Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Действие романа происходит в будущем, через 97 лет, когда люди — те немногие, что остались в живых после взрыва атомной бомбы, — покинули токсичную атмосферу планеты Земля и стали жить на огромном космическом корабле. Но ресурсы «города» истощаются, и правительство понимает, что пора вернуться на родину, пока не стало слишком поздно. Сто несовершеннолетних правонарушителей были отправлены с важнейшей миссией — колонизировать Землю. После жестокой аварийной посадки, подростки ступают на прекрасную планету, что раньше видели только из космоса. Противостоя опасностям этого сурового нового мира, они изо всех сил пытаются сформировать задатки сообщества. Но ребят преследует их прошлое и неуверенность в будущем. Чтобы выжить, они должны снова научиться доверять, даже своей любви.
За последние пять-шесть лет в американской подростковой литературе возник и прочно установился шаблон, в котором главные герои так или иначе противостоят жестокому и тоталитарному государственному строю. Как правило, идеалами избираются свобода, демократия и гласность. Яркости действию добавляет взросление и становление героев, помноженное на первую любовь, сопутствующие ссоры и ревность, а остроты — смертельная опасность, нависшая над ними. Меняются отдельные антуражные элементы, имена и звания, но общая конструкция переходит из цикла в цикл. Ставшие своеобразным эталоном жанра "Голодные игры"Сьюзен Коллинз, "Разрушь меня" Тахиры Мафи и многие другие. Не оказался исключением и роман "Сотня", который лег в основу одноименного сериала.
Стоит отметить, что само по себе следование шаблону еще не является приговором книге. Все решает талант, опыт и эрудиция автора, который оживляет мир своими чувствами и мыслями. Однако, взявшись описывать космическую станцию и ее обитателей, Кэсс Морган поставила перед собой довольно интересную, хотя и трудную задачу. Тем обиднее, что она допустила множество вопиющих ошибок и неточностей.
Идея описать общество, которое несколько десятилетий живет на орбите, находясь в состоянии острой нехватки ресурсов и жесткой экономии, сочетает в себе элементы высоких технологий и черты феодально-племенного строя, балансируя между пропастью невежества и болезненным прозрением — безусловно хороша. Тем не менее, мало того, что получившийся конструкт выглядит нежизнеспособным, также автор совершила множество допущений и упрощений. Сознательно или нет, Морган упустила из вида, что уже сейчас существуют технологии, которые позволяют получить со спутников информацию не только о составе атмосферы и уровне радиации, но даже содержании хлорофилла в растениях и расположении полезных ископаемых. Не говоря уже о зондах, которые также могли бы передать необходимые данные с поверхности Земли.
Еще забавнее выглядит наличие сканеров сетчатки и нежелание оцифровать бумажную библиотеку, герметичные шлюзы и единая система вентиляции, отсутствие большого числа герметичных переборок, которые защитили бы станции от небольших повреждений и позволили бы постепенно сокращать площадь жилых территорий. Смесь технологий выглядит совершенно непродуманной, хотя есть подозрение, что в последующих частях, прислушавшись к замечаниям и критике, автор попытается объяснить часть ошибок.
Что касается сюжета, то стоит отдать должное Морган, сумевшей сплести повествование из четырех линий, посвященных разным ребятам, включая частые отступления в прошлое и непременные страшные тайны. Впрочем, детально прописанные отношения между основными героями, их чувства, терзания и мечты, компенсируются тем, что автор оставила за кадром прочих подростков. Пара героев-функций — "лучшая подруга" и "жестокий лидер" — лишь подчеркивают социальный вакуум, окружающий основных героев, высадившихся на Землю. А ведь робинзонада и возникновение нового общества — едва ли не самая благодатная и перспективная тема, хоть во взрослой, хоть в подростковой литературе. В результате же, роман сводится к обычным чувственным переживаниям, потеряв возможность сделать шаг вперед, прочь из разряда клишейной литературы.
Итог: заурядная подростковая романтика, смешанная с посредственным НФ.
