Нэнси Кресс. Пробуждение Алисы

Нэнси Кресс

Пробуждение Алисы

The Alice Run, 2024

Шесть человек окружили каталку с пациенткой. Эми Коул, ассистентка доктора Джеймса Эриксона, не понимала, зачем здесь эта парочка незнакомых мужчин и почему процедуру проводят не в медицинской лаборатории Джима, впрочем, задавать вопросы — не её компетенция. Хотя она бы и не стала. Гения не спрашивают.

Постоянный анестезиолог Джима, Мигель, уселся на табурет в изголовье пациентки.

— Доктор Эриксон, я готов.

— Отлично, — сказал Джим, и его голубые глаза загорелись так, что у Эми, даже после года работы с ним, ёкнуло сердце. — Эми, начинаем.

Она ввела код на консоли. Пациентка, сорокалетняя женщина, дёрнулась, когда электрический импульс по проводам достиг мозга. Пациенты всегда дёргались. Доктор Ву, присутствовавшая на случай осложнений, пристально наблюдала. Её глаза слегка округлились, когда она проверила мониторы. Для доктора Ву всё было впервые, но Эми могла бы её успокоить — Джим проводил процедуру десятки раз в клинических испытаниях. Скоро получит официальное одобрение, а когда-нибудь — и Нобелевскую премию. Эми в этом уверена.

Экран у каталки загорелся синим.

Где она?

Инстинктивно она сместилась от основания железной лестницы, прижавшись спиной к ближайшей стене. Огромное помещение, слишком тёмное, углов не видно — склад? Ангар? Когда глаза привыкли, она различила разбросанные повсюду пустые поддоны, некоторые сломаны. Мимо проскочила крыса и исчезла в дыре в стене. Стена пахла сыростью.

Подземное хранилище. Заброшенное?

Её рука сама потянулась к бедру. Там должно было быть что-то, чего не было. Что? И почему на ней это платье, которое она никогда бы не надела — пышное, с… Господи, кринолином?

Где она?

Кто она?

Нечто двинулось к ней из темноты.

— Иногда, — пояснил Джим двум незнакомцам, — пациенту требуется время, чтобы заговорить. Пока она не заговорит, мы не узнаем, где находимся.

Старший из мужчин, представленный просто как мистер Джонс, ответил:

— А если не заговорит? Она в коме после аварии.

Резкий тон удивил Эми. Кто эти люди? Никогда раньше посторонним, даже родственникам, не разрешалось присутствовать при процедуре.

— О, Летиция заговорит, — уверенно сказал Джим.

Глаза старшего мужчины сузились до щёлочек.

— Увидим, не так ли?

Тело Летиции слегка перестроилось… для чего?

Для боя.

Почему?

Она не знала, но не расслабилась, пока фигура в темноте не превратилась в невысокого тощего юношу с пустыми руками, в велосипедных шортах — оружие не спрятать. Лет восемнадцати, с торчащими ушами, как у покойного короля Англии. Приблизившись, она разглядела, что перед ней альбинос: белая кожа, лишь на щеках и в розовых глазах — лёгкий румянец.

— Пожалуйста, отдай мне вещь из кармана, — попросил паренёк.

Не сводя с него глаз, Летиция провела рукой по юбке, нащупала маленький карман. И вытащила напёрсток.

Юноша потянулся за ним. Летиция сжала напёрсток в кулаке.

— Скажи, где я.

— Вот! — воскликнул Джим. — Я же говорил, что заговорит!

— Толку-то, — буркнул мистер Джонс, снова сбив Эми с толку. Он звучал… как? Довольно? Нет, не так… но нечто в этом роде.

Джим, кажется, не заметил. Он смотрел на остававшийся синим экран. Слова пациентки не сильно помогли.

— Разве вы не знаете, где находитесь? — удивился юноша, похожий на мышонка.

Она не ответила, выжидая.

— Пожалуйста, отдай напёрсток! Разве не видишь, что начинается прилив?

Только теперь она услышала слабое плескание воды где-то в глубине подземелья.

— Скажи, где я.

— О, вот оно!

Внезапный поток мелкой воды, разбивающийся о стену позади неё. Летиция почувствовала на губах соль. Юноша вскрикнул и бросился к железной лестнице. Летиция устремилась за ним. Нелепое платье мешало, и она сорвала его, изо всех сил стараясь устоять на ногах среди подымающейся воды. Под платьем оказались камуфляжные топ и шорты, но времени на раздумья не оставалось. Альбинос уже на середине лестницы. Насколько поднимется вода? Вверху она разглядела люк: не заперт ли?

Угадала. Мышонок-альбинос резко развернулся к Летиции:

— Я говорил — отдай напёрсток! Это мой приз! Я честно его выиграл!

Летиция оттолкнула его, изо всех сил надавила на гладкий металл — не шелохнулся. Вода вокруг превращалась в цунами. Всё теряло смысл.

