Джон Пелан
Тайна Червя
The Mystery of the Worm, 2003
Изучив поразительные факты сего повествования, я пришёл к выводу, что даже сегодня, в мире, где воздушные путешествия стали обыденностью, а боевые машины сеют смерть с небес, мир ещё не готов к истинам, раскрытым в нём. События той ужасной ночи 1894 года останутся запечатлёнными на этих страницах, в безопасности среди моих бумаг, до тех пор, пока наш мир не будет готов познать истины сколь великие, столь и ужасающие.
За долгие годы нашей деятельности у моего друга Шерлока Холмса побывало множество странных посетителей — от истеричных дам с проблемами весьма разного свойства до членов королевских семей, тщетно скрывающих свою личность под нелепыми нарядами. Каким бы ни были их беды, какая бы помощь ни требовалась, Холмс, как и следовало ожидать, оставался безупречным джентльменом, относясь ко всем с одинаковой учтивостью и хладнокровием.
Необычная череда событий, приведшая к делу, озаглавленному мною «Делом о необыкновенном черве, якобы неизвестном науке», началась поздней весной 1894 года, всего через несколько недель после завершения истории со свирепым полковником Мораном.
Мы с Холмсом сидели в гостиной и читали: Холмс — монографию по египтологии профессора Рокхилла, я же отдался своей слабости к сенсациям, поглощая последний детектив Дика Донована. Я слегка знаком с Донованом по «Сэвидж-клубу» и всегда стараюсь осторожничать при разговоре в его присутствии, дабы детали расследований моего друга не всплыли в одном из его дешёвых бульварных романов.
Наше чтение прервал резкий стук в дверь. Нежданный гость! Холмс быстро поднялся и с подобающей учтивостью ввёл посетителя в комнату. Лет тридцати, высокий и худощавый, но двигался с грацией, неожиданной для его крепкого телосложения. В руках он держал небольшую сумку, и, прежде чем занять указанное Холмсом кресло, аккуратно поставил её на стол.
Посетитель взглянул на моего друга:
— Вы, видимо, Шерлок Холмс, консультант-детектив?
Получив кивок, он повернулся ко мне:
— Таким образом, вы являетесь доктором Джоном Уотсоном?
— Да.
Убедившись, что попал по адресу, гость достал небольшую деревянную шкатулку и вручил нам по визитке, на коей значилось:
ДР. РОБЕРТ БИЧ
Энтомолог
— Я занимаюсь изучением насекомых, в особенности африканских и дальневосточных. Я обратился к вам, джентльмены, с озадачившей меня проблемой, и надеюсь, что мистер Холмс сможет мне помочь.
Холмс промолчал, но сложил пальцы домиком и устремил внимательный взгляд на гостя.
— В недавней поездке в Египет я обнаружил несколько весьма необычных предметов, располагавшихся в непосредственной близости друг от друга. Боюсь, установление связи между ними лежит далеко за пределами моей узкой специализации, и я не вижу в них никакого смысла. Но вы, мистер Холмс, знамениты своим умением решать головоломки. Не будете ли вы так любезны взглянуть на них? Ваша оценка оных предметов чрезвычайно ценна для меня.
Холмс кивнул, и гость открыл сумку, осторожно достав три весьма странных объекта.
Первый представлял собой металлический цилиндр зеленоватого оттенка, покрытый замысловатыми узорами — на мой взгляд, совершенно бессмысленными. Длина предмета составляла около фута, ширина — четыре дюйма, толщина — вдвое меньше. Знаки покрывали всю его поверхность, представляя собой хаотичное смешение завитков, штрихов и геометрических фигур. Когда я вгляделся, мне показалось, что я уловил некую закономерность, но, должно быть, мои глаза устали от чтения, потому что надписи словно мерцали и смещались. Моргнув, я перевёл взгляд на другие предметы.
Второй — грубо обработанный камень, напоминавший морскую звезду, высеченную из обычной горной породы. Хотя он и мог заинтересовать археолога, я не видел никакой связи между ним, металлическим цилиндром и отвратительным третьим предметом.