Джек Макдевит "Полярис"Аннотация:История о "Летучем голландце" далекого будущего…"Полярис", роскошная космическая яхта с богатыми знаменитостями на борту, отправляется в дальний космос, чтобы наблюдать за редким событием — столкновением двух звезд. Возвращаясь на родную планету, корабль исчезает, а когда его обнаруживают, на нем нет ни экипажа, ни пассажиров. И вот, через шестьдесят лет, Алекс Бенедикт, торговец антиквариатом, желая приобрести на аукционе некоторые предметы с "Поляриса", неожиданно выясняет, что кто-то пытается уничтожить все артефакты, связанные со злополучным кораблем, а заодно и всех тех, кто имел с ними дело или даже случайно оказался поблизости.
В глубине небес ежесекундно происходят настоящие драмы: столкновения звезд и целых галактик, взрывы непредставимой мощности, вспыхивают и гаснут звезды, из летящей пыли образуются планеты и тут же сгорают в жарком пламени солнц, возникает и исчезает жизнь. Что на этом фоне маленькие человеческие жизни или судьбы целых цивилизаций, приходящих на краткий, по космическим масштабам, миг, и бесследно исчезающих со всеми своими муками, поисками, идеалами и свершениями в очередной вспышке вселенского цикла творения и разрушения?
Наверное, поэтому на роман такие критические первые отзывы: пролог с его космическим катаклизмом предполагает и обещает такие же космические приключения. Как минимум не меньшую, чем сама Галактика, масштабность приключений или философских откровений. Не ждешь ничего меньшего по значимости, чем открытия новых миров, цивилизаций или, на самый крайний случай, разрешения глобальных научных тайн.
А вместо этого — спокойное и неторопливое действие с множеством диалогов и тупиковых вариантов поиска, крутящееся вокруг одной единственной тайны, в которой замешано не так много человек. Неспешный сбор фактов и улик, медленное продвижение по следу "хлебных крошек", половину из которых уже склевали вороны времени. Причем в большинстве случаев читателям достаются только голые факты и детали, без всякого объяснения происходящего, так, что приходится напрягать внимание, чтобы не утратить нить повествования и пристально следить за словами и деталями. Данные поступают в том же виде, что и к героям, позволяя самому читателю строить гипотезы и искать им подтверждение или опровержение. Никаких дополнительных пояснений и рассуждений или внезапно свалившихся подсказок, так что правильность своих выводов читатель сможет проверить только в самом финале романа.
В этом плане "Полярис" не сильно отличается от "Военного таланта". И это, наверное, главная моя претензия к роману — сюжетные ходы и приемы и их очередность в общем действии такие же, как в первой части. Хотя трудно требовать что-то новое в плане сюжета от стандартного повествования о расследовании преступления/ тайны, но когда второй раз подряд встречаешь все тот же набор из архивных документов, поиска свидетелей и диалогов вперемежку с краткими вспышками действия в виде спасения от неизвестных убийц, которые старым и действенным способам в виде яда — кинжала предпочитают всякие изыски в виде испорченной разнообразной техники, это, как минимум, утомляет.
Вторая претензия к роману лежит в плоскости идеологии. Вспомнив целый ряд социальных проблем — перенаселенность, истощение ресурсов, варварское отношение к дикой природе, роман одним их упоминанием и ограничивается. Хотя именно из этих проблем и поиска вариантов их решения вытекает весь сюжет, все, что крутится вокруг темы продления жизни. Хотя сама тема увеличения продолжительности и качества жизни, и поднимаемый ею пласт социальных проблем, не просто отрешенно интересны, а актуальны. Но после сказанного "А", "Б" так и прозвучало: так, несколько невнятных постулатов и похожих на политические лозунги изречений.
Можно сказать, что мои претензии — более "вкусовые", чем реальные. Но вот с чем я совершенно не смогла согласиться, так это с финалом. И опять же, претензия не к постановке действия или реализации идеи. В этом плане все отлично: неожиданно и непредсказуемо. Опять я хочу сказать об идеологии.
