Вроде бы не нов и несложен замысел этой повести: шел солдат с фронта и встретил... Но все зависит от того, как написано! И здесь Бушков проявляет настоящее мастерство. Сочный, образный язык, портреты персонажей (даже второстепенных) выписаны зримо, выпукло. И вот уже проблема, вставшая перед ними, перестает быть частной, локальной. И слова «честь», «мужество» обретают первозданный смысл. Повесть запоминается накрепко (я ее уж два десятка лет помню и ценю). Одно замечание — пролог кажется абсолютно ненужным, сразу возникают аналогии с произведениями Стругацких, Булычева... Зачем он? Может, с его помощью автор пытался подчеркнуть приверженность постулату, что цивилиция, вышедшая в дальний космос, не может быть агрессивной? Но эта «капля дегтя» (лишний пролог) не способна испортить «бочку меда».

Добротная приключенческая повесть. Сюжет четко выстроен, держит в напряжении. Фантастический замысел для конца 1980-х весьма необычен. В течение первого года издания (по данным библиографов) произведение выдержало 4 книжных и два журнальных издания (общий тираж свыше 1 миллиона экземпляров), с тех пор неоднократно переиздавалось, живет на просторах Интернета. С.А. Снегов оценивал повесть весьма высоко. Соглашусь с мнением классика и я. Одно жалко — о продолжении «Замка» слухи ходят давно (мне об этом даже из Калининграда писали), но они так и остаются слухами.

Отличный рассказ! Написан прекрасным языком, логика безупречна, а образы! Зримо встают перед глазами и несчастный инопланетянин, и виновник его нечаянной задержки на Земле. Представьте, каким мужеством и упорством должен обладать этот мужичок? И во имя чего все! Впрочем, лучше процитировать Лукина-поэта: «Мысли заплясали,/ёкнуло в груди -/чьи-то грабли сами/просят:Укради...»/Тягостная повесть./Пагубная страсть./Ведь замучит совесть,/если не украсть!» А цитировать этот рассказ нет смысла — этак придется переписать его целиком.

Для своего времени — вещь необычная. Тогдашние читатели привыкли, что в нашей фантастике контакт ведет к радостному братанию цивилизаций, обмену знаниями, а то и к романтической и возвышенной любви. Нет, порой случались стычки и сражения (чаще, правда, в «их» фантастике), но в итоге трубили фанфары и помудревшее и окрепшее человечество семимильными шагами шло дальше. Но чтобы вот так?.. Случайно, по ошибке, потому что устав подразумевает не раздумья и переговоры, а действие... И прямо заданный вопрос — а готовы ли мы к встрече с инопланетным разумом? Мы — боящиеся друг друга, никому не верящие, априорно готовые усмотреть опасность во всем неизвестном. Вопрос этот стоит и сегодня. Ответ на него, к сожалению, тот же — описанный в повести Лукиных. Те, от кого зависит решение, об этом, похоже не задумываются. Да и зачем? К нам, слава Богу, никто не прилетает. А может, они — инопланетяне — просто прочитали эту повесть и поняли, что на Землю лучше не соваться. Во избежание...:smile:

Вроде бы отлично сработанный боевик: сюжет напряжённый, действие развивается в хорошем темпе, создан оригинальный и зримо вылепленный мир, отношения героев и их судьба не оставляет читателя равнодушным. Читай — отдыхай — наслаждайся. Но в какой-то момент приходит понимание, что эта повесть является продолжением «Миссионеров», и тогда становится страшно. Ведь этот мир, а в конечном итоге и главные герои — обречены: жернова жестокой и нелепой войны, о которой они и не знают-то толком, перемелют все, не разбирая подвернулось им хорошее или плохое...

Жесткая и пронзительная повесть. О чем она? О том, что может случиться, если люди (пусть даже и с благими намерениями) вторгаются в чужой для них мир? Да. Если смотреть шире — о вреде прогрессорства, как ныне принято говорить? Да. А может быть и о том, что каждый из нас не единожды в жизни берет на себя ответственность, но не всегда задумывается о результатах? Да (хотя признавать это не очень-то и приятно). Но из-за напряженного сюжета эта мысль все-равно проступает и тогда вместо воинственно раскрашенных полинезийцев представляются совсем другие люди... Останавливаться на языке произведения, образах героев и т.д не вижу смысла : авторы настоящие профессионалы, поэтому читателю остается только наслаждаться их мастерством.

