Рецензии на фантастические книги

Рэйна Мори – японка-натуралистка. Одиночка, не стремящаяся к обществу. «Повелительница» растений, слышащая, понимающая их. Дающая возможность расти как на дрожжах. Но не просто так. Флора идет в рост на энергии, эмоциях Мори, использует ее как батарейку.

Тристан Кейн. Сын главы магического криминального синдиката, ставший разочарованием для папаши, вследствие позднего раскрытия способностей. Порвал с отцом-тираном, решив власти и денег добиваться сам. По кратчайшему пути женитьбы на дочери миллиардера. Ответственный, амбициозный парень, готовый долго и тяжело работать. Не владеет боевой магией. Уникальный товарищ, видящий иллюзии насквозь. И не только иллюзии. Человек, пронзающий взглядом саму суть мира, вплоть до атомов. Его потенциал едва раскрыт и какие еще сюрпризы таятся внутри Кейна, неведомо никому.

Каллум Нова — африканер-блондин из крутого и богатого семейства. Прагматичный эмпат, способный приманить многотысячную толпу, за пяток минут через чувства вскрыть любого оппонента как консервную банку. Не зря его сравнивают с качественным гипнотизером. Игрок, азартен, беспринципен. Подвержен скуке, ищет развлечений и достойного соперника.

Париса Камали — телепат несравненной силы, работающая с разумом и подсознанием. Прекрасная аморальная девица, активно использующая секс в достижении своих целей, ведь в постели даже маг не может закрыться от ее дара. Еще одна жертва «родом из детства».

У каждого из героев масса детских психотравм и комплексов. Каждый готовая диссертация, когда по психологии, когда по психиатрии.

Каждая глава посвящена одному из шестерки, и постепенно вскрывает всех протагонистов до донышка. Кто-то удостоился больше авторского внимания, кто-то меньше, но, в общем, всем досталось сполна. Персонажи расписаны подробно, с чувством и расстановкой, с массой описаний мыслей, переживаний, рефлексий. Чрезмерная обстоятельность автора в описаниях постепенно становится одним из главных недостатков книги.

К сожалению, Блэйк до одури велеречива и многословна. И если поначалу это смотрится фичей книги (немногие вкладывают столько труда в раскрытие внутреннего мира персонажей), то со временем превращается в баг.

Внутренние монологи сменяются корявенькими диалогами, регулярными и патетичными порицаниями капитализма, длинными описаниями мыслей и ощущений героев. Лучше бы магических действий побольше описала, право слово. Ведь когда Блэйк демонстрирует очередную сторону профессиональной волшебной деятельности наших конкурсантов, или их восприятие мира – ей многое хочется простить.

Изрядно времени уделяется интригам и поиску союзников. В принципе, обоснованно, ведь к концу года один из компашки будет из нее исключен. Но не повелением сверху, а выбором самих членов коллектива.

Неординарный способ исключения становится ключевым моментом второй части романа. Позволяя автору заложить в книгу мощную моральную основу. Обратить читательское внимание на ситуацию, в которой приходиться продать душу, поступиться человечностью и моральными принципами. Дает возможность поговорить с нами о цене власти. Психологических извратах, способах самоубеждения и убеждения товарищей. Готовности нормальных людей, почуявших аромат небывалых высот, к ненормальным решениям и действиям. Закрутить к финалу свежий виток интриги, изрядно подняв градус напряжения. Подготовить читателю любопытный нежданчик. Завершив дело открытым, прям-таки зияющим концом.

Время от времени на поверхность всплывают мотивы, четко узнаваемые по Роулинг, Гроссману или Вачовски. Впрочем, автор особо и не скрывает источники своего вдохновения. Взамен исправляя пошатнувшееся впечатление свеженьким магдейством или описанием реакции колдуна. Появлением конкурентов и нелюдей. Любопытными экспериментами со временем, плодотворными размышлениями над наукой и магией. Или задорной и кровавой битвой (одной единственной на всю книгу), смешавшей колдовские поединки с работой спецназа и рукопашными схватками. Внешнего действия в романе негусто.

Что касается акцента на сексуальной жизни шестерки, столь возмутившего некоторых рецензентов. Нельзя сказать, что эротических моментов в романе слишком много, но они имеются, причем в неклассическом варианте тоже. Интересно, что они почти не отвлекают от сюжета. Введены сексуальные сцены обосновано и смотрятся на своих местах.

Эрго. Чертовски велеречивое психологическое размышление о цене власти. Из плюсов – поработанные герои, недурно описанные магвоздествия и внутренний мир колдунов. Воды бы убрать (причем кардинально) да динамики прибавить – могли б бути люди.

Молли прямиком перекочевала из «Джонни-мнемоника», присовокупив к своему резюме историю Рикки, сполна расплатившейся в «Доме голубых огней» за модификацию глаз.

Кейс – это гибрид Джонни с Бобби Куайном из того же «Сожжения Хром». Из-за его похожести Молли сравнительно скоро и оказалась с ним в постели.

Империя Хром преобразовалась в компанию «Тессье-Эшпул» с 3-Джейн.

Псы-нитехи стали Дикими Котами.

И даже механическая рука Автомата Джека пошла в дело, перейдя к бармену Рацу.

Понятно, что этого было мало. Характеры были расширены и углублены. Суть, правда, осталась: сильная женщина и слабый мужчина:

— Хорошо, когда каждый занимается своим делом, верно? Ты сидишь за компьютером – я бью морды.

Персонажи

Филип Дик как-то проанализировал, чем отличается рассказ от романа. Вот одно из отличий:

— В рассказе о героях узнаешь из их поступков, в романе же все наоборот: есть герои, и они делают нечто уникальное, проистекающее из их неповторимой натуры.

Без Молли «Нейроманта» бы не было. Она — самый яркий персонаж романа. Не зря же ее образ был продолжен в «Матрице», и, похоже, в «Призраке в доспехах». Хотя она не протагонист. Кейс, в отличие от нее, – далеко не Нео:

— Прятаться от кого-то, убегать – это у тебя на роду написано. Все эти заморочки в Тибе – простейший, очевиднейший вариант того, чем бы ты занимался в любом другом месте. Непруха, она часто так делает, обнажает самую сущность.

А сущность его была в том, что свободу от невезения, от постылой жизни, «мяса» он чувствовал только в киберпространстве, в Матрице.

На протяжении всего романа пунктиром идет линия Линды («Знаешь, почему она решила тебя кинуть? Ты перестал ее замечать»), хотя убита она была в самом начале. Ее смерть оставила в нем след. Поэтому Нейромант и использовал ее образ, чтобы остановить Кейса. Там, в Матрице, в последних главах, он встретил Линду и почувствовал «нечто первозданно-мощное, нечто знакомое ему по Ночному Городу, знакомое и хранившее его – до времени – от времени и смерти, от безжалостной, всепожирающей Улицы. Нечто, столько раз найденное – и столько же раз утраченное. Нечто, относившееся – он знал это всегда, и вспомнил сейчас, к сфере плоти, к сфере мяса, презираемого всеми ковбоями».

