Рецензии на фантастические книги

Появились доблестные римские воины, захватившие Британию и уничтожившие друидов. Тварь по-прежнему жила, а вот сам городок оказался окружённый густым туманом и сумерками, плюс к этому – бешеные собаки и сектанты, жертвы и атмосфера липкого викторианского ужаса. Не забываем о дате создания романа. Да и Британская премия фэнтези была получена в 1988 году. С тех времен ужастики менялись и менялись. А вот люди оставались почти такими же, для которых подобные ужастики стали почти классическими. Может, действительно – прежний ужас – лучше нового?..

«На вершине тропинки он осторожно высунул голову из-за края пропасти. Отец бежал прямо по направлению к пещере, пепел смягчал его шаги. Он бежал под светом убывающей луны, который ослеплял Эндрю. Когда Эндрю побежал вслед за ним, он не смог услышать звук своих собственных шагов. Наверное бег под луной и должен быть таким — пробежка в безмолвии, бежать, с трудом различая свои собственные шаги. Отец был уже на самом краю пещеры, и Эндрю отвел глаза, опустив лицо вниз, где была зола, потому что отец с огромной скоростью побежал по самому краю к точке, находившейся на противоположной стороне пещеры, как раз напротив Эндрю. Но его отец был слишком поглощен своими мыслями, чтобы заметить сына. Хотя Эндрю и чувствовал себя раскрытым из-за лунного сияния и на обугленной местности, он продолжал ползти через пепел и золу. Он полз, пока не поравнялся со отцом, так что можно было видеть его, подняв голову. Он спрятал лицо в руках, чтобы прочистить горло, и когда снова поднял глаза, отца на краю котловины уже не было. Неожиданно ужаснувшись мысли, что отец мог броситься вниз в пещеру, Эндрю изо всех сил стал карабкаться на край бездны.

Луна была почти над его головой. Она освещала ослепительным светом каменную чашу внизу, заставляя сверкать боковые стены пещеры. На расстоянии, в глубине пещера выглядела такой же глубокой и темной, как небо наверху. Где-то посередине, между пещерой и краем каменной чаши, один из сторонников Мэнна стоял на коленях, закрыв глаза и сложив руки в замок на животе. Должно быть, он охраняет пещеру, подумал Эндрю. Позади сторонника Мэнна было так тихо и неприметно, что Эндрю даже не мог заметить никакого движения, когда отец бесшумно подкрадывался к пещере. Его лицо представляло собой гладкую светящуюся белую маску».

Он говорил: «Когда мне позвонили и сказали, что криопроект закрыт, она посмотрела на меня и просто сказала: “Вот и все, Джон”».

Тэмсин Мьюир. Нона из Девятого дома

Третья книга в серии «Запертая гробница» — своеобразный роман, вызвавший интерес, не очень уместно выражение «ставший модным», хотя по факту – справедливое. Книга, хотя и продолжение первых двух, но при этом совершенно иная – представьте себе очень непростой и далекий от гармонии мир, описанный от имени совсем юного подростка, девушки. Это история взросления, изящно обернутая в антураж как фантастики, так и изюминок различных аномалий, которые имеют место быть при издержке технологий и суеверий. А это – самая гремучая смесь, которая так или иначе способна привести настоящее к чему-то иному. Добавьте к ученым, возомнившим себя творцами, зомби и некромантов, с щепотками неизбежного черного юмора и готических фантазий.

Нона – это не только новый персонаж в цикле, но неизбежность грядущего. Хотя все поначалу почти мило и неспешно движется – вот она просыпается (странная амнезия), привыкает к окружающему, дружит с окружающими детишками и с собаками. Кошмарные сны, а потом развёртывается катастрофа – убийства, императорские космические корабли. И должен быть персонаж, который должен всех спасти. Хочется на это надеяться. И это – вместо дня рождения, которое Нона хотела устроить на пляже, пригласив друзей и собак. Может быть, милая героиня без прошлого, но со своей изнанкой – это и есть новый тренд актуальных фантастических персонажей?..

«Кнопка записи была нажата с громким и ярким щелчком. Нона, вытирая воду, попавшую на лицо с губки, панически поползла в сторону одежды. Руки и ноги слушались ее еще хуже, чем обычно, поэтому она чувствовала себя похожей даже не на червя-инвалида, а на умирающего паука. Ей не понравилась подготовленная футболка, хотя она сама ее выбирала перед сном. На ней был нарисован чизбургер на маленьких ножках. Малышам он нравился, но сегодня она решила, что это по-детски, непрофессионально и недостойно помощницы учителя. Камилла посветила ей маленькой лампочкой, прикрепленной к планшету, чтобы Нона застегнула пуговицу на брюках и ремень, а потом вытерла мокрую челку.

— Извини, что напугала, — сказала Камилла, — губкой. Я не хотела.

Негодование Ноны сразу куда-то делось.

— Это ты извини, что я не проснулась, — сокрушенно сказала Нона. — Если ты завтра уронишь на меня губку, обещаю, что не стану кричать.

— Больше не буду. Эксперимент прошел неудачно.

Карандаш бежал по бумаге. Нона погладила волосы, проверила, что косы тугие и из них ничего не выбивается, встала и посмотрела на себя в зеркало, чтобы окончательно успокоиться. По крайней мере, волосы выглядели великолепно. Под глазами темнели круги, и она потерла их пальцами.

— Нона, когда ты смотришь на свои руки…

Это ее напугало. Камилла редко что-то спрашивала после того, как Нона вспоминала свой сон.

— Да?

— Кому они принадлежат? Они тебе нравятся?

Нона рассмеялась.

— Ни капельки.

Ноне не нравилось иметь руки.

Но Камилла не спросила почему; она просто прищурилась, как будто пыталась придумать, что можно приготовить на ужин из ограниченного количества ингредиентов, и сказала:

— Да, конечно. Спасибо.

— Это была подсказка? Мы приблизились к цели? Ты уже знаешь, кто я?

— Нет».

Спустя пару мгновений «агент» кивает, подтверждая мои мысли про разговор, открывает переднюю дверь и вместе с чемоданчиком скрывается за тонированным стеклом».

Тэсса О'Свейт. Добро пожаловать в Детройт! Пепел прошлого

Неплохая стилизация под суровую историю в неблизкой, но вроде как цивилизованной части света, где вроде должен быть порядок, за изнанкой которого оказываются корысть и неравенство, прегрешения и преступления. Грядущее технологическое будущее уже рядом и его приметы (точнее — предметы, импланты и прочее) доступны не только полицейским, но и простым обывателям. Главный герой — вроде как (поначалу) простой полицейский детектив, который на первых страницах книги уходит в полноценный отпуск. Хотя на самом деле — в отставку. Но как обычно, возникает необходимое условие.

«Какой-то умник сверху решил, что раз копы в этом чертовом городе мрут пачками под перекрестным огнем банд, корпоратов, киберпсихов, корпоратских киберпсихов и прочей дряни, то просто так отпустить на пенсию их нельзя. Надо сначала отправить в двухнедельный отпуск, чтобы перед этим как следует помучить оформлением бумаг, подписывая никак не менее десятка разных разрешений, уведомлений и прогнать через полицейского мозгоправа».

Казённое оружие сдано, можно отдыхать, однако дежурный догоняет героя и передаёт ему бумажный огрызок, оставленный для него информатором — бомжом азиатского вида. И тут-то и начинается настоящее действие, потому что герой уже не может десять лет отомстить за свою жену. Кстати, в романе имеются вполне колоритные и жизнестойкие женские персонажи, готовое на многое — профессиональная наемница и кочевница.

«Интересно, каково это, когда машина – часть своей жизни? Кочевники были немногословны, я бы даже сказал – скрытны. Смотрели с опаской, когда думали, что их никто не видит. Старшие были подчеркнуто расслаблены, а младшие, наоборот, замыкались в себе.

