39
О.Н. Сетницкой и Е.А. Крашенинниковой
22 февраля 1939. Калуга
22/II 39
Дорогие Ляля и Катя!
Все полученное от Вас за четыре недели сводится к двум отправлениям:
1) Письмо Кати из Москвы от 8/II и 2) открытка Ляли оттуда же от 15/II (если судить по штемпелю). Причем второе отправление пришло доплатным, поскольку на нем была лишь 15-ти копеечная марка. Из открытки узнал о существовании «письма из Ленинграда, канувшего в вечность», чему поводом послужило, вероятно, также незнание о новой таксе оплаты. Очень досадно.
Попробую, м<ожет> б<ыть>, удастся выцарапать его на почте. Конечно, могли быть и другие причины. Но вот из Катиного письма узнаю, что «у Ляли лежат два недоконченных письма». Неясно, почему из двух недоконченных
нельзя состряпать хоть одно доконченное? Из Катиного письма можно все612
же получить некое представление о совершенном путешествии. Приветствую
настроение — это самое ценное, конечно. Представьте, что у меня была мысль
сообщить адрес Беляева: он ведь переписывается деятельно с Л.К. Циолковской221. Я мельком был с ним знаком лет 14 назад в Москве, когда он работал вместе с Пуной в Наркомпочтеле222. Помню, что обратил его внимание на
книжку Бекнева и впоследствии увидел, что он остроумно использовал его
гипотезу в одной из своих повестей (читал в «Мире приключений»)223. Указанной Вами книжки его я не читал. Очень хорошо, если Вам удалось вправить
ему мозги. А с Васильевым не пробовали встретиться? Относительно О. Д. Ф.
сообщенное Катей — пролило для меня свет на всю ее психику — и теперь мне
ясна ее установка, о которой расскажу при встрече. Тогда увидите, в какую
точку надо тут бить. С ее позиции сбить не так трудно, ибо время пошло тем
темпом, на который она взяла прицел, презирая современ<ных> читателей и
приспособляясь к ним лишь настолько, чтобы суметь перекинуть свои мысли
чрез головы «мавриков» — к их детям, а то и внукам.
Какую книгу Мюльфорда Вы читали — «К жизни» или «На заре бессмертия»? Какие мои стихи читали? Не ясно. А самое интересное, что ни из одной
фразы полученных писем я не мог убедиться, что мое письмо, посланное 21/I в
Москву, Вами получено. Я не помню всего, что писал, но там были некоторые
неотложные вопросы, как то — что привезти Вам, кроме «Конечного идеала»,
который я на днях перечитал «с жадностью и наслаждением духа», выражаясь
словами Владимира Соловьева. Итак, жду разъяснения этого недоразумения —
и точного восстановления всего, что было в ленинградском письме. Ругался сегодня с почтой, но это безнадежно. Справки дают только о заказном.
О своем самочувствии могу сказать, что столь наступательного состояния у меня не было, кажется, с 1913–1914 года, т. е. зачатия и вынашивания «Всел<енского> Дела». Уже тогда мы с Брихничевым задавались целью
собрать «Победные песни» — но сколь мал и сомнителен мог быть такой
отбор. 25 лет все что-то тормозилось в этом пункте, и вдруг с нового года —
весь январь и февраль прошел в напоре стихии песнотворчества. Окончательно отменив право литерат<урной> собственности — я со множеством
авторов поступаю так же, как со Щербиной в известном Вам случае, т. е.
изменяю, переделываю, дополняю. В общем уже есть в изобилии, что петь
теперь. Это самое главное, так как у подавляющего большинства все, что
называется психикой, сводится к двум-трем запетым пластинкам патефона — вроде «Утомленное солнце» или «Ты сидишь у камина» — все же прочее
лишь закономерный вывод из этого.
«Преодоление Фауста» окончено. Этой работой я доволен больше, чем
двумя предыдущими, в смысле спокойного уверенного тона. Ведь тон
в конце концов делает музыку. Объем получился едва ли не вдвое больше
предположенного, но некоторые главы можно «усечь» в случае надобности.
Теперь перепечатывается, формую письмо Сперанскому — после чего можно думать о въезде в Ваши края. Но вот с бумагой зарез! Хоть пиши на обоях!