Но это его не остановило. Кейс прошел свой Путь до конца:

— Дай нам этот долбанный код. Иначе просто ни хрена не изменится, ни-хре-на! Станешь такой же, как твой папаша. Сперва все переломаешь, а потом начнешь строить заново! Поставишь стены на место, сделаешь их еще прочнее… Я не знаю, что будет, если Уинтермьют победит, но ведь хоть что-то изменится!

Когда он вышел на конечную цель, узнал: чтобы пробить последнюю защиту Нейроманта, нужно кого-нибудь возненавидеть.

— Ну и кого же мне ненавидеть? Посоветуй что-нибудь.

— А кого ты любил? — спросил Финн.

Ответ был очевиден: ни-ко-го. И полный омерзения, ненависти к себе, он пробил защиту (в том числе и защиту свою — панцирь, не менее прочный, чем у ИИ).

Мне он напомнил Рэдрика Шухарта перед Зототым Шаром, хоть и кричавшего «Счастья для всех, даром», но полностью опустошенного, что-то в момент гибели Артура Барбриджа (а он ему – никто: ни сват, ни брат, ни друг, а лишь предрешенная жертва) окончательно потерявшего, и уже не способного подняться в полный человеческий рост в переносном смысле этого слова: «…с тех пор все тянутся передо мной глухие кривые окольные тропы…»

В финальном разговоре с объединенным ИИ он спрашивает: что изменилось, ты теперь Бог? Но слышит в ответ: ничего не изменилось, мир остался прежним. И недоумевает, крутя в руках сюрикэн (о нем позже): так ты что – «просто существуешь и все?» (самое забавное и, надеюсь, не надо объяснять почему, в «But what do you do? You just there?» — курсив самого ГИБСОНА). То бишь: он, Кейс, тут жилы драл, но не изменилось НИЧЕГО.

Зачем, вы думаете, Кейс потратил большую часть своего швейцарского счета на «новые поджелудочную и печень», а на оставшиеся деньги купил «Оно-Сэндай» и билет до Муравейника». Да, он женился на девушке со странным именем Майкл и нашел себе работу. И даже, как говорят, народил четырех детей. Но ведь до этой операции у него была совершенно новая поджелудочная, не реагировавшая на наркотики…

Поперек

Чтобы стать заметным, художественное произведение должно выбиваться из ряда. ГИБСОН так и выстраивал роман. В интервью в интервью 2011 года Дэвиду Уоллес-Уэллсу он сказал так:

— Мне казалось, что господствующая американская научная фантастика середины века часто была триумфальной и милитаристской, своего рода народной пропагандой американской исключительности. Я устал от Америки как будущего, мира как белой монокультуры, главного героя как хорошего парня из среднего класса или выше. Я хотел освободить место для антигероев. Я также хотел, чтобы научная фантастика была более натуралистичной. В большинстве произведений изображенная технология была настолько гладкой и чистой, что ее практически не было видно. Как бы выглядел любой фаворит научной фантастики, если бы мы могли увеличить разрешение? В то время многое было похоже на видеоигры до изобретения фрактальной грязи. Я хотел видеть грязь в углах.

Кто-то уже заметил, в «Нейроманте» больше «панка», чем «кибера». Общим местом стали слова, что роман (и куда больше, чем последующие, даже из той же трилогии) берет начало из Уильяма Берроуза, Томаса Пинчона, Джеймса Балларда и Дэшила Хэммета (автор не раз подчеркивал, что никак не из Рэймонда Чандлера). Не раз говорилось, что много взято из нуара, по поводу которого Михаил Трофименков как-то процитировал французских кинокритиков:

— Тревога, возможно, вызвана в большей степени, чем жестокостью, необычным развитием действия. Частный детектив соглашается выполнить очень неопределенную миссию: найти женщину, остановить шантаж, удалить кого-либо, и тут же трупы устилают его путь. За ним следят, его оглушают, его арестовывают. Стоит ему спросить о чем-то, как он оказывается, связанный, окровавленный, в подвале. Люди, едва различимые в темноте, стреляют и убегают.

Ну, прямо, как о «Нейроманте» написано.

К вышеназванным именам добавляют Альфреда Бестера, Сэмюэля Дилэни (не к его ли Мышу отсылает Ривьера?) и автора криминальных романов Джима Томпсона.

Мир

ГИБСОН тщательно выстраивал повествование, оттачивая композицию, арки героев, стиль, атмосферу. На это и ушло лишние полгода.

Роман действительно сделан искусно. Лично я второй раз – через месяц — прочитал его с куда большим удовольствием, не торопясь и смакуя незакавыченные цитаты, отсылки, аллюзии, параллели и пересмешки.

Взять хотя бы сюрикэн. В первой главе Кейс разглядывает их в витрине магазина: «Сюрикэны переливались уличным неоном, и Кейсу на мгновение показалось, что это и есть его путеводные звезды, что его судьба читается в созвездии грошовых хромированных железок». В 3-й Молли дарит ему один из них: «Сувенир. Я заметила, как ты всегда на них смотришь». А в последней — уже после всего и когда Молли неожиданно покинула его – он, собираясь уезжать, вспомнил подарок, взвесил его в руке и с размаху бросил в экран компьютера: «Никто мне не нужен».

Да, Уильям ГИБСОН действительно Мастер. Но почему, написав чуть ли не половину романа, он, пойдя в кино на премьеру «Бегущего по лезвию», убежал с нее, не досмотрев, и реально подумывал, что нет смысла продолжать «Нейромант»: все уже сказано.

Что же такого было уже сказано?

Вот еще одно отличие романа от рассказа от Филипа Дика:

— В научно-фантастических рассказах случаются фантастические события, в романах же выстаивается целый фантастический мир, полный незначительных деталей. Возможно, для героев они и незначительны, читатель же познает фантастический мир именно благодаря множеству этих мельчайших подробностей.

Может, вот этот самый придуманный им для «Нейроманта» мир и увидел автор в кинотеатре? И, чтобы понять, в каком мире проистекает действие романа, надо смотреть фильм Ридли Скотта?

И да, и нет. Даже точнее – и да, и ДА.

Неигрушечные паровозы

В известном интервью 2012 года журналу «Wired» Уильям ГИБСОН признается:

— Когда я писал роман, вернее, даже ещё раньше, года за два до этого, когда я писал пару рассказов, из которых потом выросла вся вселенная «Нейроманта» — я торопился и думал: «Только бы успеть! Только бы успеть опубликовать их прежде, чем ещё 20 000 человек, которые прямо сейчас пишут абсолютно то же самое, опубликуют своё!» Я думал: «Вот оно! Пришло «время паровых машин» для таких сюжетов».

