Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Владимир Аренев. Мастер дороги. — М.: Фантаверсум, 2013
Если допустить, что у серьезного писателя всякая книга – автопортрет, то сразу напрашивается несколько аналогий. Скажем, роман – это монументальная скульптура или изображение в полный рост; масштабное, но грубое, набросанное щедрыми импрессионистскими мазками. Стихотворение – эскиз перед зеркалом (иногда и полноценный рисунок, но это у избранных). А вот сборник малой прозы – детальный портрет, прописанный до последней черточки. Это особенно верно, когда тексты в книге разделяют годы и десятилетия; тогда портрет обретает объем не только в пространстве, но и в четвертом измерении – времени.
«Мастер дороги» как раз из таких полотен, так что присмотримся повнимательней к творческому лицу Владимира Аренева (хотя это и псевдоним, называть его личиной или маской не хочется: пока что автор не давал ни единого повода для сомнений и поразительно похож сам на себя).
Во-первых, это доброе лицо. Персонажи Аренева могут быть смелыми и робкими, трудолюбивыми и праздными, вредными и понимающими – но злых среди них не найдется. Кто-то скажет, что это эскапизм и благодушие – да полно вам! Переберите в уме своих знакомых. Много ли среди них душегубов? Мошенников? Воров? Если да, то вам крупно не повезло – но статистика все же против вас.
Отказываясь от темных оттенков, автор отнюдь не заваливает читателей сладкой ватой. Даже в самых ироничных текстах героев ожидают испытания – и для каждого припасена своя мера ответственности. Выдержат этот груз не все, а некоторые не станут даже и пытаться – но лучшие вещи в сборнике не о них.
Во-вторых, это умное лицо. Аренев, словно любознательный турист, разгуливает по разным мирам и эпохам. Где-то он явно успел обжиться и стал своим, где-то ограничился видом из окна и кратким отзывом о гостинице и сервисе. Проще говоря, однообразию в этой книжке места не отыскалось. А вот досадный схематизм временами проглядывает. Особенно это заметно в заглавной повести, построенной на концепциях Джозефа Кэмпбелла – столпа сравнительной мифологии. «Мастер дороги» представляет собой пространную философскую сказку-притчу, персонажи которой вызывают не больше симпатии, чем олицетворения добродетелей и пороков в средневековых аллегориях. Сложность замысла сыграла с автором злую шутку: увлекшись широкими метафорами и играми со структурой, он забыл привнести в свою вселенную хотя бы толику тепла – и от бледных фигур, обитающих на страницах повести, веет искусственностью. В «Оси мира» Святослава Логинова (чье влияние Аренев охотно признает) схожие мотивы обыграны естественнее и удачней.
С другой стороны, рядом мы видим рассказ «В ожидании К.», в котором идеи того же Кэмпбелла воплощены изящно и органично, более того – незаметно для глаза (со смысловой подкладкой так и надо: не годится, чтобы костяк выпирал из-под кожи, такие подробности не для публики). Ареневу удается то, что пытались вслед за Нилом Гейманом сделать многие: взять образы, отложившиеся у каждого из нас в подкорке (мифические или сказочные), и вывести их в реальность. Пытались многие, преуспели единицы – и Аренев среди них. Это тем удивительнее, что основа у рассказа довольно неожиданная – произведения Корнея Чуковского. Персонажи и мотивы «Крокодила», «Краденого солнца», «Тараканища» и других классических историй изящно переплетаются на фоне современного (альтернативного) Петербурга, образуя причудливые порой, но крепкие сочетания. При этом «В ожидании К.» – один из самых актуальных текстов в сборнике, пропитанный невыдуманными эмоциями и небанальными страстями.
