Защита Некрасовой

Дюжина рассказов нового сборника Евгении Некрасовой — двенадцать созвездий вселенной матриархата, которую последовательно создает писательница. Истории, где древние хтонические существа взаимодействуют с миром людей, а иногда и между собой. Здесь Яга не злая ведьма и не похожа на заботливую старушку адаптированного варианта, лишь притворяющуюся грозной, но психопомп и воплощение грозной стихии. По большей части к человеку равнодушна: может помочь под настроение, а может и схарчить, если голодна (в своем едальном состоянии).

Здесь, унесенная ураганом в Карибское море и утратившая силу, вдали от родной земли, она встречает Пеле (на первый слог) — в каком-то смысле свою коллегу с Гавайев, и просит помочь вернуться, но, не в силах противиться соблазну умыкнуть стеклянную слезу богини — за кражу та отправляет ее вместо родных осин к австралийским эвкалиптам. Что ж, Ега-Биха и там не пропадет. Здесь Родная речь живет у Еги в избушке, похожая на крупный язык, вроде коровьего, бабка отмачивает ее в киселе, но однажды заскучав, Родная речь уходит, последовательно попадая к дровосеку (лагерная лексика), учительнице русского (выхолащивание официозом), маргиналам (сленг), генералу (милитари-стайл), ученым (НЛП-политтехнологии), пока не возвращается к Еге — спасибо той собаке,

Здесь инопланетяне похищают девочку, живущую в городе с космодромом, с бабушкой, но без мамы, которая в Москве. А другая девочка с Севера от скуки и отсутствия партнеров по играм, воскрешает мертвецов, делая своими приятелями. Здесь медведица Настя (привет «Коже», люблю эту некрасовскую книгу), трудится на фабрике, дружит с зайчихой, недолюбливает своего прибандиченного брата и коллекционирует фигурки людей, про которых все здесь думают, что их и не было никогда, на самом деле.

Женский мир Евгении Некрасовой далек от воинствующего феминизма или потребности взять исторический реванш. Мужчинам в нем не то, чтобы нет места, они присутствуют, но чаще как балласт, бесполезняк, каким по большей части являют себя в жизни. Женщины несут мир на своих, давно не хрупких, плечах, воспитывают дочерей и заботятся о внучках, чтут память матерей, любят свою землю и мать-земля помогает им в страшную минуту.

«Адвокатка Бабы-яги» — умная сильная и очень качественная проза, где современность слита воедино с напевной сказовостью, а чрезмерная эмоциональность дистанцируется элементом отстраненности. Еще одна часть метавселенной, которую выстраивает Женя Некрасова. и часть эта хороша

Любовь во время террора

«Это было лучшее из времен, это было худшее из времен...»

На выходных алгоритм Кинопоиска, определив меня как одинокую (не покупает мужских товаров) женщину хм, золотого возраста, любящую книги, предложил посмотреть кино про уволенную по сокращению библиотекаршу предпенсионного возраста, чья жизнь и до того была пуста, а без работы вовсе станет бессмысленной. Она решает умереть, наглотавшись таблеток, но напоследок побывать уже хоть где-нибудь, и выбирает тропический рай Коста-Рики. А там жиголо-гид (крутит одиноких теток на экскурсию. которая заканчивается в постели), обломавшись на ее асексуальности, пытается хоть как-то найти общий язык, спрашивает про лучшую книгу о любви, она называет «Повесть о двух городах» Диккенса, и я вдруг понимаю, что не читала.

Кому закаты Коста-Рики, а мне любимый с детства Диккенс и книга, первый абзац которой в Топ-20 лучших книжных начал по версии кого-то-там-авторитетного. Да вы ведь, наверняка, не раз натыкались на эти строки: они словно специально созданы для цитирования, Бредбери их вставил в рассказ «Лучшее из времен». Читаешь и думаешь: как, ну как он мог вот так сказать про весну надежд и зиму отчаяния, про мир, стремительно несущийся к раю и опрометью летящий в ад, и что все это одновременно, впрочем как и всегда? Это особенно хорошо после бессмысленно-беспощадного автофикшена. Романист от бога, Диккенс выстраивает фабулу старомодно и чуть тяжеловесно, но безупречно.

Время действия последнее двадцатилетие восемнадцатого века, место — два упомянутых в заглавии города, Лондон и Париж. Свойство классики — восприниматься из дня сегодняшнего одновременной с описываемыми событиями. Тем не менее, Толстой не ровесник героям «Войны и мира», Дюма-отец мушкетерам, а Чарльз Диккенс Великой Французской Революции, от которой писателя, в пору работы над романом, отделяло 65 лет. и которая здесь в фокусе внимания. Хотя начинается все за 14 лет до. Сотрудник лондонского банкирского дома едет в столицу Франции, чтобы вернуть к жизни врача Александра Манетта, долгое время содержавшегося в Бастилии, а теперь живущего на попечении бывшего слуги, ныне трактирщика, Дефаржа. В пути к нему присоединяется Люси Манетт, дочь узника, ни разу не видевшая отца.

Затем действие переносится на пять лет вперед, в Лондонском Олд Бейли судят молодого француза Чарльза Дарнея по обвинению в шпионаже в пользу Североамериканских Штатов — тогда шла Война за Независимость. Люси привлечена в качестве свидетельницы и своей бесхитростностью почти губит парня, но молодому адвокату Сидни Картону удается убедить присяжных в невиновности подзащитного, прибегнув к достаточно странному аргументу собственного удивительного сходства с ним. Добрый и славный, но ведущий беспутный образ жизни, сам себя он считает пропащим и, влюбленный в мадемуазель Манетт, отступает в сторону, не препятствуя ее счастью с Дарнеем, который, к слову, аристократ, отказавшийся от привилегий и наследства, чтобы честным трудом преподавателя в Англии зарабатывать свой кусок хлеба (мда, хлипкая мотивация для нашего меркантильного века, но вспомните Пьера Безухова, тяготившегося своим богатством в окружении страшной нищеты).

Наконец, прекрасный и страшный 1789. Прекрасный, потому что народ, впервые в истории, сверг тиранию. страшный, потому что это стало временем революционного террора, в гущу которого ныряет наивный прекраснодушный Дарней, урожденный маркиз Эвремонд, чтобы спасти старого слугу. Вы наверняка понимаете, что это равносильно вхождению ягненка в логово льва. И это лишь начало благоглупостей, которые учинит благородная семья Дарнея, которая полным составом, со стариком, ребенком и нянькой двинется на спасение мужа и зятя. Диккенс великий гуманист, с неприятием жестокости. Он познал в детстве бедность и тяжкий труд, и во всех своих книгах поднимал голос в защиту униженных и бесправных. Вместе с тем, он человек, трудом и талантом сумевший создать состояние, и в этом смысле принадлежит к числу тех, кого восставшие на фонарях вешали.

Эта двойственность: горячее сочувствие к беднякам, низведенным до скотского уровня, и одновременно ужас нормального человека, попавшего в жернова террора — может быть как раз это соединение делает «Повесть о двух городах» самым читаемым романом Диккенса и одним из самых читаемых англоязычных произведений. А что делает лучшим романом о любви? Да вы почитайте, оно того стоит.

Обочина без пикника

Эта местность считается жуткой. Земля, которую многие называют зоной отчуждения.

Баба Дуня живет в Черново, деревне, после аварии на Чернобыльской АЭС ставшей частью зоны отчуждения. Вернулась в свой дом первой, помыкалась по чужим местам и решила доживать здесь. Нет, компенсация переселенным полагалась, был даже громкий скандал, когда вскрылось, как местные сильно завышено оценили свои дома, а чиновники подписали за откат. Но баба Дуня на компенсацию не подавала, она по-прежнему владелица своего дома. Остальных, съехавшихся сюда, права собственности не волнуют, заняли пустующие дома. Из здешних только старик Сидоров, бывший пожилым уже в восьмидесятых, остальные приезжие: умирающий от рака доходяга Петров, мнительная толстуха Марья, зажиточная и заносчивая чета Гавриловых, эти заняли лучший дом — всего человек тридцать. Воды, отопления, связи нет, хотя Сидоров утверждает, что его домашний телефон работает, но остальные слышат в трубке только шорохи и трески.

Когда-то была у медсестры Дуни семья: муж Егор (при жизни тот еще гулена), дочь Ирина и сын Алексей. Теперь Ирина живет в Германии, врач — по материнским стопам пошла, пишет письма, шлет посылки, зовет к себе, да куда она поедет — от нее счетчик Гейгера трещит, сама теперь как нано-реактор. Жаль только, что внучку, Лаурочку не видела никогда. Но откладывает для нее всю пенсию, будет девочке наследство. С Алексеем связь оборвалась, баба Дуня не любит о нем вспоминать, говорит, что он в Америке, не будем и мы. Она выбирается раз в неделю в соседнее село Малыши, там получает пенсию и забирает посылки, покупает крупы, чай, лекарства, сама не осознавая, что превратилась в местную достопримечательность.

Беда приходит нежданно в облике нервного мужчины с маленькой девочкой, тот объявляет, что дочь больна и они собираются поселиться в Черново, кто Дуня, чтобы возражать? Осознание: гада бросила жена и здоровую девочку он привез сюда облучить в отместку — приходит к ней внезапно, а попытка поговорить с мужчиной заканчивается плохо. Очень плохо, для всех жителей Черново. И снова героине приходится взять решение на себя. «Последняя любовь бабы Дуни», которую «Дом историй» выпустил в женской серии «Своя комната», прямо-таки просится в пару к их же «Население: Одна». Снова пожилая женщина, которая больше всего хочет, чтобы ее оставили в покое и позволили заниматься своим огородом, волею обстоятельств, вынуждена спасать всех, внезапно поняв, что она вовсе не одна.

Немецкая писательница Алина Бронски родилась в Свердловске, в Германию переехала ребенком, пишет на немецком и очень популярна. Простая история про бабу Дуню четвертый ее роман, и я от души советую вам эту немрусскую книжку.

Победоносность Победоносцева

Да, были люди в наше время!

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Вася Васнецов, мелкий чиновник Охтинской администрации Петербурга, обнаружил, в своей голове Константина Победоносцева. Для тех, чьи познания в истории отечества стремятся к нулю — серый кардинал в правление Александра III, предпоследнего российского монарха; вошедший в историю душителем свобод, обер-прокурор синода, идеолог контрреформ и отката от либеральных завоеваний, о котором Блок писал: «...над Россией простер совиные крыла» (в своих круглых очках, впрямь, похожий на сову). Пока больше о нем знать не надо, а захотите больше — прочтете «Колдунов», ну или Википедию.

Итак, Вася, юрист на службе муниципалитета, глуповатый, малообразованный, лишенный амбиций, обнаруживает внутри себя умнейшего эрудированного и крайне амбициозного политика, при жизни направлявшего силы на служение России и в этом странном посмертии намеренного продолжить то, что считал своей миссией. С Васей, которому никакой миссии даром не надо, в качестве — нет, не марионетки — союзника. Чья принадлежность к чиновному сословию, при всей его малой перспективности, все же дает возможности, от которых далеки рабочие, офисные служащие или предприниматели.

Союзниками и соратниками Васнецова по «как нам обустроить Россию» станут пиарщица Катя Шаховская, девица в высшей степени пассионарная и Лев Вражкин, в начале истории следователь, скоро перешедший юристом в ту же охтинскую администрацию. Они в дальнем родстве, оба интеллектуалы, в отличие от простоватого Васи, и, кажется, менее подходящим трио на роль младореформаторов были бы только крыловские лебедь, рак и щука. Но приходится работать с тем, что есть, а у Шаховской и Вражкина тоже подселенцы из того времени, оппоненты Победоносцева.

«Колдуны» в значительной степени взгляд на нашу действительность глазами умного, трезвомыслящего, критически настроенного человека «того» времени. В еще большей — энциклопедия политических деятелей правления Александра III, известного консервативностью. Поданная с позиций, диаметрально противоположных чхартишвилиевской «Истории России». Союзниками, врагами, временными попутчиками нашей тройки становятся самые разные персонажи: глава Охтинской администрации Фомин, ушедший на повышение в Смольный и забравший их с собой; самодурка чиновница Ольга Павловна; великий комбинатор Шпербер; человек-стенобитное орудие Беркутов; лучший писатель отчизны Соло Обухов (за которым прозрачно угадывается Быков), и проч., и проч.

Персонажей в книге много, все они непрерывно находятся в броуновском движении, меняя романную диспозицию и отражая непредсказуемость российской действительности: сегодня во властном кресле, завтра снят и под следствием, а то в тюрьме, а послезавтра — глядишь, в кресле повыше прежнего. В реальности здешней то и дело происходят перемены: восстановлена Табель о рангах и сословный строй, в дворянах ныне чиновники с десятью лет выслуги; война у наших границ — Турция напала на Грузию; тут и там создаются революционные общества, марксистские кружки и подобные подрывные организации, отношение героя к которым скоро перенимает читатель. Такое: «не нужно России всего этого, нашей природной расхлябанности надобна твердая рука». Умные талантливые люди бывают убедительными, а Фигль умна и, безусловно, талантлива.

Наблюдать взаимодействие умницы эрудита, государственного мужа Константина Петровича с охламоном Васей, в котором воспитываются немного чувства, много ум, но в основном гражданская позиция — немалая читательская радость. Еще большую дарит наслаждение стилистическое, Фигль всегда в это умела как никто. Никогда не умея в сюжет, что воспринималось нормой во времена расцвета отечественного постмодернизма десятых, но сегодня кажется анахронизмом. Времена меняются, а мы не всегда успеваем меняться вместе с ними

Фигль-Мигль прекрасная со всеми своими извилинами, на смену постап-антиутопиям «Щастья» и «Волков и медведей», многоголосому расёмоноподобию «Ты так любишь эти фильмы»; федоровскому воскрешению мертвых «Этой страны» ведет охранительный консерватизм «Колдунов», которым невольно проникаешься. А «Колдуны» в лонге Большой книги. Будем наблюдать.

Как-то раз пошла гулять я с иностранцем...

Эту книгу прибило к моему берегу волнами сарафанного радио книжников. Когда открываешь утром Телеграм и у «Книгагида» Жени Власенко читаешь, что испанская поговорка, взятая к ней эпиграфом и переведенная в сносках, как «Любовь не знает преград», на деле означает «Две сиськи сильнее двух телег». А потом Николай Караев в своих «Звездных маяках капитана Норта», делает восторженный разбор с вердиктом: «Читать обязательно!» Тогда я, конечно, думаю, что это мне надо и бегу читать Надежду Лидваль, о которой прежде ничего не слышала, хотя имя ее видела (тотчас забыв) в лонге прошлогоднего «Лицея».

Провинция в тренде, действие «Дня города» разворачивается в городе сибирском, изначально выстроенном как соединение крепости и острога. Теперь в нем есть театр, университет, краеведческий музей и швейная фабрика, работницы которой продолжают отмечать День работника легкой промышленности даже после ее закрытия. Еще здесь чтут классика русской литературы, который при царе сидел в остроге, поднял бунт и принял мученическую смерть на костре, после его подавления. Масштабы поклонения классику прямо немыслимые: лучшие девочки водят перед памятником ему хоровод, дети в школе мастерят кустовские мягкие игрушки (Федор Михайлович Куст — имя классика) и в обязательном порядке посещают балет «Куст», на площади в День города сжигают его соломенное чучело. Людоедский какой-то обычай, не находите? И это вы еще всего не знаете.

Две горожанки, Катя и Наташа, находят свою судьбу вдали от родных мест, да не в соседнем Иркутске или Томске. например, даже не в Питере или Москве, а за границей. И снова, не в Астане или Кишиневе, а в самых заокеанских Штатах и Чили.Жених Кати, двухметровый красавец миллионер Нейтан путешествует по транссибирской магистрали, залечивая сердечную рану, на городской улице встречает ее, только что сдавшую сессию в своем ИнЯзе, влюбляется насмерть. Год они переписываются по майлу и бумажными письмами, через год любимый приезжает делать Кате предложение. Ее несколько смущает лишь новообретенное знание, что женой она станет третьей, две предыдущие супруги совсем еще молодого Нейтана скончались. Да, блин, сильно смущает!

Наташа проще, познакомилась со своим Хавьером (полтос, но выглядит на тридцать, симпатичный, ухоженный, спортивный, рост, только маловат) в интернете. Переписывались посредством транслейт-программ, испанский она и учить не пыталась, а зачаточного английского с трудом хватает для понимания — сейчас, когда он примчался знакомиться через полмира. Но что какие-то слова перед очарованием белокурого сибирского ангела, Наташа хороша необычайно. Хавьер влюблен и делает предложение. Нет, для начала приехать в Чили, познакомиться с его семьей, решить для себя, готова ли она к браку, билеты и проживание он оплатит, разумеется.

Вы скажете: «О, девчонкам судьба познакомиться и подружиться». И ошибетесь. Они никогда не встретятся. Больше того, есть третья девушка, Света, работает на фабрики, но по четвергам встречается с людьми, которые читают и обсуждают «Ятаган», тот самый крамольный роман, за который Куст был посажен — такой отчасти книжный клуб. Они не встретятся, но судьбы их, мистическим образом, переплетены — каждая добавляет штрихи к истории, смешной и жуткой, о том, как здесь жизни нет, и там мы никто. Но если отвернув лицо, придушить в себе человека, то «Замечательный у нас, все-таки, город.»

Книга скорбей

Милосердие выше справедливости.

В психиатрической лечебнице содержится женщина по имени Розанна Макналти, помещенная сюда так давно, что даже старожилы из персонала затрудняются припомнить, когда — попорченный мышами и плесенью архив не в помощь. Доктор Грен знает ее все тридцать лет, что работает, а когда он пришел, Розанна уже находилась здесь несколько десятилетий. Сама говорит, что ей сто лет, и удивительно, но она, в прошлом редкая красавица, сохранила в этом возрасте и в этих условиях ясность ума. История складывается из двух дневников, которые ведут два этих персонажа. Вернее, из дневника Грена, тяжело переживающего смерть жены, и воспоминаний Розанны, которые она писала многие годы, пряча записи под половицей.

Аварийное состояние больницы и необходимость переселить пациентов заставляет Грена теснее контактировать со старейшей пациенткой. Ему очевидно, что она не более душевнобольная, чем абсолютное большинство, но выписать женщину такого возраста, не имеющую родных, значило бы обречь на смерть, следовательно, перед ним задача — диагностировать психическое расстройство мисс Макналти, а для этого нужно разговорить ее. Доктор все больше времени проводит в обществе старой женщины, поначалу не признаваясь себе, что разговоры с ней, само ее присутствие утешает его душевную боль.

Параллельно разворачивается история Розанны, сначала маленькой девочки, дочери красавицы мамы и кладбищенского смотрителя, в прошлом моряка, лучшего папы на свете. Она слушала отцовские сказки, выучилась подыгрывать его пению на маленьком пианино, участвовала в опытах, которые он — самоучка книжник, повторял. Вроде того, из учебника физики, про воздействие гравитации на тела. Безмятежное детство кончается как раз в день этого эксперимента, когда мальчишки-партизаны приносят на кладбище своего застреленного товарища, а отец посылает 13-летнюю Розанну за священником, ирландцы религиозны. Тот приходит, но сразу за ним врываются солдаты и уводят бунтовщиков, а главарь обвиняет Розанну в доносе.

Происшествие стоило семье отцовской должности — с тихого места, где всегда была возможность приработка, муниципалитет переводит его работать городским крысоловом. Труд грязный и опасный, платят меньше, семья живет почти впроголодь, а вскоре случается страшное — при пожаре в городском приюте. косвенным виновником которого стал отец, погибли девочки-сироты, одновременно душевное здоровье матери пошатнулось (свихнулась она. если без эвфемизмов). Вскоре после того погиб отец, автор не дает однозначного ответа, было ли то самоубийством, как пишет Розанна, или ее память милосердно затемнила подлинное — убит парнями из ИРА, вынесшими ему приговор за сотрудничество с полицией, как в своих, третьих по счету, здешних мемуарах пишет священник, злой демон их семьи.