Люди делали игрушечные паровые машинки тысячи лет. Их умели делать греки. Их умели делать китайцы. Много разных народов их делали. Они знали, как заставить маленькие металлические штуковины вертеться с помощью пара. Никто никогда не мог найти этому никакого применения. И вдруг кто-то в Европе строит у себя в сарае большую паровую машину. И начинается промышленная революция. Когда я писал эти два рассказа, я даже не знал, что наступающие десятилетия назовут «цифровой эрой». Но это было время паровых машин. Оно пришло. Ещё несколько лет после этого я не переставал удивляться тому, что у меня за спиной не было огромной волны писателей, которая раздавила и поглотила бы меня после того, как я открыл шлюзы этими маленькими рассказами о киберпространстве. Волна в конце концов пришла, но это произошло позже, чем я ожидал. Это было странно. Я очень сильно выиграл от этого.

Коллеги сразу впечатлились романом: он отхватил аж три премии – «Хьюго», «Небьюла» и Филипа Дика.

Британская «Гардиан» в 2003 году в статье «Уильям ГИБСОН: человек завтрашнего дня» цитирует писателя Джеймса Флинта:

— Читая ГИБСОНА в начале 1990-х, у вас возникало ощущение, что вы прозревали «правду» о том, куда мы все движемся; несколько лет спустя, когда я работал в «Wired» и все это видел, разыгрывалось примерно так, как он описал... Это было довольно жутко. Ясно, что он изложил некоторые ключевые культурные параметры так называемой "информационной революции". В течение следующих пяти лет, думаю, я не встречал в своем окружении того, кто не читал бы роман и не использовал его как решающий пробный камень.

Но возникает закономерный вопрос: «пробный камень» для чего? По сути, нам рассказывают историю о том, как один искусственный интеллект нанял хакера, чтобы объединиться с другим искусственным интеллектов, взломав его. И все! Чего они так все сполошились?

Обе цитаты связаны с американским журналом «Wired», который начал выходить в 1993 году и специализировался на том, как новые технологии влияют на культуру, экономику и политику. Журнал сразу же замахнулся на Вильяма нашего… ГИБСОНА и привлек его в качестве репортера. Его репортаж из Сингапура «Диснейленд со смертной казнью» это нечто. Он действительно замечает то, что в упор не видят все остальные. Репортаж привел к временному запрету журнала в Сингапуре.

Еще одна цитата из ГИБСОНА:

— В восьмидесятые и девяностые годы был довольно долгий период, когда новое поколение пыталось пробиться к корифеям бизнеса с идеями цифровых технологий, но отклика не получало. Тогда они доставали экземпляр «Нейроманта» и говорили: «Прочтите это! Это может дать вам некоторое представление, о чем я говорю». И часто это срабатывало: тот перезванивал и говорил: «Это захватывающе!» Насколько я знаю, это была моя реальная функция в том мире.

Заметьте: практически каждый из читавших пропускал (не обращал внимания) то, что в книге описывается антиутопия, – этот факт вообще пролетал мимо них. А мы до сих пор видим в обзорах киберпанка и «Нейроманта» тезисы про мрачный антиутопический мир, где корпорации используют и подавляют человека. Вряд ли этого впрямую хотели даже сами топ-менеджеры настоящих корпораций, к которым с книжкой ГИБСОНА приходили клепавшие в гаражах будущее очкастые юноши с идеями.

И еще раз: если автор, как уже говорилось, слабо представлял, что такое цифровое пространство и описал его неверно, что же тогда все они в нем увидели?

Континуум Гернсбека

Ключ к секрету романа Уильяма ГИБСОНА находится в его рассказе «Континуум Гернсбека». Напомню: фотографу заказывают снимки для проекта «Аэродинамический футурополис: Будущее, которое не наступило». Речь идет о сооружениях 30-40-х годов, дизайнеров которых вдохновляла будущая космическая эпоха, выраженная лучше всего на обложках журнала «Удивительные истории» Хьюго Гернсбека: «ребристые фасады кинотеатров, будто призванные излучать некую неведомую энергию, витрины мелочных лавок, отделанные желобчатым алюминием, стулья из хромированных трубок, пылящиеся в гостиничных вестибюлях» — «остатки мира грез, позабытые в равнодушном настоящем», осколки коллективного бессознательного Америки 30-х годов.

Один из образцов – здание компании «Джонсон Вакс» с древовидными колонами, построенное по проекту Фрэнка Ллойда Райта: «выглядело так, словно проектировал он его для людей в белых тогах и люцитовых сандалиях».

Рассказчик, будучи профессионалом, настроился на проект, и вскоре его стали посещать видения этого мира: какой бы он был сейчас, наступи предполагаемое будущее — взмывающие сквозь облака небоскребы, километровые дирижабли, каплевидные автомобили с акульими плавниками, и люди в белых тогах, говорящие что-то мудрое и сильное.

Как ему объясняет друг-журналист, «все это семиотические фантомы, шматки глубоких культурных образов, которые откололись и зажили самостоятельно». Это все равно как многочисленные сообщения о контактах с инопланетянами людей, уверяющих что действительно их видели и даже похищались ими: «все контактерские истории, опираются на научно-фантастические истории, которыми наша культура пронизана сверху донизу».

(Впрочем, контактерские истории — уже послевоенный феномен, проанализированный Карлом Юнгом в работе «Один современный миф. О вещах, наблюдаемых в небе». В фильме 1997 года «Люди в черном» преследуемый Джеем инопланетянин «коленками назад» вспрыгивает по стенам музея Гуггенхайма в Нью-Йорке, спроектированном тем же Фрэнком Ллойдом Райтом, на мой взгляд, явно под влиянием позитивистких идей, прямо нацеленных на такое же идеальное будущее. А в конце фильма обнаруживается: смотровые башни павильона штата Нью-Йорк (построенного для Всемирной выставки 1964 года ) в парке Флашинг-Медоус, — это замаскированные летающие тарелки – деталь все того же образа будущего. Кстати: откуда, вы думаете, идея так называемого «тента завтрашнего дня» из того же павильона?)

То есть в коллективном бессознательном формируются образы ожидаемого будущего. С помощью кино, СМИ, книг, интернета и прочего. Какую-то роль в этом формировании играет и научная фантастика. Она, в частности, десятилетиями выстраивала будущий мир космической экспансии. И когда действительно все это началось, общество уже было подготовлено.

У того, что сделал «Нейромант» есть два аспекта. Автор и его коллеги действительно увидели появление ранее не существующего. Компьютер ENIAC был представлен широкой публике еще в 1946 году, классическая статья Тьюринга «Вычислительные машины и разум» вышла в 1950-м. Разумные машины были целым направлением в научной фантастике. Но это существовало в рамках все той же научной картины мира. Мира, выстроенного в рамках определенной парадигмы. К началу 80-х все мы оказались на пороге кардинально иного будущего, образ которого и был представлен в «Нейроманте» (как раз этот период связан с началом массового распространения персональных компьютеров: игрушечные (офисные) паровозы становились неигрушечными (домашними)). И роман даже в какой-то мере сформировал это будущее. Как там говорится в аналитике ЦБ: показатель инфляции во многом зависит от уровня ожиданий инфляции.