Возможно, на них так работал вид полицейской формы и атмосфера враждебного нейтралитета, когда очередной клан приводил молодняк на оформление документов… Раттану почему-то не смущало то, что я коп. она вела себя так, словно сама была тем самым кочевником, сопровождающим вереницу “желторотиков”».

Морнингтон не раз спорил с Лайонелом об истоках пессимизма. Сам он считал пессимистическое отношение к жизни следствием романтического, если не сентиментального взгляда на мир. Ироничный склад ума подсказывал Морнингтону, ужинавшему в одиночестве, что сегодняшнее его потрясение вызвано открытием: оказывается, люди могут убивать друг друга».

Чарльз Уолтер Стэнсби Уильямс. Война в Небесах

Есть книги, которые перешагнули свое время и хотя не стали всемирно известной мировой классикой, все же постепенно обретали и до сих пор обретают новые и новые поколения читателей, которые узнают об их авторах и тех идеях, которые были отражены в их книгах. Этот замечательный мистический роман был написан в далёком 1930 году другом Джона Рональда Руэла Толкиена и Клайва Льюиса. По форме текст представляет собой своеобразный детектив, в котором рассказывается о поиске и обретении Святого Грааля. Книгу можно отнести к выдающимся образцам мистической прозы, хотя это был самый первый роман автора, который до этого написал несколько сборников стихов и одну пьесу. Он был членом ордена «Золотой Зари» и участником литературного общества «Инклингов», десятилетиями изучал мистицизм, оккультные науки и философию магии, был автором многих обзоров и статей, в том числе богословских.

Чарльз Уильямc долгие годы трудился в лондонском отделении Оксфордского университетского издательства. Да и сам этот роман начинается с загадочного происшествия в лондонском издательстве, где был обнаружен труп, что, естественно, вызвало волнения и полицейское расследование. Затем к почтенному священнику приходит незнакомец и просит продать лишний потир «для своего приятеля», причем именно этот и за небольшие деньги, уверяя при этом, что его друг – оригинал, который собирает именно старые вещи. Священник отказывается и потому узнает, что этот похищенный потир, который он привычно использовал для служб, был Святым Граалем. Кто бы до этого поверил, что этот уникальный предмет хранится, всеми забытый, в маленькой английской деревушке. Но, как обычно, зло не дремлет.

«Голос поднялся, торжественный распев со странной силой входил в натертые мазью уши, разливался по телу, сквозь закрытые веки сочился слабый, призрачный свет. Свет и звук слились в предчувствие какого-то приближающегося переживания, голос Грегори задрожал и смолк. С трудом переставляя ноги, он побрел к постели, лег и вытянулся, обратив лицо к громадной луне за окном.

Так он лежал, нелепый и тихий, а тайные ночные силы начали свою работу. Если бы кто-то спустя час проник в запертую комнату, он обнаружил бы все то же тело, распростертое на ложе. Но дух Грегори давным-давно отправился в странствие. Чтобы попасть на шабаш, Грегори Персиммонсу не понадобилась метла, он не плясал с колдунами на вересковой пустоши в ожидании явления козлоногого. Рассеянные над землей, невообразимо далекие друг от друга и все-таки близкие для мысленного полета, перекликались в эту ночь неприкаянные духи, а Тот, кто стоял за ними, Тот, кого одни считают лишь злой эманацией души, а другие уравнивают в правах с Добротворным Началом, отвечал на каждый призыв и, сотрясая ткань ночи, вливая в них силы, правил ратью тьмы».

По этой причине при нынешнем осмотре вдов в Лимнах гармосин Тимон особое внимание уделил спартанке Астидамии, матери Леарха. Спарта состояла из пяти больших кварталов, один из которых назывался Лимны. Астидамия овдовела семь лет тому назад, но вторично выходить замуж явно не спешила, целиком посвящая себя сыну. Кроме Леарха у Астидамии имелась еще дочь по имени Дафна, которая уже второй год пребывала в замужестве»[/b].

Виктор Поротников. Триста спартанцев

Кто не слышал о легендарном сражении, в котором пали смертью храбрых спартанский царь Леонид и его 300 соратников? Но кто были эти самые герои, как жили и любили, каковы в этой самой Спарте были традиции? Вот с этого и начинается текст романа, описывающий спартанское общество, мужчин и женщин. Героиня, прекрасная Астидамия, вышла замуж в семнадцать лет за человека, которого полюбила. Он был самым прославленным воином в Спарте, и умер от ран. И вот их сын, симпатичный юноша по имени Леарх выиграл спортивные состязания в Олимпии. Но его судьба связана с царем Леонидом и вражеским нашествием.

В романе описана не только Спарта, но и ее соседи, а также – их непростые отношения. «Кто в Элладе в те времена не слышал про знаменитого поэта и песнетворца Симонида, сына Леопрепея! И вот прославленный Симонид наконец-то пожаловал в Спарту. Был месяц апеллей по спартанскому календарю. Симонид приехал в Спарту, чтобы повидаться со своим давним другом. Тот перебрался на постоянное жительство в Лакедемон, хотя знал, с каким недоверием относятся спартанцы ко всем чужеземцам...».

Но главное в романе – это само Фермопильское сражение, которому предшествуют недобрые интриги хитроумных спартанских старейшин, коварство и безжалостность персов, яростные схватки и подвиг обреченных на смерть спартанцев, знающих это. Сам царь Леонид представлен без излишних сантиментов и пафоса, коротко и по делу. Впрочем, в тексте излагается авторское объяснение тех самых исторических событий и даже интриг, которых были не чужды некоторые спартанцы, рвавшиеся к власти.

«Клеомен вел бесконечные войны с соседними греческими государствами в надежде, что спартанское войско проникнется к нему такой преданностью, какой не добивался в прошлом никто из спартанских царей. Опираясь на войско, Клеомен надеялся совершить в Спарте государственный переворот, низвергнув владычество эфоров.

Однако расчет Клеомена не оправдался. Войско не пошло за ним, когда он попытался ограничить власть эфоров. Клеомен бежал к фессалийцам, которые дали ему конное войско. В Фессалии у Клеомена было много друзей из числа тамошней знати. Кроме фессалийцев, к Клеомену присоединились фтиотийские ахейцы, опунтские локры, мегарцы и кое-кто из аркадян. С большим воинством Клеомен подступил к границам Лаконики.

Спартанская знать пребывала в смятении, поскольку в Спарте не было ни одного военачальника, способного на равных противостоять Клеомену. Как всегда, нашлись люди, в основном это были тайные сторонники Клеомена, которые заявляли во всеуслышание, что Клеомен не требует для себя каких-то особых привилегий, но желает возврата к тем временам, когда в Лакедемоне правили цари и старейшины, а коллегия эфоров занималась лишь гаданиями по звездам.

Знатные спартиаты решили уступить Клеомену, не доводя дело до сражения, ибо сомнений в том, что Клеомен выйдет победителем, не было ни у кого. За всю свою жизнь Клеомен ни разу не был побежден на поле битвы.

Впрочем, добившись своего, Клеомен недолго торжествовал.

Спартанцы, приговоренные Клеоменом к изгнанию, составили заговор. Заговорщики действовали быстро и дерзко. Они напали на Клеомена и его приближенных прямо в здании герусии, где те праздновали свою победу. Все друзья Клеомена были перебиты. Клеомену удалось вырваться, но от полученных ран он вскоре скончался. Собранное Клеоменом войско разошлось по домам.

Эфоры и старейшины посадили на трон Агиадов Леонида, сводного брата Клеомена. Горго стала женой Леонида, которого эфоры принудили развестись с первой супругой. Брак дяди и племянницы мог показаться в глазах эллинов кровосмесительным. Однако спартанские власти исходили из того, что Леонид и его младший брат Клеомброт доводились Клеомену не родными братьями. Отец у них был один, а матери разные».