Финал, с первого взгляда, должен устроить всех. И тех, кто ожидал космического приключения, и тех, кто готов был довольствоваться неспешным расследованием. Но вот остался от него неприятный осадок. Прозвучал он, как некое оправдание неблаговидным деяниям, которые затеяли борцы за благо Человечества: покушениям, заговорам, лжи, подтасовкам, убийствам и покушениям на убийства. Некое: "Цель оправдывает средство". Благородная и справедливая героиня осуждает и отвергает наших идеалистов-фанатиков не за их поступки, а за то, что они поддались тому искушению, от которого стремились уберечь человечество. Не за убийства, не за гордыню, не за то, что решили подняться над всеми, судить, карать и миловать по своему усмотрению, не за лицемерие, не за жестокость или бесчеловечность. За личную слабость. Как будто больше нет Ада для тех, кто вершит непотребное, прикрываясь "благими намерениями".
В этом тоже есть что-то идеалистично-фанатичное. Как оправдание всех неблаговидных поступков и преступлений, которые совершались, совершаются и будут совершаться во имя высоких идеалов и благих целей. Для меня прочитать такое у Макдевита, который, несмотря на все происходящее в мире, хранил все эти годы верность идеалам гуманизма и просвещения Отцов-основателей, который хранил их святую веру в Науку и Знания, как средство для исцеления мира, и надежду на лучшее в Человечестве — было очень грустно. Как звоночек: мир окончательно изменился, если уж последние наследники старых мастеров сдают свои позиции.
Роман вышел в 1995 году. Услышал о нем впервые я значительно позже. Продавцы в районном центре Алексине Тульской области на тот момент были больше заняты реализацией «Троих...» Никитина и «кониной». Отчетливо «Волкодав» М.Семеновой обозначился для меня в 1999-2001 где-то рядом с Олди. Он был весьма популярен и я, как обычно, отложил знакомство: пусть отлежится. Момент «отлежится» попал примерно на выход одноименного фильма: я решил — если фильм понравится, — стану читать. Фильм не понравился. С «Волкодавом» вышло ровно не так, как с «Дозорами». Фильм «Ночной дозор» заинтересовал ровно настолько, чтобы прочитать оригинал. «Волкодав» ровно настолько же не заинтересовал. И снова книга ждала, обрастая косвенными сведениями чего ждать или не ждать от нее. Фильм оставил отчетливое ощущение, что «Волкодав» — этакий наш вариант Конана со всеми его недостатками. И вот, когда шум вокруг «Волкодава» улегся уже во второй раз, я взялся за книгу.
На свой прототип, Конана, Волкодав похож разве что по формальным признакам: оба героя могучи, владеют воинским искусством, в бою стоят многих, нередко оказываются в услужении у владык, сражаются со злодеями и нечистью, спасают женщин. Общего немало, но, во-первых, М.Семенова достаточно хороший писатель, чтобы написать по-своему, а во-вторых, Волкодав писался с оглядкой на прототип способом «от противного», так что глубинное раскрытие сделало его антагонистом оригиналу. Волкодав подобно Раскольникову много рассуждает о своих поступках, прав он или нет, а также подвергает тщательному анализу окружающий мир. Конан не философствует в принципе: размышления, по Конану, — занятие бессмысленное. Волкодавом движут строгие этические установки, Конаном — потребительские: золото, красивые девушки. Мир Конана написан не на конкретном историческом материале, народы, их обычаи и обряды нафантазированы (здесь и атланты, и гиперборейцы, и лемурийцы с пиктами — эти народы отличаются от современных людей чисто внешне, глубинно же они идентичны современникам Говарда). Волкодав создан на этническом материале. Здесь имена, обряды, традиции реконструированы, а также произведена удачная попытка воссоздать мифическое сознание. Очевидно, что мотивация поступков и поведение во многом подчиняются принципам современным, т. е. так или иначе отражают общественные представления, однако, пропитанность самого воздуха, окружающего героя богами и духами дает наглядное представление о том, как древние воспринимали мир.
Роман «Волкодав» — первая книга, в которой на должном уровне изображены отношения людей родового строя. Отмечу отдельно обряды (например, фата кнесенки), ставшие для современного человека непонятными «традиционными» жестами, в пространстве романа наполнены своим изначальным смыслом. Кроме декоративной функции (сеттинг) они также иллюстрируют читателю его собственные корни. Это замечательно.