Перед ГИБСОНОМ стояла задача: как показать этот мир. Он всего лишь выстраивал сеттинг для рассказываемой истории: где и как это все происходит. Но так тщательно делал «как», что у него в итоге получилось «что».

Лучше всего это описал Лоуренс Персон, бывший редактор фэнзина «Nova Express»:

— Киберпанк осознал, что старая строгость научной фантастики «измени только одну вещь и посмотри, что произойдет» безнадежно устарела, и эта доктрина стала неактуальной из-за бешеных темпов технологических изменений конца 20-го века. Будущее — это не «одна хрень за другой», а всякая хрень одновременно. Киберпанк не только осознал эту истину, но и принял ее. Перефразируя председателя Брюса, киберпанк привнес технологическую экстраполяцию в ткань повседневной жизни.

И действительно, что там написал СТЕРЛИНГ в предисловии к «Зеркальным очкам»? Вот:

— Для киберпанков технология уже интуитивна, она не олицетворяется безумными учеными и гениями не от мира сего, она вокруг и внутри нас. Не вовне, но рядом. Под кожей, зачастую — под черепной коробкой.

Вот эта «техника иммерсивного построения мира» и придала «Нейроманту» такое качество откровения (это опять Лоуренс Персон). Ведь методом «измени только одну вещь…» работали и соратники по киберпанку, и даже те, кто ныне скорбит о праве первородства.

И еще раз подчеркну: «high tech/low life» не в том смысле, в каком обычно эту фразу цитируют, а в том, что эта low life буквально пропитана high tech, освоила их — не только способом, описанным в инструкциях, и не только качественные гарантийные их образцы, — и это не изменило low life ни на йоту (радио есть, а счастья нет). Ридли Скотту тоже удалось это передать.

Сам ГИБСОН, возможно, ничего конкретно связанного с цифровым миром (помимо термина киберпростантство) и не изобрел и во многом ошибся, но помните эпизод в самом конце «Дюны», когда Преподобная Мать отшатнулась от четырехлетней Алии: «Она у меня в мозгу. Она – одна из тех, кто дает мне воспоминания. Они в моем сознании, во мне! Это невозможно, но это так!»

Вот, пожалуй, самое точное определение «Нейроманта». Не зря его называют архетипичным. Каждое отдельное фантдопущение, упомянутое в романе, уже где-то кто-то придумал раньше. Но после публикации «Нейроманта» чуть ли не в любом произведении на ту же тему ощущаешь именно его. Он действительно «дает нам воспоминания» даже там, где, возможно, и не присутствовал.

И он по-прежнему захватывает при чтении.

Подлинные имена

Что же касается права первородства, странно, что никто – даже на Западе – не заметил в «Нейроманте» трибьют Вернору ВИНДЖУ. И сам ВИНДЖ, похоже, не заметил.

В 21 главе Нейромант в гиперпространстве разговаривает с Кейсом о том, что для взлома его защиты необходим тьюринг-код:

— Чтобы вызвать демона, нужно узнать его имя. Древняя мечта людей, теперь она сбылась, хотя и не совсем так, как они себе это представляли. Ты понимаешь меня, Кейс. Ведь твоя работа состоит в узнавании имен программ, длинных абстрактных имен, скрываемых их владельцами. Истинные имена…

Последнее предложение из двух слов «True names» – название повести Вернора ВИНДЖА. А абзац перед этим – передает ее суть. Вряд ли это совпадение.

Роберт Йоханнсон – программист и инженер. Чуток напоминающий незабвенного Марка. В отличие от Вейера автор уделяет гораздо меньше времени научному подходу (и описанию экспериментов), но мыслит Боб примерно как Уотни. Хороший технарь. Приятный парень, заядлый посетитель конвентов, фанат научной фантастики и Звездного пути. Любящий и ценящий одиночество, неловко чувствующий себя в толпе. Именно эти качества и склад мысли, отличающийся от общепринятого стадного, помогают Бобу преодолеть главную проблему репликантов (ну и контроль над эндокринной системой). Став своеобразным мессией для двух разумных рас.

Именно Боб, а точнее его взаимодействие с окружающим миром, позволяет выделить роман из длинного списка НФ, посвященных концу света и звездной колонизации.

В роли главного героя не обычный человек, или несколько гомо сапиенсов. Даже не модификант, андроид, киборг или еще какой робот.

В дебюте мы видим протагониста в состоянии чистого разума, лишенного возможности физически влиять на мир. Затем овладевшего периферийными устройствами, освоившего разные течения времени. Отправившегося в космос, управляющего кораблем и «бродягами» (при поддержке интерфейса с ИИ), создающими новые зонды и новых Бобов.

С появлением которых действие из линейного превращается в изрядно разветвленное. Ведь практически каждый из них выбирает свой путь и свою стезю исследования. Отправляясь к различным звездам в поиске землеподобных планет и ресурсов. В этой части с Бобами наступает небольшой перебор. К многоголосице разных вариаций протагониста надо привыкнуть.

На примере ГГ автор демонстрирует нам многообразие граней людской личности. Ведь появляющиеся на свет Роберты аж никак не являются одинаковыми клонами. Напротив, возникают абсолютно разные по поведению, реакциям, психологии люди (точнее разумы), основанные, тем не менее, на едином исходнике.

А также арку отцов и детей. Испуга родителя при появлении долгожданных (или не очень) чад. Стремление сбежать «свит за очи».

Ближе к экватору многообразие путешествий Бобов сводится к двум основным линиям.

Первая – Земля. Тут автор поиграет с апокалипсисом, попеняет гомо сапиенсам за их не лучшие черты, продемонстрирует необходимость исследования космоса. Мало ли, вдруг спасение придет именно оттуда.

Вторая — Дельта Эридана под девизом «Борьба за огонь». Здешний Боб примерит на себя нелегкую роль прогрессора, старшего брата по разуму и даже…

Не преминет Деннис также зацепить злокозненный внеземной разум. Далі явно буде.

Не забудет Тейлор о динамике. Встречаются экшен-сцены еще в самом начале. А после отлета корабля автор и вовсе подарит читателю пару-тройку натуральных космических сражений.

Познакомит нас поближе с планетами Солнечной системы и далекими, но относительно близкими звездами. Этих описаний, будем честными, можно было бы поболе.

Да, откровений от романа ожидать не стоит. Практически все составляющие мы уже встречали, и порой не раз. Язык простоват, многовато схематизма, часть линий стоило бы развернуть, кое о чем поговорить подробнее и не столь сухо. Но общего впечатления это почти не портит.

Эрго. Интересный микс из большого количества тем НФ, поданный через призму неординарного героя/ев.

P. S. В цикле «Вселенная Боба» на сегодня четыре романа, на русский переведены уже три.

«Полный газ» — история о путешествии и мести байкерам за убийство дочери дальнобойщика. Текст злобный и могущий стать, как лучшие книги Стивена Кинга, сценарием для добротного триллера.

«Кот тоже повернул морду и посмотрел прямо на меня. Я зажмурился, вздрогнул и снова открыл глаза. И, конечно, ничего подобного не было.

