Таковы были общие стимулы для одной из самых жестоких казней, порождённых человеческим зверством. Также по приказу нового сидны, до тех пор, пока тайна не будет разрешена, к его самым преданным приближённым применялись пытки. Например, пострадал Муль аль-Ма, который утолял жажду Его Величества в шатре из бурдюка, сделанного из кожи газели; Муль Аттаи, готовивший царский чай и подаваший его; и, что важнее всего, Муль М’дул, хранитель и держатель красного зонта шерифа.

Обитатели Мекинеза, с незапамятных времён снабжали большую часть самых преданных слуг императора, были вне себя от волнительного предвкушения, и всё население возжелало стать свидетелями погребения заживо христианского монарха. Из ворот императорской мечети вышла пёстрая процессия избранной аристократии: длиннобородых кади, облачённых в белые струящиеся одеяния, в таких же белых тюрбанах, красных сандалиях, с делиллами, иначе молитвенниками, подвешенными к их поясам на шёлковых шнурах; талибы, доктора юриспруденции; эмины, служители мечети; адулы, публичные нотариусы. Помимо них, была ещё целая шеренга фукиев, вседвижущих светил, у чьих стоп подрастающее поколение правоверных впитывало истину и мудрость. Все они собрались у городских ворот рядом с другим кортежем, достаточно гротескным и мрачным, чтобы соответствовать зловещим процессиям инквизиции. Последний состоял из счастливых подростков, бивших в барабаны, нелепо гримасничающих и исполнявших комичные танцы, к вящему удовольствию сочувствующей толпы, чей одобрительный гвалт усилился до уровня безумного рёва. Отвратительного вида негр, широкоплечий, высоченный и массивный, туго завёрнутый в чёрное одеяние, с глазами, уныло мигающий от красных кругов, в остроконечной шляпе, добавляющей ещё несколько футов к его необычайному росту, олицетворял собой Азраила, ангела смерти. Позади этой карикатуры шествовал осёл, на коем восседал жалкий представитель возмущённой христианской аристократии: с непокрытой головой, одетый в чёрную джеллабу, держа в правой руке человеческий череп – образ террора и страдания. Им был Дом Себастьян, едущий к своему склепу; по правую руку от него — Монкир, по левую – Накир, демоны мертвенно-бледного оттенка, что поднимают мёртвых, дабы узнать об их судьбе, и бьют их дубинками, если те неспособны пройти эту проверку. В тылу этого мрачного шествия шёл Иблис, одетый в гротескно-красный наряд и вооружённый орудиями адовых пыток. Толпа голых, жалкого вида святых бежала рядом с шествием, завывая и оплёвывая былое величие Португалии, низвергая его душу в глубочайшую яму и молясь Аллаху, дабы не выказывал он никакого милосердия к христианскому псу. Выйдя из городских ворот, процессия двинулась по извилистому тракту, петляя среди ухоженных садов под защитой внешней, более низкой стены, в сторону того места, где в городской стене зияла камора около шести футов высотой, но едва ли достаточно широкая, чтобы вместить человеческое тело. Она была открыта, в ожидании смерти через удушье и дальнейшего, лишённого сновидений упокоя павшего короля. Слишком слабый, чтобы самостоятельно слезть с осла, Себастьян был грубо подхвачен руками Монкира и Накира, кои стащили его с седла, подняли до уровня каморы и втолкнули внутрь, затем рывком развернув его, чтобы фанатичные зеваки могли видеть его лицо. Три деревянных бруска удерживали жертву вертикально у глухой стены.

Все глаза ныне повернулись в сторону мечети, откуда выстрелом из орудия и поднятием флага был дан сигнал к замуровыванию гробницы короля. Мрачная церемония была так точно рассчитана, что закладывание кирпичом живой гробницы совпало с часом молитвы, так что грохот пушки и появление флага, колыхающегося на ветру, были подхвачены хором муэдзинов на верхушках минаретов, выкликающих: «Аллах акбар, аллах акбар!», то есть «Велик Бог, и Мохаммед – пророк Его!» Множество людей простёрлось в пыли, посылая фатха на восток, в сторону Мекки: «Да славится Бог, Владыка всех существ, самый милостивый, Царь Судного Дня! Тебе мы поклоняемся, и Тебя молим о помощи. Направь нас по верному пути, как у тех, с кеми Ты был милостив, и не как у тех, против коих гневаешься Ты, или тех, кто заблудшие.»

Эхо сулама разнеслось по воздуху, правоверные поднялись с их молитвенных поз, и верховный кади этой земли прочёл указ:

«Услышьте меня, почитатели истинного Бога! Христиане планировали падение нашего народа и искоренение ислама; однако Аллах постановил иначе, объявив, что мы поступим с ним [христианским монархом] также, как он планировал поступить с нами. Наш покойный сидна – да одарит Аллах его усладами рая – погиб в своей кольчуге, сражаясь с этим неверным псом, что пришёл как враг и вёл себя, как предатель, обесчестив свой же флаг. Посему наш Эмир аль-Мумемин объявил о том, чтобы этот негодяй погиб столь же бесславно, как и прочие рабы, что не читают фатха. Пусть же Аллах сделает так, чтобы у врагов нашего сидны отсохла правая рука. Нет другого Бога, кроме Бога, и Мохаммед – пророк Его!»

Кирпичи и известь медленно стали запечатывать открытую сторону вертикального склепа. Час спустя уже не было видно никакой каморы; была лишь гладкая стена, скрывшая павшего монарха, быстро задохнувшегося насмерть, в то время как варвары в ликовании вернулись в город.

  В правлении Мули Зидана, в каждой мечети его царства был вывешен фирман с подписью великого вазира, обещающий всякому, кто поможет в деле нахождения пропавшей короны правящей династии, не одни только высокие почести, но и возможность взять в жёны любую девушку империи, от дочери первого султана и до любой девицы в пределах Мавритании. К тому же, в фирмане давалась гарантия, что не будет никаких расследований относительно того, как счастливцу удалось найти императорскую диадему.

По мере того, как ход времени отдалял людей от катастрофического крестового похода и его трагических последствий, спонтанный поток сказаний и легенд перенёс некогда памятное событие в область романтики. Вплоть до наших дней сельские жители Лузитании ожидают возвращения Дома Себастьяна, который, как они полагают, обитает среди мавров в сомнамбулическом состоянии Барбароссы. В то же время среди племён западных варваров ходит популярная легенда о том, что по неизвестным причинам великая битва периодически повторяется, всегда в новолуние; армии призраков сражаются друг с другом на берегах Эльмахассена, и битва эта завершается историческим разгромом крестоносцев.

В самом деле, безрассудное вторжение можно было бы сравнить с мифом об аргонавтах, если бы результат их похода оказался бы менее сокрушительным для приключенцев. Что касается юного царя, в его двадцать с небольшим лет, с ограниченными ресурсами, то для него вступить на путь завоевателя вдали от своей базы снабжения, с желанной наградой в виде воинственной империи, намного превышающей королевства Испании и Португалии вместе взятые, империи, которую научился бояться христианский мир, — это была настолько смелая авантюра, что если бы не её неоспоримая реальность, её можно было бы принять за рыцарский роман. И обстоятельства, при которых имело место последнее сражение с маврами, смерть султана, потеря короны и ужасная участь пленников, вполне способны придать событию ореол мистики и призрачности.

Тем не менее, легендарная эволюция той отчаянной схватки близ аль-Кезар Кебир может быть прослежена вплоть до приключений учёного из Тимбукту, который прибыл в Фес в начале XVI-го столетия. Это было время, когда Фаззи имели все основания гордиться тем, что лелеют один из величайших центров образования в мире. Из долины Нила, с берегов Конго и Нигера, из густо населённой Европы, темнейшей Африки и удалённейшей Азии, обеспеченная молодёжь всех вероисповеданий стекалась в залы Кайруина, дабы собрать мёд, стекающий с губ вдохновения, в особенности же – смутно раскрытые тайны о том, как читать знаки звёзд.

Кайруин состоял тогда, и в угасшем своём величии состоит и поныне, из четырёх учреждений в одном: высшей школы, огромнейшей мечети, величайшей библиотеки и самого что ни на есть гостеприимного караван-сарая в обширных землях, пересекаемых Атласскими горами. В пределах Кайруина сотни бедных студентов находили не только бесплатный приют и обучение, но также пищу и одежду; расходы покрывались из обильного наследства филантропической Фатмы, изначальной благодетельницы этого удивительного университета. Он охватывал миниатюрный мир богатых и бедных, учёных и невежд, правоверных и неверных, хороших и плохих; то был дом для каждого мусульманина, у которого не было другого жилища. И помимо его многочисленных благ, Кайруин отличался атмосферой терпимости, мира и радушия. Даже и по сей день президент Кайруина, мокаддун, чей пост является наследственным, обращается со всеми одинаково – и у принца, и у бедняка равные права, и это значит относиться к жизни легко, очень легко. В Кайруине никогда не слышали о случаях нервозности из-за переутомления. После зачисления от студента не ожидают сдачи вступительных экзаменов; каждый из новопоступивших является привилегированной фигурой, его присутствие в городе – источник дохода для его жителей. По этому поводу должно запомнить, что среди тех, кто прибывают в Кайруин в поисках мудрости, есть сыновья богатейших шейхов, знатных людей и торговцев со всех обитаемых земель, окаймляющих пески Сахары. Юные лорды, драпированные в лёгкие шелка, въезжают в город верхом на великолепно украшенных арабских скакунах, за ними следуют свиты рабов, дабы удовлетворять их физические потребности, и гаремы, дабы скрасить их учебную скуку. В погоне за романтическими развлечениями не обделены вниманием и прекрасные Фаззи. Люди склонны закрывать глаза на незначительные проступки будущих столпов мусульманской учёности. Бережливые родители знают, как и когда отсутствовать, чтобы юные принцы из Инсалы, Нубии, Туниса, Триполи, Египта, Тарадунта или Тимбукту могли беспрепятственно отмечать свой маршрут сквозь апартаменты, предположительно неприкосновенные для частной жизни, следом из золотого песка. Таковы традиции Кайруина, практикуемые вплоть до сегодняшнего дня.

Однако студент из Тимбукту, о котором повествует эта история, был во всех отношениях исключением из общих правил. Он презирал роскошь, отвергал удовольствия гарема, ни с кем не общался, имел всего лишь одного престарелого раба, что прислуживал ему, жил в шатре на скале близ окраины города и проводил свои дни среди груд старых пыльных книг и рукописей, хранящихся на полках подземного либрариума Кайруина. На местных базарах его уже многие годы знали как учёного, всегда платившего серебром или золотом, даже не дожидаясь сдачи с покупок. Он не был особо привлекателен. Самой замечательной чертой его было лицо, поразительно напоминающее совиное, с оранжевыми глазными яблоками, что светились подобно живым топазам. На лице этом обыкновенно было такое выражение, которое, однажды замеченное, преследовало вас подобно наваждению. Его седовласый слуга был нем и двигался подобно бронзовому автоматону, заставляя прохожих теряться в догадках, был ли он вообще существом из плоти и крови. Всё, что было известно об этом странном студенте, это то, что он пришёл с большим караваном из Тимбукту, что его имя было Омейя, и что он посвящал всё свободное время исследованиям трудов по оккультным дисциплинам, таким как, к примеру, алхимии и астрологии, дополняя свои учёные штудии практическими экспериментами при поддержке своего слуги-автоматона. Он был такой личностью, которую Фаззи боялись намного более, чем недолюбливали. Омейя пребывал в полном одиночестве, однако это, по всей видимости, было вполне подходящее ему состояние. Его уникальная наружность и отличительная индивидуальность имели своё происхождение в его исключительно романтическом рождении и в карьере, даже ещё более странной, чем начало жизненного пути. Омейя рос как приёмный ребёнок известной сивиллы Каджийи, чья обитель располагалась в пещере неподалёку от Тимбукту, и которую жители её квартала скорее избегали, чем искали её общества. Для простого народа Каджийя была известна как «ведьма-сова»; её видели редко, обычно во время предзакатных или предрассветных сумерек, и ещё реже ночью. Она казалась вечно спешащей, с покрытыми волосами руками, хлопающими подобно крыльям испуганного страуса. Она и в самом деле весьма походила на волосатую сову; конечности тела напоминали когти, тогда как морщинистое лицо её имело очевидное сходство с совиным – оранжевые белки и нос настолько заострённый, крючковатый и похожий на клюв, что прикрывал тонкий изгиб её верхней губы. Лишь в исключительно бедственных случаях обращались жители Тимбукту за её помощью, и её манера решения подобных ситуаций внушала им благоговейный страх. Самым мощным средством Каджийи было изображение похожей на цаплю птицы с длинной шеей, грубо нарисованное углём на куске кожи и подвешиваемое на грудь пациента. Исцеление было гарантировано.

В угрюмой обители Каджийи Омейя пришёл к сознательной жизни, выхаживался с материнской заботой и позднее был инициирован в таинства её тёмного искусства. Однажды, когда мальчик достиг зрелости, ведьма-сова поразила его, предложив поведать ему тайну его жизни.      

        — Не ведомо тебе кто есть ты, сын мой, и мой приближающийся конец требует от меня, чтобы ничего не стояло меж тобой и правдой о твоих законных родителях. В этом месте Найма, дочь Моадха, позже признанного сильнейшей рукой Тимбукту, дала тебе рождение. Имя отца твоего было Абу Софиан, наследник Абу Талеба, кого Моадх убил в семейной распре. Подросши и став достаточно сильным, чтобы отомстить за смерть своего отца, Софиан воспылал мыслью пронзить сталью сердце Моадха, и месть стала его единственной мыслью и молитвой. С плоской крыши дома матери его Софиан мог ясно обозревать террасное жилище своего супостата. Туда он ежедневно посылал свои проклятия, вознамеревшись ворваться внутрь при первой возможности и положить конец яростному убийце. Вспышка пожара в непосредственной близости от дома Моадха дала дерзкому юноше шанс. Вооружившись смертоносным оружием, он успешно проскользнул незамеченным в саалемлик (приёмную) ненавистного врага. Не найдя там свой объект вражды, сын Абу Талеба бросился в гаремлик, решив казнить главу дома в неприкосновенном уединении среди его женщин. Его гневный порыв был остановлен появлением крошечной, украшенной драгоценностями алебастровой ручки, которая откинула в сторону шёлковую занавесь. И вот перед ним возникла, над рамой ширмы, гурия столь чарующего вида, что юнец уже не был уверен, что ему это не снится.

— Пришёл ли ты, чтобы спасти меня от огня? Они все снаружи, смотрят на пожар, а мой отче приказал мне ожидать его возвращения; он такой человек, которого страшно ослушаться. – произнесла девушка в волнении, однако её голос растопил сердце Софиана, а глаза его наполнил влагой.

— О фея солнца, сокрой же красу свою под мужской джеллабой и тюрбаном, чтобы мог я спасти тебя, даже если и погибну при попытке! – ответил Софиан с большим присутствием духа; женская фигура исчезла, чтобы затем вернуться в образе статного юноши.

— Имя моё Найма, и если ты желаешь быть светом очей моих и дыханием жизни моей, я буду пылью под ногами твоими, — произнесла преображённая девушка; и, благодаря общей суматохе, они выбрались на улицу незамеченными. Под крышей дома Софиана в тот же день Найма стала его женой; однако Тимбукту был слишком тесен для ярости, горя и позора Моадха, и юные любовники хранили свой секрет столь хорошо, что долгие недели прошли прежде, чем в городе поднялся фурор от новостей о побеге.

Моадх призвал своих сородичей сопровождать его в деле отмщения за поруганную честь семьи, однако Софиан не был застигнут врасплох во время сна. Вооружённые силы его родных и близких охраняли его дом денно и ночно против внезапных нападений, пока его жена-девица была передана под мой присмотр в случае поражения. Последовали осада и штурм, и в последовавшей затем рукопашной схватке один-на-один, Моадх встретил свою смерть от руки Софиана, кто, в свою очередь, был смертельно ранен одним из нападавших. Молодая вдова осталась под моим крылом, и здесь ты был рождён, ибо у матери твоей не было никого, к кому она могла бы вернуться или просить о защите. Горе, позор и раскаяние побудили её избегать взора людского, так что она никогда не рисковала выходить днём, чтобы кто-нибудь не признал её и не причинил ей вреда; ибо её ненавидели все её родичи.

