Сказку братьев Гримм "Белоснежка и семь гномов" знали все советские дети. А ведь это удивительно: откуда знали? Мультфильма Диснея нам не показывали, в массовых сериях отдельными изданиями эта сказка не выходила (в толстых сборниках была, да и то не во всех). Ещё ведь пытались, наверное, лишний раз не упоминать, чтобы не создавать конкуренции пушкинской "Сказке о мёртвой царевне и семи богатырях".

У меня показатель популярности детской сказки — её упоминания в "Весёлых картинках" и в "Колобке". Обычно к таким популярным сказкам сам собой собирается некий набор картинок разных художников. Но к "Белоснежке" отыскалась только одна картинка из "Весёлых картинок" 1971 года (ноябрьский номер). Автор — замечательная художница Т.Колюшева. Стиль — девчачий.

У западных художников иллюстраций к "Белоснежке" не счесть, я могу только случайно какие-то сюиты выхватить (из тех, что у нас издавались или в Интернете доступны). Но и у отечественных художников всё же набирается значительное количество комплектов иллюстраций к "Белоснежке". Начать стоит с отдельного провинциального издания: "Белоснежка и семь гномов" (Петрозаводск: Карелия, 1981). Раз издательство "Карелия" — значит, художники хорошие. А тут сама Тамара Юфа.

Юфа — это "северный модерн" в советское время. Намеренная стилизация, но от души — этот стиль был для художницы родным.

Сканы жёлтых разворотов я делал со своей книжки, остальные сканы страничных иллюстраций взял с сайта "Картинки и разговоры" из-за их большей контрастности и белизны фона (может быть, и зря).

При обзоре "Белоснежки" придётся считаться со множеством пересказов на русский язык, иногда довольно вольных. Иллюстрации следуют за текстом конкретного перевода, поэтому могут разниться в отображении каких-то моментов. В этом карельском издании пересказ "Белоснежки" принадлежит некоему Ю.Пластову, отметившемуся, скорее всего, только одним этим пересказом. Но теперь сказки братьев Гримм изданы в серии "Литературные памятники". Соответственно, имеется академический перевод — пусть не красивый, но гарантированно точный. Будем проверять.

У братьев Гримм совершенно волшебный зачин, отличающийся немецкой чёткостью, переходящей в дотошность.

цитата

Однажды в середине зимы, когда хлопьями валил с неба снег, сидела королева у окна — а рама его была из чёрного дерева — и что-то шила; а за шитьём то и дело поглядывала на снег. И вот уколола она себе иголкой палец, и три капли крови упали на снег. И так хороша была красная кровь на белом снегу, что королева подумала: «О, если бы родился у меня ребёночек, белый, как снег, румяный как кровь, и черноволосый как дерево этой оконной рамы».

А у нашего пересказчика вступление к этой сказке братьев Гримм — подражание зачинам сказок Андерсена. Удивительное отсутствие чувства вкуса и меры у пересказчика. Художнице приходится следовать тексту — на первом развороте в рисунках тоже диссонанс.

Как пишут в академических комментариях, в оригинальной необработанной записи сказки завистливой к красоте Белоснежки была её родная мать, которую братья Гримм заменили на мачеху при подготовке сборника к печати. Убоялись архаики.

1) Мачеха — злодейка, но красивая, как утверждает волшебное зеркальце. Юфа и рисует красивую женщину в антураже средневековой готики.

2) Наш пересказчик обогащает сухую гриммовскую схему своими вставками. У него подрастающая Белоснежка — чумазая среди дворни, поэтому мачеха её всерьёз не воспринимает. Пошла золушкинская линия! Но быстро сменяется другой линией: какой-то старый (видимо, мудрый) художник по собственной инициативе нарисовал портрет Белоснежки. Для чего это всё пересказчику? А вот для чего: только сейчас, после портрета (который приукрашен, конечно), зеркальце прозрело и выдало королеве-мачехе горькую правду о том, что юная дева теперь первая красавица.

3) Дальше пересказчик ещё много чего навыдумывал про принца-жениха (всё только о подвигах мечтал, но как Белоснежку увидел, так сразу и т.д.). Но пора было возвращаться к сюжету. Королева-мачеха вызывает к себе лесничего, велит Белоснежку в лес отвести, убить, сердце вырезать и принести, чтобы королева его съела (это близко к тексту братьев Гримм).