Кстати об эмоциях. Если вы еще не догадались, Владимир Аренев – человек неравнодушный. Среди ранних рассказов еще можно встретить незамысловатые истории, по сути – анекдоты, затеянные ради остроумной развязки («Первое правило свинопаса», «Каморка под лестницей», более поздний «Зачет для избранного»). Но чем ближе мы подбираемся к Ареневу сегодняшнему, тем острее становятся конфликты, живее – человеческие чувства, труднее – нравственный выбор, встающий перед героями. Так, в «Деле о детском вопросе» нетипично переосмысленная биография Шерлока Холмса (хотя место ли ей в такой вот антологии – большой вопрос) служит лишь ключиком к другой загадке, несравнимо более сложной – взаимоотношениям отца и сына. И смесь оказывается действенной, разве что небезупречной в пропорциях. А вот к повести «Душница» никакие «разве» не применимы. Такой стройности, такой обманчивой простоте позавидовали бы и некоторые классики. И, кажется, никто еще не писал так о вечной проблеме живых и мертвых. Этот мир очень похож на наш, только существование души в нем – непреложный факт. После смерти человека душа помещается в специальный шар наподобие воздушного и хранится сперва у родных усопшего, затем — в специальном сооружении-некрополе, той самой душнице. Сколько в этих мертвецах от людей, которыми они когда-то были?.. Красивая фантастическая метафора становится поводом поговорить о памяти и помнящих – и рассказать об одном обыкновенном мальчишке, которому пришлось совершить нечто необыкновенное… и повзрослеть. Повесть еще только начала собирать урожай заслуженных премий, но их все равно будет недостаточно; под заголовком «Душница» вполне уместно смотрелись бы слова «Хьюго», «Небьюла» и «Локус».
Тема посмертия притягивает Аренева издавна: рассказ «Единственная дорога» (первый в его карьере), также включенный в сборник, мог бы служить приложением к «Душнице» – как взгляд «с той стороны». Простота сюжета и его воплощения вполне компенсируется искренностью автора. Иное дело «Нарисуйте мне рай» – вещица тоже из ранних, но исполненная с цельностью и надрывом поздних. Загробная жизнь оказывается неотличимой от жизни обычной – и если кто-то вырастил бы из этой мысли социальную сатиру, то у Аренева получилась маленькая драма, в которой поднимаются очень серьезные вопросы, а ответ зависит лишь от читателя.
Впрочем, помимо философского серого в палитре Аренева имеются и другие цвета. К примеру, «Часы с боем» представляют собой увлекательный мистический почти-что-триллер, круто замешанный на вудуизме и перипетиях эмигрантской жизни. «Вкус к знаниям» – забавная экскурсия в эпоху победившего ктулхианства, хотя Лавкрафта в ней заметно меньше, чем затейливо преломленного университетского быта (не будем забывать, мы имеем дело с преподавателем).
Разглагольствуя о темах и цветах, мы чуть было не упустили главную черту портрета – а она-то и бросается в глаза первой: Владимир Аренев из тех писателей, что постоянно растут, опровергая аксиому о прыжках выше головы. А значит, следующие портреты будут еще лучше, без клякс и ломаных линий – но и сейчас не возникает сомнений, что кисть попала в правильные руки.
Ожидала другого финала – более сильного. Динамика в повествовании, конечно, есть, но немного оно подзатянуто постоянными повторами ключевых и не очень мыслей, описаний душевных и физических терзаний Искателя. Вот что поразило, так это многостраничные описания пыток Морд-Сит. Достаточно натуралистичные описания. Хватило бы и поменьше, ведь суть не в них самих, а в результате.
То же касается и образа Деммина Наса – любителя маленьких мальчиков. Для раскрытия образа этот факт мало что дает, разве что то, что он такой потому, что отец насиловал его. Сцена с поимкой Кэлен достаточно колоритна, но если убрать сексуальный подтекст, суть не изменится.
