Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
1968 год был одним из самых удивительных и насыщенных событиями в послевоенной истории. По всему миру империи бились в конвульсиях, и доктора знали, что выживут не все. Быть знаменитым стало опасно для жизни. Люди сбивались в большие стаи, демонстрируя властям свою гражданскую позицию или звериную сущность. Человечество закупало цветные телевизоры, разучивало аккорды "Желтой подлодки" и готовилось дотянуться до Луны. Каждый день появлялись новые течения в кино, живописи, музыке и литературе, создатели которых считали, что будущее у них в кармане. И все без исключения были уверены, что каждый последующий год будет еще более удивительным, насыщенным, сногсшибательным, скоростным и монструозным.
В том году фантастика превратилась из литературы о будущем в литературу о настоящем. В том году впервые вышел из печати знаменитый роман Джона Браннера "Всем стоять на Занзибаре". Не прошло и сорока лет, а книга уже пришла к российскому читателю (в переводе А.Комаринец). Задержавшись в пути, роман Браннера в художественном отношении нисколько не устарел, мы можем теперь оценить не только его толщину (рекордную для жанра), но и качество стилистических экспериментов, их значение для идейной и образной системы произведения.
Технология построения романа не оригинальна: Браннер заимствует технику монтажа, укоренившуюся в модернистской литературе еще в 20-е годы благодаря таким авторам, как американец Дос Пассос, советский писатель Б.Пильняк, немецкий утопист А.Дёблин, итальянец Э.Канетти и восходящую, разумеется, к технике монтажа кинематографического (Д.Гриффит, Дзига Вертов, С.Эйзенштейн). Монтаж отличается от простого коллажа разнородных фрагментов наличием семантического избытка — нового смысла, который отсутствует в отдельных деталях и становится доступен лишь благодаря тому, что мы видим картину в целом, мысленно достраивая недостающие перемычки. Эйзенштейн сравнивал монтажную склейку со структурой иероглифического письма: например, совмещая иероглифы "глаз" и "вода", мы получаем слово "плакать", смысл которого становится понятен после мысленного собирания в одно целое доступных взгляду фрагментов. В "романе-монтаже" сочетается несколько разнородных по структуре информационных потоков, в их числе газетные объявления и репортажи, транскрипция кинохроники, социологические зарисовки и уличные выкрики, дополняемые новеллами с классическим построением сюжета. Описание охватывает происходящие одновременно события (это называют "симультанностью") и несколько разных сюжетных линий, которые могут пересекаться друг с другом по любому поводу в самых немыслимых сочетаниях. Разрушение классической структуры романа оправдано художественными задачами. Смысл "романа-монтажа" раскрывается не во временной последовательности повествования, а в пространстве композиции, где используемая автором матрица связей формирует из отдельных элементов целостный образ мира, общества, исторической эпохи.
Нарочито сложную структуру "Занзибара" Браннер выстраивает, добиваясь максимального подражания трилогии Дос Пассоса "США". Последовательно чередуются четыре главные рубрики: "Контекст", "В гуще событий" (большие и малые фрагменты рекламы, новостных сообщений, документов разного назначения и пр.), "Крупным планом" и "Режиссерский сценарий". Несколько сюжетных линий развиваются, захлестывая друг друга петлями. Главные персонажи: Норман Хаус, афроамериканец и вице-президент крупнейшей промышленной корпорации (разве в 1968 году такое сочетание казалось фантастическим?), руководит проектом "Дженерал Текникс" в развивающейся африканской республике Бениния. Дональд Хоган, правительственный аналитик и тайный агент, распутывает заговоры, в которых он сам является составной частью. Гениальный генетик Сугайгунтунг, изобретает панацею от генетических болезней и пытается вырваться из-под опеки военной хунты его родной страны Ятаканга. Еще тридцать второстепенных и триста третьестепенных персонажей, а также все остальное человечество, иногда упоминаемое мимоходом.
Действие происходит в перенаселенном мире ближайшего будущего (примерно 2010 год): контроль над рождаемостью и генетическими болезнями, затяжная война на Тихом океане, волны наркомании и массовых убийств в развитых странах, тотальная промывка мозгов с помощью рекламы, покушения с топором в руках на сверхчеловеческий искусственный интеллект. Всему этому придуман особый язык, почти жаргон, который преподносится читателю в якобы естественных формах его употребления (этот прием позднее был развит до совершенства киберпанками).