1) Лесничий, понятно, Белоснежку пощадил, а королеве-мачехе принёс ливер от дикого зверя.

2) У братьев Гримм Белоснежка "пустилась бежать и бежала по острым камням через колючие заросли, а рядом носились дикие звери, но они не тронули её". Вроде бы, у слезливого Диснея в мультике дикие звери не только не тронули Белоснежку, но и защитили её от холода. Это будет у некоторых западных иллюстраторов. У наших иллюстраторов, конечно, — нет.

Но в этой книжке пересказчик тоже был в некотором роде советским Диснеем. У пересказчика

цитата

Cиним туманом поднимались из лесных озерков длинноволосые русалки и манили Белоснежку:

— К нам, дитя! К нам!

Русалки — это уж совсем как в немецких романтических балладах. Пришлось Юфе русалок рисовать. Впрочем, она была не против — хорошая тема для "северного модерна".

Пересказчик, кстати, не угомонился. Там у него ещё "со старого дуба клочьями свисала зелёная борода Лесного Царя. Хорошо ещё, — пишет пересказчик — что он крепко спал!". Нажрался Лесной Царь младенцев и спит.

Наверное, немыслимо было бы для крестьянской сказки представить себе невинную девицу в обществе мужланов, живущих в лесу. Это только Пушкин мог себе позволить в просвещëнный век. А для братьев Гримм гномы, конечно, представляются идеальным выходом для ситуации.

В XX веке для детской книжки это сожительство Белоснежки с гномами и вовсе представлено Юфой как забавы юной воспитательницы детского сада с подопечными.

Первое покушение. У братьев Гримм королева, изменив внешность, продаёт Белоснежке шнурок, которым и затягивает ей платье, отчего Белоснежка замертво падает (а гномы догадались расшнуровать платье). У нашего пересказчика Белоснежке повязывают ленточку на шее. Тоже убоялся архаики.

Потом был мертвящий гребень для волос, который гномы тоже догадались вытащить. А уж потом — яблоко.

Яблоко было отравленным только с одной половины — румяной. Королева при Белоснежке с аппетитом хрустела нормальной половинкой яблока, а Белоснежке, конечно, досталась отравленная. Братья Гримм этот момент с немецкой дотошностью излагают. Наш пересказчик к концу повествования устал — у него королева тоже при Белоснежке есть роковое яблоко, но никто не объясняет детям, почему королева осталась жива, а Белоснежка, отведав того же яблока, умерла.

Юфа решила фрагмент с хрустальным гробом не иллюстрировать.

У братьев Гримм сложная психологическая сцена: незнакомый королевич обнаруживает хрустальный гроб с нетленной Белоснежкой. Он просит гномов, чтобы они продали ему гроб с телом — те отказываются. Тогда он просит подарить ему эти вещи — и гномы соглашаются. Слуги несут гроб, спотыкаются, кусок отравленного яблока выскакивает изо рта Белоснежки — она оживает.

У нашего пересказчика — принц был официальным женихом Белоснежки, он в горе блуждал по горам, нашёл гроб, узнал Белоснежку, без спросу бросился в слезах на гроб — так, что тот разбился. Белоснежка ожила. Понятно, от кого идёт такой вариант концовки. Как это ещё пересказчик гномов на нормальных мужиков не заменил! Ну а раз не заменил — Юфа и рисует инфантильных лилипутов на свадьбе.

Конечно, эти инфантильные лилипуты — совсем не немецкие гномы, которые гордые и опасные. Но художница не виновата — это опять наш пересказчик намудрил:

цитата

Свадьба Белоснежки и принца была весёлой и пышной. И добрые гномы пировали вместе со всеми. Только их никто не заметил — уж очень они маленького роста.

У нашего пересказчика напоследок вновь оживилась фантазия. Королева в бешенстве растоптала зеркало. Оказывается, на зеркале была надпись "Кто меня разобьёт — тот разобьёт своё сердце". Сердце, понятно, разбилось. "Вместо красавицы все увидели отвратительную колдунью с огромным носом и горбом". Вот здесь наш пересказчик заслужил бы одобрение академического комментария: там написано, что в сказке всё указывает на то, что королева-мачеха — это ведьма (а прямо не называется). Но Юфа эту сцену всë равно рисовать не стала.

