14. В августе 2010 года (26—29 числа) планировалось проведение очередного ЕВРОКОН-а (совмещенного с польским ПОЛКОНОМ и чешским ПАРКОНОМ) в городах Цешин и Чески-Тешин. (Польский город Цешин расположен на юге Польши, на правом берегу реки Олше, которая отделяет его от чешского города Чески-Тешин). В связи с этим на стр. 14—16 журнала публикуется программа соответствующих мероприятий, а также статья польской переводчицы ЭЛЬЖБЕТЫ ГЕПФЕРТ под названием:
ИСТОРИЯ ЕВРОКОНА
(Historia Euroconu)
Фэндом — это настолько большое и эффективно организованное сообщество, что оно уже много лет организует международные конгрессы для любителей фантастики. Одним из важнейших мероприятий является ЕВРОКОН, программа которого в этом году представлена рядом.
Фэндом – необычайный феномен. Это стихийный союз людей, объединенных общим интересом к литературе. Это не обычная группа по интересам, а скорее компания друзей. «Энциклопедия научной фантастики» Питера Николса дает забавный термин, относящийся к этому типу субкультуры: fiawol — аббревиатура от fandom is a way of life (фандом — это образ жизни).
Любители фантастики встречаются и общаются уже более семидесяти лет. Первые фан-организации были созданы в США в конце 1920-х годов. Там же были организованы первые съезды и были основаны собственные журналы, так называемые фэнзины. Со временем интерес к научно-фантастической литературе вырос настолько, что поклонники стали организовывать по всему миру конвенты -- фестивали, собирающие до нескольких тысяч участников. Благодаря этим конвентам любители фантастики поддерживают тесные контакты с писателями, многие из которых выводятся как раз из рядов фэнов. В середине 1950-х годов была учреждена премия «Хьюго», ежегодно вручаемая участниками Всемирного конвента научной фантастики (Worldcon).
Что еще более интересно, премия фэнов оказала стимулирующее воздействие на профессиональное сообщество – так была создана вторая премия «Небьюла», вручаемая писателями-фантастами Америки.
В 1970 году во время проведения Уорлдкона в Западной Германии группа любителей и писателей из Италии решила организовать европейский съезд научной фантастики. Первый ЕВРОКОН состоялся в Триесте (1972) и не планировался как циклическое мероприятие, однако его успех был решающим. Два года спустя очередной конвент состоялся в Гренобле. До 1982 года европейские конгрессы проводились раз в два года, затем, за исключением 1998 года, ежегодно.
С начала деятельности Европейского комитета научной фантастики (с 1980 года – Европейская ассоциация научной фантастики), организатора ЕВРОКОНА, в нем принимали участие поляки, в том числе: Чеслав Хрущевский, писатель-фантаст, член президиума EКНФ.
Он был одним из главных организаторов Международной встречи писателей-фантастов (страны Восточной Европы) в Познани (1973), первой конференции такого типа в Польше, и III Еврокона в Познани (1976) под патронажем Союза польских писателей. Заслугой Хрущевского было установление контактов с любителями НФ и ее творцами из-за «железного занавеса», а организованная им европейская встреча стала сильным стимулом к действию для многих людей. Его серия лекций также положила начало фэновскому движению в Познани и Польше в целом.
Уже в марте 1976 года начал свою деятельность Общепольский клуб любителей фантастики (OKMFiSF), который быстро открыл свои филиалы по всей стране. В 1977–1980 годах клуб сотрудничал с издательством КAW и организовал четыре национальных съезда, но в 1981 году приостановил свою деятельность. В том же году была создана еще одна национальная организация — Польская ассоциация любителей фантастики (PSMF), объединившая некоторые бывшие отделения ОКМFiSF и новые клубы, созданные в общественных центрах и студенческих клубах. Также в 1981 году зарегистрировал свою деятельность Силезский клуб фантастики (Śląski Klub Fantastyki), на тот момент единственный клуб в стране, независимый от PSMF, а сегодня старейший из всех действующих.
Вторым ЕВРОКОН-ом, состоявшимся в Польше в 1991 году, мы обязаны фэновской деятельности редактора издательства «Alfa». Виктора Букато/Wiktor Bukato.
Конвент проходил в Кракове, и в ходе совещаний и обсуждений ESFS делегаты доверили управление Ассоциацией именно Букато, который занимал эту должность в течение двух лет, а на Евроконе 1993 года передал Ассоциацию в руки Бриджит Уилкинсон, оставаясь вицепредседателем. Этот Еврокон также стал особенным для поляков, потому что два фэна, Петр Рак и Петр В. Холева, получили единовременную специальную награду ESFS «Самый дружелюбный Чужой» за работу на всех европейских конвенциях, на которых они появляются. В 1997 году на Евроконе в Дублине Петр Холева от имени Гданьского клуба фантастики сообщил об организации ЕВРОКОН-а в Гдыне в 2000 году. Два года назад Бриджит Уилкинсон, нынешняя секретарь ESFS по просьбе Силезского клуба фантастики объявило об организации польско-чешско-словацкого ЕВРОКОН-а в 2010 году.
