В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Раз уж собрался куснуть руку кормящего…

Когда-то в месте под название Город жил-был робот по имени Гивер.

Гивер был женат на женщине, которую все звали Женой Гивера, жил с ней на окраине Города — считай, на краю знакомого мира — ездил каждый день на работу и делал что-то неважное для одного типа, известного как Босс Гивера.

По вечерам, когда Гивер возвращался домой, жена встречала его словами:

— С возвращением, Гивер!

Бывало, Гиверу казалось, что весь их мир вращается вокруг его персоны, и в такие моменты он с непомерным тщеславием верил в собственную исключительность, считая себя избранником Бога-тени.

В период, обычно именуемый Как-то-днём, Гивер, тайно трудясь у себя в гараже над ракетой, услышал знакомый звук. Его нельзя было спутать ни с чем. Казалось, от этого ровного гула дрожит весь Город. То был Бог-Тень! Гивер поспешно накрыл ракету. Взгляд Бога, конечно, мог проникнуть сквозь крышу, и всё же стало спокойнее… особенно после недавнего разговора с женой.

Началось с того, что Гивер опрометчиво поделился с ней кое-какими соображениями.

— Наш мир имеет форму прямоугольника, — сказал он.

— Ну и что с того? — пожала плечами жена.

— А то, что мне интересно почему.

Жена Гивера снова пожала плечами. Мир прямоугольный потому, что так было угодно Богу-тени. Она тут же записала Гивера в смутьяны. Когда-нибудь Бог-тень за ним обязательно явится, и это решит проблему.

— Я бы столько всего хотел сделать, — продолжал Гивер.

Он с тоской поглядел на дорогу за окном, где мелькали красные машинки, потом взгляд переместился на ярко-зелёную листву и высокие деревья, которые тянулись к краю Серого горизонта.

— Чего именно? — поинтересовалась Жена Гивера.

— Например, стихи писать, но не уверен, знаю ли я, что это такое, — сказал он. — Или танцевать джигу, сочинять музыку.

— Музыку? А что это?

— Сам толком не представляю, — признался Гивер и добавил: — Но знаешь, чего я хочу больше всего?

— Нет.

— Узнать, что находится по ту сторону нашего мира.

Жена Гивера моргнула. Вид у неё был потрясённый до красности.

— Осторожнее, Гивер.

Гивер допил свой Утренний кофе, проверил заперт ли гараж и отправился на работу. Свою ярко-красную машинку он оставил на подъездной дорожке. Гивер сел за руль, выехал на улицу, вставил в паз, проложенный ровно по центру шоссе, вертикальную рукоять и, откинувшись на спинку кресла, погрузился в размышления.

Любопытно, спрашивал себя Гивер, откуда в нём столько неуёмного любопытсва? Возможно, он устроен не так, как другие. Возможно, сам Бог-тень запрограммировал его Мыслить, отсюда такая любознательность. Остальные довольны миром и Городом. Был, правда, один приятель, построил странную машину с двумя винтами, которые взбивали воздух. Понаблюдать за взлетом собрался весь Город. Приятель сел в свой аппарат. Взревел мотор, закрутились винты. На глазах у толпы машина поднялась высоко в небо, и у Гивера от возбуждения перехватило дух.

И вдруг — громовой раскат! Является Бог-тень. Гигантская рука хватает аппарат, в котором находится Друг Гивера, и сминает его.

Гивер при виде этого закрыл руками лицо и в ужасе упад на колени. Долгое время он старался не вспоминать о своём друге. Затем, Как-то-днём, начал строить ракету.

Иногда за работой Гивер задумывался жене. Несмотря на всю её серость, он знал, что будет скучать в разлуке. Возможно, когда-нибудь он вернётся и заберёт жену с собой… после того, как выяснит, что лежит за пределами мира. А может, и нет. Гивер сам толком не знал.

В период, известный под названием Как-то-вечером, Жена Гивера повернулась к нему за ужином и поинтересовалась:

— Как там твоя дурацкая ракета? Закончил уже?

Гивер пристально посмотрел на супругу:

— Ты ведь понимаешь, что я осталю тебя здесь?

— Разумеется. — Похоже, ей было безразлично. — Когда планируешь взлёт?

— Скоро.

Гивер знал, что медлить нельзя. Если в Городе узнают о его планах, снова соберётся толпа зевак, а это привлечёт внимание Бога-тени. Улетать нужно сегодня ночью.

Смеркалось, серое небо потемнело. Зевнув, Гивер отправился в кровать, а следом за ним — жена. Когда та крепко заснула, он осторожно встал, оделся и тихо спустился в гараж.

Там его ждала ракета. Высокая. Тонкая. Блестящая. Гивер мгновение полюбовался, затем распахнул откидной люк в крыше и взошёл на борт. Возясь с панелью управления, он услышал, как кто-то его зовёт.

Снаружи стояла жена.

