В.Р.: (Запись большей частью неразборчива, передаю общий смысл.) Это из статьи, "Наука и жизнь", "зов Полярной звезды", известное явление. Когда полярное сияние вызывает достаточно мистическое воздействие — это случаи реальные — на природу человека. Человеку может так взглючнуться, что он и пойдёт себе на север, к Полярной звезде...

С. Логинов: Это может быть и из-за темноты, из-за чего угодно. Человек, живущий в экстремальных условиях, может глюкнуться реально из-за чего угодно. И соответствующая пресса может написать это и представить вот так. Всё хорошо, автор фантаст, написал вот так, что теперь все глюкнулись и, подобно тому, как лемминги в море идут, так эти босиком по снегу бегут за Полярной звездой, одному кажется, что там рубины падают, другому кажется, что там, наконец, тепло, третьему ещё что-то кажется... И единственного фельдшера, который разбирается в происходящем, стукнули табуреткой по голове. Точка.

Вот эта самая точка вызывает резкое недоумение. Ну хорошо. Суть рассказа: жили-были люди, потом на них шмякнулось, и они умерли. Это рассказ? Это не рассказ. Мы ничего не знаем об этих людях, мы ничего не знаем, как они дошли до жизни такой, заслужили ли они тем или иным способом эту, так сказать, мясорубку, которую устроил им автор. И что из этого дальше следует? То есть фактически нам дали маленькую людоедскую картинку, и говорят: "Наслаждайтесь". Тот, кто не хочет наслаждаться... Да, написано довольно прилично, я даже здесь, прочитавши, потом не стал выбирать конкретно — вот это слово, может быть, не очень удачно, а вот это очень удачно. Написано весьма пристойно. Но зачем этот рассказ написан? какая в нём человеческая составляющая? что отзовётся в душе родственным и близким?.. Далеко не все зимовали в тундре. Все вот эти самые глюки помрачённого сознания — чужды. С комаром в одной комнате зимовали (sic) все, и картинка становится ясна, близка, родна, и дальше, когда она доходит до сюрреализма, мы её воспринимаем — получился рассказ. Здесь — исходник чужд, и, значит, нужны люди, их проблемы и объяснение, почему вдруг их так съело. А этого ничего нет, и получилось, что и рассказа как такового нет. То есть это неудача.

Ну и диалоги... Зачем эти диалоги? "Повара не видал?" "Видел. Он Толяна зарубил". "Клёво. Нам больше достанется". "Чего?" "Рубинов". Ну... Я б сказал, что делать с этим рассказом. Но поскольку рассказ на две странички, то... мне тоже доводилось, да ещё, наверное, и доведётся в будущем писать рассказы на две странички, которые оказались неудачными.

В.Р.: Подождите. У вас на какой фразе заканчивается? Слово? Последнее?

С. Логинов: "Врёт фельдшер!"

В.Р.: Ну, всё нормально.

С. Логинов: "Врёт фельдшер!" Единственный человек, который разобрался, в чём дело, и никуда не...

В.Р.: Я думал, действительно на том моменте, где его табуреткой зарубил, а остальное как бы...

С. Логинов: Нет, "врёт фельдшер".

А. Кубатиев: Много таких рассказов и повестей, где человек остаётся один на всём земном шаре. Помните была чудная книжка детская "Пале один на свете"?

С. Логинов: Угу.

А. Кубатиев: Цыганова помнишь, "Птицелов"?..

С. Логинов: Цыганова? Да.

А. Кубатиев: ...где он идёт через зимний этот мир и не может до конца, не хочет верить, что он один остался. Полунина лучшая вещь была, "Дождь"...

С. Логинов: Какая "лучшая"?! Мы одновременно... я привёз свои "Часы" и Полунин свой "Дождь", он в половину того, что я в свои "Часы" написал, не сумел, а его вещь в четыре раза больше...

А. Кубатиев: Лучшая вещь Полунина.

С. Логинов: Но она же... всё равно...

А. Кубатиев: Не спорю. Но там, понимаете, зачем-то это всё есть. А просто нарисовать картинку, чтобы это всё было видно... Фантастика, она, к сожалению, мерзавка... в неё сам по себе заложен довольно сильный дидактический момент: если ты не поучишь чему-то, не выскажешься относительно чего-то — что-то не работает, видимо, какая-то существенная часть механизма. А самый ужас бывает, когда ты делаешь это прямо, как в "Карнавальной ночи", помните, когда он там редактирует клоунский этот самый номер, и говорит: "Вы прямо скажите: позор товарищу такому-то, который имеет половые связи на стороне". Вот. Чем непрямее здесь это делается, тем, как ни странно, это сильнее доходит.

