Написанный в 1940 году роман «Каллокаин» шведской писательницы Карин Бойе затерялся среди популярных антиутопий XX века, которым он не уступает ни художественно, ни идейно. И хотя роман приобрёл в своё время популярность, был переведён на многие языки и экранизирован, он до сих пор остаётся в тени своих собратьев.

Действие в романе происходит в двадцать первом веке, в тоталитарном государстве, которое называют Мировая Империя (или Всемирное государство в другом переводе). Повествование построено в виде дневника главного героя, учёного Каля. Соратник (такое обращение входу в Империи) Каль, на первый взгляд, всецело предан государству и стремится работать на его благо. Для этого (и по более личным причинам) он изобретает сыворотку правды, которую в честь себя называет «каллокаин».

Карин Бойе мало описывает мир, в котором происходит действие романа. Об устройстве Империи мы узнаём постепенно, отрывочно, из общения и замечаний героев. Так из одного диалога мы понимаем, что в Империи процветает расизм. А из другого, что женщины хоть официально и равны мужчинам, но по существу являются только «поставщиками новых бойцов».

А бойцы – важный ресурс: как это принято в любом уважающем себя тоталитарном государстве, в Империи воспитывается милитаристское общество, в котором детей с малолетства учат убивать и быть убитыми. Дети изымаются из семей и обучаются в интернатах, которые больше похожи на военные казармы. «Видимо, вспышка огня, не принёсшая гибели хотя бы нескольким врагам, не могла вызвать у неё интереса», – думает соратник Каль, наблюдая за дочерью, играющую с недетскими игрушками. Его сын уже в восемь лет стал дисциплинированным солдатом и этим вызывает гордость заботливого отца. Империя стремится к повышению рождаемости и всячески поощряет рождение детей, детей, обречённых на убой.

Естественно, Империя старательно следит за своими гражданами: в квартирах установлены «глаз полиции», «ухо полиции», а в обязанности горничных входит вскрытие писем и подслушивание разговоров домочадцев. Общество тотального недоверия порождает общество доносительства. Люди не доверяют друг другу. «Донеси быстрее чем донесут на тебя» – негласный девиз каждого «порядочного гражданина». Тотальный контроль порождает не чувство безопасности и уверенности, а бесконечный страх перед государством и перед друг другом.

И главный герой, соратник Каль, напуган апогеем недоверия в Империи. Если бы герой был просто идеологически преданным солдатом государства, он бы не был так интересен. Каль раздираем противоречивыми чувствами, большинство из которых он сам долго не может понять. Они иногда прорываются, но Каль называет их романтизмом, пережитком прошлого и пытается скрыться от них. Таким образом, возникает конфликт двух «Я». Из-за этого герою снятся «странные» сны: ночью второе «Я» пытается выйти на свободу. Он пытается убедить себя, что «Империя – это всё, отдельная личность – ничто», что ради эфемерного высшего смысла, как позиционирует себя Империя, нужно отказываться от благополучия и от свобод. Но до конца он в это поверить не может.

Соратник Каль считает, что понятие «человек» должно относиться только к биологии. И это не удивительно: он сам понимает, что в философском понятии и его, и большинство жителей Империи к «человеку» можно отнести с большой натяжкой. Он также всё понимает про государство и своих сограждан, но не смеет себе в этом признаться. Как говорит одни из персонажей: «Вы понимаете, что это значит, и я тоже, но никто не имеет права понимать это до конца». Каль стремится подавить в себе всякое проявление человеческого, но он не принадлежит государству полностью, хоть в нём и множество «имперских» черт: упоение властью над другими, неистовое желание обывателя уничтожить и растоптать того, кто отличается от тебя.

Каль чувствует, что с ним что-то не так, но не может понять, что именно. Он подсознательно тянется к «иным» людям: жене Линде, коллеге Риссену, некоторым из подопытных. Но сам не знает из-за чего. И перелом в сознании Каля происходит только тогда, когда Линда высказывает ему мысли, которые таятся в глубокой норе его подсознания.

Каль стремится изобрести сыворотку правды не столько из научного интереса или ради службы государству, сколько из-за неприятия недоверия, которое распространилось в Империи, и из-за своей неспособности доверять. Каль одержим правдой, но абсолютно не понимает, «что всё на свете, даже правда, теряет ценность, когда становится принудительным». Ещё одна причина, это, как ни странно, любовь: Каль безумно любит жену и ревнует её к своему начальнику Риссену. С помощью «каллокаина» Каль хочет узнать: изменяла ли ему супруга. Как и во многих других антиутопиях, любовь выступает как антитеза диктатуре, потому что любовь – слишком свободолюбивое чувство, которое тоталитарная власть стремится искоренить. Любовная линия в романе на такая яркая, как в «1984» или «Мы», и любовь героя скорее болезненная, но именно она является той ниточкой, которая сохраняет человеческое в Кале и не позволяет стать полным адептом Империи.