Даже для черновиков не хватает.613
Мэри спешно занята подготовкой утренников и концертов к Дню Красной армии, после чего думает взять отпуск на полмесяца. Лечится гомеопатией и чувствует себя гораздо лучше. В общем приезд мой (а то и «наш») в
Москву намечается на начало марта. Не встрянет ли поперек наплыв народу
в дни партсъезда?
От Петра Никандровича получил письмо вчера, из которого делаю выписку:
«Когда будете у Сетницкой, то передавайте ей мой привет, скажите, что
прошу вас дать мне через Вас (мне самому очень трудно двигаться, особенно после болезни) — три моих акварели: 1) Душистый горошек, 2) Табак,
3) Табак и настурция на синем фоне. И затем как она пожелает, выставить ли
их, как собственность Н.А. или О.Н. Сетницкого(ой) или же без упоминания о собственности, и тогда в случае продажи получить стоимость (второе,
пожалуй, практичнее). Все эти три вещи небольшие и Вам нетрудно будет
привезти их на Токарную, 12».
Но о сроке, когда ему это требуется, нет точных указаний. Запрошу его открыткой, но, м<ожет> б<ыть>, независимо от этого, Вы, не дожидаясь меня,
вдохновитесь совершить экскурсию в Богородское. Во всяком случае, пораздумайте над предложенной дилеммой (с упоминанием или без упоминания?).
Видели ли картину «По щучьему велению»?224 Если нет, посмотрите обязательно и, как читатели «Огромного очерка», уясните себе, какие законы
зеркальности там (бессознательно) применены. Эпиграфом к фильму мог
бы служить известный Вам стих: «Кто взвесил облака закон и силы и борьбы, тот вещим словом одарен решить судьбу судьбы»225.
Итак, до скорого свидания. Целуем крепко. Ждем писем обстоятельных (и не раздражающих почтовое ведомство игнорированием новой тарификации).
Сегодня иду смотреть «Ленин в октябре»226.
Ваш в доску А. Горский.
41
О.Н. Сетницкой и Е.А. Крашенинниковой
10 марта 1939. Калуга
10/ III 39
Дорогие Ляля и Катя!
Получил письмо от 25/II. Кроме того, получил довольно свирепый
бронхит, ставил банки с неделю и не выходил из комнаты, с последней этой
получкой уже разделался, а теперь спешу разделаться с первой.615
В Москве буду не ранее 20-х чисел — нужно еще заготовить весенние облачения. Впрочем, зима, говорят, будет затяжная, лимиты полагающихся холодов далеко не использованы.
О книге «Как управлять Вашей волей» я не знаю. Мне известны на русском
три книги Мюльфорда: 1) «На заре бессмертия», 2) «К жизни», 3) «Ваши силы и
способ их употребления». Последняя маленькая брошюрка с предисловием, где
даны кое-какие биографические сведения и, в частности, подробности смерти
(в 1891-м году), использованные в моем стихотворении во «Вселенском Деле»228.
2) С Беляевым вели себя правильно. Того же следует держаться и с Морозовым. Что за Гребнев?229 Не слыхал такого? Какие у него вещи напечатаны и
где? Надо связаться.
Очень хочется мне скорей вникнуть в ряд подробностей, но отложим это
до встречи. Думаю, что в дебри астрономии залезать Вам не стоит, а вести
мысли по такой линии: кем бы и когда бы эта книга не написана, ее надо правильно прочесть в плане «конечного идеала», чего до сих пор никто не сделал.
А между тем в свете современных научных прогнозов — это не так уж и трудно.
Записывайте себе на заметку все вопросы и недоумения, возникающие в
процессе обмена мыслей с Костей и друг<ими>. В письмах обо всем не договориться.
Латинскую цитату из Киприана я нашел в любопытной, недавно изданной у
нас книге П. Гольбаха. «Галерея Святых»230. Смысл ее приблизительно в том, что
среди девственниц было широко распространено обыкновение — от времени
до времени спать вместе с юношами, а наутро требовать освидетельствования
компетентных лиц и удостоверения в том, что их девственность не нарушена.
Не совсем понял фразу о благоприятствовании звезд. Впрочем, в этом
деле ощутительнее всего «мюльфродовского» стиля пожелания и приказы.
Осознать причину занозы — значит уже наполовину ее вытащить.