У братьев Гримм конец королевы-мачехи более предметен. Свадьбу справляли в замке жениха. Королева не смогла с собой совладать и поехала на свадьбу. Слуги (для которых она не была их непосредственной королевой) её схватили, надели на неё железные раскалённые туфли и заставили танцевать в них, пока королева не умерла. Посмотрим, может кто из западных художников это изобразит.

Импульс юбилейного пушкинского 2024 года не затухает. Масштабные проекты реализуются и в 2025 году: издательство "Проспект", специализирующееся на юридической литературе, не так уж редко выпускает иллюстрированные книжки. В этот раз — все пять сказок Пушкина в иллюстрациях И.Шаймарданова.

Шаймарданов уже свой человек в пушкиноведении. Это и "Повести Белкина", и пушкинская лирика, и недавний "Евгений Онегин".

Сегодня смотрим "Сказку о золотом петушке".

Шаймарданов окончательно определился со своей манерой. Он узнаваем и, как следствие, однообразен. Для успеха "узнаваем" важнее.

Кажется, Шаймарданов вполне мог бы стать лицом современной детской массовой иллюстрации. Его манера отличается одновременно и свежестью, и традиционностью. Если вспомнить "рассказы в картинках" из "Весëлых картинок", то там тоже карикатуристы на первых ролях были. Издательство же "Проспект" демонстрирует понимание современных родителей маленьких детей: сомнительные сцены классика в тексте остаются, но иллюстрации к ним не заказываются. Тенденции такие в секторе детской литературы, конечно, уже лет пятнадцать накапливались. Но вот, наконец, у этого художника и этого издательства получается что-то не топорное, а — по крайней мере — деликатное.

Для массового сектора это хорошие новости. А высоколобые художники и высокохудожественные издательства у нас и так гораздо раньше сформировались.

Самобытность сюиты Шаймарданова к пушкинским сказкам проявляется на титульном развороте: там всегда присутствует сам автор. Вот здесь Пушкин беседует с Золотым петушком, пытается выяснить тëмные места в повествовании, мотивы героев, скрытые пружины...

Но втуне: петух хранит тайну. Поэтому разгадки не будет и в рисунках художника.

Царя Дадона наши художники изображают в русском допетровском одеянии (как и всех царей в русских сказках). Попыток перенести "Сказку о золотом петушке" на западно-европейскую почву вроде бы не было. Но вот Шаймарданов делает в этом направлении осторожный шаг. У царя Дадона одежды длиннополые, но покрой какой-то не наш и корона смахивает на папскую тиару.

Сюжет давно известен, все мыслимые мизансцены художниками отработаны. Шаймарданов как юморист находит что-то новое. Сначала царь на троне держит дистанцию с просителем-звездочëтом, но потом панибратски с ним сближается.

Вряд ли это по-пушкински, но... Новые времена, новые интерпретации (каким должен быть в наши времена царь-отец). Осовременивание классики в книжных иллюстрациях — как осовременивание классики в театре.

Дистанция и панибратство — приëм используется повторно.

Царь Дадон склонился над военными картами. Современная война требует от царей знания топографии.

А вот дальше — стоп. У художника включается автоцензура. Самый драматический момент: царь Дадон вышел со своим войском к полю битвы.

1) Где убитые сыновья перед шатром Шамаханской царицы? У всех художников были. И сказка давно детской считалась...

Помню, в начале 1970-х, в дошкольном детстве книжку-раскраску по этой сказке разрисовывал, так богато красной акварелью пятна на телах царских сыновей вокруг воткнутых мечей выводил. Все хвалили за реализм...

2) Неделя, проведëнная в шатре Шамаханской царицы, дана намëками. Прервалась краткая эпоха правды, когда детям показывали хотя бы пьяного царя (тут)...

Народ встречает царя Дадона. Очень похоже, будто "народ безмолвствует". Это не случайно. Шаймарданов ещё и цикл иллюстраций к "Борису Годунову" анонсировал. Ой, что будет...