История Волкодава, рассказанная автором в романе, очень точно соответствует архитектуре волшебной сказки по Проппу (1): герой насильно уводится из дома после смерти родителей (обряды инициации), оказывается в самоцветных горах «под землей» (т. е. в потустороннем мире), где обретает имя и волшебного помощника (серый пес), возвращается в реальный мир с особыми способностями (сила, мужество, воинские качества, острое зрение) и изъяном (каторжная болезнь), который остается свидетельством его непрерывной связи с потусторонним миром. Этот образ явно озвучен в диалоге с мечом: тот тоже пролежал погребенный долгие годы и вернулся «с того света». Мифическую же архитектуру имеет эпизод с убийством Людоеда. Пожалуй, лишь главный противник героя — Лучезар — нарушает ее: он совершенно не мифичен, он более похож на нашего современника: внешне эффектен, внутренне гнил, мелочен, мстителен, но главное, никакой замысел, большое дело (дурное или доброе) не владеет им: серые кристаллы и развлечения. Это ли не клеймо современности? С этой позиции схватка Волкодава с Лучезаром может быть прочитана как новый подвиг героя, который на этот раз справляется с праздностью и лживостью нового времени. Впрочем, мифичность романа теряется где-то после трети книги, а сюжет становится похож на современные (например, на «Телохранителя»).
Вообще противопоставление разных эпох и социальных устройств раскрывается в романе многообразно: мы можем сравнить веннов с сольвеннами, степных и болотных вельхов, жителей «цивилизации» с варварами, и даже венна Волкодава с «трясинными» вельхами. У народов и персонажей романа можно найти и черты древних римлян, и древних греков, и наших современников. Черты приходящие, внешние, и глубинные, неизменные основы человеческого устройства. Для внимательного читателя роман изобилует информацией, мыслями, сопоставлениями, так что чтение ни в коем случае не станет бесполезным.
Удивляет то, что многие критикуют роман за «навязывание» матриархата, называют это выражением «девичьих грез». Эти критики, однако, забывают или демонстрируют незнание некоторых культурно-исторических фактов. А именно, матриархат долгое время считался ступенью в развитии первобытного общества (2, и не только). В последнее время заговорили о локализации и последующем расселении культурных феноменов (3), но и в этом случае матриархат мог иметь место в истории славянских народов. Наиболее ярые защитники привычного им современного патриархата демонстрируют большее невежество, чем варвар-Волкодав. Традиции родоплеменного матриархата действительно таковы, что мужчина уходил в род своей жены. У евреев до сих пор мужчина берет фамилию жены. Когда Волкодав говорит, что с гибелью женщин его Род прервался: для него это — первая и непреложная истина.
Позже, как христиане запрещали языческих богов, так и с приходом бога-отца на место богини-матери роль женщины ослабла. Женские божества приобрели злобный характер — ведьм, колдуний, мачех (опять, 1). Типичный пример — Баба Яга. Некогда священный страх мужчин перед соитием, перед женщиной и будущей женой рудиментарно сохраняется даже сейчас, а в свое время он мог быть вполне естественнен. Возможно, величина этого страха была так велика, что именно, борясь с ним, мужчины создавали новые верования с приниженной ролью женщины (создана из ребра, нечиста и др.). Этим более современным отношением пропитана сага о Конане: вот уже где женщина — глупая завистливая пустышка, а то и вовсе товар, предмет насилия. Волкодав — модель человека с теми, «древними» представлениями, и модель удачная, даже если в ней присутствуют какие-то романтические преувеличения. В частности в романе сталкиваются оба отношения к женскому началу, и этот конфликт в романе не на последнем месте.
Однако, у книги есть и существенные недостатки.