За время, прошедшее с момента издания романа, его заглавная метафора стала общеупотребительной. Если собрать всех людей плечом к плечу, их можно выстроить на небольшой территории острова Занзибар. Разумеется, они не будут спокойно стоять на месте, а начнут грызть соседей и отвоевывать территорию, как это заложено в генотипе млекопитающих. Вдобавок население растет, в ближайшем будущем места на острове всем не хватит. Социальное давление грозит выбить из котла все заглушки — поэтому в обществе, "перегретом" высокими технологиями, требуются особые социальные технологии для управления людьми. (Обратите внимание: фокус научности в фантастике окончательно сместился к социальным наукам.) В финале есть интересный образ: народность шинку в республике Бениния не знает войн, поскольку обладает генетической способностью вырабатывать "умиротворяющие" феромоны. Судя по этому образу, автор не видит альтернативы технологиям управления, основанным на тотальном подчинении субъекта.
Некоторые идеологические детали требуют отдельного разбора. Традиционный "роман-монтаж" критикует буржуазное общество. С помощью оригинальных приемов в нем отражается ущербный код современной истории: превосходство человеческих масс над личностью, замена человека социальной функцией. Книга Браннера в этом отношении более проста, в ней основной акцент делается на неконтролируемом разрастании хаоса в мире ближайшего будущего. (Человек оказался способен слишком многое придумать и реализовать, но удержать все это под контролем не может, поскольку разумность его поведения ограничена естественными пределами.)
В модернистской литературе 20-х прием монтажа использовался для выявления нового образа эпохи — индустриального Молоха, порабощающего людей в корпоративно-фашистском государстве. Таким было новое содержание, "подсмотренное" писателями за ворохом словесного мусора новостей. У Браннера речь идет не столько о новом содержании эпохи, сколько о гиперболизированном выражении уже существующих в обществе страхов и ожиданий. Формалистические приемы фантаст использует не для того, чтобы вытащить новое содержание на свет, а чтобы усилить впечатление от образов и перспектив, сформированных традиционными средствами.
Интерпретировать этот роман едва ли не более интересно, чем его читать. При внимательном изучении, кстати, бросаются в глаза некоторые "родимые пятна" фантастического жанра, с которыми не справился модернистский скипидар. Присущая НФ фабульность (стремление построить законченный связный сюжет) ясно присутствует в основных историях, формалистические приемы лишь слегка ее размывают, но не вытесняют полностью. Фрагменты текстов, с помощью которых формируется разносторонний образ конвульсирующего общества, зачастую плохо продуманы, выглядят бессодержательно и вяло. Социологические и философские концепции (весь груз футурологических проблем автор взваливает на плечи социолога Чада Муллигана, структура личности которого не позволяет этот груз удержать) недостаточно проработаны, их изложение выглядит убедительным лишь в риторическом, но не в содержательном отношении.
Роман Браннера представляет собой замечательную попытку, одну из самых амбициозных и проработанных, прыгнуть выше головы, оставаясь в рамках фантастического жанра. Возможно, автор дальше других продвинулся на этом пути, но для истории литературы сама эта попытка оказалась гораздо важнее, чем достигнутый результат…
Впрочем, несмотря на "провисающие" моменты, опечатки и самобытные находки переводчика, браннеровский "Занзибар" — одна из самых значительных переводных книг. Вместе с ней к нам пришел дух "Новой волны". Короткий рецепт: чтобы прыгнуть выше головы, требуется обостренное чувство времени. Уверенность, что в ближайшее время мир перевернется. Желание выразить ощущение остроты и полноты переживаемого бытия, усилить его всеми доступными художественными методами. А также готовность заимствовать чужие формально-стилистические приемы и осваивать их, выдавая за свои собственные.
Было у этого немецкого философа отлично наблюдение: когда рождается своя, новая культура, не сразу она приходит к самотождественности, не может тотчас посмотреть на себя в зеркало. Несколько веков приходиться ей, как своего рода падчерице, работать в старых смыслах, разрабатывать чужие концепции.
Так исламская "магическая" душа — поначалу была под очарованием древнего Рима. А русская душа, по мнению Шпенглера, так и не вышла из поля, созданного душой "фаустовской".
.
И вот — Китай.
За последние четверть века страна ощутила себя Великой Державой — безо всяких кавычек и двусмысленностей.
Там тысячи авторов, которые могут быть великолепными стилистами. Внимательными и чуткими переводчиками. Прилежными "литературными неграми". Они пропитались западной культурой, потому как её воспринимают в образе самой передовой.
Однако, этого мало для величия.
Теперь Китай ищет свои слова, которые надо сказать миру, выдумывает свои мечты и страхи — которые и есть основа фантастики. SF в этом смысле ближе всего стоит к футурологии, и как бы задает образ будущего, которые желают видеть люди.
Получается? В этом сборнике?
Представим, что пока читатель пробегает взглядом строчки — тень Шпенглера нервно курит в углу, ожидая появления чего-то оригинального.
Разродится фантастика новизной? Не разродится?
Попробуем же немного анатомировать "Сломанные звезды"...
.
