В общем, я придумала сначала один прекрасный эпизод, мрачный и жестокий, в стилистике «Гибели Отрара» (фильм времен конца совка об одном из немногих городов, которые оказали сопротивление Чингиз-хану), а потом, 2 января, и второй – чуть менее мрачный и жестокий, но зато могущий быть аккуратно оторванным по пунктирной линии, так сказать: то есть не нуждающийся для понимания в большом количестве объяснений, контекста и всего такого.

И так этот эпизод мне понравился и так я давно ничего серьезного художественного не заканчивала (собственно, с прошлого НГ, «Гарри Поттера и Гласа Народа»), что я решила этот эпизод додумать и записать. Кроме того, я решила первый раз в жизни что-то написать к самостоятельно поставленному дедлайну. Это мне не вполне удалось: хотела успеть до 10 января, но не уложилась, закончила текст 13 января, потом 10 дней у меня его читали бета-ридеры, и не зря, как выяснилось.

Как бы то ни было, я чуть ли не впервые в жизни осознала, насколько времяемкой является писательская работа – для меня, по крайней мере. Практически десять дней часов по 12-14 в сутки без отвлечений, возможность полной концентрации… Ну не могу я работать в режиме «15 минут понабивал текст – позарабатывал деньги часок – 15 минут понабивал текст».

Три дня в период 2-13 января были потрачены на текстологию Колец Власти по черновикам «Властелина Колец» (6 том «Истории Средиземья») и уточнение собственной версии колечной истории (моего хедканона, собственно). Также я описала всю механику взаимодействия Колец Власти с их носителями, доступную кольценосцам магию, ее изменения («ныне кольценосцы лишь тень того ужаса, каким они были, когда Единое было у Саурона», цитируя Гандальва, — ой-ёй-ёй, что ж тогда было в Войну Последнего Союза?). Все это не может не вдохновлять, потому что картинка получается до крайности замысловатая и очень эмоциональная, хотя и в мрачной части спектра.

Все это время я продолжала придумывать историю об убийстве Чернокнижника, но в этом эпизоде не хватало самого главного: химии или физики, которая превозмогла магию, причем без ведома самого ученого. В силу контраста «маг vs. немаг», «магия vs. наука\технология» стало понятно, что научно-технологическая сторона должна быть не просто жизнеподобной, а совершенно, целиком и полностью реалистичной. Обычно это необязательно, но тут я поняла, что я прямо-таки хочу, чтобы все было «как в жизни». Возможно, так на меня подействовало прослушивание аудиокниг Сапковского: вот уж кто звезда реалистичности и материалистичности.

День я читала интернет про взрывчатые вещества и уяснила, что силами обычного человека, не-химика, эта проблема не решается в принципе: даже хоть сколько-то жизнеподобную химию придумать очень трудно, а уж самостоятельно найти реальную доиндустриальную взрывчатку, которая взрывается без ведома ее создателя, – это что-то запредельное. Потому что химические вещества ведут себя очень капризно, требуют замысловатых условий… Моя единственная гипотеза была взрыв распыленной в воздухе муки, но это явно слабо, потому что без участия героя.

Я пошла на первый попавшийся форум химиков и попросила совета. В итоге мне подсказали мне вариант, который я рассматривала, но с которым сама не смогла разобраться: пикриновая кислота, она же шимоза, она же мелинит.

Пикриновая кислота подходит идеально: у нее есть гражданские применения (изначально она действительно использовалась в качестве красителя для ткани, ею до сих пор красят биологические препараты), свойства взрывчатки у нее были обнаружены сравнительно поздно, они проявляются при соблюдении специфических, но невозможных условий (взаимодействие с металлами вроде свинца или железа), получают ее, как у меня в рассказе, из индиго, а поскольку мой герой – в одном лице Леонардо да Винчи, Джон Ди и Парацельс, ему сделать концентрированную азотную и серную кислоту, необходимые для этого, – пара пустяков. Я так донимала химиков расспросами, что какой-то чел принял меня за ужасного террориста, знакомого со словами «бризантность» и «фугасность». Еще химики накидали мне всяких интересных идей доиндустриальных взрывов, я их все записала на будущее (тополиный пух как взрывчатка – это же восторг!).

Заодно проштудировала доступные яды: их тоже оказалось на удивление мало! Быстродействующий практически один – цианистый калий, но я решила оставить его на другой раз/крайний случай. По счастью, нашелся ядовитый вех, действующий довольно быстро – и симптомы у меня описаны точно, как и «овощной» запах.

После этого – и в процессе – уже можно было набрасывать синопсис, собирать исходные данные: кому сколько лет, кто где правит, география, что Чернокнижнику известно и что он может рассказать своему убийце.

Настала пора браться за текст как таковой. Я даже примерно замерила скорость: порядка 1800 знаков в час. Медленнее можно, но быстрее – вряд ли. Что дает порядка 25 часов только набора текста… Причем при последовательной работе: под конец я вообще перестала выходить из дома.

Можно задаться вопросом – «А что так медленно?» А то, что я очень люблю толкиновский мир и мне хочется сделать его материальным, чувственно ощутимым для себя и читателя. Я, конечно, отдаю себе отчет в том, что Толкин куда менее детален и «материалистичен»: не Мартин и не Сапковский отнюдь. Но мне кажется, что при наличии доброй воли и хорошего вкуса автору фэн-фикшен здесь есть, где развернуться, – не задев притом ни идеологию, ни теологию, ни фактологию мира Толкина.