Она не слишком долго оставалась в моём попечении. В недобрый час она покинула своё безопасное убежище, чтобы погреться в утреннем солнце, лишь для того, чтобы пасть лёгкой добычей хищных мародёров-бедуинов, которые, напав и разграбив город, наткнулись на неё, проходя этой дорогой. Мои искусства не смогли спасти её, Омейя, и дочь Моадха с тех пор прошла через многие руки – как рабыня или наложница, соотносясь с фантазией её хозяина. Это случилось девятнадцать лет назад, когда стал ты моей заботой и моим утешением.

В молодости моей была я любима человеком, занимавшимся чёрными искусствами, и от него я переняла тайну великой мистерии Египта, страны его рождения. Он знал многое, но не настолько много, чтобы избежать смерти, неумолимого жнеца, приближение коего я также ощущаю ныне. Завтра меня не станет, и эта пещера станет моей могилой. Похорони меня как сын похоронил бы свою мать. Под этим камнем ты найдёшь золото, что будет поддерживать тебя до конца дней твоих. Тем не менее, тебе нужно будет уйти, чтобы найти более светлую жизнь, большее богатство, положение и счастье в любви, о да, а также и свою мать – в знаменитом граде на Реке жемчужин, при условии, что ты будешь действовать, как велено. Это тёмное отверстие, Омейя, скрывает великую тайну Египта, которая отныне станет твоим достоянием. Возьми этот жезл из моей руки и опиши им в воздухе знак полумесяца справа налево в направлении восточной стены. – приказала ведьма.

Омейя сделал, как ему было приказано. В ответ на мрачном камне стены засветился серебристый полумесяц, его рога постепенно удлинялись книзу, пока не сомкнулись в форме овальной двери, открывающей вход в сводчатое помещение, сияющее ослепительным светом. В центре комнаты возвышалась, опираясь на ониксовый цоколь, крупная цапля, с белым, как снег, телом, остальная часть оперения имела небесно-голубой цвет, пересечённая линиями рельефных иероглифов, выполненных из драгоценных камней всевозможных оттенков, с преобладанием рубина и аметиста. Искрящиеся иероглифы были неравномерно разбросаны по всему телу мистической птицы, утолщаясь вдоль крыльев и достигая апогея вокруг груди и изящно вытянутой шеи. Глаза прекрасной головы были выполнены из топаза, а длинный клюв – из начищенного золота, инкрустированного чёрными бриллиантами. Хвост цапли был глубокого ляпис-лазурного цвета, не уступая размерами павлиньему, он представлял собой своеобразную звёздную карту, созвездия которой состояли из сверкающих гроздьев жемчуга, изумруда, сапфира, берилла, хризолита, карбункула, сердолика и разнообразных полудрагоценных камней вроде яшмы и турмалина, в то время как чёрные ноги этой поразительной птицы были таким же образом испещрены каббалистическими линиями из редких гемм.

– Именами Гениев Аменти, мастеров, что создали тебя в начале, чтобы ты был символом и оракулом Осириса, о, Феникс! Я заклинаю тебя принять этого юношу в свои фавориты вместо меня, и ответить на его призыв так скоро, как только он будет способен расшифровать эмблемы, что движут духами твоих мистерий! – вскричала сивилла громогласно.

Глаза Омейи в изумлении расширились. Неживая птичья форма подала признаки жизни. Взъерошив свои огромные перья, она продемонстрировала пламя пестроцветных камений, мигающих подобно множеству бриллиантовых звёзд. Изнутри её перьевого облачения вырвался туман золотисто-оранжевого света, превратившийся в огненно-карминовые сполохи, которые пожрали птицу и вернули помещение к его привычному сумраку.

– Слушай меня внимательно, ибо смерть пришла за мной! Жезл в твоей руке – ключ к тайне, которую ты должен будешь разгадать в великой школе Фатимы, в период строгого воздержания от плотских удовольствий. В течение тридцати семи месяцев ты должен будешь пить только утреннюю росу, совершать омовение в новолуние в Жемчужной Реке, спать за холстяными стенами, так что твоя природа будет незапятнанной и ты будешь достоин той власти, которая приуготована тебе. – изрекла сивилла своё предсмертное прорицание. С последним словом её иссохшая оболочка упала на землю бездыханной.

Омейя подозревал, что в жезле есть некий скрытый механизм или что-то подобное. Рассмотрев его при ярком свете, он обнаружил, что верхний конец жезла, выглядевший как резной набалдашник, был на самом деле крышкой, которую можно было отвинтить. Из пустотелого жезла он извлёк свёрнутый папирус. Разворачивая документ, Омейя понял, что тот на самом деле гораздо более пространен, чем показалось с первого взгляда. Юноша, сосредоточив внимание, вглядывался в реалистическое изображение птицы-Феникса, сияющие иероглифы на её теле были в точности воспроизведены. С честью похоронив свою приёмную мать и получив в своё распоряжение наследство, Омейя покинул мрачную обитель своего детства, искренне решившись исполнить надлежащим образом наставления покойной сивиллы.

       Когда мы повстречали Омейю в Кайруине, что в Фесе, он был близок к окончанию подготовительного периода, и нам не стоит удивляться, увидев его одним вечером новолуния на берегу Эльмахассена, с жезлом в руке, готовым проверить оккультную науку, полученную им в течение многих лет усердной практики.

Ночь выдалась облачная, и Омейя напрягал зрение, чтобы уловить хотя бы отблеск молодого полумесяца.

— Дух Каджийи, поддержи же меня! — взмолился Омейя, и его жезл изобразил воображаемый полумесяц на лике настоящего, ныне мерцающего сквозь пушистое облако. Подобно вспышке прожектора, в кроне кедра вспыхнуло сияние, фокусирующееся над гнездом, на котором ныне восседал сияющий феникс.

— Птица Осириса, божество Гелиополя! Если я достоен благосклонности твоих адептов, с учётом, что мне удалось постичь мистическое учение, кое повелевает твоим присутствием, то позволь же мне узреть встречу тех армий, что многие годы тому назад в последний раз схватились в этой долине. Ибо желаю я узнать, что стало с короной Абд аль-Мелека! – провозгласил студент из Тимбукту, описав вокруг себя окружность взмахом магического жезла.

Ответом птицы был продолжительный крик, и его тысячекратное эхо разнеслось топотом и грохотом, грохотом и топотом, словно бы от тяжёлой кавалерии и артиллерии, за которыми следовали приглушённые боевые кличи и ржание лошадей. В туманных сумерках новорождённой луны Омейя наблюдал с достаточного возвышения наступление колонны за колонной, верхом на конях и пешком, в сопровождении обозов с боеприпасами. Это была иностранная армия, оккупирующая стратегические точки. При виде королевского поезда, появившегося издалека, раздались дикие крики радости. Молодой король, во главе компактного отряда кавалеристов, вооружённых до зубов. Как только царственный военачальник осмотрел местность, то приказал перекинуть через реку мост из лодок. Основная часть армии разделилась на две части: одна укрепляла занимаемую позицию, другая же поспешила через воды, чтобы сделать то же самое на другом берегу. Это была сцена лихорадочной активности.

В ходе стремительной подготовки в этой части долины, войско мусульман внезапно хлынуло из теней рощ, садов и кустов сверху и снизу русла, несясь со скоростью ветра, разворачиваясь в грозные боевые линии. Отряды конных всадников переправлялись через реку и сталкивались с врагом по обе стороны потока. В окружении могучих телохранителей появился командир правоверных, чей павильон был разбит у подножия холма, на котором стоял Омейя, среди меньших павильонов министров Его Величества. Душой маврского вдохновения был шериф Абд аль-Мелек, верхом на белом скакуне, в короне, делающей его императорским центром силы. По мановению его руки придворный эмин дал сигнал к сражению: «Ла иллаха ил Аллах!» Однако прежде, чем эхо вернуло призыв, лихой отряд португальской кавалерии ворвался в передовые ряды мавров, и яростный натиск был поддержан артиллерийским огнём, уничтожившим огромное число правоверных.

— Хамдилла! Уничтожить врага правоверных! – прогремел голос султана, и натиск его войска был подобен рёву леса, охваченного бурей. С перевесом в три к одному, ряды Дома Себастьяна были пробиты с каждой стороны. И всё же бравые христиане не только удержали свои позиции, но и бросили всю свою фалангу пехоты на левый фланг противника с таким напором, что отбросили её назад к султанскому павильону, сея ужас и смятение. Абл аль-Мелек, наблюдавший за этим с напряжённым вниманием, увидев, что его силы были отброшены назад, принялся неистовствовать будто безумец: он бил своим скимитаром всех, кто попадался ему под руку, проклинал своих же воинов, наконец, сорвал с головы корону и швырнул её в реку. Несколько мгновений исход сражения был под сомнением, однако христиане в конце концов пали, скошенные, словно трава косой. Вот был поднят белый флаг со стороны Себастьяна, что побудило мавров смягчить их ярость. Тогда отчаявшийся король вновь бросился на их ряды со всемси своими рыцарями, которые ещё были живы. Разъярённые мусульмане быстро расправились с преданными королю людьми, перебив их как предателей. И вот эмин объявил победу, стоя на вершине кучи из христианских отсечённых голов. С этого уникального минарета сулама разбудила многочисленные эха в долине: «Аллах акбар! Аллах акбар!» Простёршись на свои лица, всё войско мавров возносило молитву, за исключением лишь шерифа, чья голова опускалась вниз, пока подбородок не коснулся груди; и когда пришла помощь, было уже слишком поздно. Абд аль-Мелек был мёртв; наступила мёртвая ночь, призрачные воинства растворились так же, как и появились. Сердце Омейи билось в надежде и тревоге. Что же явит ему день в речном приливе?

Ранний рассвет встретил студента на том же месте, где он находился той полной событий ночи.

— Бисмалла! Аррамани! Аррахими! – воскликнул Омейя, благословляя «всемилостивого Бога» за свой удивительный успех. Ибо в тине речного дна, около четырёх футов под поверхностью вихревого течения, его глаз отчётливо разглядел драгоценный объект. Тут же Омейя прыгнул в воду, после чего вынырнул, держа тиару Абд аль-Мелека. Достижение это было достаточно ослепительным, чтобы вскружить голову юноше, однако Омейя прошёл подготовительный период, который позволил ему оставаться в полном владении своими эмоциями.

Хотя его успех и превзошёл его самые оптимистичные ожидания, Омейя вернулся в Фес в состоянии глубокой печали, не имея никого на земле, кто мог бы разделить с ним те золотые предвкушения, неотделимые от сокровища, что находилось ныне в его ведении, как и бессчётные возможности, дремлющие в потенциале его магического жезла. Хотя и отрезвлённые многолетними исследованиями, мысли Омейи невольно возвращались к награде, на которую давала право его находка. Он вполне мог потребовать себе в жёны собственную дочь сидны, и всё же ему следовало для начала выяснить, была ли первая дева империи столь уже желанным приобретением. Во-вторых, учитывая хроническую склонность шерифа к тому, чтобы заставлять молчать надоедливых самозванцев, убирая их с дороги, было едва ли разумно действовать без достаточных мер предосторожности.

Полный мечтаний о золоте, юный чародей на следующий день отправился на закрытый базар, где Фаззи, после ежегодного прибытия акабы, или великого каравана из Тимбукту, собрались взглянуть на выставленные товары из отменной человеческой плоти. Это был рай для торговцев рабами. Квадратный рынок имел лишь одни ворота и охватывал многие интересы в пределах своих границ, однако главным из них была продажа рабов на аукционе или в частных сделках. Под крышей из грубых досок, поддерживаемой такими же грубыми столбами, стояли раздетые догола и осматриваемые, будто домашний скот, мужчины, женщины и дети: оценивались их зубы, глаза, рот, ноздри, грудь, руки и ноги. Ловкость рабов проверялась свободным приложением хлыста, заставляя их высоко подпрыгивать, а их силы – подниманием тяжестей. Симпатичным женщинам уделялось больше внимания. Делались, принимались или отклонялись ставки. Большая часть рабов были чёрными и одеты так, чтобы выгодно подчеркнуть их формы.

Среди немногих белокожих была женщина, за которую её хозяин запрашивал неслыханную цену и презрительно отклонял ставку в двадцать пять дублонов, хотя это была высочайшая сумма, что когда-либо предлагалась за раба старше тридцати лет. Эта женщина не выставлялась напоказ, подобно другим, разделявшим её судьбу, но была скрыта холстом, натянутым перед ней в углу, за которым потенциальному покупателю разрешалось производить осмотр. Тот, кто последним воспользовался этой привилегией и только что вышел из-за перегородки, был негром-мусульманином, чей зелёный шёлковый кафтан свидетельствовал о его происхождении от Пророка, а мягкие богатые складки его атласной шали изящно обвивали верхнюю часть его тела. Его внушительный обхват туловища предполагал наслаждение от обильного дохода, сопровождаемого небольшим трудом и беспокойством. Он также был студентом в Кайруине, но его исследования были полностью ограничены тайной, сосредоточенной в женщине, а мешки с золотым песком, которые он привёз с собой из Тафилета, позволяли ему продолжать страстные изыскания с достаточным усердием.

— Каков возраст твоей газели? – задал вопрос наследник Мохаммеда.

— Это газель из Йаннат аль-Фердаус, что вечно юна и сладка, будто цветы дерева туба. – напыщенно ответил торговец рабами.

— Если бы она была девственница, твоё сравнение бы подошло, но она уже была чьей-то любовью, и видела, должно быть, как минимум тридцать Рамаданов. – заметил святой знаток прекрасного пола.

— Она способна увидеть ещё тридцать лет и при этом оставаться более прекрасной, чем какая-нибудь двадцатилетняя девица. Она достойна своего веса в золоте. – настаивал на своём торговец.

— Может ли фунт золотого песка выкупить её? – спросил потомок Пророка.

— Одна сотня дублонов будут достойны Наимы! – выкрикнул хозяин рабыни.

— Наима! – отозвался эхом голос поблизости. – Наима – таково имя твоей рабыни? – нетерпеливо спросил Омейя, будучи свидетелем продолжающейся сделки.

— Таково её имя, сид, столь же сладостное, как и она сама. – ответил ему ушлый торговец.

— Я заплачу цену, если ты сможешь удовлетворить меня, открыв место её рождения, её родословную и её предков. – обещал Омейя, не колеблясь ни секунды.

— То, что просишь ты, я не могу сделать. Мы покупаем и обмениваем рабов, как и торгуем прочими вещами, не забивая головы, откуда они родом или кто вообще есть. Какая разница? Я купил Наиму в Тендуфе; она, видимо, попала туда из Тимбукту через Танденг, оазис в пустыне, богатый солью и удобрённый живительными родниками. – ответил торговец гипотетически.

— Она моя; пусть талеб напишет акт юридической передачи. – сказал Омейя, даже не взглянув на предмет своей покупки. Среди зевак пронёсся удивлённый ропот. Святой негр в зелёном кафтане с отвращением удалился. Через несколько минут документ был представлен и подписан, цена уплачена, и Омейя, дрожа всем телом, увёл рабыню, которая, как он чувствовал, была его матерью. Приведя её в свой шатёр, он заставил её снять кайк, или лицевое покрывало, усадил её на подушку, сам же бросился перед ней на колени, посмотрел в её прекрасное лицо, затем поцеловал её руки и сказал:

— Пусть твой первый ответ на мой первый вопрос будет простым и кратким. Если имя твоего отца было Моадх из Тимбукту; если твоим мужем был Софиан, сын Абу Талеба из того же города; если твоей подругой была ведьма-сова Каджийя; если твой ребёнок был рождён в её пещере, и его имя было Омейя – тогда произнеси слово, чтобы я мог восхвалить великую милость Аллаха.

— Какой дух поделился с тобой историей моего горя, хозяин? – воскликнула женщина с дрожью в голосе. – Должно быть, ты наследник всеведущего Пророка!

— Нет! Разве не достаточно, что я твой сын? – ответил ей Омейя, ударившись в слёзы. После наступил патетический момент, который невозможно описать словами.

продолжение ожидаемо

цитата

Для желающих поддержать мои переводы редких текстов weird fiction:

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

Сбер 4276 3802 1267 9620

…Одним из лучших образчиков кейса про огненного элементала (ифрита) является “Огненная Немезида” Элджернона Блэквуда, повесть из цикла похождений оккультного исследователя м-ра Джона Сайленса, доктора медицины, розенкрейцера и целителя душ, первое издание: “John Silence”, 1908. Эта повесть также прекрасный пример поджанра “древнеегипетские/ориентальные химерные истории”.