— Прощай, Гивер. – На её лице не было ни грусти, ни радости.

На мгновение Гивер заколебался. Он порывался что-нибудь сказать, уже почти решился пригласить её с собой в удивительное приключение. Но так и не произнёс ничего.

На ночной лужайке у неё за спиной уже собиралась толпа.

Гивер понял, что Бог-тень вот-вот узнает о полёте. Нужно поторапливаться! Он лихорадочно крутил ручки и щелкал переключателями, выставляя настройки.

Отдалённый гул. Дрожь земли. Ракету качнуло. Бог-тень уже близко! Гивер поднял взгляд и в панике увидел на фоне тёмного неба исполинскую фигуру божества.

Быстрее! Гивер нажал кнопку «Пуск».

Гараж окутало оранжевое пламя. Ракета выстрелила вверх, и Гивера вдавило в кресло. Горожане за стеклом иллюминатора выглядели крошечными, словно кукольные.

И вдруг у Гивера вырвался крик. Над ним нависало гигантское лицо. Гигантское лицо с гигантскими глазами, гигантским носом и ртом. Гигантская рука метнулась по небу, с шелестом рассекая воздух…

Гивер в отчаянии дёрнул рычаги управления. Ракета резко свернула… прямо к гигантскому лицу.

Бог-тень отпрянул, но недостаточно быстро. Гивер увидел, как один гигантский глаз в ужасе закатился, а затем ракета врезалась в необъятный лоб. Бог-тень рухнул с ужасным грохотом.

На мгновение ракета зависла, а потом тоже рухнула… прямо в толпу зевак.

Выбравшись из разбитой кабины, Гивер увидел жену. Осколок ракеты оторвал ей руку. Сквозь отверстие в плече виднелись шестерёнки, провода и стеклянные трубки.

— С возвращением, Гивер, — растерянно сказала она.

На следующее утро Гивер не пошёл на работу. Машина не заводилась, да и настроение не было. Напала хандра.

Кофе оказался противным на вкус, и Жена Гивера винила в этом неправильно работавшую плиту. Жена Гивера тоже вела себя как-то неправильно. Словно энергии у неё на донышке.

Гивер выглянул в окно на дорогу. Машины еле ползли. Трава на передней лужайке за ночь увяла.

— Хм, кое-то все не такое, — пробормотал Гивер.

Жена не ответила. Она, застыв, глядела в пустоту.

Гивер встал и вышел на улицу. Улица полнилась пешеходами, которые еле волочили ноги или не двигались вообще. Машины по большей части уже заглохли. Рядом с Гивером упал старик и разломился пополам от удара об асфальт.

Гивер направился в Парк, где почернела вся зелень, и сел на скамейку. Неплохо бы написать несколько стихотворных строф или хотя бы раз станцевать джигу, мелькнула мысль. Увы, он не знал, как… да и усталость всё больше давала о себе знать, став просто чудовищной.

При мысли об убитом Боге-тени навалилась грусть.

А вскоре Гивер уже не мог думать ни о чём.

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Роберт Мэттингли

1980

— Не вижу проблемы, — хмыкнул Президент. — В конце концов, они сами прилетели к нам для первого контакта.

Трое помощников, измученных после недавних событий, устало переглянулись.

— Может, и так, сэр, — отозвался первый, — но у инопланетян есть и некоторые... м-м, требования, так сказать...

— Не сказал бы, что они выдвинули нам какие-то требования.

— Пусть не «требования» как таковые... — сказал второй помощник, — ...просьбы. Условия, если угодно.

Он был наиболее осведомлен во всём, что касалось деталей контакта. Первый занимался реакцией мировой общественности на это знаменательное событие, а третий — долгоиграющими последствиями. Обычно его игнорировали.

— Угодно, — сказал Президент. — А что за условия, могу я поинтересоваться?

— Беспрепятственный доступ, — неожиданно вставил третий помощник. — Торговля. Обмен технологиями и перемены в нашем социуме. Общение.

— Ну, общение уже есть, — заметил первый помощник.

— Всегда можно улететь.

В ответ на это сухое заявление в комнате повисла нервная тишина, что ещё больше усилила общее напряжение. Наконец голос подал третий помощник, от слов которого вновь привычно отмахнулись.

— Для начала они хотят, чтобы мы создали общемировое правительство, — пояснил первый помощник.

— Это можно сделать на базе ООН.

— Только если мы включим в его состав каждую страну. А это означает абсолютно все государства, всех людей. Никто не остаётся в стороне, не отказывается признать ООН в качестве последнего арбитра и связующего звена с внеземной цивилизацией.

— Шансы? — после короткого раздумья поинтересовался Президент.

— Лучше, чем до прибытия инопланетян, но… — Первый помощник выдержал многозначительную паузу, а затем фыркнул, выражая своё мнение о шансах на успех.

Президент покачал головой:

— Под руководством наших гостей из космоса, возможно, через несколько лет...