Если разбирать книгу по схеме «что есть – чего нет», то это традиционное эпическое фэнтези, в основе которого лежит квест героя, его миссия с целью свержения могущественного правителя-тирана. На лицо и традиционная тройка героев: некий молодой человек, до поры до времени не подозревающий о своей исключительности и в силу сложившихся обстоятельств вынужденный выполнять некое предназначение, тоже вполне традиционное; его наставник – пожилой волшебник, скрывающий от него правду; прекрасная девушка, в которую безнадежно влюблен герой и отношения с которой невозможны в силу определенных причин, но в итоге все заканчивается их страстным поцелуем.
Присутствуют также некая волшебная страна, даже страны, магические существа, драконы, волшебники, магия, волшебный артефакт – Меч Истины, битвы, пусть и не очень масштабные, предательство – в общем традиционные элементы фэнтези. Нет разве что эльфов и гномов. Таким образом, можно сделать вывод, что автор следует устоявшимся в этом жанре канонам.
Волшебный мир, изображаемый автором, достаточно разнообразен. Здесь существует страна, лишенная магии, – Вестландия, Срединные Земли и Д’Хара, населенные волшебными существами и людьми с магическими способностями. Повествование начинается в Вестландии – совершенно обычной средневековой стране безо всякого намека на волшебство, потом переходит через границу в страны, наполненные магией (немного напоминает «Звездную пыль» Нила Геймана, по моим ощущениям).
Магия в мире Гудкайнда присутствует повсеместно: она может заключаться в каком-нибудь предмете , артефакте (например, Меч Истины или эйджил) или передаваться по наследству в виде врожденного дара (Исповедницы и волшебники). Магия делится на два вида: Магия Приращения и Магия Ущерба. Разница между ними, как между черной и белой магией. Если Магия Приращения направлена на созидание и целительство, то Магия Ущерба – на разрушения.
География мира Гудкайнда довольно обширна. Магическая граница делит мир на три части. Долина Заблудших отделяет Новый Мир от Древнего. В Древнем Мире находится Дворец Предков – одно из самых загадочных мест саги. Время внутри его стен течет иначе, чем в окружающем мире. Автор заполняет свой мир яркими и запоминающимися местами.
Что касается главного героя – Ричарда Сайфера, то характер его вырисован недостаточно четко. Все его поступки и действия продиктованы двумя основными идеями – убить Даркена Рала и невозможность его любви к Кэлен и порождаемое этим мучительное чувство. Он, безусловно, благороден, он стремится защитить мир от тирана, смело бросается в бой, этакий рыцарь без страха и упрека. Нельзя сказать, что образ его картонный, но глубины все же не хватает. Он слишком положителен что ли.
Кэлен – Мать-Исповедница, спутница и возлюбленная Искателя. Ей не обязательно пользоваться волшебными предметами, чтобы призвать магию. Однако магический дар приносит не только власть и почитание. Магия для Кэлен – еще и тяжелая ноша, которую она обречена нести. Где бы она ни появилась, ее всегда хорошо встретят, но за улыбками будут скрываться страх и ненависть. Она, так же, как и Ричард, испытывает мучительное для нее чувство любви и безысходность от осознания невозможности этого.
Гудкайнд поднимает серьезные вопросы: проблема морального выбора, предпочтение меньшего из зол, выход из непростой ситуации, дружба, любовь, долг, честь.
Но при все при этом не покидает ощущение недосказанности, недоделанности. Постоянно чувствуется, что чего-то не хватает, что-то не так.
«Хроники Нарнии» — это в первую очередь искусно созданный сказочный мир. Многие видят в книгах Льюиса некий подтекст, которого порой там нет вовсе, другие принимают желаемое за действительное, но тем не менее все находят в его книгах что-то свое, близкое каждому по духу, что-то, с чем потом не расстанется и к чему будет возвращаться на протяжении всей жизни. История о Нарнии никого не оставит равнодушным.
Это очень многогранное повествование. На поверхности лежит традиционный для фэнтези смысл: борьба Добра и Зла, тема любви и дружбы, верности и предательства, становления личности в какой-то мере. Но по большому счету это сказка, написанная для детей. Льюису удалось создать удивительный, красивый и поэтичный мир. Он дает возможность каждому читателю заглянуть в него через щелку в платяном шкафу.