Когда «каллокаин» создан, начинаются испытания. На специальных людях, «добровольцах», чья работа (которая считается престижной, но в неё особо никто не рвётся) состоит в том, чтобы участвовать в различных экспериментах «на благо Империи», проводятся опыты. Среди добровольцев попадается человек, который рассказывает, что он был на собрании единомышленников, которые учатся доверять друг другу. Это не организованная группа, а случайные люди, которые тоскуют по искренности и доверию; люди, которым важно знать, что среди всеобщего безумия они не одиноки. Одиночество – ещё один важный лейтмотив в романе: «Ты боишься, я боюсь и все боятся. Одиночество, всегда одиночество, и совсем не такое, как бывает в юности», – говорит Линда. К этому подопытному у Каля амбивалентные чувства. С одной стороны, это внедрённый государством страх перед людьми иного склада. А с другой, Каль чувствует с подопытным связь, он понимает, что с ним у него больше общего, чем с каким-нибудь беспринципным Карреком.

Каррек – шеф полиции, который следит за испытанием «каллокаина». Это человек противоположный Линде, Риссену, Калю. Он так же не является фанатичным идейным приверженцем Империи, но Империя его устраивает, так как она помогает реализовать ему свои амбиции. Каррек – воплощение идеи о «банальности зла»: только карьера, ничего личного. С помощью «каллокаина» Каррек намеривается получить больше власти и влияния, всё остальное его не интересует.

Когда эксперимент усложняется, одна из подопытных влюбляется в своего мужа, которого раньше ненавидела; влюбляется потому, что он признался ей, что его вербует другое государство; влюбляется потому, что он считает, что он доверился ей. В обществе доносительства самый мужественный акт – довериться другому.

Каль радуется, когда испытания проходят успешно: «Мысли, чувства больше не будут принадлежать нам одним, наконец-то будет покончено с этой нелепостью». За этими словами Каля скрывается тоска по искренности, хоть сам герой и не осознаёт разницы между искренней правдой и насильственной. Советник Каль остаётся глух к словам своего начальника Риссена: «А ведь правда могла бы стать тем мостом, что связывает человека с человеком, но только когда она добровольна, пока она даётся и принимается как дар».

Когда испытания проходят, принимается закон, который позволяет свободно использовать «каллокаин» на гражданах. Теперь вне закона объявляется антиимперский склад характера. И человека начинают судить не за конкретное правонарушение, а за то, кем он является: его характер мыслей, склад ума, мировоззрение. Хотя такая судебная система совсем не фантастическая и не является уделом исключительно тоталитарных обществ, о чём ещё в начале двадцатого века писал Альбер Камю.

Любая диктатура будет рада подарку в виде «каллокаина», потому что это позволяет полностью подчиниться себе человека. Здесь прослеживается кафкианская идея отношения власти и человека: тоталитарному государству мало того, чтобы ты безропотно подчинялся, ему нужно чтобы ты мыслил в унисон с ним. Эту же мысль позже разовьёт Оруэлл в «1984».

«Каллокаин» – хорошо написанный роман с интересным сюжетом, яркими персонажами и фразами (особенно в речах Риссена), которые хочется разбирать на цитаты. За фасадом антиутопии скрываются размышления об искренности и доверии, о том какое место они занимают в жизни людей. И несомненно, «Каллокаин» достоин стоять на книжных полках в одном ряду с другими великими антиутопиями двадцатого века.

Люди из африканского племени кикуйю, разочарованные тем, что стало с их страной, Кенией, отправляется на другую планету, Кириньягу (так кикуйю называют гору Кению), чтобы создать свой маленький пасторальный рай. Такова завязка сюжета сборника рассказов (или романа в рассказах) Майка Резника «Кириньяга», а затем на протяжении десяти историй мы наблюдаем, как один человек пытается создать свою собственную утопию и бескомпромиссно противостоит всему остальному миру.

В первую очередь захватывает сеттинг рассказов: не так часто можно встретить фантастику с африканским колоритом. Экзотичные обычаи и множество слов на суахили украшают произведение. Словно вновь окунаешься в «Проблески истины» Хемингуэя. Язык произведения прост, что логично, учитывая, что рассказчиком является герой, стремящийся к простой жизни. Поэтому читать легко, но интереснее не просто читать, а разбирать рассказы, рассуждая на темы, которые ставятся автором.