"Спокойной ночи, меланхолия" Ся Цзя
Трибьют Алану Тьюрингу во всех его проявлениях — как математических, так и сексуальных. Игра с примитивным машинами, воплощающими первые идеи ИИ. Я читал что-то похожее, но куда более цельное, без тотального налета депрессии, а лишь в финальной трагедией — "Эпикак" К. Воннегут.
Шпенглер — возьми со стола пачку "Примы"
.
"Лунный свет" Лю Цысинь
Человеку звонит он же — старик из будущего. Что, свет отключили? Типа того, отвечает молодой. А у нас тут полная бочка огурцов из-за отсутствия энергии. Вот я высылаю тебе на компьютер технологию — распространи её среди жильцов нашей планеты. Человек обрадовался.
Снова звонок — нет, это хреновая технология. И что там, в будущем? Все затопило. Вот другая выдумка, используй её. Человек в сомнении.
Третий звонок — сотри все файлы! У нас тут глобальная катастрофа!!!
И понял человек, что надо жить своим умом.
Шпенглер — нет, я читал много похожего. Разборки между вариантами будущего. Крайний раз смеялся над темой, когда закрутили все вокруг юного Гитлера в "Любви. Смерти. Роботах."
.
"Сломанные звезды" Тан Фэй
Школьный Хичкок и немного предсказаний от матери, которую отец держит взаперти — не "Психо", но что-то похожее. И теперь отец будет взаперти, а девушка лишний раз убедилась, как все сложно со школьными коллективами.
Хотя, разумеется, саспенс в чистом виде тут не главное — а важнее подражание античной трагедии, когда раз предсказанное несчастье непременно сбудется.
.
"Поводные лодки" Хан Сон
Прямая, как стенка, метафора — обозвать джонки подводными лодками. Тысячи подводных лодок идут по реке, а дети подводников плавают тут же... Но однажды все лодки сгорают, потому что меняется время.
Нет, Шпенглер, у меня нет "Нашей марки".
.
"Сэлиджер и корейцы" Хан Сон
Хорошая пародия. Такой радикальный в своих этический установках Сэлинджер столкнулся с реалиями Корейской народной армии, которая оккупировала США. Акутакава Рюноскэ использовал бы образ Толстого. Только тут есть юмор, отражение нашей эпохи и усмешка в адрес фильма "Неуловимые" 2012-го — как раз про корейских оккупантов.
Есть тут своя нотка аромата оригинальности. Есть. Но требуется вообразить себе нос Гренуя (только не его мозги), чтобы ощутить её.
.
"Манящее небо" Чен Цзиньбо
Яркая книжка-раскраска с приятными образами. Читал подобное в нарочито фэнтезийных рассказах отчасти Вэнса, отчасти Ле Гуин. Но кроме чистой эстетики — есть перекличка с греческой мифологией и какой-то сюжет.
.
"Что пройдет, то будет мило" Баошу
Очень сильная и эмоциональная вещь — оригинальность, конечно, достигается благодаря опоре на китайскую историю. Жизнь человека, который родился незадолго до китайской олимпиады, но время там текло вспять — потом юность его пришлась на наши 80-е, сын погиб во время Культурной революции, а финал — это стоянка в рейдирующей армия китайских коммунистов... У него есть романтическая любовь, и любовь, так сказать, обыденная, есть мечты, стремления, есть слабости и благородные порывы. Он много работает. Но всё это на фоне эпической катастрофы, которой выглядит повернутая вспять история последних семи десятилетий.
Я не встречал такого (понятно, что у Лема в приключениях Йона Тихого похожий сюжет обыгрывается, но чисто юмористически) и самое близкое, что приходит на ум, это рассуждения Тарле из биографии Наполеона: в 1810-м многие понимали, что империи вроде той, что создал Бонапарт — игрушки капризных исторических сил, и они бывают недолговечны. Но Китай гордится своим имением работать основательно и осторожно, задавать будущее.
И тут автор без гордыни, без лишнего пафоса оглядывается назад и говорит — мы, китайцы, не только заработали своё процветание, нам еще и чрезвычайно повезло. Поколение-другое назад тоже мы были старательными, но жизнь была страшной.
Если в современной российской традиции взяли свою долю читательского внимания тексты о попаданцах — то это максимальная к ним противоположность.
.
"Новогодний поезд" Хао Цзинфан
Отличная зарисовка-юмореска. Попытка дань немного времени тем путешественникам, которые в новогоднюю китайскую неделю хотят добраться домой — что будет, если они вдруг увидят за окнами вагона не индустриальный пейзаж, а природу?
Похожие мотивы, несомненно, у Брэдбери, но тут автор вырастил сюжет строго на своей специфике.
.