Время и пространство здесь организованы по-особому. Обратим внимание на время написания книг и на порядок, в котором их следует читать. В литературе нередок прием, когда хронологическое написание книг, частей книги не совпадает с рекомендуемым порядком чтения.
Сравним порядок чтения и время написания частей «Хроник Нарнии»:
Порядок написания:
Лев, Колдунья и Платяной шкаф (1950)
Принц Каспиан: Возвращение в Нарнию (1951)
Покоритель зари, или Плавание на край света (1952)
Серебряное кресло (1953)
Конь и его мальчик (1954)
Покоритель зари, или Плавание на край света (1952)
Племянник чародея (1955)
Последняя битва (1956)
Порядок чтения:
Племянник чародея (1955)
Лев, Колдунья и Платяной шкаф (1950)
Конь и его мальчик (1954)
Принц Каспиан: Возвращение в Нарнию (1951)
Покоритель зари, или Плавание на край света (1952)
Серебряное кресло (1953)
Последняя битва (1956)
Читая в порядке написания, довольно сложно уловить суть семикнижия, поэтому издаются книги в порядке чтения – по хронологии развития событий в Нарнии.
История Нарнии – от сотворения до гибели – занимает две с половиной тысячи лет по нарнийскому летоисчислению и всего полстолетия по привычному нам. Два мира, два пространства, которые пересекаются в различных точках и плоскостях. В Нарнию ведут разные пути: одни попадают сюда через Лес-между-мирами, другие при помощи платяного шкафа – некоего портала между нашим миром и миром Нарнии, третьи откликаются на зов Аслана, четвертые вдруг оказываются на картине.
В «Хрониках» география имеет реальное основание. Считается, что Льюис оновывал свое описание мира Нарнии на базе пейзажей гор Моне – Графство Давн, расположенное в Северной Ирландии, а так же на описании Италии – город Нарния (современный Нарни) описывается еще у в «Истории Рима» Тита Ливия.
Сама же по себе Нарния невелика, но мир построен по законам фэнтезийного жанра.
От западных гор до восточного побережья можно добраться за пару дней. В Нарнии нет больших городов, за исключением Кэр-Параваля, возвышающегося у того места, где река Беруна впадает в океан. Нарнией правит древняя династия людей. Мир населяют фантастические существа: говорящие звери, фавны и сатиры, дриады и наяды, гномы, нимфы, кентавры – типичные жители мира фэнтези. Самостоятельное творения Льюиса, пожалуй, только квакли-бродякли – унылые жители болот. В целом мир Нарнии гармоничени красочен.
К югу от Нарнии расположены горы, где раскинулась дружественная Орландия, которой правит боковая ветвь династии Кэр-Параваля. К востоку находятся острова, на каждом из которых свое чудо. За островами расположен край света, где океан низвергается в бесконечность величественным и стремительным водопадом. А там, за пределами Нарнии расположена цветущая страна Аслана, из которой он приходит в тяжелые для нарнийцев времена.
Окружена Нарния воинственными и могущественными соседями. К югу от орландских гор, за пустыней раскинулась империя Тархистан, где правят властолюбивые тарханы, поклоняющиеся жестокой богине Таш. Они регулярно пытаются захватить Нарнию и поработить ее жителей.
На западе лежит Тельмар, основанный пиратами. На севере раскинулся Эттинсмур – страна великанов. Из их главного замка Харфанга можно попасть в Подземье – страну гномов, край пещер и подземных коридоров.
Мир Нарнии богат и разнообразен. Многие образы отсылают нас к реалиям нашего мира. В частности прослеживается устойчивая христианская линия. Многие называют «Хроники Нарнии» метафорическим изображением истории христианства. Это доступно написанная история о Творце и творении, о создании мира, о прощении, о вине и искуплении, о христианской любви к ближнему, о Добре и Зле. История поучительна, но лишена навязчивого морализаторства. Она читается легко и непринужденно.
