Калейдоскоп фантастики

Мне кажется, что чем фантастичнее фантастика, чем она страннее и «безумнее», чем дальше от обыденного и рутинного вынесена точка зрения автора, тем ближе эта фантастика к подлинной реальности. Чем невозможнее и сказочнее события, изложенные в фантастическом произведении, тем на большее количество подлинных жизненных событий может при случае спроецироваться творческий замысел художника и осветить их для читателя. Но это, конечно, только в том случае, если фантастика пишется не ради самой фантастики, то есть если это не просто фантазерство, не бегство от реальности в некие беспочвенные пространства. Нет, каждое фантастическое произведение должно нести в себе и некое надфантастическое задание. Как сказал поэт: «Сказка ложь, да в ней намек!». Фантастика без этого внутреннего надфантастического задания останется просто ложью, причем даже неинтересной ложью. Да, нужен «намек, добрым молодцам урок». Я вовсе не имею в виду голую дидактичность, или мелкое популяризаторство, или необходимость басенного моралите. Поучать фантастика не должна. Но учить она может. Как-никак она жанр художественной литературы, отрасль искусства, а всякое искусство учит человека быть лучше. Фантастике многое дано, с нее надо и спрашивать по большому счету. Ведь если величие пресловутого айсберга в том, что наблюдателю видна только восьмая его часть, то величие фантастики в том, что ей виден весь айсберг.

При слове «поэзия» я прежде всего вспоминаю имена Пушкина и Блока, при слове «проза» — имена Достоевского и Толстого, при слове «фантастика» — имя Герберта Уэллса. Уэллс — нестареющий родоначальник того направления в фантастике, которое мне больше всего по душе. Он первый сочетал фантастику с бытом, с обыденной жизнью. Герои его — это обычные люди, попадающие в необычные ситуации и в этих необычных ситуациях остающиеся обычными людьми. Этот сплав обыденного и сказочного, будничного и необычайного создает для читателя то, что в наше время принято называть эффектом присутствия. Мы не только переживаем, но и сопереживаем. Достоверность фантастического — вот что подкупает меня в творчестве Уэллса.

Впервые я прочел некоторые фантастические вещи Уэллса, когда мне было лет двенадцать. Читал я тогда жадно и много, и хоть не совсем на манер гоголевского Петрушки, но, во всяком случае, безразборно и бестолково. Как голодный окунь, я кидался на любую приманку и даже на голый крючок — лишь бы страницы шелестели. Очень многое потом выпало из памяти, но кое-что засело в ней прочно. В частности, «Борьба миров». Я ее даже сразу перечитал, что в те годы редко со мной случалось. Это было в июне, белой ночью, на Васильевском острове. В раскрытое окно доносились порой удары копыт по булыжнику, стук извозчичьей пролетки, порой — но очень редко — автомобильный гудок; из летнего сада-ресторана «Олень» слышались иногда голоса подвыпивших. А здесь марсиане в своих чудовищных машинах двигались на Лондон, красная марсианская трава начинала покрывать Землю... Книга эта очень мне понравилась, а почему — этого я понять не мог. Потом на меня навалились другие книжные и жизненные впечатления, к тому же я уже начинал пробовать писать стихи, и все это отодвинуло интерес к Уэллсу и фантастике на задний план.

Заново прочесть Уэллса мне довелось уже при иных обстоятельствах. В феврале — марте 1942 года я лежал в госпитале, который был развернут в восемнадцати километрах от Ленинграда, в помещении дома отдыха. От прежних хозяев госпиталю досталась неплохая библиотека, и когда я, что называется, вышел из пике и смог водить глазами по строчкам, я стал усердным читателем. В частности, попалась мне и книга Ремарка «На западном фронте без перемен» — издание «ЗИФ», с черными и зелеными ломаными полосами на обложке. До войны я ее, конечно, читал, прочел не отрываясь. Но теперь, в блокаде, правдивая эта книжка не произвела на меня прежнего впечатления. Может быть, потому, что теперь я и сам хватил лиха и пронять меня было трудно, а может быть, потому, что правда той, первой мировой войны неприложима к этой воине. Зато когда мне за два дня до выписки в часть попалась «Борьба миров», я прочел ее с волнением, и при чтении меня не покидало странное чувства, что происходящее в этой повести имеет непосредственное отношение и к нынешней войне, и к блокаде, и лично ко мне.