"Робот, который любил рассказывать небылицы" Фэй Дао
Старательная, тщательная сработанная вариация суммы легенд — робот ходит по пустыням посмертия, пытаясь как-то договориться со смертью и людьми, которые бегут от неё, пока не выполняет поручение и не перерождается ребенком. Надо сказать, что робот тут легко меняется на преданного слугу, а в персонажах узнаются сыщики, капитаны и поэты чисто европейского разлива.
Шпенглер — это кальян. Не трогай.
.
"Снегопад в Цзиньяне" Чжан Рэн
Немного стимпанка, но куда важнее — попытка перенести современные политические интриги в эпоху раздробленности Китая, перемешав антураж прошлого и настоящего.
"писец из этой вашей Академии Ханьлинь, своего рода старый знакомый. Он — шато, у которого фамилия ханьца. Ученый из него так себе, но силы ему не занимать. Он — один из тех лицемерных глупцов, которые целыми днями сидят в интернете и жалуются на все подряд. Дадим ему немного денег и нож, а ты произнесешь речь, наподобие той, что сказал сейчас, и тогда он с радостью сделает все, что нам нужно"
Очень жизненно. Вообще отличная сумма зарисовок эпохи политической нестабильности, на которую проецируется технологическая революция — и вот такой "политически продвинутый" человек будет общаться с попаданцем-прогрессором.
.
"Ресторан на краю вселенной: каша "Лаба" Анна У
Среднего уровня рассказ, о плате за способности. Если такой текст не рубят в первом туре "Грелки", как погремушку, он имеет шансы взять второй. Но обычно в первом рубят именно за то, что автор рассматривает трагедию именно писателей, и способности там — к созданию уникальных текстов...
.
"Игры первого императора" Май Бойон
Первый император и современные компьютерный игры — что было бы, играй он в них под старости лет. Удачный юмор и ситуация легко проецируется на другие страны.
.
"Отражение" Гу Ши
Добротный рассказ — отчасти ужастик — с возможностью предсказаний и обратным ходом времени и финальным твистом. Хорошо смотрелся бы в любом сборнике рассказов в качестве дополнения, текста второго плана.
.
"Мозговой ящик" Регина Канью Ван
Заглянуть в посмертие любимой женщины и тем избавиться от душевной боли. Не любила она. Стандарт. Было.
Шпенглер, не дыми.
.
"Свет, сходящий с небес" Чэнь Цюфань
В очередной раз персонаж рассказа понял, что он — персонаж громадной компьютерной игрушки. Но понял это с современной китайской спецификой — благодаря приложению "Буддаграм", которое начало раздавать благодать своим пользователям, а потом всё быстренько прекратилось. Текст довольно язвителен по отношению к религии и рыночным нравам.
"История болезней будущего"
Подражание Лему — и очень недурное — новые технические возможности воздействуют на людей, и что из этого получается нехорошего. разве что не такая яркая игра с новоязом, какую обожал Лем.
.
Вместо финальных обзоров-эссе — интересных, скорее, критикам либо историкам — попробую вставить собственное рассуждение.
Сейчас в Китае идет время становления своей традиции научно-фантастической литературы. Её невозможно скопировать так же, как чертежи нового холодильника, а можно только взрастить, создать, воспитать.
И тут видится тонкая разница между исторической и прогностической традициями.
Своя традиция фэнтези — у Китая есть априори. Громадная история с сотнями придуманных чиновниками и бродягами мифов и предрассудков. Все это погружено в мистику всевозможных оттенков и консистенций — от даосских подмигиваний до буддистских рассуждений. Создать на это почве что-то своё — сравнительно просто. Что вполне наблюдается последние десятилетия в китайском кинематографе.
Но как придумать будущее?
Если берем советскую фантастику — то в "Аэлите" чертовски много заимствований, но она уже не просто "типа Бэрроуз", или утопическая картина, которую рисовал Богданов в "Красной звезде". Она слепок и отражение Гражданской войны, кучи теорий, исторических заблуждений и просто выдумок, модных в то время. Насчет будущего персонажей можно быть куда уверенней, чем насчет будущего технологий — но все-таки между ними есть видимая связь. И в этом куда больше предчувствия будущего, чем в футурологически безупречном рассуждении Богданов о нехватке урана на Марсе.
НФ — слишком мечта, чтобы быть подробным проектом. Но она не может быть и чистой мечтой, кристальным воплощениям страстей.
Значит, должна быть какая-то середина — и она вполне существует, как бесконечное бурление и выяснение отношений близких по духу векторов.
Путешествовать с помощью машины времени — или звездолета? Люди умеют творить лучше машин — или машины служат лучше людей? В будущем земля станет садом — или вообще исчезнет?
При все несходстве посылок или противоречий — они цепляются друг за друга, косвенно подтверждают друг друга, как аксиомы геометрии. Поменяй одну — и за пространство будет отвечать уже не Эвклид, а Лобачевский. Машина времени и звездолет — все равно машина, но не волшебная метла.