Можно отметить, например, обилие сюжетных ходов и их однообразие: спасение узника в темнице Людоеда, спасение девушки от Людоеда и позже упырей, от разбойника Жадобы, далее спасение щенка, узника жрецов сначала в поединке на площади, потом от убийцы, схватка с возчиками, вызволение старика из рабства, спасение кнесенки и так далее. Добавим к этому эпизоды воспоминаний: помощь каторжанам, спасение жрицы от бандитов, спасение девочки в образе пса. Прибавим к этому атмосферный акцент: обилие несправедливостей и неприятностей, которые сваливаются на героя вслед за каждым из его поступков, все это создает ощущение тягостное — девушка, спасенная от Людоеда делает выбор в пользу «мудреца» Тилорна, захваченный у разбойника меч приводит к несправедливому обвинению, возвращение «отцовского» кинжала из сострадания приводит к обману, а желание выкупить старика — к потере меча. Роман развивается по принципу: от плохого к худшему. Тем неестественней смотрится хеппи-энд с бегством в облако. Причем, внимательный читатель отметит несомненное сходство сюжетных поворотов с теми искусственными приемами, которые для подогрева интереса в настоящее время применяются почти в любом телесериале. Как почти всякий современный сериал способен удержать зрителя, так и роман захватывает читателя, не отпуская до самой последней страницы. Вообще, сюжет романа легко разделяется на последовательность микроисторий-серий и, как следствие, обнаруживает сериальные же недостатки. Один из них — однообразие.
Другой — избыток персонажей. Что сойдет для сериала — неприемлемо для цельного сюжета. Все эти спасенные и присоединившиеся к герою «спутники» заставляют автора снова к ним возвращаться, уделять им «сюжетное время», навешивать на них функции, чтобы оправдать их присутствие. Например, так ли уж важен эпизод со спасением щенка? Так ли уж необходимо было сохранять пса до самого финального бегства в облако? С одной стороны все понятно: щенок для Волкодава не просто зверюшка, но существо, может быть, более важное, чем все женщины, — он тотем. С другой — на все эволюции вокруг щенка я смотрел с недоверием: чего-то мне не хватило, чтобы также безотчетно поверить в важность происходящего. Спасение арранта от жрецов играет в книге важную роль: Волкодав второй раз предстает перед кнесенкой, но сам аррант дублирует многие функции Тилорна, так что мы получаем двух одинаковых героев вместо одного. И, как мне кажется, весь финал с бегством в небесный мир служит лишь для оправдания присутствия арранта. В конце концов тот успел погибнуть от рук убийцы, но зачем-то воскрес. Это обилие персонажей рождает и обилие «хвостов»: кто хотел убить кнесенку, кто подсылал убийц со знаком огня и зачем? Кто эти убийцы вообще? Что случилось с девочкой-оленюшкой, подарившей Волкодаву бусину? Что за крылатые существа спасли Волкодава после выхода из рудников и для чего? Кто хотел нанять Волкодава и куда делась золотая монета? Да и бегство в «мир лучший» всех центральных персонажей выглядит как один большой рояль: не произойди его, истории арранта и Тилорна с Ниилит, щенка и старика с внуком повисли бы в воздухе. Так же, как повисает в воздухе история ослепшего воина: успели Тилорн с Ниилит помочь или нет?
Отдельно стоит отметить характер Волкодава: несмотря на раскольниковские внутренние монологи, он не меняется на протяжении романа совершенно. Его твердые моральные посылки остаются твердыми и неизменными, а события не предлагают ему «пограничных» противоречивых ситуаций, в которых эта твердость могла бы поколебаться. При том герою — двадцать три, время по нынешним меркам самых невероятных внутренних перемен. Волкодав же неколебим, отчего более похож на зрелого мужчину, если не на старика. Физически он неуничтожим и побеждает любого противника хоть с одной рукой, хоть с завязанными глазами. На этом фоне удивительна схватка с Лучезаром — сколько сам Волкодав говорил о боевых качествах боярина, сколько называл наиопаснейшим противником, и в итоге с какой легкостью расправляется с ним «одной левой»?! Поразительно.
Стихи, предваряющие каждую главу, написаны хорошо. Только слишком уж они современны. Стихи и песни у Толкина углубляют эпоху и работают на эпическую атмосферу, стихи в «Волкодаве» — нет, потому что отражают мышление не Волкодава и людей его мира, но наших современников.
Впрочем, роман все равно хорош. Не уверен, что стану читать продолжения, но сам роман, пожалуй, еще перечитаю.
-------
1 — Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. — 364 с.
2 — Морган Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. — Л., 1933.
3 — Берёзкин Ю. Е. Мифы Старого и Нового Света : из Старого в Новый Свет : мифы народов мира. — М.: Астрель : АСТ, 2009. — 446 с. — (Мифы народов мира).