ЕВРОКОН этого года станет четвертым мероприятием такого ранга, проходящим в Польше (по крайней мере, частично, поскольку часть программы пройдет на чешской стороне города).
НЫНЕШНИЕ РУКОВОДИТЕЛИ ЕВРОПЕЙСКОГО ОБЩЕСТВА НФ (ИЗБРАНЫ В КОПЕНГАГЕНЕ в 2007 году):
Председатель: Дэвид Лалли (Ирландия)
Заместитель председателя: Роберто Квалья (Италия)
Секретарь: Бриджит Уилкинсон (Англия)
Казначей: Петр В. Холева (Польша)
АССОЦИАЦИЯ ПРИСУЖДАЕТ СВОИ НАГРАДЫ В НЕСКОЛЬКИХ КАТЕГОРИЯХ:
-- Лучший автор
--Лучший издатель
-- Лучший художник
-- Лучший промоутер НФ
-- Лучший журнал
-- Лучший переводчик
Награду можно получить только один раз.
ПОЛЯКИ СРЕДИ НАГРАЖДЕННЫХ:
СПЕЦИАЛЬНАЯ НАГРАДА 1980 ГОДА
— Станислав Лем
ЛУЧШИЙ АВТОР:
Януш А. Зайдель (1984), Анджей Сапковский (1996), Рафал А. Земкевич (1997)
13. В рубрике «Publicystyka» размещено интервью, которое польский писатель, редактор и издатель Ярослав Гжендович/Jarosław Grzędowicz дал польскому журналисту, новому главному редактору журнала “Nowa Fantastyka” Якубу Винярскому/Jakub Winarski. Оно носит название:
НЕТ НИКАКОГО ЛЕМОВСКОГО НАСЛЕДИЯ
(Nie ma żadnej spuścizny po Lemie)
Якуб Винярски: Мир «Властелина Ледяного сада» многим обязан «Поэтической Эдде», но не только ей. Что такого особенного в этих классических произведениях, на которые ты решил опереться, что делает их такими привлекательными для воображения писателей, особенно тех, кто занимается фантастикой? Чем таким особенным они задели тебя за живое?
Ярослав Гжендович: Как это «что в них такого особенного»? «Властелин Ледяного сада» немного похож на фэнтези, а фэнтези – это квази-миф. «Эдда» — это корни такой литературы, фэнтези была создана из этого. А сама «Эдда» имеет немалое очарование не только как фрагмент мифологии, но и как запись менталитета этих людей, жизненных советов и мудрости, а в некотором смысле и философии повседневной жизни и даже чувства юмора. «Эдда» сочетает в себе сакральный элемент с развлечениями, плутовским романом и руководством по решению вполне повседневных проблем. Скандинавам очень повезло со Снорри Стурулссоном. А вот о менталитете славян того времени мы и знать ничего не знаем. Кроме того, во «Властелине…» я представляю читателю возможность понаблюдать за столкновением человека с Земли с псевдосредневековым миром. «Эдда» сопровождает главы, посвященные Драккайнену, поскольку он входит в этот мир, вооруженный, в том числе, именно «Эддой» как источником определенных знаний, но также и традиций нашего средневековья.
Якуб Винярский: Поскольку это, как ты говоришь, корни фэнтези, почему нет других успешных попыток обращения к этой традиции? Фантасты редко дотягиваются до столь отдаленной по времени классики?
Ярослав Гжендович: Но ведь дотягиваются. Толкин использовал «Эдду». В «Хоббите» в сцене, в которой гномы представляются Бильбо, они делают это в том же порядке и с теми же именами, под которыми они появляются в «Эдде».
«Песнь о Беовульфе» адаптировали для фэнтезийных целей, дай сосчитать… четыре или пять раз. Была версия, близкая к философской, вроде «Гренделя» Гарднера, были версии рисуночная, квазидокументальная, научно-фантастическая. Есть ведь даже писатели-фантасты, специализирующиеся на псевдонормандской мифологии. Все зависит от того, как это делается и зачем.
Якуб Винярский: В одном из интервью ты вспоминал, что ты и писатели твоего поколения читали и что было бы стыдно не прочитать. Были названы Хемингуэй, Джонс, Фолкнер, Чендлер, Капоте. В то же время я слышу в этом нотку ностальгии. Тоски по тем временам, когда все это читалось. Сегодня, когда ты пишешь, поигрывая литературными аллюзиями и отсылками, у тебя иногда не возникает впечатления, что это искусство ради искусства, потому что средний читатель фантастики, твой читатель, понятия не имеет о Хемингуэе, Фолкнере и всей остальной великой литературной традиции?