В марте 1611 г. москвичи восстали против власти поляков. Восстание сначала успешно развивалось. Но поляки подожгли русскую столицу, заставив москвичей оставить город. А тысячи жителей Китай-города были вырезаны. И все происходило перед глазами четырнадцатилетнего Михаила Федоровича Романова, жившего с матерью в Кремле».

Владимир Лавров. Династия Романовых в ХVII–ХVIII веках

Издание посвящено двум века отечественной истории, от воцарения юного Михаила Федоровича Романова до императора Павла I. В тексте уделяется внимание не только царственным особам, но важнейшим событиям тех, отношению с другими странами, и развитию самой державы.

На первых страницах рассказывается о том, как в 1598 году умер последний русский царь из династии Рюриковичей Федор Иванович, сын Ивана Грозного и Анастасии из рода Романовых, не оставив наследников. Династия Рюриковичей прервалась по мужской линии. К власти пришел Борис Годунов, а после его смерти – на которое время – сын, Федор Годунов, который в шестнадцать лет был убит. Началась смута, которая закончилась после воцарения Михаила Романова. Автор отвечает на вопрос — почему именно Романовы стали законными продолжателями династии Рюриковичей?

Именно Михаилу Федоровичу Романову при постоянной поддержке своего отца-патриарха удалось восстановить порядок в стране, изгнать иноземных захватчиков, усмирить бунты и наладить в большинстве российских городов мирную жизнь. В тексте подробно рассказывается о царствовании его сына Алексея Михайловича и внука – Петра Великого, уделяется внимание правлению их наследников, славному времени Екатерины II, победам русского оружия и расширению границ империи.

«Земский собор для избрания царя был созван предводителями ополчения уже в ноябре 1612 г., а в январе 1613 г. он начал свою историческую деятельность в Москве. На Собор съехалось более 700 представителей примерно от 50 городов России, по 10 от каждого города. В его состав вошли Освященный собор высшего духовенства, бояре (кроме изменников), дворяне, казаки и даже несколько черносошных крестьян...

21 февраля 1613 г. Михаил Федорович Романов в Успенском соборе Кремля был наречен царем и великим князем всея Руси. Страна начала присягать новому государю. Однако где царь? В Москве его не было. Поэтому Собор отправил посольство во главе с архиепископом Феодоритом и боярином Ф. И. Шереметевым к М. Ф. Романову. Но посольство отправилось сначала в Ярославль и только в пути повернуло на Кострому, очевидно, получив точные сведения о местонахождении царя…

Царь добирался до своей столицы в четыре раза дольше, чем посольство до Ипатьевского монастыря. Молодой Михаил Федорович молился в святых местах в Ярославле и Ростове Великом, Переславле-Залесском и Троице-Сергиевом монастыре. Он осваивался и присматривался, знакомился с людьми и собирал сподвижников среди дворян, бояр и купцов. Ведь у него не было ничего, кроме законного права на престол и родственных связей, незапятнанного имени и богоугодной цели.

2 мая царь въехал в столицу, встречаемый москвичами с иконами и крестами. После молебна в Успенском соборе он поселился в нескольких сохранившихся комнатках разоренного Кремлевского дворца, а его мать — в Вознесенском монастыре. Венчание на царство состоялось уже 11 июля в Успенском соборе — главном соборе России. На следующий день царю исполнилось 17 лет. Свое право на престол он всегда обосновывал близким родством с царской династией Рюриковичей, а не избранием Земским собором».

Я рассказала эту историю, как только вернулась домой, и один из слушателей совершенно серьезно заметил: «Конечно, ведь это большевистские воры».

Луиза Брайант. Красная Россия: записки американской журналистки

В советское время была популярна книга «Десять дней, которые потрясли мир» американского журналиста Джона Рида, похороненного у Кремлевской стены. А между тем он приехал в революционную Россию вместе со своей женой, тоже журналистской и борцом за права женщин, Луиза Брайант. В это издание вошли две ее книги – «Шесть красных месяцев» и «Зеркала Москвы», а также – обстоятельное предисловие к русскому изданию переводчика Владимира Найденова, поведавшего читателям о личности автора книги, ее поездке в Россию и последующей жизни. В качестве научного редактора выступил Константин Залесский. В издании множество разъясняющих сносок, в основном посвященные действующим лицам.

Отдельные главы посвящены основательно полузабытой Екатерине Брешковской («бабушке русской революции», во времена Керенского, с которой у нее «завязалась трогательная дружба», обитавшей в маленькой комнате во дворце); Керенскому, про которого рассказывается байка, что однажды он отправился в Тобольск, чтобы навестить бывшего императора, обращавшегося с ним как с любимым министром. Не забыты Александра Коллонтай, Ленин, Троцкий, Крыленко, Луначарский, Максим Литвинов и пока еще не слишком опальная Мария Спиридонова, и тогда обитавший в Москве один из бывших турецких вождей, Исмаил Энвер-паша.

Читая эту книгу, надо понимать, что это писалось столетие назад не для отечественного читателя, а для зарубежного, причем было описано с натуры без добавления придуманных скандалов и несуразностей «желтой прессы», которые выдумывались и использовались пропагандистами. Она делала интервью, репортажи, уделяя внимание как русским детям, так и германской пропаганде.

Луиза Брайант явно симпатизировала как русской революции, так и тем, кто ее делал и за нее боролся.

«Красин, который когда-то управлял огромным Путиловским заводом и считался одним из самых способных инженеров в России, теперь, по общему признанию, стоит чуть ли не вровень с Лениным. Как сила, способствующая стабильности и восстановлению, для Советов он представляет огромную ценность.

Он сохранил душевное равновесие, которое утратили многие другие комиссары. Общение с людьми разных политических взглядов прекрасно растворяет душевную паутину. Постоянный приезд и отъезд Красина, вероятно, помог ему сохранить перспективу. Когда человек слишком долго остается в России, внешний мир часто кажется ему непонятным, так же как Россия кажется непонятной внешнему миру.

Мне запомнился один наш разговор, который состоялся во время блокады.

— Когда Россия, — сказал он, — перестанет быть страной, которую посещают только самые «смелые», «авантюрные» и «случайные» путешественники, русский народ и русское правительство окажутся не более интересными и не более злыми, чем правительства и народы остального мира; и тем, кто пишет о нас, больше не придется ничего преувеличивать».

Внимательно отслеживали ситуацию на Дальнем Востоке и в России. Еще в июле 1883 года император Александр III созвал особое совещание по Дальнему Востоку. Генералы и министры одобрили административную реорганизацию, направленную на развитие Амурского бассейна. Приняли меры по усилению влияния на дальневосточных соседей — империю Цин, Японию и США. В результате было учреждено Приамурское генерал-губернаторство, объединившее Забайкальскую, Амурскую и Уссурийскую области, остров Сахалин и Камчатку. Данное решение было правильным и своевременным, так как Пекин начал проявлять желание вернуть потерянные территории на Дальнем Востоке, потерянные им в середине XIX века».

Владимир Шигин. Битва за Дальний Восток. От противостояния к Антанте

С давних времен Англия противостояла России, строя расчетливые планы по корыстному использованию как наших территорий, так и природных богатств. Но Россия успешно противостояла большинству из них, в том числе – британским попыткам ограничить влияние Российской империи в тех странах, которых Британия считала своими владениями, пусть и неофициально. Вице-король Индии лорд Д. Керзон рассматривал район Персидского залива как территорию, особенно важную для Британской империи и при этом — уязвимую для возможного российского проникновения. Английское правительство тревожило, что представители Российской империи начали вести переговоры по приобретению порта на побережье Персидского залива и строительству железной дороги от Исфахана к этому побережью. Таким образом Российская империя могла получить выход к берегам Индийского океана и возникает угроза российского нападения на Индию не только на суше, но и на море!