Сквозной образ – образ льва Аслана. Это воплощение мощи, энергии, знания и силы и в то же время — любви, добра, понимания и прощения. Во многих религиях образ льва отсылает в Богу, выступает его символом. Аслан приносит себя в жертву, чтобы спасти Нарнию, так Иисус принес себя в жертву ради спасения мира и воскрес, ибо сам был невиновен. Также появляется здесь и Древо Познания – яблоня, с которой Поли и Дигори срывают плод, чтобы выросшее из него дерево хранило Нарнию, а Джедис съедает яблоко ради своей выгоды, что, впрочем, счастья ей не приносит.
Появление Нарнии вызывает в памяти библейский миф о сотворении мира. Нарния рождается по воле Аслана, пробуждающего ее своей песней: «Нарния, Нарния, Нарния, встань! Потоки, обретите душу! Деревья, ходите! И все любите друг друга». Разделяются суша и море, растут деревья, появляются звери и птицы, которым Аслан дает разум и дар речи. Первыми королями Нарнии становятся сын Адама и дочь Евы. Не напоминает ли это райские сады Эдема? Нарния – благословенный, гармоничный край. Однако люди, пусть и невольно, привели сюда Зло и обрекли тем самым Нарнию на борьбу и в конечном итоге гибель, когда от этого Зла стало невозможно избавиться.
В истории Нарнии метафорически пересказываются основные моменты истории христианства. Первая книга, «Племянник чародея» — о Боге, о Творении и появлении Зла. Вторая, «Лев, Колдунья и Платяной шкаф» — о жертвенности ради спасения мира, об искуплении, о прозрении. Это само Евангелие – рассказ об искуплении через смерть и о воскресении невинной души. Третья часть, «Конь и его мальчик», рассказывает о преоде, когда христианство было под угрозой ислама. Четвертая, «Принц Каспиан», — о доверии и вере в невидимого Бога, на которой основана Церковь. В пятой книге, «Покоритель зари, или Плавание на край света», изображается эпоха географических открытий и возможности, которые открывались перед мореплавателями, это рассказ о таинстве Евхаристии и о литургии. Шестая, «Серебряное кресло», — о необходимости соблюдения церковного канона. И наконец, в седьмой, «Последняя битва», изображается гибель мира, апокалипсис, обретение Царства Небесного, в которое попадут лишь истинно верующие и достойные.
Так же довольно четко обрисовывается антагонизм христианства и ислама. Это ярко выражено на примере изображения тархистанцев как темнокожих людей, носящих тюрбаны и заостренные ботинки, вооруженных ятаганами, поклоняющихся жестокому богу. Тархистан похож на Османскую империю, ее жители изображаются как сарацины, а нарнийцы в свою очередь как крестоносцы, как праведники.
Как бы то ни было, какой бы подтекст ни имел этот цикл книг, «Хроники Нарнии» есть и будут доброй сказкой, традиционным фэнтези, так любимым многими. Это сказка, повествующая о простых истинах, давно известных каждому ребенку, но любой человек вне зависимости от пола, расы и возраста откроет свою Нарнию, познает свой мир сказки и не останется равнодушным к существам, населяющим этот мир, к детям, этот мир спасающим, к Аслану, этот мир создавшему. Это аллегорическое изображение нашего мира только в более простой и утрированной форме, но тем не менее достаточного узнаваемого.
Прежде, чем начать свой обзор, мне бы хотелось прояснить ряд существенных для меня вопросов. Я долго не решался написать что-либо по поводу этой чудесной книги, потому что несовершенство описанного создаст резкий контраст совершенству этого описываемого объекта. Пожалуй, на свете не так уж много людей, которые могли бы написать настолько же хороший отзыв на это произведение, насколько хорошо оно само. О волшебных книгах надо писать волшебно, в этом вся трудность. А в нашем грубом, полном циничности и обыденности мире трудно разглядеть и ощутить волшебство, еще труднее описать его, и представляется практически невозможным для простых смертных описать так, чтобы другие прочувствовали его.