Наши скакуны несли нас в ночь, во тьму, несли в безумной ярости, круг, и круг, и еще круг, — и этот путь не имел конца. Ни для кого из нас.

Следующие три часа мы гуляли по пристани под порывами ветра. Ждали, пока Нэнси доработает смену. Пиво во мне уже вовсю плескалось, я это понимал и все равно продолжал пить. Ветер бил в спину и почти сдувал нас.

В ожидании Нэнси мы с Джейком некоторое время рубились в китайский бильярд. Потом Гэри и я прошлись по пляжу, вполне романтично держась за руки и любуясь звездами, а затем предсказуемо начали беситься. Гэри схватила меня и потащила в воду. Я потерял равновесие, шлепнулся, встал; в кроссовках захлюпало, штанины вымокли и затвердели от налипшего песка. Гэри отделалась легким испугом: ее сандалиям вода была нипочем, штанины джинсов она предусмотрительно подвернула — и поэтому сейчас едва не падала от хохота, целая и невредимая. Позже я согрелся парочкой хот-догов с беконом, истекающих расплавленным сыром.

В десять тридцать все бары оказались настолько переполнены, что толпы народа выплеснулись на тротуар. Дорога в гавань была забита под завязку; автомобили шли бампер к бамперу; ночь оглашали счастливые восклицания и сигналы клаксонов. Однако почти все другие заведения, кроме баров, расположенные вокруг пристани, или уже были закрыты, или закрывались. Большой батут и пиратская шхуна окутались темнотой час назад.

К тому времени я едва держался на ногах от выпитого пива и от всего съеденного на ярмарке. Подступила тошнота. Похоже, к тому моменту, когда у нас с Гэри дойдет до постели, я буду мало на что способен.

Киоск с пончиками располагался у самого начала пирса. Когда мы туда дошли, электрическая вывеска над окошком выдачи уже не горела. Нэнси салфеткой сметала с шершавой стойки корицу и сахарный песок; она пожелала хорошего вечера второй девушке, которая с ней работала, и вышла через боковую дверь — прямо в объятия Джейка. Они долго и страстно целовались; Нэнси стояла на цыпочках, прижимая локтем нашумевшую тогда книгу «Кони, кони».

— От тебя самого. Ты сам себе злая лихорадка, Ко-ко-конрад…»

Сергей Ковалев. Котт в сапогах. Конкистадор

Второй роман трилогии «Котт в сапогах». Забавный, но не слишком перегруженный высокими идеями и мироописанием фэнтезийный текст. Что делать Котту, бывшему наемнику, а теперь Личному шпиону Короны, по случайности превращенного магиней в пушистого кота? Маленькая кошачья голова совсем не приспособлена для человеческого разума, да и в кошачьем облике не очень-то и воспользуешься многими радостями жизни. Выход только один – найти специалиста по тайным искусствам, способного вернуть за вознаграждение человеческий облик.

Для его поисков в королевстве даже устроили всемирный конгресс магов, на котором магу, сумевшему расколдовать Котта, была обещана немалая награда. Но и это не помогло. А тем временем Котту-коту надоело постоянно слышать: «Какой симпатичный котик! Да еще говорящий». А тут в столицу тайно вернулся бывший придворный маг — негодяй Морган Мордаун, превращенный в крысу. По приказу Моргана, провозгласившего себя избранным, крысы и мыши стали скрытно собирать деньги, воруя у людей. А зачем крысам деньги? Но вскоре армия крыс была разбита союзниками Котта – дикими котами и птицами, и попавший в плен Морган поведал, что в далекой Южной Америке сохранился когда-то применяемый к позабывшим себя берсеркам способ обратного превращения – из медведя или волка в человека. И начались поиски местных потомков шаманов, а потом – дорога дальняя — через океан в городишко Нехренаско-дель-Пупо...

«Что ж, милые дамы и уважаемые господа, как вы уже могли заключить по моему виду, мэтр Бахус не сумел вернуть меня в прошлое, дабы Коллет развеяла свое заклятие. Я не очень понял тогда его объяснения, да и сейчас не понимаю, ведь в магии я не силен. Мэтр Бахус объяснил, что все события в мире как бы связаны невидимыми нитями, которые он поэтично назвал Тканью Мироздания. Пока событие только произошло или само по себе не слишком значительно, к нему тянется мало нитей и его легко изменить при помощи магии. Но после того неудачного Хеллоуина, куда я хотел вернуться, произошло слишком много важных событий, в которых я принимал активное участие в обличье кота. И теперь этот факт так плотно вплетен в Ткань Мироздания, что изменить его не сможет никакая магия.

Вы что-нибудь поняли? Если да — вам повезло! Мне же удалось понять только одно — если мэтр Бахус попытается отправить меня в прошлое, я в лучшем случае просто исчезну. В худшем же весь мир может постигнуть катастрофа. В последнее я не очень-то верю, но рисковать своей шкурой мне как-то страшновато».

Конечно же наш государь не станет ждать у моря погоды, а будет выстраивать отношения с соседями, искать союзников, исходя из своих, державных интересов. Мне важно было как-то ориентироваться в большой политике, чтобы определиться, где приложить свои усилия в этом году — здесь или под Коломной?...»

Юрий Корчевский. Атаман: Княжий суд

Настоящий отечественный "попаданец" из Современности в Прошлое уже не является этаким забавным "Янки при дворе короля Артура", попавшим сразу на все готовое, а неутомимым тружеником, заботящимся о благе Руси и окружающих. В данном романе восприятие героического отечественного Прошлого облегчается тем, что повествование ведется от имени нашего современника, неведомым образом угодившего в XVI век и ведущего борьбу против набегов татар, жадных дьяков, чванливых бояр и неумелых князей-воевод, по незнанию губящих русских ратников".

Юрий Котлов героически бьется с кровожадными татарами, совершающими злодейские набеги на наши земли, возводит укрепления и дает мудрые советы приближенным государя Василия Иоанновича. Но чем больше он поднимается по тамошней карьерной лестнице (а как иначе можно заботиться о простом русском народе?), тем больше возникает вокруг врагов, разгневанных и его возвышением, и полученными от царя деревеньками. Поэтому приходиться новопожалованному князю опасаться не только злобных иноземцев, но и коварных бояр, сующих ему ядовитых змей в сапоги, и подбрасывающих пометные письма за иконы. А ведь из чудо-средств у Юрия под рукой только некий порошок, делающий его на время невидимым, да и таинственная книга, за которой охотится иноземный чародей…

«Мы ехали вдоль Оки, и я с трудом узнавал изменившуюся местность.

Наконец показался знакомый холм. Кажется, здесь.

Всего четыре дня, как отсюда уехал, а прошло пятьсот лет. Местность та же: вот склон, а острога нет уже, как и изб. Стоит на холме дом мой княжеский — полуразрушенный.

Глядел я на него и поверить не мог — я же недавно в него вселился, а уже крыши нет, запустение. И все равно выглядит он строго и благородно.