Наступают важнейшие события, отличительное свойство коих — неожиданность. Кто теперь будет «ожидать неожиданного», тот не ошибется.
С бумагой несколько уладилось. Но вообще заготовляйте запасы.
Опять нет сведений в письме, что привозить из книг и рукописей.
Как здоровье Кати после колбасы? Целуем.
Ждем дальнейших известий особенно насчет «звезд».
А. Горский.
Как с акварелями? Не были в Богородском? Они нужны к 15-му марта.
72
О.Н. Сетницкой и Е.А. Крашенинниковой
10 июня 1940. Калуга
10/VI 40
Дорогие Катя и Ляля!
Получили письмо Кати от 29/V (и позже). Вижу, что идет интенсивная
«проработка» атмосферы. Нужно помнить каждую секунду, что сейчас на
полях Франции — гибнут массами не только люди (что очень прискорбно!),
но уничтожаются в корне все «идеи» и мысленные навыки вчерашних (совсем недавних еще) дней. Завтра (и уже сегодня) надо начинать (тому, кто
хочет жить в наступившем десятилетии) с совершенно новых мысленных
и эмоциональных позиций. Не из-за того ли, что мы (даже находившиеся
на передовых идейных постах) так медлили с этой перестройкой психики, и
разразилась вся катастрофа. Итак, пересмотрим и в самом спешном порядке
отточим все свое оружие.
Бросается в глаза из вашего письма некоторое торможение мысли при
указаниях на старость как мотив в пользу пассивности пред смертью и
вообще. Тут и Арт<емий> Влад<имирович> и Ирина сошлись в одной какой-то ноте. А Ляля в прошлом письме описывала грустное впечатление от
тетки Скрябина. Вы сослались на ощущение старости, независимое от лет,
которое надобно уничтожать. Это верно, но тут есть некоторое упрощение
вопроса. Нам не случалось, кажется, с Вами очень детально на этом останавливаться. Сделаем это теперь, поскольку четко разобраться в этом пункте
значит занять весьма важную командную высоту во всяческих мысленных
и словесных сражениях. Что такое старость в психологическом смысле? Есть
ли это сплошной минус, или за этим скрывается также и некий плюс? Поэты
начала прошлого века с Пушкиным и Лермонтовым во главе много и глубоко вдумчиво занимались этим вопросом. Их поражало некое преждевременное психическое «старение» очередного поколения. Лучший цвет молодежи
представлял собой «могучий плод, до времени созрелый». Как и почему это
происходит и к чему обязывает? Не излагаю огромного материала, который
здесь имеется. Но советую пока хорошенько вникнуть в стихотворение Баратынского: «Ты подвиг свой свершила прежде тела, безумная душа. Под
веяньем возвратных сновидений ты дремлешь, а оно бессмысленно глядит,
как утро встанет, без нужды ночь сменя, как в мрак ночной бесследно вечер
канет, венец пустого дня…»
Раздвоение психики: разнобой устремлений. Как сказано Петру
(в последн<ей> главе Ев<ангелия> Иоанна): «Пока ты был молод, сам препоясывался и шел, куда хотел, когда же состаришься, другой тебя препояшет
и поведет, куда не хочешь». «Душа» тянет в одну сторону, тело — в другую.
«Душа» смотрит назад, охвачена веянием возвратных сновидений, тело тупо и
бессмысленно тащится вперед. К чему же эта распря Фомы и Еремы может
привести, кроме гробовой ямы? Кто же тут прав, кто виноват? Очевидно,
оба, или вернее, некто третий — «дух», который не потрудился как следует730
проснуться и помирить враждующие устремления — конфликт между влечением к прошлому и к будущему. Тот, кому, по выражению Гумилева, «единое
мгновенье — весь срок от первого земного дня до огненного светопреставленья» — он оказывается «спит и кроет глубина его невыразимое прозванье»442.