А вот он куда больше соответствовал профессии доктора Бича. Большая стеклянная колба, бережно завёрнутая в плотную ткань, содержала плавающего в формалине мерзкого червя. Существо длиной около дюйма напоминало сороконожку, хотя и с явно меньшим количеством ног. На голове имелись отвратительные жвала, окружавшие нечто вроде жала или хоботка. Я невольно содрогнулся.
Хотя многие низшие формы жизни кажутся нам странными или даже отталкивающими, в этом существе было нечто, выходящее за рамки физического отвращения. Оно словно излучало скверну. Я был рад, что тварь мертва и не сможет сбежать, чтобы зарыться где-нибудь в нашей квартире.
— Этот червь представляет особый интерес, — продолжил гость. — Его находят в засушливых пустынях, в полном уединении, без видимого источника пропитания. Остальные предметы — просто диковинки, но я подумал, что с вашим знанием криптограмм и всего такого прочего, мистер Холмс, вы сможете расшифровать надписи на цилиндре.
На протяжении всего рассказа Холмс переводил взгляд с червя на цилиндр, затем на резной камень. Внезапно он вскочил.
— Сэр, прошу вас удалиться. Вы не более энтомолог, чем я. Вы обыкновенный мошенник, а эти безделушки не интереснее диковинок из музея Барнума. Доброго дня.
На мгновение мне показалось, что незнакомец бросится на моего друга — так он задрожал от ярости при этих словах. Но взял себя в руки, молча собрал вещи и вышел, не проронив ни слова.
Я вопросительно посмотрел на Холмса, ожидая объяснений поведения, столь несвойственного ему.
В глазах моего друга сверкнул весёлый огонёк.
— Верный Уотсон! Решили, что кокаин лишил меня рассудка, превратив в брюзжащего старика? Не отпирайтесь, дружище — всё написано у вас на лице. Уверяю, я не сошёл с ума и не грубил без причины. Здесь кроется нечто серьёзное, Уотсон, очень серьёзное! Наш «гость» крайне опасен. Я вёл себя так, лишь точно зная — при нём лишь шпага да нож, а ваш армейский револьвер всегда под рукой.
— Боже правый, Холмс! Я не заметил оружия, хотя и старался применить ваш метод...
— Итак, Уотсон, как вы оцените нашего визитёра и его побрякушки? Всё было очевидно.
Я подытожил наблюдения:
— Рост выше среднего, атлетическое сложение. Для учёного необычно, но объяснимо полевыми исследованиями. Одет хорошо, трость — скорее аксессуар, чем необходимость. Опять же, нетипично для человека науки, но бывает. Лет тридцати — молод для учёного звания, преподавать ещё рано, но для экспедиций — вполне. Ничего противоречащего рассказу.
— Превосходно! — Холмс захлопал в ладоши и зашагал по комнате. — Вы усвоили мой метод, Уотсон! И ухватили всё, пребывавшее на поверхности. Но увидели лишь желаемое им к показу, не обнаружив действительно достойного внимания.
Трость его скрывала клинок — я сразу узнал ножны для шпаги. Вы не отметили необычный набалдашник, приспособленный для фехтования. Само по себе это не доказывает обман, но вкупе с остальным...
Обратили внимание на его запястья? Правое на дюйм толще левого. Да ещё мозоли на правой руке — явные признаки фехтовальщика. Он непроизвольно вставал на носки — привычка человека, частенько предающегося тренировкам.
— Холмс! — воскликнул я. — Невероятно! Вы едва взглянули на его запястья.
— А его загар? — улыбнулся друг.
— Конечно! Красный, будто у индейца.
— Совершенно верно, Уотсон, и мне это показалось весьма любопытным! Настоящий полевик имел бы ровный смуглый оттенок, характерный для человека, долгое время пребывающего на солнце. Наш же посетитель походил на лондонца, проведшего неделю на курорте. Странновато при заявленной профессии. Визитка без адреса — обычно для путешественников, но с таким «загаром» явный обман. Он не выезжал южнее Брайтона.