И если вы хотите создавать свою НФ — то надо не просто вырастить подобный ансамбль, а еще и обновлять его каждые несколько десятилетий.
Когда на смену мечтам индустриального общества — приходят интернетовские образы.
Иначе традицию можно вполне сохранить — особенно, если не будет великих потрясений — но это будет лишь эстетическая, в чем-то этическая линия произведений. Тексты и фильмы времен расцвета этой традиции сохранят свою культурную ценность. Но прогностика уйдет оттуда.
Что мы и имеем сейчас с текстами Стругацких: постсоветский фэндом держится за них двумя руками — они сохранились в обсуждениях литераторов и в умах читателей после того колоссального слома традиции, что русская фантастическая литература пережила в 85-95 гг. Идеи наивного восприятия и воспроизведения коммунизма, которую пытались раз за разом создавать писатели — у львиной доли что читателей, что критиков ассоциируются с Ефремовым и Стругацкими. Другие имена не вспоминают, они как затопленные поля Антлантиды. Артуриану знают куда лучше, хотя наива и глупостей там не меньше.
Получается, работать надо на опережение — и при том персонаж должен действовать как бы на пересечении нескольких футурологических фантдопущений, только тогда он обретает своеобразную свободу личности. Как инженер Лось на Марсе.
.
В "Сломанных звездах" — авторы пытаются нащупать свою новизну. Они еще, имхо, не лучшим образом умеют отличать её от китайской специфики, потому над ними постоянно висит искушение сделать европейский рассказ с китайскими именами. Но кроме обобщенного "западного" будущего, они начинают думать о своём.
Ангелы — она самостоятельные существа, или просто функции?
Бунт на небесах — это разногласия, это какое-то проявление свободы воли, или просто сбой в компьютерной программе?
Как вообще можно с минимальной долей уверенности решить этот вопрос, если сочинили сотни теорий, а кроме туманных намеков ничего вычитать не получается? И что может тут фантастика?
И вот — попытка № ...... Польская писательница еще в начале нулевых решила оформить несколько своих рассказов во что-то целостное, написать большую историю, текст пошел, получилась книга.
.
Главным фантастическим допущением — сделанным на основе ветхозаветной мифологии, но радикально перечеркивающим её стержень — становится идея о двоичной сущности бога. Манихейство чистой воды: в создателе вселенной уживаются две сущности — созидающая и разрушающая. Причем собственно творение вселенной начинается с разделения единой, нейтральной как атом водорода, сущности Демиурга.
Благая половина начинает активно строить, а негативная — готовится все разрушать.
На этом фоне разногласия ангелов небесных и падших, людей, джиннов и саламандр — это конфликты средней интенсивности, которые в любой момент можно прекратить, чтобы вместе противостоять Настоящему Небытию. Потому что спецназовцы рая и ада договариваются и без угрозы Апокалипсиса — опытные и храбрые бойцы сумеют найти общий язык, и этим они неотличимы от солдат людских армий.
А самостоятельность ангелов проявляется в том, насколько они могут изобретать свои методы борьбы с Антикреатором, и будут готовы в эту самую борьбу вступать.
Потому как довольно много крылатых субъектов вообще-то не желают менять порядки на небесах, и круче любых консерваторов они держатся за воспоминания о днях творения, когда Демиург был с ними, а его приказы были неотличимы от истины.
Задача борьбы с концом света — не с наступлением тысячелетнего царства, а с полным уничтожением, аннигиляцией, уходом в небытие — решается ангелами (и богом) принципиально не по-человечески, но и совершенно в людском ключе.
Есть персонаж — гордый, решительный, смелый, инициативный, не очень уважающий небесную иерархию. Нет, не Люцифер. Абаддон. Это не пророк, не вождь, не изобретатель, не соль земли и даже не друг народа. Это типичный нуарный герой, только не детектив, а скорее рыцарь.
"Лучше всех играет блюз" — и дальше, как в песне.
Один раз у него получилось низвергнуть Антикреатора в бездну. Пришлось заплатить за это жизнью, потом воскрешением и странного рода проклятьем, когда силы и способности к регенерации у него куда меньше, чем у иных архангелов и серафимов. Но бог пообещал ему, что он сможет победить Антикреатора еще раз.
Все остальное время — от большой завязки до эпического, яркого финала — это объяснение того, как мир должен будет существовать после ухода творца / разрушителя.
Какого рода любовь может быть у ангелов и нефилимов, и что за политические интриги они плетут, как магия переплетается с техникой, и что будет, если украсть книгу с мощнейшими заклинаниями вселенной... Из пустяков, глупостей и случайностей, из мелких одолжений, временных сделок и боевого братства — рождается ткань несотворенного бытия, которая вполне может поддержать единство мира даже в отсутствие Создателя.
