Рецензии на фантастические книги

Бабушка и дольмен

Однобибл Михаил, Кунгурцева Вероника. Дольмен. – М.:ИД «Городец», 2019. – 376 с.

Роман «Дольмен» написали Михаил Однобибл и Вероника Кунгурцева. Однобибл известен многослойным метафорическим романом «Очередь», вошедшим в 2016 году в финал премии «Национальный бестселлер», а у Кунгурцевой я когда-то читал сказочный, но не детский роман «Девушка с веслом» (2015). Собственно, сюжет «Девушки с веслом» перекликается с историей, рассказанной в «Дольмене». И там, и здесь в современную действительность вторгаются фантастические, мифические персонажи и, взаимодействуя с нею, пытаются изменить не устраивающую их реальность.

Главная героиня «Дольмена» – Елена, немолодая уже женщина, унаследовавшая после смерти своей бабки-долгожительницы Медеи домик в горном посёлке, а вместе с домиком всяческие странности и артефакты. В числе артефактов – найденная в печке обгоревшая старинная книга-лечебник и каменная богатырская хатка-дольмен у обрыва на заднем дворе. К странностям отнесём, например, большого любителя колбасы – ворона Загрея, каркающего непонятными словами на неизвестном языке. Загадки и тайны бабушки Медеи, завязанные на события ушедшего времени, отныне будут донимать Елену, и ей придётся их разгадывать. Познакомится Елена и с невероятными друзьями Медеи, шагнувшими из древнегреческих мифов сквозь портал дольмена прямиком на кавказскую гору Пластунка, которая в легендарном прошлом звалась Ах-Аг.

Что ещё можно рассказать потенциальному читателю, не углубляясь в пересказ книги, не открывая всех перипетий сюжета?.. Пожалуй то, что происходит в первых главах: Елена находит в лечебнике рецепт восстановления молодости, следует ему, купается в молоке киммерийских коров с добавлением ряда волшебных ингредиентов, но малость перебарщивает и становится 12-летней девчонкой. А ведь она была обыкновенной, полнеющей пожилой женщиной с набором болячек, соответствующих возрасту. Собственно, Елена так и осталась осторожной, всего опасающейся бабушкой, просто она теперь внутри тощей золотоволосой девчонки. И этой девочке-бабушке надо как-то выпутываться из создавшегося положения. Её никто не узнаёт, у неё нет документов, она не может даже в собственную квартиру вернуться… Приходится довериться внуку-десятикласснику Саше, который теперь близок ей по возрасту. И тут на головы юных героев авторы обрушивают колоритных мифологических персонажей (не стану уточнять, кого именно) со своими проблемами…

Кстати, у Елены есть энергичная дочь Алевтина Самолётова (мать Саши) – корреспондент крупной столичной телекомпании. Присутствие в книге журналиста позволяет авторам ненавязчиво, но регулярно вставлять в текст романа заметки из местных газет, создавая некий квазидокументальный фон, на котором раскручиваются приключения героев, которые я назвал бы, скорее, злоключениями (читатели, знакомые с романом Однобибла «Очередь» понимают, что приключения его героев весёлыми быть не могут).

Появление в книге мифических существ со сверхъестественными способностями вроде бы предполагает усиление остроты, динамичности и непредсказуемости сюжета, но писательский дуэт, позволяя себе некоторые элементы экшена и толику авантюры, не особенно увлекается использованием дополнительных возможностей. В злую сатиру и острую социальность Кунгурцева и Однобибл тоже не сваливаются, хотя вполне могли бы широко развернуться по этим направлениям на волшебном поле придуманных ими очень «вкусных» исходных обстоятельств. Но всё, даже самое необычное и волшебное, в книге происходит как-то слишком уж обыденно. Не особенно радует и финал. Наверное, именно поэтому я не очень понял месседж романа, хоть и старался анализировать аналогии и намёки, которых в книге хватает.

Фарш невозможно провернуть назад?

Известное дело…

Ах, если бы авторы убедили меня в противоположном...

Алексей Сальников. Опосредованно. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019.

Третий роман Алексея Сальникова «Опосредованно» про то, как хорошая девушка Лена сочиняет «стишки» с убедительным «приходом», не стал доказательством тотального превосходства литературного дарования автора над талантами остальной пишущей братии. И слава богу! Хорошо, что Сальников не старается ничего доказывать. Главное, что екатеринбургский писатель не изменил себе, при нём осталась уже узнаваемая поклонниками (да, они у Сальникова появились) манера ненавязчиво, без надрыва, с юмором описывать и вполне рутинные, и достаточно неожиданные жизненные обстоятельства героев. Не исчезло и желание автора (очень важное для меня) вносить в сюжет вполне себе реалистического произведения фантастическое допущение, помогающее высветить обыкновенную жизнь под необыкновенным углом. Борис Стругацкий называл это «фантастическим реализмом» (уверен, ему понравились бы книжки Сальникова).

