Знаток передал мне стройный бокал из хрусталя, в котором плескалась сумрачно-серая жидкость. Я осторожно попробовал напиток. У него был дымчатый вкус, с оттенком тепла, скрывающего за собой прохладное послевкусие. Это был, вне сомнений, подходящий напиток для этого времени года. Я произнёс подходящий случаю одобрительный отзыв.

— Ну-с, — сказал мой друг, когда также устроился в своём обычном кресле, — расскажи мне, отчего ты только что так нёсся через всю площадь? Это на тебя как-то совсем непохоже.

Я объяснил, что меня задержал поход в местный кинотеатр. По причине длительных рекламных вставок показ фильма начался позже, чем я рассчитывал, и поэтому я вышел из кинотеатра также позже, чем планировал. А потом на меня набросилась группа энтузиастов, которые хотели, чтобы я подписал петицию о получении кинотеатром должного статуса.

Знаток приподнял одну бровь и загадочно улыбнулся.

— Надеюсь, что ты подписал её, – заметил он. – Я уже это сделал. Те старинные картинные палаццо были и в самом деле дворцами, выстроенными, чтобы народные массы, и не только они, могли переноситься в новые миры воображения и испытывать искусство кинематографа в самых привлекательных и роскошных из возможных декораций. Творческое окружение порождает воображение.

Он отпил свой осенний ликёр.

— Тем не менее, есть даже ещё более рафинированные экземпляры этого типа неподалёку отсюда. Этот конкретный экземпляр может быть охарактеризован в ар-деко и неоегипетском стилях.

Знаток погрузился в молчание. Снаружи его высоких окон последние всполохи заката стёрлись с неба, оставив после себя буйную массу серых туч, темнеющих за секунды. Те смутно вырисовывались на фоне электрического лимонно-жёлтого оттенка вечернего неба. Он также быстро тускнел.

— Слышал ты когда-нибудь про Тэмпл-Синема? Нет, я и не ожидал обратного. Это было небольшое помещение, созданное увлечённой группой помешанных на кино и архитектуре фанатиков, хотя оно и было открыто для публики и высоко ценилось местным сообществом. Я знаю одного из членов Фонда, запустившего этот проект.

Мой друг поднялся и включил верхний свет. Комнату залило тёплое сияние. Он заново наполнил наши бокалы. Я знал, что за этим последует рассказ о каком-то из числа его любопытных жизненных опытов.

— У меня где-то были почтовые открытки с ним, — произнёс Знаток. Он открыл комод и достал оттуда фотоальбом, обёрнутый в кожу полночно-синего тона, с тиснением серебром на обложке и корешке в форме египетских узоров. – Вот они.

Я посмотрел на раскрытую книгу. Там были четыре почтовые открытки, чёрно-белые и сепийные, прикреплённые к странице. На них было показано чётко очерченное, квадратное в плане здание, окружённое зарослями и кустарниками. Дом этот был определённо новёхоньким, выстроенным из белого камня или бетона. Он напомнил мне станции лондонской подземки, спроектированные Чарльзом Холденом в 1930-ых.

— Кинотеатр этот изначально и впрямь был Храмом. Его возвели для какого-то теософского суб-культа или вроде того, по желанию богатого и чудаковатого мецената. Как ты можешь видеть, дворец этот стоит посреди небольшого парка. К тому времени, когда это место приспособили под кинотеатр, большая часть садово-паркового пространства вокруг была распродана и застроена. Тем не менее, в кинотеатр было по-прежнему легко пройти через дверь в стене парка. Комитет гарантировал, что кинотеатр будет как следует обозначен дорожными указателями; они же выложили кирпичную дорожку, ведущую от двери в парк и до самого входа. Само здание, как ты мог заметить, представляет собой смесь стилей ар-деко и египтизирующего классицизма, что было так популярно в декоре множества разных построек тех времён. Более того, ради уверенности в том, что древнеегипетские детали декора были аутентичными, проектировщики не жалели никаких средств. Короче говоря, это было, пожалуй, самое чарующее и необычное здание во всей округе, и его сохранение, посредством превращения его в небольшой, но популярный кинотеатр, вызвало всеобщий восторг.