Жизнь продолжилась, красавица выросла, невзирая на гнувшие ее ветра, пошла официанить в кафе «Каир», вечерами играла на пианино с местным бендом — ирландцы не только религиозны, но и очень музыкальны. Чуть раньше она, пресвитерианка отказалась перейти в католичество и выйти замуж за человека, которому отдали должность смотрителя, прежде папину, тем нажив смертельного врага в лице отца Гонта Себастьян Барри ненавидит клириков, для которых сдерживающих факторов не существовало и авторитет был непререкаем. Винит во многих бедах своей родины, в романе Гонт квинтэссенция зла.

От соблазна пересказать «Скрижали судьбы» трудно удержаться. Но нужно, потому что прочесть его самим — читательская радость, из числа выпадающих нечасто. Невыносимо горькая история о том, как смена политического курса делает кого-то изгоем; как развращает безграничная власть; как бесправны малые мира сего, особенно если они женщины. Горькая и жизнеутверждающая, потому что это такой эталонный роман, в котором каждый получает по заслугам (если и не по справедливости). Хотя, пережить всех врагов, сохранив здравый ум и относительную физическую крепость, на закате жизни обретя близкую душу — это ли не победа.

Я не знаю, каков фильм, молодой врач в аннотации и женщина лет сорока на кинообложке смущают, но перевод Анастасии Завозовой, с ее особым чувством слова, эталонно хорош.

Льдинка, растай!

А за окном наличники...

Она видит мертвых людей, примерно как мальчик из фильма с Брюсом Уиллисом. Да ничего особенного, видит и видит. Кладов они ей не открывают, страшными тайнами не делятся, будущего не предсказывают. Немного легче пережить смерть близких, когда знаешь, что они тебя не оставят, будут приходить, когда нужны, выслушают, утешат. Аня сирота: мама умерла молодой, отца она не знала, вырастила бабушка, которая тоже недавно скончалась. Удивительно, но одинокой никогда себя не чувствовала — тетушки в родном Джукетау окружали такой заботой, что едва не душили. От их гиперопеки Аня уехала в Город (за которым угадывается Казань), закончила там институт, устроилась на работу в издательство, встретила Дениса, который казался лучшим парнем на свете. Казался.

Теперь Аня снова в Джукетау, для денег удаленно работает корректором, для души и самореализации собирается писать вторую книжку (первая у нее была голимый ромфант, но продается хорошо), прибухивает, навещает теток по воскресеньям и почти совсем не страдает из-за того козла. Бложек завела, «Наличники», постит туда фото, вы верно догадались — местных окошек со ставнями и наличниками. Фотографируя одно такое затейливое окно, столкнулась с пожилой женщиной, та вышла из дома, сначала что-то говорила по-татарски, потом спросила: «Ульяна, ты?» Следом выбежал парень, примерно Анин ровесник, и увел ее. Ульяной звали бабушку, на фото из ее молодости они с Аней очень похожи. А женщина, — подсказали тетки, — наверно Фируза, с которой она была дружна в юности, да рассорилась навек, не поделив парня, красивого татарина. в которого обе были влюблены.

Кажется, Аня знает теперь, о чем/о ком будет следующая книга. Семейная сага с небольшими вкраплениями мистики. А поможет ей в архивных изысканиях тот самый парень, Руслан, внук Фирузы, по удивительному совпадению, историк. Удивительных совпадений и примет, презираемого героиней, ромфанта в истории Юлии Шляпниковой, много, в отличие от наличников, вынесенных в заглавие. Однако есть в ней и обаятельные черты: любовно выписанная провинция, где русские и татары живут не смешиваясь, но дружно; внимание к семейной истории с трезвой, без идеализации и без демонизации оценкой женщин рода, холодно отстраненных с мужьями и детьми; неплохой язык и внятный сюжет. А некоторая бесячесть спасает героиню от чрезмерной мэрисьюшности.

«Наличники» в коротком списке премии «Лицей» нынешнего года, редкий случай номинирования не рукописи, а уже вышедшей книги. Незатейливая обаятельная история о дружбе. сотрудничестве и командной работе (не о любви, если вы понимаете, о чем я), побеждающих древнее проклятие.

Пасынки вселенной

Я Земля.

Я своих провожаю питомцев...

Букер любим соотечественниками больше других: ни Нобель, ни Пулитцер, ни, тем более Ирландская или Женская международные книжные премии не привлекают такого внимания. Почему? Поди разбери, так исторически сложилось. В прошлом году победителем стал роман Саманты Харви «По орбите», в истории премии один из самых коротких, меньше двухсот страниц — прочтете за вечер. Возможность познакомиться с которым на русском в переводе Екатерины Даровской дарит нам Поляндрия NoAge.

Сутки с международным экипажем МКС, вращающимся, вместе со станцией, вокруг Земли. Спокойное медитативное чтение. Время заполненное рутинными повседневными обязанностями, без потрясений, экстраординарных ситуаций и конфликтов. Хотя о чем я, рутина космонавтов (которых теперь все время хочется назвать астронавтами) — экзотика, встреча с приметами которой в каждой из шестнадцати глав найдет, чем удивить нас с вами, никогда не покидавших планеты.

Они фиксируют метеорологическую активность и фотографируют то, что дает задание снять Центр, проводят эксперименты по клеточной регенерации в условиях космоса и наблюдают за поведением микроколонии летучих мышей, выполняют текущую починку санузла, связываются с Землей, следят за подготовкой лунной экспедиции, члены которой на переднем крае и в перекрестье всеобщего внимания, в отличие от них. Занимаются на тренажерах — это очень важно, давать физические нагрузки — организм стремится деградировать в условиях предельно сниженной гравитации (еще не невесомости, как принято ошибочно думать). Мышцы атрофируются, кости становятся пористыми, если не работать на пределе сил, приземление после девяти месяцев на орбите сомнет тебя, как бумажную фигурку. Едят, разговаривают, смотрят кино, вспоминают близких, которых сейчас заменили для каждого пятеро людей рядом с ними, переживающие тот же опыт.

Двое русских: Антон и Роман (трогательно любит карамель «Коровку», папа в детстве говорил ему, что на Луну летали советские люди и оставили для него в лунном модуле пакетик «Коровки», в ожидании, когда Рома вырастет и станет следующим прилунившимся космонавтом). Японка Тиэ из Нагасаки, у нее только что умерла мама и надо как-то пережить это в пространстве, где они дышат очищенным воздухом, прошедшим через чужие легкие и пьют воду, прошедшую через почки друг друга. И она думает, что не попадет на ритуал очистки костей — это когда родственники покойного, после кремации, перебирают палочками прах в поисках не сгоревших до конца косточек и берут на память найденные фрагменты, Тиэ хотела бы кусочек лучезапястной кости, ее всегда завораживало вращение материнской кисти, когда она купала ее в детстве или месила тесто.

картинка majj-s

Американец Шон думает о «Менинах» Веласкеса, на уроке по истории искусства, посвященном именно этой картине. он познакомился с будущей женой. Картина-загадка, о чем она, для кого, кто в ней главный: художник, изобразивший себя, рисующим королевскую чету с маленькой инфантой? Сама именинница? А может быть августейшая пара? «Собака» — отвечает итальянец Пьетро. И Шон решает, что он прав, главный на картине пес, на которого прежде никогда не обращал внимания. Англичанка Нелл думает, как странно, что мечтаешь о необыкновенных приключениях, готовишься к этому на пределе человеческих возможностей, карабкаешься к цели расталкивая локтями конкурентов, а потом оказываешься запертой в жестянке, целыми днями что-то распаковываешь и упаковываешь, ковыряешься с проростками гороха. И нет ничего менее романтичного.

Кстати, почему 16 глав? Столько оборотов вокруг планеты делает за сутки станция, они даже называются: Виток-1, Виток-2..., Виток-16. Гипотетически, если бы не необходимость спать, каждый из них видел бы шестнадцать восходов и закатов. И нет, смотреть на Землю не надоедает им, она прекрасна, лишенная политических границ, единая для всего человечества.

Это ощущение, которое Харви сумела передать предельно ярко — главное в книге. не случайно при голосовании Букеровского комитета, она обошла всех конкурентов — у жюри просто не было других фаворитов (хотя я, признаюсь, болела за «Джеймса» ретеллинг твеновских «Приключений Гекльбери Финна» рассказанных его спутником, негром Джимом от Персиваля Эверета, который на днях таки взял своего Пулитцера).

Воскресный джентльмен

В этом сезоне

Поем о Робинзоне.

«Робинзон Крузо» не просто роман и даже не культовый роман — это определение приложимо к книге, которая прогремела, обзавелась поклонниками, толкователями и подражателями в рамках обширных, возможно даже очень, но все же конечных сообществ. «Робинзон Крузо» — история всеобщая, один из архетипов коллективного бессознательного и ролевая модель человека созидающего. Закономерен даже переход из кластера серьезной, где был изначально, в условно детскую литературу — с «правильными» героями надо знакомиться, когда закладываются основы. Нам, знающим и любящим Робинзона с детства, прилагаемое к нему «Даниэль Дефо» не говорит примерно ни о чем. Пора восполнить пробел.

Биография, современника и вечного оппонента другого гения, подарившего миру Гулливера (Декан Свифт бесконечно полемизировал с Дефо)- эта биография не прошла бы незамеченной и без попадания в лонг Большой книги 2025. Александр Ливергант литературовед, переводчик, главный редактор журнала «Иностранная литература», и профессор РГГУ, давно и по праву снискал лавры российского Моруа. У его беллетризованных биографий Вудхауса, Агаты Кристи, сестер Бронте, Джейн Остен, Вирджинии Вулф все приметы бестселлеров. Умея рассказать о своих героях литераторах так, что истории эти читаются как романы, он следует правилу золотого сечения: точность, информативность, эмоциональная привязка. Зная о предмете в десятки и сотни раз больше, помнить, что читатель не стремится стать в нем специалистом и не вываливать на него всего вороха; не отталкивать чрезмерным академизмом — лучше меньше, да лучше, ярче, интереснее.

Книга об авторе Робинзона, вошедшем в историю мировой литературы не только им, но также как автор эталонных пикаресок «Молль Фландерс» и «Роксана» (и еще примерно семисот (!) сочинений, главным образом политических памфлетов) — эта книга построена на тех же принципах. Биография человека,не пожелавшего, согласно воле отца, сделаться проповедником, и всю жизнь проповедовавшего. Негоцианта, тринадцать раз, на протяжении карьеры, терпевшего крушение и всякий раз поднимавшегося. Отца семейства, которого семья в грош не ставила, да и самому ему много в чем было себя упрекнуть в отношении к близким, но в мечтах и сочинениях чуткого наставника. Литератора, видевшего правление пяти властителей (на два обогнав Пушкина), и каждому служившего пером, что не уберегло от гражданской казни со стоянием у позорного столба. Поборника морали и борца против семейного насилия, обожавшего писать о злодеях и душегубах, вроде Картуша. Шпиона и осведомителя (да, было и такое в биографии Дефо). Человека, который за два века до Льва Толстого ушел из семьи умирать в одиночестве.

Это компактно. но емко, бонусом в конце «Буря, или Рассказ о невиданных разрушениях, вызванных недавно случившимся ужасающим ураганом, разразившимся на суше и на море» в переводе биографа. Я говорила, что «Даниэль Дефо: факт или вымысел» не прошел бы незамеченным даже без попадания в номинационный список, но присутствие в нем дает дополнительный стимул прочесть. Или послушать в авторском исполнении, читает Александр Ливергант прекрасно.

Со свинцом в груди

Деревянными молотками солдаты колотят вшей.

Мое сердце

устало

стучать

в такт

этому звуку.

Если задаться вопросом об истоках нынешнего расцвета ретродетектива, который из поджанра успел превратиться в самостоятельный жанр на стыке истории с криминалом и (слишком часто) магией, то это даже не Акунин с фандоринской серией. В начале был Леонид Юзефович с трилогией сыщика Путилина, а еще раньше — его «Казароза». Поразительный пример того, как отменная экранизация — фильм с Борисом Галкиным хорош, и сценаристом выступил автор, что бывает сильно нечасто — как удачная экранизация вредит литературному источнику.

Объясню: принято считать, что фильм, снятый по книге, способствует ее популярности уже одним фактом киноадаптации: подсвечивает в информационном поле; посмотревшие кино захотят познакомиться с основой. Обычно так и работает, однако нередко случается обратное — плохой фильм по книге отталкивает от нее читателей. Так вот, «Казароза» случай уникальный: хорошее кино по превосходной книге обижает читателя несоответствием ожиданиям. Для сценария ЛА усилил детективную линию и поменял преступника, а в книге расследование не главное, она о другом, в общем-то. О чем?

1975 — обратите внимание, как Юзефович работает с оптикой, это не 2002 — год выхода романа и не 1990 — время его первого варианта «Клуб «Эсперо» — но квинтэссенция брежневского застоя, период, когда Союз и советская власть незыблемы как законы гравитации. Место действия неназванный уральский город, за которым угадывается Пермь (да, сегодняшний тренд на провинцию тоже предугадал ЛА). Журналист на пенсии Вагин, вдовец, живет с сыном, невесткой (которая раздражает чрезмерной чистоплотностью) и внучкой подростком. Зайдя в школу поинтересоваться ее учебой, встречает человека из своего давнего прошлого. Очень давнего, со Свечниковым, начальственным по одежде и манере держаться, работал в 1920. Нечаянная встреча всколыхнула воспоминания.

Второй и основной пласт романа — пермские события лета 1920, когда в город приехала знаменитая в дореволюционной России певица Зинаида Казароза. Она такая, не бельканто, а кабаре, не Нетребко, а Вертинский или Монеточка: исполняет песни собственного сочинения, голос маленький, но удивительно берет за душу. Свечников, слышавший ее в Петрограде в пору расцвета и влюбленный, как поклонники влюбляются в талантов, приглашает спеть на концерте местного клуба эсперантистов, где Казарозу убивают. Поиски убийцы составляют условную фабулу романа. Условную, потому что она стала жертвой по случайности, да и какая разница, в сущности, кто нанесет последний удар женщине, жизнь которой окончилась разрушением ее мира — микрокосма, где любила и была любима, где был ребенок и тот неповторимый тембр маленького голоса, за который обожали слушатели.

Поскольку история непосредственно связана с клубом «Эсперо», читатель многое узнает об универсальном языке эсперанто, искусственно созданном и легком для изучения, в котором в начале прошлого века многие видели спасение от проклятия Вавилонской башни — если изучение эсперанто станет повсеместным, люди смогут договариваться и не будет войн. Чтобы понять, насколько это убеждение далеко от реальности, довольно вспомнить Гражданскую, стороны которой говорили на одном языке. Тем не менее, подробности об эсперантистском движении, о борьбе фракций, внутриклубных интригах с доносами, о попытке спасти кассу российских эсперантистов, попавшую под тогдашний аналог санкций из-за Революции, и безвозвратно утраченную — обо всем этом мы узнаем по ходу поисков убийцы.

У хороших книг свойство булгаковской квартиры по Садовой 302-бис, быть внутри много больше, чем снаружи. «Казароза» из их числа. В крохотном, по романным меркам — меньше двухсот страниц — объеме умещаются две временных страты с характерными приметами каждой: живая Пермь 20-х и союзная провинция 70-х с узнаваемыми деталями, вроде плаща на Свечникове, доступного обкомовским работникам, сувенирной сигаретницы в виде пушечки с секретом, которую дарят важным гостям; даже странном сегодня, но естественным во время, когда генсек целовался со всеми главами государств: «расцеловались на перроне» — о двух пожилых мужчинах.

А еще внутри много текстов, прямо какой-то Клондайк: листовки, доносы, газетные статьи, дневниковый пересказ любовного романа и шпионского детектива на допросе, стихи и песенки (среди них «Ночь порвет наболевшие нити», над которой я ревела, услышав в концерте «Любэ» 2008 и приписывала авторству Матвиенко, внезапно оказавшуюся самой популярной песней 1916). А как хорош эпизод со сном: после гибели мужа рассказчица собирается покончить с собой на его могиле, на последние деньги покупает ампулы морфия и шприц, чтобы сделать смертельную инъекцию, с трудом достает билет (бардак Гражданской), в поезде засыпает и видит сон, который, как думает слушатель, должен убедить ее выбрать жизнь. Он уже продумывает, как красиво она обыграет свой внутренний перелом и не удивляется, когда, завершая рассказ, женщина говорит: «И я поняла, что не смогу вколоть себе морфий». Удивляется, когда добавляет: «Пока я спала, украли чемодан».

В мягкой, исполненной нежности к персонажам, авторской иронии немалая часть обаяния книги. Стилистически безупречная проза Юзефовича по-особому прозрачна, не давит на читателя, если вы понимаете, о чем я. Думаете о хорошей книге на один вечер — «Казароза». Не ищите в ней детектива, возьмите ради путешествия на двухместной машине времени в компании с автором.

Муза

«Изгнанный на землю, я скитался в поисках утраченного мира, в поисках существ, подобных мне.»

Любовь уходит из мира, перестает быть сверхценностью — давно и не мной замечено. То, что веками двигало солнце и светила и становилось финальным доводом: «просто такая сильная любовь» — перестает работать. Дружба, ощущение себя частью сообщества сменяет в ценностном диапазоне любовь; юпитерианская теплая влажность эпохи Рыб уступает место прохладной сухой отстраненности управителя Водолея — Сатурна. А британка Элизабет Хэнд пишет о любви-одержимости, роковой, смертельной («Mortal Love» — оригинальное название романа) — несвоевременно? На самом деле, все вовремя, хотя поймем это мы, лишь дочитав «Бренную любовь».

Поэт викторианец Алджернон Суинбёрн (чьи стихи совершили переворот в сознании лондоновского Мартина Идена) и его приятель психиатр Томас Лермонт (потомок того же шотландского барда, что и наш Михаил Юрьевич), в холостяцком загуле по злачным лондонским местам натыкаются на окошко (скорее щель) в иной мир. Художник Рэдборн Комсток, работающий на стыке прерафаэлизма и гиперреализма, известный не как Хант, Милле или Россетти, но достаточно, чтобы обеспечить себе продажей картин безбедную жизнь на острове. Его внук Валентин унаследовал не только дедов дар, но и его интерес к сюжетам, смешивающим кельтский фольклор с рискованным эротизмом, видит на картине Рэда удивительную женщину, начинает одержимо рисовать ее, попадает в психолечебницу. В жизни каждого был эпизод встречи с той, что запустила механизм творчества и исчезла, разбив сердце.

Два предыдущих временных пласта в романе: конец позапрошлого века и 80-е прошлого, третий и основной — условно наши дни. «Условно», потому что реалии скорее соответствуют началу нулевых — интернет уже есть, но мгновенный поиск в нем еще не стал частью повседневности; мобильная связь как-бы есть, но отсутствуют соцсети и мессенджеры, без упоминания которых немыслим любой разговор о сегодняшней реальности. Американец, успешный критик и лауреат Пулитцера Дэниел решает покончить с журналистикой и вплотную заняться написанием книги, это должно быть смешением художки и нонфикшена, исследующим трансформации легенды о Тристане и Изольде, преломления ее в разных видах искусства в историко-географическом контексте. С каковой целью едет в Лондон (прильнуть к истокам, хотя до Уэльса далековато, легенда валлийская, поправьте, если ошибаюсь), останавливается у давнего друга Ника, не менее успешного рокера, в прошлом идола, ныне музыканта с устойчивой репутацией. Тот знакомит героя с женщиной, встреча с которой переворачивает мир Дэниела. Рослая и сильная, она прекрасна красотой женщин-божеств, что поражает на полотнах прерафаэлитов, и она говорит о теме Дэниела так. словно знает о нем больше, чем он, посвятивший поискам уже сотни часов. Обещает показать редкие гравюры, которые считаются в академическом мире безвозвратно утерянными и держит обещание.