Описаны подготовка походов и развёртывание военных действий, методика сбора сведений, приведены примеры беспардонного шпионажа и шантажа британских разведчиков. Затрагивается тема французских займов Российской империи, их приходилось отдавать с процентами, принимать во внимание интересы Французской Республики, которые часто не совпадали с интересами России. В тексте особое внимание уделено Персии, Тибету, Китаю, где сталкивались колонизаторские планы европейских империй.

Самое первое столкновение между Россией и Англией на Дальнем Востоке произошло в 1885 году. Россия пыталась создать незамерзающую военную базу на Корейском полуострове, откликнувшись на просьбу о покровительстве со стороны короля Кореи. Но англичане, напуганные российской активностью в регионе, захватили острова Комундо, которые контролировали вход в Корейский пролив. И Александр III принял решение не воевать с британским флотом. Но вместо этого правитель России поднял вопрос Транссибирской магистрали. В 1888 году император созвал Особое совещание, принявшее резолюцию, предусматривающую блокирование стратегии других держав «превратить Корею в орудие антироссийской политики».

В книге описаны уже позабытые в наше время обращения в конце 1899 года к Николаю II от правительств разных стран (Голландии, Франции и Ватикана) с просьбой немедленно воздействовать на Британскую империю, чтобы она прекратила свою безжалостную колониальную политику. Так, папский статс-секретарь кардинал Рамюлла от имени Ватикана предлагал России и Франции создать новый союз наций не англосаксонского и не тевтонского происхождения. Германия вела переговоры с Россией о создании антибританской коалиции.

В разделе, посвящённом противостоянию империй в Индии, рассказывается о деятельности тогда ещё молодого выпускника Академии Генерального штаба штабс-капитана Андрея Евгеньевича Снесарева, будущего известного военачальника и востоковеда. После академии он фактически возглавил туркестанскую разведку, а затем по приказу военного министра Куропаткина был отправлен с тайной миссией в Индию.

В книге рассказывается о том, как происходило движении России на Восток, и как происходило исследование ранее неизвестных территорий. Среди таких исследователей был будущий известный военачальник, а пока капитан Генштаба Лавр Корнилов, который летом 1899 года был направлен изучать район Кушки, прежде всего, дороги на Мейман и Герат. В подготовке к экспедиции Корнилову помогал начальник русской противочумной службы (помимо этого — кадровый разведчик и высококвалифицированный офицер Генштаба, с которым Корнилов учился в Академии и) Александр Ияс.

«А как складывались отношения между Россией и Китаем в конце XIX века? В 1870-х годах между двумя державами возник небольшой конфликт. Цинское правительство предъявило претензии на часть побережья залива Посьет, что лишало Россию выхода к границе с Кореей. Российское правительство отвергло территориальные претензии. В Пекине приняли это к сведению, при этом отношения между странами от этого особо не ухудшились.

Некоторое время спустя еще один узел противоречий — спор о статусе Илийского края, или, как его называли китайцы, Или-хо. В 1871 году Россия заняла столицу Илии Кульджу, усмирив мятежных уйгуров и дунган, под обещание последующей передачи края Китаю. Понятное дело, что, заняв Илию, наши с передачей не торопились.

Для переговоров в Петербург в сентябре 1879 года отправился китайский посол Чун Хоу. С императором Александром II он встретился в Ливадии, где вместе с министром иностранных дел Гирсом подписал Ливадийский договор, согласно которому за Россией сохранялся небольшой западный участок Илийской долины в районе реки Текес и Музартского прохода, а в качестве возмещения расходов России по оккупации и управлению краем, Китай обязался выплатить России пять миллионов рублей. Однако в Пекине договор не ратифицировали, посчитав, что Россия отрезает себе слишком много земли. Возглавлявший китайскую делегацию на переговорах Чун Хоу был арестован и приговорен к казни.

В связи с этим возросло напряжение на границах. В провинции Хэйлунцзян собралось огромное войско императрицы Цыси. Сторонник военного конфликта министр Цзо Цзутан считал, что китайский флот превосходит по силам русскую эскадру. Как всегда, тут как тут оказались англичане. В Сингапуре готовилась к военным действиям английская эскадра. Война назревала нешуточная. А войск для отражения агрессии у нас было на Дальнем Востоке кот наплакал. Морской министр адмирал Степан Лесовский спешно перебрасывал на Дальний Восток отряды кораблей. Вскоре там собралась серьезная эскадра».

А. Э. Шмидт: биография, научная переписка, избранные труды, библиография. Автор-сост. Р.И. Беккин

Издание посвящено научному и творческому наследию видного отечественного востоковеда А.Э. Шмидта, чья судьба была тесно связана со становлением в нашей стране востоковедения как научного направления. Книгу открывает подробная биография А.Шмидта. Его учеба в университете, поездка в Европу, путешествие в «поезде науки» в Ташкент, работа в Туркестанском восточном институте. Отмечена дружба Шмидта с князем Ухтомским, издателем газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Упоминается знаменитая история с крокодилом, которого Ухтомский держал в своей редакции. Возможно, именно эта рептилия послужила прототипом Крокодила в стихах Корнея Чуковского. Но после революции судьба Александра Эдуардовича сложилась драматически: в 1931 году он был обвинен в антисоветской деятельности и выслан в Казань.

Упоминается в издании и об уникальных книгах восточной тематики, которые хранились в Публичной библиотеке. Представлены работы самого А.Э. Шмидта, посвященные примечательным моментам истории стран Востока, прежде всего Персии. Например, судьбе прославленного завоевателя Надир-шаха. «Надир одну за другой отвоевывал у афганцев занятые ими территории и взял обратно столицу Исфахан, за что получил почетное прозвище Тахмасп-коли, т.е. “Рука Тахмаспа”».

В издании представлены уникальные материалы из государственных и частных архивов Санкт-Петербурга, Москвы и Ташкента.

«Судьба восточного факультета была предрешена. Новый декан, бывший резидент Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ Аркадий Борисович Дубсон (1895–1938), сменивший в 1929 г. М.Ф. Гаврилова, не был склонен бороться за сохранение востфака. Вопрос о реорганизации факультета рассматривался в Москве на заседании президиума Комитета по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК СССР 11 мая 1929 г. Предполагалось, что с осени 1930 г. сам САГУ будет ликвидирован и на базе некоторых факультетов и отделений будут созданы самостоятельные институты. В итоге университет решили не уничтожать, но востфак в сентябре 1930 г. все же был преобразован в педагогический факультет. Немногочисленные востоковедные дисциплины, остававшиеся в учебной программе, были изъяты. К 1930 г. у Александра Эдуардовича в университете оставался всего один курс: «Арабские элементы в узбекском языке». Но к концу года и этот предмет был упразднен».

День и ночь король проводил в заботах: нужно было сохранить королевство, прокормить не только королевскую дружину, но и своих немногочисленных подданых».

Принцесса, которая любила книги. Сказки народов Ленинградской области. Пересказ Константина Ульяночкина и Евгении Тихоновой

Красочные сказочные истории о людях, издавна живших на Ижорской земле, и о принцессе, которая после венчания с русским князем Ярославом Мудрым принесла ему в приданное Старую Ладогу. Первая сказка – финская – «На горе гномов Кяяпио в стране молока и меда. Давным-давно король Швеции издал указ перестать жаловаться на бедность, а отправиться искать счастья в другие края. И однажды юноша, вскинув длинный топор на плечо и попрощавшись с родными, отправился в сторону моря, и повстречавшийся путник рассказал ему о волшебной земле Инкери, где крыши деревянных домов покрыты жирными блинами, а заборы сделаны из копченных колбас. Дошел он до тех мест и построил небольшую избушку – тупу. Три года без отдыха работал, а потом вернулся на родину за невестой. И с ней отправился в обратный путь. Жили они хорошо, пока однажды жена не отправилась ночью в лес и дошла до Белой скалы, в которой была узкая расщелина, а в ней гномы отмечали свой праздник.