Думаю, что «Опосредованно» обязательно станет для кого-то из заинтересовавшихся читателей своеобразным интерфейсом взаимодействия с большой, настоящей поэзией, ведь внутри романа полно будоражащих воображение строчек из необъятного отечественного поэтического массива. Яндекс и Гугл им (любопытным читателям) в помощь! Вызывающие строки Бродского «Что готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола», отчасти передающие суть книги, хороши, но будет весьма полезно и полностью это стихотворение прочесть… Не зря ведь один из героев романа (писатель-фантаст, между прочим) считает, что стихи это – «попытка понять и выразить словом то, как ощущает себя не разум, но психика, как она входящие сигналы принимает, как она себе представляет, что вокруг творится».

В одном из недавних интервью Алексей Сальников вспоминает, что «дописал «Опосредованно» до середины и вдруг узнал, что выходит сорокинская «Манарага». Схватился за голову, но знал о чём она, и успокоился». Писатель опасался, что Сорокин использовал аналогичную идею наркотического применения «литры». И всё-таки успешное использование похожей фантастической придумки в литературе было... Я говорю сейчас о замечательном романе Виктора Мартиновича «Мова» (2014), в котором автор сделал сильнейшим наркотиком беларуский язык (буква «а» и одно «с» в слове «беларуский» — не ошибка, я образую это прилагательное не от «Белоруссии», как когда-то, а от нынешней Беларуси). У Мартиновича мощнейший несубстанциальный психотроп это – колдовская и певучая беларуская мова, у Сальникова – кайфовый экстаз вызывает русская стихотворная речь. Правда, Мартинович в своей альтернативной вселенной отчётливо заостряет внимание на политических проблемах, Сальников же в реальности «Опосредованно» от них сознательно дистанцируется. Всё внимание писателя, особенно в части взрослой жизни Лены, сосредоточено на её семейных делах. И это – абсолютно выверенная позиция. Что защищает, спасает нас от интенсивно сходящего с ума внешнего мира? Только наши близкие. Любимые люди, дети. Любимые друзья. Любимая работа, творчество. Хотя… Абсолютно не исключаю, и здесь поработало стихосложение, стихотворный дар Елены, пусть и не самый выдающийся. Возможно именно её поэтическая речь «устраивает необыкновенные встречи, рифмует чем-то похожих людей друг с другом, заставляет их делать необыкновенные поступки, чем-то похожие на стихотворный приход».

Я собирался добавить к написанному ещё несколько строк специально для тех, кто уже начал бурчать про «автора одной книги». Хотел сказать, что книг у Сальникова и так уже больше трёх, и он обязательно не одну ещё напишет. Но за меня ответил сам Алексей в своём очередном интервью: «Я упрямый человек и буду писать, пока не сдохну. Потому что меня увлекает это, мне нравится придумывать истории и записывать их. Мне нравится придумывать человека и смотреть на мир его глазами».

Пелевин Александр. Четверо. – М.: Издательство «Пятый Рим», 2018.

Издательская аннотация:

1938 год, Крымская АССР. Молодой следователь уголовного розыска прибывает в курортный городок на побережье Черного моря, чтобы раскрыть зверское убийство профессора астрономии.

2017 год, Санкт-Петербург. В городской психбольнице появляется пациент, утверждающий, будто с ним общается женщина с далекой планеты, переживающей катастрофическую войну и гибель цивилизации.

2154 год. Космический корабль «Рассвет» совершает первый в истории человечества межзвездный перелёт к планете Проксима Центавра b в поисках внеземной жизни.

Три истории сплетаются воедино, чтобы в итоге рассказать о вечном зле, которое всегда возвращается.

Непредсказуема лотерея читательского выбора… Так вышло, что сразу же после научно-фантастического романа Тома Светерлича «Исчезнувший мир» я принялся за книгу «Четверо» Александра Пелевина. Я уже читал «Калинову яму» и «Здесь живу только я» этого петербургского обладателя известной фамилии, отзывался на его произведения и даже сделал вывод, что А. Пелевин – не мой писатель. Экзистенциально-сюрреалистических ужасов, замешанных на абсурде, мне и в жизни хватает. Но необходимость оценить премиальный потенциал романа «Четверо» заставила взять книжку в руки. И вот результат – автор сумел «втащить» меня в произведение, завладеть моим вниманием и загнать к финалу чуть ли не в депрессию, усугублённую нынешней нерадостной зимой.