Она протянула напёрсток. Паренёк прикоснулся им к люку — тот распахнулся. Они вскарабкались наружу, и альбинос захлопнул крышку.

— Не работает, — произнёс Джонс, и в его голосе вновь прозвучала та странная нотка. — Уже полчаса прошло. Я читал ваш доклад, доктор. Пациенты никогда так долго не молчали.

— Верно, — кивнул Джим. — Прежний максимум — десять минут. Но в глубине сознания время течёт иначе, чем в реальности.

— У вас осталось пять минут, — сообщил незнакомец. — Либо это сработает, либо мы заканчиваем.

Он приказывал Джиму? И Джим даже не возразил. Беспокойство Эми росло, смешиваясь с обидой — и не только на Джонса. Она думала, Джим делится с ней всеми деталями работы. Иногда, когда пациент реагировал особенно хорошо, он приглашал её в бар отмечать, и они обсуждали потенциал метода. Эти вечера значили для неё так много, даже если разговоры оставались профессиональными... Он даже не упомянул, что женат.

Летиция и паренёк оказались на лесной поляне перед огромным домом с эркерами и островерхими башенками. Облупившаяся краска, проваленная крыша, заросший двор, покосившееся крыльцо и приоткрытая дверь. Уши альбиноса вытянулись ещё сильнее. Теперь он обрядился в жилет с карманными часами поверх велошорт — нелепое сочетание.

— Эй, Мэри-Энн, — сердито крикнул он, — а ты что здесь делаешь? Беги-ка скорей домой и принеси мне пару перчаток и веер! Да поторопись!

Из леса слева раздались выстрелы.

Сорок восемь минут без единого слова от пациентки — это слишком. По указанию Джима Мигель скорректировал дозу анестетика. Седация — самый сложный этап: заглушить внешние раздражители, но не нарушить связь с глубинными слоями памяти. И не помешать пробуждению. Эми почувствовала, что начинает потеть.

Джим тоже нервничал — он почти тараторил:

— Прерывать процедуру нельзя. Вы ведь понимаете принцип? Конечно, вам всё объяснили... Моя методика революционна! Обычно коматозные не реагируют на глубинную стимуляцию, но я нашёл «мастер-ключ» — зону, отвечающую за детские воспоминания. Именно через детские сказки мы впервые структурируем реальность.

— Две минуты, доктор.

— Сказки определяют наше «я», нашу реальность! Сказки из детства, что были так важны для нас, глубоко врезаются в память. Это и есть ключ к пробуждению — восстановление идентичности через...

Пациентка внезапно заговорила так громко, что Эми вздрогнула. Экран ожил, показав изображение.

— Вот! — воскликнул Джим. — Теперь мы знаем, где мы!

— Эй, Мэри-Энн, — повторил превратившийся в кролика мышонок, — а ты что здесь делаешь? Беги-ка скорей домой и принеси мне пару перчаток и веер! Да поторопись!

Слова сами вырвались у Летиции:

— Как странно, что я у Кролика на побегушках!

Очередь выстрелов слева. Летиция бросилась на землю, поползла к дому — камуфляж сливался с высокой травой. Тёплая кровь брызнула на неё: альбинос. Он даже не успел вскрикнуть.

Дом. Нужно оружие. Но если враги уже внутри...

Какие враги?

В прихожей — лишь пыльный стол с вазой мёртвых цветов. Летиция вытряхнула их, схватила вазу. Все двери из холла заперты. Пули ударили в парадную — она рванула наверх. И здесь всё заперто. Открытым оказался только чулан с грязным окном и стопками ветхого белья.

И ничего, что можно использовать вместо оружия. Разбив вазу об пол (предварительно завернув в одеяло для тишины), она вооружилась острым осколком.

Ещё несколько пуль в стены дома, но теперь они звучали приглушённо, словно кто-то камешками кидается. Что за чёрт?

На экране высветилось изображение белокурой девочки в синем платье и переднике, стоявшей рядом с белым кроликом в смокинге.

— «Алиса в Стране чудес»! — Джим торжествовал. — Классический ключ к памяти, мистер Джонс. Вы бы удивились, сколько талантливых детей используют его. Наша система распознаёт иллюстрации из двух тысяч детских книг. Самые популярные — «Спокойной ночи, Луна», «Гарри Поттер», Джуди Блум, Роальд Даль, Морис Сендак…

Джим перечислил ещё десяток авторов. Мистер Джонс — Эми ни секунды не сомневалась, что имечко-то фальшивое — казалось, не слушал. Он разглядывал изображение на экране. Слегка размытое, явно не из оригинальных иллюстраций Джона Тенниела к «Алисе», видимо сгенерировано ИИ на основе его работ, чтобы соответствовать эпизоду, озвученному Летицией. При необходимости Эми могла бы убрать шумы и подправить картинку, но команды Джима не было.

«Мистер Джонс» продолжал хмуро осматривать Алису.