Ярослав Гжендович: Точности ради, речь тогда шла даже не обязательно об авторах. Говорили о книгах, обсуждавшихся на дворе. Только это было не столь уж и распространенным явлением, возможно, мне просто повезло с друзьями. С другой стороны, американская литература того периода была сильной, по тогдашним понятиям близкой чуть ли не к порнографии, ослепляющей жестокостью, грубостью и беспощадностью. Чтение, скажем, «Американских парней» (Steven Philip Smith “Americanscy chlopcy”, 1991), «Тортильи Флэт» (John Steinbeck “Tortilla Flat”, 1981) или «Комплекса Портного» (Philip Roth “Kompleks Portnoya”, 1986) в шестнадцать лет было опытом, который сопровождался вином, выпитым на скамейке в парке, сигаретой, выкуренной в переулке или обжиманиями с девчонками в уголочке на вечеринке, и это было приятно на вкус, производило впечатление чего-то противозаконного.
Это было гордое вступление во взрослую жизнь. Это были книги, которые мы выбирали для чтения самостоятельно и независимо, наперекор всем, наперекор государству, считавшему их буржуазными и империалистическими, наперекор школе, которая ведь тоже муштровала нас по-своему, не обязательно по чисто политическим вопросам, и, вероятно, наперекор родителям, хоть и в меньшей степени. Это было моим собственным выбором, элементом бунта и самовоспитания. Я и сегодня считаю, что книги реалистической литературы должны выглядеть так же, как те. Я не могу противиться ощущению, что в этих сюжетах – Дороти Унак, Роберта Пенна Уоррена, Кена Кизи и так далее – крылось великой важности содержание, что с помощью самого что ни на есть дружелюбного языка “great american story” мне передавались важные вещи, которые способны были закрепляться в человеке, изменяя его и даже формируя, оставляя иногда прочные, усвоенные этические установки на всю жизнь. Именно поэтому ситуация, в которой ты садишься с друзьями в скверике на скамейку и там, за густыми кустами, тянешь «чернила» из горла и обсуждаешь «Отсюда в вечность» (James Jones “Stąd do wieczności”, 1963), или «Мир по Гарпу» (John Irwing “Świet według Garpa”, 1984),
или «Обнаженные и мертвые» (Norman Mailer “Nadzy I martwi”, 1976),
или еще Хласку или Стахуру, -- было возможной и правдоподобной.
Якуб Винярский: А как насчет отсылок и аллюзий?
Ярослав Гжендович: Что касается аллюзий, которые я себе позволяю, то их, наверное, иногда находят, иногда нет. А я рад, что они есть. Я бы не стал недооценивать читателей фантастики — это как раз те люди, которые читают, и уж точно не все читают исключительно фантастику, фэнтези и ужасы. Феномен того, почему люди читали в то время, легко понять, но нужно провести эксперимент. Возьми молодого человека и отправь его на месяц в какую-нибудь глушь -- в домик лесника, в деревню, в приют, не важно. Ни телефона, ни Интернета, ни iPod, ни компьютера, ни игровой приставки. Нельзя пользоваться оборудованием для страйкбола, спутниковым тюнером, проигрывателем Blu-Ray -- DVD, а также заниматься карточными и настольными играми. Можно взять музыкальный плеер без каких-либо других функций с запасом песен, соответствующим пяти выбранным дискам. Телевизор может быть при условии, что он принимает только программу ТVP 1 и местную. Даже Polsat-а и TVN -- нет. Добро пожаловать в 1980-е. Дай ему книги и посмотри, станет или не станет он их читать. Вот и все. Книга – один из способов провести время. В наше время один из многих, в те времена один из немногих.
Якуб Винярский: Я продолжу тему. Не кажется ли тебе, что бум фэнтези (бум и катастрофа одновременно) связан с ловушкой поверхностности, в которую попал этот жанр. Сейчас, пожалуй, можно говорить уже о высокой и низкой фэнтези, что было немыслимо еще десять лет назад.