Зачем я вспоминаю сейчас американца Тома Светерлича с его «Исчезнувшим миром»? Да просто мне кажется, что название «Исчезнувший мир» отлично подошло бы роману Александра Пелевина. Эти, на первый взгляд, абсолютно разные книги удивительно похожи. В той и другой авторы пишут о путешествиях в глубины космоса, приводящие к ужасным последствиям. В той и другой описывается расследование леденящих душу кровавых убийств, похожих на ритуальные. И там, и там авторы легко переносят действие в разные места и времена. И там, и там нашей реальности и цивилизации грозит апокалипсис, надвигающийся извне (из иного времени, с другой планеты, из альтернативного варианта грядущего). Но в финале своего романа Том Светерлич выруливает к положительному исходу, а вот Александр Пелевин никакой надежды нам не оставляет.

Кстати, не подумайте, что в книгах А. Пелевина и Светерлича речь только о космических путешествиях. Про жизнь (и смерть) на Земле в них тоже очень много интересного написано, особенно у А. Пелевина. Он заметил, например, как когда-то и я, что в Крыму очень много уличных котов. А ещё питерский писатель буквально пропитал свой роман настроением поэзии обэриута-абсурдиста Александра Введенского, замечательно умевшего передавать ощущение крушения цивилизации на метафизическом уровне.

После новой, уже третьей по счёту книги А.Пелевина, представленной на суд читателей издательством «Пятый Рим», этого писателя невозможно игнорировать. Странный, неудобный, не встающий в ранжир, он есть. Есть и его произведения, которые заставляют чувствовать себя так, словно вы порезались, разбивая стекло, разделяющее нашу привычную, относительно комфортную реальность от досадно-раздражающего, тягостного, утрачивающего очертания мира Александра Пелевина.

P. S.

И всё-таки на месте опытного автора я бы не начинал роман c настолько неуклюжего предложения: «Человек выглядел худым, черноволосым и бородатым, с моложавым лицом и большими глазами». Я ведь чуть книгу не захлопнул…

В серии «Интересное время» издательства «Время» вышел роман-дилогия петрозаводской писательницы Яны Жемойтелите, который называется «Хороша была Танюша». Состоит он из двух частей: «Tuska» (в переводе с финского – «Боль») и «Kosto» («Месть»).

В коротком предисловии Александр Кабаков, сравнивая литературную манеру Жемойтелите с традициями латиноамериканского магического реализма, говорит, что Яна выдумала свою реальность и свою Карелию. «Она придумала этот мир и поселилась в нём, и вступила с ним в трудные родственные отношения». Одновременно Кабаков констатирует, что читатель следит за этими отношениями и их развитием, «не в силах оторваться». Насчёт «не оторваться» я с Кабаковым полностью согласен, а вот относительно «придуманной» Карелии – не очень. Карелия на самом деле и есть такая, как в романе, Жемойтелите её вовсе не придумывала. Я знаю, я в Карелии бывал, она, конечно, – магическая, но только кусками и местами. Что же касается непростого карельского отрезка жизни героев Жемойтелите, выпавшего на последний десяток лет существования Советского Союза, то на всей территории СССР тогда происходило примерно одно и то же: строительство коммунизма откладывалось навсегда, а люди просто пытались выжить. «Магазины оскудели даже в Москве и Ленинграде, не было мыла, не говоря уж о колготках». Не до магии тут... Силикатный завод и прилепившийся к нему частный сектор с рабочими на окраине северного города, где родилась героиня «Боли» красотка Танюшка Брусницына, ничем не отличался от сотен подобных заводов разваливающейся страны. Ну, разве только тем, что под боком у необустроенной советской Карелии процветала комфортная и сытая капиталистическая Финляндия, где продолжаются события книги, начавшиеся на карельской земле.

«В Танюшке росту метр восемьдесят, коса как смоль, густая, ниже пояса, глаза жаркие, тёмные». Читатель узнаёт, как красивая Танюшка росла, училась, жила с матерью и сёстрами, а потом вышла замуж. Непритязательная искренность, притягательная достоверность и экзистенциальная глубина повествования с первых страниц захватывают читателя, берут его в плен. Тем, кто не знает, что «Хороша была Танюша» – это строка стихотворения Сергея Есенина, из которого (стихотворения, а не Есенина) забытый теперь ВИА «Ариэль» когда-то сделал жалостную песню, подсказываю, что есенинская Танюша очень плохо кончила. Даже не имея семи пядей во лбу, можно догадаться, что свою Танюшу Яна Жемойтелите не пощадит. И всё-таки я настоятельно рекомендую прочесть невесёлую историю жизни красавицы Танюшки Брусницыной (кстати, автор называет свою книгу «женской прозой для мужчин»). Рекомендую тем, кто любит умные книги про любовь, акцент здесь на слове «умные». И тем, кто уважает психологическую прозу с небольшой дозой мистики. А заодно тем, кто мне, полжизни прожившему при социализме, зачем-то доказывает, как хорошо в нём было. Кстати, не стоит опасаться, что в книге идёт речь лишь о тяготах советского времени. Дилогия заканчивается 2017-м годом. Для последовавшего за социализмом периода, в котором все мы выживаем сейчас, у Жемойтелите тоже есть соответствующие краски.