Участки кирпичной стены, окружавшие сохранившуюся часть парка, где располагался кинотеатр, были, без сомнений, весьма старинными. Вход, ведший к кинотеатру, был вырезан с изрядной точностью. Не было сделано никаких попыток замаскировать новую работу: в ней использовался кирпич, но стилистика явно была современной, с таким количеством стекла и металла, которое было необходимо. Общий эффект отдавал модерновостью, однако не самого агрессивного толка.

       Небольшая афиша у входа гласила: «Эон – эпохальные фильмы в усадебном храме.» Усадебный храм, воистину! Было бы нелегко устоять перед таким приглашением, даже если у меня уже не было в планах посетить его. Я купил себе билет и прошествовал по дорожке к кинотеатру. Подходя к нему, я мог видеть, что дом этот был выстроен в своего рода неоегипетском стиле, из бетона, ныне покрытого следами плесени. Это придавало ему даже ещё более интересный вид, как если бы здание было только недавно открыто и спасено из джунглей, что вторглись сюда и поглотили его. По обе стороны крыльца высились две элегантных сужающихся колонны, а на притолоке парадного входа красовался барельеф в форме крылатого солнечного диска. У меня создалось впечатление, что строение это – бывший летний домик, фолли,[1] храм, что угодно ещё – имело строгую геометрию, что было достаточно приятно в некоем мрачном, чопорном смысле.

        Я вошёл внутрь и стал смотреть фильм. Зал был маленький и хорошо продуманным, с плавно уходящим вниз в сторону экрана полом. Такие детали, как я мог заметить в тусклом освещении, были свойственны ар-деко, вместе с мотивом крылатого солнца, выделенного золотом и расположенного над аркой, изогнутой над экраном. То, что я смотрел, называлось «Посмертие», и у него имелась простая, хотя и тонко переданная предпосылка: что если, когда мы умрём, нашей первой задачей будет выбрать и воссоздать момент, когда мы испытывали наибольшее счастье? Что бы вы выбрали? Почему? Как этот момент может быть воссоздан вновь? Когда фильм закончился, по экрану поползли титры и включился свет, я пребывал в задумчивой тишине какое-то время. Но я был не одинок. Молодая женщина, несколькими рядами впереди меня, также осталась на своём месте. Наконец, мы вместе встали, чтобы пойти на выход примерно в одно и то же время, и я ощутил себя обязанным сделать какую-либо ремарку о силе этого фильма. Женщина сперва замялась, затем согласилась и бросила ещё один долгий взгляд на экран. Я произнёс что-то ещё о том, какой это поистине великий фильм, образы которого остаются с тобой после просмотра. Тривиально звучит, я уверен; однако её это, казалось, поразило. Женщина вновь опустилась на сидение. Затем она сказала, что это было слишком правдиво. И она поведала мне любопытную историю.

— Неделю назад, кажется, она просматривала фильм, который планировала показать, чтобы удостовериться, что с воспроизведением всё в порядке. Эта леди занимается волонтёрством в кинотеатре, и я предпочту оставить её инкогнито. Ранее у неё было несколько незначительных заминок. Картина называлась «Облик грядущего», великое детище Уэллса-Корды 1936-го года. Она включила воспроизведение, не планируя смотреть его от начала до конца. Она думала позаниматься другими вещами на рабочем месте и время от времени следить за качеством фильма, чтобы убедиться, что плёнка не содержит изъянов. Однако вскоре моя визави была захвачена им. Начиная с торжественной вступительной музыки, с льющимися каскадами аккордами, полными предчувствия, до финальных сцен с их растущим напряжением и космической концовкой, по её словам, она едва ли сдвинулась со своего места.

Я сказал ей, что в каком-то плане это был провал, к тому же трагический: попытка сверхдостижения, подлинное видение, реализованное далеко не совершенно. Однако его масштаб был внушителен.