В этой новелле белый маг и исследователь разного рода зловредных манифестаций д-р Сайленс вместе со своим ассистентом-секретарем м-ром Хаббардом, от лица которого ведётся повествование, отправляются в уединённую фермерскую усадьбу где-то за Клэпхемом, принадлежащую отставному полковнику Рэгги. В усадьбе происходят разнообразные и нешуточные проявления некой невидимой силы, связанной с элементарным огнём. Расследование начинается с психометрического анализа м-ром Хаббардом письма от полковника (“необычное тепло”) во время поездки на поезде. В самом доме полковника также царит странная удушливая духота, “неприятно ударяющая в голову”. Полковник жалуется на частые случаи случайных воспламенений и разного рода призрачных манифестаций. В итоге выясняется, что это проделки весьма высокоуровневого древнеегипетского элементала.

“- Вы всё время говорите “она”, “её”. Да кто такая эта “она”? – вскипел полковник. – И что это за чертовщина такая – элементарный огонь?

— К сожалению, в данный момент, — ответил д-р Сайленс, поворачиваясь к полковнику, ничуть не смущённый, что его перебили, — я не могу прочитать вам лекцию о природе и истории магии, скажу лишь, что всякая элементарная субстанция – это активная сила, стоящая за стихиями – будь то земля, воздух, вода или огонь. По своей сущностной природе она безлична, но может быть сконцентрирована, персонифицирована или одушевлена теми, кто обладает таким умением, а именно – магами, которые используют её для определённых целей, точно так же, как практичные люди этого столетия используют пар и электричество.

Сама по себе слепая элементарная энергия способна достичь очень малого, но если она направляется тренированной волей могущественного манипулятора, то может весьма эффективно служить целям Добра или Зла. Элементарная энергия – основа всякой магии; в зависимости от вложенного в неё побудительного импульса она может быть “чёрной” или “белой”, может передавать благословения или проклятия; последние есть не что иное, как увековеченные злобные помыслы. В случаях же, подобных нашему, за всеми происходящими явлениями стоит сознательная направляющая воля, которая использует элементарную субстанцию в своих интересах.”

(Здесь и далее цит. по: Э. Блэквуд, "Вендиго", изд-во "Энигма", серия "Гримуар", 2005, сост. и перевод.: Е. Пучкова)

“Нападающий Огонь” здесь лишь слуга некой “мстительной и разгневанной сущности”, а именно – египетской мумии жреца, что направляет его. Элементал манифестирует себя множественными способами: то он проявляется как “огненные шары”, то как “слабо светящиеся бесформенные и странные фигуры, ни человек, ни животное”, то как “ручьи огня, текущие через лес”, то как невидимка, пугающий лесорубов. Также эта сущность ответственна за многочисленные спонтанные возгорания на ферме и лесные пожары.

“Однако некоторые видели необычные явления и днём. Один из дровосеков, человек непьющий и заслуживающий всяческого доверия, однажды отправился пообедать и клянется, что, когда он шёл через лес, следом за ним, от дерева к дереву, кралось что-то невидимое. Этот невидимка раскачивал на своём пути ветви, обламывал сухие сучки и даже производил какой-то шум…”

Полковнику удалось получить даже физическое подтверждение существования ифрита – добытый псом управляющего “белый светящийся волосок”, похожий на асбестовую нить, которую Рэгги отправляет на анализы. Из лаборатории ему приходит извещение, что “волос не имеет отношения ни к животному, ни к минеральному царству…”, и отказ в дальнейшем сотрудничестве. Через неделю завёрнутый в бумагу вещдок странным образом испаряется.

Хозяина ифрита д-ру Сайленсу удаётся выманить с помощью ритуала некромантии в подвальном помещении прачечной. Используется чаша с кровью животного “для материализации”.

“<…> — Для нашей цели вполне достаточно крови какого-нибудь животного; уверен, что эксперимент не принесёт нам ничего неприятного. Единственное условие – кровь должна быть свежепролитая и густая, с той жизненной эманацией, которая привлекает именно этот класс элементарных субстанций. Возможно… в усадьбе найдётся какая-нибудь свинья, предназначенная для продажи на рынке.”

Присутствуют трое – жертва, одержимый духом египетской мумии полковник, помощник Сайленса м-р Хаббард и сам белый маг. Время ритуала: полночь.

“- Тогда, возможно, вы читали, — спросил доктор, — как космические божества некоторых диких народов, примитивных по своей природе, веками поддерживали своё существование с помощью жертвенной крови?

— Нет, ответил полковник Рэгги, — об этом я не читал.

— Во всяком случае, — добавил Сайленс, — я рад, что у вас есть некоторое знакомство с предметом. <…> Повторяю, в нашем случае кровь нужна для того, чтобы выманить существо из его логова и придать ему зримую форму.

<…>

— Я рассчитываю на помощь луны, — добавил доктор. – Ранним утром она как раз будет полной, а подобные элементарные субстанции проявляют наибольшую активность в период полнолуния. Это наблюдение, как вы можете заметить, я почерпнул из вашего же дневника, полковник.”

Из последнего отрывка мы выясняем ещё одну особенность элементалов – их зависимость от лунных фаз.

Манифестация огневика происходит одновременно с одержимостью полковника египетским духом, или Ка, или “повелителем элементарного огня”. Перед непосредственным проявлением элементала участники чувствуют необычное возбуждение и прилив эмоций, граничащий с религиозным экстазом или наркотическим опьянением. Со слов м-ра Хаббарда,

“Между тем мной овладело странное, дурманящее веселье. Жара становилась всё сильнее, но теперь почему-то оказывало приятное действие: в приподнятом настроении я ощущал, как мысли с необычайной быстротой проносились в моей голове, воображение порождало живые картины, в крови играли яростные желания, — все члены моего тела наполняла могучая энергия, сродни энергии молнии. Я не испытывал сильного беспокойства, подобно полковнику, чувствовал лишь смутное опасение, что всё это может достичь чрезмерной интенсивности, которая может спалить меня, превратив мои душу и тело в пламя чистого духа. Темп жизни ускорился настолько, что долго так не могло продолжаться. Это был какой-то утысячерённый экстаз.”

Далее кровь в чаше начинает бурлить, к вящему изумлению и ужасу участников, и происходит явление Великого Огня.

“Тем временем видимая тьма всё текла и текла из пола, она напластовывалась тонкими слоями, застилая наши глаза и лица, и распространилась по всему помещению. Оставалось лишь слабое, призрачное свечение, постепенно уступившее место бледному неземному сиянию, которое перекинулось и на нас. В самом сердце этого сияния я увидел пылающие фигуры – не людей или каких-либо живых существ, а огненные шары, треугольники, кресты и другие геометрические фигуры, которые то вспыхивали, то гасли, создавая видимость пульсации, быстро носились взад и вперёд по воздуху, то поднимаясь, то опускаясь, а в непосредственной близости к полковнику они вели себя особенно странно: часто собирались вокруг его головы и плеч, иногда даже садились на него, как гигантские огненные насекомые. И всё время слышалось слабое шипение, такое же, как днём на плантации.

— Это элементарные огни, — вполголоса сказал доктор. – Готовьтесь к появлению их хозяина.”

Здесь мы видим, что элементал представляет собой не какую-то конкретную антропоморфную или зооморфную форму, но, скорее, некий паззл или калейдоскоп, состоящий из геометрических фигур и символов, что достаточно необычно.

Развязка этого ритуала стихийного экзорцизма в должной мере эпична. Великий Огонь, произнеся подобающие случаю древнеегипетские формулы, вроде “видел я моего божественного Отца, Осирис” и “вырвался я из-под земли и воссоединился со звёздными божествами”, оставляет тело полковника и самостоятельно материализуется, осушив до дна чашу с кровью.

“И хотя существо ещё не успело приобрести нормальных пропорций, в значительной степени оставаясь бесформенным, оно быстро концентрировалось, и я уже мог различить его колоссальные плечи, шею, нижнюю часть тёмных челюстей, ужасный рот, зубы и губы…”

Но до полноценной материализации не доходит, так как д-р Сайленс делает заготовленный выход силы, в стиле средневековой гримуарной магии: “повелительным тоном он произнёс какую-то фразу и, шагнув вперёд, встал между мной и лицом существа…”

Вслед за тем Сайленс резко предостерегает остальных участников об опасности, и спустя пару мгновений из зева печи исторгается огромный сполох пламени, ослепляющий и обдающий жаром всех участников ритуала. Снаружи проносится ураганный шквал, чуть не срывающий крышу, а элементал бесследно исчезает. Комментарий эксперта:

“- Именно то, что я и предполагал, — спокойно произнёс Джон Сайленс. – Это был элементарный огонь, присланный ещё во времена Фив, за многие столетия до Христа, и сегодня ночью, впервые за все тысячелетия, он наконец освободился от магического заклятия.”

Попутно узнаём, что во всём виноват брат полковника, прежний владелец, вывезший мумию фиванского жреца из Египта и несколько раз хоронивший её в пределах усадьбы, включая лес, который для этого был обнесён “круговой оградой с магическими заклятиями”.

“- Мумию какой-то важной особы, скорее всего жреца, защищённую от воров и осквернителей с помощью древней ритуальной магии. В те времена умели использовать для защиты мумий стихийные силы, которые даже по прошествии веков будут преследовать любого, кто посягнёт на святыню. В данном случае это был элементарный огонь.”

Увы, но как и положено в художественной прозе (fiction – “выдумка”), никаких практических подробностей касаемо употреблённых Сайленсом Слов Силы, способных враз изгнать стихийного стража трёхтысячелетней давности, Блэквуд нам не даёт. Остаётся лишь самим изучать данный предмет и экспериментировать с древнеегипетскими формулами ритуальных заклятий.

В эпилоге повести, как принято вообще в жанре occult detective, Блэквуд устами своего альтер-эго Джона Сайленса даёт резюмирующие разъяснения о природе данного феномена, объясняя неизвестные для профанов концепции древнеегипетской веры.

“<…> — В Египте существовала вера, согласно которой сохранность мумии обеспечивает и сохранность её двойника – Ка; можно также предположить, что магическое бальзамирование применялось для предотвращения скорой реинкарнации, ибо сохранение тела препятствовало возвращению духа к суете земной жизни.

<…>

— Путешественник, брат полковника, который привёз сюда эту мумию, несомненно, подвергся преследованию потусторонних сил, призванных защищать доверенное им тело от нечестивых посягательств, потому-то он и пытался захоронить мумию в лесу и обнести место захоронения магическим кругом. Очевидно, он кое-что знал о совершаемых в таких случаях обрядах; светящиеся звёзды, конечно же, были пентаграммами, разложенными через ровные промежутки по кругу. Но он, видимо, знал недостаточно, а быть может, и просто не догадывался, что эту мумию охранял огонь. Огонь нельзя окружить огнём, хотя, как вы видели, его можно высвободить огнём.

— Стало быть, ужасная фигура, которую мы видели в прачечной… — начал было я.

— …это, несомненно, подлинное Ка мумии, действующее, как обычно, через своего посредника – огонь, — закончил за меня фразу мой компаньон.”

Спустя ещё пару страниц наши оккультные исследователи обнаруживают и саму зачарованную мумию, обладающую мощной аурой потустороннего величия, спрятанную в подземном склепе под фермой в свинцовом гробу. Её охраняет последний из оставшихся, слабенький элементарный огонь.

“Около мумии лежали глиняные чаши, а вокруг, в соответствии со сторонами света, располагались четыре кувшина с головами ястреба, шакала, павиана и человека. <…> Были там также амулеты, зеркало, голубые глиняные статуэтки Ка и лампа с семью фитилями, Недоставало лишь священного скарабея.”

Теперь всем становится очевидно, что гнев Ка мумии египетского жреца вызван в первую очередь умыкновением сердечного амулета-скарабея. Его похитительница, сестра полковника, леди Рэгги, колясочная инвалидка, в финале повести также каким-то образом проникает в подземный склеп и возвращает каменного жука на место. Мумия на мгновение оживает, поднимается из футляра и убивает мисс Рэгги, либо же благодарит её так пылко, что опаляет её насмерть. На этом история об Огненной Немезиде завершается.

Итак, в данном случае герои имеют дело с древнеегипетским огненным элементалом-стражем (магически созданным/призванным), обладающим большой силой и способным к различным манифестациям, которого направляет воля мстительного Ка фиванской мумии жреца. Ка спровоцировано непочтительным отношением к его прежнему физическому носителю. Элементал-страж, несмотря на всю свою мощь, изгоняется/освобождается одной лишь магической формулой, произнесённой белым магом Сайленсом в момент неполной манифестации Ка его хозяина.

Происхождение: древний Египет

Элемент: Pyros

Тип: магический страж / ифрит

Степень опасности: высокая

Атака: дистанционная/контактная/магическая

Редкость: редкий

В заключение добавим несколько цитат из книги “Психическая самозащита” соратницы Блэквуда по Герметическому Ордену Золотой Зари, английской оккультистки и писательницы Дион Форчун, касательно древнеегипетской магии.

“Египтяне придавали большое значение сохранению физического тела. Гробницы великих людей, как известно, защищались с помощью так называемых “заклинаний”, а могущество и масштабы египетской магии – это вещи, о которых очень мало кто знает. Современный оккультный исследователь будет поражён, прочтя сочинения Ямвлиха о египетских мистериях.

Однако в большинстве случаев покупателю египетских древностей нечего бояться: наихудшее, что вскрывается в результате их психического обследования, это видения разговоров рабочих, которые изготовляли их. Впрочем, я слышала об одном замечательном психометрическом исследовании некой мумии, а когда её потом распеленали, то она оказалась набитой французскими газетами недавних лет!”

*******************************************

Следующим на очереди у нас идёт огненный элементал из одноимённой главы (под номером XXX) оккультно-приключенческого романа Сакса Ромера “Выводок царицы-колдуньи” (“Brood of the Witch-Queen”) 1918 года. Здесь это также магическое существо, т.е. призванное в физический мир концентрированной волей мага. Здесь магом выступает главный антагонист, молодой человек Энтони Феррара, обладающий недюжинными магическими скиллами, полученными из прошлой инкарнации в древнем Египте (по факту он вообще оказывается возрождённым сыном Царицы-Колдуньи). Феррара планирует натравить элементала на своих преследователей и тем самым покончить с ними раз и навсегда. За главой про нападение огневика (предпоследней) следует финал всего романа (“Книга Тота”), в котором призванный стихийный дух путём грамотной манипуляции доктора Брюса Кеана, профессора археологии, “белого мага” и основного противника Феррары, обращается против своего же хозяина и уничтожает его.

Приведём интересующие нас отрывки из XXX главы.

“Доктор сидел за столом и курил, явно прислушиваясь к чему-то. Он вновь использовал ту же защиту, что и всю предыдущую неделю: всюду – на каждом оконном переплёте в доме, на дверях и каминных решётках – он прикрепил маленькие белые печати с изображением переплетённых между собой треугольников.

Случись это несколько лет назад, Роберт подумал бы, что отец сошёл с ума, начитавшись трактатов по магии; но теперь молодой человек понимал, что подобные мелочи способны уберечь от большой беды, что в стране, лежащей за границе бытия, действуют иные, не объяснимые логикой законы, которые он сам почти не понимал. Поэтому он просто признавал превосходство отцовских знаний и принимал происходящее как данность.”

(Здесь и далее цит. по: С. Ромер, "Ведьмино отродье", изд-во "Salamandra P.V.V.", 2015, перевод: Е. Янко)

Итак, здесь мы видим, что доктор Кеан знает толк в оккультизме и использует методы древней апотропаической магии, применяя для защиты дома восковые (?) печати с гексаграммой, или Magen David (достаточно многозначный символ, как по происхождению, так и по значению).

Далее происходит явление элементала, не менее грозного, чем в “Немезиде” Блэквуда.

“- Бог мой! – прошептал Роберт. – Но снаружи Хаф-Мун-стрит, а там нет таких фонарей.

Он тут же замолк, увидев Нечто, так испугавшее Майру.

В самом центре оконного проёма клубилось серое мерцающее облако, постепенно обретая всё более и более чёткие формы!