Ну и как тут не влюбиться? «Нельзя! — остерегает внезапно опомнившийся Ник, — Ларкин разбивает мужские сердца с той же легкостью, с какой ты расколешь орех.» Такое, в духе «Гоблинского рынка» Кристины Россетти (сестры Габриэля Россетти, если что): «Нет! Мы есть их не должны… Они приносят горе… Хоть фрукты их прекрасны, для нас они опасны!» Опоздал, коготок увяз — всей птичке пропасть. А что будет дальше и к чему все это приведет, я вам не скажу. Если вы, примерно как я, любите про страсти в духе брюсовского «Огненного ангела», про кельтский фольклор, про изнанку викторианской чопорности, если вас не пугает постмодернизм, и вот это вот все — вам сюда. Если нет, лучше обойдите стороной.

Резюмируя: не самая простая для восприятия и требующая бэкграунда, но занятная история о творчестве.

Волна

«Будущее создается тобой, но не для тебя.»

У Стругацких не бывает без горечи, даже когда о манящем и радостном мире Полудня. Особенно, когда о нем, потому что по контрасту (не суть, далеко или близко) с Прекрасным далёко — жестокость, алчность, тупость. «Далекая радуга», парадоксальным образом, самая событийно страшная и самая светлая книга Полуденного цикла.

Землеподобная планета Радуга изначально предназначена для проведения научных экспериментов, с главным направлением Нуль-Т — телепортация. Человечество уже многого достигло и много умеет, но возможность мгновенного перемещения в пространстве переведет освоение реальности на качественно иной уровень, потому физики, занимающиеся проблемой Нуль-Т, в приоритете. Однако Радуга — это такой научный кластер, в котором много людей работают по множеству направлений, большинство из них здесь с детьми. Климат у экватора, где «Детский», мягок, а за последние годы еще и удалось наладить на планете собственный сельскохозяйственный цикл, теперь свои хлеб, мясо, молоко.

Все начинается внезапно и разворачивается слишком быстро, почти молниеносно. Таня, воспитатель Детского, и влюбленный в нее физик Роберт ночью в степи становятся свидетелями исхода зерноедок. эндемичной флоры. Вслед за ними бегут, летят и ползут прочие твари, и становится ясно. что речь не о рядовой Волне, но о чем-то экстраординарном. Волнами планета реагирует на эксперименты физиков-нулевиков, это волнообразные энергетические сотрясения, которые движутся от полюсов, но как правило скоро гаснут, а энергопоглотители Харибды позволяют убыстрять процесс. Однако на сей раз, после очередного цикла экспериментов с задействованием беспрецедентных мощностей, Волны слишком сильные, Харибды просто сгорают от этой сверхмощности.

Становится понятно, что на сей раз идущие от полюсов они не погаснут сами собой и не ограничатся разрушением инфраструктуры, но сметут с поверхности Радуги вообще все, сомкнувшись у экватора. Необходима срочная эвакуация, которая невозможна — к планете идет большой корабль, но он не успеет, а доставивший сюда оборудование Тариэль, под командованием Леонида Горбовского, сквозного героя Полуденного цикла, сможет взять на борт очень небольшое количество людей. Собственно только детей. Все здесь рекруты Науки, все, в принципе, готовы «и к смерти, и к бессмертной славе», но одно дело быть готовым «в принципе», другое — когда через несколько часов придется погибнуть.

«Далекая радуга» о том, как идут на смерть люди Полудня и это апокалиптика, в корне отличная от десятков картин на ту же тему из книг и кино. Я слушала повесть в формате «аудиокнига+лекция» в роскошной интерпретации Дмитрия Быкова, у которого во Freedom Lettres вышла недавно «Дуга» — быковский вариант «Далекой радуги», которую не знаю, сумею ли прочитать. Ну вот как-то так.

Стоик. Титан. Финансист

«Американцы… Они думали, что никто не посмеет украсть у них только потому, что они сами уже украли это у кого-то другого.»

Большой американский роман и одна из фантомовских легенд — есть у Фантома «народные» книги, о которых читатели вспоминают восхищенно и говорят о них многие годы после выхода. Вне связи с инфо-поводами, вроде экранизации или присуждения автору громкой премии. Одна из таких «Рассечение Стоуна» Вергезе, о «Сыне» я тоже много слышала от друзей-книжников, да все не выпадало случая познакомиться. Пришло время.

История семьи техасцев, охватывающая почти два века и семь поколений. Впрочем, подробно здесь будет о трех персонажах: похищенном команчами в середине девятнадцатого века Илае; его сыне Питере в конце десятых века двадцатого; о правнучке Джин Анне (Дж А), которая вспоминает свою жизнь в 2011-м, ровно на двести лет отстоящем от рождения патриарха семьи, прапрадеда Армстронга Маккалоу. Как всякая правильная семейная сага, роман Филиппа Майера — судьба семьи, вписанная в судьбу страны. С тем уточнением, что страна здесь не Штаты вообще, а конкретно Техас: самый южный, второй по площади (после Аляски и по той же причине проблематичности для заселения) и крайне независимый. Сюда, в Приграничье, в богатые плодородной землей и скотом территории, перебирается семья с тремя детьми. Старшие брат с сестрой хотят быть похожими на образованных европейцев, младший человек действия: охота, рыбалка, кони — его интересы.

В отсутствие отца, на дом нападают команчи, насилуют и убивают женщин, а мальчиков увозят в рабство. Для Мартина все закончится очень скоро, но у Илая впереди долгая жизнь, полная славного и страшного. Быт и обычаи американских индейцев — пожалуй, главная приманка романа. Другая система ценностей, иные понятийные ряды, невозможная для нас мотивация. Какие-то вещи шокируют, на другие смотришь в изумлении и восхищении. Часть Илая, мир которого накренился и рухнул; мальчика, отринувшего прежнего себя и ставшего команчем — это реально бомба. На самом деле «но верится с трудом», можно отнести не только к индейской эпопее, но и к возвращению в цивилизацию, когда подросток демонстрирует сверхчеловеческую адаптивность,. И к дальнейшей истории Полковника. Хотя. в жизни порой бывает круче, чем в романах, почему бы нет?

Второй рассказчик, Питер, сын Илая — интеллигентный, рефлексирующий человек, своего рода инкарнация Мартина, а если в библейской аллюзии — милосердный сострадательный Сын безжалостного Отца. Владелец соседнего ранчо и давний конкурент Маккалоу, Гарсиа, к которому соседский парень больше тянулся, чем к властному брутальному отцу, был убит, вместе с семьей, толпой техасских ранчеро по обвинению в конокрадстве. Питер жестоко винит себя, даже понимая, что ничего не мог сделать, пока однажды на его пороге не возникает Мария Гарсиа — единственная выжившая в той бойне. Третья главная героиня, правнучка и женская ипостась Полковника, Джин Анна. 86-летней, на пороге смерти, она вспоминает свою жизнь. Жизнь девочки, рожденной даже не с серебряной — с золотой ложкой в рту. Жизнь, на протяжении которой штат превратился из животноводческого в нефтяной, и в центре всего этого стояла она. Жизнь победительницы, где отчего-то так много потерь.

Яркая мощная книга, в начале я не случайно сказала, что не выпадало случая познакомиться. Сейчас роман вышел на всех платформах, что важно — не только в электронной форме, но и аудиокнигой в исполнении звезд ВИМБО: Олега Булгака, Владимира Левашова, Марины Ливановой и Григория Переля. Для всех, кто читает ушами. роскошный подарок на майские праздники.

Дети ПОРОКа

Не знаю, предполагал ли Джеймс Дэшнер, для книги о подростках, запертых в лабиринте в окружении монстров, будущее франшизы, которая станет кормить его всю следующую жизнь. Возможно да, плох тот солдат, что не мечтает стать генералом, и всякий пишущий, думает в глубине души: «Это будет Книга Которая Изменит Мир». И все-таки убеждена — не это главное, когда рождаются по-настоящему культовые вещи. Важнее честолюбия и меркантильности история, которая рвется через тебя в мир, хочет рассказать себя тобой, и счастье ощущать себя избранным.

«Бегущий в лабиринте» принес Джеймсу Дэшнеру заслуженную славу и мировую известность. Удивительной мощи концепт истории молодых людей со стертыми воспоминаниями, попадающих в пространство, замкнутое со всех сторон высокими стенами, внутри которого можно вести скудную жизнь, обеспеченную земледелием, но выбраться оттуда не удастся.

И было бы замечательно, сумей автор остановиться, потому что в той, первой истории было все: конгениальное попадание в умонастроения миллениалов и зумеров, росших в относительном благополучии и безопасности последних десятилетий, но понимающих, что довольствоваться в жизни, обещавшей так много, придется скукой и скудостью; стремление вырваться из лабиринта; и радость бега, несмотря даже на понимание, что бежать придется на пределе сил. Все это одновременно на буквальном, событийном уровне фантастического триллера и вполне себе метафорически. Он сделал это и это было хорошо.

А Игорь Князев начитал эту жестокую, мощную и трогательную историю для всех, умеющих слушать.

Приквел not well

Мир стал тусклым и ненадежным.

Предыстория, действие происходит за двенадцать лет до событий основной книги цикла «Бегущий в лабиринте». Марк и Трина, подростки в мире, который постигли глобальные катастрофы, начавшиеся со вспышек на солнце, которые продолжились преступлением всесильной Корпорации. От гибели в результате солнечной активности их спасло то. что в момент вспышек находились в метро. С геноцидом, учиненным Корпорацией, которая выпустила на выживших искусственно созданный вирус, друзья столкнулись позже. И если в первом случае все плохо, но никто не виноват, то во втором чудовищное преступление совершает меньшинство против большинства, а сделать ничего не можешь. Бессилие против тех, кто в любой момент может сделать с тобой, что угодно; зависимость от их доброй (нет!) воли.

И это в мире. где уже изобретен плоспер — прибор, распыляющий человека на молекулы с возможностью собрать в другом месте, практически телепорт. Топ-менеджмент Корпорации, конечно, устроит себе перемещение в безопасное место с безграничными ресурсами, оставив остальных быстро или медленно умирать. Герои странствуют по зараженному миру в поисках спасения, компанию им составляют бывший военный Алек и отставная медсестра. Теряют друзей детства, встречаются с безумцами — вирус не на всех действует одинаково, порой мутируя и прежде сводя с ума. Встречают в одном из селений брошенную всеми маленькую девочку — единственную иммунную к новому вирусу.

Дэшнер не Стивен Кинг, подаривший иммунитет к «Капитану Гриппу» паре дюжин персонажей, у него «нет, умер- значит умер». Впрочем, что не Кинг по всем параметрам, сомнений не остается, если они у кого-то были. Есть что-то невыносимо жалкое в творце, который, придумав однажды хорошую историю, после десятилетиями выжимает из нее крохи читательского интереса.

Допускаю. что фанатам цикла это может понравится. Все люди разные.

...и не там же, где вход

Только мы с конем по полю идем...

Еще одна история про «вашу маму и там и тут показывают», Илья Кочергин в нынешних лонгах «Большой книги» и «Ясной поляны» — двух главных российских литературных премий. Ассоциация с «Тремя из Простоквашино» не случайна, дауншифтинг героя-рассказчика сродни тому, который в любимом мультике совершает Дядя Федор — из Москвы в деревню под Рязанью. Вместо коровы Мурки конь Феня (вообще-то Белфаст), его Илья в сетевом посте назвал подлинным автором, за которым только записывал.

«Запасный выход» — это редкий, и не только в наших широтах, мужской автофикшен, который за редким исключением воспринимается женским жанром. Рассказ от первого лица о мальчике из интеллигентной семьи, не только бредившем странствиями и приключениями, но немало их пережившем. Спасибо папе, из тех харизматичных ученых, что в отпуске не только сами отправлялись в походы по таежным охотничьим тропам, но и детей с собой брали. Всему научил, а затем, свободолюбивое и талантливое дитя Перестройки, выбрало для себя интересную жизнь, подлинно мужскую, с тяготами и опасностями. Кочергин из тех, хемингуэевского типа, писателей, кто многое прошел, много повидал и немало умеет из числа вещей, о каких обыватель читает в книгах и смотрит в кино, хотя чаще на ютупе. Не то, чтобы я считала личный опыт автора основной составляющей привлекательности текста, но определенного, и немалого, шарма он придает.

А еще, мое женское сердце тает от нежности, с какой он говорит о жене. Подписанная на Кочергина в сетях, я любуюсь ее фотографиями, которые он иногда выкладывает, и допускаю, что часть обаяния «Запасного выхода» можно приписать вот этому: «О, а я его, ее, коня видела!» Но все же думаю, что дело не в том. Сочетание стилистической безупречности (текст по-настоящему хорош) с не достоевской (гиперкомпенсация, рвать рубаху и бить себя в грудь), но спокойно констатирующей откровенностью в рассказе о себе, о прошлом, о зависимостях, побежденных и нет. Дом, построенный своими руками для семьи, хотя сын теперь вырос и учится в другом городе. Именно построенный, когда человек по книгам и роликам из интернета делает дверь; а «удобства» на улице, сплошь заплетенные девичьим виноградом — это то, что появилось на участке первым. Но теперь он строит теплый туалет с канализацией, а Люба уже планирует, куда повесит пушистые полотенца. И вот это все настоящее, это не как наши селебы в интервью говорят: «Я строю загородный дом».

И, конечно, конь. Списанный ветеран, отдавший спорту молодость и потерявший изрядную долю здоровья, не говоря о вере в людей — этот Феня спасен ими от отправки на бойню и теперь живет возле них. Или они возле него. Лечат, заготавливают сено, привозят из Москвы ветеринаров (почему-то все конские ветеринары в столице, такой парадокс). И нет, не из одной только страсти к живой природе, для практикующего психотерапевта Любы, Феня партнер по терапевтическим сеансам, хотя это случилось сильно после того, как конь с характером поселился у них. Впрочем, об этом лучше прочесть самим. Или послушать, книга есть в аудиоформате, читает Евгений Глебов очень достойно. И да, взять на себя заботу о том, кто без нее не будет живым — это запасный выход не только в конкретной локальной ситуации, если вы понимаете, о чем я.

В сборнике, кроме титульной повести, еще рассказы «Рыцарь», «Экспедиция» и «Сахар». Хорошие.

Блюз для беженцев

Ветер ли старое имя развеет.

Нет мне дороги в мой брошенный край.

Рабиндранат Тагор «Прощальная поэма»

Исабель Альенде всегда на стороне униженных и оскорбленных, говорит от лица тех, кто сам за себя сказать не может. Ее героями нередко становятся женщины и дети в трудных жизненных обстоятельствах. Особенно часто те, кому приходится спасаться от жестокого обращения, войны и бандитизма, кто, рискуя жизнью, пробирается в более стабильные условия, чтобы в земле обетованной столкнуться с неприязнью и враждебностью. Да, я сейчас о беженцах и представителях других «нежелательных к присутствию» групп. В последних книгах писательницы «Японский любовник», «В середине зимы», «У кромки моря длинный лепесток», «Виолета» так или иначе затрагивается тема нелегальных эмигрантов,

Новый роман «Ветер знает мое имя» (The Wind Knows My Name) не исключение, а напротив — сплетает воедино две истории детей-беженцев, между которыми восемь десятков лет и океан. Четырехлетний скрипичный вундеркинд Сэмюэль Адлер, сын еврея врача в Вене 38-го, едва не погибает вместе с мамой в хрустальную ночь. К счастью старик сосед, отставной полковник, прячет их у себя от погромщиков. Отцу повезло меньше, искалеченного и доставленного в госпиталь, его не станут лечить, заберут и добьют. Мама приложит огромные усилия и раздаст на взятки все, что уцелеет от погрома, чтобы выбраться в Чили, но консул, тот еще мерзавец, обманет. Вмешательство все того же соседа позволит отправить мальчика на последнем судне Киндертранспорта в Англию.

Нет, скрипачом-виртуозом он не станет, но музыка всю жизнь будет сопровождать его, и будет в его жизни заокеанское путешествие, и большая любовь с богатой наследницей, яркой как райская птица Надин, и большое разочарование, когда чересчур общительная и отзывчивая женушка превратит их семейное гнездо едва ли не в сквот для коммуны хиппи. И нет, любовь любовью, но твой дом должен быть местом, где ты можешь восстановить силы, а не натыкаться всюду на пьяных обдолбанных патлатых людей, которые к тому же опустошают твой холодильник. Особенно это важно для того, кто был лишен надежного пристанища в своем детстве.

Вторая линия — 2019, слепая семилетняя Анита Диас со своей мамой, которой пришлось обриться налысо, чтобы сойти за мужика (женщине одолеть этот путь, не став жертвой домогательств, попросту невозможно) — бегут из Сальвадора. Спасаются от бандитов и живущего по соседству полицейского, который едва ли не хуже (хуже, хуже!) И даже успешно достигают Соединенных Штатов. Да вот беда, их прибытие совпадает с политикой сепарации в отношении нелегальных эмигрантов. Аниту отправляют в госучреждение, в то время, как ее мать, Марисоль депортируют.

Соцработник Селена Дюрас, энгергичная, смелая и красивая опекает девочку, и не только помогает ей, но еще и привлекает к хлопотам о воссоединении семьи успешного адвоката Фрэнка. На самом деле, эта часть кажется немного сказочной, со всеми поездками пары в Сальвадор,который оказывается той еще страной контрастов, и в то время, как среди бедняков царит ужасающий патриархальный домострой, средний класс страны живет в совершенной современности, с полным пониманием и сочувствием к идеалам прогрессивного человечества.

Но так или иначе, а Исабель Альенде сама являет пример такой сильной, умной и храброй женщины, которая много сделала для защиты прав женщин и детей Латинской Америки, хотя вполне могла бы почивать на лаврах, добившись успеха. Значит не сказка, и надежда есть.

Для маленькой Аниты — совершенно точно. И да, ее и Сэмюэля линии неожиданно и прекрасно переплетутся. Да ведь иначе и быть не могло.

О целях, не оправдывающих средств

Не будет уже солнце служить тебе светом дневным, и сияние луны — светить тебе; но Господь будет тебе вечным светом. Исйя 60:19

Так-то да, но хотелось бы еще здесь пожить, видеть солнце днем и луну ночью. А между тем, уходит в вечный свет ключевая фигура этой истории, и не только этой. С третьей книгой нас покидает, Евгений Вайсброт, чьей памяти Сапковский посвятил роман. В его lдивном переводе мы узнали и полюбили Ведьмака, он успел перевести первые две части «Саги о Рейневане» и да, от переводчика чертовски много зависит.

Хотя от автора, конечно, больше. А он в заключительной части трилогии, словно бы, задался целью довести количество жестокости, описаний зверств и прочей симфонии отвращения до несовместимого с жизнью. Что ж, удалось. С тем уточнением, что неприкрытый натурализм текста вступает в противоречие с пафосом лавстори, которая в этой части главная. Три романа Саги, при внешнем единстве истории, четко разграничены основным действием: «Башня шутов» — спасение бегством, «Божье воинство» — военная героика, «Свет вечный» — легенда о влюбленных, по типу Тристана и Изольды. Рейневан и Ютта стремятся друг к другу, встречаются, переживают краткое счастье, вновь расстаются, чтобы снова искать. И с этим не очень соотносятся содранная кожа, кровавый понос с блевотиной и прочие кровь-кишки-доброта, которых здесь в изобилии.