— Конечно, — пояснил Джим, — ни одно изображение на экране не является точным отражением увиденного Летицией. Это лишь отправная точка. Память не статична и даже ненадёжна. В подсознании — как и во снах — воспоминания смешиваются с недавним опытом, превращаясь в...

— Замолчите, — приказал Джонс с такой ледяной яростью, что Эми разинула рот. Даже Джим выглядел ошарашенным. Доктор Ву лишь на мгновение подняла глаза на Джонса, затем вновь сосредоточилась на пациентке. Спутник «мистера» не выразил никаких эмоций — не лицо, а фарфоровая маска.

— Продолжайте, — процедил Джонс.

Звон разбитого стекла. Враги пошли на штурм.

Но... Дверь не заперта. Зачем лезть через окна? И почему все выстрелы раздаются только с фасада? Похоже, стреляли исключительно на крыльце. Не солдаты, а бестолковые малолетние идиоты?

Однако выстрелы, сразившие альбиносного мышонка-кролика, были настоящими. И кровь уже засыхала на футболке.

Грязное окно в чулане не открывалось. Летиция быстро и бесшумно поддела раму, приподняла на пару сантиметров. Осторожно просунула наружу край подушки, прихваченной с полки. Никто не выстрелил.

Ждут засады? Или никого нет?

Приоткрыв дверь чулана, она услышала голоса внизу. Не детские, но и не взрослые. Что-то между рычанием, писком и щебетанием.

— Ей там во всяком случае не место! Иди и убери её!

— Вашчсть, не лежит у меня сердце… Не надо, вашчсть! Прошу вас…

— Трус ты эдакий! Делай, что тебе говорят!

— Пусть в трубу лезет Билль!

Значит, штурм неизбежен. Судя по шуму, там целый взвод.

...Взвод?

Некогда раздумывать. Летиция вернулась к окну, приоткрыла его, осмотрелась. Задний двор пуст.

Внизу кто-то провозгласил:

— Нужно сжечь дом!

— Попробуйте только — я натравлю на вас Дину! — крикнула Летиция.

...Дину? Это ещё кто?

Дом вспыхнет, как сухой хворост.

Связав простыню с полкой узлом, она почувствовала запах дыма. Перекинула конец верёвки в окно, спустилась, ожидая выстрела. Никто не стрелял. Поползла по земле через бурьян к лесу.

Поднявшись, увидела перед собой ящерицу на двух ногах, тупо уставившуюся на неё. Та раскрыла безгубый рот, чтобы завопить, — Летиция отсекла ей голову осколком вазы.

Больше её никто не попытался остановить. Даже не заметил, кажется. Самые тупые повстанцы на планете.

...Повстанцы?

Экран не обновлялся уже четверть часа. Эми уже опасалась, что пациентка больше не заговорит. И тут Летиция громко произнесла:

— Попробуйте только — я натравлю на вас Дину!

Изображение обновилось: Алиса, раздавшаяся до гигантских размеров, сидела в комнате Кролика, уперевшись головой в потолок и высунув руку в окно.

— Кто такая Дина? — резко спросил Джонс.

Джим замешкался — видимо, не помнил книгу настолько хорошо.

Эми подсказала:

— Дина — кошка Алисы.

Джонс взорвался:

— Так вот что творится у неё в голове! Кролики, кошки, огромные дети? Это же бред!

— Нет, сэр, — спокойно ответил Джим. — Как я уже объяснял, книга — лишь ключ, а не содержимое. Мы не видим её настоящих воспоминаний, потому что они фильтруются через сказку Кэрролла.

— Воспоминания о кроликах? К чёрту — я прекращаю процедуру! Немедленно!

Джим выпрямился:

— Боюсь, таких полномочий у вас нет. Мне сообщили, что эта пациентка жизненно важна для национальной безопасности — именно поэтому мы не в лаборатории. И процедуру прерывать нельзя.

— Я вам такого не говорил!

— Не вы, сэр. Кое-кто повыше.

Джонс замер. Эми с трудом перевела взгляд на консоль. Эта твёрдость Джима, такая неожиданная... И... «национальная безопасность»? Почему? Как?

— Мигель, скорректируйте седацию. Уровень шесть. Ускорит процесс. Эми?

— Мозговые волны и алгоритмы памяти стабильны.

— Хорошо. Мы...

Тело Летиции дёрнулось, и она громко произнесла:

— Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.

Экран отреагировал иллюстрацией Тенниела: Гусеница на грибе, курящая кальян. Крошечная Алиса выглядывала из-под шляпки.

Джим наклонился к каталке:

— Летиция, кто вы?

Изображение не изменилось, но Летиция ответила кому-то в Стране чудес:

— Не знаю. Должно быть, я в чужом уме.

И затем:

— Всё время меняюсь и ничего не помню.

Эми кивнула. Теперь ясно, почему её подсознание цепляется за эту сказку. Алиса тоже теряла себя.

Летиция начала декламировать пародию Кэрролла на стихи Саути:

Папа Вильям, — сказал любопытный малыш, -

Голова твоя белого цвета.

Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.