— Шаг первый, — вклинился третий помощник.

Все посмотрели на него.

— Э-э, — поправился второй помощник, — действительно есть и другой момент, который нужно учитывать. Общемировое правительство станет лишь первым шагом к нашему принятию в их содружество планет.

— Что ещё? И так все народы Земли представлены.

— Да, сэр, все люди, — поправил его второй помощник. — Но видите ли... наши гости принадлежат к межзвёздной цивилизации, в которую входит множество разных рас и сообществ, и, кажется, у них другие стандарты, чем...

— Ближе к делу, — оборвал его Президент.

— Они хотят, чтобы в общемировом правительстве были представлены все высокоразвитые формы жизни.

Пауза.

— На этом большом голубом шарике таких нет. Только мы.

— А как же дельфины? — вмешался третий помощник.

— Что? Ах да… в Конгрессе вроде бы что-то такое обсуждали? — ответил Президент.

— Пытались ограничить их истребление при промысловой добыче тунца. Законопроект не прошёл.

Президент поразмыслил:

— Уничтожение разумных существ не способствует дружеским отношениям с инопланетянами, не так ли?

Трое помощников вежливо кивнули.

— Что ж, с их помощью мы наладим взаимодействие с дельфинами. Посмотрим, что можно сделать… — заключил Президент.

— Дельфинами вопрос не исчерпывается, — добавил второй помощник.

— Есть кто-то ещё? — растерянно спросил Президент.

— Четыре или пять видов приматов, — ответил третий помощник. — Термиты.

— Термиты?

— По определению наших гостей, да, — сказал второй помощник.

— Есть ещё два необычных вида приматов, о которых мы не знали, — подхватил третий помощник. — Или, во всяком случае, не могли доказать их существование. Согласно инопланетянам, речь о легендарном снежном человеке Гималаев (йети) и его северо-американском аналоге бигфуте.

Президент издал горловой звук. Нечленораздельный.

— А китов не забыли?

— Китов?

— Да, — сказал первый помощник. — Инопланетяне предложили нам воспользоваться ими для первичного контакта с дельфинами.

— Ясно. Что-нибудь ещё?

— Биологические виды русалки настоящей, которые обитают в водах нашего мира...

— Минуточку! Это же просто сказки.

— Инопланетяне их обнаружили, — сообщил третий помощник. — Довольно крупную цивилизацию. Требуют включить в правительство её представителей.

— У пришельцев есть способы узнать о разумных существах планеты, — пояснил второй помощник. — На фоне их знаний наши собственные исследования выглядят жалко. Нам пообещали помощь, но предупредили, что основная работа ляжет на наши плечи.

— Не забывайте про ионные формы жизни. Наши гости из космоса обнаружили их в озоновом слое. Тоже нужно будет включить, — встрял третий помощник.

— Какие-какие?! — вскричал Президент.

— Э-э, мы провели на эту тему некоторые исследования, — сказал первый помощник. — Действительно, слабая теоретическая основа для такой возможности есть.

— Вот только это не возможность, — фыркнул второй помощник. — Мы должны их включить.

— А также жителей Полой Земли*, — ввернул третий.

Шея Президента побагровела.

— Да сколько можно?! И как, по их мнению, мы свяжемся со всякими этими дурацкими существами?! — снова закричал он.

— «И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости.…»** — процитировал второй помощник.

— К чёрту «небо»! Откуда только все эти твари взялись?!

— Господин Президент, — начал третий помощник, — теории о них возникают довольно часто и даже имеют под собой какие-то факты. Лишь потому, что мы не доросли до контактов с... м-м, другими разумными (интеллектуальными) формами жизни, которых вы назвали «тварями»... — на этих словах Президент глубоко покраснел, — ...не стоит утверждать, что они не существуют или не могут существовать. При нашем нынешнем уровне развития, возможно, их и нет, но на том, который требуется для вступления в космическое содружество, эти формы нужны. Более того, необходимы.

Голос третьего успокаивал, и уже казалось, что невероятно разросшаяся проблема свелась до более управляемых размеров.

— Что ж... — медленно произнёс Президент, — пожалуй, если работать над этим годами…

— Инопланетяне подсчитали, что нам потребуется около четырёхсот лет, прежде чем представим паноморфную*** цивилизационную единицу для интеграции в их общество, — сообщил второй помощник.

Президенту, казалось, вновь начало не хватать воздуха, но он быстро совладал с собой. Невнятный звук из глубины его горла на этот раз оформился в членораздельную фразу.

— Нам предстоит большой шаг, — наконец проговорил он, — долгий путь для всего человечества... и остальных... к высокой цели. Начнём не откладывая.

— Вот и хорошо, — сказал третий помощник. — Теперь можно и поговорить.

Помощники испытующе посмотрели на Президента.