Ярослав Гжендович: Уникальные проблемы этого поджанра меня не особо волнуют. Мне нравится фэнтези в ее отдельных проявлениях, но ее главное течение имело тенденцию впадать во вторичность и даже в кретинизм с самого начала, с тех пор как эта конкретная форма фантастики увидела свет. Это просто набор довольно узких топосов, которые, кроме того, рождены шедевром Толкина и никогда не были полностью от него свободны. Фэнтезийная часть также играет дополняющую роль по отношению к тому огромному явлению, которым является RPG, и эти произведения служат поддержкой сюжетному воображению игроков, а не обеспечению углубления их литературного опыта. На это не стоит жаловаться, специализация – это тоже хорошо, и все путем, пока мы сохраняем за собой право выбора. Всегда, в каждом жанре литературы, находит себе место явление вторичности, и в этом нет ничего удивительного. За каждым великим произведением, особенно в том случае, если шедевр добился успеха на рынке, следуют поделки эпигонов, которые его обесценивают. Всегда будет много тех, кто найдет свою нишу в предоставлении читателям возможности вернуться в мир, который они потеряли, закрыв обложку шедевра. С другой стороны, многие авторы уже показали, что внутри поджанра еще хватает свободного места – Желязный, Хобб, Вулф. Теперь мы наблюдаем влияние поджанра под названием New Weird — и на этом примере можем видеть, как быстро то, что считалось полным обновлением жанра, превращается в закостеневший канон и, с другой стороны, то, как некоторые люди могут творчески и интересно использовать его остатки. Иногда достаточно оторваться от привычных шаблонов, например заданных Толкином или мифами о короле Артуре, чтобы найти совершенно новые пространства. Это зависит не от принятой эстетики или онтологии мира, а от замысла и возможностей автора. Если автор мыслит оригинально, он создаст уникальную историю также среди гномов и эльфов.
Якуб Винярский: Как на тебя подействовал колоссальный успех первого тома твоей книги. Не опасаешься ли ты того, что планка вдруг оказалась установленной (ты сам ее себе установил) настолько высоко, что будет сложно ее преодолеть так же красиво и без колебаний, как ты это сделал в первый раз?
Ярослав Гжендович: Я стараюсь не думать о литературе с точки зрения цирковых номеров, прыжков через перекладины или обручи, шоу на трапеции или боев ММА. Написав первый том, я просто продолжал писать историю, стараясь не впасть в истерику, состояние нездорового возбуждения и эмоционального расстройства. Конечно, мне было страшно и немного неловко. Ситуация, когда тебе публично вручают медную статуэтку, немного удручает, особенно когда получаешь ее за начало книги, конца которой еще никто не знает. Я боялся, что, возможно, за этим стояло слишком много ожиданий, и в целом чувствовал себя так же, как если бы я был президентом Обамой, получившим награду до того, как что-то сделал, создававшим впечатление, что, по его мнению, он полностью ее заслужил. Мне ничего не оставалось делать, как сесть и продолжить написание истории.
Якуб Винярский: Что для тебя составляет самую большую проблему в тот момент, когда ты садишься за чистый лист бумаги? Чувствуешь ли ты то же самое, что и десять лет назад, или это чувство эволюционировало?
Ярослав Гжендович: Должно быть, это одно из тех понятий, которые меняли свое значение, пока я занимался чем-то другим. Если придерживаться этой низкотехнологичной метафоры, то лист бумаги не является для меня проблемой. Никто не заставляет меня что-то писать. Никто не говорит, что я не способен с этим справиться, или требует, чтобы я что-то доказал. Проблема – это трудность, в решении которой имеется элемент соперничества. Либо я разобью кирпич головой, либо он снесет мне череп. Но сейчас я время от времени слышу, что каждый день — это новый вызов или что-то в этом роде. Когда я вижу рекламу с такими лозунгами, у меня создается впечатление, что она воспевает жизнь отчаянно некомпетентных людей. Если бы мне вдруг пришлось сидеть перед экранами управления воздушным движением на низкой высоте, это было бы непросто, но написание рассказа или книги «не из этой оперы». Прежде всего потому, что когда я сажусь за этот предполагаемый лист бумаги, то обычно знаю, что хочу сделать. Проблемой, вызовом, если хочешь, является сам текст. Плод трудов, возвышенно говоря. Его структура — замысел, содержание, главная мысль – редко выносится на лист бумаги явным образом. Все это вырисовывается в результате борьбы, вершащейся в моей голове, прежде чем я сажусь писать.
Якуб Винярский: Какими ты видишь современную научно-фантастическую и фэнтези литературу, мировую и отечественную? Тебе не мешает то, это молох, управляемый в основном коммерческими потребностями издателей?
Ярослав Гжендович: Извини, но о чем это ты? Уверяю тебя, если бы я когда-нибудь столкнулся с литературным контролем, осуществляемым по тем или иным причинам, мне бы это весьма помешало, но я никогда не видел ничего подобного. Молоха тоже нет. Насколько я знаю, фантастика нигде в мире не является каким-то огромным чудовищем, которое можно было бы сравнить, например, с киноиндустрией или эстрадной сценой. «Бабахает» только тогда, когда появляется экранизация. Слава Богу, до сих пор никому не пришло в голову запустить литературу в мельницу современного менеджмента. Например, потребовать от автора каждую главу обсуждать с редактором, организовывать встречи и собрания, навязывать содержание книг. Этот твой молох должен был бы выглядеть примерно так, но никто этого не делает, по крайней мере, пока. Да, на рынке сменяются моды, ему также нужно определенное количество второстепенных или посредственных работ, но и оригинальных создается достаточно. Я попросту не беру в руки дрянные книги. Иногда меня обманывают, но я все равно делаю выбор. По сути, это то же самое, когда я выбираю фильм, гостиницу для проживания в отпуске или радиостанцию.