Нет, Уотсон, здесь затевается странная игра, и я намерен выяснить личность настоящего противника. Полагаю, ждать осталось недолго.
Пророчество Холмса сбылось мгновенно: у тротуара остановился кеб, и из него вышел пассажир.
— Уотсон, достаньте револьвер из ящика и держите под рукой. Если я не ошибаюсь, этот господин опаснее прежнего, как тигр против шаловливого котёнка. Я его приму.
— Холмс, если он столь опасен, зачем впускать, подвергая себя риску?
— Ну же, Уотсон! — В глазах Холмса вспыхнул знакомый блеск азарта. — Вам не любопытно, зачем такому человеку понадобился лучший в мире детектив— консультант?
Вошедший мужчина выглядел необычно, но не более первого гостя. Моложавый, возможно, средиземноморского происхождения, одетый с безупречностью богатого бездельника. Среднего роста, крепкого сложения. Ничего примечательного, если не считать огромного чёрного кота на плече и гипнотического взгляда. Это несомненно были глаза месмериста.
— Мистер Холмс, доктор Уотсон, я — доктор Никола, — произнёс он, занимая указанное Холмсом кресло. Его кошачий спутник тем временем уставился на нас зловещим немигающим взглядом. — Прежде всего, прошу прощения за Персано. Мне требовалось удостовериться, оправдывают ли ваши умственные способности возносимые им похвалы. Человек выдающегося интеллекта распознает его уловки, но для посредственности они пройдут незамеченными.
Я выбрал Персано, ибо из всех моих помощников он наименее подозрителен. Но хватит об этом. Цель моего визита проста. Пусть я, возможно, величайший ум эпохи, мои изыскания ограничены определёнными областями — равно как и ваши, мистер Холмс. Позвольте изложить стоящую передо мной загадку, и я уверен: вы согласитесь помочь в поистине достойном деле.
Назвать этого человека высокомерным — значит не сказать ничего. Он явно безумен — и Холмс впустил его! Наш гость не обратил внимания на моё недоумённое выражение лица, продолжая нести вздор. Холмс же лишь кивал, внимательно слушая и не сводя глаз с кота, сидевшего недвижимо, лишь ритмично подёргивая хвостом. Мой друг заговорил, только когда гость закончил:
— Доктор, быть может, вы вернётесь к началу и объясните, как я мог бы пролить свет на вашу загадку?
Никола глубоко вдохнул, будто готовясь к тяжёлому усилию. Кот по-прежнему не шевелился.
— Мистер Холмс, я недавно вернулся из Египта. Уточнять место не в моих интересах. Достаточно сказать, что мне удалось отыскать древний город, долгое время считавшийся утраченным.
Я, как вам, без сомнения, известно, учёный. Всю свою... весьма долгую жизнь я посвятил созданию идеального мира, где достижения всех наук — как известных, так и тайных — служат на благо человечества. Для этого мне необходимо прожить необычайно долгую жизнь, равно как и всем, способным внести вклад в мою Утопию Науки. Но я забегаю вперёд...
— Но позвольте, сэр! — Я не мог молчать, слушая этот бред. — Вы говорите о своих годах, будто столетний старец. Однако вам не более тридцати пяти.
Холмс промолчал, но брошенный на меня взгляд ясно дал понять: я переступил грань благоразумия. Наш гость, впрочем, не обиделся, а продолжил, словно профессор, терпеливо разжёвывающий материал туповатым студентам:
— Если уж на то пошло, моё физическое состояние соответствует тридцати, а не тридцати пяти годам. Вам, наверное, будет любопытно узнать, что я выглядел почти так же, когда ваш герцог Веллингтон победил французского монстра. Существуют... препараты, значительно продлевающие жизнь, но известные лишь немногим. Много лет я вёл переписку с одним китайским джентльменом, он, полагаю, был молод во времена строительства пирамид в Гизе. Благодаря нашему общению я годы назад испытал на себе некое вещество... с очевидным благотворным эффектом. Однако мой коллега несколько сдержан в предоставлении информации, достаточной для воспроизведения его формулы.