Третий молча взялся за лоб и начал стягивать с головы кожу. Съехав назад, она обнажила заострённые уши и ниспадающие шелковистые косы. Взгляд засиял колдовским блеском, весьма подходящим к новому облику.

— Теперь, говоря от имени всех эльфов, что продолжают скрываться…

* Полая Земля — совокупность псевдонаучных и эзотерических идей о существовании внутри Земли обширной полости или полостей, размеры которых сравнимы с размерами самой Земли. По мнению авторов гипотезы, такой мир может быть населённым некими формами жизни.

** В оригинале цитата: "There are more things in heaven" (У. Шекспир, «Гамлет», акт 1 сцена 5, дано в переводе М. Лозинского).

*** Паноморфный (англ. panomorphic) — авторский неологизм (от греч. корней pan — всё, morphe — форма), подразумевающий включение всех форм разума.

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Всему своё время.

Дорогой Вернер!

Теперь я понимаю, что ты имел в виду, расхваливая Вегу IV. После тех мест, куда меня закидывало в последние три года, здесь просто рай. Атмосфера пригодна для дыхания, и люди похожи на нас, только я бы сказал, добрее. Чего ещё желать?

Ты знал, что их самоназвание переводится как «этичный народ»? Они заслуживают его куда больше, чем мы «человек разумный» (Homo Sapiens). Возможно, таким был эдемский сад до грехопадения. Знаешь, даже скучновато: все дни одинаковой длины, погода не меняется. К этому нужно привыкнуть, но я постепенно адаптируюсь.

И ещё. Помнишь, как капитан Кирвин описывал эмоции местных при первом контакте?

«Они удивились при виде нас и, казалось, испытывали одновременно и облегчение, и большую радость». Эти слова озадачивают многих, и сегодня я понимаю, отчего у Кирвина возникло именно такое ощущение. Жители Веги действительно испытали облегчение и действительно удивились, когда на планету впервые сел наш корабль. Видишь ли, за несколько лет до того они сами снарядили на Землю экспедицию.

Соррел перевёл для нас дневник той экспедиции и сегодня отдал его мне. Выдержки прилагаю ниже. Для удобства я поменял даты и названия мест на понятные землянам. Остальное — согласно первоисточнику.

12 сентября

Благополучно прибыли. Трансматериализатор сработал безупречно и переслал нас в необитаемую лесную зону на северном полушарии. Как обустроимся, поищем здешнюю цивилизацию. Предупреждение Гатора хорошо помним. Мы внимательно следим за собой, чтобы незамедлительно выявить заражение чужеродными микроорганизмами. Пока проблем нет, все здоровы.

23 сентября

Всё хорошо. Планета красивая и плодородная, но странная. Поверхностная гравитация — лишь пять шестых от нашей, и все мы чувствуем себя сильными, как великаны. Ось вращения этого мира наклонена к плоскости орбиты, поэтому дни и ночи неодинаковы по длительности. Из-за этого режим сна несколько сбился, но мы более или менее адаптируемся.

8 октября

Происходит нечто странное. Деревья вокруг выглядят больными, листва непонятно почему мертвеет. Сначала мы думали, что нам это кажется из-за игры света, когда солнце опускается к горизонту, но теперь уверены: так и есть.

20 октября

Мы должны вернуться на Вегу IV. Гатор оказался прав, самым неожиданным и ужасным образом. Только не нам навредили чужеродные организмы, а мы сами заразили Землю. С природой происходит что-то нездоровое. Всюду, куда ни глянешь, планета умирает. Мы — зараза, повинная в гибели этого мира. Завтра переносимся домой.

... и они вернулись домой, Вернер, обратно на Вегу IV. Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, называя местных «этичным народом»? Из климатических сводок за тот год я выяснил, что в Вермонте стояла исключительно красивая осень — подлинное буйство красных, коричневых и жёлтых оттенков. Меня эта история навела на размышления. Где-нибудь в космосе мы тоже наткнёмся на планету, где нас ждёт не менее глубокое потрясение. Хочешь пофантазировать? Я лишь надеюсь, что мы выйдем из этого испытания так же достойно, как жители Веги...

Джори.

* Оригинальное название That Strain Again является цитатой из «Двенадцатой ночи» У. Шекспира (сцена 1, акт 1).

If music be the food of love, play on;

Give me excess of it, that, surfeiting,

The appetite may sicken, and so die.

That strain again!

Любовь питают музыкой; играйте

Щедрей, сверх меры, чтобы, в пресыщенье,

Желание, устав, изнемогло.

Ещё раз тот напев! (пер. М. Лозинский)

Но поскольку английское слово strain многозначно (биологический штамм, мелодия и т.д.), в названии игра слов.

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Автор француз. Жил на рубеже 19-20 веков, писал макабрические рассказы, детективы, пьесы. Писал на французском. Поскольку французского не знаю, переводила с перевода на английский, поглядывая в машинный подстрочник с французского и обращаясь в темных местах за помощью к Дипсику. Не уверена, что у меня получилось нечто хорошее. Критика приветствуется.