«Сегодня день Тюни, Святого Антония, — отвечал старший. – Главный наш праздник, и ты видишь гостей со всего Балтийского моря. Они съехались к нам на своих волшебных свинках.

Посмотри внимательно: вот свинки с маленькими золотыми коронами желтого цвета, они из Англии, красные из Дании, серебряные из Германии, синие из Швеции, зеленые из Норвегии, белые из Риги, фиолетовые из Ревеля.

В этот день, много тысяч лет назад мы выковали для богов Асов волшебную цепь Глейпнир, которая связала страшного волка-чудища Фенрира, способного сожрать весь мир».

Живыми и реальными в романе выглядят все герои, даже если они делают нелогичную на первый взгляд херню. В случае с героями Эко использует множественные флешбеки, путешествия к истокам комплексов, после которых нелогичная на первый взгляд херня оказывается вполне логичной.

Однако ж для кого-то эти экскурсы наоборот могут быть самым интересным в романе (а мне, например, книжка "Таинственное пламя царицы Лоаны" не понравилась именно поэтому – она из таких экскурсов состоит чуть более чем полностью).

Нередко говорят, что Эко – постмодернист, внедрил в роман тысячи цитат и исторических фактов, и потому для его понимания необходимо обладать определенным культурным багажом. Знаете, это как с виски – нажраться в умат двенадцатилетним сингл-мальтом с одинаковым успехом могут и тонкий ценитель и тупое быдло. Просто последний почувствует при этом меньше оттенков вкуса.

Вот герои романа в насмешку над конспиролохами составляют свой мега-конспирологический супер-План, включающий в себя чуть ли не всю мировую историю – они ловко жонглируют фактами, цитатами, скрытыми и открытыми смыслами, и всюду находят прекрасные связи. Это похоже на строительство карточного домика. Сначала к одной карте пристраивается другая, потом рядом встают еще две, а в конце уже внушительный замок из тридцати шести колод смотрится настолько круто, что и читатель, и герои и даже кажется сам автор начинают сомневаться в его нереальности. Когда я читал МФ впервые, большая часть названий и фактов были мне незнакомы (скажем так, эти карты были повернуты ко мне рубашкой). Но сюжету это ничуть не мешало – там, где нужно, Эко весьма подробно все рассказывает. И, что характерно, рассказывает весьма и весьма увлекательно. По профессии он ученый медиевист, и потому с удовольствием запихивает в романы всё из истории, что знает по предмету (плюс, надо полагать, по каждому вопросу отыскивает в библиотеке с десяток фактов и цитат). Поэтому количество всевозможных имен, названий, исторических фактов, поражает всякое воображение. В данном случае Эко препарировал оккультизм и конспирологию, и, как мне кажется, МФ можно смело использовать в качестве энциклопедии на эту тему.

По отзывам знаю, что на многих эти исторические бирюльки наводят зевоту. Не всякому интересно читать про десятки неведомых граждан, давно почивших в Бозе, и про их эзотерические завихрения мозгов. Ну, это на любителя – мне было интересно, и с каждым прочтением всё интереснее. Но все равно, большая часть исторических выкладок оставалась "белым шумом" (так же, например, в фильме "Доктор Хаус" большая часть медицинских разговоров для зрителя не врача остается "белым шумом", но сам фильм не делается менее интересным).

С тех пор я прочел много всякого, и многие (далеко не все) карты повернулись ко мне картинками. Домик стал намного более красочным, смотреть на него намного интереснее, но суть его не изменилась. Как бы то ни было, но одна фраза Бельбо: "Да вынь у себя пробку!" (примерно как "Вы всего лишь жалкая колода карт!" в Алисе) все равно в один момент разваливает всю конструкцию.

В общем, Маятник Фуко – отличная книга. Одна из немногих, которым я смело могу поставить 10/10.

Для тех, кто хочет читать вдумчиво, разбираться со всеми оккультными хитросплетениями и внимательно следить, где герои несут историческую чушь – написана Википедия специальная книжка "Словарь Маятника Фуко", такой же толщины, как и сам МФ.

Несмотря на внушительный объем работы и вообще крутизну, пользоваться им при чтении МФ неудобно. Написание названий, имен, терминов часто не совпадают с таковыми в МФ (и авторы об этом честно предупреждают). Представьте, у вас в руках две толстые книжки, вы читаете одну, вдруг начинаете листать вторую, не находите там нужного термина, чертыхаетесь…

Статьи в Википедии часто более подробны, сопровождены иллюстрациями и перекрестными ссылками – но, разумеется, за их достоверность сложнее ручаться.

Эшби

Впрочем, первоначальные размышления и потуги неостепененного инженера Кривошеина были навеяны не узкоспециальными работами Ивахненко, а более яркими и парадоксальными идеями Уильяма Росса Эшби, чьи «Введение в кибернетику» (в СССР вышло в 1959 году) и «Конструкция мозга» (в СССР — в 1962 году) многим тогда вскружили голову. Даже Давид Самойлов написал «Свободный стих» со словами:

— Профессор Уильям Росс Эшби

Считает мозг негибкой системой.

Профессор, наверное, прав.

Ведь если бы мозг был гибкой системой,

Конечно, он давно бы прогнулся...

Поначалу инженер Кривошеин «мечтал о машине, которая будет понимать человека, чтобы лучше делать свое дело. В самом деле, если машина от всего того, что я ей буду говорить, показывать и так далее, обнаружит определенное поведение, то проблема исчерпана».

Месяца через полтора «в лаборатории раздался долгожданный перестук: Вот она, первая фраза машины (прежде чем расшифровать ее, я ходил вокруг стола, на котором лежал клочок ленты, курил и опустошенно как-то улыбался: машина начала вести себя...): "Память 107 бит"... Затем машина начала конструировать себя!.. Печатающий автомат выстукивал коды и номера логических ячеек, сообщал, куда и как следует их подсоединить... Машина, конструирующая себя без заданной программы, — это же сенсационная диссертация!».

Еще через пару месяцев машина стала выращивать глаза и щупальца и изучать свое окружение:

«Убрать глаза! Убрать щупы! Прекратить...» — мы повторяли это со всем напряжением мысли через "шапку Мономаха", произносили в микрофоны.

А машина по-прежнему поводила живыми щупами и таращилась на нас сотнями разнообразных глаз. Это было похоже на поединок.

— Ах так! — Я ударил кулаком по стенке бака. — Валька, перекрывай воду! Отсоединяй питательные шланги.

«Машина, ты погибнешь. Машина, ты умрешь от жажды и голода, если не подчинишься...»

И машина подчинилась. Эти события были последними, где еще как-то значимо цитировался Эшби: «система,   которая   усваивает информацию, должна быть никак не проще той, что передает» и прочее (сам он упоминается и позже, но уже без пиетета). На свет появился первый дубль, и Кривошеины увлеченно занялись проблемой синтеза человеков.

А ведь электронная машина-то обнаружила определенное поведение: «мы догадывались, чем это может кончиться». Еще бы, она могла двинуться по пути «Суэмы» или другой машины – Массачусетской. Но Кривошеиным это было уже неинтересно. Они заставили ее быть послушной. Хотя сам факт обращения к машине со словами «ты погибнешь, ты умрешь» говорит, что они действительно догадывались.