Но только разбудив, как следует, этого спящего и заставив его выразить свое
прозванье, можно как-то осветить указанный внутренний конфликт. Что же
такое это «веянье возвратных сновидений», о котором юность (обычно) ничего
не знает или знает очень мало? До известного предела (обычно до половины
жизнен<ного> возраста, т. е. до 40–50 лет) человек воображает, мечтой живет
в стране будущего, он рисует себе картины того, что с ним случится, что он
сделает и т. д. Но вот незаметно назревает перелом. Он вдруг ловит себя на
том, что все больше и больше его воображение занято не тем, что может еще
случится в будущем с ним, но тем, что было в прошлом, — и это (если фантазия его сколько-нибудь активна) не просто «воспоминания», но, так сказать,
мечты о прошлом, т. е. он воображает себе не точь-в-точь все так, как оно было,
но чаще как могло быть десять, двадцать, тридцать и т. д. лет назад. И это веянье возвратных сновидений столь захватывает, что на долю завтрашнего дня
ничего не остается, кроме бесследной равнодушной пустоты. Что же делать?
Задушить это веянье, отвергнуться от прошлого, постараться во что бы то ни
стало наполнить новое утро новым содержанием? Это ли означает Ваш совет
«изжить, уничтожить» психическую старость? Бывают «молодящиеся» старички, пытающиеся сбросить с себя груз прошлого и «вприпрыжку» спешащие не отстать от «сегодня». Ведь в самом деле, как печальна участь целиком
ушедшего в «возвратные сновидения»: потрясающими красками изображал
это Тютчев — напр<имер>, в стих<отворении> «Душа моя — элизиум теней…
ни замыслам годины буйной сей, ни радости, ни горю не причастных…» или
«На мне, я чую, тяготеет вчерашний зной, вчерашний прах… Как грустно полусонной тенью, с изнеможением в кости, навстречу солнцу и движенью за
юным племенем брести…» Брести за новым тяжко, но и выкликание теней
прошлого тоже немного радости: «Не время выкликать теней, и так уж мрачен
этот час, усопших образ тем страшней, чем в жизни был милей для нас!..» Звук
напоминания, «внятный каждому, как совесть» — слишком много несет в себе
укоряющего, чтобы им «наслаждаться».
Значит ни взад, ни вперед. Какой же мыслим выход из этого тупика? Ведь
«элизиум теней» есть, как-никак, богатство душевного опыта, от которого отказываться не приходится. Вопрос лишь в том, как им распорядиться. Память
о прошлом, любовь к нему только в том случае не ведет к отрыву от будущего
и опустошению настощего, если окажется предпосылкой к реальному действию — восстановлению этого прошлого, притом, разумеется, в творчески-преображенном виде, т. е. не так, как оно «было», а так, как оно могло и хотело
и должно было быть. Мечта, работающая в этом направлении, неотрывная от
детального прогноза и целостного проекта всеобщего восстановления, — такая
мечта дает совершенно иную психическую окраску, иной тонос. Это становится
очень заметно во второй половине века, где мотивы возврата начинают звучать731
иначе. Весь А.К. Толстой, Полонский, Фет, в особенности Фет «Вечерних огней», где вечер оказывается венцом далеко не пустого дня, а дело выкликания
теней (поэзия) совсем не таким мрачным (пусть и неотрывным от укоров совести). «Вневременной повеем жизнью оба — и ты, и я мы встретимся теперь».
В таком преломлении возвратных сновидений кристаллизуется и иное отношение к «юному племени». «Покуда на груди земной еще дышать и жить я буду,
весь голос жизни молодой мне будет внятен отовсюду». Такого рода ощущения,
совсем не похожие на какую-либо «припрыжку», тем примечательнее, что в
религиозно-философском отношении Фет старался усиленно заявить себя
атеистом и пессимистом, а в общественно-политическом плане — махровым
реакционером. Значит, «веяние» шло, несмотря на все и вопреки всему. Я не
могу отделаться от мысли, что одним из сильнейших факторов, определивших
могущество воскресительного веяния, было для Фета знакомство (довольно
близкое, если судить по известному его письму о Толстом) с Н. Ф. Ф. и его идеями443. Но наиболее полнозвучно пасхальную окраску «возвратных сновидений»
мы имеем, конечно, в лирике Вл. Соловьева. Для него «властный призыв родных теней» знаменует «расцвет новых сил торжественный и ясный». Устремление к прошлому и к грядущему — эмоционально почти сливаются. Старческая раздвоенность воли и чувства сводится к такому жалкому минимуму, что
позволительно быть уверенным в полной ее ликвидации. Заливает звучащая и
«веющая дыханием вечности грядущая весна». «Земля чернеет меж снегами, но
этот траур веселит, когда победными лучами весны грядущей он залит. Души
созревшего расцвета не сдержит снег седых кудрей».