В остальном — это фэнтези-боевик, немного детектив, немного триллер. Сюжетных переплетений тут с избытком и пересказывать их не имеет смысла. Главное, что темп повествования нарастает, и действие развивается без лакун.
Словарь персонажей отчасти все тот же, ветхозаветный, отчасти — вполне современный, кинематографический.
Сами они — постепенно обретают индивидуальность, двигаясь от неясного контура к силуэту, а от силуэта — к живописному портрету.
.
Да, после четвертого-шестого сезонов "Сверхъестественного", когда была показана эволюция ангела Кастиэля — читать подобный роман не то чтобы скучно, но уже не так интересно.
Однако же как история обретения миром своего собственного пути развития, некоей самости — книга сработана на пять баллов. Ангелы лишены сменяемости поколений. Тут нет людей, вокруг которых будет вращаться сюжет человеческой драмы — никаких братьев Винчестеров. Тем более, нет Христа.
Абаддон, при всей его трагичности, лишь один из персонажей.
Но в финале мир может жить самостоятельно — и эта вариация божественного деизма (невмешательства) толкуется как форма любви.
.
Если вы хотели прочитать что-то мифологическое, в стиле Урсулы Ле Гуин, но завернутое в обложку современных фильмов — это тот самый случай.
В чем заключается предназначение литературы? (Помимо развлекательного, конечно).
Начнем издалека. Несколько последних тысячелетий мы живем в мире персональной ответственности за совершаемые поступки, а следовательно, каждому из нас приходится постоянно давать оценку множеству действий и ситуаций с морально-этической точки зрения – их соответствия принципам справедливости, добра и зла. Но чтобы провести такую оценку, необходимо не только иметь некую точку отсчета – свод этических правил, но и уметь выстраивать цепочку от этого свода до обыденной жизни. В подавляющем большинстве случаев человек не в состоянии самостоятельно выполнить данную работу и делегирует ее вовне. И тогда оказывается, что только два направления человеческой культуры — религия и литература (или кино, как визуализированная литература) — способны взяться за эту задачу.
Религия идет путем табуирования – этого нельзя делать, это грех… А в ответ на вопрос — почему же нельзя? – отсылает к Священным книгам или словам Учителя, из которых следует система наказаний в этом или ином мире.
Литература, моделируя жизненные ситуации, описывает моральные последствия поступков. Решил студент улучшить свое финансовое состояние путем убийства старухи процентщицы, и сразу же получает наглядную картину последующих душевных мук, от которых даже каторга кажется избавлением.
И хотя методы у религии и литературы разные, цель у них одна – удерживать человека от агрессивности и «злых дел».
***
Время действует подобно крупнозернистому наждаку, сдирающему с творчества писателя всю сиюминутную коросту и оставляющему в памяти потомков только выстраданное и эксклюзивное. На мой взгляд, таким сухим остатком от творчества Фазиля Искандера будет небольшая сказка-притча «Кролики и удавы».
Так от чего же хочет нас уберечь Фазиль Абдулович?
Не совсем понятно почему, но на Земле до сих пор главенствующими являются инстинкт выживания и стремление занять как можно больший ореол обитания. Поедаемые и поедающие виды пытаются найти точку равновесия, в которой и овцы не вымирают до конца и волки относительно сыты. Путем естественного отбора сложилось несколько путей достижения этого равновесия.
Чтобы не растекаться мысию по древу, ограничимся только кроликами и удавами. На первой стадии развития удавы гипнотизируют свои жертвы и затем заглатывают их. Каковы могут быть стратегии выживания в этой ситуации у кроликов? Например, отращивание шипов, что делает невозможным их безболезненное проглатывание. Или постепенная выработка в себе токсинов, чтобы сожравшая кролика тварь загнулась от отравления, правда, желательно успев рассказать о причине своей смерти другим. В конце концов, можно просто сменить среду обитания, научившись летать. Но это все длительные эволюционные сдвиги, требующие для своего проявления и закрепления сотни тысяч лет или, как минимум, ядерную войну. А если хочется здесь и сейчас и относительно мирными способами?
Природа и здесь пошла навстречу пожеланиям своих подопечных, придумав методику опережающего размножения. Да, ты платишь неизбежную дань тебя поедающим, но при этом всегда остается небольшой запас выживших детей.
***
Искандер прекрасно смоделировал на примере кроликов и удавов все стадии сначала животной, а потом и социумной эволюции.
Поедаемые, естественно, эволюционируют быстрее, с них и начнем.
«Размножайтесь, размножайтесь и еще раз размножайтесь!» — призывает Король своих подданных. И те с усердием выполняют поставленную задачу, плодясь, буквально, как кролики. Но одних животных инстинктов со временем становится недостаточно и тут на помощь приходит идеология. Прежде всего, надо объяснить – почему удавы нас поедают? «Это ужасная несправедливость», — соглашается Король со своим народом, но тут же добавляет, что за эту несправедливость кролики пользуются «маленькой, но очаровательной несправедливостью, присваивая нежнейшие продукты питания, выращенные туземцами»: горох, капусту, фасоль. И если отменить одну несправедливость, то необходимо отменить и вторую.