Фельетон

В апреле 1973 года в «Литературной России» появилась рецензия-фельетон Марка Дейча «Несостоявшееся открытие»:

«…Инженер Кривошеин совершает грандиозное открытие (правда, заметим, уже давно запатентованное в фантастике): изобретает машину, которая «дублирует» людей. И вскоре по страницам книги уже ходят четыре Кривошеина, что создаёт немалые трудности финансового порядка (одна зарплата на всех четверых), любовного (одна любимая на всех четверых) и прочие… Оставим на совести автора романа развитие детективной интриги, словно заимствованной из многочисленных пародий. Отметим только, что следствие заходит в тупик, а 3-Кривошеин-3 (в результате одного из опытов их остается трое) приходят к выводу, что «дублировать» людей нехорошо, зато с помощью машины можно усовершенствовать человечество, избавив его от дурных черт и наклонностей».

Если игнорировать подчеркнуто негативное отношение фельетониста, сюжет пересказан относительно верно. Далее Дейч продолжает:

«И это всё?» — спросит читатель.

Увы, дорогой читатель, это всё. Остальное занимают размышления автора об открытии — в частности и вообще, — о биологии, о человеке, о жизни».

Тоже верно. С одним уточнением: то, что фельетонист называет «остальным» — и есть главное, ради чего роман написан.

«Открытие себя» — роман-трактат. В большей степени даже, чем «Туманность Андромеды». Сегодня не каждый читатель долетит до середины этого Днепра, но для 1960-х – начале 1970-х роман стал сосредоточением многих тем советской фантастики. Копирование людей – «Пять президентов» П. Багряка и «Люди и слепки» Зиновия Юрьева. Измененный человек, который сможет жить на чужих планетах без скафандров и биологической защиты («завести жабры, крылья, плавники, дышать фтором, заменить белок кремнийорганикой – и остаться человеком») – от «Второго пути» Валентины Журавлевой и «О некрасивом биоформе» Кира Булычева до «Плеска звездных морей» Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова. О машине, начавшей «вести себя», к уже названному можно добавить «Спонтанный рефлекс» братьев Стругацких и «Черного Яшу» Зиновия Юрьева. О размышлениях, что, может, промолчать про открытие – будто бы его и не было, автор предисловия к красному тому с «Открытием себя» в «Библиотеке современной фантастики» Дмитрий Биленкин написал рассказ «Запрет». Что-то опубликовано раньше, что-то позже, что-то почти одновременно.

Но вернемся к рецензии-фельетону.

— Есть в романе наука, уважаемый читатель, есть. Её тут много. Так много, что продраться сквозь неё просто немыслимо, не говоря уж о том, чтобы понять что-либо. Ну вот, например:

«Расшифровываю другую ленту: «Нежность душ, разложенная в ряд Тейлора, в пределах от нуля до бесконечности сходится в бигармоническую функцию». Отлично сказано, а?»

А? Каково? Вы всё поняли? Нет? Ну, тогда вот вам другая научная мысль, попроще:

«— Ты напрасно так ополчаешься на биологию. В ней содержится то, что нам нужно: знания о жизни, о человеке».

Дейч откровенно передергивает. Фразу про «нежность душ» выдала электронная машина в цифро-бумажный период в ряду других, как их назвал Кривошеин, «маловразумительных обрывков» «чего-то шизофренического». Что и сподвигло его на сожжение рулонов с перфолентами и на то, чтобы поставить вместо печатающих автоматов тефлоновый бак, куда спустить все шланги увлекшейся химией машины.

Позже этот самый «ряд Тейлора» вполне осмысленно прозвучал после разговора с близкой женщиной Леной — как и некоторые другие машинные маловразумительные, казалось бы, фразы.

Что касается банальной сентенции про биологию, она выдернута из контекста. В романе — два больших разговора о биологическом аспекте открытия. Теодор Старджон в предисловии к американскому переводу, наоборот, с восхищением обильно цитирует эти разговоры: «Какая удивительная, какая захватывающая концепция!»

Общественность

Если бы в романе копировать людей начал некий Krivoshein в капиталистическом мире, все произошло бы по устоявшейся схеме: на открытие немедленно попытались наложить лапу военные или монополии. Мы читали много такой советской (да и западной) фантастики. В том числе и у самого САВЧЕНКО.

Леонид Геллер в книге 1985 года «Вселенная за пределом догмы: Размышления о советской научной фантастике», вышедшей в Лондоне, дал развернутый анализ «Открытию себя»:

— Нет никакой военной угрозы, как нет и соперничества двух держав. Все происходит в Советском Союзе. Экспозиция романа сделана в ключе детектива, но лишь для того, чтобы увлечь читателя, которому предстоит следить за сложными зигзагами исследовательской мысли и еще более сложным обсуждением нравственных вопросов. Снова ученые делают великое открытие и снова оказывается, что оно преждевременно.

Кривошеины клянутся не допустить использования открытия в недостойных целях. А перед этим обсуждают перспективы:

— И тогда набегают людишки, для которых любое изобретение и открытие – лишь новый способ для достижения старых целей: власти, богатства, влияния, почестей и покупных удовольствий. Если дать им наш способ, они увидят в нем только одно «новое»: выгодно!.. А выгодно будет производить массовым тиражом... женщин для публичных домов, солдат-сверхсрочников… можно и специалистов посмирней с узконаправленной одаренностью, чтобы делали новые изобретения и не совались не в свои дела. Человек для определенного назначения, человек-вещь – что может быть хуже!

– Но ведь это там… – Дубль неопределенно указал рукой. – У нас общественность не допустит.

Ну, еще бы: какая общественность в СССР допустила бы публичные дома? Геллер, понятно, тоже поиронизировал насчет общественности (можно написать отдельное исследование о том, что для САВЧЕНКО здесь – а может, и в целом для советского человека в то время – не существует еще понятия «общество», в то время как в англоязычном издании «общественность» вполне адекватно переведена «society» — «общество», а не «public», например).

Владимир САВЧЕНКО, уже размышлявший над аналогичными опасениями в пьесе «Новое оружие», не был наивен и обозначил по роману аккуратным пунктиром (представляю далеко не все такого рода упоминания):

— В тишине парка висела высокая воющая нота – это в Ленкином КБ шли стендовые испытания реактивного двигателя. «Работа идет. Что ж, все правильно: 41-й год не должен повториться... В глубоких шахтах рвутся плутониевые и водородные бомбы — высокооплачиваемым ученым и инженерам необходимо совершенствовать ядерное оружие... А на бетонных площадках и в бетонных колодцах во всех уголках планеты смотрят в небо остроносые ракеты (Часть 2-я, глава 4-я).

— Я тогда работал в лаборатории Валерия Иванова. Мы разрабатывали блоки памяти для оборонных машин. Дела в мире происходили серьезные – мы вкалывали. Не замечая ни выходных, ни праздников (Часть 2-я, глава 5-я).

И – знаменитый финал, когда воодушевленные герои шагают в лабораторию, «впечатывая каблуки в асфальт»:

— Некоторое время все трое шли молча — думали. Академгородок остался позади. Издали виднелись парк и здания института, а за ними — огромный испытательный ангар КБ из стекла и стали.

Стругацкие

Леонид Геллер пишет:

— Есть в книге сцена, когда гуляющему в центре города герою кажется, что никого, кроме обывателей, нет вокруг, а может, никогда и не будет:

«А что изменится в результате прогресса науки и техники?.. Самодвижущиеся ленты тротуаров будут переносить гуляющих от объемной синерамы «Днепр» до ресторана-автомата «Динамо» — не придется даже ножками перебирать... Будут прогуливаться с микроэлектронными радиотелепередатчиками, чтобы вести все те же куриные разговоры». Заметим, что мысли эти в точности совпадают со словами скептика из «Улитки на склоне» Стругацких о «хрустальных распивочных и алмазных закусочных».