Оно отдалённо напоминало человека, но в первую очередь в глаза бросались не очертания, а сама ужасная серая субстанция – серая, как туча, как дым из печной трубы. А там, где должно было быть призрачное лицо, как два костра, горели два глаза!

Из окна дохнуло жаром, будто из плавильни, а дымная фигура, уже почти осязаемая, надвигалась на них, нагоняя волны зноя.

Огненные глаза ослепляли, пекло лишало сил. Роберту стало так страшно, как никогда ранее, хотя в последнее время он видел немало ужасов, сотворённых чудовищным Феррарой. Доктору удалось стряхнуть с себя оцепенение, и одним прыжком он оказался у стола.

Молодой человек успел заметить, что там белеет нечто похожее на шарики из воска: так вот что отец делал, запершись в кабинете! Доктор зажал их в левой руке и теперь ждал приближения элементала, заполнившего собой почти всю комнату: мерзкое создание не двигалось в общепринятом смысле слова, а росло.

Один за одним доктор метал шарики в серое облако. Долетая до окна, они с шипением таяли, будто брошенные в огонь, лишь воск оставлял чуть заметные потёки на прозрачном полотне штор.

Бросая очередной шарик, Брюс делал шаг вперёд и что-то выкрикивал. Роберт никогда не слышал подобного, но чутьё подсказывало ему, что отец говорит на языке древнего Египта.

Под натиском учёного жуткое существо начало исчезать, как развеивается облако дыма, когда тушат пожар. В общей сложности доктор запустил в элементала семь шариков, и последний на лету отскочил от портьер, вновь обретших прежнюю плотность.

Дух огня истаял!”

Итак, доктор Кеан вместе с сыном отваживают дымного ифрита от своего жилища с помощью физико-магического воздействия (бросание “заряженных” восковых шариков) и уже привычных нам древнеегипетских Слов Силы. Как водится в литературе ужасов, подробности магических операций и вербальные заклинания остаются под вопросом.

В следующей главе, “Книга Тота”, под номером XXXI, происходит развязка истории, в которой старший и младший Кеаны пробираются на территорию Феррары, в частности, в его амбар, где тот призывал ифрита с помощью Книги Тота и творил прочие черномагические энвольтации. Там Кеан-старший обезвреживает Книгу (главный древнеегипетский гримуар Феррары), хранящуюся в “квадратном железном ларце”, путём сжигания бесценного манускрипта на свежем воздухе. Затем он разъясняет своему сыну, что таким образом “негодяй обезоружен” и при попытке повторного призыва ифрита он не сможет его контролировать. Ночь проходит спокойно, а на утро Кеаны, “бледные как призраки”, возвращаются по полям к амбару, где пахнет горелой плотью. Как доктор Кеан говорил, так и произошло, и на этом роман, достаточно скомканно, заканчивается.

В предыдущих главах мы узнаём некоторые дополнительные подробности. Например, в XXVIII главе, “Верховный жрец Хортотеф”, Майра, невеста младшего Кеана, описывает свой ночной кошмар, на поверку оказывающийся астральным выходом в жилище нечестивого Феррары.

“- Я опять очутилась в доме, похожем на амбар, — я уже описывала его вам до этого. Черепица кое-где выпала, и на полу лежали неровные пятна лунного света, проникающего сквозь дыры в крыше. В дальнем конце был вход – из-за темноты я с трудом его видела, только поняла, что это ворота, как в конюшне, и они закрыты на тяжёлый засов. Из мебели там были лишь огромный деревянный стол и вполне обычный стул. На столе стояла лампа…

— Какая? – встрепенулся доктор.

— Серебряная, с абажуром…

<…>

— В предыдущем сне, — продолжила девушка странно изменившимся голосом, словно звучащим откуда-то издалека, — я оказалась в том же доме, только под лампой лежала открытая книга, старинная, древняя, с чудным шрифтом. Казалось, что буквы пляшут у меня перед глазами, прямо как живые. – Майра вздрогнула. – На столе стоял тот же сундучок, только открытый, а вокруг него множество шкатулок. Все шкатулки разные: некоторые деревянные, одна, по-моему, из слоновой кости, другая серебряная, ещё одна из какого-то тусклого металла, возможно, даже из золота. За столом на стуле сидел Энтони.

<…>

— А прошлой ночью? – подсказал он.

— Прошлой ночью, — взволнованно рассказывала Майра, — по углам стола я увидела четыре небольшие лампы. На полу светящейся краской были нарисованы ряды каких-то знаков. Они мерцали, гасли, а потом зажигались вновь, словно фосфоресцировали. Надписи тянулись от лампы до лампы, окружая стол со стулом.

На стуле сидел Энтони Феррара. В правой руке он держал жезл, обвитый в нескольких местах медными кольцами, левую руку положил на железный сундучок. <…> Я не слышала ни звука, но по губам Энтони поняла, что он что-то говорит или даже читает заклинание.

<…>

— Вдруг с другой стороны стола появилось что-то жуткое. Сперва это было просто серое облако, смутно напоминающее человека, а потом у него зажглись два красных глаза – ужасные! Ах, до чего ужасные! Оно подняло призрачные руки, приветствуя Энтони. Тот повернулся и что-то спросил у чудовища. А потом он его отпустил, но с такой злобой – я чуть не умерла от страха! – и начал нервно расхаживать вокруг стола, не выходя за пределы освещённого круга.”

Итак, мисс Майра в своём астральном теле сновидения воочию видела процесс эвокации огненного ифрита/саламандра в реальном времени.

Спустя страницу находим скупые размышления доктора Кеана на данную тему. Как ни странно, Парацельса он не упоминает, зато упоминает Генриха Корнелия Агриппу, противоречивого раннеренессансного полиглота, написавшего целую энциклопедию по магии и колдовству (хотя он сам и не особо верил в это) в четырёх томах, под заглавием “Оккультная Философия”, где также описываются духи стихий. Также из “знатоков вопроса” Кеан упоминает Альфонса Луи Констанса и аббата де Виллара.

“- Думаю, что да, сэр. Кажется, это его последний козырь – жуткое, нечестивое Нечто, которое он натравил на нас.

Учёный мрачно кивнул.

— Очень сложно провести границу между тем, что мы зовём внушением, и тем, что зовётся колдовством, и бесполезно обсуждать, к какой из областей принадлежит учение об Элементалях, Духах стихий. Памятуя, с кем мы имеем дело, стоит упомянуть, что 128 глава древнеегипетской “Книги мёртвых” называется “Духи Запада”. Забудем на время, что на дворе XX-ый век, и посмотрим на ситуацию с точки зрения, скажем, Элифаса Леви, Агриппы Неттесгеймского или аббата де Виллара – получится, что человек, известный нам под именем Энтони Феррары, направляет против нас Саламандру, или Духа огня.”

“- Энтони Феррара понимает, что мы намерены уничтожить его, и стремится нанести последний сокрушающий удар. Я знаю, что вы наложили на окна магические печати и что мы никогда их не открываем после наступления темноты. Я видел, что по вечерам на оконных переплётах всех комнат – вашей, моей, спальни Майры, столовой, везде – появляются отпечатки, напоминающие те, что способны оставить горящие руки.”

В последнем отрывке узнаём, что элементал докучал Кеанам уже некоторое время, и если бы не сдерживающая магическая защита окон и дверей (облатки со звездой Давида), то “отпечатки горящих рук” остались бы на их телах.

Также примечательным для более глубокого рассмотрения является то, что Сакс Ромер устами доктора Кеана упоминает про 128 главу знаменитой позднеегипетской Китаб аль-Муут или “Книги выхождения к свету Дня”, сборнику гимнов, инструкций и заклинаний, своего рода рилтайм-квестового путеводителя и мануала для усопших, с описаниями локаций Дуата и населяющих их существ, преимущественно демонов. Нечто подобное пытался создать мистер H. P. Lovecraft, когда сочинял свой «Dream-Quest to Unknown Kadath», до него – У. Х. Ходжсон в своей “Ночной Земле”, и нечто подобное мы встречаем на шаманских картографических схемах путешествия души в Нижний мир. Что ж, мы провели небольшое археологическое расследование и нашли эту главу. В ней даётся гимн к Осирису, богу подземного мира египтян Дуата, и никаких следов “духов Запада”. Приведём далее часть этого гимна и выявим, есть ли в нём хотя бы какая-то связь с “духами Запада”, упомянутыми Ромером. Кстати, столь же сдержанно, как и доктор Кеан, выражается и Джон Сайленс в “Огненной Немезиде”, когда комментирует ритуальные заклинательные формулы, исходящие от одержимого полковника.

“- Слушайте, — шепнул доктор, а глас продолжал вещать:

— Я скрылся среди вас, о неубывающие звёзды. И я помню своё имя – то имя, под которым меня знают в Доме… Огня!

Глас замолк вместе со всеми отголосками. Заметно было, что нечеловеческое напряжение спало с полковника Рэгги. Исчезло и ужасное выражение его лица.

— Великий ритуал, — шепотом объяснил мне доктор Сайленс. – Книга мёртвых. Вселившийся дух покидает его. <…>”

Но вернёмся к 128 Главе "Книги Мёртвых" (на самом деле – "Книги Живых").

“Гимн похвалы Осирису. Осирис, Ауф-анх, торжествующий, говорит:

Дань тебе, о Осирис Уннефер, торжествующий, сын Нут, ты, первенец Себа, ты, могущественный, вышедший из Нут, Царь, в городе Нифу-ур, ты Губернатор Аментета, Ты, повелитель Абту (Абидос), Ты, властелин душ, Ты могущественный, Ты — повелитель короны атеф Сутен-Хенен, Ты, Господь божественной формы в городе Нифу-ур, господина гробницы, ты могущественный из душ Ат-теу, ты, владыка [заупокойных] жертвований, Ты, чьи праздники многочисленны в Ат-теу. Бог Хор возвышает своего отца (или «святыню») повсюду, и он объединяет [себя] с богиней Исидой и ее сестрой Нефтидой; и бог Тот произносит для него могучие восхваления, которые внутри него [и которые] исходят из его уст, и сердце Хора сильнее сердца всех богов. Восстань же, о Хор, сын Исиды, и отомсти за отца твоего Осириса. Приветствую, о Осирис, я пришел к тебе; Я — Хор, и я отомстил за тебя, и в этот день я питаюсь жертвенными блюдами из быков и птицы с перьями и всеми прекрасными вещами, [предложенными] Осирису. Итак, восстань, О Осирис, ибо Я истребил всех врагов твоих и отомстил им за тебя. Я Хор в этот прекрасный день твоего справедливого восстания в твоей душе, которая возвысит тебя вместе с собой в этот день перед твоими божественными суверенными князьями. Приветствую тебя, О Осирис, Твой Ка пришел к тебе и покоится с тобою, и ты отдыхаешь в нём во имя Твое Ка-Хетеп. Это делает тебя славным в имени Твоём кХу, и делает меня как Утренняя Звезда во имя Твоё Пеху, и открывает для тебя пути во имя Твоё Уп-уат. Приветствую тебя, о Осирис, я пришел к тебе и поставил врагов твоих под тобой во всех местах, и ты торжествуешь в присутствии общества богов и божественных верховных вождей. Приветствую тебя, О Осирис, ты получил скипетр твой и место, на котором ты отдыхаешь, и шаги твои будут под тобою. Ты приносишь пищу богам, ты приносишь жертвенные блюда тем, кто живет в могилах своих. Ты дал свою силу богам, и ты создал Великого Бога; ты имеешь существование с ними в их духовных телах, ты собрал всех себя, всех богов и приблизился к слову правды и истины в тот день, когда подношения этому богу заказываются на праздниках Ука.”

Итак, как мы видим, ни одного упоминания про “духов Запада”, чтд. Однако “духи”, вернее “души Запада” упоминаются в прочих фрагментах "Книги Жизни", что по-египетски звучит как baw n Imenty. Под “бау” египетские натурфилософы понимали манифестации божеств, т.е. отдельные их аспекты, выступающие как вестники, посыльные, либо каратели, что особенно ярко проявлено у богини Сохмет – у неё был целый легион подручных демонов, которых звали то “мясниками”, то “палачами”, то “стрелами”, то “поджигателями” (что особо примечательно для нашего ресёрчинга). Также “бау” присутствуют в "Книге Живых", как группы различных духов (сидящих по трое, с головами разных зверей/птиц) того или иного города, местности или стороны света. В целом, египтяне относились с большим почтением и страхом к “бау” богов и предпочитали от них всячески защищаться. Возможно, что под baw у египтян понимались те же звёздные/природные/стихийные сущности, что и даймоны у греков.

Также в древнеегипетской "Книге Живых" присутствует значительное количество разнообразных титулов, имён, существ и локаций (Дом Огня, Озеро Лавы и пр.), так или иначе связанных с Огнём, поэтому в принципе неудивительно, что сочинители викторианской/эдвардианской химерной прозы и оккультных детективов после чтения египетского сборника заупокойных магических формул в издании египтолога и ассириолога Уоллеса Баджа, приходили к идее создания сюжета именно про огненных духов. Хотя это лишь наши домыслы.

Далее интереса ради мы хотели бы представить несколько примеров древнеегипетских апотропаических (защитно-изгоняющих) заклинаний из английского перевода разнообразных фрагментов папирусов и остраконов Среднего и Нового царств [примерно 2000 гг. до н.э. – 1000 гг. до н.э.] под редакцией J. F. Borghouts (Боргаутса), Лейден, 1978 год. Эти ритуальные формулы, они же Слова Силы, в основном направлены против ночных кошмаров, наваждений мёртвых (мут), укусов скорпионов и головных болей, а также – в меньшей мере – против нескольких видов демонов (они же болезни), злобоглазов и бау Сахмет, связанной с чумой конца года. Однако, это лишь тексты заклинаний, в основном лишённые комментариев относительно физических действий оператора во время ритуала. Но это всё же лучше, чем ничего.

“[… [Для защиты дома] …]

NN, рождённый от NN, заклинает (шэни) окно. Он есть кот.

NN, рождённый от NN, заклинает порог. Он есть соколица.

NN, рождённый от NN, заклинает дверные болты. Он есть Птах.

NN, рождённый от NN, заклинает выгребную яму. Он есть Нехебкау.

NN, рождённый от NN, заклинает скрытое место (кладовку?). Он есть тот, чьё имя сокрыто (имен-рэн-эф).

NN, рождённый от NN, заклинает потолочные балки. Он есть Мастер тайн.

Он заклял своё (собственное) жилище, свою комнату, свою постель. Он заклял четырёх благородных дам (шепсет), в чьих ртах – пламя, и чей огонь следует позади них, чтобы прогнать любого врага мужского пола (хэфти), любого врага женского пола, всех мёртвых мужчин и женщин (мут), что в теле NN, рождённого NN. Они не придут за ним в ночи, днём и в любое другое время. Им не одолеть четырёх благородных дам [… …] с огненными ртами [... …]”

“Заклинание (рэ) для отвращения дыхания (чау) чумы (иадет) года:

О, тот, чьё лицо в огне, первый горизонта! Говорю я Первому Дома духов рождения (?) (хэмусет): “пусть Осирис процветает, Первый на земле! О Нехбет, что подняла землю (джуи — туа) на небо для своего отца! Приди, чтобы могла ты связать два пера вокруг меня. Тогда я буду жить и буду крепок.

Ибо мне принадлежит та Белая Корона на голове Великого, кто в Гелиополе, вторая же – Исиде, а третья – Нефтиде. Я под покровительством Того, Кто имеет власть над Великим, о сын Сахмет, мощь мощей, сын убийства (хаити), яростный (дэнэд), сын Хатхор, госпожи потока, что заставляет реку вздыматься. Да отправишься ты по Нуну, в Барке Дня – когда (только) ты спасёшь меня от любой неприятности (дэхерет) и так далее, этого года, в форме ветра (нэфут) любого злого дыхания.

Хор, отпрыск Сахмет, (помести себя) позади моего тела, чтобы оно было в сохранности для жизни!”

Слова, должные быть сказанными над парой перьев стервятника. Погладить ими человека. Использовать как защиту (сау) для него, в любом месте, куда бы он ни пошёл. Это защита против (напастей) конца года. Это то, что отгоняет неприятности прочь в чумное время.”