Но важно не просто оправдать существующее положение вещей, а еще и указать дорогу в светлое будущее. Вкуснейшая Цветная Капуста, над выращиванием которой бьются лучшие кроличьи умы – вот та земля обетованная, которой достигнут, если не дети, то уж внуки точно.
***
Но, как всегда, находятся отщепенцы, сомневающиеся в официальной доктрине. У кроликов – Задумавшийся и его ученик Возжаждавший, у пресмыкающихся – Косой, не сумевший в себе усмирить кролика, и юный удав, быстро помудревший после заглота Задумавшегося и за это выгнанный в пустыню.
Задумавшийся сомневается в традиции гипнотического завораживания жертвы и своей смертью подвигает ученика на решительные действия. Среди кроликов ширится движение за отрицание гипноза, а Возжаждавший даже готов в подтверждение своих слов пару раз пробежаться по удаву туда и обратно.
С таким трудом достигнутый баланс стремительно рушится. Кролики, не моргнув глазом, сбегают от своих поедателей, а голодные удавы поставлены на грань вымирания.
Но тут Удав-Пустынник находит новый действенный способ охоты методом обвивания и удушения. Возвратившись из ссылки, он быстро разбирается с изгнавшим его Питоном и, возглавив удавов, принимается за массовое внедрение новой методики. Равновесие вновь восстанавливается, а бедные кролики вновь вынуждены уповать только на опережающее размножение.
Заканчивается книга всеобщей ностальгией по старым добрым временам.
цитата
Интересно, что некоторые престарелые кролики, рассказывая молодым о прежней жизни в гипнотический период, сильно идеализировали его.
— Раньше, бывало, — говорили они, — гуляешь в джунглях, встретил Косого — проходи, не останавливаясь, безопасной стороной его профиля. Или встретил Коротышку, а он на тебя и смотреть не хочет... Почему? Потому что бананами налопался, как обезьяна.
…
— Раньше никто бы не поверил, — распалялись старые кролики, — чтобы туземцы использовали удавов против кроликов...
— Но вы забываете главное, — напоминал кто-нибудь, — при гипнозе, если уж тебе было суждено умереть, тебя усыпляли, ты ничего не чувствовал.
…
— Одним словом, что говорить, — вздыхал один из старейших кроликов, — порядок был.
Удивительно, что и старые удавы, делясь воспоминаниями с молодыми, говорили, что раньше было лучше. При этом они тоже, водится, многое преувеличивали.
— При хипнозе как было, — рассказывал какой-нибудь древний удав, — бывало, ползешь по джунглям, встретил кролика: хлянул — приморозил! Снова встретил — снова приморозил! А сзади удавиха ползет и подбирает. А кролики какие были? Сегодняшние против тех — крысы. Ты его проглотил, и дальше никаких тебе желудочных соков не надо — на своем жиру переваривается. А сейчас ты его душишь, а он пищит, вырывается, что-то доказывает... А что тут доказывать?
— Жили же, — мечтательно вздыхали младые удавы.
— Порядок был, — заключал старый удав и после некоторых раздумий, как бы боясь кривотолков, добавлял: — При хипнозе...
***
Кажется вот оно – наглядное описание эволюции и последствий. Читай и задумывайся. Но, похоже, что человечество только и занимается тем, что наступает на те же самые грабли, хотя и прекрасно знает, где они лежат.
Штамп на штампе — но некая освежающая жестокость в книге присутствует.
И старые фильмы кунг-фу где-то рядом. Тоже штамп, но приятный
По сюжету – это "Как закалялась сталь", только героиня девчонка с кунг-фу и магией.
Вот эта безжалостность к себе ради высшей цели, китайцам и нам это близко.
Учитель героини Цзян — мастер-пьяница из старых фильмов с Джеки Чаном. Только вместо вина и рисовой водки закидывается опиумом.
Интересно перелицована популярная история Китая. Никан – китайцы, Муген — японцы. Спир — айны, скорее всего (Корея, по другой версии). Бодхидхарма в книге тоже упомянут и в отличие от остальных даже не переименован (почему, кстати?).
Очень подростковая вещь. Психология на примитивном уровне, один плюс один равно два, хотя там больше и не надо, в принципе.
Если бы не жесткач, можно было бы спокойно давать читать юным читателям Гарри Поттера.
При этом Гарри Поттер сложнее психологически. Это забавно.
* * *
Приятно, что героиня не Мэри Сью. Точнее, она, конечно, Мэри Сью, но удачно замаскирована (как Джен Эйр, например).