 

 

(Продолжение следует.)

Дальше появляются некоторые недостатки. Слишком рано и слишком "в лоб", тем более для такого короткого рассказа, начинает автор создавать негативный образ своего дачника. Вот страшный образ комариного... этого самого, комариной штуки — создан сразу и удачно. А здесь он вскакивает... "брезгливо отёр пот с рыхлой туши". Ну за что же так? Мягчей надо, мягчей, постепенно...

А. Кубатиев: Само действие: представляешь, как он отирает всю тушу?

С. Логинов: Само действие. Ведь читатель-то себя уже как бы совместил с этим героем. Вот я, предположим, вскакиваю в ночи — ну да, потный, жаркий, да, разумеется, — но я никогда о себе не скажу: "туша"... хотя уж у меня-то есть... с чего отирать пот. И вот эта штука начинает: "А! Автор здесь — против героя!"

В.Р.: Ну, под конец...

С. Логинов: Вот автор может героя довести до чего угодно, вплоть до того, что в сортире утопить — но автор не должен быть против героя, не должен.

Так. "По животу бить оказалось удобнее, чем в ухо", когда комар начинает... Да, действительно. "Но едва ли приятней". Нет. (Сильно хлопает себя по животу.) А вот по уху я себя так не рискну. Так что — не пробовал автор...

В.Р.: Смотря куда попасть. Если поддых, то...

С. Логинов: Не пробовал автор раздеться и в душной комнате, в темноте ловить на себе комаров. Не пробовал. Да, по пузу бить удобнее — и легче. Не дай бог вот по уху себя саданёшь — плохо будет.

А. Кубатиев: Звону на полчаса и, так сказать, чувствуешь себя в лёгком нокауте.

С. Логинов: Угу. В***, лишние слова сами вычеркните. Особенно притяжательные местоимения. Так, вот опять хорошая фраза. Когда у него перегорают пробки, нет ничего, комара не поймаешь, и вот он находит свечки и спички: "Огонь, хвала Прометею!" Хорошо, хорошо. Вот тут начинаешь опять сочувствовать герою, всё-таки автор не окончательно его избивает. Ну, замечательно. Красивые слова, что комар "вальсирует в воздухе".

Понятно, о чём идёт речь. Товарищ ночью мечется по дому, пытается этих самых... двух-трёх, больше ведь не надо, туча комаров... к чему этот хоррор? Ну, здесь у него штуки четыре-пять.

В.Р.: Три.

С. Логинов: Три. Вот как раз тот самый идеал, когда три комара доводят человека до сумасшествия. И вот когда... — ну, пришлось мне отбрасываться от недоброжелательных фраз, я их вычеркнул бирюзовым цветом, но продолжаем сочувствовать герою — и когда он хватает швабру, или когда он начинает отмахиваться от комаров простынёй — ясно: боже мой, ведь не поможет простыня, да что ж ты делаешь, положь швабру, адьёт! Не торопясь бить надо, ты дай ему присосаться, ты потерпи, а потом — чпок! — насмерть. А он, дурак...

В.Р.: На живца он его уже ловил.

С. Логинов: Он на живца ловил, пытаясь под одеялом скрыться, выставив маленький кусочек. Вот это — это никогда не помогает. Никогда, поверьте человеку...

В.Р.: Помогает! Я ловил, и у меня помогало много раз.

С. Логинов: Это можно поймать и убить отдельного комара. Но от комаров это не помогает.

В.Р.: Желательно, около уха. Чтобы слышно было, как он пищит.

С. Логинов: Так вот, помогает реально от комаров — таки да, зажечь свет, обойти, сидящих на потолке поснимать...

В.Р.: Всосать их пылесосом.

С. Логинов: У меня нет пылесоса. Который вот так летит — аплодисментами (хлопает) аки моль — и вот это — это помогает. Минут на десять. Потом через какие-то щёлки новые приползут. Но за десять минут надо успеть уснуть.

А. Кубатиев: Ну это гиперболизация хорошая, доведение до абсурда.

С. Логинов: Да. Вот доведение до абсурда автор нам делает — размахивание сначала простынёй, когда читатель хватается за голову и говорит: "Братец, да ты же сейчас до плохого дойдёшь!" — потом расставление массы свечек... По уму свечку надо было ставить одну, и тогда они к свету потянутся, и там можно отловить. Этот дурак уже ставит много свечек, и мы знаем: "Братец, дело закончится худо". Дом, в котором стоит десять горящих свечей и носится адьёт со шваброй, — обречён, обречён изначально. В дом придёт зло. Здесь автор сделал хорошо. Нам жалко героя.