Как и всякое направление литературы, «тёмная» проза (под этим зонтиком уютно разместились хоррор и родственные ему жанры) обросла изрядным количеством премий. Премия имени Ширли Джексон учреждена лишь в 2007 году, но уже зарекомендовала себя как одна из наиболее престижных в области «психологического саспенса, ужасов и мрачной фантастики».
Почему именно Джексон? В сравнении с другими мастерами жанра вроде Роберта Блоха или Фрица Лейбера, творившими в середине века, творческое наследие писательницы невелико, а её вклад в «тёмную» литературу ограничивается стопкой тоненьких романов да горсткой рассказов, в которых не то что Ктулху — и вампиров не найдётся. И всё же премия названа так не случайно. Одним из доказательств этого может послужить «Лотерея» — наиболее значимый сборник Джексон, теперь изданный и на русском языке.
В большинстве рассказов, собранных под этой обложкой, ничего фантастического как будто не происходит. Типичный герой Джексон — представитель (чаще представительница) среднего класса, по рукам и ногам скованный стереотипами — разумными ли, глупыми ли, но заведомо навязанными окружением и не вполне осознанными. Так, в рассказе «После вас, милейший Альфонс» героиня изо всех сил старается быть политкорректной — и сама не замечает, что впала в старый добрый расизм, только вывернутый наизнанку. Её сынишка и его темнокожий приятель, не успевшие еще нахвататься взрослых условностей, встречают её благоглупости непониманием. Дети у Джексон вообще показывают себя жизнеспособнее и смелее взрослых. К примеру, юная героиня «Званого полдника во льне», одарённая воображением и поэтическим талантом, отказывается играть роль учёной обезьянки при умиляющихся старших.
И всё же сопротивляемость детского ума не бесконечна. Некоторые мальчишки и девчонки, сами того не замечая, открывают душу злу в самом широком смысле. Девочка-подросток из «Опьянения», отказываясь принимать уродливый мир взрослых, грезит о его разрушении. Юный герой «Чарльза» в самом нежном возрасте вырабатывает в себе способность перекладывать вину на других — и с удовольствием ею пользуется. Малыши из «Ведьмы» и «Чужой» охотно впитывают уроки жестокости, которые преподносит им внешний мир.
Другие дети перенимают страхи у родителей — и вырастают их копиями, неспособными постоять за себя даже перед лицом откровенного хамства («Домашний рецепт», «Испытание схваткой»). Притеснения и неудобства пугают их намного меньше, чем риск не соблюсти приличия; на любое унижение они, как героиня одноименного рассказа, ответят словом «разумеется». Мир «Лотереи» — это мир предрассудков, лицемерия и застарелых комплексов. Титульный рассказ, символично размещенный в конце сборника, выносит приговор этому миру и предсказывает его будущее. Если обществом правят условности, то условиться можно о чем угодно — и даже традицию жертвоприношений возродить никогда не поздно.
цитата Ширли Джексон
Объяснить, что я хотела выразить в «Лотерее», крайне сложно. Полагаю, изобразив подчёркнуто жестокий древний ритуал, совершаемый в наше время, в моем собственном посёлке, я надеялась шокировать читателей наглядной картиной бессмысленного насилия и бесчеловечности, окружающих их самих.
Тонко чувствующие личности, не готовые смириться с правилами этого мира и бросающие — не всегда сознательно — ему вызов, обречены на поражение («Консультация»). Такова участь Маргарет из «Соляного столпа» — скромной провинциалки, за считанные дни раздавленной суетливым и недружелюбным Нью-Йорком. В финале рассказа город-монстр скидывает последнюю маску и являет свою подлинную, демоническую сущность, не приемлющую чужаков. Тот же фон представлен и в «Демоне-любовнике», где невеста ищет жениха, пропавшего в день свадьбы, но находит лишь враждебную пустоту городских кварталов. В «Зубе» банальная зубная боль становится пропуском в иную реальность, похожую и непохожую на нашу. Личность героини стирается и переписывается заново в адской мясорубке Нью-Йорка, а приглядывает за трансформацией таинственный незнакомец, в котором нетрудно узнать известного джентльмена на букву «Д».