“Другое заклинание для защиты от вредоносного (дэхерет) дыхания убийц (хаити) и поджигателей (нэджести), а также эмиссаров (упути) Сахмет:

Прочь, убийцы! Никакой ветер не достигнет меня, так что проходящие (суау) пройдут мимо, ярясь против моего лица. Я Хор, кто проходит среди рыщущих демонов (шэмаиу) Сахмет. Хор, сын Сахмет! Я – Единственный (уати), сын Баст – не погибну я от ваших рук!

Слова, должные быть сказанными человеком с дубиной из дерева-дэс в руке его. Пусть он выйдет наружу и обойдёт дом по кругу. Он не умрёт от чумы конца года.”

“Ещё одна защита (сау) против Чумы конца года:

Я есть Ужас (бут), что приходит от Дэп, богини Рождения (мэсхенет), что выходит из Гелиополя. Люди, боги, духи (аху) и мёртвые, держитесь от меня подальше! Я есть Ужас!”

“Ещё одно заклинание такого рода:

Я тот, кто обезопасил себя на пути, осаждённом проходящими (суау). Буду ли я уязвлён, будучи в безопасности, хотя я уже пересёк (букв. “увидел”) великую бурю? Полыхайте же там себе, не трогайте меня! Я тот, кто избежал грозы! Прочь от меня!”

“Заклинание для лечения ожога (убэдет):

Я есть Хор, спешащий через пустыню к месту, охваченному огнём.

Смотри, огонь! Его верхняя половина тела в огне, его нижняя половина в огне; нет такого места, где бы он мог его избежать!

Вода далеко; огонь говорит: “полыхай же!” Двери закрыты. Вот бы <мне> иметь сейчас со мной богиню Исиду (здесь), чтобы она направила меня на (верный) путь своим могучим заклинанием!

Богиня Исида пришла в место, где был этот бог: “Здесь я, позади тебя с <моей> магией! Некто (?) вознамерился разрушить место твоё. Враги твои будут потушены для тебя – я наполню их водой из рта моего. Таинство в месте огненном! Не беспокойте же его, не беспокойте, не производите зловонный флюид, не производите белый флюид, не производите червей!”

Подлинная защита (мэкет). Слова, должные быть сказанными трижды. Нагрей кипрскую траву, кориандр, фрукт (?), бычий жир, масло и воск. Сделай из них единую массу. Пусть это будет повязкой для него.”

В контексте первого заклинания, “для защиты дома”, вспомним описания военного положения в жилище Кеанов из последних глав романа Сакса Ромера. Заклинание для лечения ожога, кажется, похоже на то, которое мог использовать доктор Кеан, приготовляя свои зачарованные восковые шарики, должные потушить элементала (пусть основной смысл заклинания – это непосредственное лечение ожогов и вызванных ими лихорадок). Основной божественной силой в этом рецепте, как и во многих других заклинаниях вообще, выступает богиня Исида, имеющая гордый титул Ур-Хекау (“Великая своей Магией”). Исида, Хор и Тот – самые могущественные защитники древних египтян от всех видов сверхъестественных напастей, включая, надо думать, и элементалов.

Происхождение: древний Египет

Элемент: Pyros

Тип: магический слуга / ифрит

Степень опасности: высокая

Атака: контактная/магическая

Редкость: редкий  

****************************************************** ****************************

продолжение ожидается

Монфокон де Виллар, “Граф де Габалис”

В данном (уникальном в своём роде) исследовании мы поговорим о таком разряде магических/сверхъестественных существ, как элементалы, или духи стихий.

Изначально они были известны древним людям как природные сущности и персонажи низшей мифологии, как то: русалки, нимфы, ундины, водяные, каппы, лешие, цверги, альвы, сильфы, келпи, турсы, эттины, баргейсты, домовые, мариды, ифриты, кикиморы и пр. В воображении человека они населяли всяческие природные локусы и места силы, что до сих пор присутствует в концепциях японской политеической религии синто (ками, также йокай), и в буддийской мифологии (8 классов существ), а также у неопаганов (wicca, северное язычество, родноверы и пр.) и в традиционном шаманизме (как в Южной Америке, так и в Сибири и Монголии). Некоторых из стихиалей люди считали “добрыми соседями”, других же они опасались и старались защититься от них разными “проверенными” средствами. Одним из лучших проверенных средств являлись железные предметы (металл, связанный с Марсом в магии), лучше всего в форме защитных символов – подков, крестов, ножей и пр. Отсюда неудивительно, что кузнецы считались хорошими знатоками магических чар, ведь в кузницах было множество железных орудий, и они находились под защитой суровых и могучих богов кузнечного дела, крафтинга и металлургии. Соответственно, имеем ассоциативный ряд: элементал – экзорцизм – боязнь – железо – подкова – кузнец – ведьмак – чародей – Марс – Гефест – Птах — Сет.

Многие из этих существ олицетворяли собой, в том же смысле, что и боги/полубоги, одушевлённыё/разумные силы стихий, но представленные в меньшем масштабе, чем у их старших сородичей. То есть это не дух всего океана, либо всего моря, но дух отдельно взятого залива или озерца, или реки, или родника. Не дух Огня вообще, но дух лесного пожара, или костра, или головешки, или восковой свечи. Не целое небо, но отдельная гряда облаков, или грозовая туча, или даже молния или раскат грома. Не дух всех вообще гор, но это дух отдельной горы, скалы или холма, утёса или фьорда, пещеры кристаллов или просто одного самоцветного камня. Хотя такие Силы, как дух всего Океана, дух всего Огня, дух всего Неба и дух всей Земли, тоже присутствуют, но их уровень сознания и манифестации зачастую недоступен человеческому пониманию, и поэтому контакты с такими Силами доступны лишь очень одарённым людям, вроде гениальных поэтов, музыкантов, конструкторов и пр. Соответственно, с приходом Просвещения и научного метода познания природы Реальности вообще вся мифология стала считаться этапом чуть ли не “наивного младенчества” человеческой расы. Однако, как известно, и сэр Исаак Ньютон, и сэр Роберт Бойл увлекались средневековой спагирией и алхимией. В “королевской науке”, которая проникла в Европу через арабские, коптские, еврейские и византийские трактаты, а также переводы греко-египетских/эллинистических оригиналов, в значительной мере присутствует доля пифагорейского учения о четырёх (пяти) Первоэлементах. Это Огонь, Вода, Воздух и Земля, а также Эфир, или Квинтэссенция, или Акаша, или Основа, или Пространство. Из этих первоэлементов составлено вообще всё проявленное, то есть физико-химо-биологическое измерение точно так же, как из отдельных иерограмм, замысловатых символьных систем, идей и концепцией в виде математических формул составлено измерение логическое, которое так любили эксплуатировать средневековые алхимики, создавая свои собственные символьные криптосистемы, энигматические бестиарии и магические языки. Лингво-символьные элементалы – это отдельный разговор, и не на одну сотню цитат.

Необходимо заметить, что в некоторых религиозных и даже магических системах Пятый Элемент, Эфир, может распадаться на Чёрное и Белое, Тьму и Свет, точно так как в символике Дао – противоборство и равновесие двух противоположных фундаментальных сил — Порядка и Хаоса, Мужского и Женского, Горячего и Влажного и т.д. Так, например, можно найти подобный концепт в манихейском космогенезисе. Эти дополнительные дуалистические и диалектические “стихии” также представлены в современных фэнтези-вселенных и популярной эзотерике. Например, имеем абстрактные дихотомии Жизнь/Смерть, Добро/Зло, Свет/Тьма и т.д. Довольно часто в фэнтезийных играх жанра RPG можно наткнуться на таких забавных существ, как Элементаль Тьмы, или Стихийный Джинн Хаоса, и пр. перлы. Однако на фэнтезятине мы не будем в нашем эссе заострять никакого лишнего внимания, ибо это и так переваривается ежедневно в тематических новостных лентах и у всех гиков на слуху. И да, к фэнтези-мирам автор эссе относится достаточно кинично, если не сказать, скептично (хотя уже больше 15 лет интересуется классификациями вымышленных тварей с игральных карточек франшизы MtG, не говоря о чтении таких мастеров визионерского фэнтези, как К. Э. Смит и Д. Линдсей). Да и вообще для всего прочего (фэнтезийного) есть такие проверенные и годные порталы, как Fantlab.ru, ЛКИ, МирФ и пр.

Поэтому в дальнейшем нами будут рассмотрены лишь те литературные прецеденты встреч людей со стихиалами, где это происходит в дефолтном “реалистическом”сеттинге: планета Земля, классическая историческая ветка, XIX-XX вв., страны Евразии, Америки или Африки, психические расследования; то есть доля обычного реализма к магическому реализму составляет в таких рассказах примерно 85% к 15%.

******************************************

1

Систематизация и переосмысление представлений о стихийных духах началась примерно в XVI веке с лёгкой руки гениально одарённого полимата Теофраста Бомбаста фон Гугенхейма, прозванного Парацельсом, чьи медицинские исследования дали начало экспериментальному методу и послужили трамплином к развитию некоторых до сих пор актуальных методов терапии. Например, Парацельс применял для лечения больных ртуть, один из самых опасных для человека ядовитых металлов. Самое известное его сочинение по интересующей нас теме – “Книга о нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и прочих духах”.

“Они высокоодарённые, и они знают и предупреждают, так что человек может узнать о таких вещах, и видеть их, и верить в существование таких творений. Для этой цели Бог позволил им являться человеку.”

Парацельс, Ibid

Далее мы находим сведения о них у Монфокона де Виллара, Джона Ди, у Поля Седира и Станисласа де Гюайта, у Элифаса Леви и у Папюса, у Блаватской и Рерихов, и т.д., пока мы не подходим вплотную к образцам химерной прозы (weird fiction) XIX-XX вв., например, к рассказам и романам Г. Майринка (“Ангел западного окна”), У. Х. Ходжсона, Э. Ф. Бенсона (написавшему целую серию рассказов об элементалах), Э. Блэквуда (также постоянно о них писавшего), А. Мейчена, Л. А. Льюиса, С. Ромера, С. Куинна и других авторов того времени, включая даже "опытных" исследователей невидимого мира, как, например Эллиот о’Доннел, Гарри Прайс или Дион Форчун.

Вот что пишет по этому вопросу известный в своё время канадо-американский писатель, лектор, философ-мистик, таролог, масон и исследователь оккультизма Мэнли Палмер Холл (1901-1990) :

“Это структурная единица, с которой начинается не только жизнь живых тел, но и из которых она строится дальше. “Протоплазма, — говорит Хаксли, — простая или с ядром, есть формальный базис всей жизни. Это глина Гончара”».

Водный элемент древних философов претерпел метаморфозу и стал водородом в современной науке; воздух стал кислородом; огонь — азотом; земля — углеродом.

Подобно тому, как видимая природа населена бесчисленным количеством живых существ, согласно Парацельсу, невидимый, духовный аналог видимой природы (составленный из разреженных элементов видимого мира) населен сонмами любопытных существ, которых он назвал стихиями и которые потом были переименованы в природных духов. Парацельс разделял их на четыре группы, которые названы им гномами, ундинами, сильфами и саламандрами. Он учил, что они являются на самом деле живыми созданиями, во многом напоминающими по форме человеческие существа и населяющими свой собственный мир, неизвестный людям в силу недоразвитости их чувств, неспособных проникнуть за пределы грубых элементов.”

<…>

“Цивилизации Греции, Рима, Египта, Китая и Индии верили в сатиров, духов, фей и гоблинов. Они населили море русалками, реки и источники — нимфами, воздух — феями, огонь — ларами и пенатами, землю — фавнами, дриадами и гамадриадами. Этим природным духам усиленно поклонялись, что выражалось в соответствующих им подношениях. Иногда, в силу различных атмосферных условий или же своеобразной чувствительности верящих в духов людей, эти духи становились видимыми. Многие люди писали о духах так, как будто они общались с этими обитателями тонких сфер природы. По мнению многих авторитетных писателей, боги античности были на самом деле стихийными духами, потому что многие из этих невидимых существ имели впечатляющую внешность и восхитительные манеры.

Некоторых из этих стихийных духов греки называли демонами, особенно духов высших порядков, и поклонялись им. Вероятно, наиболее знаменитым из этих демонов был таинственный дух, который направлял действия Сократа; именно о нем философ отзывался самыми высокими словами. Те, кто посвятил много времени изучению невидимой конституции человека, полагали вполне вероятным, что демон Сократа и ангел Якова Беме были на самом деле не стихийными духами, а тенями божественной природы самих этих философов. В своих заметках «Апулей о Боге Сократа» Томас Тэйлор говорит:

«То, что демон Сократа был, вне всяких сомнений, духом высших порядков, можно заключить из интеллектуального превосходства Сократа над другими людьми, и поэтому Апулей прав в том, что называл демона Богом. А то, что демон Сократа и в самом деле был божественным, следует из признания самого Сократа в “Первом Алкивиаде”, ведь в ходе этого диалога он ясно говорит: “Я долго придерживался мнения, что Бог еще не направил меня для разговора с тобой”. И в “Апологии” он недвусмысленно говорит о том, что этот демон наделен божественной трансцендентностью, что позволяет заключить о его высоком положении среди демонов».

Бытующее уже долгое время среди людей мнение, что невидимые элементы, окружающие землю и живущие в ней, являются разумными созданиями, кажется невероятным прозаическим умам нашего времени. Однако это мнение считали правдоподобным многие выдающиеся умы. Сильфы Фация Кардана, миланского философа, саламандры, которых видел Бенвенуто Челлини, пан св. Антония и маленький красный человечек, или гном, Наполеона Бонапарта занимают свое место в истории.

Литература также проникнута концепцией природных духов. Озорной Пэк в шекспировском «Сне в летнюю ночь», стихийные духи в розенкрейцеровской поэме А. Поупа «Похищение Локона», таинственные создания в романе лорда Литтона «Занони», бессмертный Оловянный Колокол и знаменитые шляпы в горах Кэтскилл, встретившиеся Рип Ван Винклю, — все это фигуры, хорошо знакомые изучающим литературу. Фольклор и мифология всех народов полны легенд об этих таинственных маленьких существах, населяющих старые замки, сторожащих зарытые в землю сокровища, строящих свои дома под шляпками поганок. Феи являются предметом восхищения детей, и большинство детей неохотно расстается с верой в них. Не так уж давно в них верили и выдающиеся умы, и еще остается под вопросом, в какой степени такие люди, как Платон, Сократ и Ямвлих, были не правы, когда они открыто признавали их реальное существование.”

Чтобы закончить исчерпывающую картину классического понимания стихийных/природных духов в оккультной литературе, процитируем ещё раз мистера М. П. Холла, в свою очередь, далее дословно описывающего концепцию стихийных духов в сочинениях Парацельса:

“Парацельс, описывая субстанции, из которых составлены тела стихийных духов, разделял плоть на два вида, первый из которых мы унаследовали от Адама. Это видимая, телесная плоть. Другая плоть, не унаследованная от Адама, будучи более разжиженной, не столь убога, как первая. Тела стихийных духов состоят из этой транссубстанциальной (sic!) плоти. Парацельс говорит, что разница между телами людей и телами природных духов такая же, как между материей и духом.

«Да — добавляет он, — стихийные духи — это не просто духи, потому что у них есть плоть, кровь и кости, они живут и производят потомство, они едят и говорят, спят и бодрствуют и т. п. и, следовательно, не могут быть названы просто духами (sic!). Они занимают промежуточное место между людьми и духами, напоминая мужчин и женщин по организации и форме, а духов быстротой движения» (см. «Оккультную философию» Агриппы). Позднее тот же автор называет эти создания сложными, поскольку субстанция, из которой они состоят, является смешением духа и материи. Он использует цвет для объяснения этой идеи. Сочетание красного и синего дает новый пурпурный цвет (sic!), новый цвет, не напоминающий ни тот, ни другой и все же составленный из них. Таков и случай с природными духами: они не напоминают ни духовных созданий, ни материальных существ, и все же они состоят из субстанции, которую мы можем назвать духовной материей или эфиром.

Парацельс далее добавляет, что в то время как человек составлен из многих материй (дух, душа, ум и тело), соединенных в одно, стихийные духи имеют в себе только один элемент, или принцип, именно эфир (sic!), из которого они состоят и в котором живут. Читатель должен помнить, что под эфиром подразумевается духовная сущность одного из четырех элементов. Есть столько эфиров, сколько элементов, и есть столько семейств природных духов, сколько есть эфиров. Эти семейства полностью изолированы в своем эфире и не вступают в сношения с обитателями других эфиров, но поскольку человек по своей природе имеет сознание, чувствительное ко всем четырем элементам, при определенных условиях он может вступать в сношения с ними.