Еще один переизбыток — в числе исторических фигур, с именами и регалиями, которые играли значимую роль в реальных Гуситских войнах. Понятно, что писателю хочется максимально охватить исторический контекст, он даже уже делал примерно то же в пятой и шестой книгах семикнижия Ведьмака, вызвав недовольство читателей, но там заранее была сформирована мощная эмоциональная привязка, которая одолела читательскую идиосинкразию к «кто все эти люди и зачем они мне?» Здесь волшебства импринтинга не случилось, все герои, даже заглавный Рейневан и умница-красавица Ютта остаются почти безразличными нам чужаками, а необходимость запоминать епископов, военачальников, бесконечно осаждаемые крепости, к основной истории никак не относящиеся — окончательно убивает интерес.

Это грустно, но история, которая начиналась так многообещающе, закончилась почти никак. В сухом остатке несколько большая осведомленность об истории Гуситских войн и в целом Восточной Европы начала XV века, (что немало),. И стойкая неприязнь к птице стенолазу, о существовании которой до Саги не подозревала (птичку не жалко — кто понимает).

Исторический или шпионский?

У кого в руках Прага, у того и Чехия.

А Прага в руках гуситов, и это удивительное время, прообраз России после Октябрьской революции и Парижской коммуны. В отличие от того и другого — период почти не освещенный в культуре. Те же идеалы свободы, равенства, братства (с поправкой на ветер Средневековья), то же «страна в кольце врагов». Хотя гуситы (табориты, сироты, чашники — внутренние разногласия фракций были, и существенные, но из нашего с вами прекрасного далёка «+6 веков» все это про одно) — достаточно экспансивные гуситы, стремились прорвать блокаду и распространить свое религиозное реформаторство на соседние Польшу, Германию, Австрию. Католический мир ответил Крестовыми походами, обескровленная войнами Чехия после, с незначительными обрядовыми отступлениями, вернулась в лоно католицизма.

Но пока 1427, Реформация до Реформации, Революция до Революции и «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Рейневан, медик, немного маг, с друзьями: монахом-воином-авантюристом Шарлеем и пришельцем из иных миров в теле громадного идиота Самсоном — в Праге. Примкнули к Божьему воинству (самоназвание гуситов). Прекраснодушный герой проникся идеалами Царства Божия на земле, реалист Шарлей использует все возможности для обогащения, имея в планах свалить после куда-нибудь в Константинополь и радоваться жизни. Самсон хочет вернуться в свой мир. Двигателем сюжета в этой части становится стремление героев помочь другу, ведь именно по вине их профанного экзорцизма он попал в тело дурачка. И вот, по канону рыцарского романа, в рамках которого Сапковский строит повествование, друзья отправляются на поиски колдуна, достаточно могущественного, чтобы это устроить.

Но страна воюет, не забыли? А где война, там шпионаж, СМЕРШ, ГРУ всех сортов, в Праге это ведомство возглавляет Богухвал Неплах и по поводу Рейневана у него немалые подозрения — не шпион ли? Отсюда бесконечные проверки и испытания, которым парень то и дело подвергается. Попытки завербовать/перевербовать в романе будут в количестве превосходящем пределы. А что же любовная линия? Сначала герою как-то не до того, хотя он шлет своей Николетте-Катаржине письма, которые остаются без ответа. Позже станет понятно, почему, и вообще она Ютта де Апольда, но будьте спокойны — «про любовь» в «Божьем воинстве» вполне себе есть.

Как и про магию, которая в романе появляется крайне дозировано, в традициях не фэнтези, но снова рыцарского романа, где без магов, заклятий, пророчеств не обходится, но они не самоцель, а скорее финтифлюшки. Резюмируя: «Сага о Рейневане» постоянно меняя черты жанровой принадлежности, превращается из рыцарского романа в пикареску, из шпионского в исторический, что сильно дезориентирует читателя. Серьезная проблема цикла в отсутствии эмоциональной привязки. Нет героя, которому остро сопереживаешь и безоговорочно поддерживаешь — вроде, все на месте, а в чем-то важном не докручено. И очень плохой аудиовариант, Сергей Ларионов — просто «кровь-из-ушей», после первых глав отказалась от аудиокниги.

Плутовской или рыцарский?

После «Ведьмака» Сапковскому совершенно не грозило остаться автором одной книги, о Геральте он написал их семь, экранизация и компьютерная игра на основе цикла говорят об успешности лучше тысячи слов. Подстерегала другая опасность — остаться автором одного героя, вроде Конан Дойла, который столько всего написал, а вспомнят его только Холмсом. Казалось бы, когда харизматичный персонаж начинает жить собственной жизнью, этому стоит порадоваться. Только вот, жизнь писателя не заканчивается одним, даже культовым, героем. На свете столько всего, о чем хотелось бы написать. Например движение Гиситов, инквизиция и ереси в реальной, не выдуманной вселенной. Пусть это будет масштабный цикл, трилогия тысячи на полторы страниц — решает автор — а героем сделаю полную противоположность Геральта. И начинает «Сагу о Рейневане».

«Башня шутов» первая часть трикнижия о Рейнмаре Беляу, младшем сыне знатной, но небогатой дворянской семьи, который, отучившись в Пражском Университете на медика, содержал кабинет при больнице в польском Берутове. А поскольку был он молод, хорош собой и любвеобилен, то очень скоро сошелся с прелестной Аделью фон Стерча, соломенной вдовушкой, гостившей у родственников мужа, пока супруг в крестовом походе. К слову, не одном из тех, что освобождали Гроб господень, а том, что католическая церковь вела против гуситов. Время — двадцатые годы пятнадцатого века, Восточную Европу лихорадит таборитскими и гуситскими войнами (вспомните из Истории Средних веков не то в пятом. не то в шестом классе: Ян Жижка, Ян Гус, крестьянские восстания — вот это вот все). Любовники недурно проводили время, пока не оказались застигнуты братьями рыцаря, во время бегства от мести которых Рейневан стал косвенной причиной смерти младшего, что перевело его преступление из тех, за какие хорошо вздуют в разряд кровной мести.

История начинается бегством и примерно в этом ключе продолжится всю первую, относительно мирную, часть, в продолжении которой мы узнаем кое-что дополнительное о герое (совсем без магии не получается, в Праге он изучал не только медицину, но и кое-какие заклинания). И да, признаюсь, с минуты, когда на развилке дорог парень применяет путеводное колдовство, мне становится намного интереснее. Преследование, встреча с прекрасной незнакомкой Николеттой, гибель старшего брата, в которой винит себя, встреча с монахом-расстригой Шарлеем, который станет его спутником и телохранителем, и который вовсе не прост, третьим к ним присоединится Самсон Медок — монастырский дурачок, в теле которого эта пара неумелым экзорцизмом заместит первоначальную личность идиота сущностью из иного измерения (поклонники «Темной башни» Кинга опознают библейскую загадку про «из сильного вышло сладкое»).

По следам героя идет/летит странное существо, птица-оборотень, пугающий и безжалостный, и это уже совсем магия-магия в придерживающемся в остальном реализма повествовании. И ты понимаешь, с чем имеешь дело — Сапковский пишет современный рыцарский роман в традициях Кретьена де Труа, Вульгаты и сэра Мэлори, обильно разбавляя его плутовским. То же обилие приключений, сражений, чудесных спасений в последнюю минуту. Ты еще не прониклась к героям безусловной симпатией, но в принципе не против узнать, что будет дальше.

Бетховенские вариации

Верни мне музыку, без музыки — тоска.

Мы расстались, но осталась наша музыка.

Это Викрам Сет, который, еще учась в Оксфорде, вдохновился «Евгением Онегиным», написал «Золотые ворота» — свой вариант романа в стихах онегинской строфой. Говорят, дающий англоязычному читателю наиболее полное, точное и адекватное представление об «энциклопедии русской жизни». Это сейчас к тому, что писатель нам совсем не чужой, а его колоссальный двухтомник о правильном сватовстве, который сравнивают с «Войной и миром», корнями уходит глубже в русскую классику. «Достойный жених», стал главным книжным событием последних лет, связанным с Индией, следующая книга скромнее во всех отношениях, а индийского в ней только имя автора.

«Лишь одна музыка»- совершенно английский и совершенно музыкальный роман. Винтажная история любви и потери с мощным социальным звучанием. Выраженной старомодностью книга обязана времени написания — 1999, мир на пороге революционных изменений, связанных с передачей информации и практиками общения, что важно в контексте истории. Вот-вот в жизнь ворвутся компьютеры, мобильная связь, интернет, соцсети, все это неминуемо повлияет на лондонских музыкантов интеллектуалов — а они, герои, пока даже не представляют, на пороге чего стоят, в их реальности вершина прогресса факс. Майкл, скрипач из Лондона, встретил и полюбил пианистку Джулию десять лет назад на учебе, их любовь была мгновенной и яркой, и закончилась расставанием — он переживал творческий кризис из-за разногласий с наставником, погрузился в депрессию, не смог объяснить Джулии сути своей проблемы, в конце концов просто уехал.

Спустя годы, Майкл едет в автобусе и случайно видит Джулию в окне автобуса напротив (такая городская романтика очень в духе конца века), он много раз пытался связаться с ней, но всякий раз ее не было дома, пока отец открытым текстом не сказал, что Джулия не хочет его видеть. И вот теперь случайная встреча, он барабанит в стекло, пишет свой телефонный номер, ждет. Ничего не происходит. А спустя некоторое время она приходит на концерт их струнного квартета «Маджоре».

Оба они в том возрасте: ему под сорок, ей чуть за тридцать — когда люди после десятилетней разлуки привлекательнее. У нее сын, она замужем, ожидаемо из более обеспеченной среды чем Майкл — между ними изначально была большая разница, Джулия профессорская дочь, он сын мясника, выучившийся, что называется, на медные деньги. Даже его драгоценная скрипка на деле принадлежит бывшей соседке, богатой, по меркам их провинциального Рочестера, вдове, разглядевшей дар в мальчишке из мясной лавки. Они пока не заговаривают о возвращении, но оба понимают, что это неизбежно. Скрипка, в которой вся жизнь Майкла — в глазах возможных наследников леди дорогое имущество.

Но пока герой счастлив, вновь встретив любимую. Он только удивлен. что она, пианистка от бога, порвала с музыкой. Впрочем, не понадобится много времени, чтобы понять, в чем дело. Я не могу раскрывать одну из главных интриг романа, но смотрите на заглавие рецензии (кто понимает). Что ж, это достаточно неожиданно, здесь есть про любовь, про муки творчества, про горечь потери того, что составляет самую суть твоей жизни (драма Джулии), про социальный аспект (потеря лавки родителями Майкла, стоившая здоровья и жизни его маме; скрипичный аукцион). Есть про адюльтер — тема, не утратившая актуальности со времен Артуровых легенд, есть про Вену и Венецию. Нет истории, которая берет за живое, становится отрадой уму и сердцу.

Апокриф

Никогда не возвращайся в прежние места.

«Сезон гроз», написанный сильно после завершения Саги о Геральте, в хронологии истории Ведьмака правильнее всего было бы поместить в начало, между первым сборником «Последнее желание» и вторым «Меч предназначения».

Допускаю, что лишившись пафоса самоотверженного отцовства, фигура Геральта много потеряла в глазах фанатов. Не говоря о физическом отсутствии Цири в пространстве книги. Допускаю также, что читатель ждал уж рифмы «розы» — продолжения воскресшего героя, вроде того, что проделал с Холмсом Конан Дойл. Есть еще нюанс, поменялся переводчик, конгениальный романному циклу язык Евгения Вайсброта, привычный русскоязычной аудитории, сменил известный нетривиальными переводческими решениями Сергей Легеза, которому в этом случае стоило бы наступить на горло собственной песне и придерживаться конвенциональности.

В остальном роман так же хорош, как все книги о Ведьмаке: сложная интрига, безупречный герой, подлые могущественные враги, сильная социальная проблематика (коррупция, кастовость общества, продажность судейства, невозможность отстоять свое право, попав в жернова государственной машины, заносчивый снобизм интеллектуальной элиты, злонамеренность одних при попустительстве других — жертвами всегда становятся маленькие люди).

Все это скверно пахнет, и в буквальном, и в переносном смысле, и все это только начало по-настоящему серьезных неприятностей. По духу совершенно геральтова история, состоящая из нескольких самостоятельных новелл: продажный солтыс и заключение; испытание с чудовищем и предложение стать телохранителем на королевской свадьбе, научное сообщество,история с углежогами и пленение, лиса-оборотень — много выиграла бы в читательских глазах в формате коротких рассказов, но у Сапковского, перешедшего в поздних книгах цикла к романной форме, возможно. не было намерения от нее отказываться.

Получилось такое классическое непопадание автора в читательские ожидания, которое случается куда чаще, чем «в нужное время в нужном месте». И все же книга отличная. А финал с Нимуэ — сквозной героиней «Ведьмака», которая спустя полтора столетия исследует его легенду, но в этом романе предстает студенткой-магичкой, автостопом добирающейся до альма матер — этот финал по-настоящему прекрасен.

Смерть Артура

Расскажи мне о том, что все живы. Все живы и счастливы.

Финал легендариума Ведьмака названием отсылает к Артурову циклу, связь с которым все яснее проступала в истории Геральта. «Владычица озера» или Озерная дева — важный персонаж цикла легенд о Короле Артуре — волшебница, вырастившая Ланселота (который был отцом Галахада). Именно сэр Галахад, добывший Святой Грааль в легенде нашего мира, в начальном флэшфорварде романа встречает Цири, именно ему она рассказывает о последних событиях, и с ним отправляется в Камелот.

Таким образом, история Ведьмака модернистский перифраз Артуровой, где Геральт соответствует королю, Йенифер Моргане, а Цири — Граалю. К слову, одно из имен Озерной девы Нимуэ, вы помните нечасто, но настойчиво появляющуюся в последних книгах серии исследовательницу легенды о Геральте, живущую на озере в обществе Короля-рыболова (кто понимает), через полтора века после событий цикла. Учитывая пристальный интерес Сапковского к феномену Артуровых легенд («Нет золота в Серых Горах: Мир короля Артура»), зашифрованное послание очевидно. Что ничуть не умаляет самостоятельной ценности романа, но включает его в общечеловеческий мифологический контекст.

О сюжете, в этой части немыслимо динамичном, с событийной плотностью превосходящей ожидания. Цири, расправившись с Риенсом и его приспешниками, входит в Башню Ласточки и оказывается в ином мире, куда ушли эльфы, покинувшие ее реальность. К ней относятся с почтением, но вскоре девушка понимает, что здесь она на положении почетной пленницы, чья задача — возродить эльфийское могущество прозаическим рождением ребенка от короля Оуберона. Надменные эльфы, похоже, боятся единорогов, время от времени загоняющих их в укрытия своим появлением. Здесь, уже отчаявшаяся было, Цири встречает своего Конька (помните, спасенного ею в пустыне единорожека?)

Геральт и его друзья внезапно получают от судьбы передышку — зиму в Туссенте (такой, немного аналог средневековой Бургундии), герцогиня которого прежде знала Лютика. Медово-вязкая жизнь, наполненная негой, куртуазностью, интрижками, в которых участвуют буквально все члены его Ка-тета, даже Реген нашел суккуба по вкусу. Перед одной из чаровниц не устоял и Геральт. На самом деле, он действительно под чарами эмиссарки Ковена, которые спадут, когда случайно услышит не предназначавшийся для его ушей разговор.

Йенифер придется тяжелее всех. плененная Вильгефорцом после низвержения в Бездну, она пережила жесточайшие пытки. Здесь ее найдет странствующая по мерам Цири, предложив злодею свою жизнь в обмен на свободу названой матери. Я не вижу смысла в пересказе фабулы, вы с большим удовольствием прочтете или послушайте (лучше слушайте, Кузнецов эталонно хорош).

Скажу лишь, что финальная часть не только мрачна, но и, парадоксально обнадеживает. Окончание почти абсолютно повторяет смерть Артура из одноименного романа Мэлори, когда смертельно раненного, Моргана уносит героя на зачарованный Авалон, где он излечится, и вовеки пребудет бессмертным, чтобы явиться и защитить людей, когда надежда останется только на него

Предпоследняя правда

Страдать не хочет никто. А ведь это – удел каждого. Просто некоторые страдают сильнее. Не обязательно по собственному выбору..

По мере продвижения к финалу, в истории Ведьмака все меньше от простой и понятной линейности начала, она усложняется структурно: флэшбэки, флэшфорварды, многофигурность и полифоничность с переходом повествовательной линии от одного рассказчика к другому, философские беседы о природе и соотношении добра и зла, второ- и третьестепенные персонажи цикла внезапно выступают на первый план, чтобы так же неожиданно отступить во мрак. Читать «Башню ласточки» как самостоятельную книгу, в отрыве от всего цикла, категорически не стоит. Но если по порядку, не делая между книгами пауз, история складывается в удивительной силы и мрачной красоты картину.

Путь Героя Цири все больше похож на Крестный путь, роман начинается с того, что отшельник-целитель Высогота находит неподалеку от своего пристанища дивной красоты черного коня, рядом с ним раненная девушка, положение которой кажется поначалу безнадежным, но, то ли мастерство лекаря делает свое дело, то ли сама она живуча — найденыш выкарабкивается, только шрам уродует теперь ее лицо. История, мытарств Цири, рассказанная спасителю, с отбивками их диалогов, составит более-менее содержание шестой книги.

Охотник за головами и главный антагонист этой части Бонарт, посланный уничтожить банду Крыс, убивает всех, кроме Фальки, которую пленит и делает гладиатором, безжалостно избивая за попытки бежать или бунтовать. Геральт продолжает странствовать в поисках названой дочери в компании лучницы Мильвы, рыцаря Кагыра, вампира-абстинента Региса и менестреля Лютика (фрагменты его мемуаров «Полвека поэзии», забавные и наполненные самолюбованием, составляют немалую долю обаяния книги). Продолжается война, душераздирающие эпизоды с полевым госпиталем, лагерем беженцев, ополченцами на марше и затесавшимися среди них мародерами — все это тоже часть истории, напрямую не связанная ни с одним из троих главных героев, но создающая контекст.

Перемещенная порталом в место над морем, Йенифер спасена рыбачками и привезена в островной Скеллиг, откуда пытается влиять на ситуацию, несмотря на более, чем скромные возможности. Находит тех, кто поможет, снаряжает корабли и отправляется к Бездне (местный аналог Бермудского треугольника, именно здесь утонули родители Цири), где в последний раз видели чародея-предателя Вильгефорса. Ничего хорошего для нее из этого ожидаемо не выходит. Сапковский предельно сгущает тьму вокруг героев не приемами приключенческой литературы, в которой, выйдя из очередной мясорубки живым и относительно невредимым, персонаж мчится навстречу новым свершениям.

Здесь: мир, устроенный правильно и справедливо в глобальных масштабах, чудовищно несправедлив в миллионе частных случаев. И лучшим в нем достается больнее, а сохранить белизну пальто не удается никому. Но зная об этом, все мы продолжаем жить и заботиться о тех, кто нам дорог.

P.S. Финальный эпизод с Риенсом («я научу тебя боли этими руками, вот этими вот пальцами») и коньками — хорош необычайно, хотя лед на реке никогда не застывает гладко, как на катке.

Мир без смерти

Сакраментальное «В гробу отдохнем» не для жителей Аракса, созданного Беном Гэлли по образу и подобию Древнего Египта: практически тот же пантеон с почти теми же именами богов, с той разницей. что отсутствуют Исида и Осирис — воскресающий бог жизни и возрождения со своей царственной супругой. Место верховного божества с культом, имеющим множество приверженцев, занимает Сешт — аналог егопетского Сета, бога-убийцы. Не случайно, возможность тихо умереть тут величайшее благо. Араксийцы и гости столицы должны быть готовы к тому, что их убьют... чтобы заставить служить. Мертвецы товар, из него определенный ритуал может сотворить Тень — существо, способное трудиться без еды и сна, которое находится в полном подчинении у человека, владеющего половиной медной монеты, своего рода длинным поводком.