И действительно, во многих рассказах фигурирует то некий мистер Харрис, то «Джим», то просто «мужчина в синем костюме»; дьявол то выступает на первый план, то прячется в тени. Функции его разнообразны, личин его не счесть, но одно остается неизменным: он всегда рядом. Подчеркивая это, Джексон предпосылает всем частям сборника цитаты из старинного демонологического трактата, а завершает его фрагментом из средневековой баллады «Джеймс Харрис, демон-любовник» (недаром в первых изданиях сборник имел подзаголовок «Приключения Джеймса Харриса»). Как ни хитри, а в дьявольской лотерее каждый получит то, что ему причитается.
Хотя славу «литературной ведьмы» Ширли Джексон принесли поздние романы (прежде всего «Призрак дома на холме»), уже в «Лотерее» проявился её талант к анатомически точному изображению человеческой души. На тонкой грани между реальным и фантастическим вырастают рассказы, способные будоражить читательские эмоции и в наши дни.
цитата "Зуб"
В зеркале она видела группу женщин, смотревших в её сторону или мимо неё; и ни одно из этих лиц не было ей знакомо, никто ей не улыбнулся и не подал виду, что её узнаёт. «Уж моё-то лицо должно бы знать само себя», — подумала она, чувствуя, что задыхается.
Рецензия впервые опубликована в журнале "Мир фантастики"
Это было долгое чтение. Не потому, что было скучно. Напротив, мне — поклоннице Джина Вулфа — хотелось, чтобы чтение не заканчивалось и длилось вечно. Именно о том, как мне удалось достичь такого состояния — мой — даже не отзыв или рецензия — рассказ. Не о структуре сюжета, наполнении деталями, философии Аристотеля — об этом уже написали другие толковые отзывы. Об эмоциях, ассоциациях и идеях, рожденных в моей голове "Иными песнями"Яцека Дукая.
Яцек Дукай "Иные песни"Аннотация:Если говорить о фабуле, "Иные песни" — это рассказ о человеке сломленном войной, но который постепенно обретает достоинство. Так же это и роман об альтернативной Земле, на которой существуют летающие города, и жители которой колонизировали Луну. Еще это рассказ о вторжении Чужих — совершенно непонятных существ, искажающих Реальность. Но самая замечательная и бросающаяся в глаза черта романа Дукая, это Вселенная основанная на предположении, а что, если бы Аристотель был прав, и мир состоял из Материи и формирующей ее Формы?...
"Иные Песни" не поддаются классификации, посему роман могут читать (и полюбить) сторонники различных жанров небанальной литературы.
Небольшое лирическое отступление, которое, тем не менее, поможет понять суть происходящего
Любите ли вы песни на иностранных языках? Нет, не на тех, которыми владеете свободно, а на тех, которые знаете едва-едва, несколько десятков слов, не больше, или на тех, слова которых для вас просто набор звуков, мелодичных или режущих слух своей чуждостью? Вы слушаете такие песни без раздражения? Если, да, то продолжим наш разговор.
Я люблю все хорошие песни, на каком бы языке не рассказывал певец свои истории. Сначала ты пытаешься уловить хоть какой-то смысл в звучащих словах, ловишь знакомые сочетания звуков. Твой мозг усиленно работает, пытаясь интерпретировать получаемые данные в знакомые слова и символы, но все его попытки напрасны.
И вот, когда ты уже сдался, что-то щелкает внутри головы. По давно спящим аксонам и синапсам пробегают электрические волны, вызывающие к жизни давно забытые ассоциации и эмоции, и, неожиданно, из глубин мозга всплывает УЗНАВАНИЕ — этот таинственный левиафан ПОНИМАНИЯ. Звуки полузнакомого или вовсе незнакомого языка сливаются со звучащей мелодией, и становится понятен СМЫСЛ, заключенный в этих Иных песнях. Иногда это глубинное понимание даже невозможно выразить словами. Я знаю, я понимаю, я готов петь эту песню вместе с вами....