Мои другие переводы Левеля:

В свете красной лампы (призрак в проявочной у фотографа)

Следственный эксперимент (призрак убитой изобличает душегуба)

Морис Левель

1910

Он не был ни злобен, ни кровожаден, просто имел весьма своеобразное представление о радостях жизни. Вероятно, потому, испробовавши всё, не находил больше волнительной новизны ни в одной.

В театр он наведывался не ради спектакля или наблюдения за публикой в зрительной зале, а единственно в надежде стать очевидцем пожара. А на ярмарке в Нёйи* обходил зверинцы в предвкушении катастрофы: надеялся, что звери растерзают своего укротителя. Пробовал он смотреть и бои с быками, но те быстро ему опротивели; убийство было излишне отлаженным, излишне привычным, вдобавок нашему герою претило, что страдает живое существо.

Влекло его лишь то, что способно пощекотать нервы и несёт преходящую новизну не виденного. Дошло до того, что пережив в «Опера комик»** ночь большого пожара (из которого вышел цел и невредим) и постояв всего в нескольких шагах от клетки в тот день, когда знаменитого Фреда сожрали его львы, наш герой почти утратил интерес к театрам и зверинцам. Тем, кто удивлялся столь резкой перемене во вкусах, он объяснял её так: «Я там всё увидел. Прежние увлечения больше не способны меня всколыхнуть. Просто было любопытно узнать, какое действие те события возымеют на других и меня самого».

Лишившись двух излюбленный удовольствий (чтобы получить от них искомое, понадобилось десять лет), он погрузился в многомесячную хандру, не мог ничем заниматься и почти не покидал дома.

Но вот однажды утром парижские стены покрылись разноцветными афишами. На лазурном фоне была изображена странная наклонная трасса, которая выгибалась вертикальной петлей и затем падала, словно лента. На самом её верху маленькой точкой замер велосипедист, готовый по сигналу ринуться с головокружительного спуска. А тем временем газеты пестрели рассказами о невероятном трюке, который и разъяснял смысл этих диковинных афиш.

Акробат разгонялся на узком наклонном участке и взмывал на вершину петли, после чего почти отвесно устремлялся вниз. Во время этого фантастического спуска он на мгновение оказывался вниз головой и ногами кверху.

Автор трюка пригласил газетчиков осмотреть трассу и велосипед, дабы все убедились в отсутствии обмана, и пояснил, что залог успеха — наиточнейший расчёт и неизменная хладнокровность.

Как показывает опыт, жизнь, что зиждется на хладнокровности, висит на волоске.

Наш одержимый, прочитав анонсы, воспрянул духом. Сходив на пробный показ, он предвкушал новый волнительный опыт и в день премьеры, заняв место в ложе, внимательно наблюдал за прохождением мёртвой петли.

Он снял ложу, что находилась за финишной точкой, на одной линии с трассой, и сидел там один, не желая рядом с собою никого, кто мог бы его отвлечь от пристального наблюдения за сценой.

Сам номер длился считаные мгновения. Чёрное пятнышко появилось в начале трассы, и тут же мощный разгон, вход в петлю и гигантский прыжок... Вот и всё. Страх его был стремителен и ярок, как вспышка молнии.

Выходя вместе с толпою, он было подумал, что раза два этот номер, возможно, еще сумеет вызвать в нём содрогание, но потом приестся, как и всё остальное. «Не то!» — досадовал он. Но потом осознал, что хладнокровие человеческое имеет пределы, что прочность велосипеда, в сущности, относительна, и что нет на свете такой трассы, сколь бы надёжной она ни казалась, которая однажды не подведёт. Так, он пришёл к заключению, что авария лишь вопрос времени.

От этого вывода до решения дожидаться несчастного случая остался всего один крошечный шажочек.

«Буду ходить на представление каждый вечер, пока велосипедист не свернёт себе шею, — решил он. — Если этого не случится за три месяца его гастролей в Париже, последую за ним куда угодно, пока не дождусь!».

Два месяца он каждый вечер ровно в один и тот же час являлся в ту же ложу и садился на то же место. Аварии всё не было. В цирке уже знали этого посетителя в лицо. Он, кстати, забронировал свою ложу на весь сезон, вызвав среди них множество тщетных домыслов о причинах столь недешёвой причуды.

Однажды вечером, когда тот акробат закончил выступление раньше обычного, одержимый перехватил его в коридоре и заговорил. Оказалось, представляться нет надобности.

— Я знаю вас, месье, — сказал акробат. — Вы завсегдатай, приходите каждый вечер.

Одержимый удивленно спросил:

— Действительно, ваш номер вызвал во мне глубочайший интерес. Но кто вам об этом рассказал?

— Никто. Просто я всегда вижу вас в зале, — с улыбкой отвечал велосипедист.