Если мертвое тело не позднее, чем через сорок дней после смерти погрузить в колодец с водой священного Никса (похоже на Нил, правда?) с особыми заклинаниями, то вышедший из него голубоватый светящийся призрак станет собственностью совершившего ритуал. Та самая медная монета разламывается пополам по специальной бороздке. У кого половина, тот хозяин призрака, который может заставить этого последнего трудиться на себя без отдыха и сна, без еды и платы в режиме 24/7. «Как повезло яблоку» (перефразируя рекламный слоган) «И как не повезло вам». Герою, мастеру замков из Красса, Келтро не повезло быть убитым душекрадами в первые часы своего пребывания в Араксе, после чего он, оказался продан на Рынке душ некой вдове, злобной немыслимо богатой старухе, которая намеревается поставить себе на службу его навыки взломщика, в награду обещая освободить, вернув половину монеты. Вольные духи могут устроить себе вполне недурное посмертие.

«Укрощая хаос» третья, заключительная часть древнеегипетского гримдарка Chasing Graves, одной из самых интересных по концепции и исполнению историй последних лет. И это была хорошая новость для поклонников цикла,. Не то. чтобы плохая, но специфичная — читать/слушать нужно подряд, в идеале переслушивая предыдущие части прежде. чем приступить к заключительной. Фанзон выпустил книги трилогии с практически годичным интервалом между томами, за год успевают забыться и вещи попроще, чем затейливо устроенная здешняя вселенная.

В помощь фанатам аудиоверсия в озвучке Игоря Князева, прекрасной как всегда. И немного эта моя рецензия. Напомню: женщина, которая тащила через пустыню труп убитого ею мужа — императрица Нилит, она отправилась на поиски безответственного императора Фаразара, который пренебрег долгом правителя и пустился во все тяжкие в притонах и борделях соседнего государства, за себя оставив призрака-раба и обставив все так, словно параноидально опасающийся покушений правитель скрылся за семью (буквально) замками от всех подданных. «Императорская» воля высказывалась посредством записок, которые принцесса Сизин получала из-под двери, постепенно начав подменять на собственные указания, и страстно желая занять пустующий трон, даже если бы для того пришлось уконтропупить помазанника. Проблема в том, что прежде его нужно выковырять из убежища. Ну так, на то и нужен Келтро — Мастер замков.

Теперь вы немного вспомнили экспозицию, ориентироваться в истории станет легче Приятного прослушивания!

В те поры война была...

«Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог.»

Перевалив с пятой книгой за экватор, эпопея Ведьмака теряет изрядно читателей — «подписчики массово отписываются», в современных реалиях. Причин несколько: 1. долгая история, которая, похоже, не скоро закончится в бук-токовый век рилсов; 2. переход от относительной камерности к эпической масштабности, 3. появление множества персонажей — каждый из тройки главных героев отделен от двух других и каждый в своем окружении; 4. это про войну с жесткими натуралистичными сценами, а читательское большинство составляют женщины, которые войны не любят; 5. и последнее по порядку, но не по значимости — Цири становится злой.

«Крещение огнем» этап Пути Героя, на котором хорошие дети слетают с катушек, превращаясь в проблемных подростков. Цири со среднестатистической девочкой соотносится примерно как разрывная граната с петардой, да к тому же уверена, что самые близкие люди погибли, и значит надо мстить этому подлому миру. Или бросили ее — тем более мстить. Потому все закономерно.

Как видите, пятая книга — предельно неуютное романное пространство, обретающее все больше черт модернистского романа, по определению не самого легкого для восприятия. Но это роскошно, и никто ведь не обещал, что будет просто, правда?

Все замыслы фей, все дела чародеев

Четвертая книга «Ведьмака» — это конец детства и пока еще относительно бескровные этапы становление Цири на ее Пути Героя в последние мирные дни. Множество интриг, политических и магических, ярких эпизодов с поединками, погонями, почти курортной негой и роскошью бальных залов. С самого начала обозначены изменение в отношениях между правителями и чародеями, вышедшими из доверия, возрождением института курьеров. Опасаясь колдунов, после битвы у Холма Четырнадцати, где многие из них отдали жизнь в противостоянии и переломили ход войны, остановив Нильфгаард, правители вернулись к архаичным способам передачи информации. Одного из таких курьеров Цири встречает на постоялом дворе, в трансе предсказав подстерегающую его опасность. Впрочем, ни сам он, ни девочка не поймут, о чем она говорит.

Финал вновь разлучает любимых героев. Мини-спойлер:

Соединенные

«Кровь... Как причудливо тасуется колода.»

Третья книга о Ведьмаке и первая, с которой его история перестает быть сборником коротких повестей, становясь романом, да не простым, а частью романного цикла, довольно сложного по структуре, с флэшбэками, опоясывающими историями, интерлюдиями, со стилистическими играми и непростыми для восприятия концепциями. Переход от «для всех» первых книг к модернистскому роману ожидаемо сокращает число читателей. Я сама из тех, кто по этой причине бросил цикл в конце девяностых — в те, до-интернетные времена после первых двух сумела найти лишь «Крещение огнем» и «Башню ласточки» (пятую и шестую части), ничего не поняла и решила, что Сапковский испортил шедевр превращением в сериал.

Если бы Лена Нещерет, Блогер года 2024 на своем канале «Марселизация» не сделала опрос по «Ведьмаку», Яндекс книги не выложили на Главной «Мифологию Ведьмака» Виктора Кашкевича, а я не послушала накануне «День» Каннингема в исполнении Всеволода Кузнецова, решив, что хочу слушать его еще, и по возможности больше — то в моей жизни этот цикл, может быть, так и не случился бы. Но все удивительно сошлось, я прожила с историей Геральта из Ривии удивительные дни. И рассказываю сейчас с мыслью, что я не одна такая, полюбившая начало и не оценившая продолжения. Возвращайтесь, теперь есть куда.

Примерно за год до начала событий, описанных в «Крови Эльфов» милитаристская империя Нильфгаард вторглась в крохотную Цинтру, Королева Калантэ погибла, защищая столицу во главе своих рыцарей, маленькая княжна Цирилла бесследно исчезла и считалась погибшей, но мы знаем, что в финале последней новеллы «Меча предназначения» Геральт встретил ее в доме купца, чтобы забрать по Праву Неожиданности. Увезенная им в школу Ведьмаков, замок Каэр Морхен, названая дочь тайно живет там, тренируя ведьмаческие навыки боя, и демонстрируя полное отсутствие способностей к магии. Пока в Каэр Морхен не приезжает чародейка Трис Меригольд, с ней у Геральта была связь до того, как встретил и полюбил Йенифер. Трис начинает по-женски заботится о девочке, заодно объясняя, что в ней мощнейший магический потенциал, которому нужно время и условия, чтобы раскрыться полной мерой.

Основная интрига уже намечена, но читатель/слушатель еще далек от понимания. Не могу не сказать, как хорош язык романа, с речевыми особенностями разных рас, простонародья, господ, образованного класса, в идеальном переводе Евгения Вайсброта — восторг абсолютного узнавания.

Идеальное несовершенство

Вторая часть Саги о Ведьмаке — это все еще не роман, сборник новелл, хронологически более связных, чем первая книга, события которой происходят в хронотопе: «а вот был еще случай». Здесь все последовательно, и укладывается в десятилетний промежуток. Не случайно — жизнь Геральта из Ривии, прежде принадлежавшая лишь ему, теперь крепко связана с ребенком Паветты и Йожа, из которого ведьмак предполагал воспитать преемника, помните право неожиданности, в первой части, на которое я просила обратить внимание? Забегая вперед, скажу то, что вы и без меня знаете: дитя оказалось девочкой — такое случается там, где все ждали бы мальчика. Хотя сейчас, во времена мировой славы франшизы, невозможно представить на месте Цириллы из Цинтры какого-нибудь носителя XY-хромосом. Восьмилетняя Цири, дитя Предназначения впервые появится на страницах именно этой книги, встретится с Геральтом при драматичных (но это уж как водится) обстоятельствах. Но пока забота о ней еще не определяет для ведьмака всего. Итак, коротко о каждой из новелл сборника.

«Предел возможного» история с Драконом должна быть во всяком фэнтези, пан Сапковский не мог позволить себе обмануть ожиданий публики, и все же поиронизировал над ними в свойственной лишь ему манере. Аномальное скопление в одном месте разного рода странствующих рыцарей. менестрелей, торговцев и просто вооруженных чем попало кнехтов объясняется просто: в окрестностях видели дракона, а именно голова дракона потребна местному корольку, чтобы жениться на местной принцесске. Лютик предлагает Геральту поучаствовать в эпическом мероприятии, о котором надеется сложить балладу как очевидец, на что ведьмак отвечает ему и оказавшемуся рядом краснолюду Борху-три галки, что не убивает драконов принципиально, заодно уточняет, что легендарных золотых драконов не существует в природе. Ошибаясь, Золотой дракон в финале этой истории предскажет ему и Йенифер, что, созданные друг для друга, они не будут вместе и счастливы.

«Осколок льда», но пока вместе и счастливы, прибывают в грязный городок с романтичным названием Осколок льда, у Йенифер здесь дела. Вернее, одно дело — встретиться с колдуном и прежним любовником, с помощью которого надеется забеременеть (не тем способом о каком вы подумали, чародейки стерильны, как и ведьмаки, но надежда умирает — сами знаете). Для обоих, любящих ее, мужчин, все кончается расставанием.

«Вечный огонь». Совершенно очаровательная история с участием низушков (здешних хоббитов), доплера (если вы читали «Марсианские хроники» Бредбери, то вот этой идеальной способностью к мимикрии он наделил своих марсиан), и немыслимой красоты спекуляциями — место действия ярмарка. Не в пример большинству пессимистичных историй цикла, эта искрится задором и оптимизмом.

«Немного жертвенности», Сапковский возвращается к фабуляции, выворачивая наизнанку андерсеновскую «Русалочку», но так блистательно, что фанаты сказки на него не в обиде. Князь приморского государства влюблен в сирену Шъееназ и пытается привлечь ведьмака посредником в переговорах с ней, чтобы уговорить прекрасную на магическую замену хвоста ногами (ага, ты будешь ходить как по острым ножам, а потом он полюбит другую, женится и ты превратишься в пену морскую). И, конечно, здесь совсем не так Шъееназ выставляет свои условия. Восхитительный аналог венка сонетов в прозе: все требуют от других немного жертвенности, не будучи готовыми жертвовать чем бы то ни было, пока кольцо не размыкает кто-то один.

«Меч Предназначения», в титульной новелле впервые встречаются Геральт и Цири — непокорная восьмилетка, которую бабушка Калантэ пытается уберечь от Предназначения, обручив с наследником соседнего королевства, сбегает и оказывается в смертельно опасном лесу Брокилон, дриады которого убивают мужчин и взрослых женщин, заступивших границы, а из девочек делают дриад. Излишне говорить, что с Цири у них ничего не выйдет. Герои встретятся, расстанутся, но незримая связь между Геральтом и его названой дочерью протянется отныне красной лентой, одной из тех, какими в китайском театре соединяют самых родных людей.

«Нечто большее» Геральт спасает купца, прося за помощь то, чего тот не ожидает встретить у себя дома. Его, смертельно раненного в бою, выхаживает чародейка, которая оказывается мамой ведьмака. Так мы узнаем, что не все чародейки стерильны и что генетика рулит. И мы почти не удивимся, когда тем, кого мужик не ожидал застать дома, окажется сиротка, дитя войны, которая прибилась к жене купца. Предназначение сильнее человеческих планов.

В следующих шести томах, которые будут уже полноценными романами с кругом персонажей, обозначенных первыми двумя, история Геральта, Йенифер и Цири будет развиваться, углубляясь и усложняясь. И по-своему прекрасная, нигде не повторит идеального несовершенства первых двух книг.

Добро из зла

Примерно все сегодняшнее темное романтическое фэнтези, имя которому легион, вышло из «Ведьмака», из него же ретеллинги, которые всякий нынче пишет Не то, чтобы до Анджея Сапковсого не было героев с миссией творения относительного добра из абсолютного зла, но вот такой профессиональный убийца чудовищ, которого боятся и ненавидят едва ли не больше самих монстров, однако вынуждены нанимать, потому что никто, кроме него не защитит, часто норовя обмануть при расчете — такой был первым. Непростота заложена в сути ведьмака: охотник за чудовищами, который сам не вполне уже человек, так изменили его подготовка в ведьмачьей школе и эликсиры — снадобья, усиливающие скорость реакций, снижающие чувствительность к боли и срок регенерации. Он совершенная боевая машина, обреченная странствовать, пока не убьют. Без надежды завести семью, осесть, обрести счастье в детях и внуках, посиделках в кабачке с приятелями — печально. Но одновременно, жизнь в режиме приключения, гибельная притягательность идеального оружия в человеческом облике.

Открывающий восьмикнижие Ведьмака сборник «Последнее желание» — это шесть достаточно автономных новелл, перемежаемых интерлюдиями под общим названием «Глас рассудка», которые дают более полное представление о герое и соединяют рассказы в связное повествование. Формат короткой прозы с его динамикой, возможностью показать персонажа во взаимодействии с самыми разными другими, а его мир — во множестве различных локаций — идеален для первого знакомства. Именно поэтому не меркнет обаяние «Рассказов о Шерлоке Холмсе» (хотя Конан Дойл до, после и вместо дофига всего понаписал). Именно поэтому у первых двух книг эпопеи Ведьмака примерно втрое больше читателей, чем у шести следующих, в традиционной романной форме. Коротко о каждом рассказе.

«Ведьмак» — фабуляция истории заколдованной принцессы. Геральту поручено расколдовать. плод любви между королем и его умершей в родах сестрой Адой. Младенец тогда, решили — тоже умер и похоронили в склепе, вместе с матерью. Однако скоро убедились, что упыриха вполне себе жива. а когда голодна, особенно в полнолуние, не дура разорвать в клочья и схарчить случайного прохожего. Пока выходят из затруднения, оставляя ей приговоренных к смертной казни преступников, но хорошо бы уже как-то решить вопрос.

«Крупица истины», фабуляция «Аленького цветочка»: заколдованный мужик (не принц, а разбойник, проклятый за нападение на храм); купеческие дочери, во множестве побывавшие в его дворце и не без приятности проводившие время с медведеголовым.

«Меньшее зло» блистательная, даже на фоне шедевральных историй первой книги фабуляция «Белоснежки». Колдун, который прячется в башне от мести стоящей во главе шайки разбойников Рэнфрю-Сорокопутки пытается нанять Геральта для ее убийства, признавшись, что именно он был вдохновителем злой мачехи, изгнавшей красивую падчерицу из отцовского королевства, потому что принцесса-де рождена в день затмения и несет на себе печать необратимой демонической мутации. Именно эта история открывает сериал HBO, и какой же тускло-убогой выглядит она в сравнении с книжной версией. Особенно аудиокнижной в эталонном исполнении Всеволода Кузнецова. Смешно в процессе, грустно в финале.

«Вопрос цены», а вот это уже не просто фабуляция народных сказок про «за спасение отдашь мне то, о чем не знаешь в своем доме», но ключевая для всей дальнейшей гектологии новелла. Калантэ, вдовая королева княжества Цинтра, устраивает тендер женихов своей красавицы дочери, принцессы Паветты. В разгар ярмаки тщеславия является никому не известный рыцарь Йож, лицо которого скрыто под шлемом, и заявляет свои права на принцессу по праву Предназначения — он спас короля и тот пообещал то, о чем не знал у себя дома, коим оказалась принцесса. Геральт, участвовавший в событиях, в свою очередь просит награду по тому же принципу.

«Край света» — а вот это сказка без опоры на предшественников, ведьмака нанимают для убийства «дьявола», который больше похож на Лешака или Домового и сильных хлопот крестьянам прежде не доставлял, но в последнее время стал ненасытен, ворует капусту, как не в себя, да еще и семена принялся таскать.

«Последнее желание» — титульная новелла лишь использует бродячий сюжет исполнителя желаний в качестве отправной точки: Геральт с Лютиком ловят сома. а вылавливают джинна. Здесь появляется еще одна ключевая фигура восьмикнижия, чародейка Йенифер

Эта моя неделя «Ведьмака», для всего остального меня не существует, стану каждый день рассказывать о следующей книге.

Довлеет дневи злоба его

Дом стоит, свет горит.

Из окна видна даль

Так откуда взялась

Печаль?

Майкл Каннингем. чья большая слава началась в нулевых «Часами», в двадцатых, расширив временные границы до целого «Дня», говорит, в общем, о том же. О понятном каждому желании быть там и с теми, где и кто тебя понимает, ценит, не судит. О противоположном, но не менее знакомом — бросить все и уйти, начав новую жизнь среди других людей. О разочаровании — перевалив за середину, ты, так много обещавший/ая на старте, так ничего и не добился/лась, а впереди неотвратимая потеря привлекательности, схлопывание перспектив, угасание когнитивных способностей, проблемы со здоровьем. Это если повезет и судьба не приготовила для тебя одного из сюрпризов, которым она переламывает хребты вернее и быстрее, вроде инвалидности, смерти близких, потери жилья. О том, что, вопреки всему, жизнь стоит того, чтобы жить, а близкие люди — лучший из ее даров.

Нью-Йоркская семья из Бруклина: Изабель с Дэном, она фоторедактор умирающего бумажного глянца, он — в прошлом подававший надежды музыкант, ныне домохозяин (не в смысле «домовладелец», но мужской аналог домохозяйки), заботится о детях. Пока интернет не убил бумагу, а карьера Изабель шла в гору, она успела взять в ипотеку квартиру на верхнем этаже старого дома с мансардой. Теперь наверху живет ее младший брат Робби, учитель, гей, небогатый, уже немолодой, одинокий. За плату, примерно равную ипотечному взносу. Скоро ему придется съезжать, Натан и Вайолет подросли, в одной на двоих детской разнополым детям не место. Найти в Нью-Йорке квартиру, которая была бы по карману школьному учителю с зарплатой 60 000 в год почти нереально, все либо слишком дорого, либо кошмарно.

Есть еще преподавательница колледжа Чесс с маленьким Одином и Гарт, свободный как ветер брат Дэна, скульптор не пользующихся спросом фигурок из говна и палок неожиданных материалов, который помог Чесс с зачатием ребенка «для себя». То есть, предполагалось, что на этом его участие в жизни малыша завершится. Но, как чаще всего и бывает в жизни, с ребенком нужна помощь, оказывает ее по преимуществу неработающий Дэн, а Гарт всегда поблизости. Так оно как-то все и крутится. Изабель неотвязно думает о побеге (сквозной мотив Каннингема), Робби пытается паковаться, но пока лишь перебирает памятные вещи, связанные с неслучившимися отношениями. А мог бы, между прочим, работать врачом — совсем иной уровень социальной успешности, доходов, престижа. Почему отверг в юности такую возможность? В ту бы голову, да сегодняшние мозги! Дэн вяло подумывает о том, чтобы возобновить музыкальную карьеру. И каждый по-своему несчастен. И все вместе не осознают, как богаты взаимной любовью. Жить вшестером, многие годы на ограниченном пространстве, и не возненавидеть друг друга — дар подлинной и редкой близости.

