Книга Клаудио Морескини «История патристической философии» рассказывает о сложных, и даже двусмысленных взаимоотношениях христианских богословов II-VI вв с современной им «языческой» (то есть любой) философией и прежде всего платонизмом.
С одной стороны, декларативно христиане враждовали с философией, как чуждой идеологией, а главное, как с альтернативным методом получения последних истин, в то время как истин была у понятно у кого. С другой стороны, богословы не могли не поддаться влиянию авторитетных философов – прежде всего в силу полученного ими в соответствующих риторических и философских школах образования, а во вторую очередь (так считает Морескини) ради проповеди в среде получивших такое образование «эллинов».
Прежде всего философы научили богословов метафизическому способу рассуждения о трансцендентности Бога. Поэтические метафоры божественного величия, имевшиеся в Ветхом завете, были дополнены и отчасти заменены характеристиками абстрактными и в своей радикальности доведенными до предела — вроде «сверхбытийность», тождества бытия и блага и т. д.
Философия чрезвычайно облегчила решение нерешаемой проблемы Святой Троицы (исходно возникшей из-за того, что Иисуса Христа захотели почитать не менее, чем его Отца Небесного). Платонизм с его иерархиями Богов и ипостасей дал для этого прекрасную концептуальную рамку, и тут важен тот факт, что у некоторых богословов до Никейского собора лица Троицы были не равноправными, а, как у платоников, иерархически подчиненными друг другу. На этом фоне, как мне кажется, гностики выглядят как те, кто сильно заигрался в выдумывании подобных иерархий и решивших сильно увеличить число ступеней в них.
Платонизм подсказал христианскому богословию идею «шкалы» приближения–удаления души к Богу и от Бога и необходимости очистки души (в частности от страстей) ради приближения к Богу.
У многих богословов встречаются концепции, целиком заимствованные у «языческих» философов и с позиций сегодняшнего дня кажущиеся не очень релевантные духу христианства. Прежде всего, это придание большого значение уму, подчеркивание интеллектуальной разумной составляющей у Бога — иногда у Бога вообще, но чаще у Бога-сына, который отождествляется с одной стороны с заимствованной у стоиков категорией Логоса (силой, придающей миру разумность), а с другой стороны — с упоминаемой в Ветхом завете Премудростью Божией; именно Бог-сын-Логос иногда объявляется создателем мира. Подчеркивается разумность созданного бога миром, важность разума для познания Бога и его творения, иногда это рациональное начало космоса отождествляется заимствованным о неопифагорейцев понятием числа.
Очень любопытно то, что Морескини называет «теорией плагиата» — утверждениями христиан, что важнейшие истины греческих философов заимствованы ими у Моисея; это, с одной стороны, унижает христианскую философию, а с другой стороны открывает дорогу для заимствований из нее.
Для нас главный урок из всего этого заключается в том, что обаяние интеллектуальных концепций распространяется поверх декларативной враждебности к ним; марксисты ругали позитивистов и повторяли их зады; важный факт для того, что в широком, ницшевском смысле называется «политикой» — соревнованием разных сил и парадигм за влияние.