Как ты думаешь, правильно это?

Внезапно пациентка рассмеялась. Алиса, как помнила Эми, не смеялась над стихом — она ужасалась, что забыла строки. Смех принадлежал не Алисе, а самой Летиции.

Если Гусеница ничем не помогла, то Герцогиня и вовсе была кошмаром.

Летиция отошла от гриба, отмахнулась от назойливой горлицы и вышла к дому — слишком крошечному, даже для летнего коттеджа. У двери курьер в британской форме вручал пакет ливрейному лакею:

— Герцогине. От Королевы. Приглашение на крокет.

Лакей повторил:

— От Королевы. Герцогине. Приглашение на крокет.

Шифровка, конечно. Переданная тайно. Но чьим был курьер?

...Чьим?

Она оставалась в укрытии, пока курьер не ушёл, а лакей не уставился прямо на неё. Его безгубый, лягушачий рот произнёс:

— Буду здесь сидеть, хоть до завтра… или до послезавтра.

Он её вычислил. В отличие от курьера, он был безоружен. Дом крошечный — если внутри найти оружие... Хотя зачем Герцогине прятаться в лачуге? Значит, «Герцогиня» — тоже кодовое имя. Для кого? И чьё?

Летиция рискнула проверить. Из-за дерева она крикнула:

— Как мне попасть в дом?

— А стоит ли туда попадать? Вот в чём вопрос.

Ловушка? Возможно. Дверь оставалась открытой. Прячась за деревьями, она подобралась ближе. Внутри — одна комната, полная дыма, рыжий кот, кухарка у плиты, богато одетая женщина качает младенца. Других людей не видно. У стены слева от двери — набор для крокета: шары, воротца и деревянные молотки.

— Что же мне делать? — спросила она «лакея», всё больше напоминавшего лягушку.

— Что хочешь. — Он взглянул в небо. — Так и буду здесь сидеть, день за днём, месяц за месяцем…

Молоток — лучшее оружие из увиденного. Она жаждала его.

Как и планировал Джим, история ускорялась.

Летиция выкрикнула:

— Как мне попасть в дом?

А затем:

— Что же мне делать?

Экран обновился: у дома Герцогини стояли два лакея — Лещ и Лягушонок.

Затем Летиция рявкнула:

— В этом супе слишком много перцу! — и появилась иллюстрация: злобная Герцогиня с младенцем-поросёнком.

Джонс зашипел:

— Доктор Эриксон, вы знаете, кто я. Требую назвать имя того, кто приказал продолжать этот фарс вопреки моему распоряжению!

— Сожалею, сэр, но не могу, — твёрдо ответил Джим.

— У вас нет допуска такого уровня!

Джим промолчал.

Летиция крикнула:

— Осторожней!

Что задумал Джим? Кто этот «мистер Джонс»? И при чём здесь «национальная безопасность»?..

Эми ничего не понимала. Ничего.

Летиция рванула к дому, готовая нейтрализовать лягушку-лакея. Тот не шелохнулся. Внутри она схватила молоток. Женщины угрозы не представляли: обрюзгшие, в нелепых платьях, одна с младенцем, другая с поварёшкой. Обе тяжело дышали, воздух полнился дымом и перцем.

— В этом супе слишком много перцу! — бросила Летиция, отступая к двери.

— Если бы кое-кто не совался в чужие дела, — хрипло проворчала Герцогиня, — земля бы вертелась быстрее!

— Это моё дело.

Слова вырвались сами, но они взбесили обеих. Герцогиня так тряхнула младенца, что Летиция вскрикнула:

— Осторожней!

Кухарка швырнула сковороду — та пролетела мимо. Летиция схватила младенца, прижала, как мяч, и побежала. Оставить ребёнка здесь равносильно убийству.

Лакей даже не взглянул на неё, когда она промчалась мимо.

Дорожка привела к мощёной улице. В тумане вдали белело здание. Летиция остановилась, взглянула на младенца — и увидела поросёнка. В шоке она разжала руки, и тот спокойно потрусил обратно в лес.

Рыжий кот Герцогини подошёл к Летиции и улыбнулся.

— Это моё дело, — сообщила Летиция с каталки, но изображение на экране не изменилось. Таких слов у Кэрролла не было. Эми поняла: ещё одна фраза, принадлежащая только пациентке. Метод Джима работал.

Но затем прошло двадцать восемь минут без единого слова. Мониторы доктора Ву и экраны Эми показывали статичные данные. Фраза «Это моё дело» не стала ключом к воспоминаниям Летиции. Видимо, те слишком болезненные — мучительные воспоминания всегда всплывают медленнее.

Эми неожиданно прониклась сочувствием к пациентке. То ли из-за детской любви к «Алисе», то ли из-за смутного понимания: за фантазиями часто прячется боль.

Взглянула на Джима. Его глаза метались между Летицией и последней иллюстрацией Тенниела на экране. Туда-сюда. Рисунок не менялся.