И вот совсем недавно я снова перечитал это произведение. Оно не устарело, хоть написано, по масштабам нашего быстротекущего времени, очень давно — в 1898 году. В наши дни человечество обладает более страшными средствами ведения войны, нежели уэллсовские марсиане, и появись такие пришельцы на Земле сейчас — их бы разгромили в два счета. Атомной бомбы Уэллс тогда еще не мог предвидеть. (Впервые прообраз атомной бомбы возник в литературе через несколько лет после «Борьбы миров» — в «Острове пингвинов» Франса.) Но дело здесь не в технике, а в той надфантастической задаче, которую Уэллс решил в своей вещи и которая не стареет.

Еще мне хочется сказать несколько слов о современной космической фантастике. Ее очень много — и хорошей, и средней, и плохой. И почти во всех космически-фантастических повестях и романах земляне, отправившиеся в межпланетные путешествия, сталкиваются с разумными инопланетниками. Чаще эти существа с иных планет находятся на более высокой ступени развития, нежели люди, несколько реже — на той ступени эволюции, когда они еще не доросли до людей, но могут на это надеяться. Я вовсе не против такой фантастики — наоборот, я сам ее усердный читатель и почитатель. И обилие таких произведений вполне закономерно, ибо, как сказал один англичанин, человечество разуверилось в отце небесном и теперь ищет небесных братьев. Но не односторонне ли такое очеловечивание космоса?

Дело в том, что в последнее время в научной и научно-популярной литературе (но не в фантастической) все чаще появляются высказывания о том, будто бы Вселенная населена не так уж густо и человечество не так-то легко найдет в ней звездных братьев, а может быть, и никогда их не найдет. На меня лично большое впечатление произвела статья С. Колдунова «Нет, не услышим!», помещенная в журнале «Знание-сила», где, между прочим, есть такие строки: «...цивилизации могут быть отделены друг от друга такими огромными расстояниями и такими трудностями взаимных поисков среди миллиардов «неодушевленных» звездных систем, что при любой длительности и мощи своего развития могут не иметь друг с другом никакой связи очень долго или даже вечно». На первый взгляд, это утверждение может показаться пессимистичным, но в науке нет пессимизма или оптимизма, а есть логика фактов и теорий. И вот некоторые умные люди предполагают, что мы встретимся с разумными инопланетниками, другие, не менее умные, люди считают, что мы никогда с ними не встретимся. И фантасты, на мой взгляд, тоже имеют право на выбор не только первого, уже изрядно разработанного варианта, но и на выбор варианта второго — то есть на возможность бесконечного развития человечества без межпланетных контактов.

Разработка второго варианта сулит писателю меньше эффектных ходов, здесь труднее найти приключенчески-развлекательное решение темы. Но кто знает, быть может, именно на этом пути фантастов ждут более глубинные удачи. Ведь сознание невозможности встречи в космосе с мыслящими существами может усилить в людях чувство ответственности перед своими земными братьями и перед историей своей планеты. Сознание, что наша прекрасная Земля единственна и неповторима, может вдохновить человеческий разум на новые подвиги для блага своей Земли.

А пока суд да дело, я хочу закончить свое прозаическое высказывание стихами:

Мы одни во Вселенной,

быть может,

До сих пор нам никто

не помог.

Из космической

литерной ложи

Бородатый не щурится бог.

И на сцене зеленого рая,

Средь бесчувственных

солнц и планет,

Мы в нелегком спектакле

играем,

У которого зрителей нет.

Мы бесчисленны и одиноки,

А вкруг нас — только

холод и снег,

И с галерки галактик

далеких

Нас никто не освищет

вовек.

Мы одни во Вселенной,

быть может,

И собратьев по разуму нет,

И на все, что томит

и тревожит,

У себя лишь найдем

мы ответ.

«Литературная газета» № 44 от 29 октября 1969 года, стр. 5.

Кто выступал в дискуссии 1969 года в «Литературной газете»:

— Письма Николая ФЕДОРЕНКО, Алексея ЛЕОНОВА и Станислава АНТОНЮКА;

— И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА. ЭТОТ УДИВИТЕЛЬНЫЙ МИР...;

— Выступления Константина БОРИНА, Петра РЕБИНДЕРА, В. АБАКУМОВА, Давида ФРАНК-КАМЕНЕЦКОГО;

— З. Файнбург. ИЛЛЮЗИЯ ПРОСТОТЫ;

— Письма читателей;

— А. Белоусов. ЗАБЫВАЯ О СОЦИАЛЬНОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ...;

— Геннадий ГОР. ЖИЗНЬ ДАЛЕКАЯ, ЖИЗНЬ БЛИЗКАЯ;

— Александр КАЗАНЦЕВ. ЛУЧ МЕЧТЫ ИЛИ ПОТЕМКИ?