Природные духи не могут быть разрушены грубыми элементами, такими как материальный огонь, земля, воздух или вода (sic!), потому что они функционируют на более высоком, чем земные субстанции, колебательном уровне. Будучи составлены только из одного элемента, или принципа (эфира, в котором они обитают), они не обладают бессмертным духом и по смерти распадаются снова на элементные составляющие, из которых они выделились (sic!). После смерти не сохраняется индивидуального сознания, поскольку нет более высокого вместилища для духа, которое бы сохраняло его. Поскольку тела их сделаны из одной субстанции, они не испытывают трения между частями своими и, следовательно, живут больший век. Состоящие из земного эфира живут меньше других, а состоящие из воздушного эфира живут дольше всех. Средняя продолжительность их жизни колеблется от трех сотен до тысячи лет (sic!). Парацельс утверждал, что они живут в условиях, подобных нашему земному окружению, и что некоторые из них подвержены болезням (sic!). Полагают, что эти создания не способны к духовному развитию, но большая часть из них имеет высокую мораль (sic!).

Относительно эфиров стихийных духов Парацельс пишет: «Они живут в четырех элементах: Нимфы — в элементе воды, Сильфы — воздуха, Пигмеи — земли и Саламандры — огня. Они также называются Ундинами, Сильвестрами, Гномами, Вулканами и т. п.

Каждый вид движется только в элементе, к которому он принадлежит и который для него значит то же, что воздух для нас или вода для рыб, и ни один из них не может жить в элементе, принадлежащем другому виду. Для каждого стихийного духа соответствующий ему элемент является прозрачным, невидимым и пригодным для дыхания, как и наша атмосфера». Читатель не должен путать природных духов с истинными волнами жизни, пронизывающими невидимые миры. В то время как стихийные элементы состоят только из одной эфирной сущности, ангелы, архангелы и прочие высшие трансцендентальные сущности являются сложными организмами, весьма похожими на человека, но только без его физического тела (sic!).”

Здесь мы видим следующие важные для нашего исследования пункты.

1. Элементалы состоят из эфирной (транссубстанциональной) плоти;

2. Они смертны и вынуждены есть, пить, спать, болеть и производить потомство, как и люди;

3. Они состоят только из одного принципа, или “эфира” того или иного элемента;

4. Они не могут быть разрушены воздействием грубых физических элементов (огонь, вода, воздух, земля);

5. Они имеют высокие моральные качества;

6. Средняя продолжительность жизни стихиала – от трёх сот до трёх тысяч лет, причем сильфы – самые долгожители, а гномы – самые недолговечные;

7. Не следует путать элементалов с ангелами/даймонами и пр. трансцендентными существами, так как те столь же сложноустроенные, как человек (если не сложнее).

У внимательного читателя, кое в чём сведущего, могут возникнуть следующие вопросы:

— откуда у Парацельса настолько точные сведения об образе жизни, сроке жизни и смертности стихийных духов (что схоже с описанием жизни джиннов в арабских преданиях),

— почему они не могут состоять из нескольких “эфиров”,

— почему они не могут быть разрушены направленным физическим воздействием противоположной стихии (например, тушение огневика пульверизатором, наполненным освящённой водой),

— откуда известно про их высокие моральные качества,

— отчего сильфы живут дольше всех, а гномы – меньше всех, хотя по логике должно бы быть наоборот,

— и что, в конце концов, следует понимать под “ангелами и прочими трансцендентальными сущностями”, ведь известно, что в древности под “ангелос” понимались те же “даймонес”, по сути – мудрые стихийные духи? Остаётся только гадать на кофейной гуще, откуда же у великого Парацельса эти драгоценные и неоднозначные сведения.

Однако Парацельс ни словом не упоминает о таком разряде элементалов, как магические/искусственные. Зато о них мы находим конкретный биографический отрывок в “Психической самозащите” Д. Форчун, а также встречаемся с ними в некоторых рассказах жанра weird fiction, где они выступают как сравнительно редкий тип даже среди элементальной братии.

“Следующий тип психического нападения, который мы должны рассмотреть, проводится посредством искусственных элементалей. Они отличаются от мыслеформ тем, что будучи сформированы творяшим умом мага, получают отдельное и независимое существование, хотя по своему характеру они существенно обусловлены замыслом их творца. Жизнь этих созданий сродни заряду электробатареи – она (жизнь) медленно истекает наружу посредством излучения, и если их периодически не подзаряжать, они в конце концов слабеют и умирают. Связанные с этим проблемы – создание, зарядка, подзарядка или разрушения этих искусственных элементалей является важной частью практического оккультизма.

Искусственный элементаль создаётся так: маг формирует в воображение чёткий (телесматический) образ требуемого творения, одушевляет (оживляет) его соответствующим аспектом своего существа, а затем призывает в него подходящую естественную природную силу. Этот метод можно использовать как для добрых, так и для дурных целей; именно таким путём формируются “ангелы-хранители”. Говорят, что умирающие женщины, тревожась о благополучии своих детей, часто бессознательно формируют их.”

Далее Форчун описывает достаточно криповый self occult report, в котором она собственным спонтанным гневом, возникшим в момент засыпания, создала и материализовала искусственного элементала в образе волка Фенрира. Однако подробности этого кейса мы рассмотрим в отдельной главе.

Но вернёмся к классической теме духов Природы. Интересно мнение одного из плодовитейших авторов золотого века химерной прозы в Америке, а именно Сибери Куинна, вложенное в уста его альтер-эго, оккультного сыщика и доктора медицины из Франции, Жюля де Грандена, высказанное в финале рассказа “Проклятие Эверарда Мунди”:

“Эти потомки Лилит и Адама с тех пор бродят по земле и воздуху, бесплотные, не имея тел, подобных людям; но они всегда наполнены ненавистью к плоти и крови. Потому что они были первой или старшей расой; их иногда называют элементалами в древних знаниях; иногда – неутрарианами, потому что не являются они не людьми, ни полностью бесами”.

<…>

Я думаю, что древние евреи, неверно истолковывающие увиденные ими явления, объясняли их таким фантастическими легендами. Нам говорят, что эти неутрариане или элементалы – нематериальные существа. Абсурд? Не обязательно. Что такое материя? Электричество, возможно, — великая система миропорядка во всей вселенной и в миллионах миров, простирающихся на всю бесконечность.

Очень хорошо, до сих пор; но когда мы говорим, что это электричество, что мы можем сказать, если кого спросят: “Что такое электричество?” Я думаю, это модификация эфира. “Очень хорошо, — скажете вы, — а что такое эфир? Parbleu, я не знаю. Вещества – или материи вселенной мало, есть что-то ещё, больше, чем электроны, текущие во всех направлениях. Здесь электроны балансируют и образуют то, что мы называем твёрдыми камнями и деревьями, а также мужчинами и женщинами. Но могут ли они не сливаться с другой скоростью или вибрацией, чтобы формировать существ, которые являются реальными – с амбициями, любовью и ненавистью, подобными нашим, но по большей части невидимым для нас, как и воздух? Почему нет? Никто не может честно сказать: “Я видел воздух”, но никто не настолько глуп, чтобы сомневаться в его существовании по этой причине.”

Стр-ы 368-9

Парацельс также писал, что “латинские нимфы аналогичны германским ундинам, а русские оккультисты называют их русалками”. Французский мартинист и оккультный писатель Поль Седир (1871-1926) писал о духах стихий следующее: “всякое существо, согласно Каббале, каждая травка, каждый камень имеет своего духа”, перечисляя в том числе троллей, наяд и др.

Элементалам приписывалось производство взрывов газа в шахтах, обвалов, ураганов, циклонов и т.д. То есть в народном воображении они представляли собой разрушительные, опасные для людей в большинстве своём силы. Отдельно стоит упомянуть фольклор шахтёров, где есть целые классификации и иерархии добрых, злых и нейтральных горных духов (по сути, это очень расширенное описание одного лишь царства Земли, по которому можно составить не один десяток гримуаров)[1]. Также считалось, что стихиалы входят в состав человеческого тела, представляя душу разных органов и микроорганизмов (т.н. микроэлементалы).

Некоторые оккультисты считают, что элементалы состоят исключительно из элементов одной своей стихии, но, безусловно, есть также гибридные существа, состоящие из элементов двух или даже трёх стихий (см., например, элементальный бестиарий фэнтезийной ККИ MtG). По логике, такие гибридные сущности должны обладать большей сложностью и развитием, чем их более простые одноэлементные собратья, соответственно, они вполне могут быть разумны и даже мудры. Возможно, таковы магические фамильяры, гомункулы и “гримуарные гоэтические демоны” средневековых некромантов и алхимиков.

Также есть и более интересные теории. Английская писательница-оккультистка, адепт ордена Золотой Зари и автор оккультных детективов про д-ра Тавернера Д. Форчун в VII главе своего хэндбука “Psychic Self-Defence”, целиком посвящённой “патологическим контактам с нечеловеческими сущностями”, пишет, например, что некоторые половые акты могут притягивать “существ из параллельной эволюционной цепи элементальных царств” в физическое воплощение, и эти “нелюди” зачастую сильно страдают в человеческом мире, так как состоят лишь из одного элемента, в то время как человек состоит из всех четырёх (пяти). Многие случаи необъяснимых и странных психических расстройств Форчун, таким образом, объясняет либо нахождением нечеловеческой души в человеческом теле (т.н. “попаданчество”), либо патологическими контактами неуравновешенной человеческой души с элементалами (викторианский поэт Эл. Ч. Свинберн, к примеру), либо прошлыми воплощениями человеческой души в этих царствах. Более подробная развёртка темы бракосочетания и сожительства человека с элементалами дана в ироническом романе аббата Монфокона де Виллара “Граф де Габалис”, где автор, не в пример пессимизму Форчун, напротив, всячески облагораживает союзы и потомство людей и стихийных духов. По его мнению, от них родятся “чуть ли не полубоги и герои”.

Форчун же считает иначе, и это – реалистичный ответ железобетонного рационального XX-го века мифопоэтическому XVII-ому веку. Отношение аббата де Виллара к элементалам – возвышенное и призывное, отношение Дион Форчун – прагматическое и предостерегающее невежд.

“Люди тоже могут войти в контакт с элементальными сущностями, сами рискуя отправиться в сферы элементарной жизни. Такие контакты не обязательно приносят вред обоим царствам, при условии, что те, кто погружается в них, входят в такие контакты либо в ходе исследований, однако, это по плечу только продвинутым посвящённым, а не новичкам.

<…>

Однако есть случаи, когда такой контакт может причинить вред. <…> Нередко можно встретить людей, которые из предыдущих воплощений принесли тягу к контактам с элементальными царствами. В таких случаях может быть такое, что с ними намеренно вступит в контакт элементал, который уже имел опыт сношений с человеческими существами. А это в любом случае нежелательно, так как элементал не обладает знанием человеческих условий, необходимых для того, чтобы позволить ему избежать причинения вреда своему новому другу. В любом случае элементалы имеют односторонний разум, и нежелательно, чтобы они выступали как старшие партнёры при контакте.

<…>

Есть немало людей, для которых Царство Дэв (как иногда называют сферу, в которой обитают элементалы и духи природы) имеет большую притягательную силу, и они пытаются посредством медитации и ритуала войти в контакт с ним. По моему мнению, непосвящённому лицу безусловно рискованно пытаться сделать это. Такой контакт очень легко приводит к нарушению психического равновесия, если вообще не к подлинной одержимости. Дело не в том, что природные контакты вредны, а в том, что они вносят в человеческое сознание глубокое расстройство, так как возбуждают те атавистические глубины, которые психоаналитик стремится вскрыть средствами своей техники.”

Стр. 125-6

Однако дальше Форчун несколько смягчает тон, касаясь вопроса о взаимоотношениях творчески одарённых личностей и гениев со стихиалами.

“Лица, у которых подсознание лежит близко к поверхности, такие, как люди искусства, люди с причудами, неустойчивые личности, а также гении всех профессий, любят элементальные контакты, так как они стимулируют силы стихий в их природе, служащие для них источником способностей и вдохновения. Но среднего гражданина, чьё ментальное содержание организовано в значительной мере на основе подавления и компромисса <…> такие контакты выбивают из седла в большей или меньшей степени, в зависимости от пропорции подавления и компромисса в его воспитании. Компромисс – нормальный удел человечества; подавление – патология компромисса. Личность, которой удалось установить действенный компромисс между различными элементами своей природы, может позволить себе развлечься с Дэвами (sic!), не причиняя никому никакого вреда; но подавленная личность обнаружит, что она активно конфликтует с ними, так как они оказывают на неё такой же эффект, как и жестокий психоаналитик. Мы иногда слышим о трагедиях, которые случаются от принятия осадка из бутылки с тонизирующим, одним из ингредиентов которого является мышьяк. Это вызвано тем, что бутылка не взбалтывалась как следует каждый раз перед приёмом дозы, поэтому весь мышьяк выпал в осадок, собрался на дне и там достиг опасной концентрации. То же и с элементальными контактами; они являются сильным тонизирующим средством, но при неподходящих обстоятельствах могут достигать опасной концентрации.”

Итак, Д. Форчун разрешает уравновешенной, творческой и посвящённой личностям иной раз “развлечься с Дэвами”. Этим мы, пожалуй, и займёмся в дальнейшем ходе рассуждения, то есть как следует зажжём инфополе Евразии, детально проанализировав ряд блестящих оккультных детективов про элементарных атронахов и составив по итогам исчерпывающее резюме характерных черт и способностей элементалов, а также их типологию и средства их эвокации/экзорцизма, чего, насколько мы понимаем, не делалось ранее в принципе. Иначе говоря, мы постараемся как следует взболтать получившийся тонизирующий напиток из стихийных эманаций weird fiction литературы, не дав слишком быстро выпасть ядовитому осадку пресыщения указанной темой, чтобы читатель смог осушить его залпом.

******************************************

Вслед за Парацельсом элементалы начинают появляться в литературе. В XVIII веке — в работах Драйдена и аббата де Виллара. В 1712 году А. Поуп писал об элементалах в своей поэме “Похищение локона”. Также у Гофмана подобное стихийное существо выступает одним из главных героев его иронического романа “Крошка Цахес по прозванию Циннобер”. У Фуке была популярная повесть “Ундина” 1811 года. В конце XIX – начале XX веков про элементалов упоминал Гёте в трагедии “Фауст”, К. Бальмонт в стихотворении “Саламандра” и Вл. Одоевский в новелле “Сильфида”.

“Ты, я чаю, думаешь, что я не только влюбился, но даже женился, — ты ошибаешься. Я занят совсем другим делом; я пью — и знаешь ли что? чего не выдумает безделье! я пью — воду... Не смейся: надобно знать, какую воду.

Роясь в библиотеке моего дядюшки, я нашел рукописную книгу, в которой содержались разные рецепты для вызывания элементарных духов. Многие из них были смешны до крайности; тут требовалась печенка из белой вороны, то стеклянная соль, то алмазное дерево, и по большой части все составы были таковы, что их не отыщешь ни в одной аптеке. Между прочими рецептами я нашел следующий: "Элементарные духи, — говорит автор, — очень любят людей, и довольно со стороны человека малейшего усилия, чтоб войти в сношение с ними; так, например, для того чтоб видеть духов, носящихся в воздухе, достаточно собрать солнечные лучи в стеклянный сосуд с водою и пить ее каждый день.

Этим таинственным средством дух солнца будет мало-помалу входить в человека, и глаза его откроются для нового мира. Кто же решится обручиться с ними посредством одного из благородных металлов, тот постигнет самый язык стихийных духов, их образ жизни, и его существование   соединится с существованием избранного им духа, который даст ему познание о таких таинствах природы... но более мы говорить не смеем... Sapient! sat... (Для понимающего достаточно (лат.)) здесь и без того много, много уже сказано для просветления ума твоего, любезный читатель",- и проч. и проч. Этот способ показался мне столько простым, что я вознамерился испытать его, хоть для того, чтоб иметь право похвастаться, что я на себе испытал кабалистическое

таинство. Я вспомнил было ундину, которая так утешала меня в ребячестве; но, не желая иметь дела с ее дядюшкою, я пожелал видеть сильфиду; с этою мыслию — чего не делает безделье? — бросил бирюзовый перстень в хрустальную вазу с водою, выставил эту воду па солнце, к вечеру, ложась спать, ее выпиваю, и до сих пор я нахожу, что по крайней мере это очень здорово; еще никакой элементарной силы я не вижу, а только сон мой сделался спокойнее.”