Она кивнула. Затем, продолжала моя собеседница, было сложно описать, что произошло после того, как фильм завершился. Она проверила оборудование и выключила везде питание, однако, как и той ночью, что я встретил её, у неё как-то всё не получалось покинуть кинозал. Так что довольно долго она просидела там в полной темноте, вновь и вновь прокручивая в уме будущее, что Уэллс явил нам в этом фильме, и другую его версию, что рисует перед нами стимул, предоставляя свободу воображению. И музыка, казалось, тоже задержалась там, как если бы она слышала её отголоски из неких далёких мест.

И затем ей стало грезиться, будто бы стал вопроизводиться другой фильм. Она сказала, что, разумеется, решила, что заснула и стала видеть сон. Это именно то, во что ей хочется верить. Однако, как бы она ни старалась, это было не так, как тогда, и не так, как она помнила это сейчас. По факту, она находилась в полном сознании. Фильм по-прежнему прокручивался в её голове. И моя визави сказала, что даже хотя всё уже затихло, опустилась ещё большая тишина; и она почувствовала, как будто плоть её лица и рук была легко затронута чем-то неосязаемым – пылью, возможно, или же паутиной, или птичьим пером. Этого было достаточно, чтобы она испытала дрожь. И она содрогнулась вновь, пока сидела там вместе со мной и заново переживала ту сцену.

Потому что вскоре начались образы. Поначалу была только выжженная пустошь, подобно сценам Ипра[2] или других полей сражений Первой Мировой: просто голая земля, воронки от взрывов и грязевые пруды. Затем по этому унылому ландшафту покатились футуристические танки, как в «Облике грядущего», сминая руины и тех малочисленных живых существ – людей и прочих – что были видимы.       

Женщина ощутила головокружение. Дело было не в высоте, а во времени. Эта война длилась десятилетиями, как и в «Облике грядущего». Она заставила себя отвернуться от экрана и смотреть на отдельные фрагменты скульптурного фриза, шедшего вокруг зала, чтобы сбросить с себя видение. И когда она повернулась обратно, там была уже другая сцена.

Танки исчезли, но остались кое-какие из руин. И люди блуждали вокруг и ходили через них, бедные отчаявшиеся люди, потерявшие всё. Она увидела грубые постройки, вырастающие, как грибы, напротив каменно-бетонных останков их прежнего города. Это напомнило ей о варварах, приходящих на руины древнего Рима. Но эти люди не были варварами – они были выжившими, униженными и обездоленными.

Время будто бы ускорилось. Развалины города были заново отстроены. Улицы и площади покрыли собой опустошённый пейзаж. Перед взором моей визави вырос град огромных башен. Промышленность также восстановили. Воздух почернел от смога и пара. Она созерцала дни и ночи, проносящиеся мимо подобно вспышкам. Бледно-жёлтые огни, светящиеся день и ночь. Гигантские экраны (как в фильме), постоянно показывающие лицо, казавшееся ей знакомым, однако она не могла понять, кто же это был, да и было ли ему там вообще место. Топлы заполняли лишённые деревьев бульвары и площади, толклись под экранами. Она слышала музыку Артура Блисса из фильма, ту её часть, где Вождь, местный главарь банды, захвативший власть (роль которого исполнил Ральф Ричардсон), вернулся с одной из своих военных кампаний. Музыка была триумфальной, однако вместе с тем и полной угрозы, а также пустозвонства тоталитаризма и жестокого гангстерства, замаскированного под патриотизм.