Якуб Винярский: Тебе не кажется иногда, что для всей современной польской фантастике, впрочем скорее «твердой», чем «мягкой», главное – выйти из той обширной тени, которую отбрасывает на нее наследие Станислава Лема?
Ярослав Гжендович: Нет. Нет никакого такого наследия Лема. Есть воспоминание, зачастую без осознания того, о чем вспоминается. Лем был гением, но научная фантастика в том виде, в каком он ее писал, на данный момент не очень популярна, поэтому сравнивать ее не с чем. Субъективного ощущения важности темы сравнить невозможно. Кстати: фантастика не делится на «твердую» и «мягкую». Я не заметил также никаких разновидностей садо-мазо, бондажа или зоо. Думаю, ты перепутал области искусства.
Якуб Винярский: Не потому ли фантастика, представителем которой был Лем, сегодня не очень популярна, что писать ее гораздо сложнее, чем ту, где речь идет об очередной бойне в очередной корчме?
Ярослав Гжендович: Нет. Лем писал не только «Голема XIV», или «Summa Technologiae», или «Глас Господень», но также «Кибериаду» и циклы рассказов о пилоте Пирксе и Ийоне Тихом, «Возвращение со звезд» и множество других вполне доступных, юмористических или приключенческих произведений. Научная фантастика на фоне покорения космоса была естественным, логическим способом размышления о будущем. Это обогащало воображение как авторов, так и читателей. Сейчас такого нет, но это не значит, что у нас никто не пишет такой фантастики. Пишут, и пишут с не меньшей интеллектуальной нагрузкой, но поскольку читатель равнодушен к перспективе выхода за пределы Земля, этим произведениям труднее пробиться на рынок.
Почитать о пане Ярославе на сайте ФАНТЛАБ можно ЗДЕСЬ
12. На странице 10 напечатано небольшое интервью, которое дал журналу “Nowa Fantastyka” замечательный польский художник БОГУСЛАВ ПОЛЬХ:
ВСЕ для ФЭНОВ
(Wszystko dla fanów)
”Nowa Fantastyka”: Фанки Коваль возвращается! Известие об этом электризовало любителей комиксов и фантастики. Как дошло дело до этого эффектного возвращения?
Богуслав Польх: Сумма фактов, то есть ностальгия, чувство долга, своего рода American dream, непреодолимое желание войти в одну и ту же реку в четвертый раз.
”Nowa Fantastyka”: : Как Фанки изменился за эти годы? Стал ли он более солидным (смех)?
Богуслав Польх: Посмотри на обложку. Следы времени, отпечатки драматических событий. А психологически – разочарование: осознание того, что, несмотря на попытки быть the best, это не всегда удается, даже с гаджетами дроллов и их поддержкой.
”Nowa Fantastyka”: Чего нам ожидать от новых приключений Фанки?
Богуслав Польх: Не будет пощады ни нашим врагам, ни нашим людям, если они перестанут нам доверять.
”Nowa Fantastyka”: Фанки в Голливуде! Звучит как сказка. Как ты к этому относишься? Каким видишь этот безоговорочный успех? Что думаешь о запланированном актерском составе?
Богуслав Польх: И в самом деле сказка. Если она исполнится, можно будет говорить об успехе. А пока что забавно, можно попредставлять себе, что будет, если… Актерский состав хорош. Мэтью МакКонахью даже похож на Фанки Коваля. Я также рад, что Борис Шиц находится неподалеку от центра событий. И я думаю, что роль Криса Петерсена важна, хотя и мала.
”Nowa Fantastyka”: Чем Фанки понравился американцам? Обратили ли они внимание на что-то, что было для тебя маргинальным, или их тронуло то же, что и тебя?
Богуслав Польх: Фанки можно полюбить, потому что он развивается по мере развития событий.
”Nowa Fantastyka”: Известно ли уже, какое из приключений Коваля будет экранизировано?
Богуслав Польх: Их с самого начала интересовал том «Без передышки».
”Nowa Fantastyka”: Столько лет с одним персонажем... Фанки, наверное, уже для тебя как член семьи. Ты по-прежнему относишься к этому как к работе или это нечто большее?
Богуслав Польх: Нечто большее. Не надо разочаровывать фэнов, это было бы серьезнейшей ошибкой.
”Nowa Fantastyka”: Оказываешь ли ты какое-либо влияние на сюжет фильма или оставляешь сценаристам свободу интерпретировать приключения Фанки?