Кот сказал:

— Ты играешь сегодня в крокет у Королевы?

Очередная шифровка. Летиция покопалась в памяти — ничего подходящего. Она выбрала нейтральный ответ:

— Мне бы очень хотелось, но меня ещё не пригласили.

— Тогда до вечера, — сказал кот и исчез.

«TS Division, — вдруг вспомнила Летиция, — заключала контракт с Boston Dynamics на роботов-диверсантов в виде животных. Включая котов?»

Но... что такое TS Division? И Boston Dynamics?

Ответы ждали в белом здании впереди. Она двинулась по дороге. За поворотом, в берёзовой роще, стоял длинный захламлённый стол для чаепития. За ним сидели огромный кролик и человек в цилиндре, между ними — мальчик, похоже, спящий. Человек в цилиндре взглянул на Летицию и буркнул:

— Занято! Занято! Мест нет!

На столе рядом с кроликом, среди крошек и чашек, лежал девятимиллиметровый «глок 30».

— Места сколько угодно! — осторожно заметила Летиция.

— Не мешало бы постричься, — отозвался Цилиндр.

Опять код. Слова сами сорвались с её губ:

— Если вам нечего делать, придумали бы что-нибудь получше загадок без ответа. А так только попусту теряете время!

Почему она это сказала? Что это значит? Потом, глядя на второго мужчину (точнее большого кролика), она добавила:

— Тебя зовут Марч. Калеб Марч.

— Верно, — кивнул тот.

Экран наконец обновился: Безумное чаепитие, одна из лучших работ Тенниела. За столом — Болванщик, Мартовский Заяц, Соня и Алиса, раздражённая и голодная. Изображение появилось после «Места сколько угодно», но последние слова принадлежали Летиции. Кто такой Калеб Марч? Эми взглянула на Джима — по его лицу было ясно: он тоже не знал.

Мистер Джонс застыл, его гнев сменился чем-то ледяным. Эми вдруг стало страшно.

— Нужно всегда говорить то, что думаешь, — сказал Калеб Марч.

— Я так и делаю, — ответила Летиция. — По крайней мере… По крайней мере я всегда думаю то, что говорю…

— Отгадала загадку? — спросил Цилиндр.

— Нет. Сдаюсь. Какой же ответ?

— Понятия не имею, — сказал Цилиндр.

— И я тоже, — пискнул мальчик.

— Я в колодце, — вдруг произнесла Летиция, сама не понимая смысла.

— Конечно, — усмехнулся Калеб. — В колодце.

Бессмыслица. Они не хотели (или не могли) говорить прямо. Летиция примерилась к глоку, готовясь к броску. Когда за столом завязался спор о перемещении, она воспользовалась моментом: одной рукой схватила пистолет, другой — молоток для крокета. Проверить, заряжен ли глок, времени не было.

— Никому не двигаться, — приказала Летиция.

Троица уставилась на неё.

— А не знаешь — молчи, — сказал Цилиндр.

— Да. Просто действуй, — добавил Калеб Марч.

Мальчик прошептал:

— Королева ждёт.

Летиция не ответила. Она отступила от стола. Никто не попытался её остановить. Цилиндр поднял мальчика (превратившегося в мышонка) и запихнул в чайник. Калеб Марч смотрел на неё неотрывно, и на мгновение...

Он докладывал ей из Москвы, что...

...она узнала его. И тут же забыла.

— Пусть тебе повезёт больше, — сказал он.

Теперь Летиция говорила так быстро, что Эми едва успевала:

— Я так и делаю. По крайней мере… По крайней мере я всегда думаю то, что говорю…

— Нет. Сдаюсь. Какой же ответ?

— Я в колодце.

Хотя экран показывал всё то же чаепитие, консоль Эми подтвердила: почти все фразы Летиции были из «Алисы». Почти.

— Доктор Эриксон, — сказала Эми, — в книге Алиса говорит: «А почему они жили на дне колодца», а не «Я в колодце». Это важно?

— Она адаптирует текст Кэрролла под себя, — ответил Джим ровным тоном. Непривычно ровным. Эми всегда восхищалась его страстью к науке.

Чтобы разрядить напряжённую тишину, она добавила:

— Она всё глубже погружается в историю. Скоро всё прояснится.

Летиция дёрнулась на каталке и спокойно произнесла:

— Никому не двигаться.

Вернувшись на дорогу, она осмотрела глок. Заряжен, исправен. Выбросила молоток для крокета в канаву и засунула пистолет в кобуру — когда та появилась? Она не была уверена. Ни в чём.

Белое здание впереди обрело очертания: из тумана проступили башни и зубчатые стены, затем ров и подъёмный мост. В голове всплыла фраза: «Самое защищённое здание в мире». Летиция фыркнула. На замке развевались флаги с геральдикой: чёрные трилистники, наконечники копий, сердца.

У рва копошились две группы людей. Она подкралась к ближней — три садовника, плоские как картон, перекрашивали белые розы в красный цвет.