Итак, «созревший расцвет души» — вот как может быть теперь названо
то, что раньше казалось преждевременным созреванием души, — вообще все
то, что создается на основе «веянья возвратных сновидений». Очевидно, все
зависит от целенаправленности. В одном случае, единственным прогнозом
является похоронное бюро «Милости просим» (выражение Ильфа), в другом —
с большей или меньшей силой сверкает увлекательная возможность «ангела
смерти отправить к черту» (выражение Ленина). Вся поэзия 20-го века, все,
что есть в ней ценного, вырастает уже из почвы, насыщенной фетовско-соловьевскими мотивами, иначе говоря — прямо или косвенно связано с установками «Фил<ософии> общ<его> дела». Достаточно вспомнить хотя бы Блока.
Для него вечер и утро, старость и юность стали волшебно неразделимы. Какое-то сплошное «седое утро». «В старости возврат и юности и жара…» «Все,
что миновалось, вот оно, смотри: бледная полоска утренней зари…» И неудивительно, что «в горниле старостей душевных цветет восторг богов».
Такова эволюция нашей поэзии, следовательно, наших эмоций за каких-нибудь 120–130 лет. «Философия», если разуметь под этим любое интеллигентское мировоззрение, еще не «достукалась» до этой реорганизации
чувств, а потому нет ничего удивительного, если «общие вопросы» этой философии никак не могут привлечь к себе внимание людей, по-настоящему
чутких или умственно энергичных. Это как раз и показывает, что художественно-поэтические формулировки им должны быть ближе и через них они,732
м<ожет> б<ыть>, осмелятся подойти к понятиям, более логически четко
выраженным. А то, обжегшись на молоке, невольно дуют и на воду. Расцвет
и созревание считаются заранее и заведомо друг с другом никак непримиримыми — ведь в растительном мире цвет и плод — две вещи разные. Отсюда
и истекает, скажем, непредставимость для Арт<емия> Влад<имировича>
возможности составить с Вами одно целое. Однако если Вы сумеете ему
наглядно показать, что в Вашем лице сочетается нечто дотоле невиданное:
«созревший расцвет», тогда, быть может, и он сумеет открыть в себе встречную «зацветшую зрелость». И тут Гегель возрадуется, увидев, как все действительно стремится перейти в свою противоположность.
Теперь относительно умной молитвы. Вот Вам несколько выписок из
книги известного зачинателя имяславия схимонаха Иллариона «На горах
Кавказа»444, где хорошо подобран ряд элементарно важных указаний на этот
счет из творений подвижников ряда веков. Различаются в общем три степени или стадии молитвы. На первой имеет наибольший вес самый труд —
навык, механика дела. На второй умственное сосредоточение, «удержание
помыслов». И лишь на третьей непосредственно сердечное ощущение простоты, сладости и полноты. Тенденция к лейтмотивности, т. е. к настойчивому повторению каких-либо (иногда каких попало, случайно навязавшихся
слов или фраз, особенно ритмически напевных) свойственна каждой психике. Выбрав слова, достойные того, чтобы повторять их непрестанно — сквозь
все мысли и дела дня и ночи — нужно координировать с ними процесс вдоха
и выдоха через ноздри. Рекомендуется еще (при неподвижном положении)
удерживать — локализировать внимание — «ощущение себя» — около «сердечного места», т. е. чуть пониже левого соска. Вот и все «механические»
правила для начала.
Но надо знать, какое упорное сопротивление этим простейшим методам
со стороны всей косности — и разброда психики очень скоро организуется,
и вот тут-то важно — во что бы то ни стало «не сдать».
«Лучше всего, безопаснее и благонадежнее поступить так: читать в простоте сердца устную Иис<усову> молитву, молитву безо всяких умствований, или какого-либо ожидания явлений, воображений и разных представлений, — словом — не принимать и не верить ничему, что бывает у
неразумных.
Читать легко, свободно, не натужаясь и не нажимая умом ни на что внутри себя, а так же свободно, как идет наше дыхание. Эта легкость и свободность не будет отталкивать от сего дела, а будет привлекать к нему.