Мы не всегда понимаем, где наше счастье: то ли оно ещё впереди и нужно активно пробивать к нему дорогу, то ли – именно в данную минуту мы находимся в самом счастливом месте своей жизни и следует наслаждаться тем, что есть, потому как лучше уже не станет. А, может, от человека ничего не зависит? Не дёргайся, просто жди, когда счастье тебе широко улыбнётся? Да, такое бывает, но обычно не с нами… Чтобы доходчивее проиллюстрировать эти вечные вопросы, Жемойтелите во второй книге своего романа знакомит нас с биографией ещё одной девушки, переводчицы Сони Крейслер. Это – однокурсница Танюшки, они вместе учились в университете на отделении финского языка и литературы. Соня не такая красивая, как Таня, но зато интеллигентная и очень умная, это безнаказанным не останется. Перипетии «Мести» не менее захватывающи, чем события «Боли» и причудливо с ними переплетаются, а знакомство с воспоминаниями Сони и изучение вывертов её извилистой судьбы, помогают читателю осмыслить то, что он узнал из первой половины книги и, наконец, замкнуть магическое кольцо неслучайных любовных связей...

Иванов Алексей. Пищеблок. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019.

Не люблю я писать про вещи известных, больших писателей. Про них и без меня напишут. Интереснее открывать (хотя бы для себя) новые имена или способствовать продвижению (хотя бы в среде доверяющих моему мнению и вкусу) авторов достойных, но недостаточно известных. И всё же несколько слов о романе Алексея Иванова «Пищеблок» я скажу.

Прочёл с интересом. Можно сказать, с нарастающим. Когда-то я с таким же интересом проглотил достаточно спорную книгу Иванова «Блуда и МУДО», и вот, тема детского воспитания снова всплывает в творчестве писателя...

Никакой ностальгии по лагерному пионерскому детству, о которой дружно пишут все прочитавшие, «Пищеблок» мне не навеял. Наверное, потому, что сам я отбывал срок в пионерлагере за дюжину лет до олимпийского восьмидесятого года, в значительно более кондовые идеологически времена. В пионерлагере моего детства было настолько скучно, что я практически ничего не могу о нём вспомнить, кроме ненавистного утреннего вставания с зарядкой и поднятием флага, ночного обмазывания друг друга зубной пастой и разучивания песни почему-то про Эльбрус, который «красавец» и «могучий». Я там даже ни в одну девочку не влюбился, хотя в те времена влюблялся обычно раза по три за год… А, мне ещё подарили большой красивый мяч, убей, не помню, за победу в каком конкурсе. Наверное, поэтому я не согласен с теми, кто пишет, что роман «весёлый». Да, местами я улыбался, пару раз хохотнул, но книга, скорее, грустная.

Не заметил я и никакого провисания сюжета в моментах, касающихся вампиров, по сравнению с описанием реальной жизни вожатых и их подопечных, на что жалуются некоторые рецензенты. Все цельно, органично и убедительно.

Не скрою, одной из причин моего внимательного чтения было желание узнать, как Иванов объяснит своих вампиров, не боящихся солнечного света. Уж чего только про свойства и особенности поведения кровопийц писатели и сценаристы не придумывали… Что ж, генезис вампиров «Пищеблока» Иванов обосновал вполне правдоподобно.

А ещё рецензенты сетуют, что выдающийся писатель Алексей Иванов написал не очень выдающуюся вещь, вот мол, был у него «Тобол», а это так, что-то проходное. Да, автор не оригинален в проведении аналогий между мертвечиной идеологических ритуалов и жёсткими правилами мёртвого вампирского сообщества. Но, может быть именно сейчас стоит напомнить о гибельности экстаза подчинения? Да вовсе и не педалирует Иванов эти аналогии, не навязывает... Кому надо – заметят, а незаметившие – будут просто читать занимательную историю смертельной подковёрной схватки, развернувшейся в пионерском лагере «Буревестник» на берегу Волги.