Каждая история (за исключением, пролога и эпилога) рассказывает о противостоянии утопии и жизни. Главное нужно помнить, что утопия в рассказах персональная (а может ли быть иначе?), это утопия для одного человека, человека, который устанавливает правила. Иногда сюжеты немного пересекаются и как бы дублируют друг друга, но в целом всегда ставят новые испытания перед главным героем. В произведении два очень сильных рассказа («Ибо я коснулась неба» и «Манамуки») и два откровенно слабых («Бвана» и «Земля Нод»).

Больше всего в рассказах завораживает образ одиозного главного героя – Корибы, который номинально является мундумугу, шаманом, своего племени. А по факту он – диктатор, который решил подстроить под себя целый мир, называя его Утопией. Помимо главного героя запоминаются и многие второстепенные персонажи, особенно те, которые появляются в отдельных рассказах, а не проходят через весь сюжет. Особенно Резнику удаются женщины, которые вторгаются в «утопию» Корибы: любопытная маленькая Камари, идеалистка Мванге, упрямая старая Мумби.

Кориба травмирован, ему не нравится то, что происходит в современном ему мире, и он пытается скрыться под маской традицией и построить свой утопический мир. В нём есть что-то от маркесовских диктаторов: при всех недостатках, образ Корибы – печальный и трагичный. И это делает персонажа живым и настоящим. Это не просто властолюбец, желающий власти ради самой власти, а человек, который сломался, проходя испытание жизнью. Кориба – эгоистичный, упрямый, неспособный идти на компромиссы и принимать чужие взгляды. Он не умеет жить в симбиозе, жизнь для него – вечное противостояние, своего и чужого. И зачастую больший смысл в его жизнь приносят даже не свои родные традиции, а то, что где-то есть враждебное чужое, от которого свой мир нужно защищать. Без внешнего врага у Корбины просто-напросто не было бы цели, а главная цель его жизни – вырастить для себя идеальных кикуйю и не допустить проникновения европейских традиций в свою «утопию». И для того чтобы вырастить идеальных кикуйю, Кориба готов на всё. Он видел и знает, что можно жить иначе (так как жил в других странах, учился в лучших университетах), и выбрал свой путь сознательно, у большинства других людей в его племени такой роскоши не было. Этим вполне успешно и пользуется мундумугу, манипулируя своими соплеменниками, постоянно страша европейцами, которые только и стремятся разрушить их мир. Чтобы убедить всех в правильности своих решений, нужно рассказать подходящую притчу, говорить загадками и афоризмами – это единственные аргументы в арсенале мундумугу. Зато средств для устрашения своих соплеменников у него предостаточно. Один из лучших рассказов сборника, «Ибо я коснулась неба», показывает, что для Корибы абсолютно отсутствуют компромиссы, его не волнует ничто, кроме собственной утопии, даже чужая жизнь.

Свою утопию Кориба пытается построить на основе древних традиций, обычаев и законов племени кикуйю. Некоторые традиции вполне безобидны, например, кикуйю не cтроят квадратные дома, потому что в углах скрываются демоны. А есть и довольно жестокие: убить ребёнка, родившегося ногами вперёд, так как это означает, что в него поселился демон. И если своих соплеменников Кориба может убедить в существование волшебства и демонов, то себя, как ни старайся, он всё-таки обмануть не может, но ему необходимо держаться за каждую традицию, чтобы не разрушился его хрупкий мир. Хоть он и постоянно обращается к Нгаи, богу кикуйю, но это обращение скорее ритуальное и механическое.

Кориба всегда находится в амбивалентном положении. С одной стороны, он всесильный диктатор: «мундумугу – самый могущественный человек в нашем обществе. Не потому, что он сильнее всех физически, ибо, как ты видишь, я стар и покрыт морщинами, а потому, что он – хранитель нашей культуры. Именно мундумугу определяет, что правильно, а что – нет, и его авторитет не может подвергаться сомнению». А с другой, он зачастую и сам становится пленником законов и традиций и сам это понимает: «Мундумугу самый могущественный, когда дело доходит до толкования закона, но одновременно и самый слабый, поскольку он единственный из всех обязан повиноваться закону, что бы ни случилось». Кориба, согласно традиции, живёт отдельно от поселения в одиночестве. Но трагично не это физическое одиночество, а то, что он обречён на одиночество диктатора. И хотя Кориба строит утопию прежде всего для себя, он искренен в своём строительстве. Он тоскует по простой пасторальной жизни без технологий, по неизменности традиций и законов. Потому что такая жизнь проще: она снимает ответственность с тебя и перекладывает её на «мудрость прошлого». И он не только не принимает на себя ответственность, когда совершает ошибки, он, как и любой диктатор, не может позволить себе эти ошибки признать, тем более что ошибки были совершенны из-за традиций.