Пропасть времени отделяла меня от беспокойной, опасной, но такой интересной и яркой жизни, в которой остались дорогие моему сердцу Елена, Василий, Федор Кучецкой, ратники, бывшие рядом в сражениях. Все случилось так, как и предвещала «Книга Судеб», и как сообщал мне бестелесный призрак из подземелья.

Я глядел на остатки постройки — безмолвные следы моей прежней жизни, и сердце колотилось при воспоминаниях о давно минувшем времени…»

До сих пор итальянский язык использует слово "assassino" в значении "убийца", а по-английски "assassination" означает убийство известного человека по политическим мотивам, то есть "assassin" — это наемный убийца. Бытует также сомнительная этимология, производящая «ассасин» от слова «гашиш».

Умберто Эко. История иллюзий: легендарные места, земли и страны

Помимо поистине энциклопедических познаний Эко издание обладает еще одним неоспоримым достоинством – искусством рассказчика. В этой книге к интригующим темам добавился еще красочный, удачно тематически подобранный иллюстративный рядом.

В книге рассказывается о семи чудесах света; счастливых мифических островах, на писки которых отправлялось не одно поколение моряков; чудесах Востока и загадках Запада; так и ненайденном царстве пресвитера Иоанна, неведомой Гиперборее, исчезнувшей Атлантиде, которую долго искали, то так и не нашли. Но были эти странствия, плавания и хождения напрасными? Или все же было найдено нечто другое? «Иной раз образы, порожденные утопиями, воспринимаются настолько серьезно, что у людей возникает желание претворить их в жизнь, и об этом красноречиво свидетельствуют идеальные города, придуманные архитекторами Возрождения». Не забыты и недра Земли (в которой не одно десятилетие уверовавшие энтузиасты искали ту, что внутри, да еще с живыми обитателями!) и история экспедиции адмирала Ричарда Бёрда, устроенная после окончания Второй мировой войны. Вооруженные корабли США отправились в Антарктиду. Результаты этой экспедиции вызывают вопросы. Как и подлинность дневника самого адмирала Ричарда Бёрда.

«... средневековые карты не имели научного предназначения, но отвечали массовому спросу на все сказочное, примерно так же, как в наши дни глянцевые журналы сообщают о летающих тарелках, а по телевизору рассказывают, что пирамиды строили инопланетяне».

Энди Уорнер. Краткие истории обычных вещей

В книге с множеством рисунков коротко и доходчиво рассказывается о самых разнообразных изобретениях, какие были сложности с попытками их применения и как эти предметы стали незаменимыми в жизни миллионов людей: ванны (с фальшивой историей возникновения) и микроволновки, зубные щетки и шампуни, велосипеды и пылесосы, пиво в банках и чипсы. Кстати, «ученые установили: если с помощью наушников усилить хруст чипсов, будет казаться, что они более свежие».

Были и изобретения, которые первоначально были предназначены не для того, чтобы внести благие изменения в быт дома и на производстве, а лишь в целях борьбы с преступностью. Как, например, прожекторы, как это было на полудиком Западе, в Америке в конце позапрошлого века. Первые общественные фонари были гигантскими: сверх мощные лампы висели на огромных вышках (высота самой первой была 72 метра!), расставленных на большом расстоянии друг от друга. «Их называли Башни лунного света. Доктора предупреждали, что их свет вызывает болезни глаз, нервное истощение и веснушки». Но зато тогда считалось, что такое освещение снижает уличную преступность, а пойманные грабители заявляли, что «электрическое освещение убивает наше ремесло». Увы, в туманные городские ночи башни не помогали, и к тому же — темные участки стали более опасными, а от сильного ветра башни падали. Не прошло и полувека, как смену башням лунного света пришли обычные фонари.

Одна из самых драматических историй – это история наполнителя для кошачьего лотка. Один из ее создателей (ранее продававший подстилочный материал для курятников) Эдвард Лоу понял, что нащупал золотую жилу. «Лоу принялся разъезжать со своей продукцией по стране, демонстрируя наполнитель на кошачьих выставках. Продажи кошачьего наполнителя взлетели до небес. Когда кошки перестали разносить по дому золу и какашки, их все полюбили с новой силой. А Лоу заработал на кошачьем наполнителе столько, что даже смог купить небольшой городок». Придумавшая мусорное ведро с педалью рациональная женщина Лилиан Моллер Гилбрет осталась после внезапной смерти мужа от инфаркта с 11-ю детьми на руках. Она ненавидела готовить и избегала бывать на кухне, но зато придумала новый план рациональной кухни, полки на дверце холодильника, была профессором и входила в состав американской комиссии по химическому оружию.

Компания «Лондондерри Лития Уотер» заплатила Энни Копчовски 100 долларов за то, что она сменила фамилию на Лондондерри и объехала вокруг света на велосипеде. Хотя до этого Энни никогда не ездила на велосипеде, она положила в сумку смену одежды и револьвер и совершила путешествие за 15 месяцев».

Мария Видясова. Ливия. Куда идет страна 140 племен?

Эта книга — честный рассказ об истории Ливии от глубокой древности до новейшего времени. Автор описывает наиболее известные античные мифы, связанные с этой страной, и ее отношения с великими державами древнего мира. Уже в античности сложилось традиционное деление ливийской территории на три области — Киренаика, Триполитания и Феццан. Древнейшие города Триполитании — Лабдах (впоследствии Лептис-Магна), Эя и Сабрата — были основаны финикийцами, а после — вошли в состав мощного Карфагенского государства.

Характерной особенностью Ливии является то, что в этой стране до сих пор даже городские сообщества сохраняют племенное устройство, экспансия которого относится к XI веку, когда на пространстве от Западной Сахары до Центральной Азии происходили массовые миграции кочевых народов. И эта структура племенного деления оказывает значительное влияние на все стороны жизни ливийского общества. При этом само название «Ливия», как и близкие к современным границы этой страны, появились намного позже — в эпоху колониального раздела Африки.

«В 1955 г. вышел закон, по которому создавалась комиссия, уполномоченная давать концессии на добычу нефти с условием раздела прибыли пополам (50:50) между добывающей компанией и ливийским правительством. Ожидалось, что и в его казну «черное золото» прольется золотым дождем. Однако до начала в Ливии нефтяного бума она была нищей страной с крайне слабо развитой транспортной инфраструктурой и зачаточной промышленностью. Только в Триполи был оборудован механизированный торговый порт; там же работали табачная фабрика, мукомольные, маслобойные и рыбоконсервные предприятия. По переписи 1954 г. жителей Ливии насчитывалось чуть больше 1,092 тыс., из них: 746 тыс. в Триполитании, 291,3 тыс. в Киренаике и 54,4 тыс. в Феццане. Крупнейшим городом являлся Триполи, где проживали тогда 130 тыс. человек, на втором месте стоял Бенгази – 70 тыс. человек, а население Себхи, столицы Феццана, составляло всего 7 тыс. человек».