Ну и кончается тем, что он, гонясь именно за самым главным комаром, не удовлетворяется тем, что выгнал его в сени, гонится за ним туда — а там их много других, много — гонится за ним до туалета и с разгона... Я не знаю, что там за досточки в этом туалете. Обычно на туалет идёт половая доска, или "сороковка", по меньшей мере, либо "семидесятка", которую танком не проломишь. Очевидно, именно на этот случай. Но автор выстроил свой туалет из ящичных досочек, из не знаю чего. Бедный герой с размаху проваливается в очко, проломив, соответственно, дырку. Да, здесь хорошо сказано, что "центнер на бреющем полете — не мелочь", и поэтому мы в это верим, хотя элементарнейший расчёт — где там наш сопромат? — показывает, что не получится. Но мы верим, это фантастическое допущение автора.

А вот он туда падает. И тут уже понимаешь, что получает он поделом. Потому что туалет не выгребен. Потому что под домом оказывается яма такая, в которой возможно утонуть. Под настоящим деревенским домом такие ямы не делаются, потому что жить в этом доме будет нельзя. Но здесь вот есть.

И вот тут опять у меня появляется радостная "зелень", потому что автор сумел лаконично описать переживания товарища, который вмазался... в то, во что он вмазался. "Чуть трепещущая опарышами жижа..." Всё, картина создана. "...Доходила ему до грудей" — вот не надо было там "тушу", здесь всё сказано. Мы знаем, что центнер, мы теперь видим, что это рыхлый центнер. "До грудей".

А. Кубатиев: Я бы добавил: "отвислых". (Смех в аудитории.)

С. Логинов: Так. Не учи. Не порти человеку нарождающийся тонкий вкус.

А. Кубатиев: Нет, это ещё тоньше, до этого дорасти надо.

С. Логинов: И тут же немедленно идут лишние слова. "Если что ещё и". Не странное ли словосочетание?

В.Р.: "Ещё" убрать.

С. Логинов: "В глубинах из окончательно перебродившего отстоя". Во-первых, не может быть "окончательно" — он ещё вчера только или перед сном туда сходил и туда добавил нечто, что не успело перебродить. А если уже перебродило — это уже тогда не интересно, там уже опарышей не будет. Так что лишние слова, лишние.

В.Р.: В глубине — перебродивший, сверху — ещё свежий. Он же разделяется. Сантехнику поверьте.

С. Логинов: А я ежегодно разношу это дело по огороду. (Смех в аудитории.)

А. Кубатиев: Какая красотища...

С. Логинов: Два специалиста... (В аудитории становится шумно.)

В.Р.: ...маленькая дырочка, здесь — глобальный колодец...

А. Кубатиев: ...не хватает биофизика, который в этом выискивал бы...

С. Логинов: Откуда в деревенском доме глобальный колодец выгребной, к которому надо подгонять цистерну?

В.Р.: (Смеётся, говорит что-то про старые усадьбы.)

С. Логинов: Не знаю, этого не сказано. Мы можем представить себе дачный домик, мы можем представить деревенскую избу. Либо нужно показать, что это старая усадьба, или что он живёт в бывшем детском саду, где не вывозилось...

В.Р.: Это была локальная шутка...

А. Кубатиев: Ну это можно допустить, в конце концов.

С. Логинов: Ладно, можно допустить. А вот последний раз, когда... раз, два, три, четыре, пять, шесть восклицательных знаков, и ничего больше, — "взревел Николай страшным, вибрирующим басом" — либо здесь можно поставить многоточие и один... ну или, если вы очень любите восклицательные знаки, — три восклицательных знака... либо можно было попытаться написать что-либо нечленораздельное, не знаю, не буду подсказывать, и то, и другое не самый лучший вариант. А одни восклицательные знаки, напоминающие заборчик — это... если те варианты, которые я предлагаю, они нехороши, то этот совсем плох. Он ещё хуже. Вот так вот, что именно "взревел он" — подумать и сделать.

Ну и, понятно, бедняга сидит, вместо того, чтобы как-то там пытаться, стенки нащупать, вылезать, он думает: "Только бы, чтоб не засосало, главное не шевельнуться", — хотя надо бы выпростать руки и так по поверхности немножко... так действует человек, который намеревается спастись. А этот намеревается всё-таки прикончить комара. И вот эта идея доводит уже рассказ до полного сюрреализма. Хорошо сделано, когда в конце вот такая вот сюрреалистическая штука: комар на его измазанную дерьмом плешь пикирует — и он — бомс! — и вбивает себя с головой туда. Конец, хэппи-энд, все пляшут и поют.