Сюзанна Кларк написала не просто роман о волшебстве, она создала притягательный мир, полный волшебства и загадки, об Англии, которой никогда не было. Не было по разным причинам: и потому что не существовал никогда Король-Ворон, и магия не вторгалась в пределы нашего мира (или все-таки?..) и никогда она не была столь привычным явлением и достойным занятием для почтенных джентльменов, чтобы они собирали научные конференции для обсуждения ее теоретических аспектов , и ни в одной из библиотек мира вы не найдете книг по магии и о магии, указанных в ссылках и примечаниях. Но также и потому, что роман, стилизованный под классиков английской литературы, представляет нам ту Англию, какая существовала лишь в голове писателей и художников и написанных ими книгах, и образ каковой привлекает нас спустя полтора столетия.
Писать об этой книге сложно, но нужно, потому что она не пользуется широкой известностью у нас. На произведения Аберкромби выставляются тысячи оценок, пишутся сотни отзывов и десятки обзоров, каждый из поклонников фэнтези слышал про такого писателя, но если спросить их знают ли они про «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла», немногие ответят утвердительно. А это несправедливо. Если Аберкромби пытается обыграть устоявшиеся в жанре штампы (обойдемся без споров, насколько ему это удалось), то Кларк отходит к «дотолкиеновским» истокам жанра и дает новый импульс к развитию этого направления. Конечно, многих отпугнет стилизация под классику и отсутствие так называемых признаков реализма, как-то: циничности суждений и поступков всех персонажей, жестокости в виде вываливающихся кишок из распоротого брюха, потоков крови и разбросанных кругом кусков человеческого мяса.
В этой книге вы вряд ли найдете это (блюдо из условно «отрезанного» мизинца, хладнокровного убийства негодяя другим негодяем и разорванного на части фейри не в счет, потому что приправлено со-о-всем под другим соусом, меняющим вкус ингредиентов до неузнаваемости), но это не значит, что она слащавая, наивная или детская. В ней есть место жестокости, но совсем иного качества, это жестокость эгоизма, мести и иррационального Иного Края.
Если бы меня спросили, о чем этот роман, я бы задумался. Аннотация гласит, что он о магии во времена Наполеоновских войн. Пожалуй, отчасти это верная характеристика, которая может привлечь своего читателя, но мне она в начале показалась какой-то легкомысленной.
«О боги, англичане уже не знают как превознести себя над остальным миром», — подумалось мне, а воображение представило фантасмагорическую картину англичан, швыряющих под предводительством Веллингтона на поле боя файерболлами в Наполеона. (Хотя снобизм жителей Альбиона все же проявляется в том, что всем кроме англичан отказано в существовании магии).
Что поделать, очень часто не веришь в полностью сказочный мир, существующий в отрыве от нашей реальности, если только он не проработан с гениальной тщательностью и мастерством Профессора. Магия, волшебство, куда сильнее задевают наши чувства, если врываются в пространство, ограниченное рациональными (даже скорее привычными) категориями нашего разума, ярче чувствуется зыбкость наших представлений о мире, в котором мы живем, и инаковость другого Края...
Любопытно, что о мире «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» мы знаем и много, и мало. Как и подобает классическому роману, детали в нем выписаны аккуратно и точно. Но сказочный мир и его легендарные герои создаются отдельными штрихами и росчерками, как например образ Короля-Ворона; загадочными символами, такими как звон колоколов, возвещающий о том, что где-то поблизости бродит недоступный взору человека фейри; или стая кружащихся в воздухе и хрипло каркающих воронов, напоминающая о том, что король покинул этот мир не навсегда; многочисленными легендами и преданиями, воскрешающими старый мир волшебства.