Главы об Управлении из «Улитки…» опубликованы в 1968-м – после «Открытия себя». А вот «Понедельник начинается в субботу» — в 1965-м. Именно здесь впервые появились дубли. Так и Кривошеин называет собственные копии. Кто знает, может быть, он (инженер же, — вполне целевая аудитория этой повести) и читал «Понедельник…». Кстати, разве не Амвросий Амбруазович Выбегало ставил эксперимент по выращиванию в автоклавах идеальных людей?

Кривошеины, в конце концов, тоже обсуждают «Универсальную Программу Совершенствования Человека». Ведь делать новых людей – штука сомнительная, а вот совершенствовать существующих – куда перспективнее (тут уж соглашусь с Дейчем). Безногие будут ходить, толстые постройнеют, уродливые – похорошеют. Но что делать с уродством душевным: глупостью, пошлостью, отсутствием вкуса? Способ есть, но ведь глупый не считает себя глупым, а пошлый – пошлым. И не согласятся добровольно на «позитивную реморализацию». Проблема!

САВЧЕНКО и АБС бились в 1960-х над теми же вопросами. Которые совпадали с идеологическим вектором страны. Хоть из программы КПСС незаметно исчезли слова о нынешнем поколении, которое будет жить при… но перспективу-то эту партия все еще декларировала. Пусть и не нынешнее поколение, а через одно, через два. И параметры светлого будущего давно уже были заданы: «радость работать, жажда жертвовать, неутомимость изобретать, выгода отдавать, гордость человечностью» – никто, надеюсь, возражать не будет, что именно такие люди предполагались в искомом коммунистическом будущем? И каким-то образом люди существующие или их потомки должны были в них преобразиться. Этим преобразованием и намерены заняться три оставшихся Кривошеина:

— Соберем вокруг работы талантливых исследователей, конструкторов, врачей, художников, скульпторов, психологов, музыкантов, писателей, просто бывалых людей — ведь все они знают о жизни и о человеке что-то свое. Начнем внедрять открытие в жизнь с малого, с самого нужного: с излечения болезней и уродств, исправления внешности и психики... А там, глядишь, постепенно подберем информацию для универсальной программы для "машины-матки", чтобы ввести в мозг и тело человека все лучшее, что накоплено человечеством.

Разве эта программа не близка той, с которые братья Стругацкие строили «Мир Полдня»? Именно поэтому ярый проповедник советского проекта Вячеслав РЫБАКОВ приветствует «Открытие себя»:

— Неважна карьера, неважны должности, звания и степени; важен результат, важно ДОБРАТЬСЯ ДО СУТИ И ОТДАТЬ ЕЕ ЛЮДЯМ. Какие слова можно найти в нашу консьюмеристскую эпоху для того, чтобы передать будоражащее чувство близкого доброго всемогущества, которое дарила читателю эта книга! А фраза, которой она кончается — «Три инженера шли на работу», — достойна стать такой же знаковой, такой же крылатой, как, скажем, «Призрак бродит по Европе».

Зауряд

Вторая часть романа Владимира САВЧЕНКО называется «Отрытие себя (О зауряде, который многое смог)».

Никто из писавших о книге даже не попытался выяснить: что здесь имеется в виду? Разве что с Теодора Старджона взятки гладки: в английском переводе в названии части отсутствуют слова о «зауряде» — просто «Self-Discovery».

Заурядом, понятно, является инженер Кривошеин-первый. Он сам себя так называет, ведь подавляющая часть текста – его дневник. Это самоирония. Та самая, что паче гордости. А еще он очень переживает насчет внешности: «толстеющий мужчина с сутулой спиной и банальной физиономией», коричневая родинка на щеке, великоватая челюсть и рубец над бровью. Да еще и прихрамывающий. Все и удивляются: что красивая женщина Лена Коломиец в нем нашла.

Именно пунктик по поводу внешности и толкает его на создание собственных дублей-красавцев. Теодор Старджон заметил по этому поводу:

— В ходе своей работы вы создаёте живую, дышащую версию себя, которая физически прекрасна как Адонис и которая, кроме того, чётко помнит каждое слово, каждую близость, которая когда-либо была между вами и этой женщиной. И вот они встречаются, и он ей нравится. Как вы себя почувствуете?

Американец считает, что Владимир САВЧЕНКО здесь юморит и эпатирует. САВЧЕНКО, может и да, а вот Кривошеина что тянет на грабли? Только комплексы и ничего кроме комплексов! Чем он тогда отличается от презираемой им условной гражданки, которая будет пытаться использовать его открытие для улучшения внешности: «Тапереча я хочу под Бриджит Бардо. Только чтоб трошки пышнее и чернявая»?

Сравните попытку сделать усовершенствованного дубля по образцу Геркулеса Фарнезского с его чудовищной мускулатурой бодибилдера:

— Двенадцать проб — и все не то. Аляповато, вульгарно. То одна нога получается короче другой, то руки разные.

Не удивительно: Геркулес Фарнезский стоит скособочившись – опирается подмышкой на палицу (переводчик на английский тоже недоумевал абсурду выбора, поэтому просто написал «Геркулес» — без уточнения).

В конце концов, за образец был взят дюреровский Адам, но все же дополненный мускулатурой Геркулеса.

Есть-есть в дневнике оттенок самоуничижения, скрывающий на самом деле чувство обратное:

— Ну, а по-честному, Кривошеин? Совсем-совсем по-честному: если бы ты не имел сейчас на руках способа делать человека, разве не исповедовал бы взгляды в пользу электронных машин? Каждый из нас, специалистов, стремится подвести под свою работу идейную базу — не признаваться же, что занимаешься ею лишь потому, что ничего другого не умеешь! Для творческого работника такое признание равносильно банкротству. Кстати, а умею ли я делать то, за что берусь?..

Ну, хватит! Конечно, это очень интеллигентно и мило: оплевать себя, плакаться над своим несовершенством, мучиться раздвоенностью мечтаний и поступков... Но где он, тот рыцарь духа с высшим образованием и стажем работы по требуемой специальности, которому я могу спокойно сдать тему? Иванов? Нет. Азаров? Не удалось установить. А работа стоит. Поэтому, какой я ни есть, пусть мой палец пока полежит на этой кнопке (часть 2-я, глава 12-я).

И я бы не советовал абсолютно доверять надежности рассказчика Кривошенина – он неизменно старается «подвести под свою работу идейную базу» (сам, как видите, признается), то есть оправдать себя. Вот что пишет он 3 августа в дневнике:

— Можно бы увеличить поверхность коры мозга, число извилин; это столь же не трудно. Но связи между числом извилин и интеллектом тоже нет: у дрозда гораздо больше извилин, чем у нашего ближайшего родича орангутанга. Вот тебе и птичьи мозги!

Но это неправда! Головной мозг птиц не имеет извилин: полушария гладкие!

Или вот запись от 12 мая: «А за что меня любить Фраските? У меня и франков...»

Сетующий на дурной вкус обывателей Кривошеин смешал в цитате Франца Легара и Владимира Маяковского.

И, кстати, напомню про Карфаген: Кривошеины так и не разобрались в попытке электронной машины «вести» себя: подчиняется – и ладно.

Смысл «зауряда» в названии главы: нового человека не только «больше не из чего делать» кроме как из..., но и некому больше, кроме тех, кто есть в наличии, со всеми их недостатками. Не будет ни фосфорических женщин, ни мокрецов, ни люденов. Как там сказано в эпиграфе: человек, помоги себе сам! В какой-то мере, даже можно сравнить Кривошеина с одним хоббитом, к которому попало кольцо.

Трезвость

Третья часть романа называется «Трезвость (Испытание себя)». Переводчик на английский и тут сократил — «Awakening» («Пробуждение»), фактически солидаризировавшись с Вячеславом Рыбаковым.

И действительно: зачем «Трезвость»? Вполне хватило бы и «Испытания себя».