Рассказ за небольшой стилистической правкой вполне закончен в своём безобразии и может быть напечатан в любом издании, которое согласится с сортирной тематикой. Да, действительно, сделано очень сочное, хотя очень неаппетитное описание, он короток, он энергичен, мускулист. Требует небольшой стилистической правки, с которой В*** справится. Ну а в остальном... хорошо.

 

 

(Продолжение следует.)

А. Кубатиев: Ну какой "гетеросексуальный"? Витман, отстал ты от времени. "Бисексуальный".

С. Логинов: А я что сказал? Ой. Ну оговорился. Бейте меня все. Так... Если в маленьком приморском городке...

Н.Д.: (Что-то говорит.)

С. Логинов: Так, можно я доскажу? А, вы не были, когда я предуведомление говорил по поводу того, имеет ли автор право слова. Не имеет. По идее, вы должны были написать всё так, чтобы это было в рассказе. Если вы вынуждены объяснять это читателю... Когда-то Жанна Александровна Браун сказала: "вы не будете стоять у газетного киоска и каждому, покупающему журнал с вашим рассказом, объяснять, что вы имели в виду". Всё должно быть в рассказе. Если этого не оказалось, и я этого не увидел, то это ваша вина, плохо написали.

Советское время, маленький городок. Раз в неделю семнадцатилетний парень или семнадцатилетняя девчонка гибнет от странной болезни. От какой-то чудовищной анемии, просто сохнет-сохнет-сохнет и исчезает. Вот тут уже, простите, землю носом рыть будут органы, они отследят каждого, кто с кем имел, где...

Из аудитории: Да какая разница?..

С. Логинов: Местные жители, какая разница! Маленький городок, я же говорю, в нём, предположим 20 000 жителей. И каждую неделю семнадцатилетний парень и девчонка, причём не из ханыг, не из пьяниц, не из алкоголиков, а ярко талантливый, умирает от таинственной болезни — значит, будут искать источник этой болезни. Никто ничего. А то, что они все, все до одного за месяц до этой болезни встречались с неким художником, а девчонки... не знаю, так сказать, как мужики, а девчонки с ним переспали, то значит — разносчик.

А. Кубатиев: Всё. Гонорею, простите меня, официально не лечили, пока не приведёшь, так сказать, источник наслаждения.

С. Логинов: Всё. Это же находится очень-очень быстро. Ладно, здесь у вас провал.

Девочка берёт, хватает, сжигает все портреты, кроме своего. И тут же выясняется, что как только портрет сожжён, в ту же минуту Женька и умерла. Она прибегает, это самое, героиня домой, ей звонок: "Что? Ну, Женя выздоровела?" "Нет, Женя умерла". "Бог мой, что ж я наделала, надо было вырезать дату и сжечь отдельно". Почему "надо было" — непонятно.

После чего она, очевидно, то ли вырезает дату, то ли не вырезает, но, во всяком случае, свой портрет она хранит. Куда девался этот самый художник Тимур — непонятно. Можно подумать, что он, наверное, вдруг... Знаете, вот был такой фильм "Голод" с вампирами, и вот эта самая сцена, вампир, которая... ну, кого-то она, вампирша, просто выпивала (здесь этого нет), а кого-то — занималась активно любовью, после чего этот в минуту старел и умирал. Один к одному, история умирания вот этой Женьки и других, чьи портреты лежат... А там были бюсты, помнится, в фильме "Голод"... стоят. То есть — несамостоятельность рассказа.

А. Кубатиев: Святослав Владимирович, я тоже опять напомню: если кто-то помнит, был несколько лет тому назад довольно скандальный, с большим флеймом в Сети сборник, "Контрольный выстрел в голову". И там был рассказ Кирилла Бенедиктова. Вот пока я слушал...

Из аудитории: "Гуманный выстрел в голову".

А. Кубатиев: "Гуманный выстрел в голову", да. И там вот, слушал я, до определённого момента вот этот рассказ — один в один. Бенедиктовский рассказ — не в упрёк автору хочу сказать — Бенедиктов гораздо более опытный человек, у него, так сказать, многое уже за плечами, он прописан, вот особенно в этом вводе, когда ситуация раскручивается, экспозиция вся эта начинается, гораздо мастеровитее. И вот, видимо, конечно, это очень соблазнительный бродячий сюжет. Но опять же вот, то, о чём мы уже говорили: не знаешь, что в твоей профессии или в избранном тобой занятии делается — повторишь чужие ошибки в удвоенном-утроенном виде, а ещё и своих наделаешь. Я более чем уверен, что если бы Н*** прочитала до этого этот рассказ, если она его не читала, то и свой бы она по-другому написала. Вот такое чудовищное, так сказать, наше занятие. Я просто понимаю, что этот же сюжет можно было бы написать гораздо менее уязвимым образом.

