного из своих внуков и слабой рукой написал несколько слов. «Что это, дедушка?», — спросил один из них, прочитав , — мы не понимаем. «Это мое завещание, — ответил Ник. — Я хочу, чтобы это написали на моей могиле».
На следующий день все племена пришли проститься с лучшим рассказчиком , которого они когда-либо знали. Мужчины добросовестно выбили эти слова на скале, используя другие камни потверже, потратив на эту работунесколько дней. Они добавили слова и от себя, но то, что написал Ник было тщательно воспроизведено в конце.
Десять лет спустя научная экспедиция обнаружила это племя. Рассказывая позже об этом уникальном опыте, один из ее членов все еще выглядел потрясенным.
— Вы представляете ? — говорил он слушателям . — Я предлагаю им стеклянные бусы, а они смотрят на них без всякого интереса, и один из вождей спрашивает меня: «У вас есть книги?». Я чуть не упал! И вождь говорит мне: «Пожалуйста, не смотрите на меня так, как будто вы увидели Миледи де Винтер, к счастью, ее казнили!». Наша женщина-фотограф икнула и стала заваливаться на бок. Лицо ее налилось синевой и мы испугались, что ее вот-вот хватит сердечный приступ! Однако, к счастью пришла в себя, а потом демонстрировала свои джинсы местным девушкам, с интересом их разглядывавшим.
Конечно, немного позже, когда я увидел их библиотеку с сотнями страниц и подобием грубых обложек, и когда они рассказали мне всю историю, я понял, что произошло, но представьте себе мою реакцию. Сначала я подумал, что слишком много выпил кассавы. Но самым большим сюрпризом было то, когда они привели меня к могиле этого Ника Мэнтела и попросили меня объяснить, что означают последние слова. Что я и сделал.
И после смерти этот Мэнтел показал , что он – настоящий джентльмен с большим чувством юмора. Знаете, что было написано на его надгробии?
Здесь покоится самый замечательный рассказчик всех времен. Он написал захватывающие книги под вымышленными именами Дюма, Андерсена, Шекспира и других. Он был слишком скромен, чтобы писать под своим именем.
Вестминстерское аббатство, филиал
Ник Мэнтел
цитировать
свернуть ветку