— Удивительно. С такой-то высоты... в такой-то момент... И как вас только хватает разглядывать зрителей?

— О, всё не так! Мне, конечно, не до лиц в зале. Отвлекаться на толпу в моём деле крайне опасно. Помимо всего остального, что связано с моею профессией, самого трюка, практики и теории, есть кое-что ещё, один фокус...

— Фокус? — оживился собеседник.

— Не поймите меня превратно. Никакого обмана. Я имею в виду нечто такое, о чём публика не подозревает, — одну деталь, что составляет самую трудную часть трюка. Понимаете? Я исхожу из невозможности столь всесторонне опустошить мозг, чтобы в нём осталась лишь одна мысль, чтобы воля не рассеивалась, если можно так выразиться. Что ж, я поступаю следующим образом: выбираю в зале некий объект, неподвижную точку и впиваюсь в неё взглядом. Я вижу только эту точку, этот объект. С той секунды, как он попадает мне на глаза, больше ничего не существует. Я в седле. Руки крепко держат руль, я ни о чём не думаю: ни о равновесии, ни о направлении. Я уверен в своих мышцах. Они тверды, как сталь. Боюсь я только одной части себя: глаз. Но когда они смотрят в одну точку, я их больше не боюсь. Так вот, в вечер премьеры, не знаю почему, мой взгляд упал на вашу ложу. Я вас увидел. Я больше не замечал никого, кроме вас. Вы, сами того не ведая, перехватили и удержали мой взгляд… Вы стали тем якорем, тем объектом, о котором я вам только что говорил. На второй день я искал вас на том же месте. И в последующие дни – тоже. Так что теперь, едва я вхожу, мой взгляд сам собой ищет вас, следит за вами. Вы, сами того не сознавая, – мой драгоценный, незаменимый помощник в этом номере. Понимаете теперь, почему я вас тотчас узнал?

На следующий день одержимый, по обыкновению, занял своё место в ложе. В зале стояло необычное оживление, висел гул нетерпеливых голосов. Внезапно воцарилась глубочайшая тишина – казалось, публика затаила дыхание. Акробат сидел на велосипеде, который придерживали двое помощников, ожидая сигнала к старту. Он принял идеальную стойку, руки крепко сжимали руль, голова была неподвижна, взгляд — устремлён вперёд.

Наконец акробат скомандовал «Начали!», и помощники дали велосипеду толчок.

В этот самый миг одержимый, словно невзначай, пересел на другой конец ложи. А затем произошло ужасное. Акробат дёрнулся, словно от удара током, и потерял самообладание. Велосипед устремился вперёд, резко вильнул и, выскочив за пределы трассы, полетел навстречу воплям перепуганной толпы.

Одержимый спокойно надел пальто, разгладил примятую шляпу и вышел.

* Нёйи́-сюр-Сен (фр. Neuilly-sur-Seine — «Нёйи на Сене») — коммуна на западной окраине Парижа. Ежегодная ярмарка в Нёйи́ была заметным событием в жизни парижан. Здесь можно было найти не только всевозможные товары, но и множество увеселений.

** «Опера комик» (фр. Opéra-Comique; полное название «Национальный театр комической оперы», фр. Théâtre national de l’Opéra-Comique) — оперный театр в Париже, основанный в 1715 году и первоначально предназначенный для постановки комических опер. Театр горел дважды: в 1838 и 1887 году.

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Т.Е.Д. Клейн

1974

Когда невысокий мужчина объявил, что он учёный, все возликовали.

Физики-теоретики танцевали возле компьютеров; техники-электронщики, выйдя из-за приборных панелей, улюлюкали от восторга. Огромная лаборатория полнилась аплодисментами журналистов, и Салганик из «Геральд», повинуясь порыву, описал эту сцену так: «…напоминает радость, с которой работники NASA когда-то встречали успешные запуски “Аполлонов”».

— Слава богу! — воскликнул доктор Бацца, итальянский биохимик.

— Слава богу, наш гость не дворник!

— Простите, сэр, вы бы не могли повторить?.. — Репортёр оторвался от блокнота.

— Слава богу, мы вытащили в прошлое человека, способного что-то рассказать.

— А что, были сомнения? — Салганик замер с карандашом наготове, ловя каждое слово.

— Конечно, были, — ответил итальянец. — Мы знали, что зацепим кого-то из Гарварда, ведь мы сейчас прямо в здании факультета физики, но нам мог попасться кто угодно. Расспрашивали бы сейчас первокурсника… или уборщицу… или случайного туриста. Не предугадаешь, где именно появится ЗВЗ…

— ЗВЗ, — лихорадочно записывая, повторил репортёр. — Вы же о зоне временного зазора?

— Именно. Примерно на таком же принципе работали устройства, которые вы, американцы, устанавливали в 1970-х на межпланетные зонды для сбора случайных образцов почв. Только на сей раз мы захватили живого человека, причём из собственного мира. Он просто… как бы это выразиться… случайный образец.