Нужно знать и то, что бывает нередко, особенно вначале, при занятии
молитвою, что человек читает ее безо всякого внимания и хотя бы ощущения приятности малейшего; без надежды трудно, как будто бы тяжелым молотом разбивать камни. Целые тучи помыслов всевозможного свойства, и
между ними скаредные, богохульные, неизобразимые, бьют в ум, как волны
морские — скалу... Вот тут-то бывает всякому пробный камень и горнило
искушения, которое необходимо перейти каждому из званных…»733
Это может продолжаться недели, месяцы, а в иных случаях годы. Но эти
трудности — лучшее свидетельство ценности того сокровища, за обладание
которым идет война. Это сопротивление как раз и означает, что «молитва
наша идет должным порядком и вступила в свои законные права ко изгнанию нечистой силы». «Нужно, — пишет св. Лествичник, — чтоб сие море
взволновалось, взбушевалось и волнами извергнуло из себя все что было
внутри его».
Это просто, едва вообразишь, какие залежи всякой нечисти и пакости
накопились внутри и лежат себе в обычное время на дне, так что все в душе
кажется чистым и прозрачным. Но стоит чуть взбаламутить… Совершающий молитву приходит подобно пушкинскому работнику Балде «море морщить, и вас (чертей) проклятое племя корчить» — не удивительно, что они
то берут на испуг смельчака, то начинают визгом жалобным и воем надрывать сердце. Все это надо перейти и преобороть. «Творя устную молитву, хотя
бы рассеянную, мы можем питать несомненную надежду, что со временем
дастся нам молитва чистая, благодати причастная…»445.
О свойствах и плодах последней можно говорить много, а потому лучше
вернуться к этому как-нибудь впоследствии. Умно-сердечная молитва у всех
св. отцов именуется «наукой из наук, искусством из искусств, таинством из
таинств». Если обратитесь к чтению творений, в которых запечатлены все
успехи, достигнутые на этом пути, то это чрезвычайно многому научит и поможет. Однако же нельзя ни на минуту забывать о той стадии, в которой
находится эта эра искусства с начала нынешнего столетия (и отчасти уже
конца прошлого). Это стадия глубочайшего кризиса, о котором вспомните
все, что сказано в «Смертобожничестве» в связи с имяславием, как о кризисе
келейного умного делания. А в предисловии к «Вселенскому делу», писанному в 1913-ом году в разгаре имяславческих споров сказано: «Умное делание,
не связанное со вселенским делом, — есть в лучшем случае невинная безделка, а в худшем — постыдная сделка с мировым злом». Связь умного делания
со Вселенским делом, форму этой связи открыл и осмыслил Вл. Соловьев
в «Смысле любви». С этой поры стало необходимостью к «монашескому»
опыту присоединять еще нечто, отчасти меняющее самую технику, что естественно во всяком искусстве и всякой науке. Это изменение облегчает дело
(напр<имер>, значительно сокращая сроки ступеней), но вместе с тем и затрудняет, поскольку приходится идти не совсем по готовой, протоптанной
стезе. Что же подвергается наиболее наглядному изменению? Прежде всего состав слов молитвы. Всякое «мя» — устраняется за ненадобностью. Речь
идет только о нас — в минимально двойственном числе (т. е. себя и своего
«ближнего») — а затем неограниченно множественном. Только двойственность (поляризация) дает конкретную осязаемость любой потенциальной
множественности. Поэтому тут становятся пригодными только такие слова,
в которых употреблена эта форма, — а таких вполне достаточно имеется в
культовом обиходе, притом заряженных «силой благодатной» в неизмеримой степени. (Напр<имер>, «Прииди и вселися в ны»446 — и т. п.). Мне ду734
мается, что весьма уместным для настоящей эпохи был бы тропарь Преображения Господня («Преобразился еси на горе» и т. д.), который и в нас
пульсирует как фон и стержень всех молитв этого лета. Вместо «да воссияет
и нам грешным» лучше произносить «в нас грешных». Тут нечего добавить:
дана вся «музыка метаморфозы». И тут лучше всего проверять меру возможностей вмещения каждой данной минуты («якоже можаху»447). О других особенностях не буду распространяться. Лучше всего откроете сами в порядке
опыта. Секрет неутомимости воли к «созревшему расцвету» — только здесь,
и ничто так не обращает к смирению, как трудности на этом внутреннем пути.