И все же нужно признать очевидное: образ подростков в кино и на телевидении редко строят сами подростки. Конечно, они снимают кино, и, хотя такие фильмы имеют долгую историю (и часто отправляются в стол), развитие цифровых медиа значительно расширило возможности юных кинематографистов. Почти все коммерческие фильмы о подростках (те, что выходят в прокат, появляются на стриминговых сервисах и на телевидении) производят взрослые».

Дэвид Бэкингем. Юность на экране. Репрезентация молодых людей в кино и на телевидении

Для кино и телевидения тема целевой аудитории традиционно очень актуальна. И немалая часть кинопродукции адресуется молодым людям. Но существует ли при этом традиция отображения молодости на экране? Автор этой книги исследует ряд периодов классического кинематографа и с точки зрения истории медиа, и как своеобразное повествование о том или ином поколении. Причем центре внимания непременно оказывает и время, в которое снимались фильмы, и те периоды, которые в это время наиболее часто становились временем, где развивается действие киносюжетов.

В книге рассматривается и общий для разных эпох символизм молодости. «Юность обычно ассоциируется с энергией, идеалами и физической красотой, но также часто представляется как нечто беспокойное и тревожное. Само это понятие имеет давнюю историю, но современные представления о молодежи во многом обязаны работе социального психолога Грэнвилла Стэнли Холла (1844-1924). Холл рассматривал юность (или подростковый возраст) как самый нестабильный этап в развитии личности. Это период «бури и натиска», который характеризуется конфликтом поколений, перепадами настроения и стремлением к рискованному поведению». Современность добавила к этому то, что сохранение молодости стало трендом для самых разных поколений, что в свою очередь добавило кинематографу новый пласт драматизма.

«Однако поразительным – и требующим объяснения – остается тот факт, что эти волны тревоги зачастую мало связаны с реальным уровнем преступности среди молодежи. «Факты» преступлений среди молодежи трудно установить, потому что доказательства ненадежны. Официальная статистика преступности, а также другие данные, такие, как опросы жертв и исследования самоотчетов, существенно различаются в зависимости от того, какое именно поведение воспринимается как преступление, какие меры принимаются (например, сообщается ли о преступлениях, регистрируются ли они, приводят ли к аресту и осуждению), а также от того, как эти цифры интерпретируются.

Для современных криминалистов этот вопрос больше связан с навешиванием ярлыков – то есть с тем, каким образом виды поведения квалифицируются как преступные. В случае с молодежью возникает особая проблема статусного хулиганства: то есть поведения, которое считается преступлением для молодых людей, но не является таковым для взрослых. У молодежных преступлений своя особая история: часто даже очень незначительные проступки «закреплялись законодательно», и для решения этой проблемы были разработаны альтернативные режимы вынесения приговоров и наказаний для несовершеннолетних – такие, как исправительные школы».

– Нет, оса!..»

Катазан. Сост. д-р Ганс (Иоганн) Хазе

В книге собраны поэтические и прозаические миниатюры, продолжающие обширную традицию литературы абсурда. Она, как известно, простирается от знаменитых нарочито бессмысленных стихов Льюиса Кэрролла до текстов современных рок-поэтов. Даже в сказках про Алису почтенный Доджсон aka Кэрролл не мог удержаться от приколов, которые он так любил. А уж когда писал для взрослых читателей – оттягивался по полной. И если кто-то наивный пытался предъявить ему претензии, что, мол, в творениях нельзя понять ни единого слова, то гарантированно получал вторую серию роскошной пародии на высокоученых лингвистов. Уже в прозе, с подробным раскрытием глубокого смысла всех «хливких шорьков» до единого…

Впрочем, отечественная традиция абсурдизма, восходящая, как минимум, к Гоголю, сама по себе внушительна. И вот перед нами таинственный доктор Хазе, достойный продолжатель дела Кэрролла и мастер разбора русских поговорок примерно в таком же духе. Дескать, не «к теще на блины» должно быть, а «тощий как блины», потому что блины – они же тонкие, не кулебяка ведь…

«Я изучаю русские пословки и поговорицы. То, что вскочило в словари, никуды не годно и нуждится в исправке. Примеров у меня больше, чем нужно. Вот, возьмём пословку: «К тёще на блины». Но ведь блины – это Масленица. Масленица же бывает годораз, а пословка… каждодневно! Здесь – нестычка. Видно, раньше было: «Тощий, как блины» (ведь блины – дело тонкое). Или же: «Тёщи влюблены». В кого, спросим? Конечно, в зятьёв! Но для сокрытки этого факта пословку и перелицевали!..».

Ползет, не торопясь, алая морская звезда, солидно ходят по камням усатые лангусты, боком-боком двигается краб; везде на камнях, точно крупные вишни, рассеяны актинии, и всюду множество всяких любопытных штук: вот цветут-качаются морские лилии, мелькают, точно мухи, быстрые креветки, вот тащится морская черепаха, и над ее тяжелым щитом играют две маленькие зеленые рыбешки, совсем как бабочки в воздухе, и вот по белым камням везет свою раковину рак-отшельник. Евсейка, глядя на него, даже стих вспомнил…»

Максим Горький. Случай с Евсейкой

В красочное издание (иллюстрации Инны Глебовой) вошли самые известные сказки Максима Горького: «Миша», «Воробьишко», «Иванушка-дурачок», «Случай с Евсейкой». В Советском Союзе знаменитый отечественный писатель, любящий детей, стал создателем и издателем первого в стране детского познавательного журнала «Северное сияние», который в том числе рассказывал детям об окружающем мире, учил их быть добрыми и внимательными.

Именно таковы сказки, вошедшие в этот авторский сборник. Воробей-птенец Пудик весел и бесстрашен, как подобает ребенку, не представляющему, что реальность намного масштабнее уютного родного гнезда. И в ней обитают не только заботливые родители… Первый раз увидев человека, он удивляется, почему у того нет перьев. И никак не верит маме, которая рассказывает, что не все живые существа умеют летать. Предостережения о кошке, которая не откажется поймать воробушка, он тоже невнимательно слушает, балуется на краю гнезда и выпадает. А кошка тут как тут! Но самоотверженная мама бросается на помощь.

А в сказке «Случай с Евсейкой» описаны приключения мальчика, задремавшего у моря с удочкой в руках. Евсейке приснился необыкновенный сон – будто он оказался под водой. К нему подплыла огромнейшая рыба в сизо-серебряной чешуе, выпучила глаза и начала с ним разговаривать. Евсейка удивился – ведь рыбы не говорят!

«Ой, ой, ой!» — воскликнул про себя Евсейка, стараясь смотреть на всё беззаботно и ласково, как папа, когда он виноват, а мамаша сердится на него.

А вокруг в воде повисли рыбы — множество! — поводят тихонько плавниками и, вытаращив на мальчика круглые глаза, скучные, как алгебра, бормочут:

Как он может жить на свете без усов и чешуи?

Мы бы, рыбы, не могли бы раздвоить хвосты свои!

Не похож он ни на рака, ни на нас — весьма во многом!