— Зачем вы красите эти розы? — удивилась Летиция.

— Понимаете, барышня, нужно было посадить красные розы, а мы, дураки, посадили белые.

Второй садовник уставился на неё:

— Она и Соню превратила. И Мартовского Зайца убить велела.

Но Заяц же жив... Она только что его видела. Мозг заволокло туманом, «подкравшимся на мягких лапах»... чьи это слова? Ни одной из тех, кем была Летиция... Стоп, она была двумя людьми? Какого хрена?

Из-за куста вышел рыжий кот и пристально на неё посмотрел. Не дав ему заговорить, садовники завопили:

— Королева! Королева! — и рухнули ниц. Кот исчез.

Из замка двигалась процессия: солдаты, придворные и, наконец, Королева. Та подняла руку, останавливая шествие.

— Как тебя зовут, дитя?

— Меня зовут Алисой, — ответила Летиция.

Но так ли это?

— Ты опоздала на игру и потеряла молоток, — строго сказала Королева. — Придётся играть фламинго. Вперёд!

Процессия развернулась и двинулась к замку. Летиция шла рядом с Королевой в хвосте, не спуская глаз с солдат. Внезапно те нарушили строй и бросились к площадке для крокета. Королева больше не упоминала об игре, и Летиция наблюдала за хаосом: ежи вместо шаров, фламинго вместо молотков, солдаты, согнутые воротцами.

Королева носилась по полю, вопя:

— Отрубить ему голову! — на каждого промахнувшегося.

Затем вернулся кот. Вернее, его голова, зависшая в воздухе, как слова на телесуфлёре.

...На чём?

— Ну как дела? — спросила голова.

— По-моему, они играют совсем не так. Справедливости никакой.

— С нашей стороны тоже, — тихо сказал кот. — Но эти хуже. Не теряй голову, Летиция. Королева...

Летиция. Её звали Летиция. Да.

Голова кота исчезла, и к ней подбежал Белый Кролик. Но разве он не погиб? Его кровь... Или это была кровь мыши?

— Мэри-Энн, — сказал Кролик, — А видела ты Черепаху Квази? Тогда пошли! Он уже половину песни пропел!

— Я не...

— Ты обязана это услышать!

Он схватил её за руку и потащил к замку. Летиция не сопротивлялась — её внезапно охватило жгучее, необъяснимое желание войти.

На экране мелькали кадры: Двойка, Пятёрка и Семёрка Червей, красящие розы; Королева Червей, обращающаяся к Алисе; голова Чеширского Кота. Затем Алиса, Грифон и Черепаха Квази у воды, оба зверя в слезах. На иллюстрации Тенниела Алиса прижимала колени к груди, крошечная рядом с ними.

— Песня почти окончена, — прошептал Кролик. — Но ты успела к главному куплету. Слушай и запоминай!

За огромным валуном у рва стояли Грифон и чудовищных размеров Черепаха. Рыдали оба. Летиция достала глок, но те проигнорировали его. Черепаха прервала пение, чтобы сказать:

— Значит, ты не имеешь понятия, как приятно танцевать морскую кадриль с омарами!

— Нет, не имею, — согласилась Летиция. — А что это за танец?

Грифон внезапно сузил глаза:

— Ты и так знаешь. Пусть Черепаха допоёт. Она лучше помнит слова. Черепаха Квази, продолжай с того места, где остановилась.

Черепаха затянула:

Ты не знаешь, как приятно, как занятно быть треской.

Если нас забросят в море и умчит нас вал морской!»

«Ох! — улитка пропищала. — Далеко забросят нас!

Не хочу я, не могу я, не хочу я с вами в пляс.

Не могу я, не хочу я, не могу пуститься в пляс!»

— Она отказалась, — сообщил Кролик. — И её убили.

— Кого убили? — спросила Летиция.

— Разумеется, Калеба Марча! — воскликнул Кролик. — Ты же знаешь, Летиция! Ну почему ты всё ещё тормозишь? Давно бы догадалась...

Взревела тревожная сирена — настолько громко, что Белый Кролик тщетно попытался прикрыть уши лапками (бесполезно — уши оказались значительно длиннее).

Грифон вскочил, крикнув:

— Суд идёт! Бежим!

Он схватил Летицию за руку и потащил к подъёмному мосту. Черепаха Квази осталась на берегу, выплакивая жалобную песнь.

Прошёл без малого час. Ранее ни одна процедура столько не длилась.

— К этому времени ей пора выйти из комы и осознать себя, — наконец произнёс Джим.

— Что лишь доказывает, что бредовый метод не работает, — прошипел Джонс.

Да ладно? Эми никогда не видела Джима таким встревоженным. Разве что однажды — когда ему позвонили и сообщили, что его сынишка сломал руку. Тогда Джим доверил ей завершить процедуру, хотя рядом был их постоянный врач, а не эта непонятная доктор Ву.