Все ли люди и всегда ли довольствуются миром, в котором обречены жить? Нет, речь сейчас не о тех смутьянах, которые дерзают менять юдоль печали нашу, а о тех, кому не достает волшебства в повседневности.
Иногда меня охватывает ощущение, что наш мир лишь отблеск другого края, реальность которого более реальна и жива, чем наша, что все настоящее — там , а здесь поддельное и иллюзорное. Мгновение, и я вижу перед собой осколок другого и острое ощущение жизни, присущее той реальности, пронизывает мою сущность. Но чудесное мгновение сменяется другим, обыденным, волшебство рассыпается, и я снова здесь.
Роман Сюзанны Кларк подарил мне много таких моментов. Настоящий писатель — это тот, кто умеет создавать живой мир, населенный живыми людьми, и погружать читателя в его атмосферу.
Любопытное устройство магии. Есть первобытная, которой владели (и владеют) фейри, заключенная в самой природе и подчиняющая себе ее, и есть научная, описания и законы которой даны в многочисленных книгах, хранящихся в библиотеке мистера Норрелла. Она часто не срабатывает после того, как Король-Ворон со своим двором ушел в Иной край. Научная магия есть отражение первобытной, это то, что доступно человеку. Конечно, сила такой магии не идет в сравнение со своей старшей сестрой. Сильнейшему магу Англии начала девятнадцатого века, мистеру Норреллу, потребовались значительные усилия, чтобы на несколько дней создать иллюзию флота. Король-Ворон повелевал реками, деревьями, землей.
Роман по началу читается неспешно, очаровывая нас своей уютной атмосферой старой-доброй Англии и кельтского фольклора, но где-то к середине он захватит вас настолько, что вы будете поглощать страницы со скоростью света. Очень скоро персонажи станут для вас близкими друзьями и хорошими знакомыми, С. Кларк удается создавать живых людей, не страдающих картонностью или шаблонностью. Каждый из них оригинальный и запоминающийся. Читая книгу ловишь себя на мысли: уж не исторический ли это роман, основанный на каких-то неизвестных мне источниках? Или может написанный во время Джейн Остен или юного Чарльза Диккенса? Эта достоверность в романе достигается не в последнюю очередь засчет того, что он мастерски вписан в исторический контекст. События военного театра эпохи Наполеоновских войн, политической жизни Великобритании начала девятнадцатого века, культурные явления в Европе (например, поездка лорда Байрона в Италию) — все это находит отражение в книге, тесно переплетаясь с фэнтезийной линией романа .
Кларк удаются не только оригинальные герои, виртуозно она выписывает и исторических персонажей: все они именно такие, какими их представляешь после прочтения изрядной кипы монографий и источников: и герцог Веллингтон, и лорд Байрон, и созданные буквально парочкой курьезных историй Наполеон и Александр.
Стренджисты и норреллисты
Роман будет особенно интересен ученым и людям, интересующимся наукой, потому что поднимает проблему отношения к знанию. Норрелл — тип ученого-консерватора, жадного коллекционера научных знаний, прячущего от глаз посторонних свои сокровища. Новые и некоторые старые идеи кажутся ему опасными, они крепко цепляются за умеренные, безопасные на его взгляд, научные постулаты, проверенные временем, превращая их в аксиомы. То, что представляется ему опасным или ложным, он опровергает со всем упрямством и безаппеляционностью человека, признающего только свое мнение. Он, диктатор в мире науке, полагает, что только ему доступно истинное знание и только он имеет право его развивать. Бывает, что он даже позволяет себе грешить против истины, утаивая или искажая ее, лишь потому что ему кажется, что так будет «лучше для всех». И когда вокруг назревают перемены, он все еще пытается сохранить то, что отжило свой век.