— Не совсем уж случайный, надеюсь…

— Нет, естественно, нет. Мы знали, ЗВЗ возникнет где-то рядом с этой физической лабораторией, и исходили из того, что Гарвардский университет на века останется флагманом науки. Однако саму локацию представляли себе крайне расплывчато: просто здание. А что касается времени… — Он махнул в сторону коротышки, который улыбался и удивлённо покачивал головой. — Мы лишь знали, что наш гость перенесётся из будущего, отделённого от нас тремя-четырьмя столетиями.

Салганик глянул в другой конец комнаты, где давала интервью новоявленная знаменитость, окружённая камерами и огнями. Конечно, можно было рассмотреть всё лучше, воспользовавшись телеэкраном на стене — трансляция шестичасового визита учёного в настоящее шла по всему миру — но Салганик предпочитал наблюдать знаменательное событие воочию.

«Я там был, — скажет он внукам. — Я стоял в той самой комнате, куда мы выдернули человека из будущего».

Какой-то идиот-журналист уже выкрикнул избитый вопрос «Каково это?». («Каково быть первым человеком на Луне? — спрашивали когда-то. — Каково выиграть семь золотых медалей? Каково знать, что всю твою семью уничтожил метеорит? Каково победить в президентской гонке?»).

Гость из будущего попытался ответить.

— Ну, — начал он, моргая от вспышек, — всё приключилось так неожиданно, и вообще… В смысле, я ничего и никогда не выигрывал и уж точно не думал, что именно я… Ну, вы понимаете. Окажусь здесь вот так. Хочу сказать, что это, определённо, большая честь и всё такое, и я, конечно, невероятно горд находиться с вами, пусть мне вскоре и придётся вас покинуть… Э-э-э… — Он прикусил губу и моргнул. — Рад сообщить, что в мою эпоху мы, э-э, очень продвинулись во всех областях… по крайней мере, нам, так кажется, кхе-кхе. «Третий научный Ренессанс» — под таким девизом проходит Всемирная выставка в Аддис-Абебе… Новая эпоха Возрождения, соперничающая с той, что в начале XXIII века… Впрочем, вы же об этом не знаете, да? М-м-м… Я, честно говоря, не мастер говорить речи, но, э-э… надеюсь, смогу поделиться знаниями, которые вас заинтересуют и, э-э… Возможно, капельку помогут?

Он смущённо улыбнулся.

— Поразительно! — пробормотал доктор Бацца. — Казалось бы, язык за века должен измениться, но наш гость говорит по-английски лучше меня! Наверное, благодаря кинематографу язык стал медленней изменяться.

— Вот и хорошо, — шепнул Салганик. — Если б проект провалился (материализуй вы трёхлетнего ребёнка или какого-нибудь отсталого болвана), правительство свернуло бы финансирование так быстро, что опомниться не успели бы.

Салганик помнил, как упорно NASA убеждало Конгресс, что лунные образцы представляют научную ценность и эти полтора десятка мешков с камнями стоят потраченных миллиардов. В итоге проект сочли «непрактичным» и закрыли. Люди в этой лаборатории сейчас находятся под таким же прессом…

Впрочем, им, кажется, повезло с уловом.

— Ах да, — проговорил человек из будущего, — я профессор плазменной биофизики уже почти… Дайте подумать… Лет двадцать восемь.

— Вы бы не могли объяснить, что это такое? — выкрикнул один из репортёров, пробившись вперёд.

На него тут же обрушился шквал негодования: «Тише! Пожалуйста! Выведите этого человека! Тссс! Ещё доберёмся! Помолчите!»

Репортёрам сказали молчать, а все вопросы задавала группа учёных, которая, как надеялись, сумеет рациональнее использовать драгоценное время. Тот репортёр уже потратил его впустую…

— Профессор, начнём с самого важного, — сказал доктор Склар, патолог и нобелевский лауреат. Он говорил авторитетно, хорошо осознавая, что мир ловит каждое слово. — Я даже не стану спрашивать о вашем имени…

— Модесто 14 Икс Гудиер, — перебил коротышка.

— …или о вас лично. Нас интересует решение насущных проблем. Итак… — Он выдержал паузу, нагнетая напряжение. — …нашли ли в ваше время лекарство от рака?

Гость улыбнулся.

— О, божечки, конечно! Мы о раке уже и не вспоминаем. Если и находят, то разве что у космонавтов в дальних полётах…

— Можете объяснить, как его лечат? — перебил его Склар. В его голосе звучало нетерпение.

— Фу-ух! — гость из будущего, надув щёки, поглядел в потолок. — Хм, дайте подумать. Боюсь, тут загвоздочка. — Он на мгновение застыл. — Видите ли, сам я не болел, и знакомые тоже… Но если вдруг, позовём врача, и он… э-э…

— Что именно сделает врач?