Спустя какое-то время впервые раздался новый звук. Это был протяжный, приглушённый рёв. Моя знакомая увидела новую башню, и та была самой высокой из всех. И потом она поняла, что это не было башней. Это сооружение было подобно Космической Пушке в «Облике грядущего». Но она знала, что внутри ракеты не было никого, и что та не предназначалась для открытого космоса. Толпы народа, окружившие ракету, ликовали у ещё более громадных экранов, стоявших поблизости. Лицо с экранов произносило напыщенную тираду. Послышались новые взрывы ликования. Ракета должна была быть запущена для уничтожения. Экраны потухли, подобно тому, как в кинотеатрах опускаются занавеси. (По крайней мере, она могла это вспомнить.) Людские массы устремились прочь от ракеты, обратно в город. Моя собеседница моргнула, после чего вновь узрела город. Он был в руинах. Новое море развалин. Это всё, что она могла видеть. Там, где была ракета, ныне зияла гигантская яма. Мелодия запустения Блисса, посвящённая пейзажу из руин и уничтоженному городу, заиграла в её голове.

Возможно, согласилась моя знакомая, что она задремала ненадолго. Это могло длиться и несколько часов, и всего несколько секунд. Время может быть весьма субъективным. Затем ей явилось то же видение, что и раньше: опустошённый пейзаж в руинах, по которому взад-вперёд мучительно перекатывалась многолетняя война. И вновь время ускорилось. Городские руины были заново отстроены. Однако видение на этот раз было иным. Оно было ближе к возрождённому мегаполису в «Облике грядущего». Белоснежный город расстилался до горизонта, там было чисто и светло. Многие его инфраструктуры находились под землёй, так что на поверхности было зелено и пригоже. Ресурсы восстановленного после войны мира шли на создание функциональной красоты. Мир и в самом деле подвергался активному сбору ресурсов, но, по крайней мере, он не был под угрозой уничтожения. Иные толпы собирались на обширных плазах перед огромными публичными дисплеями. Лицо на экранах выглядело благородным и достойным почтения. Возникла другая новая башня, ещё одна Космопушка, однако эта была сконструирована для науки и исследований. Город расширялся, впрочем, никогда не выплескиваясь через окрестные зелёные холмы... Её видение закончилось здесь.

Знаток погрузился в молчание. Наконец, он вновь заговорил.

— Разумеется, я ощутил, что должен исследовать эту тему несколько глубже. В конце концов, мне удалось узнать некоторые поодробности. В 1920-ом старый дом был выкуплен неким Карнейро – кажется, у него не было имени, только фамилия. У меня сложилось впечатление, что у него был типаж в духе Алистера Кроули. Он основал и руководил обществом, посвящённым Эонической магии. Ты слышал что-нибудь об этом?

Я покачал головой.

— Что ж, всё это весьма неясно, но основная тема в том, что их ритуалы и церемонии были направлены на воздействие на отдалённое будущее. Эти культисты были убеждены, что, задействуя грамотный церемониал с надлежащими обрядами и в определённое астрономическое время, они могут изменять исход будущих событий. Всё это в наши дни выглядит весьма модерново по общему тону, так или иначе. В действительности же они кидали камень в поток времени, и его всплеск расходился рябью во все стороны, вовне и вдоль течения, тем самым изменяя будущее. Было множество причин, почему их ритуалы не были или же не могли также оказывать влияние в обратном временном потоке, чтобы влиять и на прошлое. Как бы то ни было, адепты магии Эона верили, что «рябь», введённая в поток времени, может двигаться лишь по направлению в будущее. Возможно, у Природы была своя гарантия того, почему не могут происходить парадоксы, и она их, так сказать, сглаживала, как предполагали в своих работах многие писатели-фантасты.

Так вот, под управлением их архимага общество выстроило для себя храм в египетском стиле. Ты видел открытки с ним. По иронии, орден просуществовал не особо долго, к тому же с ним были связаны многочисленные скандалы, пока он ещё функционировал. Члены общества выпадали один за другим, и спустя несколько лет оно полностью распалось. Тут возникает соблазн спросить, почему они не повлияли на собственное будущее и не обеспечили выживание своего ордена? Возможно, они расценивали это как слишком близкое будущее, либо как слишком эгоистичный подход. Я видел несколько их фотографий, где все были в сборе перед одной из их церемоний. Карнейро выглядел как типичный маг на главных ролях, как ты мог бы сказать: у него была густая, щетинисто-серебристая шевелюра; его манеры и голос тоже, очевидно, соответствовали типажу. При этом, кажется, он был подлинным отщепенцем – или же просто неуравновешенной личностью. Я предполагаю, что всё это зависит от того, с какой стороны смотреть.