Холмс наконец заговорил:
— Ваши опыты над живыми существами хорошо известны. Теперь ясна их цель: вы ищете бессмертие! Вы верите, что ваш «коллега» нашёл химический ключ к вечной жизни и хотите воссоздать его.
— Совершенно верно. Я знаю лишь, что эликсир имеет египетское происхождение, а среди его компонентов — маточное молочко определённого вида пчёл. Попытки воссоздать формулу по этим крупицам оказались тщетны и отвлекали меня от других исследований. Теперь я убеждён: мой азиатский друг — не единственный обладатель нужного мне рецепта. Есть и другие существа, имеющие доступ к «Эликсиру жизни», словно простые работяги к дешёвому джину.
И обнаруженное мною связано с предметами, показанными вам Персано. Позвольте рассказать об их находке — и посмотрим, придём ли мы к одинаковым выводам.
В египетской пустыне имеются места, где целые древние города погребены под песками, дети играют костями фараонов, а дикие псы терзают останки жрецов забытых богов. Именно там, я уверен, кроются истоки Эликсира жизни.
Я упомянул своего азиатского коллегу. По намёкам и странным совпадениям я заключил: некогда он ходил по земле под именем одного из фараонов. С этой мыслью я собрал самых могущественных помощников (тех, кто может появляться на людях, не вызывая переполоха) и отправился исследовать «родные края» моего «приятеля».
Пощажу вас от подробностей, как песчаный шторм сбил нас с пути — обычное дело для тех мест. В Африке ещё многое предстоит открыть: находки Бёртона и Спика меркнут перед обнаруженным нами. Песчаная завеса разорвалась, позволив нам первым за сотни лет увидеть следы Города Колонн.
Немногие колонны уцелели — большинство погребено, торчат лишь верхушки. Базальтовые, диаметром в добрых пятнадцать футов. На вершинах девяти уцелевших мы нашли углубления с металлическими предметами, подобными показанному вам Персано. Каждый цилиндр частично прикрывала те самые странные звёздные камни. Непостижимая картина! Если башни столь высоки как я предполагал, зачем кому-то понадобилось размещать эти предметы наверху?
Я размышлял над этим, пока Персано успокаивал носильщиков, уверенных, что мы столкнулись с великим злом. Но что любопытнее всего — звёздные камни прочно прикреплены к колоннам железными скобами. Кто-то позаботился, чтобы они оставались на месте.
«Причём тут Эликсир жизни и пчёлы?» — спросите вы. На первый взгляд — не причём. И если бы не жадность одного из носильщиков, я не догадался бы и сам.
Мы разбили лагерь неподалёку. По обыкновению, я и Персано (мой телохранитель) поставили палатку поодаль. Ночь в пустыне была мертвяще тиха, пока меня не разбудил ужасающий гул — будто от роя саранчи или пчёл, воздух дрожал от взмахов крыльев. Но звук был куда ниже, чем у известных насекомых. Мы с Персано не двигались, поглядывая на лагерь, но видели лишь мерцание в ночи.
На рассвете картина прояснилась. Лагерь был уничтожен, никто не выжил. Осмотр показал: кто-то (несомненно, носильщик — мои люди вне подозрений) выломал один из звёздных камней. Тот лежал в песке в дюжине ярдов от колонны. От самого человека (и его спутников) не осталось и следа, кроме зловещих красноватых пятен на песке.
Мы вернулись в Англию с тремя предметами, вы их уже видели. Очевидно, цилиндр — устройство для связи через пространство и время. Камень же, судя по всему, блокирует передачу. Что скажете, мистер Холмс?
