цитата

Разумеется, Олег Гладов ни разу не «русский Чак Паланик», как его поспешили окрестить некоторые читатели. «Любовь стратегического назначения» не «Бойцовский клуб» — скорее это роман для бунтующих подростков от пятнадцати до сорока пяти (и их подружек, запивающих энергетиком экстези), которые справедливо полагают дешевкой бесконечную «героическую фэнтези» и романы про «попаданцев», но все-таки в глубине души хотят почувствовать себя этакими печальными мачо а-ля Бандерас в «Десперадо». Для тех, кого не смущает сочетание показного цинизма и ненормативной лексики с красивостями из арсенала «дамского романа» («Любовь. Пуля со смещенным центром из чистого золота. Вошедшая в сердце и походя — вскользь — разрушившая всю жизнь»)

цитата

Осенью 2010 года отечественные издатели трижды порадовали поклонников серьезного «графического романа». Один за другим в свет вышли «1602» Нила Геймана, «Черная дыра» Чарльза Бернса и первый том «Песочного человека» все того же неутомимого Геймана. Причем не в связи с какой-нибудь экранизацией, как было с «Хранителями», «V — значит вендетта» или «Городом грехов», а просто так, самоходом. О «1602» и «Сэдмене» разговор особый, да и вообще — кто ж не знает старика Геймана! А вот «Черная дыра», несмотря на все восторги гиков, до последнего момента оставалась для отечественного читателя, простите за каламбур, тёмной лошадкой.

цитата vvladimirsky

Рецензия на книгу Ренате Лахманна

цитата

Есть, в общем, повод для иронии, и смешно, конечно, на каждой странице, и, в общем, это комедия — однако комедия без единой шутки. Потому что Пелевин — как его великие предшественники Гоголь, Булгаков, Носов — давно уже не шутит, просто в его текстах плещется себе некое высшее остроумие; так, наверное, шутит Бог — в свободное от преподавания на курсах английского ­время.

цитата

Странные — жутковатые, но и явно не без иронии — рисунки; странные — очевидно подразумевающие нечто гораздо большее, чем буквальное значение, — реплики. Странные герои — много, в «Войне и мире» столько нет. Десятки вставных историй — которые расползаются как тараканы и, по-видимому, только очень условно складываются в единую конструкцию. «Сэндмен» — постмодернистский, основанный на игре цитат комикс, в котором действуют герои из других комиксов, и чтобы испытывать что-нибудь, кроме озадачен­ности и приступов нарколепсии, вам следует почаще заглядывать на стр. 245 и далее.

цитата

Первое, что думаешь, перевернув последнюю страницу: это книга, которую долго ждали. Именно то произведение для юных граждан нашей страны, которого так давно не хватало. Роман идеологически безупречный, целомудренный как программа партии, актуальный как утренняя газета и стерильный как бинт в упаковке. Словно книгу писал какой-то другой, незнакомый читателям прежде Дивов. Тенденция модная — менять стиль пробовали и Дяченко, и Олди, и Лукьяненко. Вопрос удалось ли — не стоит. Перед нами действительно честный подростковый роман. Остаются вопросы критика к самому себе — верно ли прочитана книга, всё ли учтено и понято?

цитата vvladimirsky

идеологически безупречный, целомудренный как программа партии, актуальный как утренняя газета и стерильный как бинт в упаковке.

цитата Vladimir Puziy

Ага, с полицейским-то государством, в нём изображённым, -- идеологически безупречный. Другое дело, что сказано об этом между строк и фига в кармане припрятана глубже, чем в "Выбраковке", -- в итоге автор как бы обманул самого себя. Перефокусничал с этим.

цитата Dark Andrew

книга достаточно честная и патриотичная

цитата Vladimir Puziy

Патриотичная, если говорить о воспитании (воспевании) любви к России? Честная при том, что изображает ближайшее её будущее с перспективой полицейского государства? Йой.

цитата Dark Andrew

Да, на оба вопроса.

цитата Цефтриаксон

А нет-ли здесь СПГС? В особо интеллигентской форме?

цитата Vladimir Puziy

Со стороны кого? Про полицейское государство автор-то подтверждает: в "Симбионтах" оно самое.