Вялая торопливая расправа над Дадоном.

Возможно, юмор — это единственное, что способно спасти классику для круга детского чтения. Запад давно пошёл по этому пути (картинки там встречаются по-настоящему смешные, нивелируют мрачное содержание).

В 2019 году в издательстве "Энас" выходили "Повести Белкина" в иллюстрациях нашего старейшего художника А.Рейпольского (на фото сверху).

В этом году "Речь" переиздала "Повести Белкина" (в своëм оформлении) и, кроме того, выпустила с иллюстрациями Рейпольского остальную прозу Пушкина — три книги (на фото — внизу).

Сюиту к "Повестям Белкина" мы уже смотрели (к каждой повести отдельно — начало здесь). А "Пиковая дама" — это новая сюита. Еë и посмотрим.

Всякий раз, встречаясь с иллюстрациями Рейпольского, пытаюсь понять их место в современной (последнего полувека) книжной графике. Рейпольский — это нежные акварели с меланхоличными стройными персонажами. В этот раз, пока заказанную книгу ждал, придумал, что Рейпольский — это ведь как Брюллов, который знаменитый акварельный портрет Натальи Гончаровой-Пушкиной сделал. У Рейпольского все героини такие — вон хотя бы Маша с обложки "Капитанской дочки".

Так что Рейпольский будто бы — настоящая реинкарнация пушкинских времён. Хорошее объяснение, мне понравилось. Но не для этого раза. Нынешняя сюита Рейпольского в другом стиле — скорее всего, в футуристическом.

Сначала всë шло хорошо. Очаровательный форзац. Всё-таки Рейпольский — настоящий академист эпохи ампира. Адмиралтейство и Зимний дворец.

Хотя совсем не обязательно, что рисунок на этом форзаце создавался под "Пиковую даму". Чего Германну в Зимнем дворце делать?

Вот фронтиспис точно не создавался специально для "Пиковой дамы". Он взят из сюиты к "Повестям Белкина" (2019) и используется "Речью" для всех прозаических книг Пушкина в иллюстрациях Рейпольского.

В этих начальных иллюстрациях ярко проявляется такая особенность техники Рейпольского как тщательность отделки рисунка, часто переходящая в зализанность (что очень хорошо сочетается с опрятными и всегда спокойными персонажами художника).

А вот шмуцтитул к Первой главе специально сделан для "Пиковой дамы". И здесь ни о какой тщательности отделки речи не идёт.

Сначала подумал, что " Речь" опять попалась на своëм идеальном воспроизведении подлинников — старые-то художники привыкли к стандартному качеству советской полиграфии, когда все мелкие детали сливаются. Потом понял, что это всë-таки подготовительный эскиз художника: прикинуть композицию, распределить цвета. Это черновой рабочий материал. Как он попал в книгу?

Для сравнения: следующая иллюстрация в Первой главе. Мизансцена почти такая же. Эту иллюстрацию можно принять за законченную — размытость свойственна акварельным рисункам, некоторые художники специально усиливают чувство зыбкости. Но для творчества Рейпольского подобные приёмы не свойственны.

Удивительно в иллюстрациях к Первой главе, что в них нет молодой красавицы-графини, блиставшей в Париже в прошлом — осьмнадцатом — веке. По-моему, ни один художник этого сюжета не упустил. А у Рейпольского его нет. Дерзко художник нарушил каноны! Или всё-таки просто не успел толком закончить сюиту, и даже отдал для закрытия прорехи совсем уж рабочий эскиз?

Более привычный по технике и внутреннему содержанию рисунок открывает Вторую главу. Это у нас старую графиню одевают — и Пушкин пока вполне сдержанно отзывается о её глубокой старости. Это потом, в сцене раздевания в конце этого длинного дня, Пушкин обрисует отталкивающий образ старухи (и большинство художников это нарисуют). А Рейпольский такого не любит, у него все персонажи красивые. Даже и старая графиня красивая дама — со следами былой красоты, как говорят.