Богуслав Польх: К сожалению, я не имею возможности оказывать хоть какое-то влияние на кинематографистов, но у меня есть обещание продюсера, что он не допустит, чтобы Фанки урезали.
”Nowa Fantastyka”: Как ты относишься к художественному образованию в Польше? Похоже, что ты вместе с ВОЙТЕКОМ СЮДМАКОМ питаешь сильное отвращение к академическому подходу к образованию.
Богуслав Польх: Что нас объединяет с Войтеком, так это отвращение к посредственности.
”Nowa Fantastyka”: Чем работа художника комиксов в Польше отличается от таковой на Западе?
Богуслав Польх: Прежде всего количеством любителей комиксов и уважением к тяжелому труду художника. У нас это до сих пор не очевидно, и к комиксам как к жанру не относятся серьезно.
”Nowa Fantastyka”: Чем бы ты занимался в 70-х и 80-х годах, если бы не рисовал комиксы?
Богуслав Польх: Рисовал бы что угодно: раскадровки, иллюстрации к книгам, выполнял бы издательские проекты, занимался бы дизайном для игр, фильмов. Словом, занимался бы чем-то полезным. А комиксы, если бы их не было, я бы сам придумал.
11. Статья польского журналиста Мацея Новак-Крейера/Maciej Nowak-Kreyer носит название:
ДИКИЕ НАЕМНИКИ. СКАЗ о ВЫХОДКАХ СОЛДАТНИ
(Dzicy najemnicy. Gawęda o żołdackich wybrykach)
Наемные воины существуют с незапамятных времен, они окутаны злой славой и романтической легендой, увлекают, вдохновляют (Черный отряд!) и, прежде всего, выручают тех, кто не хочет идти на войну лично. Каковы они -- наемники?
Наемники в некотором смысле были рождены ленью и специфически понимаемым пацифизмом. Такова человеческая природа, что даже если вам не хочется идти на войну и вы предпочитаете ей усердное накопление благ, все равно надо быть неустанно к ней готовым, чтобы ваш жадный и агрессивный сосед ничего себе не забрал. В какой-то момент кому-то пришла в голову мысль, что вместо того, чтобы самому взяться за оружие и рискнуть своей жизнью и имуществом, лучше нанять заместителя. И тут же нашлись люди, которые принялись зарабатывать себе на жизнь войной, относясь к ней как к профессии, а не неприятной обязанности. В долгосрочной перспективе это привело к созданию той профессиональной армии, которую мы знаем сегодня. Но по пути -- ох, много чего случилось по пути....
Существует различие между солдатом-наемником -- своего рода «частным предпринимателем» -- и солдатом-наемником, нанятым государством, но все же наемником обычно называют любого, кто воюет за деньги. Поэтому, чтобы не усложнять ситуацию, давайте будем придерживаться термина «наемник», не вдаваясь в детали.
Почти каждый из тех, кто имел дело с войной (хотя бы знакомясь с воспоминаниями ее участников), знает, что сопровождающий ее сильнейший стресс оказывает очень сильное воздействие на психику человека, искажая ее навсегда. Страшно представить, что происходило в головах людей, которым ежедневно приходилось сталкиваться с войной, они даже искали ее, потому что просто жили ею. Когда каждый день мог оказаться для них последним, они «отрывались по полной». Когда войны не было, посттравматический стресс (ныне называемый «комплексом Рэмбо») в сочетании с отсутствием других навыков кроме воинских (или желания выполнять другую работу) имел ужасающие последствия. О знаменитых немецких наемниках, ландскнехтах, когда-то говорили, что “тот, кто раз положил себе на плечо пику, уже никогда ее с него не снимет”.
Следует помнить, что в старом войске обычно не было такой строгой дисциплины, как в нынешних армиях. На протяжении многих веков порядок поддерживался только во время сражения или военного похода – чем занимался солдат в свободное время, уже никому не было интересно. Вот несколько фрагментов из богатой сокровищницы историй о наемниках.
Воинственные евреи
Евреи уже в древности славились как отличные воины. Правители соседнего Египта охотно использовали их в качестве наемников. В VII веке до н.э. фараон Псаметих I поселил еврейских воинов на нильском острове Элефантина, создав военную колонию, жители которой защищали остальную часть страны от кушитов.
Евреи пребывали там довольно долгое время, в том числе в качестве гарнизона крепости, метко названной Йеб. Был у них и свой храм, где они поклонялись Богу. Возможно, именно через это поклонение они навлекли на себя беду. Местный египетский жрец обратил внимание на тревожный факт: евреи, отмечая свои праздники, приносили в жертву ягнят. И так уж получилось, что главным богом, которому поклонялись местные жители, был Хнум, почитаемый в облике барана.
Египтяне почувствовали себя оскобленными богохульством, и дела пошли не лучшим образом. Говорят, что это один из старейших известных случаев антисемитизма.