В рассказе «Бвана» появляется персонаж, который несёт с собой свою «утопию». Но этот персонаж гротескный и карикатурный настолько, что трудно воспринимать его всерьёз. И всё противостояние скучно и предсказуемо. Единственная интересная деталь здесь в том, что окончательно раскрывается, что общей Утопии нет. Вожди приходят за помощью к своему мундумугу только тогда, когда чужеземец начинает забирает их жён и выгоняет их собственных домов, представляя угрозу их собственным маленьким утопиям. Иронично, что Кориба замечает, что его оппонент строит утопию для себя, за собой же он этого не видит.

В рассказе «Манамуки» на Кириньягу прибывают новые люди, семейная пара, в поисках своей «утопии». Но хоть их «утопия» и не враждебна «утопиям» других, она всё же инородна. И как бы пара ни старалась, она не может вписаться в общество. Женщины племени жалуются своему мундумугу, что у новоприбывшей женщины, которая не является кикуйю, лучше одежда, лучше растут овощи и выглядит она моложе и красивее, своих сверстниц. Они прикрывают свои зависть и страх суевериями и традициями. В рассказе хорошо показано, как традициями можно прикрывать любую глупость.

А в рассказе «Лотос и копьё» главным врагом Утопии становится сама Утопия. Когда вроде бы все проблемы решены, и Кириньяга достигла своей цели, оказывается, что древние традиции не актуальны в новом, стерилизованном мире и у некоторых каст просто-напросто нет цели существования. Утопия для одних становится для других настолько скучной и бессмысленной, что они предпочитают покончить с собой, ибо не находят своего места в этом мире.

И конечно однажды настаёт день (рассказ «Немного знаний»), когда притчи мундумугу уже не могли быть просто приняты на веру. Ученик Корибу, который должен был бы стать следующим мундумугу, начал получать знания не только от учителя, но и из компьютера. И тогда он восстал против догматического принятия непреложности истин учителя. Рассказ показывает, что легко управлять людьми, у которых нет доступа к знаниям и альтернативным источникам информации, но стоит только лучу света пробиться в тёмное царство, как начинают возникать вопросы, на которые даже всесильный мундумугу не сможет ответить. Без своих притч, которые должны приниматься на веру, Корибу становится бессильным в спорах.

Постепенно мы узнаём, что Кориба не только противник европейских нововведений, он противник любого прогресса, даже небольших изменений, которые происходят на Кириньяге сами по себе, эволюционно, он стремится законсервировать свою утопию во времени. Так, где та грань, что отделяет сохранение традиций от фанатизма?

Больше всего сборнику не хватает рассказа, действие которого происходило бы до того, как Кориба решил покинуть Землю, чтобы мы могли узнать, что так сильно травмировало героя, что он бескомпромиссно решил запереться в своей утопии.

В последнем рассказе «Земля Нод» Кориба и сам осознает, что невозможно создать утопию, по крайней мере, такую, какой её видит он: «В то время я не понимал, что общество способно достичь утопии лишь на миг – став идеальным, оно не может меняться и при этом оставаться утопией. В самой природе общества заложено стремление к росту и переменам. Я не знаю, в какой именно момент Кириньяга стала Утопией; этот миг наступил и миновал, а я его не заметил». И в конце концов, даже Кориба понимает, что нужно создавать утопию только для себя: «Теперь я снова искал Утопию, на сей раз более ограниченной и более реальной: Утопию для одного, для человека, который хозяин своему уму и скорее умрет, чем пойдет на компромисс». Большинство людей пытаются создать для себя свои утопии, и это нормально, трагедии происходят, когда люди пытаются заставить жить в своих утопиях других людей. Но в целом эпилог вышел слабым. Автор хочет показать, что и Кения, которая осталась на земле, тоже неидеальна, с большим количеством проблем. Но хоть проблемы актуальны, описаны они гротескно и даже на фоне утрированной Кириньяги выглядят нелепо. А образ сына Корибы, с которым происходит противостояние героя, – механический и безликий. Как и отец, он отталкивающий персонаж, но при этом в нём нет внутренней трагедии, и он кажется жалкой карикатурой, созданной просто в противопоставление главному герою. Радует, что герой находит ответ для себя, но в целом концовка далека от катарсиса и скорее разочаровывает.

Но в целом сборник оставляет положительные впечатления, особенно, если не читать механически, а рассуждать вместе с автором. Главный вывод «Кириньяги»: общество, искусственно построенное исключительно на опыте прошлого, отвергающее любой опыт извне, обречено на поражение. К чему все обычаи, традиции и законы, если они ни к чему не ведут, если у них нет цели?