Следом идут портреты молодых героев. Лиза, конечно, очаровательна. А вот с Германном — что-то не то. У всех художников Германн — демонический герой, или уж трагический, по крайней мере. Ожидаешь, что Рейпольский даст нам писанного красавца. Однако, нет — лицо у Германна неприятное, что для Рейпольского равнозначно тому, что он нарисовал бы исчадие ада. Рейпольский пересматривает традиционную интерпретацию пушкинской повести.

Рейпольский не любит кровожадных сцен. Рисует только как Германн на коленях умоляет графиню открыть секрет трëх карт. А как пистолетом грозит — нет, не рисует. Германн зачем-то со шпагой.

Сцена бала — в то время, как Германн вершит своë чëрное дело, Лиза танцует на балу со штабс-ротмистром Томским (любит Пушкин географическую основу фамилий: Онега, Лена, Минск, Томск, Германия опять же). Рисунок снова производит впечатление неотделанного. Ладно, можно предположить, что Лиза в концепции Рейпольского — заморыш. Это свежо. Пусть и Томский будет заморышем, посмотрим, может это для чего-нибудь художнику надо.

А, вот для чего. Сцена встречи Германна и Лизы. Впервые на иллюстрации Германн сидит на подоконнике у большого прямоугольного окна, а не у маленького полукруглого. Германн у Рейпольского — великан с неприятным лицом (со шпагой — знатоки потирают руки в предвкушении объяснения, какое именно холодное оружие было у военных инженеров в пушкинское время; палаш, наверное). А Лиза — да, заморыш. Но заморыш Томский, произведённый в ротмистры, не на ней всё же женится, а на княжне Полине.

Привидение очень телесно, Рейпольский вынужден обозначить его природу — рисует неземное сияние.

Игра.

При разнообразии стилей и техник современной книжной иллюстрации, всегда можно найти оправдание художнику или издателю. Но всё же эта сюита Рейпольского к "Пиковой даме" очень похожа на черновой вариант.

Та же ведь беда и в "Капитанской дочке" Рейпольского. Но там это был единичный случай, который можно было объяснить случайностью. Забавный курьëз. На рисунке видно, что лицо одного персонажа заштриховано — художник хотел переделать и забыл.

Вот покрупнее.

Переживаю за Рейпольского. Не оставляю надежды, что в "Пиковой даме" произошла техническая накладка и в печать по недосмотру отправился файл с черновым макетом художника.

За "Речь" не переживаю: успех этой книги у коллекционеров обеспечен (а большинство простых покупателей ничего и не заподозрят). Когда выйдет второе исправленное издание, его тоже сметут, чтобы сравнивать с первым. Я вот обязательно смету.

Сказка "Липовая нога" была отмечена русским модерном (Серебряный век). В 1910 году эту сказку под названием "Медведь" проиллюстрировал Г.Нарбут.

Иллюстрации были в книжке издательства Кнебеля, где были напечатаны две сказки. Книжка несколько раз воспроизводилась современными издательствами. А сканы подлинника есть в открытом доступе — выложены на сайте РГБ.

В этой сказке бабка вовсе не самодурка, она от бедности выпросила себе у охотников медвежью ногу и начала использовать по назначению мясо, шкуру, шерсть. Медведь к ней явился без ясно выраженных требований (видимо, намеревался саму бабку сожрать), но быстро попал в ловушку.

С иллюстрациями Нарбута мы уже несколько раз встречались. Он яркий представитель модерна, очень строгом следующий принципам иллюстрации западного течения. Подчёркнутая схематичность и отстранённость. Это, конечно, приводит к определённой шаблонности. Билибин, более живой и оригинальный — не зря именно он, а не Нарбут, стал воплощением русского модерна. Но зато на примере Нарбута можно рассмотреть технику иллюстраций ар-нуво в чистом виде.

1) Первая страница. Немного жеманный цветочный орнамент, разделяющий два столбца текста — яркая черта модерна (все эти завитки и цветочки с первых рекламных плакатов активно насаждались и в архитектуре). Рамок на странице нет — они монополия Билибина, не дай бог в подражательности обвинят. Изящная заставка и буквицы с вполне реальными деталями.

2) Единственная страничная иллюстрация (сказка-то коротенькая) — кульминация сюжета. Страдающий медведь плетётся на одной ноге, опираясь на импровизированный костыль. Русский зимний пейзаж — окраина богатого селения.

