У Кеведо в чудесной "Жизни великого скупердяя" (также известно как "История жизни пройдохи по имени Дон Паблос, пример бродяг и зерцало мошенников") встретилось:

"Мы пошли дальше и на одном из углов спросили у какой-то торговки сухого варенья и водки — она же отпустила нам все это даром, как только поздоровалась с моим наставником".

Что в оригинале звучит как:

"Pasamos adelante y, en una esquina, por ser de mañana, tomamos dos tajadas de alcotín y agua ardiente, de una picarona que nos lo dio de gracia, después de dar el bienvenido a mi adestrador".

То есть "водка" здесь не что иное как агуардьенте, сиречь расовая гишпанская "огненная вода".

А вот с продуктом, названным "alcotín", возникают сложности даже у самих испанцев. Есть мнение, что во времена Кеведо так назывался инжирный хлеб, что, в общем-то, не противоречит ни понятию "закуска", ни "сухому варенью", т.к. оно должно быть именно такое — сухое и сладкое. Желающие могут перевести целую статью на тему диковинного продукта.

Заметим, что тонко заменив "агуардьенте" "водкой", с другими терминами переводчик не парится и смело задвигает: "А теперь, — сказал он, — выпей пол-асумбре этого вина, иначе, если ты от него не взопреешь, за молодца ты не сойдешь".

Хотя — кто ему мешал назвать испанскую винную меру объёма "асумбре" (2,16 л) чем-нибудь вроде "баклаги"?..

Асумбре применяется и ныне в некоторых странах Латинской Америки.

Тема «А. и Б. Стругацкие в восприятии писателей-фантастов, родившихся в 1960-80-х годах»

Чтобы в полной мере понять значение братьев Стругацких для людей, рождённых в 1960-ые, надо родиться вместе с этими людьми.

Было много книг в магазинах, много библиотек, но – хорошие книги можно было получить, дождавшись очереди на абонементе, по подписке или в читальном зале. Как вариант – найти интересную книгу, стоящую в заднем ряду на нижней полке (так был найден Одоевский), прочитать и выделиться среди книгочеев-ровесников. Таких, глубоко увлечённых чтением, всегда мало – а когда мокрецов было много?..

И рано или поздно ты находил для себя Стругацких. Чаще поиск начинался со слухов – «А знаешь, есть такая книжка…» Иногда ты видел книгу на чьей-то полке, у кого-то в руках – тёмно-пламенная обложка, танк с ногами лезет куда-то. «Страна багровых туч», что это? После первого знакомства появлялось стремление найти другие книги авторов, после «Трудно быть богом» и «Далёкой Радуги» – восторг. Дальше ты уже дышал Стругацкими, на какое-то время они входили в твоё понятие воздуха, дающего жизнь.

Чем они нравились?

Они создавали мир, в котором хотелось жить.

Мы не можем сравнивать с обыденной жизнью сказки или фэнтези. Это заведомый вымысел, прекрасный именно своей чудесностью, своим волшебством. До некоторой степени такими же сказками является космическая фантастика. Приключения на берегах урановой Голконды тоже были сказочными, пусть грубыми, вещными, зримыми – но мы уже знали, что там участвуют люди с Земли, вышедшие завтра из тех же городов, в которых мы живём сегодня. Красивые, смелые, умные – такие, какими мы втайне хотели видеть самих себя.

Мы хотели жить как эти герои. Жадно учиться, поглощая знания. Любить стихи и щедро их цитировать – это было можно и здесь, сейчас! Творить, выдумывать, пробовать и создавать вещи силы – космолёты, роботов, энергетические поля, чтобы во всеоружии приходить к братьям меньшим, приобщать их к своим достижениям.

Наконец, быт. Разве не прекрасно подняться над низким потребительством, над мещанством, говорить языком классики пополам со своим особым новоязом, обозначающим наши победы и новые творения. Особый мир, где все умны, свободны и через край полны творчества. Где ярко и искренне общаются со всеми так, как хотели бы общаться с близкими и любимыми. Даже с врагами! В том, что окружало нас тогда, этого чертовски не хватало.