Мой друг устремил на гостя пристальный взгляд. Мне показалось, между двумя великими умами идёт безмолвная борьба — они будто читали мысли друг друга. Наконец Холмс заговорил:
— Превосходно, доктор. Ваши выводы, полагаю, верны. Сие устройство созданы наукой, далеко превосходящей нашу. Судя по вашему рассказу, оно посылает сигнал через эфир — и получает... весьма тревожный ответ. Камень, видимо, блокирует передачу. Благоразумнее держать их вместе.
— Прямо мои мысли, мистер Холмс, — глаза Никола вспыхнули. — Я полагаю, существа, ответившие на сигнал, забрали носильщиков не со зла, а из научного любопытства. А кровь — следы сопротивления невежественных глупцов. Представьте пользу от общения с ними, от их науки, обогнавшей нашу! Если они преодолели пространство, то стоит предположить, что, возможно, победили и время, и смерть.
— Я не занимаюсь предположениями, доктор, — резко сказал Холмс. — Мои выводы основаны на логических построениях, всё остальное – пустая трата времени. Вполне возможно, что ваши гости явились не с Земли. Но понять мотивы абсолютно чуждого разума —дело иное. Впрочем, идея установить контакт... интригует. Что вы предлагаете?
Никола улыбнулся — жутковато, ни теплоты, ни юмора, словно автомат, имитирующий эмоции.
— У меня есть уединённое здание в Лаймхаусе, идеально подходящее для экспериментов. Я намерен вызвать этих «эфирных странников» и вступить в диалог. Опасно, разумеется, но какие бы силы не используют существа для преодоления пространств, очевидно, что камень, прижатый к цилиндру, позволяет прервать контакт. Таким образом, мы сможем завершить беседу, если что-то пойдёт не так.
Мистер Холмс, ваш дар извлечения смысла из самых ничтожных фактов уникален. Я прошу применить его для общения с иным миром!
Эти речи походили на бред курильщиков опиума, согласие Холмса казалось безумием — пока я не вспомнил червя в колбе, будто смотревшего на нас мёртвыми глазами. Никола вручил Холмсу визитку с адресом места грядущего эксперимента и удалился, оставив нас в размышлениях.
— Весьма необычайный человек, — пробормотал Холмс. — Полагаю, мы ещё услышим о нём и его небесных друзьях. Уотсон, это будет интереснейшая игра. И ставки, как вы понимаете, весьма высоки...
Мы отпустили кебмена, не зная, сколько пробудем на складе Никола. Судя по всему, доктор столь же сведущ в вопросах бережливости, сколь и в науках. Более неприметное здание трудно было представить даже в трущобах Лаймхауса. Деревянный каркас, казалось, не раз рушился и восстанавливался. Закопчённый и мрачный, ютился он позади ряда лачуг, набитых китайскими рабочими.
Мой приятель Бёрк в своих зарисовках воспевает очарование и причудливые обычаи этого района и его обитателей. Я хочу заверить читателей: его ностальгия изрядно приукрашивает сей отвратительный квартал.
Лёгкий стук трости возвестил о появлении Персано.
— Джентльмены, приношу свои извинения за обман. Как объяснил доктор, когда на кону вечная жизнь, приходится отбрасывать церемонии.
Холмс мрачно кивнул, пропуская Персано вперёд. Дверь склада охранял массивный замок, открывавшийся ключом соответствующих размеров.
— Здесь доктор проводил опыты. В бедных кварталах нет недостатка в добровольцах...
— Где же Никола?
— Скоро присоединится. Прошу!
Помещение хранило следы научной деятельности: столы с колбами, пустыми резервуарами. Некоторые ещё содержали «добровольцев» — жертв вивисекции. Пауки и жабы неестественных размеров были ещё терпимы, но что сотворили с людьми... Лучше не описывать. Искренне надеюсь, что опыты ставили лишь на мёртвых.