Вл. Одоевский, “Сильфида”

На протяжении чуть ли не всей хронологии выпусков американского культового палп-журнала Weird Tales (“золотой век” журнала — 1922-1954 гг., учредители: Хеннебергер-Ленсингер) там регулярно проскакивали былички об элементалах разных плодовитых авторов-химеристов. В 1970-ых гг. в США выпускалось несколько комиксов с супергероями-элементалами. В те же годы элементалы появляются в ролевой игре D&D. Затем эта концепция развилась во множестве произведений фэнтези и мистического хоррора, в настольных, коллекционных карточных и ПК-играх этих жанров.

Обыкновенно на страницах остросюжетных историй с элементалами имеют дело пси-сыщики, они же “оккультные” частные детективы, любители или профессионалы непознанных рубежей человеческой психики и вселенной. У каждого третьего, если не второго из них в загашнике непременно найдётся такая фабула.

В рассказах жанра weird fiction и смежных с ним викторианских/эдвардианских оккультных детективах элементалы чаще всего возникают как экто-, психо-, био-, некио-плазменные враждебные сущности, стоящие в эволюционной цепочке где-то на границе всех известных царств и пребывающие частью здесь, частью в ином измерении.

Пограничная природа элементалов хорошо показана в новеллах Э. Ф. Бенсона: “Не слышно пения птиц”, “Тварь в холле”, “Negotium Perambulans”. В этих “быличках” Бенсон описывает их как неких слизневидных магических тварей, в основном, вампирического свойства. Это богомерзкие сгустки нефтяно-чёрной или грязно-серой субстанции, или же аморфные тени, охочие до физических жертв. Хоть они и прирождённые оборотни, элементалы Бенсона в общих чертах принимают форму больших слизней или пиявок. Изгнание этих полуматериальных слизняков-теневиков происходит совершенно по-разному – от полноформатной церемонии экзорцизма по всем правилам до банального выстрела из ружья. Интересно сходство рассказа Бенсона “Не слышно пения птиц…” с “Огненной Немезидой” и “Ивами” Блэквуда. В “Немезиде” одним из локусов повествования выступает зачарованный лес, где наблюдаются манифестации обитающего в этих краях огненного ифрита, “привезённого” из Египта, так вот, там тоже нет никакой фауны на расстоянии в несколько миль. В “Ивах” враждебные людям вампирические сущности, населяющие ивняк островов на реке Дунай, также отваживают от своей территории всю прочую живность. Очевидно, что присутствие элементала ощущается другими живыми, но физическими тварями либо как серьёзная опасность, либо как серьёзный изъян/атавизм Природы, что, впрочем, может идти как один и тот же сигнал.  

Таким образом, избранная нами область исследований граничит с одной стороны с криптозоологией, с другой – с церемониальной магией, а с третьей – с фолклором и мифологией. Центральным же элементом является weird fiction/оккультный детектив. Заметим, что элементалы – публика сравнительно редкая даже в произведениях мистического и оккультного хоррора, а потому ещё более ценная для исследователей магических элементов в химерной прозе.

Попробуем выделить основные критерии истинности элементала.

1. Элементалы – это не призраки людей (не путать с элементерами), а полуразумные обитатели природных стихий, локаций и различных объектов, изначально развоплощённые/полуматериальные.

2. По сути, элементалы – это общее семейство стихийных/природных демонов/даймонов, в которое могут входить, помимо классических 4 (5) классов ещё множество других подклассов, подсемейств и отдельных особей. Могут быть и существа, представляющие смеси нескольких элементов в разнообразных пропорциях, вроде Электрического Червя или Радиоволновой Медузы. Также классические христианские бесы, черти, лешие, диаволы и прочая братия, как и арабские джинни, британские фейри, афрокарибские эшу, японские ками и (отчасти) йокай, могут быть переосмыслены нами как стихийные либо природные даймоны. Вспомним, к примеру, классическую английскую историю-с-привидением, “Зелёный Чай” Дж. Шеридана ле Фаню, где фигурирует проявленный злой дух в образе маленькой чёрной обезьянки. Её жертва, католический англиканский священник-скромняга, наработал контакт с ней, занимаясь долгими ночами написанием монографии по пышным языческим культам древних римлян, греков и кельтов, а также читая у Сведенборга о духах воздуха. Кажется, связь налицо, и “злой дух” оказывается ничем иным, как просто неосознанно призванным/привязанным к человеку стихийным даймоном, который, конечно же, не любит христианство и христиан, как и вообще людей.

3. Элементалы – существа глубокой древности, биологические реликты/аномалии либо магически созданные или же призванные в наш трёхмерный мир обитатели иных измерений, как высших, так и низших, однако зачастую враждебные к людям (за исключением теософов) и вообще всем живым существам. Также мы имеем техногенных элементалов-симбиотов, как, например, любители портить машины и быттех, то есть гремлины; они, соответственно, намного моложе своих аналоговых собратьев. “Звёздные демоны” и “Энохианские ангелы” четырёх сторожевых башен также вполне могут считаться элементалами. Возможно, к этой категории стоит отнести также колдовские деревья, големов и гаргойл, как то сделано в бестиарии “Ведьмака”.

4. Элементалы зачастую не персонифицированы, не имеют каких-либо имён (за исключением легендарных, вроде Джеффа, Говорящего Мангуста) и ведут себя стихийно, что вполне соответствует их природе. Это может быть разрушительный полтергейст или непредсказуемая шаровая молния, магический страж клада или вампирический суккуб, однако они по большей части безличны и могут иметь лишь прозвища, которые дают им люди (что, опять же, прекрасно представлено в шахтёрском фольклоре всех стран). Обычно в рассказах, в которых так или иначе присутствует элементал, о нём так и говорится – в реплике главного героя или в отрывке из какого-нибудь гримуара. Однако, есть исключения, например, в рассказе Л. А. Льюиса, “Haunted Air”, где воздушная тварь, похожая больше всего на “огромную обезьяну пульсирующего зелёного цвета”, не называется попросту никак, и читатель сам должен догадаться из контекста, что это за существо.

Процитируем на этот счёт мнение одного из пионеров реальных расследований случаев привидений, полтергейстов, болотных огней и прочих сверхъестественных феноменов Эллиота о’Доннела (1872-1965) :

“По-видимому, оно не было из обычной плоти и крови, но состояло целиком из некой светящейся материи, что напомнило свечение, которое испускает жук-светляк.”

<…>

“Как классифицировать этот феномен, я затрудняюсь сказать. <..> Этот вид призраков, т.е. ваграриан, часто видят дети. Это разновидность элементалов, и с моей т.з., являет собой реликты или потомков самых ранних попыток жизни на этой планете, возможно, результаты экспериментов по созданию полуфизических, полуэфирных тел – первичного по отношению к творению и отбору животного и растительного царств.

Вдобавок к силе материализации и дематериализации по желанию ваграрианы могут время от времени проявлять определённые действия в физическом мире. (см. Полтергейст – прим. пер.) Я слышал, как они, к примеру, двигают мебель, стучат в двери и в стены, и производят все прочие подобные шумы. Я использовал слово “потомки”, потому что ваграрианы, на мой взгляд, смертны и могут иметь репродуктивные способности.

Их можно встретить по большей части в уединённых, заброшенных местах – на сельских трактах, в пустых домах, пустующих скотных дворах и конюшнях, в рощах и, конечно, на болотах, а также на вершинах холмов и утёсов. По виду они являют собой карикатуры людей и зверей, либо же их гибриды, и обладают множество обличий. Я уже описывал их как высокие, худые фигуры с мелкими, шаровидными, либо плоскими, либо прямоуглыми, либо и вовсе звериными головами. Также есть и приземистые, коренастые фигуры с такой же вариативностью голов. Они поистине самые пугающие из всех фантазмов, так как, помимо их гротескности, они имеют совершенно дьявольское выражение своих глаз. Будто бы их оживляет могучая, бесконечная враждебность ко всем формам земной жизни. Возможно, это оттого, что они расценивают и людей, и зверей как узурпаторов их прежних неограниченных владений.”

Э. О’Доннел, “Ghostly Phenomena”

Теперь же позволим себе процитировать куда более старинного автора, а именно, скептически настроенного сэра Реджинальда Скотта, из его сочинения “Открытие Колдовства” 1584 года.

“Но оставим в покое воды и скажем немного о природе пламенных или огненных духов, населяющих горы Гекла, Этна, Пропо Шам и Поконци, где эти могучие воители держат свои дворы и замки. Некоторые полагают, что это не звёздные, но адские духи, проклятые души, прикованные на некий срок к этим пылающим горам за свои грехи. Мнение это достойно уважения, однако, следует отметить, что явления и звуки, шумы, грохот и лязг, слышимые в окрестностях исландской Геклы и в других местах, большею частью производятся отлучёнными (от Эфира?) звёздными сущностями, которые не способны ни на добро, ни на зло, но имеют промежуточную растительную природу и по растворении своего природного носителя снова возвращаются в первозданный Эфир.”

R. Scott, “Discovery of VVitchcraft”, Книга XVI, Глава IV, параграф 24.

“…земные духи <…> подразделяются на семь ступеней согласно местам, в которых они обитают, а именно – в лесах, горах, пещерах, на болотах, в рудниках, в развалинах, заброшенных местах и старинных постройках. Древние язычники знали их под разными именами: нимфы, сатиры, ламии, дриады, сильваны, кобольды и т.д. К ним же, в частности, относятся эльфы, обитающие по большей части в горах и в полостях земли и способные вызывать странные видения на земле, среди лугов или в горах, являясь в образах мужчин и женщин, солдат, королей или детей при высокородной матери, или же как всадники, одетые в зелёное…”

Ibid, Книга XVI, Глава IV, параграф 7-9

******************************************

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Например, персонаж донбасского горняцкого фольклора Добрый Шубин, хозяин шахты и покровитель шахтёров, даже спасающий их от обвалов.

Информация из Сети: “Шубин предстаёт в образе старого шахтёра, кашляющего по-стариковски, с ярко горящими глазами, волосатыми копытами. Шубин любит шутить: пугает шахтеров, внезапно разразившись во тьме смехом, или хватает за ногу. Обитает он якобы в дальних или в давно заброшенных выработках, где может бродить незамеченным. Обладает огромной силой. Шубин — настоящий хозяин подземелий.

Шубин отличается одновременно добротой, щедростью и в то же время чрезвычайной раздражительностью, злобностью. Доброжелателен он к честным труженикам, беднякам, а жесток и мстителен по отношению к наглым людям, особенно к угнетателям шахтёров. Шубин помогает рабочим, попавшим под завалы, но может под землей сбивать людей с дороги.

В апреле 2007 года горный мастер из Луганской области рассказывал: «Я услышал, что стало потрескивать. Мы перестали работать отбойными молотками, но гул все нарастал. Звук такой, будто по потолку кто-то топает ногами. У нас говорят, что это Шубин (дух-хранитель угольных шахт) бегает и предупреждает о беде. Поняв, что сейчас всё обрушится, мы бросились к выходу. И тут нас придавило». Возможно, что данный рассказ соответствует процессу развития динамики такого хорошо изученного явления, как горный удар, однако в данном случае именно поверье всё же спасло жизнь шахтёров, поскольку с физикой процессов горного давления они знакомы не были.

продолжение следует

..Следующее приключение Симона, «Барабаны Хаоса», имеют место в 33 году н.э. и составляет целую книгу. К сожалению, ограниченность места не позволила включить его в это собрание (хотя также ожидается публикация от Пикманс Пресс). В нём Симон встречает Иисуса из Назарета лично и… что ж, достаточно упомянуть лишь о том, что Иисус – это немного не тот персонаж, о котором мировая история будет впоследствии помнить, вероятно, в богохулической манере.

Хронологически следующая короткая история Симона из Гитты – это «Изумрудная скрижаль» (изначально опубликованная в Strange Sorcery #24, Rainfall Books, August 2017), события в которой происходят зимой 33-34 гг. н.э., после событий в повести «Барабаны Хаоса», однако ранее того, как Симон и Менандер разделяют свои туннели реальности и Симон отправляется навстречу египетским приключениям. Она отчасти вдохновлена (среди многих других вещей) знаменитым небольшим рассказом Кларка Эштона Смита «Уббо-Сатла». В нём современный англичанин, среди прочего пыльного оккультного хлама, находит хрустальный шар древнего чародея в магазине сувениров. Глядя в него, он отправляется сквозь временной поток вспять к самой заре Земли, где ему открывается источник всей жизни на планете. Последний – это и есть Уббо-Сатла, сущность коего представляет собой по большей части колоссальное болото первобытной протоплазмы. Это по факту вполне соответствует тексту Изумрудной скрижали (приписываемого непосредственно позднеантичному божеству Гермесу Трисмегисту), который утверждает, что «все вещи берут своё рождение из этого одного [источника]». Однако что же такое есть сама Изумрудная скрижаль?

Говоря вкратце, Изумрудная скрижаль представляет собой фундаментальный текст для средневековой и ренессансной алхимии и по-прежнему сохраняет своё значение. Мы не слышали о нём ранее его упоминания в «Книге Балания Мудрого касаемо таинств творения и природы реальности». Эта книга – псевдоэпиграф, приписываемый Аполлонию («Баланию») Тианскому. Как если бы Псевдо-Аполлоний сам был автором пульп-фикшена [остросюжетных триллеров], он заявляет, что обнаружил Изумрудную скрижаль зажатой в мёртвой хватке древнего мертвеца, сидящего на золотом троне, в склепе под статуей Гермеса в его родном городе Тиане. Это двойное утверждение достоверности/авторитетности в мире античном. Аравийские тексты прорастают во времени с 6 по 8 века н.э., тогда как вымышленный автор, Аполлоний, предположительно здравствовал в 1-м в. н.э. Скрижаль же, как считалось, являла собой откровение Гермеса Трисмегиста («Триждыучёный 'Ермес»), античного божества откровений и научно-магического гносиса. Он появляется во многих герметических текстах, к примеру, в «Пэмандре» («Пастыре человечества»).

Для любознатцев мы приводим далее отсылку сэра Исаака Ньютона на англицком латинского перевода Изумрудной скрижали:

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

ИЗУМРУДНАЯ СКРИЖАЛЬ

Ученики сказали Иисусу, «Расскажи же нам, каков будет наш конец». Иисус ответил им, «Открыли ли вы начало, чтобы спрашивать о конце? Ибо где ваше начало, там же будет и конец ваш. Благословен тот, кому удалось достичь начала, ибо ему ведом и конец, и не вкусит он смерти.»

— Евангелие от Фомы, высказывание 18

Всё, что вверху, подобно тому, что внизу, а всё что внизу подобно тому, что вверху. Тем совершается чудо одной лишь вещи, из которой происходят все остальные вещи в неизменности своей. Это есть талисманический отец всего мира, чья сила всеобъемлюща и может быть преображена в землю.

— Tabula Smaragdina

I. Hermes Trismegistus

..Вставленные в скобы факелы освещали глубокие ряды иероглифов, весьма древних, но по большей части различимых, занимавших все четыре стены и потолок. Цвет стен, бледно-алый, переливался в мерцании света, исходящего от факелов. Единственная фигура человека сидела, скрестив ноги, на тканом коврике в центре пола. Его внимание было сконцентрировано на приземистой зелёной свече, стоящей впереди. Его пристальные глаза, не мигая, выискивали что-то поверх широких, высоких скул, подобно человеку, несущему стражу на крепостной стене.

Ноздри его небольшого носа время от времени вздрагивали, как бы подчёркивая владеющие им отстранённые думы. Его волосы цвета ночи были собраны сзади бронзовым гребнем. Его одеяние состояло из грубого коричневого костюма и тёмно-зелёного плаща, драпировавшего его мускулистые плечи. Его гибкое тело, закалённое на арене, казалось, было готово в любой момент вскочить, чтобы встретить вызов. Однако в настоящий момент Симон из Гитты, известный также как Самаритянин, и ещё Филистимлянин, был погружён в трансоподобную медитацию.