А еще у них есть Вулф, созданный братом и сестрой сетевой персонаж: обаятельный тридцатилетний детский врач, который снимает квартиру в руммейт с приятельницей Лили, но оба подумывают о покупке дома, тоже на двоих (еще один сквозной каннингемов мотив). Сетевую страничку Вулфа с уворованными в интернетах фотографиями ведет в основном Робби, Изабель корректирует общую концепцию и подбрасывает идеи. Учитывая 3 400 подписчиков, проект можно счесть успешным. Через год, когда мир усядется на карантин, все перейдут на удаленку, а Дэн начнет выкладывать в тырнетах новые баллады, у него окажется 340 000 поклонников. Робби к тому времени застрянет в Исландии, куда отправится, получив неожиданное «прижизненное наследство». Их с Изабель прижимистый отец внезапно отстегнет им по круглой сумме, она отложит свою на образование детям, он уволится и отправится в путешествие.

Начавшись описанием 5 апреля 2019 года, история продолжится пятым апреля 2020 и закончится тем же днем 2021. За два года в жизни героев поменяется примерно все, и не сказать, чтобы к лучшему, но каждый пройдет свои уроки и почти все останутся в живых. Короткая емкая книга о том, что жизнь так печальна, но все мы ее живем.

Черный вечер, белый снег

1957, Ирландия, зима. Аномально снежная и холодная, даже для этих, не южных мест. Инспектор гарды Страффорд, чью фамилию, на всем протяжении истории, станут коверкать в «Стаффорд», прибывает на место преступления. Ему 35, но выглядит моложе, долговяз, происходит из протестантской семьи — в Ирландии, по большинству католической, представители правящего класса исповедуют протестантизм, инспектор из небогатых дворян. Уточнение не праздное, для понимания реалий важно знать, что нация не едина — открытого противостояния нет, но к привилегированному меньшинству, к которому принадлежит Страффорд, добрые католики без особой нежности. В богатом поместье, хозяева которого протестанты, убит католический священник, он был дружен с полковником, часто гостил здесь и оставался ночевать, даже держал в конюшне свою лошадь.

Убийство кажется чрезмерно жестоким: беднягу ударили ножом в шею на лестнице, а в библиотеке, куда добрался, истекая кровью, оскопили. Мы с вами, сегодняшние, понимаем, что такое преступление непременно должно быть связано с сексом, а учитывая вал разоблачительной информации, так прямо недоумеваем, отчего не связать, хм, особенность с вынужденным целибатом католических священников? Но тогдашним тамошним полицейским это не приходит в голову. Не потому, что тупы, но потому что многие очевидные вещи, которые общество считает нужным замалчивать, становятся как-будто невидимыми, даже при взгляде в упор. На деле очень многое зависит от настроек оптики.

В доме, кроме полковника, находились в ночь убийства его жена, сын, дочь, экономка. Еще на конюшне спал придурковатый парень, который ходит за лошадьми, слабоумный увалень, взятый из приюта. Владелец поместья и мысли не допускает, что это кто-то из домашних. Отсутствие следов взлома не убеждает его, что это не просочившиеся сюда цыгане. Его молодая сексапильная жена словно бы всегда на грани нервного срыва и похоже на транквилизаторах, признается, что причиной частых визитов священника была безответная влюбленность в нее (не забывая делать авансы сыщику). Сын, образцовый юноша из общества, говорит, что ничего не слышал и спал. Дочь, чуть младше и, похоже, та еще оторва,откровенно флиртует. И каждый тут, словно бы, немного играет роль. Помещик утрированно груб, миледи как из романов Уилки Коллинза, девушка с наслаждением пародирует юных леди Агаты Кристи.

Страффорд удостаивается аудиенции епископа, который дает понять, что стоит скрыть от общественности подробности преступления и вообще, не слишком усердствовать с выяснением. А потом исчезает сержант, которого Страффорд отправил в поместье. Я уже сказала. что некоторые вещи очевидны читателю изначально. Любителям детективов с запутанным сюжетом, расчлененкой и всяким таким, книга вряд ли придется по вкусу. Хотя некоторые подробности, одновременно закономерные и шокирующие, откроются лишь в эпилоге, придав истории завершенность. «Снег» — литература, а не макулатура, если вы понимаете, о чем я. Социальной драмы, шокирующая масштабность которой раскрывается исподволь, тут больше, чем собственно расследования.

Нуа то Бэнвилл и букеровский лауреат. Качество текста, на порядок выше, чем в среднем по больнице, и это очевидно с первых страниц. Хотя перенастройка оптики, о которой говорила прежде, производит впечатление утрированной, как-то слишком усердно тебя подводят к определенным выводам. Но наверно так и происходит осознание, переживание травмирующих моментов в коллективной памяти.

Аудиоверсия, прочитанная Всеволодом Кузнецовым,немыслимо хороша. Я наверняка не раз слышала его, но как-то не замечала раньше, в какой степени его чтение — театр одного актера, как органичен он в каждой из ролей. Такое вот неожиданное и приятное открытие.

Уже конец?

У поклонников Мэтью Корбетта из одноименного мистико-детективного цикла Роберта Маккаммона есть повод для радости — десятая книга (на самом деле двенадцатая или даже тринадцатая, в серии есть варианты #2.5, #3.5, #6.5. Особенность формально десятой книги в том, что она заявлена, как последняя, но верится с трудом, роман заканчивается клиффхэнгером, не оставляющим сомнений — продолжению быть.

Итак, «Левиафан»: конец лета 1704, Корбетт и его друзья чудом спаслись с острова Голгофа, попав, не то, чтобы из огня в полымя, но в почетном плене у сицилийского наместника Сантьяго ( Сицилия под властью враждующей с Англией Испании, а наших героев, не вдаваясь в подробности их американскости. причисляют к англичанам). Возможно им удалось бы составить о себе лучшее мнение, однако у отвратительного кардинала Блэка. их невольного спутника, найден испанцами чернокнижный манускрипт, изобличающий в друзьях не простых «англез», но охотников за зеркалом, созданным магом Валериани. Тем, что позволяет вызывать из потустороннего мира демонов и ставить их себе на службу (последнее сомнительно, но когда это останавливало жаждущих мирового господства?)

Мэтью с Хадсоном, переживающим экзистенциальный кризис после вынужденного убийства того, кого он считал другом, перешедшего на темную сторону — эту пару отряжают в экспедицию вместе с мерзким Блэком и профессором Феллом, который весьма кстати оказался здесь же, в Альгеро. Бывший глава уголовного мира завязал с преступным прошлым, вернулся к естествоиспытательству. а природный дар рисовальщика снискал ему в местном свете славу модного дизайнера. По правде сказать, Хадсон не производит впечатления человека, способного на какие-бы то ни было экспедиции, он, в своей крайней фазе депрессии, больше похож на живой труп: не ест, не спит, почти не разговаривает. не моется, зарос кудлатыми волосьями.

Сопровождающей от испанцев к экспедиции прикомандирована Камилла, которую Сантьяго аттестует охотницей на ведьм, но Мэтью подозревает, что она скорее сама ведьма. Как подозрения рифмуются с декларированным неверием героя в силы потустороннего зла, вторгающегося в мир людей — мне не понять. Но очевидно в этом большая часть обаяния героя и цикла: вечно сталкиваться с необъяснимым, оставаясь вечным скептиком. Следы Бразио Валериани ведут в Венецию, туда и отправляется экспедиция. Удивительно, но присутствие Камиллы оказывает на Хадсона благотворное влияние, он начинает следить за собой, нормально ест, даже возвращается к физическим упражнениям, восстанавливая кондиции, утраченные в депрессивные месяцы.

Поиски зеркала приведут героев во многие места, столкнут с разными колоритными персонажами, среди которых двуногие волки в серебряных масках, и каждый получит по заслугам. А Мэтью вернется наконец из бесконечного европейского вояжа в Нью-Йорк, чтобы жениться на любимой Берри. И вот главное, ради чего я рассказываю о романе — теперь его можно послушать в исполнении Игоря Князева. Энтузиасты перевели и отредактировали, а Театр

Не мой 87-й

"— Доброе утро, дорогие товарищи, — бодро заявил диктор. — С началом первой рабочей недели лета вас!»

Шамиль Идиатуллин умеет удивлять, обертывает трудную для восприятия концепцию увлекательным сюжетом, поворачивает мейнстримные темы под углом, с какого не смотрели (хотя казалось бы, чего проще). Новый его роман выходит на Яндекс книгах сериалом в электронном и аудиоформатах, а на бумаге РЕШ обещает в конце мая. Постоянные читатели дважды лауреата «Большой книги» знают, что вещи, для понимания которых приходится изрядно поскрипеть мозговой извилиной, чередуются у Шамиля с книгами, куда входишь без преодоления порога, «Смех лисы» из таких.

Большего я пока не могу сказать, вышло только пять эпизодов двенадцатичастной книги, с которой полностью мы познакомимся до конца апреля. Но история суперкрутая, а в исполнении Сергея Гилева аудиовариант сказочно хорош.

Маленький человек, что же дальше?

Предположение, что для XXI века африканская литература станет тем, чем для XX была латиноамериканская, похоже, оправдывается. Писатели Черного континента все плотнее заселяют новейшее литературное пространство. Без единой концепции, каким был латиноамериканский магический реализм: эпичность Абдулразака Гурны и эстетство Мохамеда Мбгура Сарра отлично уживаются как с этнофантастикой Ннеди Окорафор, так и с афро-вариантом богатые_тоже_плачут «Новой Эффи» Пис Аджо Медие и странноватым феминизмом «Моей сестрицы — серийной убийцы» Ойинкан Брейтуэйт. Они, в основном живущие в странах первого мира, пока не говорят нового слова в мировой литературе, лишь примеривая на себя прежние ее достижения, которые насыщают этническим колоритом.

Мубанга Калимуквенто, Замбийка из Миннесоты, в этом смысле такой афро-достоевский с набором инструментов Федора Михайловича: «слеза ребенка», «бедный человек хуже ветошки», «знаете ли вы, знаете ли, милостивый государь, что такое значит, когда человеку некуда больше пойти?» Для одиннадцатилетней Чимуки началом череды злосчастий становится смерть отца, которая мгновенно и буквально ввергает семью в нищету. Прежняя жизнь, которая не была ни богатой, ни беспроблемной чего стоит пассаж про ловлю крылатых москитов: «жирненькие, вкусные – дармовое лакомство.» Впрочем, возможно тошнотность этого пассажа стоит отнести на счет разности культур, в нашей есть насекомых не принято. В точности, как немыслимой дичью воспринимается ограбление вдовы с тремя детьми родственниками отца на похоронах.

Школьный учитель, папа, зарабатывал немного, зарплату часто задерживали, а когда платежки приходили, предпочитал пьянство в кабаке и общество развратных женщин, но пока был жив семья справлялась не хуже других. Похороны поставили ее на грань выживания. Представьте только, все, включая матрасы, детскую одежду и плиту, растащила отцова родня. Голые стены,нечем платить аренду и нечего продать, чтобы появились хоть какие-то деньги. Переселение в трущобы, смерть слабенького младшего братишки и самоубийство религиозной христианки (?) мамы. Переезд на положении прислуги к отцовской сестре, череда изнасилований ее мужем, бегство, бродяжничество, нищенство, воровство, проституция, предательство близких людей. Все больше сужающийся коридор возможностей. С мерцающим светом в конце тоннеля. Такая история.

Понятно, что американская адвокатесса выпускница университета Хэмлайн (Миннесота) пишет о вещах, от которых космически далек ее личный опыт, однако интонация рассказа от первого лица выдержана безупречно. Это берет за живое, но «Птица скорби» не слезодавилка — здесь грамотный баланс горечи, отстраненности, спокойного. достоинства. Феминизм, семейное насилие, социальные проблемы стран Третьего мира, СПИД, жестокое наследие колониализма — все, что надо для премиальной книги. Премия Dinaane за дебют 2019 и лонг Ясной поляны 2025 говорят за себя

Люденство-лайт

Далекое будущее, утопический мир, близкий к Полдню Стругацких и «Туманности Андромеды» Ефремова: люди освоились в пределах Солнечной системы, колонизировали и частично терраформировали ближние к нам планеты. Однако вместе с преимуществами, выход во внеземелье принес и проблемы, о каких в докосмическую эру и подумать нельзя было. Порой колонистов поражали эндемичные заболевания, с которыми у земной медицины нет способов бороться. Не болезни, как таковые, но радикальные изменения, затрагивающие внешность, поведение, строение тела. Пострадавших приходится изолировать к карантинных зонах под наблюдением специалистов и пессимисты выказывают опасение, что Земля в будущем превратится в заповедник из тысяч таких зон.

Сотрудник курирующего подобные случаи Управления Безопасности, Фрэнк подключен руководством к операции под кодовым названием «Черный след». Есть сведения, что некоторые космодесантники обрели нечеловеческие сверхспособности: в их присутствии ведут себя аномально измерительные приборы, какая-нибудь деревяшка в их руках становится приемо-передатчиком, прикосновением к экранам они оставляют на нем черный след ладони. Как-бы: «Ну и что?» Ничего, кроме опасения, что эти парни уже не вполне люди, а может и не люди вовсе, но носители некоей программы уничтожения человечества. С чего бы, в противном случае, они так тщательно скрывали свою инакость? Расследование показало, что аномалия присуща пилотам, бывшим в составе экипажа «Лунной радуги» во время исследования Оберона (спутник Урана), когда планетарная катастрофа погубила половину десантников, а выжившие семеро предположительно стали носителями экзо-свойств. Один из них, Нортон, женат на сестре Фрэнка и тому предстоит разговорить шурина в рамках родственного визита, идя «По черному следу».

«Лунная радуга» одна из любимых книг детства, с одним «но» — второй книги достать не удалось, хотя за возможность прочесть ее, я пожертвовала бы любым из своих сокровищ, даже польскими фломастерами. Сергей Павлов создает картину будущего, в котором хочется жить, но жить страшно; где живые люди решают серьезные проблемы и ты становишься одной из них. Где сначала замираешь от ужаса перед чужаками и мыслишь о них только категориями «найти и уничтожить». После, буквально побывав в коже одного из них, без вины виноватого, отторгнутого от своего биологического вида, вынужденного скрываться от спецслужб и таиться от самых близких людей, подозревая в себе механизм бомбы замедленного действия — сочувствуешь, жалеешь. не знаешь, что и думать.

В издании АСТ нынешнего года дилогия полностью, с «Мягкими зеркалам», которых не прочла в детстве. Вторая история в той же мере космическая, в какой первая земная. Космопилот Андрей получает задание проинспектировать орбитальную станцию, которая вращается вокруг Япета (спутник Сатурна) с единственным человеком на борту, Мефом — еще одним из семерки с «Лунной радуги». Выйдя в открытый космос для ремонтных работ, он получает чувствительный удар по спине как-бы ниоткуда, а вернувшись, видит на скафандре в месте удара яркие ртутно-блестящие пятна и подозревает, что стал экзотом. Меф, который не отрицает у себя этих особенностей, подтверждает опасения, а последним аргументом в пользу страшной догадки становится черный след на экране к которому Андрей случайно прикоснулся. И да, на Япете именно сейчас происходит нечто аномальное, сильно напоминающее гурф на Обероне. Андрей докладывает в центр и отправляется в одиночную, почти наверняка обреченную, миссию исследования япетского феномена.

Думаю, что если бы мне удалось прочесть оба романа, впечатление от «Лунной радуги» не было бы таким сильным, вторая книга проще и схематичнее. Но я рада, что довелось вернуться, спустя сорок лет, спасибо аудиокнигам и чудесному исполнению Игоря Князева.

Блаженны нищие?

Совсем пустым, ненаполнимым

Меня природа создала.

Александр Тиняков

Словосочетание «Серебряный век» отзывается в памяти духами и туманами, изысканным жирафом и сжатыми под темной вуалью руками, кладбищенской земляникой и «королева играла в башне замка Шопена» — красиво, изысканно, благородно. Это в первую очередь, во вторую вспоминаются имажинисты, ОБЭРИУты, новокрестьянские поэты, которые совсем про другое и все про разное. Александра Тинякова я бы не вспомнила, потому что ничего о нем не знала до биографии, которая вышла в новой серии ЖИЛ (жизнь интересных людей) Редакции Елены Шубиной По ряду формальных признаков его можно было бы отнести к крестьянским поэтам: выходец из деревни, писал об овсах и пажитях (среди прочего), не мог похвастаться образованностью (бросил гимназию, не доучившись). Но в число новых крестьянских поэтов героя не включают, потому что не включают никуда. Никому он не свой, самый одиозный из персонажей — Смердяков Серебряного века.

Роман Сенчин ступает этой книгой на заведомо не выигрышный путь: писать о тех, кого знают все, может не легко и приятно, но условная кликбейтность обеспечивает биографа обильным материалом и стимулирует интерес у широкой публики. Иное дело история забытого поэта, небесталанного, но литератором первого (и даже второго) ряда не бывшего. Который отвратил от себя современников и у потомков не встретит понимания. Можно сказать, что святых не бывает, и кто из нас на палубе большой не падал, не блевал и не ругался; и в жизни любого можно найти скандальные моменты. Но «Александр Тиняков: Человек и персонаж» совершенно особенный.

Самый нерукопожатный из писателей Серебряного века родился в Орловской губернии, в семье крестьянина-помещика, была и такая социальная группа в царской России, Тиняковы владели не одним имением, он не из тех, кто «на медные деньги выучился», хотя и не выучился, феноменальная память и отменная работоспособность соседствовали в нем с какой-то патологической непоследовательностью, неразборчивостью в средствах, непониманием границ, заступать каких нельзя.. Есть вещи, которые общество прощает и есть те, что за гранью, Тиняков был мастером последних и остался в памяти тех немногих, кто о нем помнит, главным образом этим.

Кто сегодня назовет его предтечей Есенина: как перекликается их «Женщину в белом увидеть/ Сквозь голубое окно» (1905) с «Да, мне нравилась девушка в белом/ Но теперь я люблю в голубом» (1925), кабацкая лирика. и охальная? Никто. Вспомнят антисемитизм и статьи в черносотенные газеты, которые писал одновременно с либеральными, под другими псевдонимами. Вспомнят идейное нищенство — побирался, стоял с кружкой, и не раз-два в минуты отчаяния, но долгое время жил этим. Вспомнят кошмарные вирши о Гумилеве.

Но я увлеклась героем, надо бы о книге. Двухчастная структура, выстроенная по принципу тезы и антитезы, где первая часть «Человек» знакомит с биографией Тинякова, и я не раз ловила себя на мысли: «Зачем читаю про этого недотыкомку, зачем вообще было писать о нем?» А вторая, «Персонаж», не то, чтобы радикально противоречила первой, но представляет героя в ином свете, нечувствительное сближая двадцатые прошлого века с нынешними, чуть меняя белопольтную оптику и заставляя ответить себе: «Да, мне это было нужно».

Обыкновенное чудо биографической литературы, которое если кто и мог сотворить, то именно Сенчин, с его уникальным опытом взаимодействия с русской деревней

«Граф Монте-Кристо» — информатика и соцсети в гениальной беллетристике

2024 был киногодом «Графа Монте-Кристо»: весной вышел французский фильм, осенью — французский же сериал, я посмотрела кино и начало сериала, то и другое показалось невыносимо скучным, укрепив в убеждении: время Дюма прошло и то, что было безумно интересным в 14, в 54 не заходит примерно никак. Нет, нет и нет! Роман гениален, эталонная беллетристика даже и сегодня, через 180 лет после того. как был написан. Однако для того, чтобы в этом убедиться, лайтовые варианты не подходят, необходимо вернуться к источнику, не кастрированному адаптациями. Вопрос: как заставить себя перечитать историю на 1200 страниц?