За каждый бонус она платит сполна. Это правильный подход, имхо.
Мир недобрый. Живет независимо от героини, а не вращается вокруг нее. Мир «Опиумной войны» жесток и равнодушен. Тут нет друзей Гарри Поттера, только те, кому на него плевать.
Хороший вариант. Хотя вот в ГП есть море деталей, которые влюбляют тебя в этот мир, там очарование просто, всякие эти живые фотографии, конфеты со случайным вкусом, разные клевые фишки…
А тут совершенно другой подход – я не знаю, сознательный или нет.
Мне мир Никана напомнил "Многорукого бога Далайна" Логинова..
Мир, который формализован, схематичен и жесток настолько, что нужно совершить невероятное, чтобы получить покой и волю.
И то герой Далайна провалился в этом.
Никан "Опиумной войны" не до такой степени жесток к героине, но примерно так же равнодушен.
* * *
Здесь есть такая мощная прямолинейная динамика первой Матрицы.
Когда автор не рассчитывает на вторую книгу, а пишет первую как единственную...
* * *
Вообще, в "Опиумной войне" есть настоящая энергия. Энергия ненависти.
Это я про бойню в Голин-Ниисе.
В Китае же был чудовищный геноцид.
И вот эту ненависть и боль транслирует Куанг.
На самом деле у китайцев наверняка остался вопрос. Почему Япония после всего, что натворила во время войны, так и осталась существовать на свете?
Интересное сочетание. Принадлежность к народу Китая у Куанг и – американская, христианская жажда справедливости и воздаяния.
Возможно, нужна некоторая дистанция от Китая, чтобы написать такое.
Куанг молодец.
Интересно, что это не отрефлексировано, а именно напрямую транслируется, хотя и с отрешенным лицом (от этого и действует сильнее).
Одна книга: от Шаолиня — война — резня — через отчаяние.
При этом штампы никуда не делись. Другое дело, что транслируется совсем не то, что в обычном YA.
Думаю, в массовом сознании Шаолинь и Нанкинская резня никак не связываются. А тут прямой мостик перекинут — и от этого такой холодок по спине.
Очень сильный ход. Очень не надуманный, искренний.
От милых фильмов кунг-фу к дикой ненависти, когда никакое кунг-фу не спасет.
Вот это блестяще, создание такой связи — книга же прогремела на весь мир.
Интересно, что что-то похожее делал Сапковский в цикле Ведьмак. Только там волей-неволей прорывалось обаяние Нильфгаардской империи. Всякие Эмгыры вар Эмрейсы, Белое Пламя, пляшущее на могилах врагов, эльфы в черных мундирах с серебром…
В «Опиумной войне» есть сильный контекст, который штампы переворачивает.
* * *
Что не понравилось. Мне кажется, Куанг дает слишком простой ответ на вопрос, почему мугенцы делают это. В смысле, устраивают резню. «Это просто расчеловечивание противника», говорит Куанг.
Мне кажется, что она дает простой и — неверный ответ.
Просто расчеловечивание — это ерунда. Это не объясняет массовости убийств. Их чудовищности.
Боюсь, тут именно удовольствие.
Во время войны японцы убивали ради удовольствия.
И ели китайцев тоже поэтому (и американцев тоже, судя по хроникам).
Кстати, почему вот такие штуки должны страшнейшим образом наказываться в действующей армии, особенно находящейся на территории противника. Это разлагает армию в бешено короткие сроки. Солдаты превращаются в стаю кровавых обезьян.
Я не про моральную сторону, а именно про практическую.
Так что на стороне Мугена (Японии) тоже демоны, просто они не упоминаются напрямую. И любые реальные демоны и адские силы, выпущенные в ответ никанцами (китайцами), это адекватный ответ (на самом деле нет, имхо. Только моральная чистота может служить противником таким демонам, что и провозгласили в свое время Мао и его сторонники).
Когда Советская армия ударила по Квантунской армии — та уже разложилась изнутри. Конечно, военные навыки и эффект победителя тоже имеют значение (Советская армия была на тот момент лучшей в мире, с эндорфином победы в крови), но и — внутренние демоны уже дожирали японские войска. Они позволяли себе все — и гнили изнутри.
Я даже не представляю, какой отпечаток все, что совершили японские солдаты в Азии, должно наложить на следующие японские поколения.
На китайцев-то понятно. Там любви к японцам и в помине никакой нет.
Дочитал "Опиумную войну". Даже ядерные взрывы отыграны (и вполне органично).
Не думаю, что этой книге нужно продолжение.
Странно, после Опиумной войны другие книги кажутся мне неточными, приблизительными и водянистыми.
После книги Куанг — долгое время хочется чего-нибудь такого же простого, конкретного и яростного.
облако тэгов