цитата

— Не посещали ли тебя мысли, что сейчас твой роман, где много джиннов, начнёт каким-то мистическим образом воздействовать на твою жизнь, тем более пошли такие параллели между тобой и писателем в романе?

— Джиннов, да, боюсь. Иногда меня так и подмывает взять автомат и поиграть с огнём! Джинны для меня лично многое объясняют в метафизике революции.

Мир джиннов — это такой параллельный, более продвинутый энергетический мир, который оказывает большое влияние на людей. Я писал роман, опираясь на мусульманскую космогонию, и первоначально в романе была большая глава, в которой рассказывается о культурологической ситуации в Петербурге накануне революции — о связи революционеров, джиннов и технического прогресса.

цитата

По мнению Дины Хапаевой, важнейшей темой творчества целой плеяды гениальных писателей было исследование природы кошмара. Так творчество Чарльза Метьюрина, Гоголя, Достоевского, Томаса Манна, Лавкрафта и Пелевина трудно понять, игнорируя перспективу «кошмароведения». Техники письма, необходимые для изображения кошмара, для его перевода из жизни в литературу, Хапаева предлагает обозначать словом «гипнотика».

цитата

Забор – бетонный, решетчатый, любой – стал знаком, символом и самым емким образом современной России. Не выйти на берег любимой речки, где купался в детстве. Не срезать путь на параллельный переулок через ближайший дворик. Даже бывший пустырь поделен между новыми домами, построенными по индивидуальным проектам, – там, где раньше росли рябины, вязы и трава по пояс, теперь стометровый проход от метро до старого жилого массива между двумя решетками, похожий на тот, по которому выгоняют на арену цирка крупных хищников, только нес мягкими опилками, а с растоптанной склизкой грязью под ногами…

цитата

«Непоседа» – давно обещанное Сергеем Лукьяненко продолжение романа «Недотепа», который был опубликован в конце весны 2009 года. Новый роман полностью вписывается в концептуальную рамку, заданную предыдущим: это подростковое фэнтези, насыщенное «взрослыми» подтекстами.

цитата

— Среди ваших книг встречается и традиционная фэнтези («Три легенды», «Ни слова о магах», «Малыш и Буйвол»), и романы, построенные на НФ-посылке («Идеальный враг», «Демоны рая»). Есть ли для вас разница между этими жанрами, или главное поставить героя в крайние обстоятельства, а какими средствами — не важно?

— Форму (жанр) диктует замысел.
Какие-то задумки естественно реализовать в фэнтези-антураже, для других надо придумать мир будущего, третьим требуется, к примеру, стилизация под русский сказ. Для меня, как для автора, нет особой разницы, пишу я фэнтези, космическую фантастику или мистическую прозу — у меня есть какое-то представление об устройстве этих «жанров», и я довольно уверенно там себя чувствую — но в определенных рамках. А есть области, куда я вовсе предпочитаю не соваться — по разным причинам. Например, я вряд ли возьмусь сочинять роман в жанре альтернативной истории.

цитата

— В последние годы все чаще в ваших произведенияхвозникает образ России, знакомый нам по «Герою нашего времени» Лермонтова — и в криптоисторическом романе «Мишель», и в сборнике «Звездные гусары», и в недавно изданном романе «Падение Софии»... Чем он вас так привлекает?

— Избрав местом действия Россию квази-девятнадцатого века, я могу позволить себе писать по-русски. Иногда начинает тошнить от иностранных или вымышленных имен. Странно, конечно, — учитывая, сколько насилия производится над писательско-читательскими мозгами призывами «Нам нужен Наш, Русский герой! Даешь Илью Муромца заместо растленного Конана!» Но вот в какой-то момент действительно захотелось домой. «Но, господа, как хочется стреляться среди березок средней полосы».

цитата

Творчество Платонова традиционно подразделяется на два периода, ранний и поздний. Так, Эрик Найман в статье “Андрей Платонов между двух утопий” анализирует последовательное движение платоновской прозы от “утопии революции” к “утопии жизни”. По мысли автора, ранний Платонов верит в аскетический идеал, в полную победу разума над телом, в отказ от сексуальности как буржуазности, в преодоление животной природы и мещанского быта в ходе революционного переустройства мира, тогда как Платонов поздний примиряется — не безболезненно, конечно, и не целиком — со сталинской идеологией благополучной органичной жизни, как бы “наращивающей плоть”...