Оплывающая свеча стояла между человеком и развёрнутым свитком. Симон, на манер мистиков, размышлял над тем, что он прочёл в Сефер Йецира, Книге Творения. Подобно им, он стремился восстановить самый момент творения мира, ибо это, как утверждали древние, должно быть ключом к спасительному знанию. Откуда происходят редкие Истинные Души, подобно ему? Это следует постичь, дабы возыметь возможность освободить божественную искру внутри себя. Для этой цели Симон изучил различные техники психического проникновения в запечатанное хранилище прошлого. Симон был гоэтом, магом-иллюзионистом, зарабатывающим себе на хлеб за счёт исполнения сбивающих с толку чудес для легко впечатлительных деревенщин. О да, он многое знал из наследия подлинного колдовства, что часто служило ему добрую службу в странствиях, однако было не слишком разумно снискать себе известность как обладателя подобных способностей. Эти силы столь же часто могли привлекать опасность, как и отвращать её. Однако в ещё большей степени он был философом, алкающим тайн Высшего Бытия, Абсолютного Гносиса. Именно этим он в данное время и занимался непосредственно.

Осмелившись нарушить одиночество своего наставника, юный ученик Симона, Менандер, проскользнул в комнату настолько бесшумно, насколько умел, и замер в ожидании. Спустя несколько минут он неуверенно положил свою руку на плечо Самаритянина и мягко спросил его, что же тот решил. Ему пришлось повторить это дважды, ибо Симон весьма медленно возвращался из своего кокона концентрации. Когда он наконец пришёл в себя, то ответил.

— Некоторые из путей в прошлое считаются очень опасными. Всем известна трагическая повесть о проклятом поиске Зона Меззамалеха, поглощённого Абхот. Он глядел в артефакт, который перенёс его сознание через эоны времени, пока Зон не узрел Абхот, коего иные именуют Уббо-Сатлой, первичным веществом всей подлунной жизни. Однако он так и не вернулся. И всё-таки уместно спросить, как же тогда кому-либо удалось узнать, что с ним произошло? Кто-то должен был вернуться, чтобы поведать эту историю. Именно так, при условии, что это более чем просто притча. Поэтому должен быть путь. Я владею кристаллом того злополучного мага из Мху-Тулана. Он стоил мне многих мер времени и драгоценностей, Менандер. Однако посмею ли я встретиться с его взором Медузы?

Засим Симон отпустил своего беспокойного ученика и вернулся к медитации, погружаясь ещё глубже, чем прежде.

Наконец он почувствовал, что кроме него в помещении имеется некое Присутствие. Внезапно свет стал иным. Свеча полностью выгорела, однако комната ныне была освещена даже ярче. Симон поднял свои глаза и узрел фигуру колоссальной стати, сияющую подобно высящемуся в гавани маяку. Её лик нельзя было рассмотреть из-за ослепительной яркости.

Волосы на загривке Симона встали дыбом. Он прикрыл глаза предплечьем, говоря:

— Кто ты, о Владыка?

— Я зовусь Трижды-Великим. Люди величают меня Гермесом и Тотом, третье же Имя не должно упоминаться ими. Я владею мудростью трёх состояний космоса. Я способен раскрывать суть всех вещей, истинно так. Что желаешь ты, Симон из Гитты?

— Лицезреть источник всего сущего, о божественный Гермес.

— Будешь ты удовлетворён в этом.

Тотчас же всепоглощающая тьма укрыла собой всё вокруг. Симон, полностью дезориентированный, парил посреди бурлящего хаоса, заполненного клубящимся дымом и оглашаемого раскатами грома. Затем голос зазвучал прямо из бездны: «Узри же происхождение жизни!» Тут же хаос начал возгоняться в рудиментарный порядок, и плещущееся море вязкой слизи заполнило собой всё пространство, насколько мог видеть Симон.

— Понимаешь ли ты, что зримо тебе? – спросил Трижды-Великий.

— Если не ошибаюсь, мой Господь, это есть Великий Абхот, что на языке моего народа означает «отцы».

— Хорошо сказано, Симон! Ты узрел то, что содержит все вещи в потенциальности, что вмещает в себя прообразы всех существ.

Симон склонил голову.

— Тогда позволь же мне найти путь душ, из которого приходит и к которому возвращается человек.

— Как пожелаешь, сын мой. Узри же, поведаю я тебе тайну! – ответил Тот-Гермес. – Семя света, что пришло из Плеромы Света, погрузилось в набрюкший мир плотной материи. Таковы есть зародыши душ. Они в виде тонких паров пребывают в области Цикраноша, избавленные от любой опеки, не знающие даже о своей собственной благословенности. По мере того, как они опадают, подобно осенней листве, от сферы к сфере, покрываются они характерной субстанцией каждой из них, и чем ниже, тем плотнее она, как и подобает их воплощению в том мире. Когда они принимают более плотные тела, то забывают о своём небесном существовании. Таково Отпадение Душ от божественного Эфира. Они льются вниз на подлунный мир подобно градинам, падающим в грязь, рябь же от их падений превращает спящие элементы в разнообразные формы…

— Так слышал я, о Великий, но…

— Если желаешь ты лицезреть это, то я предупреждаю тебя – не используй кристалл Зона Меззамалеха, если не хочешь повторить его судьбу. Вместо него, используй сиё.

Сущность раскрыла ладонь, в которой оказалась необычного вида кованая шкатулка. Симон взял её и открыл. Внутри покоилась многогранная гемма странной формы, кроваво-красного оттенка и полупрозрачной текстуры, с мерцающим сиянием внутри неё.

— Это есть окно во все времена и измерения.

Голос затерялся во внезапном шуме ураганного ветра, хотя Симон не почувствовал никакого движения воздуха. Он огляделся, только чтобы увидеть, что его гость пропал, а его место занял вернувшийся Менандер, избегающий смотреть на гемму. Вместо этого он передал Симону не менее замечательную реликвию — зелёную кристаллическую пластину. Её поверхность покрывали незнакомые письмена.

— Возьми это, учитель. Оно защитит тебя даже в астральной форме, по крайней мере, так нам рассказывал старый Досифей.

Симон же вновь погрузился в транс, а Менандер поместил пластину в оправу и завязал её вокруг живота учителя. Действие это было подобно тому, как первосвященники древнего храма Бетеля одевали священный эфод. Одевая его, этот божественный нагрудный доспех, они, по их словам, принимали на себя природу самого Иеговы.

*******************************

II. Гнилостное море

Симону казалось, что он нисходит всё дальше и дальше в прошлое, или же, возможно, погружается на самое глубинное дно подлунного мира земной жизни. Он почувствовал, что каким-то образом находится внутри алого самоцвета. Он проходил сквозь гротескные перспективы, в которых земля поднималась выше неба, и шпили ониксовых городов обрамляли луну, словно бы желая проткнуть её, подобно громадной дыне. Были там и невероятные формы жизни с рядами голов, соединённых подобно перепонкам у амфибий, и сонмы гномоподобных существ, которые, казалось, рикошетили об невидимые преграды, исполняя безупречные и фантастически сложные узоры ритуального танца. Он наблюдал калейдоскопы событий, крупных и малых, значение которых было совершенно непостижимо для него.

Наконец он достиг Бездны Абхот, клокочущей и пузырящейся.

Сквозь джунгли из папоротников, оттеняющие берега живого, протоплазмического болота, Симон узрел то, что некогда созерцал Зон Меззамалех, и что искал он сам – Древние Хроники, гравированные некой невообразимой до-человеческой дланью. Эти скрижали, по-видимому, были утоплены в первобытном болоте, чьи перекрывающие друг друга волны то скрывали, то открывали их записанные поверхности. Симон был слишком далеко, чтобы определить природу письма. Он знал, что едва ли ему удастся взять их с собой в этой астральной форме, однако, если он приблизится к ним достаточно близко, то сможет запомнить то, что в них записано, даже на незнакомом языке. Ему были известны заклинания для улучшения мнемонических способностей человека и ещё другие, делающие постижимыми иноземные языки, и он весьма неплохо владел ими всеми.

Столь сильно Симон был сфокусирован на объектах своего поиска, что не сразу заметил приближение новой волны существ, сырых, влажных и красноватых по причине быстро ветвящихся и соединяющихся вен. Существа не плавали в жидкости, скорее, они выделялись из неё, обретая форму прямо на его глазах! Некоторые из них, наделённые мигающими шарами, с любопытством похрюкивали у его обутых в сандалии ног. Прочие, имеющие более крупные формы, двигались вслед за первыми, очевидно, намереваясь напасть и пожрать его. Диктовали ли им это их собственные инстинкты или же они были лишь придатками самого Абхот, желающего сохранить свои тайны от пришельца?

Симон потянулся за своей сикой, которую он по обыкновению одел перед входом в транс. Однако он тут же усомнился, ведь подобно его одеянию и эфоду, оружие должно быть столь же лишено физического присутствия, как и он сам в этой астральной форме. Будет ли от него вообще какой-то прок здесь? Неуверенный удар сикой прояснил ситуацию. Симона озарила мысль, что в этой архаичной эре сама материя ещё не сгустилась в свою нынешнюю плотность. В древнем Манускрипте Сензара было сказано об этом достаточно. Посему его сика и его мышцы были столь же реальны, как и существа, которые ему противостояли ныне. Он взялся за дело с энтузиазмом, успешно рубя и кромсая химерных тварей, несущихся на него. Многие из них имели общие схожести с известными зверями, подобно тем, с которыми Симон сражался в пору своей карьеры гладиатора – медведями, львами, леопардами. Однако они всё ещё находились в процессе созревания, обрастая мехами и отращивая когти.

Не прошло и нескольких минут, как он понял бесплодность своих попыток, ибо разрубленные тулова убитых тварей быстро срастались заново, если только они не падали обратно в содрогающуюся массу Абхот, подобно дождевым каплям, возвращающимся в море.

Симону показалось, что он услышал шёпот. Да! Это был знакомый голос его ученика и иной раз боевого товарища Менандера.

— Симон! Изумрудная Скрижаль!

Мгновенное замешательство Симона отступило, когда он интуитивно ощутил, что должен соединить силу эфода с его гравированным сигилами клинком. К нему приближалось нечто, напомнившее ему легенду о Минотавре. Симон как раз нашёл момент, чтобы прикоснуться навершием рукояти своей сики к изумрудной поверхности, висящей на его животе, одновременно направив сику в сторону приближающегося монстра. Из её острия сверкнул зелёный луч, который, поразив минотавра, обратил того в чёрную, дымящуюся горсть пепла. Когда останки чудовища упали обратно в болото Абхот, протоплазменная масса мучительно вздыбилась, создав изгибающиеся волны, устремившиеся ввысь. По мере того, как Симон испепелял одного отпрыска Абхот за другим, волнения первичной массы слизи увеличивались по экспоненте. Сожжённые останки уничтоженных чад были определённо не по вкусу Бездне.

********************************

III. Потерянный призрак колдуна

Поcле того, как эти выплески биомагмы оседали на берегах Бездны Абхот, они тут же воссоздавались в дрожащие глыбы, увеличивающиеся в размерах. Это происходило потому, что каждый из них заново вбирал в себя ещё больше отвратительного желатина. Симону пришла мысль о свечах, в обратном времени растущих из оплывающего воска всё выше и выше. Какую форму они выстраивали ныне?

Человеческую. Отбросы спешно принимали узнаваемые антропоморфные очертания. Симон ожидал увидеть что-нибудь вроде мощных воителей, несущих оружие. Однако вместо этого, завершённые формы имели вид согбенных, пожилых бородатых мужчин! У одного или двух имелись конусоидные головы, которые напомнили Симону конические шляпы некоторых чародеев. Смутные и мешковатые контуры других фигур, вероятно, соответствовали многослойным мантиям, носимым ими при жизни. Симон наконец осознал, что это, должно быть, слепки с чародеев, которые, подобно Зону Меззамалеху, стали одним целым с Абхот в своих попытках узреть тайны, скрываемые им! Такова была судьба, которую он едва не разделил с ними. И даже сейчас Симон испытывал страх ввиду непосредственной опасности для души. Тем не менее, ни одно из этих ужасных чучел не предпринимало каких-либо угрожающих манёвров; они просто брели в его направлении.

Когда же он увидел туманное первобытное солнце, отблески которого играли на некоем небольшом объекте, зажатом в конечности одного из неуклюже бредущих големов, безумная мысль захватила Симона. Мог ли это быть призрак Зона Меззамалеха собственной персоной, держащего тот самый кристалл, чьи магнетические чары привели столь многих в эту паучью сеть душ?

Астральная форма Симона содрогнулась, как только воздух вокруг него сотрясся от внезапного раскатистого эха чьего-то голоса. Не было похоже, чтобы он шёл с какого-то источника вообще. Его звук ударил по ушам Симона подобно кузнечному молоту по наковальне. Повинуясь рефлексу, Гиттянин поднял свои глаза, силясь найти говорящего, однако не было такого. И всё же не могло быть ошибки в личности источника голоса – в этот раз им был не Менандер, но сам божественный Тот-Гермес!

— Симон! Ты должен уничтожить кристалл Зона Меззамалеха! Сейчас, или же случится непредвиденное!

В этом был свой резон, ведь гемма со всей очевидностью являлась источником многих преступлений и неудач. Однако нечто заставило Симона не поддаваться внушению. Пока он бездействовал, прогремел раскат грома. Слизневой фантом мага из Мху-Тулана подошёл ближе, всё ещё держа самоцвет. Он стал говорить, и чудовищные тон и тембр его голоса вызвали холодный озноб по телу Симона, душа же его затрепетала. Однако он внимал.

— О сын живых, слушай же и прими к сведению! Не должно тебе повиноваться гласу громовому! Я буду краток, ибо эта форма не может долго удерживать свои элементы вместе! – Тут он поднял кристалл выше. – Этот древний камень издавна пленял души искателей и учёных. Шар этот – разумная сущность, и он соблазняет тайны Древних Хроник искать и захватывать этих высоких духов. Он сводит их, нас, до уровня инертной материи, абсорбируя их в зловонную массу Абхот. Таким образом демиург Абхот и сотворяет своих отпрысков, т.е. всю жизнь на земле. О! О, моё время истекает!

Голос древнего мага становился неуверенным, искажённым. Он поспешил закончить мысль:

— Эти избранные души не подвержены смерти, но вынуждены переходить от одного материального носителя к другому, от эпохи к эпохе, пока, придя к познанию самих себя, они не будут способны в конце концов отбросить приторные оковы плоти и вознестись к давно утерянной Плероме Света, откуда некогда изошли они. Если же ты уничтожишь кристалл здесь, на заре жизни, то ты пресечёшь и будущее, включая твоё собственное!

Симон рискнул задать экстренный вопрос.

— Если так всё обстоит, тогда почему?..

— Разве не ведомо тебе третье Имя того, кто указывает тебе? Ибо это никто иной, как Ньярлатофис, Ползущий Хаос! С давних времён оплакивает он рождение Порядка посреди его возлюбленного Хаоса и желает воспрепятствовать этому. И это должно было быть исполнено тобой…

Слизневый фантом Зона Меззамалеха утерял всякую целостность своих составных частей и распался, что было неминуемой судьбой всех материальных существ, и чужеродный гром вновь прокатился над Бездной, а затем настала тишина.

Что же до Симона из Гитты, то потерял он сознание в одном мире и в тот же момент восстановил его в другом, в то время как Менандер тряс его, приводя в чувство в заполненной иероглифами катакомбе под Великой Пирамидой в Египте.

Как только двое вернулись извилистым путём прочь из подземного лабиринта обратно в их шатёр, Симон улыбнулся своему верному ученику, а затем провалился в глубокий, полноценный сон. Его визионерское путешествие истощило его силы, как телесные, так и духовные. Он проспал несколько дней; когда же наконец проснулся, Менандер был подле него.

— Учитель, ты отвратил ужасный рок, нависший над человечеством. Но, увы, тебе не удалось вызволить одну из тех желанных Древних Скрижалей!

— Разве не удалось, Менандер? – вдовесок он приподнял Изумрудную Скрижаль, которую носил на манер грудной пластины. – Мне посчастливилось увидеть, что гравировано на одной из них. Текст был тот же самый, что и на ней. Это – одна из Древних Хроник, возможно, единственная из сохранившихся. Именно так, до тех пор, пока однажды мы не найдём другую!

Примечания переводчика