С. Логинов: Так, ну смотрю я, у меня какие здесь заметочки сделаны. Значит, вот когда этот злодей говорит: "Малыш, прими ванну, а я сбегаю в ресторан за вином", исчезает, бросает её одну в голом виде у себя в квартире, она... "Рука скользнула по стене, нашла выключатель..." — она, очевидно, в ванну пошла, честно, благородно пошла принимать ванну. Щёлк! (очевидно, в ванной) — и она видит портреты. В ванной. У меня было впечатление долго, что портреты сложены в ванной, и он зачем-то её туда специально послал, потому что "нечаянно" нет. Она всё это смотрит, там каких-то поэтов, и так далее, и так далее, думает: "Ага, я ещё жива, потому что кто ж захочет спать с трупом, он ещё не поставил дату моей смерти". "Размазывая слёзы, скомкала портрет, сунула в сумку, вернулась в спальню, сорвала со стен все портреты". То есть получается, что он её привёл в спальню, где портреты уже висели, и тогда она не обратила на них внимания. Ну ладно... "Сложила их в середине комнаты..." — очень, кстати, корявый оборот, "в середине комнаты". "Юркнула в кухню за спичками". При этом нигде не сказано, что она одевалась. Ведь она же вся... Описана масса мелких движений: скомкала портрет, расправила портрет, в сумку сунула портрет; но, простите, что она трусы натянула — этого нет, она продолжает всё это делать голая, и, кстати, когда она убегает, так и не сказано, что она оделась. "Я спасу тебя, Женька!" Ура, значит, поджигает. "Нет больше Женечки, умерла".

Свой портрет она сохранила, начинается следующая сцена. Один к одному всё с того же кинофильма "Голод". "7 июля 2008 года..." Прошло, соответственно, тридцать с чем-то лет, или даже сорок... так, там был какой? 76-й. Значит, 24 и 8 — 32 года прошло. Эта самая главная героиня так же точно, как героиня фильма "Голод" по-прежнему молода, прекрасна, ей восемнадцать лет, художник этот злобный куда-то делся и исчез... Помните, в фильме "Голод", подлинные вампиры, как только новые инициированы, сразу превращаются в стариков, рассыпаются кучей глины. Очевидно, этот злодейский художник рассыпался. Теперь вопрос: за счёт чего она, ваша героиня, поддерживает свою вечную юность? То ли за счёт портрета Дориана Грея, то ли, так сказать, теперь она кого-то отлавливает и... Очень уж много с вампирской этой историей у вас параллелей, и, значит, конец тоже начинает проситься на вампирскую тему. Но пускай, пускай я не смотрел этого самого фильма, и, значит... Я очень мало фильмов смотрел, это несчастье ваше, что я его видел. Пускай я не стану думать на вампирскую тематику, но всё-таки: с чего бы она теперь живёт вот так? Значит, можно было у этого самого художника его чудеса повернуть на добро: рисуй портреты, вырезай потом аккуратно ножничками даты жизни — и отправляй в жизнь прекрасных, вечно юных людей. Но он-то их до этого убивал!

Ну и... заканчивается... ничем. Да, вот я живу, и знаете, мне хорошо жить восемнадцатилетней, в кайф.

Из аудитории: Можно вопрос? А проблем у неё нет?

С. Логинов: Она переехала в Москву, где никто не замечает, что человек не стареет. Наверное, она меняет квартиры постоянно. Если уж вспомнить, вот эта самая вампирша, она была очень богата. Очевидно, всякая девочка семнадцатилетняя, обретя вот эту способность, становится чрезвычайно богатой. Это вопросы не ко мне.

А. Кубатиев: И ещё один дурацкий вопрос: она ведь была очень талантлива, то есть она должна была оставить след, то есть должна быть заметна. Это ведь прямо противоположно тому, что...

С. Логинов: Ну, дело в том, что кроме объявления о том, что она пишет талантливые... — "В чём твой талант?" "Я стихи пишу" — более мы не получаем никаких свидетельств талантливости героини. Мы просто получаем, что "А вот она теперь тридцать лет прожила". Может, она продолжала семнадцатилетние стишата писать, но, во всяком случае, поэтом знаменитым она не стала, мы об этом ничего не видим. Она просто живёт в своё удовольствие и время от времени задумывается: так кто же был тот, который мне вот так встретился и меня так удачно, простите, лишил невинности? Точка, все пляшут и поют. Рассказ повисает и оказывается ни о чём. Вот его основная беда.