Что нас сдерживало?.. да всё тот же окружающий мир с его чинопочитанием, ранжиром. С его извечным «Не лезь не в своё дело», от которого вянет и чахнет любой творческий порыв. После ракетно-ядерного энтузиазма 1960-ых наступили «золотые 1970-ые» – да, они могли достигнуть куда большего, чем предыдущее десятилетие, но тот, кто «моделирует сны», решил иначе. Можно было насытить разогнавшееся поколение, дать ему набраться сил для нового рывка, но ему дали снотворное.

От очарования Стругацких осталось только жгучее желание сбросить гнёт Тройки, регламентирующей всё и вся, жажда перемен любой ценой.

Перемены случились. В точности как в рассказе Фридеша Каринти, где каждый в отдельности кричал «Отпусти нам Христа!», а хором получилось «Варавву!»

Означает ли это, что магия Стругацких растаяла?

Отнюдь нет. Просто она перестала им принадлежать, отделилась от них и ушла в полёт, где каждый может её вдохнуть. Аркадий рано нас покинул, а толкования Бориса к творческому наследию принадлежат скорее Борису, чем наследию. Иные находки, вроде теории Наставничества и идеи отъёма детей от родителей, относятся более к нью-эйджу и конспирологии, нежели к солнечному Полдню.

Надеемся, в светлом будущем лишнее само покинет собрание идей Стругацких. Так дух отбрасывает плоть, чтобы войти в горняя.

Датировано 24.07.2003 г., но написано явно раньше.

В печати не публиковалось, в сети отсутствует.

Ну, пусть присутствует.

О, Готфрид Андерш, чьё имя священно, чей дух пребывает в эоне свободы! Я, Кавасима Кэйдзи, кланяюсь тебе от имени всей Революционной Армии. Я кровью своей окропляю винтовку и меч.

Ты жив, Готфрид Андерш, я знаю. Твой образ я всегда ношу у сердца, а сейчас он предо мной на алтаре, между курительных свечей. Таким ты покинул наш мир – молодым и смелым, непокорным и упрямым, с сигаретой в углу рта. Мы сохранили твой голос на кассетах, прядь твоих волос и семь твоих подлинных писем о свободе и ненависти. В университете, где ты бунтовал, твоё место в аудитории девушки украшают цветами. Там – Кирстен Хагенберг, твоя возлюбленная.

Твой путь был предначертан, Готфрид Андерш. Ты родился, чтобы возродить учение из праха, чтобы указать нам путь и повести к победе.

Всё действие романа миссис Шелли укладывается в 1791-1799 годы.

В декабре тысяча семьсот [неопознанного] года Роберт Уолтон начинает своё путешествие на Северный полюс — из Санкт-Петербурга в Архангельск и далее. Путь его продолжался до сентября следующего тысяча семьсот [неопознанного+1] года, после чего корабль повернул обратно. Собственно, дневники Уолтона и есть содержание романа.

Имеет значение и учёба Франкенштейна в университете Ингольштадта (поступил в 17 лет, учёба длилась шесть лет; в это время и было создано Чудовище). Примечательно, что Виктор покинул ещё действующий университет — в 1800 году это учебное заведение, просуществовавшее 328 лет, было закрыто, поскольку превратилось в богомерзкое гнездилище собачившихся меж собой иллюминатов. Орден этих просвещённых строителей нового Иерусалима был создан в университете за четверть века до его закрытия — словно болезнь завелась в организме.

Я почему-то не удивляюсь, что молодой женевец под руководством иллюминатов так просветился кукухой, что исступлённо занялся гальванизацией трупов. Это всё Просвещение, это всё либерализм и совершенствование человечества. После его научного подвига оставалось только считать 200-ых.

И, да, книга, по которой Феликс учил Сафию, была «Руины империй» Вольнея, изданная в 1791 году в Женеве.