Что это дает на практике? Что почти за каждым упоминанием сколько-нибудь нетривиального предмета материальной культуры стоит запрос в поисковик: в самом ли деле бывает белый узорчатый дамаст? Открывается страница с описанием редких тканей, где упоминается и сканый шелк: красиво, берем. А теперь посмотрим в поиске гуглокартинок, какие бывают старинные бронзовые кувшины: ага, вот симпатичный кувшин с позолоченной ручкой и горлышком – берем! А годится ли засапожник? Ух ты, какое солидное слово, даже есть в «Слове о полку Игореве»…

Я равнодушна к вину и сыру, поэтому за тимьяновым сыром стоит больше десятка статей из википедии про разные сорта овечьего сыра, с выписанными атрибутами. А про вина наконец пришлось разобраться, какие они бывают и какие считаются хорошими и как делаются: «соломенным» называется вино, которое делается из винограда, некоторое время подвяливавшегося на соломе – чтобы выше была концентрация сахара. И вот это действительно дорогое и хорошее сладкое красное вино.

Языковая составляющая. Всегда, что бы я ни переводила и ни писала, у меня открыт агрегатор словарей русского языка и русскоязычных энциклопедий — https://dic.academic.ru/ . Не захотелось мне связываться ни со словом «негр», ни словом «арап», ни со словом «эфиоп» — и нашлось, на мое счастье, редкое слово «мурин» (от того же корня, что и «мавр»). И редкое слово «карамазый» — роскошь, а не слово, кстати и тюркского происхождения. Мне вообще нравится употреблять редкие слова: как будто жаль, что они осели в словарях никому не нужные, а я их привожу в божеский вид и вывожу обратно в свет. Горный сельдерей, кстати, банальная петрушка: просто слово «петрушка» не очень годится (как и названия типа «венерин башмачок», «иван-да-марья», «божья коровка» и т.д.). А на слова языков харадрим и кочевников я вдохновлялась гугль-переводчиком монгольского и прочих экзотических языков: в этом смысле у меня все простенько, не как у Толкина.

Образ Чернокнижника. Он довольно проходной товарищ, самого вкусного в нем –нелепая смерть от руки немага.

Негр он отчасти из-за рефрена «bind them all», а отчасти — из-за иконографии Рождества: везде с 25 дек. по 7 янв. были три волхва, представляющие три возраста, три расы и три аспекта божественного (посредством даров младенцу). Я даже подумывала назвать ЧК именем, производным от «Балтазар», но поняла, что у него просто нет другого имени: только «Чернокнижник».

Еще в одной статье про волхвов были прекрасные восточные имена, которые я пустила на имена харадских владык. Особенно мне удался Шишрадук Гепард из Хавабхура, я считаю: сразу понятно, как он охотится и какая у него военная тактика.

Еще в конце декабря я пыталась слушать подкаст про писание сочельниковых рассказов, и мне от него заметно поплохело – хотя особой патоки там не было. И, видимо, мое бессознательное демонически расхохоталось и издевательски вывернуло наизнанку рождественский образ чернокожего мага-царя-дарителя. Белые одежды – тоже отчасти атрибут волхва и хороший контраст с черной кожей.

Вспомнился и анекдот про человека, который встретил ночью негра в белом пальто – и очень по этому поводу испугался. Сюда же приклеился толкиновский образ пустого места между короной и плечами, в каковом пустом месте нет ничего, кроме ужасного блеска глаз.

Вычитывание бета-ридерами. Действительно необходимая часть процесса. Потому что когда ты написал, ты в таком рептильном восторге, что вообще ничего, кроме новенькой вещи, не видишь и не слышишь. Это само по себе круче любого наркотика.

В общем, я думала, что у меня все просто, прозрачно и самоочевидно, но обратная связь показала, что это не так и что если не знать всей подноготной (а мне как раз хотелось вещь, которую можно читать безотносительно контекста), то история может добросовестным читателем интерпретироваться совершенно не туда, куда мне надо. Пришлось добавить определенности и перенести рассказ о находке кольца из точки зрения героя в его прямую речь. Конечно, это одно из Девяти: золотой перстень эльфийской – и более крутой, чем эльфийская, — работы, один из самых прекрасных и самых жутких артефактов Средиземья.

В итоге рассказ дает диаметрально противоположные картины при знании контекста и без этого знания. Любопытно, как это будет восприниматься, когда будет готова «Тень Востока».

Метауровень. Это как бы и необязательно, но раз уж я о нем знаю… Имеется в виду – о чем рассказ безотносительно мира Толкина, любого контекста? Ответ – об отпечатке личности автора на его творении, об отношениях связывающих автора и его творение. Вот чем я занимаюсь сейчас, пока набиваю этот текст? Тем же, чем и Чернокнижник, которому ужас как хотелось поговорить о своей прекрасно сработанной личине хотя бы со своей жертвой. И еще это о том, что результат творческого акта несет в себе не только отпечаток сознательных намерений автора, но и других сторон его личности.

Совсем личное. В каждой истории автор рассказывает другим людям что-то о мире, о них самих – и, конечно, что-то о себе. В этой истории очень личное – это «люди, которых на самом деле никогда не было». Бывало, встретишь человека, очаруешься его умом, знаниями, харизмой, захочешь быть его другом… а потом вдруг происходит нечто такое, что открывает тебе на этого человека глаза, и ты понимаешь, что ты занимался самообманом и что человека, которого ты видел у себя в голове, никогда по сути и не было. И друга тоже не было, а было... ничего, пожалуй, не было.