Но, поскольку были вот эти самые зелёные строчки, были удачные вещи, это значит, что вы чувствуете слово. Вот теперь ещё попытайтесь чувствовать сюжет — раз, психологию — два.

И третье: каждый частный случай имеет право на существование. Но для того, чтобы частный случай был внесён в рассказ, в произведение — этому должны быть какие-то ещё дополнительные обоснования. У вас есть частный случай, который просто так сообщается, "потому что так было". Был я ещё мальчишкой, на ЛИТО университетском читают рассказ: там парень, девушка, у девушки брат. Брат и сестра вот эти вот, они очень любили друг друга, между ними разница была всего в четыре месяца... И народ вскидывается: "Это как это — четыре месяца между родным братом и сестрой?" На что автор встаёт и говорит: "А вот, такие вещи бывают". Бывает, что женщина забеременела, но у неё продолжаются месячные, так называемые "месячные из-под плода", такое иногда случается. И при этом она может через несколько месяцев забеременеть второй раз. Правда, когда первый ребёнок будет рождаться, у второго, как правило, случаются выкидыши. Но один раз на 20 000, 30 000 или 100 000 родов, тем не менее, выкидыша не случается, и спустя два, или три, или четыре месяца женщина рожает второй раз. Медицина знает такие случаи. Но. Для рассказа вот того это было абсолютно неважно, между ними могло быть два года, или пять даже лет разницы... ну, пять уже, кто-то из них уже сильно старше... погодками могли быть, или близнецами могли быть, что угодно. Это было неважно. Была всунута в рассказ лишняя сущность. Лишние сущности — особенно рассказ — не выдерживает. Либо это чем-то оправдано, либо отложите этот любопытный биологический факт для какого-нибудь другого рассказа. Вот, в частности, это я как раз говорю по поводу... Была, наверное, такая учительница, но для вашего рассказа это лишняя сущность.

 

 

(Продолжение следует.)

Из аудитории: В июле. В августе.

С. Логинов: Так, начало июля — это пора, когда она сдаёт вступительные экзамены. Она едет в колхоз, если она студентка... абитуриентка, в августе, а в некоторых институтах и в сентябре. Я ездил на картошку в сентябре. Значит, какие-то другие...

Из аудитории: У нас в августе.

С. Логинов: В августе. В августе помидоры никто уже не пропалывает, их уже собирают. То есть надо вот такие мелочи... Разумеется, невнимательный читатель проскочил мимо, проскользил и не заметил. Но внимательный автор должен совершенно чётко представлять, в какой именно месяц, период его герой делает то или иное.

Дальше. Возвращается, осенью, очевидно, в город — обнаруживает, что лучшая подружка, хохотушка и прелестница, заболела, бледная тень. Носит ей фрукты... "Она пересыпала их в тарелку и ставила на подоконник". Какие осенью на юге фрукты, которые можно "пересыпать"? Вишня, черешня давно отошли.

Из аудитории: Крыжовник. Малина.

С. Логинов: Крыжовник ягода. Это ягоды. Фрукты — яблоки, груши, персики — уже не очень пересыплешь.

Из аудитории: В том году были маленькие персики. Они резанные были.

С. Логинов: Персики? Это жардели были, а жардели к этому времени отошли. Они маленькие.

Из аудитории: Семечки. Лук, укроп. (Смех в аудитории.)

С. Логинов: А теперь обратите внимание, какое развесёлое пошло обсуждение, и как смеются, и часть из этих смешков относится и к автору тоже. Часть и мне, как провокатору, но часть и автору. Почему? Да потому, что слово подобрано не вполне точно.

Из аудитории: У классиков тоже встречаются странные вещи.

С. Логинов: Ой, у классиков встречается и не такое.

Из аудитории: Вертинский, "И сыплю им в шампанское цветы". Как можно цветы сыпать в шампанское? Либо измельчить и насыпать, либо шампанское в таз вылить и туда насыпать.

С. Логинов: Шампанское наливалось в ванну, насыпались цветы, а потом купалась в этом деле барышня.

Из аудитории: Может, у них там таз на подоконнике, в него высыпать вполне можно.