Доктор Ву перевела взгляд с Летиции на Джима, но её лицо осталось невозмутимым. Мигель нервно проверял оборудование. Джонс был напряжён, его молчаливый спутник — по-прежнему бесстрастен.

Эми открыла на дополнительном экране полный текст «Алисы». Там были две иллюстрации: Алиса с Грифоном и Черепахой, рисунок омара, страницы диалогов. Алиса критиковала песню Грифона, рассказывала о своих приключениях, начиная с падения в кроличью нору, читала пародийные стихи, просила Черепаху спеть «Морскую кадриль». Она много говорила, даже заявляла: «А про вчера я рассказывать не буду, потому что тогда я была совсем другая.».

Но Летиция молчала. И нигде в книге Алиса не спрашивала: «Кого убили?»

Эми даже не знала, что у Джима есть сын.

Подъёмный мост перед дворцом был пуст, игра в крокет закончилась. Грифон и Летиция проскользнули под поднятой решёткой ворот во внутренний двор — и она вдруг остановилась так резко, что чуть не сбила Грифона с когтистых лап.

Я знаю это место. Я — Летиция... Кто-то. И я знаю это место. Я знала его до аварии.

Какой аварии?

Двор совсем не походил на замковый — разве что открытым небом. Квадратные бело-голубые колонны вздымались ввысь, не поддерживая ничего. Стены украшали бессмысленные флаги, статуи и яркие растения в кадках. В центре чёрно-белого мраморного пола сверкала огромная печать со звездой и надписью по кругу. Летиция попыталась разобрать слова, но смысла было не больше, чем во флагах.

Но... я знаю это место.

— Быстрее! — дёрнул её Грифон. — Разве не видишь, суд уже начался?

В дальнем конце зала на возвышении сидела Королева — на бархатном троне, в судейском парике под короной. Нелепый видок.

— А кого судят? — спросила Летиция.

Грифон не ответил, втолкнув её на скамью, уже забитую странными существами. Додо впереди обернулся, сверля её взглядом. На месте подсудимого дрожал солдат в парадном мундире с красными сердцами на рукаве.

Белый Кролик, одетый герольдом, протрубил три раза, затем развернул свиток и провозгласил:

Дама Червей напекла кренделей

В летний погожий денёк.

Валет Червей был всех умней

И семь кренделей уволок.

— Нет, — вдруг сказала Летиция, сама себе удивляясь. — Это был не он. И не крендели то были.

— Тсс! — зашикал Грифон, пока додо вновь оборачивался. — Не шуметь в зале суда!

Королева рявкнула:

— Обдумайте своё решение!

— Нет, нет! — перебил Кролик. — Ещё рано. Надо, чтобы всё было по правилам. Вызвать первого свидетеля!

Первым оказался Болванщик. Его показания были бессвязны: он говорил о несправедливости Времени, но ни слова — о краже или подсудимом. Затем свидетелями стали кухарка Герцогини и Соня — столь же бессмысленные. После каждого выступления Королева орала: «Обдумайте своё решение!» или «Отрубить ему голову!» — но никто не выполнял её приказов, хотя все нервно вздрагивали.

Наконец Королева пригрозила Кролику:

— Вызывай последнего свидетеля, или казню тебя на месте!

— Алиса! — поспешно выкрикнул Кролик.

Два солдата схватили Летицию и затолкали на свидетельское место.

Королева бросила на неё сердитый взгляд:

— Что ты знаешь об этом деле?

— Я не знаю, что знаю... но знаю, что это знаю, — медленно проговорила Летиция.

— Чушь!

Да, это была чушь.

Нет, не была.

— А теперь расскажи суду всё, что знаешь о...

Белый Кролик вострубил так оглушительно, что Королева схватилась за уши, сбив корону.

— С позволения Вашего Величества, — рявкнул Кролик, — тут есть ещё улики. Только что был найден один документ.

— Отрубить ему голову! — завопила Королева, но тут же: — Но сначала прочти письмо!

Письмо оказалось в стихах. Кролик тараторил так быстро, что Летиция разобрала лишь последние строки, внезапно произнесённые с театральной чёткостью:

Он всем сказал, что я живой

(И знал, что просто врёт!)

Но если правду ей найти

С тобою что сойдёт?

Королева побледнела. Её трясло так сильно, что корона слетела.

— Хватит! — захрипела она. — Отрубить ему голову! А виновен он или нет — потом разберёмся!

— Нет, — сказала Летиция. — Нельзя без...

— И свидетелю тоже!

— ...честного суда!

Но именно так и поступило Агентство (вернее, кто-то в нём). Убив Калеба Марча в Москве, когда он раскрыл крота на самом верху. Как попытались убить и Летицию — это была не авария, а провалившееся устранение — прежде чем она успела «найти правду» и указать на Королеву, продававшую сверхсекретную информацию русским.

Бархатная мантия Королевы вдруг сморщилась, а лицо превратилось в лицо мужчины: Питер Юргенс, помощник директора ЦРУ по контрразведке.

«С тобою что сойдёт?»