Ответ: переслушать в аудиоверсии без купюр, тем более, что у Вимбо роман вышел в исполнении Григория Переля. Не последний аргумент «за» — в 54 я берегу глаза, по возможности выбирая чтение ушами. Это в придачу к очевидным преимуществам аудио: возможности читать за рулем, рутинными делами и сетевым флудом. Внезапно история юноши, который был оклеветан завистниками, попал в жернова государственной машины подавления, 14 лет просидел в застенках, бежал и сказочно разбогател, чтобы жестоко отомстить — эта история, за которую все мы держим «Монте-Кристо», оказывается лишь скелетом романа, и даже неполным, вроде тех фрагментов, по которым археологи воссоздают доисторических животных. Тогда как роман во плоти играет палитрой красок, сверкает и переливается грудой драгоценных камней, одаривает сотней немыслимых сюжетов.

Политический триллер с интригами, заговорщиками, объявлением террористом и экстремистом; авантюрный роман с контрабандистами, разбойниками и побегом; семейная энциклопедия (многообразие семейных историй громадно); путеводитель по финансовым отношениям с особой ролью инсайдерской информации, технических средств, дезориентирующих вбросов; яды, способы отравления, наркотические вещества и прочая химия в быту; итальянский травелог с любопытными историко-географическими подробностями; социальная проза со сравнительными характеристиками уровня и стиля жизни людей с различными доходами — все это и черт знает что еще в жемчужине беллетристики. А главное, от нее невозможно оторваться. «Граф Монте-Кристо» — не та тоскливая жвачка, над которой зеваешь в кино или перед домашним экраном, подавляя перманентное желание выключить, но история, слушая которую то и дело повторяешь: «Да блин, гениально же!», проникаясь уважением к себе, четырнадцатилетней, которая читала ее за едой, в постели и в туалете (простите мой французский).

В книге колоссальное количество персонажей и сюжетных линий, которые апгрейдятся адаптациями до неузнаваемости костяка, лишая роман его «мяса». Чего стоит римская часть с похищением Альбера разбойниками и предшествовавший ей визит Франца д`Эпине в обитель графа. Какая немыслимой плотности интрига с молодой женой Вильфора, которая становится отравительницей под влиянием графа. А как хороша линия супругов Данглар, где баронесса передает мужу-банкиру сведения, полученные от любовника-дипломата и все трое поднимают на вбросах немыслимые деньги. Как остроумно в главе про плодовых сонь описан биржевой обвал из-за фальшивой информации, переданной по телеграфу — первая в истории хакерская атака. Но больше всего меня поразили две вещи. Сенсационное: Дюма — предтеча информатики и соцсетей.

Объясняю: отец Вильфора, маркиз Нуартье, тот самый бонапартист, которому было адресовано злосчастное письмо — ныне парализован и заточен в теле, на котором живут одни лишь глаза. За ним преданно ухаживает внучка Валентина, для общения они изобрели физический вариант двоичного кода. Одно медленное опускание глаз — «Да», несколько быстрых миганий — «Нет». Таким же способом. перебором вариантов, с алфавитом и словарем, разбираются со сложными вопросами. И это в 1846, через два десятка лет после первых опытов Беббиджа с аналитической машиной, в ее создании принимала участие дочь Байрона Ада Лавлейс, и об этом сейчас говорят бесконечно. Но только представьте, какова роль «Графа Монте-Кристо» в популяризации способа коммуникаций с участием двоичной системы!

Что до соцсетей с виртуальными личностями и ботами, то вот вам аббат Бузони (помощник) и лорд Уилмор (соперник), созданные Дантесом в поддержку легенды графа, под маской которых, он не только проводит сложные комбинации, но также создает паблисити своему герою, по сути парвеню, которому одни только деньги не открыли бы пути в общество. И снова, дело не в том, что Дюма изобрел прием, в пикаресках переодевания обязательный элемент, но в популяризации способа действий, взятого сегодня на вооружение миллионами сетевых наноинфлюэнсеров.

Вот такое: «о, сколько нам открытий чудных...» Подарите себе удовольствие переслушать любимый роман пубертата. Ему есть, чем вас удивить.

Не сотвори антагониста

Очарованная «Великой любвью Оленьки Дьяковой», я cтала искать других книг Светланы Волковой — Voila! «Соавторы». Соавторство — вещь рискованная. История литературы знает немного примеров удачного: Анн и Серж Голоны, Ильф и Петров, Буало-Нарсежак, Козьма Прутков, братья Стругацкие; чаще результат объединения талантливых людей слабее сольного творчества каждого. О Маше с Бэллой поодиночке никто не знал, а вместе они написали уже не одну фэнтези-книжку с драконами, принцессами, эльфами и всем, что обычно к этому прилагается. Две девчонки, которым удалось за волосы вытянуть себя из мутного болота блогерства на качественно иной уровень книжных публикаций. Пишут под коллективным псевдонимом «Белка Закревская и Маня Келдыш», снимают крохотную квартирку в питерском Рыбацком с диваном и раскладушкой, которыми меняются каждую неделю, чтобы не убить спину, зарабатывают мало.

Вы ж понимаете, «публиковаться» сегодня не равно «разбогатеть» или даже просто «решить материальные проблемы». Девочек, пишущих фэнтези, тысячи — конкуренция бешеная, потенциально не экранизируемо (вменяемый проект должен быть дорогим, а кто вложится в неизвестные имена?) То ли дело триллер про маньяка: аудитория расширяется, ненулевой шанс киновоплощения — девчонки решают попробовать себя в новом качестве. И все бы хорошо, но руки, набитые на гномов и гоблинов, продолжают творить почти нейтральных персонажей — в фэнтези максимальный эффект достигается приключениями и магией, а триллеру нужен тот, кому будешь сопереживать. И это еще пол-дела, важнее антагонист, которого читатель будет ненавидеть, бояться и... проникаться его отрицательным обаянием (кто не влюблялся в Ганнибала Лектора?)

А злодея у них как раз и нет, не вытанцовывается чудовище, которому хотелось бы отдаться в прыжке. Каждая из соавторок обожглась на любовях-морковях, и обе решили держаться от мужиков подальше. То есть. в реальной жизни источник вдохновения отсутствует. А что, если поискать в сетях? Мирон (внезапно актуально в свете скандала с рэпом и возрастом согласия) хорош необычайно: москвич, белокурая бестия, спортивный, мастер единоборств, врач, при этом работает в центре реабилитации, тысячи сетевых друзей и часто появляется с длинноногими красотками, но одинок — мечта. Счастливая находкой, Маша преподносит его Бэлле и удивляется, когда слышит: «он не подходит». И это только начало разногласий между подругами, которые прежде никогда не ссорились. Белка ведет себя чем дальше, тем страньше, запрещает зафренживать Мирона, начинает контролировать общение, приводит в дом странных теток, которых представляет издательницами — и это тогда, когда еще даже половина книги не готова. Дальше — больше: бракует написанные Машей фрагменты, удаляет их из текста, заменяя собственными, неожиданно корявыми, а потом та находит распечатанные листы, исчерканные редакторскими правками, и это ее, Машин, выброшенный Белкой, текст.

Странности громоздятся снежным комом, и тут Маша узнает о смерти отца, который, оказывается, жил в Москве. Родители расстались в ее младенчестве, мама всегда называла алкоголиком, а теперь звонит: «Поезжай, простись». «Ни в какую Москву ты не поедешь!» — говорит старшая подруга, и прячет паспорт. Если вы думаете, что это кульминация, то нет, к сути мы еще только приблизились.

История, которая могла бы стать идеальным триллером, когда бы не превосходящее мыслимые пределы число невероятных совпадений. Впрочем, когда неправдоподобие вредило истории про маньяков? Читается так, что за уши не оттащишь, а героине по-настоящему сопереживаешь. Что и требовалось...

Крестный отец в польском Дерри

И я вернусь домой, со щитом, а может быть на щите.

В серебре, а может быть в нищете, но как можно скорей.

Середина нулевых, Миколай Гловацкий возвращается из Варшавы в провинциальный Зыборк, который покинул двадцать лет назад после трагедии со своей первой девушкой. Сейчас с ним жена Юстина, пара планирует пожить здесь некоторое время, «пока все наладится», хотя как должно наладиться, у супругов представления смутные. Варшавскую ипотечную квартиру сдали португальцам: у него трудности с литературной поденщиной, кормившей после попадания в обойму с первым романом, но теперь истощившейся; ее, журналистку, уволили. То есть, они люди профессий с возможностью удаленной работы, а пожить у отца можно бесплатно, но это жест отчаяния, был бы выбор, он поехал бы куда угодно, только не сюда.

Дело даже не в том, что это возвращение потерпевшего фиаско, но в том, что его роман, так удачно «выстреливший» (стал бестселлером и поводом для обсуждения в национальном масштабе, лег в основу кассового фильма) — эта книга была о Зыборке, и городок в ней, такой вариант кингова Дерри, штат Мэн — Обитель зла, Сайлент-Хилл и Мордор в одном флаконе. Власть насквозь коррумпирована, ест с рук у бандитов, которые держат в страхе обывателей и творят беспредел, молодежь спивается и торчит, преступления с особой жестокостью норма. Вы скажете: что с того, мало ли их, писак, которых никто не читает? Но в том-то и дело, что в Зыборке книгу прочли все, даже те, кто после букваря ни одной: и написана хорошо, и кино крутое по ней сняли, и городок стал местом паломничества тру-крайм подкастеров с журналюгами. И вроде оболгал — но все же правда. В общем: тебе здесь официально не рады, сынок.

За время его отсутствия умерла мама, отец женился во второй раз на Агате, дочери одной из ее подруг, у них двенадцатилетние близнецы. Успел жениться и старший брат Гжесь, парнище совершенно отбитый, в отличие от интеллектуала младшего, драчун и пьяница, у него пацаны-погодки, но жена, Камилла, похоже нашла себе мужика в Германии, куда ездила на заработки. Впрочем, Миколай тоже может служить иллюстрацией к мему «можно вывезти парня из Зыборка, но...» Ранний успех и легкие быстрые деньги лишили его ума, пьянки-гулянки-диско-и-панки, а потом и наркотики разорили и едва не убили, спасением стала встреча с Юстиной. На днях она призналась, что изменила ему со своим начальником, и теперь мир героя разлезается по швам.

Юстина не любит этого холеного возрастного типа, даже не начальника, а главу издательского холдинга, где она работала. Но не сумела отказать, и так достала нищета, необходимость тянуть на себе все, встретилась с ним несколько раз, а когда решила закончить, оказалась уволенной. В Зыборке все тоже несладко, отчасти сгустив краски, Гловацкий в сути описал город таким, как есть: бандитская опричнина из 90-х, творившая что хотела, повзрослела, открыла легальные бизнесы, ушла в политику, губернаторша у них своя, отдала под застройку бедный район с самыми бесправными горожанами, которых выселяют в никуда с грошовой компенсацией. Удивительно, но во главе оппозиции отец Миколая. Владелец пекарни, он возит и раздает тем отверженным хлеб, собирает референдум по отмене решения о застройке.

Приезд молодых Гловацких совпадает по времени с исчезновением местного криминального авторитета, главного из бандюков, ныне бизнесмена, и еще одного человека, тоже состоятельного, но друга отца, который как раз не слился с бывшей шпаной и бандюками. Не то, чтобы Бернат был кристально честным, но откровенными грабежами, как эта молодежь, рук не пачкал. Хотя его сын тусовался с ними, но теперь тот давно в Англии, работает в офисе, возможно пропажа как-то связана с борьбой против губернаторши и ее присных. Его обнаруживают в пригородном лесу, изможденным и потерявшим человеческий облик, грязного, со сбитыми до культяшек пальцами, с обломками зубов, между которых застряло сырое мясо. Человеческое.

«Холм псов», конечно, даже близко не детектив, хотя тайна исчезновения и гибели людей в дне сегодняшнем есть, как и преступление из прошлого — убийство Дарьи. То и другое к финалу будут раскрыты. Именно в конце, и развязка окажется шокирующей. Но все же роман Якоба Жульчика не детектив, триллер с мощной и жесткой политической составляющей и без хеппи-энда Хотя последнее не точно, возможно, кому-то конец покажется закономерным, в духе беловского «Заступы» — лучше иметь своего, прикормленного упыря.

Сильно не простая и довольно объемная книга, но лишнего в ней нет. Я взяла из-за перевода Сергея Легезы, он плохого не переводит. Крутейшая вещь, которой не поняли, а скорее не прочли ругающие на Либе. Одно предупреждение: если у вас непереносимость обсценной лексики — не берите, мата много.

Смерть не бывает красивой

Я не остановилась — нет, остановилась Смерть-

И нам с Бессмертием вдвоём дала в карету сесть.

Эмили Дикинсон

Действие романа американки Риту Мукерджи разворачивается в Филадельфии, немного времени спустя после Гражданской войны. Чтобы сориентировать вас в реалиях: примерно то время. когда Скарлетт О`Хара, уже развернувшись со своими лесопилками и галантерейным магазином, и, дважды овдовев, вышла за Ретта Батлера. Героиню «Унесенных ветром» я вспомнила не случайно — в стране, пережившей гибель многих мужчин, женщины получают доступ в сферы, прежде закрытые для них. Доктор медицины Лидия Уэстон одна из таких. Несмотря на материальные трудности после смерти отца, Лидия закончила колледж, сумела получить докторскую степень, теперь работает в больнице и сама преподает.

В клинике, где прием ведут врачи-женщины, ей приходится иметь дело и с богачками, чья главная проблема в поиске у себя несуществующих болезней, и с замученными непосильным трудом работницами, которые обращаются к врачу, когда совсем невмоготу, и сделать ничего нельзя. Одна из ее пациенток, Анна Уорд, будит в Лидии живое сочувствие. Смышленая и симпатичная девушка работает служанкой в богатом доме, где ей приходится тяжело трудиться, на жалованье содержа больного брата и сестру, которая ухаживает за мальчиком. Переутомление и плохое питание вызвали анемию. Лидия трезво смотрит на вещи и понимает, что всем помочь невозможно, но видит в самоотверженной, тонко чувствующей Анне, себя в юности, и заботится о ней. В последнее время ее состояние вызывает у доктора Уэстон сильную тревогу. А потом Анна исчезает, перестает приходить в клинику и на лекции, которых прежде не пропускала.

Когда из реки вылавливают тело женщины, лицо которой обезображено, но поблизости находятся вещи Анны, полицейский инспектор Томас Фолькер обращается к Лидии с просьбой помочь в опознании и аутопсии. Казалось бы, очевидное самоубийство никак не вяжется с тем, что она знает об Анне И на моем читательском веку «Смерть по частям» первый детектив, в котором вскрытие становится отправной точкой расследования именно потому, что эксперт, в силу знакомства с анамнезом жертвы, объясняет полицейским — тело принадлежит не той женщине, за которую ее попытался выдать убийца. Открытие, которое станет причиной дополнительного расследования и откроет многие шокирующие тайны высшего общества Филадельфии.

К достоинствам романа я бы отнесла социальный аспект, командную работу полицейских и медика, хорошо прописанную атмосферу времени-места, точное описание медицинских процедур, и, конечно, интригу. К недостаткам — изрядное количество жанровых штампов и утрированную гендерную оптику, характерную для дня сегодняшнего. Все-таки, когда автор считает непременным долгом заявить о бесправии женщин в обществе, а потом повторить это десяток раз — истории такое не на пользу.

Детектив очарует поклонников медицинских романов в условно викторианском сеттинге, а ценителей аудиокниг не оставит равнодушными чтение Юлии Яблонской.

Ходьба – это падение вперед

Я иду потому что у меня есть ноги,

Я умею ходить и поэтому иду.

Согласно Энгельсу труд сделал из обезьяны человека; по расхожему мнению — лень (стимулируя изобретательность). Палеоантрополог Джереми Десильва уверен сам, и не пожалеет сил, чтобы убедить читателей — людьми нас сделало прямохождение. Он даже вынес это дополнительным подзаголовком своей книги «Первые шаги», мимо скелета на обложке которой я, человек с рукой в ортезе, не могла пройти — у кого что болит, тот тем интересуется.

Что ж, это познавательно. В пятнадцати главах своей книги, Десильва последовательно рассматривает ходьбу как физическое действие и метафорический акт; с точек зрения истории, антропологии, физики, медицины, философии, социологии и других возможных -логий. Под его водительством мы познакомимся с понятием бипедализма (ничего предосудительного, всего лишь двуногость); отправимся в далекое прошлое, когда предки человека в виде крупной мыши делили жизненное пространство с тогдашними владыками земли, воды и небес — динозаврами. Динозавры тоже ходили на двух ногах, однако не оставили по себе материальных свидетельств существования развитой цивилизации, что позволяет сделать крамольный, в рамках читательской практики, вывод — не всех прямохождение делает людьми. Тем более, есть повод порадоваться везению гоминин (общее название для подсемейства гоминоидов, к которому принадлежим мы).

А знаете, кто настоящие мастера бипедальной локомоции? В жизни не догадаетесь. Птицы. Их эволюционная ветка начала формировать навыки передвижения на двух конечностях 245 млн. лет назад, в то время, как человеческая — всего 6,5 млн. Зато же и страус бегает со скоростью 64 км/ч, в то время, как самый быстрый человек может развить половинную от этой скорость и очень ненадолго. Вы спросите, и каким боком это к прямохождению, сделавшему нас людьми? Отвечу: примерно никаким, но так, черт побери, интересно! За тем же мы и берем нонфикшен, чтобы узнать кучу абсолютно бесполезных для себя сведений, попытка поделиться которыми с ближними навесит на нас ярлык зануд и ботанов, потому приходится держать в себе (что обидно), но внутреннее пространство удивительным образом расширяется, вроде того, что случилось с квартирой 50 на Садовой 302 бис.

Да, за все надо платить, и нам пришлось дорого отдать за прямохождение. Артрозы и остеохондрозы, неведомые четвероногим тварям; суставные боли, знакомые примерно всем возрастным пациентам; иммобильность при повреждении ноги — четвероногие продолжают бегать, разве что, прихрамывая. Зато мы умеем делать костыли и кресла-каталки. Не впечатляет? Тогда — заменять изношенные суставы титановыми и протезировать утраченные конечности, кстати: самые удобные протезы, позволяющие даже бегать, спроектированы по принципу именно птичьей стопы, без подвижных человеческих сочленений. Снова не радует? Но тут уж, извините, конечно, здоровым и богатым лучше, чем бедным и больным, но знание: случись что — выход есть, это такой НЗ-актив. Подаренный нашими умелыми руками (освобожденными от необходимости служить для передвижения) и изобретательным мозгом (который мелкая пальцевая моторика стимулирует к развитию).

На самом деле, в книге много всякого интересного, хотя и не бесспорного на взгляд дилетанта. Так, энтузиаст ходьбы, Десильва представляет ее едва ли не панацеей, не только от сердечно-сосудистых заболеваний, но даже и как средство профилактики гормонально обусловленных видов рака. Я бы еще рассказала, рискуя превратиться в ботанку и зануду, но если вас заинтересовало все это — лучше почитайте или послушайте, в аудио тоже есть.

В конце вброшу сенсационное: мы не произошли от обезьяны. Нет-нет, никакого противоречия с Эволюционной теорией, просто у нас, с шимпанзе и бонобо, гориллами и мартышками общий предок. А книжка, правда, классная.

Студент-медик Митя, который переживает драму: любимая предпочла ему поэта Чеснокова, да к тому же нависла угроза отчисления — беден и обучается на казенный кошт, а с любовью этой запустил учебу. Спасти его может только чудо, и оно таки случается, хотя бы и проходящее по разряду «помоги себе сам»

Двое: я и моя тень

Мы не хотим как в «Интернационале», с его: «никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и не герой», мы хотим героя, назначая на эту роль последовательно «справедливых» бандитов; ментов из сериала; разбогатевших на Западе соотечественников; порядочных олигархов (что, такие бывают?). Сегодня время мистического ретродетектива, обращенного в альтернативную версию или прошлое России, и его personnages principaux, наделенных особыми умениями в борьбе с нечистью. Их много, кроме народного любимца Дашкевича с колдуном Авериным и его котиком, есть раздолбай Митя из фэнтези-стимпанка «Потомокъ» Волынской-Кащеева, барышня-биоробот из мрачноватого стимпанка «Ариадна Стим» Суворкина. Есть даже свой, прикормленный упырь из хоррора Белова «Заступа» . Корсаков Игоря Евдокимова не последний в этом славном ряду.