Евреи покинули Элефантину, но от привязанности к своей религии и дерзости не отказались.
Когда много позже, в эллинские времена, евреи восстали против греков, оккупировавших Палестину, начав победоносное Маккавейское восстание, ядро повстанческой армии составили вернувшиеся со службы еврейские наемники.
Средневековые эксцессы
Так уж сложилось, что в фантастике наемники завоевали в первую очередь фэнтези, поэтому средневековым наемникам следует уделить немало места. Ведь они больше всего стимулируют воображение и больше всего связаны с этой профессией. И тут есть о чем написать.
Появление средневековых солдат-наемников связано с недостатками вассальной военной службы. Ленник, даже если он хотел воевать, не всегда имел на это время. Он мог отправиться в паломничество, заболеть или заняться другими неотложными делами (например, сбором урожая).
Поэтому все чаще нанимали заместителей – в середине XII века в Англии это мог сделать практически любой вассал. Правители не возражали, поскольку на поле боя они предпочитали иметь квалифицированных и всегда доступных вооруженных людей, действовавших по принципу «платишь – можешь требовать». Король Франции Филипп Август даже ввел так называемую ленную плату: тем, кто за него сражался, он вместо земельного надела предлагал регулярно выплачиваемое жалованье.
В ряды наемной армии набирались как рыцари, так и люди низкого общественного статуса, лишь бы они могли сражаться. Вербовщики не пренебрегали и бандитами, хотя нищих не брали, ведь солдат должен был экипироваться за свой счет.
В армию чаще всего записывались жители густонаселенных районов, что значительно сокращало количество ртов, которых нужно кормить, и освобождало место для более спокойных людей. В Западной Европе особенно много наемников исходило из Брабанта (сегодня регион в Бельгии и Нидерландах), из-за чего определение «брабансон» на некоторое время стал синонимом безжалостного солдата-мясника. Во второй половине XII века наемники уже были постоянным элементом средневековой армии и начали организовываться в отряды, предлагавшие свои услуги самым щедрым клиентам.
Что интересно, профессия наемника не ценилась высоко. Солдатское дело было одной из тех профессий, которые хоть и полезны, но не облагораживают, так же как профессия проститутки, палача или золотаря. Плата за военный труд была относительно небольшой. Иногда наемник получал меньше денег, чем простой рабочий. Однако обычно он оставался верен своему нанимателю, а истории о том, как наемники предали кого-то из-за того, что кто-то другой предложил им более высокую ставку, — это скорее сказки. Никто больше не стал бы давать работу таким преступникам. Типичный случай во время Тринадцатилетней войны, когда поляки вместо того, чтобы захватить Мальборк, выкупили его у чешских наемников, произошел из-за того, что тевтонские рыцари так долго задерживали выплаты, что разгневанные чехи наконец решили, что соглашение закончилось.
Жалования не хватало на многое, поэтому армия жила за счет окрестностей, безжалостно эксплуатируя их. А когда контракт истекал (никакие войны не длится вечно), грабеж усиливался, чтобы компенсировать снижение доходов. Кочующие банды мародеров были настоящей чумой в средние века, которую не удалось искоренить даже драконовскими мерами.
Ричард Львиное Сердце, когда разгромил большую банду брабансонов в конце XII века, приказал половину пленников казнить, а остальных отпустил на волю, но с выколотыми глазами. Однако это никого не устрашило. Впрочем то, какие люди стекались в ряды наемников, прекрасно отражает прозвище, данное им в XV веке французским народом – ecorcheurs (обиратели трупов).
Апогей наемнических бесчинств пришелся на Столетнюю войну, особенно на период мира между англичанами и французами, после битвы при Пуатье в 1356 году и заключенного в Бретиньи мира 1360 года. Множество вояк оказались при этом не у дел, зачастую в центре чужой страны. Поэтому наемники начали самоорганизовываться в вооруженные отряды, получившие название «свободных» и «великих», которые с тех пор регулярно терроризировали Францию.
Их члены не только нанимались на войну, но и совершали систематические грабежи, изнасилования, поджоги и занимались вымогательством. Постоянные отряды теперь представляли собой хорошо организованные грабительские и военные предприятия. Они имели своих юристов, банкиров, ремесленников, оказывавших различные услуги (например, кузнецов) и даже торговых представителей, занимавшихся сбытом награбленного. Гасконец Сегун де Бадефол в минуту искренности заменил в своем родовом гербе пять шляп пятью золотыми монетами, ясно показывая, что в его жизни самое главное.
В Средневековье наемники делали потрясающую карьеру, буквально с нуля до миллионера. Особо стоит упомянуть Джона Хоквуда. Он приехал во Францию около 1350 года как младший сын кожевника, вынужденный зарабатывать на жизнь военным наемничеством. Хоквуд проявил к этому делу большой талант, особенно после Бретиньиского мира, когда он возглавил собственную группу вооруженных людей, Белый отряд (получивший свое название от белых вымпелов и полированных нагрудников), и, разграбив часть Франции (среди прочего осадил в 1361 году папскую столицу Авиньон), отправился искать работу за Альпами.