Путешествие материалиста в страну Зазеркалья
Мир Иных песен — это своеобразное "Зазеркалье" нашего с вами существования. Мы дети мира, где материальное главенствует над духовным. Мы практичны, рациональны, свято верим в нерушимость причинно-следственных связей и всегда знаем, где "черное" и где "белое". Нам исключительно неуютно в мире, где мысль главенствует безраздельно и формирует материальное, лепит материю по своему усмотрению, и творит саму Вселенную. Где более сильная мысль и воля творят структуру и наполнение всего мира, а более слабые духовно обитатели просто слепо следуют уготованной им судьбе.
/Думаю в этом месте, кто-то сразу скажет: если так посмотреть, то это никакое не Зазеркалье. В нашем мире все то же самое: сильные мира нашего кроят для слабых судьбу, только действуют при этом более грубыми, материальными средствами. Но чтобы попасть в Зазеркалье, надо сначала посмотреть в Зеркало. Не правда ли?/
И вот я, материалист до мозга костей, неожиданно попадаю в такой мир. Мне чуждо все. Я не знаю его законов, поскольку философию Аристотеля изучала тридцать лет назад, да и то ей был уделен маленький абзац. Я почти не знаю этого языка, сформированного господством мысли над материей. Я теряюсь среди незнакомых слов, фраз, событий, пытаюсь уловить их смысл, а мой мозг рационалиста мучительно ищет знакомые вехи, причины, следствия, чтобы втиснуть получаемую информацию в знакомую и устоявшуюся картину мира. Мне неуютно, некомфортно и хочется вернуться к привычному. В этом месте можно бросить все и закрыть книгу.
Но я люблю песни на незнакомых языках и знаю рецепт их восприятия. В какой-то момент я отключаю свои рациональные мозги, и начинаю воспринимать текст так, как слушаю Иные песни. И это срабатывает: на помощь приходит память, воскрешающая эмоции и ассоциации. И тогда история жизни господина Иеронима Бербелека с ее взлетом, падением и новым взлетом, с его упорным и одиноким "нет" всем сильным, пытающимся перекроить его судьбу, становится почти личной и глубоко разделяемой. И тогда все, что так раздражало — незнакомые законы, понятия и слова — воспринимается гармонично.
Т.е. я хочу сказать, что невозможно вступить в этом мир туристом, который несет с собой шлейф из обыденных забот, устоявшихся понятий и нежелания поступиться своими привычками ни на минуту. По этому миру надо путешествовать устремленным исследователем, оставившим за спиной прошлый опыт рационального восприятия, как по реке или морю, полностью отдаваясь течениям-событиям и воздушным потокам-эмоциям., по волнам узнавания и понимания.
Еще одно лирическое отступление: отголоски Иных песен в закостенелой душе материалиста или зачем все это нужно
Я хочу заметить, что сознательно ничего не пишу о построении сюжета, переводе/хотя труд переводчика в этом случае — героический подвиг, не меньше/, развитии образов героев. Потому что в данном случае это абсолютно бессмысленно. Сухие слова ничего не скажут, не подготовят к восприятию и не ответят на вопрос: читать или не читать. Книга или очень понравится или вызовет полное отторжение. Единственное... Вам нравится Джин Вулфи его"Книга Нового Солнца"? Причем даже не первая часть, а последующие, где эмоциональное важнее рационального? Вы смогли дочитать "И явилось новое Солнце"? Если, да, то вы готовы и к восприятию "Иных песен".
Теперь же я хочу ответить на свой собственный невысказанный вопрос. Зачем это нужно? Зачем придумывать такой сложный мир, наполнять текст непонятными словами, наслаивать уровни значений и скрытых смыслов. Можно ведь просто, ясно, без затей. Линейный сюжет, однозначные герои, динамичные события.
Я отвечаю сама себе, так, как прочувствовала. Все дело в идентификации. В своих и чужих. В нашем сложном мире, где происходит миллионы событий, уже невозможно исходить из крайних определений, деля мир строго на "черный" и "белый". Все усложняется многократно и линейный подход уже не годится. Не достаточно знать всего лишь один язык и утверждать, что он — единственно верно описывает окружающий мир. Без умения слушать, слышать, узнавать и понимать Иные песни уже ничего не получается. Вот такая моя версия, зачем и почему нужны нам " Иные песни" Дукая.
облако тэгов