3) Последние страницы сказки — те же декоративные элементы, что на первой странице текста. И концовка, где негромкие цвета столь же резко контрастны, как и в заставке.

В завершение можно вспомнить, что в том же 1910 году Нарбут создал и другого медведя — царского сатрапа из "Теремка". Вот он рядышком с нашим сегодняшним инвалидом.

Популярный художник Д.Трубин, которому удалось выработать оригинальную узнаваемую манеру рисунка, выпустил со своими иллюстрациями сборник "Русские народные сказки про зверей" (Архангельск: Нибурт, 2021). Собственный издательский дом!

Тираж сто экземпляров, все подписаны вручную.

Персонажи у Трубина милые, все созданные по одному шаблону. Этот шаблон ещё не приелся, особенно когда Трубин осваивает новые литературные жанры. Очень интересно было посмотреть, какую свежую струю внесёт Трубин в сказки про животных. Не разочаровал!

К каждой сказке по одной иллюстрации на весь разворот. Посмотрим картинки к тем сказкам из сборника, обзоры которых у нас уже были ранее.

Страшная сказка "Липовая нога" иллюстрировалась в советское время разными художниками, как ни странно, не единожды. Совсем уж жути до времён Перестройки не нагоняли, ограждали детишек от ужастиков (а тем так их хотелось!). Наиболее известны несколько вариантов иллюстрации к "Липовой ноге" Ю.Васнецова: медведь в пижонском оранжевом шарфике издалека грозит уютному домику, утопающему в сугробах.

Трубин тоже художник добрый и весёлый. Медведь на деревянной ноге у него рычит обиженно. А всем смешно: медведь-то в очках (фирменный приём: у Трубина большинство медведей в очках).

Сказка "Теремок" про дружных зверей — мирное сожительство волка и лисицы с зайцем. Вот медведь там плохой. Ну художник медведя и не рисует. Хотя кого Трубин хочет обмануть? Гибель Теремка и его обитателей неизбежна. Медведь беспощаден.

А вот эту сказку мы ещё не смотрели, да и иллюстрировалась она совсем редко. Это сказка "Звери в яме" — антогонист "Теремка". Оказались в одном помещении медведь, волк и заяц. Коварный домашний боров заманил их в ловушку. И медведь-то бессилен — вон на картинке умоляет борова спасти их. Но боров непреклонен.

Да, здесь звери не будут как в "Теремке" веселиться. Погибнуть должны все, и заяц понимает, кого съедят первым.

Полную раскадровку сказки "Звери в яме" даёт художница А.Полякова в сборнике сказок "Марья Моревна" (М.: Московские учебники, 2009).

Есть разные версии сказки "Звери в яме", Полякова иллюстрировала вариант сказки с боровом. Трубин, как видно на его иллюстрации, тоже иллюстрировал вариант с боровом. Но в его книге текст другого варианта сказки — бывает... Текст ничто — злобный боров важен, где ещё его увидишь?

1) Боров ходил в лес жёлуди есть. Вон какой отъевшийся.

2) По пути ему встречались разные дикие звери. Почему-то встретившиеся волк и медведь просили борова взять их с собой. Наверное, это была хитрость, шитая белыми нитками. Полякова рисует трогательного маленького свина рядом с кровожадными хищником и падальщиком. Но не так-то прост наш боров. Он вёл громадных зверей через яму, которую сам легко перепрыгивал, а неуклюжие (так надо) волк и медведь в эту яму падали.

3) Точно так же боров поступил со встретившимися ему зайцем и лисой. Полякова соблюдает пропорции.

Полякова не рисует трагедию голода, разыгравшуюся в яме. Лиса фальсифицировала жребии, по которым выпало быть съеденными зайцу и волку, а потом убедила туповатого медведя распороть себе живот, а, оставшись одна, заставила птичку набросать ей в яму веток и выбралась наружу.

4) Но лисица зарвалась, начала требовать от птички её птенцов на прокорм. Птичка сдала лисицу собакам. И лиса, так удачно выбравшаяся из западни, тоже погибла.

Единственным победителем оказался боров, который неслучайно был единственным имуществом у старика и старухи. "Звери в яме" — антагонист не только "Теремка", но и "Колобка".