Я не буду рекомендовать этот сборник Евгения Лукина любителям поэзии — они давным-давно нашли его и без меня. Этот отзыв предназначен для тех, кто думает, что поэзию не любит. А может быть, Вы просто ее не понимаете? Прочтите стихи Лукина и перед Вами откроется дверь в незнакомый, но по-настоящему прекрасный мир.

У Саши Черного есть стихотворение, которое называется: «Недержание». Звучит оно так: «У поэта умерла жена.../Он ее любил сильнее гонорара!/Скорбь его была безумна и страшна -/Но поэт не умер от удара./После похорон пришел домой — до дна/Весь охвачен новым впечатленьем -/И спеша родил стихотворенье:/«У поэта умерла жена». Евгений Лукин стихов «по случаю» и «по заказу» не пишет. За каждой его поэтической строкой — пережитое, продуманное, прочувствованное. А ещё ему свойственно настоящее мастерство стихосложения, которое само не приходит: ведь и алмаз, чтобы стать бриллиантом, требует огранки. Поэтому строки Лукина входят в память намертво, запоминаются, чтобы помочь, поддержать, или ещё больше поднять настроение.

Роман составлен из семи повестей, объединенных загадкой и общими героями. Конец шести из них абсолютно тождественен. При этом совершенно неинтересно, каким образом автор ухайдакает героиню на сей раз — несерьезно это, как в компьютерной игре. Детективная линия — провисает. Недостаточную динамичность сюжета автор пытается компенсировать описанием миров, в которые попадает герой. Увы… Первый мир по конструированию очень напоминает «Многорукого бога далайна» (Логинов) и «Рыцари сорока островов» (сам же Лукьяненко). Второй — калька (причем сделанная по-юношески серьезно) со стандартного вестерна. Третий мир — любая из отечественных НФ книг 1970-х годов (легкий утопический уклон + невнятная философичность. В данном случае — о наличии или отсутствии души). Четвертый мир («кенгуру», компенсирующие короткий срок жизни абсолютной наследственной памятью) оригинален (во всяком случае, я подобного не встречал), но только до начала действия. Потом опять все абсолютно предсказуемо. Пятый мир (амеб) абсолютно традиционен (каких только мыслящих форм материи не навыдумывали фантасты второй половины прошлого века), в конце этой части и мысли, и поступки героев попросту нелепы. Шестой мир (птиц) — замысел неплох, но не реализован (скомкан), при чтении не покидает ощущение вторичности. Седьмой мир — скучен, замысел (нелепая схватка, особое значение крови) уже набил оскомину.

Отдельно остановимся на фантастическом элементе. Антураж: ворота между мирами, размножение-дублирование героев («Заповедник гоблинов» + столько, что даже стыдно перечислять). Описания Земли попросту нет: политические реалии из газет дня написания романа, ощущение, что автор не покидает стен своей квартиры. Причем герой (автор?) абсолютно доволен сытым и тихим существованием, жизни по-иному он не представляет (реверанс в сторону властей?). О первом слое фантастической идеи — оригинальности созданных миров — см. выше. Второй слой — замысел: 1. Лучшие уходят прочь («Волны гасят ветер» Стругацких — сделаны давно и на несколько порядков лучше). 2. Худшие деградируют или рвутся к власти (масса детективов и НФ, из последних — «Гнев крови» Рыбина). Третий слой: Мироздание борется за сохранение стабильности и т.п. — перепев, причем без какого бы то ни было развития идеи, Стругацких («Миллиард лет до конца света»), сопротивление экспансии добрых пришельцев позаимствовано из давнишней повести Бушкова «Варяги без приглашения». Вывод: постоянное ощущение вторичности.