В стороне стоял стол с камнем и цилиндром. За ним возвышался металлический каркас, имитирующий человеческую фигуру — механический человек! Если это лишь «отходы» лаборатории, какие же безумные чудеса таила она в расцвете?
Я взглянул на Холмса — его лицо выражало тревогу. Персано тем временем разглядывал оборудование. Холмс знаками велел молчать и указал на входную дверь.
Его намёк стал понятен, когда механизм с скрежетом «ожил». Невидимый кукловод дёрнул незримые нити, и автомат ловко снял камень с цилиндра.
— Уотсон, Персано! Бегите, если жизнь дорога! — крикнул Холмс.
Механизм замер, но мы уже рванули к выходу. Персано сначала следовал за нами, затем остановился:
— Трусы! Они скоро явятся — эфирные странники! Они даруют бессмертие!
— Не слушайте его, Уотсон. Он не понимает, с чем имеет дело. Очередная вивисекция Никола...
Мы выскочили в холодную ночь. Холмс захлопнул дверь. Перебежав улицу, мы увидели, как надвигается безумие...
В небе возник мерцающий вихрь неопределённого цвета, затмивший звёзды. Он словно рассекал стены склада, не повреждая их. Из воронки донёсся гул — будто миллион саранчи взмахнул крыльями...
Всё кончилось так же внезапно. Ночное небо приняло свой обычный вид. Мы больше часа курили, молча ожидая... чего — не знаю. Наконец Холмс произнёс:
— Визит был краток. Думаю, беседа с мистером Персано их не слишком удовлетворила. Войдём? Полагаю, опасность миновала. Никола наверняка где-то здесь и предаётся наблюдению. Было бы жаль разочаровывать его.
Зал был нетронут. Персано остался жив... если это можно назвать жизнью. Мы нашли ещё парочку тех жутких червей — Холмс, вероятно, до сих пор хранит их под слоем формалина. Цилиндр и камень мы тоже прихватили с собой. Странно, но их владелец так и не потребовал их назад.
Персано больше не произнёс ни одного членораздельного слова. Лишь изредка он издавал звуки, не поддававшиеся расшифровке — будто пытался воспроизвести нечто, не рассчитанное на человеческую глотку. Через несколько месяцев он умер в сумасшедшем доме. Что он увидел — тайна, унесённая в могилу.
Нам довелось изучить червей подробно. Бесспорно, это паразиты, но с необычными свойствами. Анализ их гемолимфы показал, что они питаются металлом, хотя внешне схожи с африканскими видами, что проникают в живые организмы. Возможно ли, что их носители — существа из живой стали?
Каковы бы ни были эфирные странники, один лишь их вид лишил Персано рассудка. Холмс справедливо отмечал, что нам не понять мотивы абсолютно чужого разума, но не высказывал никаких предположений о том, сколь ужасен может быть их облик — достаточный, чтобы свести с ума даже сильного духом человека.
Последующие события оказались разочаровывающе обыденны. Доктора Никола мы больше не видели, хотя подозреваю, что Холмс мог поддерживать с ним связь по иным вопросам. Оглядываясь на события тридцатилетней давности, поражаюсь: сколь многое из предсказанного сбылось.
Китайский «коллега» Николы явил себя в Лондоне, как тот и предрекал. Сам же доктор исчез в горниле Великой войны — впрочем, полагаю, временно. Может ли такой человек, как Никола, исчезнуть навсегда? Полагаю, это маловероятно. Нынешний мир, разрушенный и готовый принять «вождя», способного явить чудеса, — идеальная сцена для его возвращения. Удалось ли ему воссоздать искомую формулу — не знаю. Но за эти годы он наверняка продвинулся в исследованиях и приобрёл новых союзников.
Мой друг Холмс уже давно отошёл от дел и удалился на ферму в Сассексе, где разводит пчёл. Мне знакомы его методы, и мне очевидны причины такого увлечения. Я могу лишь надеяться, что его научные опыты увенчаются успехом — и чтобы у него никогда не возникло соблазна отделить звёздный камень от цилиндра.