Сравнение конкурсных работ по критериям сомнительно, так как работы находятся в разном отношении к конкретному критерию.

При написании рассказа авторы ставят различные цели. Нелепо оценивать рассказ на соответствие цели, которую автор не ставил. А оснований вменять автору конкретную цель, которую он должен был бы преследовать, нет.

Также авторы используют разный инструментарий для достижения цели. Условия конкурса обычно не предписывают, какие художественные средства использовать. Так что оценивать технические элементы также сомнительный путь: что один мастерски использует, того другой мастерски избегает.

Не всякую последовательность событий назовут историей, тем более — интересной.

Кажется, в основе многих историй, называемых интересными — парадокс.

Парадоксом называю развитие событий, противоречащее закономерному.

Бандит ограбил беззащитную старушку. Беззащитная старушка ограбила бандита. Про что интересней прочитать?

Вопрос не совсем честный. Вторая история интригует читателя: как могла старушка ограбить бандита? Интересная история должна оставаться интересной и после прочтения, когда все тайны открылись.

(Вообще говоря, важнейшая часть загадки — разгадка. Тайны и клиффхенгеры работают только в момент прочтения; запоминающейся вещь делает содержание тайны и остроумный способ, которым разрешился клиффхенгер.)

Допустим, под личиной старушки скрывается ведьма или потустороннее чудовище. Или она сама старая налетчица. Примем одну из этих версий — и в истории не остается тайны, причем разгадка довольно банальна. И все равно эта история интереснее, чем первый вариант.

Потому что мы любим парадоксы, и не только в историях.

«По законам аэродинамики майский жук летать не может. Но жук об этом не знает и летает.» — Тут сразу два парадокса: что жук летает вопреки законам природы, и что подчинение законам природы зависит от знания о них. Эта легенда живет давно и будет жить, хотя давно опровергнута.

Можно умствовать о причинах любви к парадоксу, но, мне кажется, не стоит. Достаточно факта, что он нас привлекает.

Помнится, в школе разбирали функцию эпизода (или персонажа) в художественном произведении.

Никогда не мог понять этих разборов.

Сейчас дошло: ведь на этот вопрос нельзя ответить, не ответив, в чем функция самого произведения как целого.

Итак, главная разница магии и механики — механическая система (элементы и причинно-следственные связи) понятна наблюдателю, магическая — нет.

Отсюда вытекает второе различие: механическая система предсказуема, магическая непредсказуема.

Третье различие, которого уже касался: трактовка системы как механической подразумевает, что наблюдатель попытается ее понять. Чудесами же можно только восторгаться (или ужасаться).

Может показаться, что третье различие повторяет первое. Это не так. Первое различие относится к состоянию наблюдателя, а третье к его намерениям.

Роман Семëнова «Бомба для председателя» описывает механизмы. У его злодеев понятные цели, способы их достижения явно показаны. Например, злодей прослушивает телефон положительного героя, потому что владеет телефонной компанией. Каким образом расследуют преступления и разоблачают злодея тоже понятно. Повесть Столярова "Как это все происходит" — пример магического подхода. Герой режиссирует мировой финансовый кризис, но как именно — читатель не поймëт. Герой подписывает бумаги, какие-то банки дают какие-то гарантии, но что в этих бумагах, и кто что чем гарантирует — читателю знать не обязательно. Как необязательно ему знать, каким образом начальник охраны выясняет, кто на героя покушался. Неудивительно, что ближе к концу мы выясняем, что деньги — это астрал, и астрал же руководит действиями героя.

Какова магия в художественных произведениях (другой не знаю)?

Во-первых, есть род магии, осуществляемый сверхъестественными личностями. Джинн исполняет желания, маг вызывает демона, колдунья заключает договор с чертом, шаман заклинает духов. Во всех этих случаях чудеса творит существо разумное, своевольное, потому непредсказуемое. Оно может лукавить, не понимать, издеваться, может рассердиться и оставить у разбитого корыта.

Во-вторых, род магии, в котором магическая сила безлична, но обладает способностями, присущими разуму. Например, различает добро и зло (или благо и страдание). Или хотя бы способна понимать обращенные к ней команды.

В настоящий момент вербальные команды понимают: люди; животные, выдрессированные людьми; компьютеры, сделанные людьми. То есть, насколько нам известно, понимание вербальных команд указывает на присутствие разума. Особенно если эти команды используют морфологию и синтаксис, а не изолированные условные сигналы.

Трактовка заклинаний не как команд, обращенных к кому-то возможна. Во-первых, можно представить, что заклинания психологический трюк, помогающий герою управлять своими магическими силами. Во-вторых — объяснять их действие физическим воздействием звука безотносительно смысла. Второе объяснение исключает грамматику и вообще осмысленность заклинаний, если только не принять теорию, что речь в этом мире эволюционировала из заклятий.

В третьих, магия волшебных предметов.

(будет продолжено, возможно)