Язык основной части романа никакой-ровный (десяток мелких находок, столько же проколов). Рассказы для привратников скучны и обыденны, наиболее тщательно отработаны рецепты блюд и предвкушение трапез, здесь автор старается изо всех сил, чувствуется, что он умеет и любит, как готовить, так и кушать.

Несколько слов о героях. Она — девственница, привычно теряющая невинность при каждой встрече с героем, причем никак на это не реагирующая (он, впрочем, тоже). А и правда, чего там... Он — частный детектив, принципиально занимающий мелочевкой, по сути — антигерой детективов (см. «Инспектор Кадавр» Сименона). Уникальна наивность сыщика — все принимает на веру (пример — мир амеб). Еда — для него единственная поэзия. Мечты: баба, хата, «крыша» (для спокойствия), отдых на теплом море. Герой осовремененно сер. Но и ключники тоже — «средние», недаром скучные рассказы так «западают им в душу». Таким образом, усредненность героев — замысел (возможно подсознательный) автора.

Ну и о суперидее. Серость тянется к серости. Воспевание усредненности. Это подтверждают и образ героя, и его рассказы-пропуска, и отказ от выбора. Вернее, выбор сделан и сознательно — в пользу серой неизменности привычного и уютного мирка. Глупец Рэдрик Шухарт, глупец Юрковский, наивные герои Снегова, Гансовского и т.д и т.п.! Они-то за что-то боролись, трепыхались, чем-то рисковали… Зачем? «Квартира, машина да счет текущий — вот это Отечество, Райские Кущи!» Воинствующее мещанство в фантастике — не новинка («Второе нашествие марсиан» Стругацких. Но там герой антипатичен, авторы не призывают «делать жизнь с него»). Есть ли у героя «Спектра» явные предтечи? Приходят на память незабвенные Бабкин и Багрецов с их трапезами в колхозной столовой и призывы В. Немцова «ограничить мечту» (см. книгу А. Бритикова: «Но главная поэзия — в «ледовитой прелести окрошки», в котлете с куриной ножкой, она «так аппетитно сочилась маслом, обжаренная в сухарях», в том, как наши романтики «жмурятся от удовольствия», «гладят себя по груди», «от удовольствия закрывают глаза», смакуют «деликатесные корнишоны» и столовые вина (к рыбному — «белое холодненькое, к мясному — красное»). Не это ли чавканье имел в виду С. Иванов, уверяя, что «фантастические произведения Вл. Немцова рассказывают о будущем, прекрасном и величественном»?). Времена изменились, политические взгляды и пристрастия тоже, но, оказывается, по сей день можно исполнять «новые песни» на «старый лад». Если убрать традиционный для сегодняшнего дня фантастический антураж, моральное родство героев романа Лукьяненко и книг Немцова налицо. Занятно (или не случайно?) созвучие названий: «Спектр» и «Семь цветов радуги». Кстати, поначалу я думал, что название романа С. Лукьяненко и его частей связано с воззрениями символистов, но быстро понял, что ошибаюсь. Основная цель — начать каждую часть словом из фразы «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Редкостное литературное мужество! Удивительная по глубине находка! И перспективная. Следующий роман можно посвятить не менее известной фразе, которую школяры зубрят при заучивании падежей: «Иван родил девчонку, велел тащить пеленку». А от понимания символизма цвета Лукьяненко весьма далек. Или опять же недаром финал — торжество серости — приходится на белый цвет: по символистам — символ чистоты, приближенности к Богу?

Выводы. По исполнению вещь более чем средняя — начинал Лукьяненко гораздо интереснее. По замыслу — неужели «мечта бескрылая, приземленная» вновь вернется в нашу фантастику? Или уже вернулась? Думается, количество премий, полученных автором за эту поделку (которую он, по его словам, писал чуть не два года!), дает определенный ответ и на вопрос о степени деградации оценочной системы разнообразных любительских конов и о пути движения «раскрученной» фантастики — в сторону литературы (что более чем сомнительно) или чтива, рассчитанного на удовлетворение фэновской тусовки. Нам предложен гимн чавкающей серости. Наивная попытка пробраться в мэйнстрим, причем на уровне глашатая (см. многочисленные интервью Лукьяненко и статью об этом романе Каплана).