В общем тут любовь к Богу и к близкому человеку, т. е. весь закон и пророки.
В Питере постарайтесь всеми правдами и неправдами связаться с «Институтом искусственного дождя» (или как он теперь называется). М<ожет>
б<ыть>, этого дела центр находится теперь уже в Москве? О каком докладе
о дождевании Вы пишете — сообщите все подробней. Побывайте у Беляева.
М<ожет> б<ыть>, свяжетесь с Марровским институтом и с О.М. Фрейденберг в частности. Конечно, хорошо бы разыскать д<окто>ра Васильева и
заполучить список его работ. Послание к Вам о Морозове начал — пришлю
думаю, через недельки 11/2.
15-го числа собираюсь двинуться в Стародуб.
Пугают, что трудна сейчас пересадка в поезда, идущие на юг.
Читал большую книгу Иг<оря> Грабаря «Моя жизнь» — там много любопытных подробностей о Черногубове. У Раздольского накопилось много
моих писем, которые интересно было Вам прочесть. Там мне нередко удавалось находить ряд острых и кратких формулировок по животрепещущим вопросам. Вообще хорошая практика: маневры к предстоящим грандиозным
словесным боям.
Итак, Андрей Георгиевич возражает против стиля «Фил<ософии>
общ<его> Дела». Следует ли это понимать так, что он не находит возражений против содержания?
Теперь к Вам просьба: разыщите в адресном столе точный адрес Кокошкиной Марии Филипповны: ул. Станиславского (бывший Леонтьевский
пер.), первые четыре №№ — 2? 2а? 4? — и занесите ей прилагаемое письмецо. Постарайтесь застать ее дома, что легче всего сделать около часов восьми
вечера, или пораньше с утра, познакомьтесь с ней, кстати, поближе и пусть
она устно через Вас или письменно ответит на мои запросы.
Следовало бы Вас также направить в редакцию «Октября» — за справкой, но это письмо приготовлю в дальнейшем. Пишите точно о своих планах. Литерат<урный> музей ждал-ждал моего приезда и, не дождавшись,
выслал в Калугу деньги за Бахметьева448. Поскольку Магомет не двигается,
гора сама подвинулась к Магомету!
Я жду все-таки, что Вы удосужитесь зафиксировать письменно свои
собеседования с Валент<иной> Семеновной. Это мне бы дало много волн.
Когда начинаются и кончаются экзамены? Атмосфера продолжает нервничать и содрогаться. И как же ей бедной не корчиться от человеческого тупо735
мыслия. Ну чему это, напр<имер>, надобно в дни истребления миллионов
«культурнейших» европейцев ни за понюшку табаку — чесать себе пятки
фразами о пасифизме — как Андр<ей> Георгиевич, или о том, что «сначала
туберкулез уничтожить» — как Ирина. Ведь они настолько умны, что сами
не могут не видеть все убожество этих, с позволения сказать, «планов». «Не
гонялся бы ты, поп, за дешевизной!» Как все это близко напоминает старый
анекдот, передающий разговор «В клинике».
Профессор: Операция необходима. Необходимо Вам отрезать больную
ногу. Нет ли у Вас каких-нибудь желаний?
Больной: Я бы просил до операции срезать мне мозоль на больной ноге.
Очень увлекает меня возможность довести ход некоторых мыслей до автора «Откр<овения> в грозе и буре». Это будет откровение в тишине, но потрясательнее всяких гроз и бурь. Посмотрим. Подобраться надо осторожно и сбоку.
В первом письме будет лишь несколько обще-методологических предпосылок и установок. Пишите скорей. Целуем крепко.
Ваш А. Горский.
Мэри насадила много цветов вокруг балкона. Отпуск у нее начнется с
15-го июля. Сегодня с хором клуба ЦКПС дает концерт в город<ском> парке. Тартаков замолк, подобно Любарскому. Устр<яловых> не видел.