— Ну, даст нам препарат, мы… поспим, и всё как рукой снимет, так сказать.

— После препарата? — недоверчиво спросил Склар.

— Да, но, увы, я знаю только торговое название: «Опухоль-Сгинь», так он называется. Вам это вряд ли поможет…

Доктора Склара ответ явно разочаровал.

— Видите ли, это не совсем моя область компетенции, — пояснил гость из будущего и смущённо пожал плечами.

— Недавно вы упомянули, что «зовёте врача», — начал другой член группы (доктор Склар пока строчил новые вопросы). — Я инженер по связи и хотел бы знать, можете ли вы рассказать о том, как обстоят с ней дела в ваше время.

— Буду рад.

— Например, что именно происходит, когда вы зовёте врача?

— Ну, он прибывает немедленно. Во всяком случае, должен. Не стану скрывать, порой сталкиваешься с грубостью и наплевательским отношением. Мол, я сейчас очень занят и…

— Пожалуйста, сэр! Как именно происходит сам вызов. Если у вас похожие средства связи? — Инженер показал на столик поблизости. —Телефоны?

— А-а, телефоны! Да, есть, только выглядят по-другому. — Ух ты! Ну и раритет тут у вас!.. Нет, наши за ухом крепятся. — Мужчина потянулся к устройству. — Ой, я сегодня не взял, а то бы показал вам… Ну да всё равно, мы вызываем врача не по телефону. Нажимаем красную кнопку в ванной, рядом с кроватью, и описываем… Но, кажется, вы не понимаете, о чём я.

— Нет-нет, продолжайте.

— Мы просто говорим что-то вроде: «Мне плохо, пришлите кого-нибудь».

— А кто на другом конце?

— Ну… люди. Они меня слышат и высылают помощь. — Коротышка помолчал, словно колеблясь. — Правда, иногда приходится ждать минут пять.

— И всё же как именно происходит вызов? Объясните механизм.

— Ой! — Учёный из будущего растерянно улыбнулся. — Понятия не имею. Я никогда не вникал. В смысле, кнопка всегда была на стене, и я просто… Стыдно признаться, но это не моя область. Я узкий специалист, изучаю хромосомные растительные узелки, так называемыми тельца Филлипса и… Ладно, скажу о связи вот что: те, кто на том конце, далеки от идеала, вы уж поверьте, а последнее время стало вообще из рук вон плохо. Вечно бастуют из-за чего-нибудь…

— А оружие? — решительно вклинился генерал. — Какое оружие в арсенале вашей армии самое совершенное?

— Ну, армии как таковой не осталось, но… Ах да, у нас и впрямь есть кой-какое ужасное оружие… о-o-o да, охохонюшки! Эта штука называется ВРВ… не уверен, что означают буквы. Если долбануть по городу, оставит воронку глубиной метров в четырнадцать, а соседние населённые пункты даже не заденет. Однажды ВРВ действительно использовали… в Сан-Хуане, Пуэрто-Рико.

— Каков принцип действия?

— М-м-м… Вы загнали меня в тупик. Увы, не знаю. — Он потупился и замолк, но вдруг оживился. — Знаете, вам стоит поговорить с инженером-ядерщиком. Лучше всего с одним малым, его зовут Хулио 6 Икс Франклин, и он мой старый приятель… Хотя сейчас это невозможно, так? Вроде бы я где-то читал, что в основе те же силы, за счёт которых Луна «тянет» за собой воду… Луна и приливы, вроде всё верно? Но, знаете, я не специалист.

Салганик наклонился к Бацце:

— Не хочу вас огорчать, но этот малый, где ни копни, ничего не знает. Что за ерунда?

Доктор Бацца лишь покачал головой. Казалось, он вот-вот расплачется.

Коротышка тем временем пытался объяснить устройство антигравитационного пояса, благодаря которому его сын может ходить по озёрам:

— Однажды пояс сломался, пришлось вызывать мастера. Он… дайте вспомнить… сказал, там батарейка, да, а ещё треугольный кусок какого-то губчатого вещества… Левии вроде бы, но точно не уверен. Может, цинка?

Учёные давно прекратили что-либо записывать.

Доктор Бацца повернулся к Салганику:

— Слушайте, а если бы вас занесло в Тёмные века, как думаете, сколько бы знали вы? — Голос итальянского биохимика дрожал от отчаяния. — Смогли бы объяснить, как построить самолёт? Или сделать аппендэктомию? Получить нейлон? Чем бы вот вы оказались полезны?

— Думаю… — пожав плечами, осторожно начал Салганик, — даже в эпоху Возрождения настоящих людей Ренессанса было немного. Универсальные гении наподобие Леонардо практически не встречались и тогда.

Камеры и диктофоны продолжали жужжать.

— Помню, я заглядывал через плечо мастера, когда он менял батарейку, — рассказывал коротышка. — Там был такой пучок проводов…