Не родня ли это чудо безобразным осьминогам?

«Дуры! — обиженно думает Евсейка. — У меня по русскому языку в прошлом году две четверки было…»

И делает такой вид, будто он ничего не слышит, даже хотел беззаботно посвистеть, — но — оказалось — нельзя: вода лезет в рот, точно пробка…»

******

Вышла моя новая книга – «100 символов эпохи Сталина», иллюстрированное полноцветное издание

Аннотация:

Сталинский период в истории СССР часто называют временем великих перемен и достижений: индустриализация и строительство, научно-техническая революция, опережающее время оружие и техника, и, наконец, Победа в Великой Отечественной войне. Что было символами этих достижений?

Сейчас осталось не так много людей, которые хотя бы в юности застали сталинскую эпоху и помнят, какой она была на самом деле, причём — не только в провозглашаемых тогда лозунгах, но в реальной жизни обычных людей. В этой книге рассказывается о главных символах сталинской эпохи — легендарной Выставке достижений народного хозяйства, Мавзолее Ленина и окне Сталина, о речных каналах имени Москвы и «Волга—Дон», метрополитене и коммунальных квартирах. Не менее важными атрибутами первого советского пятидесятилетия были духи «Красная Москва», орден Победы и значок «Ворошиловский стрелок», приказ «Ни шагу назад» и роман «Два капитана», танк Т-34 и автомат ППШ.

Прошли десятилетия, но многие символы далекого прошлого по-прежнему присутствуют в нашей жизни. Как приметы эпохи Сталина стали частью современной повседневности и не утратили своего символического значения? Почему они одинаковы дороги пенсионерам и подросткам? Ответы на эти вопросы ищите на страницах книги.

Фрагменты книги:

«Торжественное открытие выставки состоялось 1 августа 1939 года — ленточку перерезал председатель советского правительства Вячеслав Молотов. В отечественных газетах пошла согласованная волна публикаций: «Яркая демонстрация победы колхозного строя», «Школа социалистического земледелия», «Исторический смотр побед социалистического сельского хозяйства»…

Всего выставка проработала 86 дней и 25 октября под звуки «Интернационала» была закрыта. Позже она получила название Выставка достижений народного хозяйства (ВДНХ).

Первоначальный главный вход на выставку находился в районе нынешнего Северного входа, и там стояла скульптура Веры Мухиной «Рабочий и колхозница». Планировка выставки была построена вокруг главной аллеи и трех площадей. Имелась площадь Колхозов с павильонами союзных республик и областей РСФСР, площадь Механизации с павильонами важнейших отраслей промышленности и памятником Сталину, а также Прудовая площадь, к которой прилегала зона отдыха.

Выставка в первые же годы своего существования попала в несколько кинофильмов».

«Засуха 1946 года повлекла за собой неурожай и голод в СССР. Обещанная отмена карточной системы оказалась невозможной. 16 сентября 1946 года произошло повышение зарплаты, но вскоре поднялись в более чем два раза цены на мясо, сливочное масло, хлеб, сахар…

Сельское хозяйство СССР оказалось в глубоком кризисе не только из-за погодных условий – не хватало рабочих рук, в дефиците было горючее для техники. Курировать сельское хозяйство Сталин поручил Маленкову, решать проблему с топливом — Берии. Кризис был преодолен сравнительно быстро. Так что 14 декабря 1947 года вождь подписал Постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) № 4004 «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары».

Но вскоре появилась масштабная идея предотвращения сельскохозяйственных проблем как таковых. 20 октября 1948 года был принят так называемый Сталинский план преобразования природы. Соответствующее постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) носило название «О плане полезащитных лесонасаждений, внедрения травопольных севооборотов, строительства прудов и водоёмов для обеспечения высоких устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР». Согласно Сталинскому плану, с целью предотвращения засух и песчаных бурь на территории южных районов страны планировалось высадить более четырех миллионов гектар леса и создать водоемы, преобразовав коренным образом флору и фауну страны Советов…»

СОДЕРЖАНИЕ

Крейсер «Аврора»

Фото Тегеранской конференции

Орден Победы

Кремлевская звезда

Значок «Ворошиловский стрелок»

Автомат с газировкой

Бревно Ленина

Буденовка

Погранзнак №1 в Арктике

«Дом Павлова» в Сталинграде

Окно Сталина в Кремле

Мост Бачелиса

Коммунальная квартира

Банка черной икры

Московский трамвай

Книга о вкусной и здоровой пище

Планетарий

Граненый стакан

Самолет «Максим Горький»

Дача Сталина — Зубалово

Детская железная дорога

Рабочий поселок

Докторская колбаса

Измайловский парк культуры и отдыха имени Сталина

Газета Правда

Мавзолей

Ледоруб Меркадера

Продовольственные карточки

Дворец Советов

Афиша фильма «Броненосец Потемкин»

Генплан развития Москвы 1935 года

Автомат Калашникова

Новогодняя елка

Афиша фильма «Чапаев»

Полярная станция «Северный полюс – 1»

Октябрятская звездочка

Медаль «За оборону Москвы»

Шляпа советского вождя

Телевизор КВН

Аэродром полярной авиации

Здание Военной академии имени Фрунзе

Памятник Иуде

Бронепоезд Троцкого

Микояновская котлета

Кинотеатр «Родина»

Юнгштурмовка

Табель учета трудодней

Главное здание МГУ

Медаль «За взятие Берлина»

Скульптура матроса-сигнальщика

Афиша фильма «Волга-Волга»

Указ об отмене смертной казни

Крепдешиновое платье

Канал имени Москвы

Кирзовые сапоги

Картина Кузьмы Петрова-Водкина «Семья командира»

Роман «Два капитана»

Анкета

Золотая медаль «Серп и молот»

Ватник

Роман «Двенадцать стульев»

Наркомовские 100 грамм

Автомат ППШ

Советский паспорт

Дирижабль

МИД — сталинская высотка

Картина Николая Самокиша «Переход Красной армии через Сиваш»

Подводная лодка «Щука»

Дом-коммуна на улице Орджоникидзе

Плакат Интуриста

Реактивный миномет «Катюша»

ВДНХ

Брошюра «Когда Россия будет иметь атомную бомбу»

Картина Людмилы Ждановской «Выступление стахановки»

Танк Т-34

Календарь непрерывной недели

Сталинский френч

Дом Обрабстроя

Пионерский лагерь «Артек»

Метрополитен

Переделкино

Измайловский аэродром

Золотой крейсер «Эдинбург»

Радиоприемник

Автомобиль «Победа»

Приказ «Ни шагу назад»

Стратостат

Шуховская башня

Советское мороженое

Аэроклуб имени Чкалова

Парк Горького

Днепрогэс

Духи «Красная Москва»

Танк КВ-1

Канал Волга-Дон

Уличный репродуктор

Самолет АНТ-25

Центральный дом культуры железнодорожников

Первый автомобиль «Москвич»

Лесозащитные полосы Сталинского плана преобразования природы