У рода Корсаковых четкая специализация — оккультизм на службе царю и отечеству,. Со времен государя Алексея Михайловича, которого их предок спас на охоте от потустороннего зверя, Корсаковы не то, чтобы официально утверждены в статусе русских ван Хельсингов, но на переднем крае борьбы с хаосом. «Темный двойник Корсакова» продолжает серию, начатую «Тайным архивом». Те из нас, кто следит за приключениями последнего в славном роду, Владимира — вспомнят, что с «Делом о посрамителе ворон», первой повестью сборника, уже встречались. Так, да не так, семья отшельников, живущих в муромских лесах, в отечественной мини-утопии, в окружении преданных крестьян под покровительством некоей потусторонней силы — нам уже встречалась, но та история была меньше по объему и в нынешней версии она встроена в общую концепцию трагедии семьи Корсаковых.

«Дело о блудном сыне» — вторая история, собственно, и рассказывает о событиях, которые поставили не готовившего себя к этой роли, Владимира, во главе рода. Участие в Русско-турецкой войне дорого обошлось Корсаковым: погиб старший брат Петр, красавец и умница; впал в род кататонии отец; устранился от дел миссии дядя, который должен был взять на себя ответственность. Дело, однако, в том, что события в той болгарской пещере и для героя не прошли бесследно. Есть все основания полагать, что в живых он остался лишь благодаря демону, подселившемуся в его тело, именно это вмешательство залечило несовместимые с жизнью раны. Но какую цену придется заплатить за помощь в дальнейшем?

Евдокимов по-прежнему хорош с языком, бережно и чутко работает с историей (в значении «наука»), хотя не отрицает у себя некоторых анахронизмов. Для меня-слушательницы, а я слушаю цикл в исполнении Игоря Князева, дороже обаяние коротких историй корсаковского архива, динамичных, ярких, с новыми сюжетами, без утяжеления сложными психологическими подоплеками. Если бы я могла высказать автору читательское пожелание, то попросила бы: пусть это продолжится в формате «Рассказов о Шерлоке Холмсе», которых так не хватает нашей многословной литературе.

Бумажная скрипка

«Нам объяснял экскурсовод,

В какой реке какая рыба,

В какой тюрьме какая дыба,

В какой земле какой народ»

Мемуаристика невольно ассоциируется с томами на много сотен страниц, Леонид Юзефович в этом смысле, как и в остальных, ломает шаблон, в книге их меньше двухсот. Здесь мало автобиографических подробностей, куда меньше, чем можно почерпнуть из рассказов Леонида Абрамовича, Много об истории Пермского края, где долгое время жил, работал, преподавал, много о людях, с которыми сводила жизнь. Не о знаменитостях, какими украшают воспоминания записные мемуаристы — обычных людях, вроде парня, с которым учился на курсе, талантливом, но тотально неуспешном: неказисто жил, нелепо и рано умер. И кто о нем теперь загрустит? Ну, хотя бы я.

Или история с Сосной декабристов: пенсионер краевед напечатал в местной газете очерк о сосне, под которой, этапируемые в Сибирь, участники восстания долго ждали переправы. Старожилы указали ему на это дерево, о котором поведали их деды. 1975 был юбилейным, завуч местной школы решила принять октябрят в пионеры под историческим деревом, был сочинен сценарий, проходили репетиции, уже и автобусы заказаны, как вдруг выходит статья-опровержение. Профессор истории пишет, что каторжный тракт проходил на сотню верст в стороне, стало быть, ни о какой сосне речи быть не может. Прием октябрят проходит в школе, пенсионер исчезает с радаров, спустя время его видят в рюмочной-стекляшке, завуч стучит ладошкой в витрину, качает головой, человек поднимает глаза, смотрит на нее. Все. И вот, какая штука, я читаю Леонида Абрамовича в сетях, эту историю он как-то постил, и помню, что тогда восприняла байкой о неудачливом авантюристе, а в этот раз, рассказанная его голосом, растрогала до слез.

О голосе не случайно, «Мемуар» вышел в электронном и аудиоформатах, второе — в авторском исполнении, мне, аудиалу, это ближе. И, кстати же, чтобы у вас не сложилось впечатление, что здесь сплошь о грустном — финал истории правнучки Гете, про нежданное счастье, нашедшее женщину, которая уже и думать о себе в этом ключе перестала — улыбка во весь рот. Чтобы понятнее, в «Мемуар» вошли стихи разных лет, очерки, эссе, поэтические переводы из знакомых Честертона, Йейтса и Роберта Грейвза, Карла Сэндберга — о них прежде не слышала.

В фокусе внимания Юзефовича не «маленький человек», в гоголевском или достоевском смысле, всегда немного карикатурный но человек, малый не масштабом личности, а лишь обстоятельствами. И в этой книге словно сконцентрировалось уникальное авторское умение, рассказывая о малых мира сего, укрупнять их до эпического масштаба, избегая благоговейного трепета перед фигурами, вознесенными к вершинам власти и славы. Жизнь — лотерея, в которой немногие достойные получают по заслугам, оттого они не хуже.

Утекай, в подворотне нас ждет маниак

Хоть у китайцев бы нам несколько занять

Премудрого у них незнанья иноземцев

Грибоедов.

Александр Сергеевич писал это, двести лет назад, однако не думаю, чтобы он всерьез верил, что мы начнем хватать у китайцев все подряд. Включая то, что самим им не нужно, вроде расчлененки с клочками по закоулочкам. Хотя лично я сомневаюсь, что «Шепот греха» такой уж бестселлер и в Поднебесной. Внесерийный роман от автора «Профайлера» о серийном убийце, двадцать лет назад терроризировавшем окрестности. Четыре молодые привлекательные женщины были им похищены, каждую изнасиловал, задушил, распилил на куски и разбросал по окрестностям. Полиция, как водится, схватила безответного терпилу, выбила из него признания, парня казнили, а этот хрен с горы остался безнаказанным.

И вот, спустя 20 лет, инвалид дедок в доме престарелых, куда ходит для зачета по социальной деятельности студент юрист, просит этого парня узнать о сроке давности за убийство, и при каких условиях можно было бы возобновить следствие. Парнишка включается, не спрашивая: «С какой целью интересуетесь?» Впрочем, скоро он все узнает. У подопечного тогда, в 90-х погибла жена, оказалась первой жертвой маньяка, и старик уверен, что схватили не того. Скоро студент начинает общаться с однокурсницей, она свой социальный зачет, вообще-то, в приюте для животных отрабатывает, но постепенно мы узнаем, что последней жертвой была ее мама (тесен мир, особенно Китай с его миллиардами населения, не правда ли?)

Параллельно, из четверки полицейских, закрывших тогда это дело, двое продолжают о нем думать денно и нощно: у одного неоперабельный рак и он хочет окончательно разобраться, а второго терзает совесть — он самолично поймал монстра, но без санкции руководства и уже после казни невиновного. Почему не сдал властям? Там запутанный клубок причин, начиная от самоуправства, за которое по головке не погладят, заканчивая честью мундира — если полиция так облажалась, доверия ей не будет, полетят головы и погоны, а кое-кто и сядет. Маньячело, тем временем, вышел из дурки, где прохлаждался последние два десятка лет, и хочет новых подвигов.

И все, ну просто все страстно хотят знать: а почему он таким стал? Кто его так сильно травмировал? Как уже достало разведение соплей вокруг ублюдков, которых надо уничтожать как бешеных, не задаваясь вопросом о причинах. «он хочет убивать и может убивать, других причин нет» — говорит герой Шамиля Идиатуллина. И правда, ну сколько можно развозить? Лэй Ми бывает недурен в романах о Фан Му, но эта книжка — просто днище

Рукопись, найденная в изумлении

«Прежний мир был составлен из глины, золота и хрусталя, новый будет из скорости и света.»

Давайте так: я понимаю, что новый роман Эдуарда Веркина он же, самая ожидаемая книга 2025, вызовет много вопросов, нужен кто-то, кто ответит хотя бы на часть из них, пусть это буду я. Начнем с заглавия, оно, как и обложка, отсылает к одноименной картине Питера Брейгеля старшего, написанной в середине 16 века, когда ростки протестантского инакомыслия в Нидерландах жестоко подавлялись католической Испанией, под властью которой пребывала страна. Протестантизм, более прогрессивный и развернутый к пастве, опередил свое время, его последователей пытали и казнили — непропорционально большая виселица на картине как напоминание и предостережение. Жестокая расплата за веру во что-то, пришедшее слишком рано; за потребность продолжать следовать этим путем в период отката и реакции — ключевой образ «Сороки на виселице». Понятно, что это самая поверхностная трактовка, книга предлагает множество градаций от: «отнимают самое необходимое», до «спасибо, что забрали спички у детей».

Роман продолжает тему Синхронной физики или Потока Юнга, которую автор начал рассказом «Крылья» (сборник «Новое будущее») и повестью «Физики» (сборник «Мир без Стругацких»). Веркин, в отличие от большинства коллег-писателей, глядя в будущее, создает не антиутопию, но утопический мир, близкий Полдню Стругацких: энергетический кризис разрешен изобретением репликатора, позволяющего синтезировать что угодно из примерно ничего; проблема освоения дальнего космоса — здешним аналогом прыжковой телепортации, когда межзвездное расстояние разбивается на некоторое количество перемещений, преодолеваемых людьми в состоянии полу-смерти, лайтовой версии эвтаназии, на выходе из которой, во избежание побочек, нужно пить здешний аналог Регидрона, тягучий электролит в банках — в основном все переносят без последствий. Освоено девять землеподобных планет, найдено еще больше, человечество расселяется по вселенной, на Земле в статусе отчасти заповедника, остаются немногие.

Ян, герой-рассказчик, один из таких. Проблема с абстрактным мышлением закрыла для него пути в интеллектоемкие сферы, но работа спасателя совершенно его устраивает. Однако именно он, волей обстоятельств, стал членом Большого жюри, которому предстоит решить: быть или не быть Синхронной физике. Жюри формируется наполовину из специалистов в самых разных отраслях, наполовину из рандомных обывателей. Теперь собственно о физике, что она такое? Если очень примитивно, то это инструмент, в перспективе способный дать людям сверхчеловеческие способности: изменять по желанию физический облик, жить в безвоздушном пространстве, мгновенно (а не вот это вот все с промежуточными смертями) перемещаться в любую точку, предвидеть будущее, моделируя желаемое. Как ни странно, в основе механизмы синхронности, известные всякому по гадательным техникам: таро и руны, всевозможные -мантии и толкование снов, бобы кумалаки и подброшенная монетка, астрология, наконец, прямо базирующаяся на принципе «то, что внизу подобно тому, что наверху».

Очевидная проблема в том, что, при крайне высокой ресурсоемкости и оттягивании на себя лучших мозгов популяции, видимых результатов Поток Юнга не дает, вот уже полтора столетия, и время окончательной реализации сбычи мечт откладывается все дальше. Заседание должно пройти на планете Реген («Дождь», салют, мокрецы Стругацких), где расположен Институт синхронной физики. Там строится Актуатор — конструкт, находящийся одновременно в нескольких измерениях, чье действие напрямую связано с потоком Юнга, туда в немыслимых количествах свозятся бумажные книги — необходимый фактор работы синхронистов. Туда прибывают Ян и библиотекарь (где книги, там непременно должен/должна быть) Мария. Там, в ожидании остальных членов Комиссии, в прогулках и разговорах, разворачивается действие тягучего, как смола, безумно рекурсивного романа.

«Сорока на виселице» совсем не многофигурна, буквально семерка персонажей: Энтузиаст (он же Сумасшедший-гений) Уистлер; Скептик Кассини; Неопределившийся Шуйский («левая рука не знает, что делает правая»); Простак (он же Человек-задающий-вопросы) Ян; Наблюдатель Мария; Штайнер, с чьим амплуа я для себя не определилась и доктор Уэзерс, но он в основном советует пить электролит. В блуждании коридорами Института, воплощающем образы снов, обрывки прочитанного с книжных страниц, разговоры — кое-что от «Соляриса» и довольно много от других веркинских историй, начиная с «Кошек, которые ходят поперек» и «Пчелиного волка», заканчивая кровавым бессмертием «Через сто лет» и «Звездолетом с подбитым крылом». Внимательный и неленивый читатель найдет здесь привет еще одной самой ожидаемой книге года, «Смеху лисы» Идиатуллина, не считая всяких борхесов в количествах.

Вот и все, что я хотела сказать для начала. Дальше — сами.

«Крылья» Эдуард Веркин. Космическая станция, построенная вокруг прорывного революционного объекта синхронной физики Актуатора — конструкта, находящегося одновременно в нескольких измерениях, действие которого напрямую связано с потоком Юнга (ну. вы помните, океан коллективного бессознательного, из которого можно черпать информацию). Суть однако не в информационных полях и не в приятной, но малопочтенной в глазах обывателя способности прозревать будущее, глубинный смысл синхронной физики в возможности полета, такой же естественной как хождение, бег, плавание — в выходе за грань реального. К обретению которой человечество оказалось неготово. Эксперимент сворачивается.

«Сияние» для бедных

Начало 80-х, новоизбранный президент Рейган противопоставляет депрессивной эре Картера новые надежды и возможности, поднимает моральный дух сограждан, на смену прежним упадническим настроениям приходит желание радоваться жизни и развлекаться. Прекрасная молодая супружеская пара, Роберт и Ребекка собирается на вечеринку, где, без сомнения будут самыми красивыми. Муж дарит ей нитку черного гаитянского жемчуга, эта третья годовщина свадьбы и у них уже подрастает малыш, но взаимная страсть сильна как в первый день. В доме играет пластинка, игла застревает на царапине, Пиаф раз за разом повторяет одну фразу из «Осенних листьев», маленький Джек смотрит на родителей сверху и это последний раз, когда он видит папу с мамой вместе.

Спустя тридцать лет в этот таунхаус въезжает Кэтрин. Молодая привлекательная карьеристка, она пережила нервный срыв, там еще, как водится, набор из «во все тяжкие», посредством которых пыталась минимизировать боль от травматичного детства. Вы ж понимаете, что всякая девица, имевшая возможность окончить престижный университет и купить через несколько лет дом — после лечения в психушке, заметьте, должна иметь в анамнезе, как минимум, жестокого отчима. Кэтрин еще на таблетках, но в целом уже в порядке, устраивается в юридическую фирму подруги, для приведения в порядок дома нанимает специального человека, Джон педант и буквалист в том, что касается инженерных сетей и техники безопасности, но на редкость привлекательный мужчина и кажется у них намечается кое-что большее, чем рабочие отношения.

С домом, однако, что-то явно не так. Новую хозяйку беспокоят странные звуки — то щелчки, вроде от колпачка ручки, то старая песня, явно с винила, потому что пластинка все время заедает на одной фразе. Еще сны, удивительно яркие, галлюцинаторные, на грани между явью и небытием, когда не можешь понять, приснилось или было с тобой в действительности. Повторяющиеся эпизоды разнузданной костюмированной вечеринки, вроде той, которой в кинговом «Сиянии» отель «Оверлук» соблазнял Джека Торренса. А учитывая прежние проблемы героини с алкоголем и веществами, сходство разительно, хотя сравнение сильно не в пользу Джона Харрисона

На самом деле, вычти из «Темных завес» романтику ретро богатых восьмидесятых (знакомства не в интернете, трах в стенном шкафу во время вечеринки, и вот это вот все) — останется невразумительная муть про девицу не в адеквате и двух злодеев, один другого тупее. Что ж, кому-то и такое нравится. («Кому и кобыла невеста»).

Найти собаку

«Человек и собака. Союз всех времен. Без одного не было бы другого как целого.»

Дисклеймер: это не реклама, но искреннего восхищения пост. Список издательств, за новинками которых я стараюсь следить, недавно пополнили два: российский «Дом историй» (ожидаемо, там Завозова) и внезапно казахстанский «Фолиант», с какой-то немыслимой книжной географией: Турция, Польша, Испания, Германия, Скандинавские страны, в придачу к стандартному переводческому англоязычию, и это во время, когда российские сделали приоритетным направлением почти одну только Азию. Книги всё стоящие, из четырех, фолиантовских, прочитанных за последнее время, четыре «в яблочко», интересные и умные. Тем более удивительно. учитывая, что авторы во всех случаях незнакомые и тот импринтинг, который заставляет прощать «своим» многое из того. на что пеняешь чужим, тут не работает. «Фолиант» не выходит на рынок с электронными и аудиоверсиями своих книг, что сегодня кажется дремучим отношением к пиару, но потенциал у этого издательства огромный, обратите внимание.

«Дикая собака» Пекки Юнтти, в двух словах — история финского парня Сами, Самуэля, который ищет потерявшегося хаски Нанока, а находит свое призвание и лучшую девушку на свете (после тяжких испытаний, но это уж как водится). Родом из маленького шахтерского городка, вполне благополучный третий сын во вполне благополучной семье, он отслужил в армии, демобилизовался и теперь все дороги ведут на шахту. Талантами, которые позволили бы воспользоваться социальными лифтами, парень не блещет. Можно пойти по стопам старшего брата, воплотившего мечту о финском успехе — он живет в Хельсинки, работает в офисе, ездит на Шкоде, но для этого нужно определенное внутреннее устройство, Сами изначально не из числа успехо-ориентированных, такое, знаете, как у Вознесенского: «Я не стремлюсь лидировать, где тараканьи бега». Что он знает о себе совершенно точно — под землю не хочет. Можно сказать, что никто не хочет, но когда другой работы нет, а эта кормит, и неплохо, что уж выделываться? А можно понять, что кому-то легче сдохнуть, чем жить со знанием, что каждый проклятый день своей проклятой жизни будешь спускаться в шахту.

Огорчив родителей, герой нанимается хендлером — разнорабочим в питомник ездовых Хаски в Лапландии. И, конечно, неспроста, он с детства зачитывался историями о северной романтике и героями его были не люди, а именно псы. «Белый Клык», «Балто», «Лысый из Нома». В этой работе видит возможность приблизиться к мечте, а вместо — разгребает собачье дерьмо. Для здешних мест ездовые собаки не эндемичны — такой туристический зимний аттракцион, саамы испокон веку ездили на оленях. Здоровые мощные хаски, легко забывающие об одомашненности и способные, одичав, убить оленя — не самые желанные гости в здешних местах. Когда при перевозке теряются два элитных пса, Инук и Нанок, шансы найти и вернуть кажутся почти нулевыми — не уйдут с концами в тайгу, так пристрелят оленеводы. Но оба они потомки Лысого — кумира Самюэля, а привести их в питомник — значит стать каюром, погонщиком, осуществить мечту.

Удивительно, но Сами, при всей его тотальной невезучести, удается найти и вернуть Инука довольно скоро. С Нануком дело обстоит иначе, пес явно одичал — идя по его следам, парень наткнулся на убитых полудиких (на вольном выпасе) оленей. Осталось махнуть рукой и оставить пса на отстрел оленеводам или все же попытаться привести назад, сделавшись для местных таким же врагом, как хаски? Поиски Сами перемежаются вставками из истории девушки Айлы, разворачивающейся в этих местах в конце сороковых, в финале обе линии сойдутся. и да, это круто.

По-настоящему классная история с северной романтикой, жестокой к людям природой, и людьми, жестокими к природе и другим людям. Надеждой и любовью, вопреки всему.