Я просмотрел описания их ритуалов и церемоний, включая «Книгу Трансцендирования Эонов». Знаешь, я убедился в том, что сам Карнейро на самом деле верил каждому её слову. Он реально пытался повлиять на будущее.

— К добру или к худу, как считаешь? – спросил я.

— Не знаю, — ответил мой друг. – Да и кто я такой, чтобы говорить, что есть хорошо, а что – плохо?

— Согласен. Не думаю, что с подобной силой, могущей влиять на будущее, Карнейро не сделал бы больше попыток скрепить свой орден, особенно с учётом, что он был их лидером. Это было время великой неопределённости, что весьма успешно схвачено в «Облике грядущего». Вот уж не подумал бы, что у такого общества будет нехватка потенциальных членов. Некоторые люди готовы пойти на что угодно, особенно если они считают, что мир катится в бездну. Они хотят уверенности, реального будущего. Возможно, кто-то должен начать всё с чистого листа. Держу пари, там были замешаны деньги.  

— Крайне прискорбно лицезреть подобный цинизм в столь юном возрасте. – ответил Знаток, однако не без тени улыбки.

Затем он продолжил.

— Читая документы, письма и прочую бухгалтерию этого общества, я осознал с уверенностью, что Карнейро, хотя он, вероятно, и был неуравновешенным типом, однакож обладал изрядной харизмой и очарованием. Он был способен влиять на людей так, как ему хотелось, и он не был просто очередным жуликом или шарлатаном. Как я уже сказал, у меня сложилось впечатление, что Карнейро верил в ритуалы из «Книги Трансцендирования Эонов», и был готов вынести своё суждение касаемо того, насколько точно можно повлиять на ход будущего времени сообразно тому, что он полагал за лучший результат. Что же до преследовавших его оккультную группу скандалов, то они были чисто финансовыми и, по-видимому, прямо не задевали Карнейро, хотя, конечно, он тоже был под их ударами.

— В письмах нашлись намёки на то, что общество в итоге распалось в результате неудавшегося «переворота», направленного против архимага. Похоже на то, что кем бы ни был Карнейро, у него был подлинный интерес в том, чтобы магия использовалась для общего блага. Ты должен быть достаточно хорошо знаком с политическими событиями в 1930-ых. Вероятно, что некоторые члены ордена были восторженными адептами тогдашних господствующих «измов»: коммунизма и фашизма. Они стремились оказать давление на Карнейро и его сторонников в ордене и с помощью их церемониалов повлиять на будущее таким образом, чтобы их личные мировоззренческие установки, если можно их так назвать, оказались бы в выигрыше.

К его чести, Карнейро не желал иметь с этими вещами ничего общего. Он отказался использовать ритуалы из запечатанной части «Книги Трансцендирования Эонов» и исключил нескольких членов общества. Финальный скандал выразился в ограблении дома, в частности, в попытке кражи личной копии гримуара архимага с запрещёнными обрядами. В ход пошло насилие; и хотя новостные репортажи были крайне осторожны, мне очевидно из прочих источников, что в итоге дело закончилось как минимум одной смертью. Вскоре после того Карнейро и его особая копия книги исчезли. Он оставил инструкции своим последним ученикам о том, что должно произойти с обществом и его ресурсами. Я полагаю, что эти вещи были оспорены, и конечный результат нам известен: продажа дома и большей части прилегающего парка, тем не менее, не без удачного решения сохранить храм, превратив его в кинотеатр. Не самый очевидный результат, как можно было бы подумать, но вполне уместный в данных обстоятельствах.      

— Что ты имеешь в виду?