Стрендж — тип ученого-новатора, дерзающего ступать на просторы неизведанного, испытывающий голод знания. Такие люди выходят за рамки современного им дискурса, создавая новые, революционные, неожиданные, иногда ложные теории. Они не ограничивают область познания традиционными запретами и с надеждой и энтузиазмом вступают в эпоху перемен. Стрендж выступает за очищение науки от делающих ее косной и неживой догматов.
Оба типа имеют свои достоинства и недостатки. Первые твердо стоят на земле и видят таящиеся в новых открытиях опасности, в то время как, вторые не знают меры.. Идеальный ученый сочетает в себе оба типа. Но где мы такого найдем? С. Кларк находит решение этой проблемы: для нее идеал — это союз двух таких типов.
А к какой научной школе принадлежите вы?
В общем, я что-то тут расписался, хотя еще так много можно сказать об этой книге, и все равно этого будет недостаточно. «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» — это произведение, к которому возвращаешься мыслями еще долго после прочтения и который хочется перечитать и не раз. И это дебютная работа автора...
Магия слов превращает текст, умещенный под обложкой книги, в реальность, живой мир, наполняющий нас смутными или отчетливыми ощущениями, чувствами, мыслями. Так вот, Сюзанне Кларк поистине удалось это и, как мне думается, дело обошлось не без вмешательства фейри.
У священных книг есть свойство, за которое их ценят даже те, у кого их святость доверия не вызывает: всеохватность. На скромном текстовом пространстве умещается и человек со всеми его радостями, горестями и чаяниями, и устройство вещей, и громогласно-тихая поступь богов. Можно поспорить, что картина всегда неполна, что никаким писаниям не под силу вместить жизнь во всей ее полноте. Но ведь и чертеж машины не дает нам представления о шероховатости ее корпуса, о блеске металла на полуденном солнце, о тоне и ритме ее песен — а все-таки в черно-белых схемах заложено достаточно знаний, чтобы машина из умозрительной заготовки стала частью реальности и предстала перед нашими глазами.
Так и в «Богах Пеганы» содержится ровно столько мудрости, сколько нужно, чтобы с чистого листа набросать небольшую вселенную. Если бы судьба призвала меня стать основателем новой религии, я бы предал имя Дансени забвению и высек бы его слова на двунадесяти двенадцати каменных плитах — и кто знает, не стало бы тогда в мире больше добра, не растворилось бы без остатка зло в простом и разумном порядке вещей. Ибо боги и пророки Пеганы не учат безгрешности, не ворошат, подобно опавшим листьям, хитросплетений нравственности: призывают они лишь к примирению с тем, что нас окружает и составляет. В мире нашлось место и жизни, и смерти, и взрывам веселья, и минутам покоя — и, быть может, «это очень мудро со стороны богов», как сказал бы Лимпанг-Танг, бог радости и сладкоголосых музыкантов. Но правил, по которым играют они в свои игры, нам не понять. Остается лишь принимать мир таким, какой он есть — и помнить, что в сердце его…
Красота. Не бледная чахоточная особа, которой восторгался Уайльд; не пухлая земная человекородица, которую живописал Рубенс; не гибрид из силикона и плоти, что смотрит на нас с глянцевой обложки. Нет, эта первородная красота открывается лишь тому, «с кем во время одиноких ночных прогулок говорят боги, склоняясь с расцвеченного звездами неба, тому, кто слышит их божественные голоса над полоской зари или видит над морем их лики». Это красота бога, что гладит кошку, и бога, что успокаивает пса; красота человека, бессильного в схватке с мирозданием и сильного в своем бессилии; красота конца времен — неизбежного, непостижимого и не окончательного...
Проза лорда Дансени — не самый безопасный из наркотиков, но ведь дозу рискуешь получить в любую минуту — достаточно летней ночью оказаться в поле и услышать голос ночной птицы; выглянуть январским вечером в окно и увидеть танец снежных бесов; замереть на скалистом берегу, вглядываясь в круговорот безумных волн. То, о чем писал Дансени, всегда рядом — это мы далеко...
облако тэгов