Беляев А.Р. — II, 612, 615, 734
221 Во время своей поездки в Ленинград Сетницкая и Крашенинникова встретились с писателем-фантастом
Александром Романовичем Беляевым (1884–1942). В МА (Московский архив А.К. Горского и Н.А. Сетницкого) хранится подборка, сделанная О.Н. Сетницкой, называющаяся «Заметки о поездке в Ленинград», в которой, в частности, содержится листок с перечнем произведений
Беляева, а также краткая дневниковая запись о встрече с ним, во время которой они спрашивали его о романе-утопии «Под небом Арктики», рисующем победу над вечной мерзлотой, который печатался в 1938–1939 гг. в журнале «Бой за технику». В дневниковой записи Сетницкая так характеризовала эту встречу: «“Нам очень интересно
было узнать, чем кончится Ваш роман”. Он начинает рассказывать. <…> Эта беседа, действительно, ценна. Это
самое настоящее пока».
222 А.Р. Беляев работал в Наркомате почт и телеграфов одновременно с Н.А. Сетницким, в 1923–1925 г. Печатался в журнале «Жизнь и техника связи».
223 Вероятно, имеется в виду роман А. Беляева «Война в эфире», впервые появившийся в журнале «Жизнь и техника связи» (1927, № 1–9), посвященный перспективам развития радиоэлектроники и телемеханики. В романе
звучит мысль о том, что в будущем «энергия мысли заменит собой радио». О Бекневе и его гипотезе о возможности трансформации нервной энергии см. примеч. 60 к работе «Огромный очерк».
60 Психодинамика Штаденмауэра — Горский имеет в виду гипотезу о сущности магических
феноменов, выдвинутую в 1912 г. в книге немецкого ученого, профессора экспериментальной химии Людвига Штауденмайера (1865–1933) «Die Magie als experlmentelle Naturwtssenschaft» («Магия
как экспериментальная наука»). По мнению Штауденмайера, такие явления, как галлюцинации,
обостренная чувствительность и энергетическая эаряженность разных членов тела (например,
кончиков пальцев) и т.д., находят себе объяснение в реальных психофизических возможностях
организма. Эти возможности, считает ученый, далеко еще не познаны человеком и должны стать
предметом особой области знания — экспериментальной магии, или психодинамики. В частности,
Штауденмайером была выдвинута гипотеза о том, что при оптических и прочих галлюцинациях мы
имеем дело со специфическим процессом выделения энергии (световой, звуковой и т. п.), обрат923
ным процессу восприятия. Теория нервной энергии была выдвинута инженером Сергеем Александровичем Бекневым в его книге «Гипотеза о нервной энергии и ее значение в деле образования
коллективов максимальной производительности труда» (М., 1923). Согласно этой теории, живое
существо (человек) выполняет роль своего рода трансформатора, который превращает одни виды
энергии в другие, в том числе и в нервную. По мысли С.А. Бекнева, этот процесс может быть и
обратным, и организм «сможет трансформировать энергию нервную (энергию мысли) в световую»
и в другие формы механической энергии. Сознательное овладение процессом «превращения нервной энергии в механическую» откроет человечеству новые, невиданные перспективы развития в
плане органического прогресса: «Человеку не нужен больше свет, он сам является источником такового. Где он появляется, там светло и тепло»; человеку «нетрудно будет устранить силу притяжения, а следовательно, вопросы передвижения без каких-либо приборов легко осуществляются сами
собой только как результат мышления» (Указ. соч. С. 18–19).
Горский, А.К. Сочинения и письма: В 2 кн. Кн. 2 / Сост., подгот. текста, комментарии А.Г. Гачевой.
М.: ИМЛИ РАН, 2018. — 1008 с. (Из истории философско-эстетической мысли 1920–1930-х гг.)
"К сожалению, прислать фрагменты дневников Сетницкой сейчас не представляется возможным, это большая работа расшифровки, набора и комментария. Там упоминания о контактах с Беляевым Ольги Сетницкой и Екатерины Крашенинниковой."
С большой благодарностью Анастасии Гачевой!
Анастасия Георгиевна Гачева — российский учёный-филолог и философ, специалист по истории русской философии и русскому космизму, литературовед, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН, главный библиотекарь, научный сотрудник Библиотеки № 180 им. Н. Ф. Федорова (Музея-библиотеки Н. Ф. Фёдорова).
Дочь российского философа и филолога Георгия Гачева (1929—2008). Мама, Светлана Григорьевна Семёнова (1941—2014), литератуоровед, философ, исследователь и публикатор наследия Н. Ф. Фёдорова, специалист по русскому космизму[2].
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B...
Горский А. К. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B...