С. Логинов: Нет, не таз. Читаю: "пересыпала в тарелку". Фраза получается неточная. Вот момент такой, действительно: слово оказалось неточным, можно найти множество объяснений, но, тем не менее, слово оказалось неточным. Если б было точное слово — никто бы здесь сейчас спорить не стал. Все бы сказали: "Ишь, какой красивый образ создан". А тут... Вот основная посылка данного... как он там?.. мэсседжа... ой, какое слово знаю.

Замечательно, девочка ходит, переживает... о, нет, тут зелёное есть... и опять, значит, мучается по отдельным моментам. Опять, так же, кстати, как у И***, красивое какое-нибудь, приятное, точное сравнение — немедленно в пару с чем-нибудь очень плохим. Плохой, отвратительный врач, который, по мнению героини, её подругу довёл до предсмертного синдрома, обзывается "ослозубый тип". Можно представить, портрет нарисован: вот эти вот зубы со сточенным дентиновым слоем, который у травоядных, — да, это всё, карикатура, есть, припечатала. "...С пеной у рта" — это штамп. К тому же — перебор, дикий перебор: "ослозубый тип с пеной у рта доказывает". Это уже... карикатура. Вряд ли вы хотели здесь вызвать нервный смех.

Из аудитории: Ослозубый тигр.

С. Логинов: Она приходит, говорит: "Привет, Женя". "Девушка, лежащая на кровати..." Вот, кстати, именно в этом месте, может быть, и можно "девушку", потому что она смотрит: вместо моей знакомой Женьки — какая-то девушка. Здесь, в данном конкретном случае, можно. Но когда героиня у нас уже... познакомились, мы уже за неё переживаем и так далее, начинать её называть "девушкой" (в других местах это есть в рассказе в этом) — это не очень хорошо.

А вот замечательная фраза, которая мне просто очень понравилась, с которой я Н*** поздравляю. Когда она описывает умирающую подругу: "жилки, такие же синие, как надпись "Минздрав" на больничном белье". Хорошо. Всё: и больница, и умирающая в больнице девчонка. То есть можете. Хотя ещё далеко не всё (...).

Ну ладно. Болеет, болеет, болеет, а эта переживает, переживает, переживает — вот уже вторая страница из семи. Немножко длинно. Затянуто начало.

Сколько не переживай, но, тем не менее, надо и жить тоже. Вот она начинает вспоминать что-то там в детстве, совершенно корявая штука: "Пропаганда религии могла здорово навредить карьере". Она вспоминает, как она ещё десятилеткой сорвала урок, сказав, что в такой-то день шить — грех.

Н.Д.: Да это реальная история.

С. Логинов: Ну, значит, там учительница была — дура абсолютная, потому что когда идёт вот эта самая педагогика учителям будущим, это их напрямую учат, что дети могут притащить массу глупостей, суеверий (в те времена к суевериям относилась и общая вера тоже), и на этом нельзя акцентировать внимание, потому что таким образом мы производим закрепление таких вещей. Это можно было свести на шутку, что-то ещё сделать, и так далее, просто отмахнуться: "Ой, господи, какая глупость". Но нельзя акцентировать внимание и, тем более, вызывать. Значит, учительница — дура, такие бывают, но у вас о чём рассказ, о Женьке и её бедах или о дуре-учительнице?

Н.Д.: Можно сказать? Это я написала для того... потому что был Советский Союз, и если б я этого не написала, если б девочка была обычная, как все другие дети, то до неё бы просто не дошло потом, что было дальше. Поэтому я ввела бабушку, и поэтому вот эту историю. (...)

С. Логинов: Хорошо, я понял. Бабушка там... так, люди, я сказал что-нибудь против бабушки? Я вообще о ней ничего не говорил. Бабушка там к месту. Я сказал что-нибудь о её взглядах, то, что бабушка ей что-то внушила? Тоже не сказал. Я сказал против вызовов родителей, вот этого самого шитья политического дела и так далее. В 70-е годы ничего такого не шилось.

Н.Д.: Нет, это просто мама моя это вот сделала, и действительно... Ну, она так на переменке подговорила девчонок, что нельзя шить, грех шить...

С. Логинов: Так это просто хулиганство, срыв урока. Могли вызвать за хулиганство, но не за, как у вас здесь написано... пропаганда религии и угроза для карьеры папы. Этого не было даже в 30-е годы. Только если под папу кто-то копал уже. Вот в чём дело. Просто я жил в то время, чуть позже я преподавал в школе, и нам это говорили, напрямую, в лоб, что вот нельзя в таких моментах делать то-то и то-то — навредишь, себе хуже сделаешь.