По словарям «трезвость» — здравая рассудительность, свобода от иллюзий и самообмана, возвращение к здравому пониманию окружающего.

Геллер из Лондона концовку романа видит иначе, чем Рыбаков из Санкт-Петербурга:

— А под конец, чувствуя непреодолимость противоречия, они отступают, отказываются от своего бунта и предпочитают, вопреки логической очевидности, утешаться тем, что «в сущности, для хорошей жизни уже больше сделано — меньше осталось!». Это несоответствие между глубоким вопросом и абсолютно неоправданным, плоским и обманчивым ответом видно в романе САВЧЕНКО с отчетливостью.

То есть, по мнению критика, размах был на рубль, а удар – увы...

Если «трезвость» — горькое понимание, что открытие может быть и непременно будет использовано и политиками и обывателями совсем не так, как мечтается, и отнюдь не для создания человека светлого будущего, то концовка действительно не решает проблему.

А если же трезвость – понимание, что в этом неидеальном мире необходимо работу продолжать, чтобы хотя бы помочь тем ближним, кому это крайне необходимо, собирать единомышленников, надеяться и противостоять неизбежному давлению («конечно, лучше бы всегда со всеми обойтись по-хорошему, но если не выходит, будем и по-плохому»), двигаясь к намеченной цели создания совершенного человека, то тогда можно и — на работу, «впечатывая каблуки в асфальт».

И это далеко не все фантдопущения, которые вводит в свой роман Райаниеми. Тут вам и разделенные воспоминания, и перемещение разумов, и суперпродвинутые боевые системы, и экзопамять (в общественном варианте — интернет с мгновенным доступом, в личном — безотказный жесткий диск в мозгу), и прыгающие по крышам транспортные средства, и нанотехнологии, и следующее звено эволюции — существа, ставшие без малого богами. А как вам постлюди, произошедшие от геймерских кланов? Или гоголы — запрограммированные разумы человеческих существ, обреченные подчиняться чужой воле, создаваемые большей частью из детей?

Что уж говорить о банальных космических перелетах, или том, что смерть тут уже давно не конец пути.

Еще одной прелестью романа становится интрига. С каждой страницей крепнет ощущение, что этот мир на грани серьезных потрясений, а ставки в игре высоки как никогда. Хотя долгое время непонятно, что будет предметом кражи, как возник конкретный расклад сил, что такое Коллапс, какие еще силы участвуют в деле, чего хочет от героев Соборность (и в чем вообще состоит ее Великая Всеобщая Цель?). Вопросов огромное количество, но они лишь подогревают интерес. Добавляет колорита использование финских имен, топонимов, названий тамошних мифических существ.

Не обойдется без пары-тройки боевых сцен, где противники продемонстрируют нам возможности личных боевых систем будущего.

Создана книга в авантюрном, «люпеновском» ключе, только с использованием ошеломляющих технологий будущего. Тут вам и изощренное воровство, и ловкость рук, и смена обликов, и виртуозный обман, и вирусы, и роковые тайны, и коварные планы, и работа с местными гаджетами, и кража Времени, и интриги, и борьба с могущественными противниками, и игры с воспоминаниями, и ненадежный рассказчик. Фламбер старается вовсю. Тем паче, что жизнь автор ему не облегчает, дав в руки агенту Соборности короткий поводок управления вором, и лишив Жана кучи важных воспоминаний.

Но Фламбер не единственный протагонист романа, ему посвящены лишь половина глав.

Вторым главным героем становится марсианский чудо-мальчик 10 лет, студент-архитектор и сыщик Исидор Ботреле. Фанат наблюдений за людьми и весьма неглупый юноша.

Понятное дело, рано или поздно линии пересекутся, герои встретятся, обеспечив нам битву умов, классический архетип противостояния копа и мошенника. И еще много всего.

Можно упомянуть и того самого агента Соборности и слугу Основателя – крылатую девушку-воина Миели, напичканную боевыми усовершенствованиями и сомнениями.

Да, глубины проработки будущего и морально-этического наполнения книг тех же Стругацких, Олдей, Симмонса, Винджа, Стросса или Уоттса ждать не нужно, до признанных мэтров Ханну чуток не дотягивает. Но это не мешает получить удовольствие от качественного путешествия в грядущее, полного фантдопущений и духа авантюризма.

Эрго. Недурной авантюрно-фентезийный научно фантастический триллер (пардон за оксюморон).

Мир старается казаться не слишком стереотипным, совмещая привычные приемы и названия, должные облегчить юному читателю вживание, с умеренно оригинальными авторскими находками.

К примеру, здешняя фауна явно пошла от саблезубых предков, стремящихся к гигантомании, дополнительно украшенных рогами на спине (привет от динозавров). Локация наполнена мурчащими леопанэрами, пантенэрами, гепанэрами (оцените миротворческие филологические изыски) с торчащими из пастей клыками. Причем все эти киски используются как в качестве тягловых, так и верховых животных (как это ноги у здешних наездников не обкусаны по самое «не улыбайся» — непонятно). Вот это жители нашей Африки глупые люди, вокруг куча «домашних» животных, от львов до гепардов, бери и юзай в хозяйстве. Нет, ленятся.

Описаний автор жалеет, разве что морская деревня с плавучим рынком чуток выделяются. Зато Томи подарит нам натуральную навмахию в духе недавнего Гладиатора, только с использованием пушек и призраков. А также повстанческую вольницу типа «Шервудский лес» с парнями и девчатами в масках.

Ритм романа неровный. Напряженные моменты активного действия или внутреннего развития сменяются длительными периодами рефлексий и размышлений. Часть из которых подана на уровне, а некоторые откровенно скучноваты.

С магией ситуация следующая. Адейеми решил совместить в своей магсистеме классические природные/стихийные школы, с кланами повелителей зверей, целителей, копателей в мозгах и некромантов. Поближе познакомив читателя лишь с двумя последними.

Выглядит магическое воздействие в «Детях» на четверку с минусом. Большие волшебные дяди, одного из которых мы встретим по пути, могут и «парализ» кастануть, и огромный вес переместить. Наши юные падованы в основном используют некромантию-лайт (куда там до Фесса), да мозгоправные эксперименты.

Не гнушается автор использованием приема «бог из машины», то в лице зверя, то в облике колдуна. Странный же «баг», когда у героя выпадает из рук уже уроненный минутой ранее посох, похоже на редакторской совести.

Подгонит героям после экватора парочку знатных перипетий.

Африканского колорита негусто, особенно по сравнению с тем же «Леопардом». Периодически всплывает акцент на разных оттенках кожи персонажей, да пальмовое вино с танцами, будто в последний раз, припоминается.

А вот социальная подоплека сюжета небезнадежна.

-Невзирая на первое впечатление: «шо опять: маги против маглов», автору удалось недурно показать картину противостояния двух народностей. С основным концептом «у каждого своя правда», перевиранием и перекручиванием истории, жизни при недостатке информации (и действиях, основанных на этом недостатке), безоглядном доверии к словам старших. Эдакий «ненадежный рассказчик» для героев, причем в державных масштабах.

-Невзирая на то, что попервах мы видим классическую антиутопию и ущемленное рабское положение одного народа вплоть до геноцида. Нюансы вылазят позднее.

-Невзирая, что симпатии автора очевидно на стороне магов, Адейеми, похоже, помнит о том, «что в раю революций не бывает», и сквозь зубы упоминает, что «колдуны начали злоупотреблять магией» (а можно поподробнее? Чего ж так вскользь). И дело не только в изначальном сволочизме и темности натуры короля. Благостные волшбари, в свое время, по-видимому, тоже немало накосячили.

Эрго. Приемлемое, но достаточно клишированное young adult фентези, c легким налетом особенностей, берущих основу в культуре Черного континента.