Что стало бы с Юргенсом, если Летиция — агент ЦРУ — успела бы передать данные до покушения? Арест за государственную измену.

Летиция выхватила глок и прицелилась в Королеву. Толпа в суде взметнулась на неё тучей. Она выстрелила, крича:

— Вы ведь всего-навсего колода карт!

И проснулась.

Глаза пациентки распахнулись. Прежде чем Эми успела разглядеть иллюстрацию Тенниела на экране, все бешено завертелось:

— Вы — крот, — сказала Летиция Джонсу, пытаясь сесть на каталке.

Пока Эми тупо думала: «Но Крот — это из 'Ветра в ивах', а не 'Алисы'!», молчаливый спутник Джонса достал пистолет.

Выстрел. Мигель, сидевший между стрелком и пациенткой, вскрикнул и свалился с табурета. Джонс выстрелил снова, но доктор Ву уже сбросила Летицию с каталки, вырвав электроды из её головы. В её руку словно прыгнул пистолет (вооружённый врач?) — и она выстрелила в нападавшего. Тот продолжал стрелять.

Доктор Ву рухнула за каталку. На груди стрелка расцвело алое пятно.

Эми не могла пошевелиться. Новые выстрелы — один угодил в консоль, осыпав её искрами. Джонс, пошатываясь, повернулся... к Джиму.

К застывшему Джиму, будто считавшему, что это всё ещё сон Алисы.

Но это была реальность. И Эми могла бы... Дотянуться до него раньше, чем пистолет крота. А крот явно бы ранен, но собирался выстрелить в Джима. Толкнуть на пол. Спасти.

Она не сделала этого. Её тело решило за неё. Она нырнула за консоль.

Распластавшись на полу, она видела доктора Ву, неподвижную, окровавленную, придавившую Летицию. По голове Летиции текла кровь (вырванные электроды!), но она уверенно сжимала пистолет доктора Ву. Скинула с себя тело и встала на колени (как тяжело ей даётся каждое движение — она же сколько в коме была...), а Джонс всё ещё целится в Джима…

Выстрел. Джонс упал медленно — словно Алиса в кроличью нору.

И наступила тишина.

Ненадолго. Взревели сирены. Полиция. Люди в строгих костюмах с жетонами. Судмедэксперты, осматривающие и фотографирующие тела. Вопросы. Вопросы живым — Эми, Джиму, Летиции.

Мигель мёртв. Джонс и его подручный — тоже. Доктор Ву (настоящий врач и агент ЦРУ) — в реанимации. Летиция (тоже агент) отказалась от госпитализации и отвечала на вопросы с перебинтованной головой. Сбивающая с толку суета…

Много голосов, много вопросов. Но никто не спросил у Эми главное — почему она не бросилась спасать Джима? Она думала, что любит его больше жизни, а вышло не так. Осознание легло на неё тяжким грузом, но этот груз она никогда не разделит с Джимом.

Его жена уже была здесь — сидела рядом, сжимала его руку, всем видом показывая заботу. Эми не слышала их слов, но видела, как он её успокаивает.

Такие вот фантазии...

— Вы в порядке? — спросил полицейский.

— Да, — солгала Эми, вежливо улыбнувшись.

Ей придётся уйти. Джим даст хорошую рекомендацию. Слишком больно — видеть его каждый день и помнить, что она не рискнула. Эми больше не хотела продолжать этот танец.

В углу кто-то спросил Летицию:

— «Алиса в Стране чудес»? Серьёзно?

— Серьёзно, — та устало потёрла виски. — И это было не страннее... всего этого. Но чёрт, поездка в Страну чудес удалась.

— И всё казалось реальным?

— Ага. Пока я там была — реальнее жизни.

Она замолчала, потом повторила с непонятной Эми интонацией:

— Реальнее жизни. Но чтобы прочувствовать, ты должен оказаться там… Тот сон был долгий, и очень странный.

Нэнси Кресс — американская писательница, автор тридцати пяти романов, четырёх сборников рассказов и трёх книг о писательском мастерстве. Лауреат шести премий «Небьюла», двух «Хьюго», премии Теодора Старджона и Мемориальной премии Джона Кэмпбелла. Её последний роман «Наблюдатель» (соавтор — доктор Роберт Ланца) исследует природу сознания, реальности и любви.

Книги Кресс переведены на два десятка языков (ни одним из них она не владеет). Преподавала писательское мастерство в США и за рубежом — от Лейпцига до Пекина, а также на легендарном семинаре «Taos Toolbox» вместе с Уолтером Йоном Уильямсом.

Живёт в Сиэтле с мужем, писателем Джеком Скиллингстедом, и Пиппином — самым упрямым чихуахуа на свете.

Примечания

Использованы цитаты из классического перевода Н. Демуровой.

Забавно, но «глок 30» имеет калибр .45АСР, то есть 11.43 мм, а отнюдь не указанный 9 мм.

«Подкравшийся на мягких лапах» —«Туман», Карл Сэндберг.