— Что ж, кинотеатр известен своим радикальным репертуаром. В нём ты вряд ли увидишь последние голливудские блокбастеры или же фильмы, получившие крупные награды в Каннах. Однако же мир кино всё ещё открыт вещам неортодоксальным, странным, утончённым и, что уж там, разумным, позволяя им расцветать и обозначать свои идеи. Это искусство для разборчивого ценителя! Орден Эонической магики, в своих наилучших устремлениях во главе с Карнейро, мне кажется, искал способы внести немного подрывной деятельности в современную им схему вещей. Эта схема была подобна неуправляемому атомному ледоколу, сметающему всё на своём пути. Может быть, они и не были способны отклонить его маршрут, но всё же могли хоть как-то способствовать выживанию того, что в противном случае было бы полностью уничтожено. Фашизм и коммунизм, все эти «измы» — тирания и нетерпимость в отдельно взятых из великого множества своих обличий – сражались друг с другом, пытаясь «освободить» мир. Однако Тэмпл-Синема был проявлен в бытие и выжил. Это будущее не должно было случиться, и всё же оно есть. И я увидел превосходный фильм, основная идея которого по-прежнему преследует меня. К слову, я крайне рекомендую тебе «Посмертие». Я встретил там интереснейшую молодую особу, а также обнаружил кое-что от удивительнейшей истории, что, я думаю, ты не станешь отвергать.

И всё-таки я уверен, что наследие Карнейро должно иметь в себе нечто большее, чем просто возможность кому-то вроде меня смотреть интригующие и, вне сомнений, некоммерческие фильмы! Я не могу перестать думать, что должно быть что-то ещё...

Конечно, после всего этого я должен был присутствовать на первом показе «Облика грядущего», который смог найти, чтобы освежить память.

Могу тебе сообщить, что я созерцал важный и хорошо поставленный фильм. Его я тебе тоже могу порекомендовать. И вот что я думаю: есть ли что-то такое в опыте просмотра подобного фильма, с его беспрецедентными спецэффектами, его музыкальным сопровождением, его посылом, чтобы в общей своей совокупности оно могло произвести подобный спектр переживаний, как у моей юной поклонницы кино? Могут ли совокупные эффекты в определённых местах каким-либо образом излучаться наружу и в будущее, или же прорываться в множественные временные нити вселенных и проходить сквозь них? Думаю, что Карнейро мог мыслить в подобном ключе со своим ритуалом Эонической магии, и отсюда следует, что другие сопоставимые факторы могут объединиться при помощи катализатора, чтобы сделать то же самое... Наш Карнейро был магом-отщепенцем и к тому же серьёзным человеком. И его полнейшее исчезновение... Бросание камня в реку кажется малозначимым жестом, который тут же стирается текущей водой. Но те вроде бы незначительные действия... Не могу не думать об этом – если Карнейро был прав, то в каком из миров мы сейчас находимся? В каком из Эонов? В какой из веток будущего? Наконец, движемся ли мы в сторону утопии – или куда-то ещё?

Конец

Примечания переводчика

[1] folly — декоративное здание или сооружение, выстроенное ради украшения и часто служащее точкой опоры; букв. перевод: «причуда».

[2] Ипр, Иперн (франц. Ypres, нем. Ypern) — город, расположенный на северо-западе Бельгии, в провинции Западная Фландрия, близ границы с Францией на берегу реки Иперле, в составе евроокруга Большой Лилль. Ипр обеспечил себе место в мировой истории как ключевой пункт Западного фронта Первой мировой войны. Ипрский выступ в британских линиях обороны стал ареной трёх крупных сражений, во время которых немцы в 1915 году впервые в истории применили химическое оружие – хлор, и в 1917 году, также впервые в качестве оружия, — горчичный газ, ныне известный как иприт.

Старый город был почти полностью уничтожен во время Первой мировой войны, однако его наиболее значительные сооружения были впоследствии восстановлены. В новое и новейшее время это был первый случай полного уничтожения (и последующего восстановления) европейского города по причине военных действий.