А. Кубатиев: За такой скандал могло руководство школы так нагреть. Лучше замолчать всё это, забить куда-то.

С. Логинов: Да-да-да-да-да. Тем более что конец 70-х — время "застоя". Идеально: само изноет, только не надо нам политических дел. Так, это вот неудачный кусок, ну ладно...

Зачем-то идёт на кладбище... Зачем идёт героиня на кладбище? Для того, чтобы увидеть там портрет девушки, которая потом будет... которую она потом узнает. Кстати, я не уверен, я боюсь соврать: в 70-е годы делались уже портреты на граните или ещё нет?

Из аудитории: Делались.

С. Логинов: Уже делались. Я просто плохо помню, в основном делались эмалированные вот такие штучки.

Так, ну ладно... Вот описание автомата с газировкой, всё очень хорошо... Немножко много подробностей. Наверное, жестче надо подходить, жестче отбирать приметы времени, потому что мы уже на третьей странице из семи, а сюжет всё ещё не начался. Слишком длинная преамбула. Подумайте: вот, скажем, газировка хороша — но тогда убрать там что-то до этого.

"Капля дёгтя в океане праздности". Вот это вот немножко непонятный неологизм, и к тому же слово "праздность", насколько я понимаю из контекста, приводится как пример праздничной, радостной жизни. "Люди разговаривали, радовались, шутили, и я чувствовала себя каплей дёгтя в океане праздности". "Праздность" — это безделье.

Н.Д.: "Праздность" — это именно праздность. Это курортный город, туда приехали люди отдыхать.

А. Кубатиев: "Праздность" — это качество и образ поведения. А это что-то немного другое. Вы знаете, мне понятно, что вы хотели сказать, но я это долго и мучительно постигаю, а если фраза, так сказать, не упала как ножницы в пол — ну это уже, значит, потраченное время.

С. Логинов: Так, ну... Да, конечно, я слыхал многократно: "Дэвушка, пачиму вы такая одна? Дэвушка, дэвушка, куда вы уходите, стойте, дэвушка!" Ну, так... знакомились. И, может быть, кому-то и удавалось познакомиться. Но уже самый выкрик "Эй, девушка!" означает такой вот... апофеоз пошлости. Да, кавказской. Художник так не скажет. Её окликает художник. Подберите, какое именно слово может сказать. Я не художник, и я никогда не знакомился на улице с незнакомыми девушками. Ой, "не знакомился с незнакомыми"...

Из аудитории: Пора начинать.

С. Логинов: Поэтому мне тяжело сказать, как он скажет, — но не так. "Давайте я напишу Ваш..." — об этом (о словах "вы", "ваш" и т.д. с прописной буквы) уже говорилось... — "...портрет".

Заявляет он целый ряд пошлостей. "Такая красота должна быть увековечена". Ну хорошо, пошляк, тем более, что это отрицательный, как выясняется потом, герой, да не просто отрицательный... Но зачем же опошлять при этом вашу героиню, которая на вот это покупается и немедленно идёт как прикованная...

Это уже начался сюжет. Она приходит... Сначала садится, он её рисует, при этом восхищается-восхищается, потом говорит: "А какой талант?" — ему это важно знать, потом он ещё спросит, когда родилась, — это для него тоже важно (...) Всё хорошо, хорошо... "А теперь идём ко мне".

Я согласен поверить, что он — демоническая натура, что с одного его взгляда... он выбрал жертву так: тыц! — и она уже пошла, даже он не успел сказать ничего. Но я не верю и не хочу верить, что она пошла, загипнотизированная вот этим аккордом пошлости. Здесь должно быть что-то иное, чем стандартные приёмы неудачливых уличных ловеласов. То есть сцена прописана, когда семнадцатилетняя девчонка идёт к этому тридцатилетнему уличному художнику домой, — она психологически неубедительна. Да, она с первой минуты смотрит на него: "Боже мой, этот человек..." — для семнадцатилетней девчонки тридцатилетний мужик — это старпер, он не может быть...

Из аудитории: Неправда, неправда.

С. Логинов: Ну хорошо, поверю, поверю. Но в любом случае это надо описать так, чтобы читатель мог в это поверить. А пока что нам показывают пошляка уличного. Ладно, приходят, рисует, рисует, рисует... "ТАКИХ ЛЮДЕЙ", всеми заглавными буквами... Ну не может бедняга сказать ни одного слова, от которого девушка потеряла бы голову и, так сказать, рванула к нему в постель. Автор вынужден пользоваться большим шрифтом, хорошо ещё, что не курсивами и не жирным шрифтом.

 

 

(Продолжение следует.)