Вскоре Хоквуд стал широко востребованным правителями постоянно конфликтующих итальянских государств военачальником. Он «работал» преимущественно кондотьером, т. е. наемным командиром.
Хоквуд воевал за Пизу против Флоренции и наоборот, за Папу против Висконти и наоборот – пока, наконец, после тридцати пяти лет авантюрной жизни, не умер как почтенный, баснословно богатый человек, известный итальянцам как Джованни Акуто. Он был похоронен во Флоренции и удостоен прекрасного памятника.
Наёмники, хоть и были жестокими и жадными, оставались верующими. Они были абсолютно убеждены в том, что после смерти попадут в ад за свои шалости в этом мире, если не сделают что-нибудь с этим. Поэтому они делали что могли. Например, когда они договаривались о выкупе и дани, то обычно требовали прощения от своих жертв. От этих французских вояк попытались избавиться, соблазняя их крестовым походом против турок и отпущением грехов, связанных с таким походом. Однако наемники не захотели отправляться в далекие страны. Вместо этого они попытались решить эту проблему по-своему. Когда во второй половине 1460-х годов Бертрану дю Геклену (тоже наемнику с блестящей карьерой, из бедного рыцаря ставшему коннетаблем Франции)
удалось, наконец, собрать вольный отряд, чтобы отправиться с ним в Испанию для участия в местной гражданской войне, наемное войско по дороге выкинуло не абы какой фортель. Оно остановилось под Авиньоном и объявило, что не двинется с места, пока Папа не простит ему его грехи и не заплатит дополнительный выкуп. Если он этого не сделает, пусть пеняет на самого себя. Как сказал английский рыцарь Талбот: «Если бы Бог стал солдатом, Он был бы грабителем». Папа подчинился такому ультиматуму, и солдаты наконец покинули милую Францию, чтобы погибнуть в испанской войне. Однако наемническая чума мучила Европу еще долгие годы.
Грозные и ренессансные
Эпоха Возрождения была в Западной Европе периодом расцвета наёмных армий. Практически не велись войны иначе чем руками наёмников, что зачастую сокращало продолжительность этих войн, поскольку когда деньги на солдат заканчивались (обычно довольно быстро), военная кампания приближалась к своему неминуемому концу. В XV веке пешие воины из Швейцарии пользовались большой популярностью, как разновидность основного экспорта природных богатств. Более дешевые, чем конные рыцари, они отлично сражались с ними в компактном строю, умело орудуя древковым оружием (даже алебарда – это швейцарское изобретение).
Похоже, что в то время у Швейцарии были все военные средства, чтобы завоевать почти всю Европу, и она не сделала этого исключительно из-за недостатка воли. Однако многие европейские правители создавали из горцев на полях сражений собственные войска для увеличения своей мощи. Такая швейцарская гвардия, папская, существует и по сей день.
Интересный факт: считается, что именно швейцарские наемники, носившие рваную одежду, ввели характерную для Ренессанса моду на одеяния с многочисленными разрезами.
Однако швейцарцев затмили немецкие ландскнехты, организованные по их образцу и использовавшиеся в качестве их конкурентов в конце XV века императором Максимилианом I Габсбургом.
По иронии судьбы монарх мечтал о создании своеобразного рыцарского ордена (в Германии пеший бой с пиками не одобрялся), но жестокие реалии войны и не слишком придирчивый набор кадров превратили его армию в безжалостных головорезов. Крепкую дисциплину, необходимую для боя в тесном строю, и напряженность короткой жизни ландскнехты компенсировали себе самыми дикими выходками и экстравагантными разноцветными одеяниями (одним из важных элементов которых были ватные стеганые штаны с утолщением на промежности, имитирующим пышные гениталии).
Впрочем, безумную гонку моды пытались прекратить, предлагая ввести единообразную форму для вооруженных людей на императорской службе. Однако против этого выступил сам император Максимилиан, утверждавший, что нарядные, крикливо-яркие одеяния — одна из немногих радостей в печальной жизни солдата и не должна быть у него отнята. Даже сегодня, когда военные люди облачаются в мундиры, достаточно взглянуть на то, как искусно эти мундиры скроены, украшены и как элегантно носятся, чтобы подтвердить, что правитель был совершенно прав.
Ландскнехтам, как и всем прочим наемникам, пришлось «подрабатывать» грабежами, так как жалования не хватало, а зачастую их командиры большую часть выделенных для войска денег на солдат клали в собственный карман, а своим подчиненным платили скудно и обычно лишь тогда, когда их принуждали к этому. Когда некоторые ландскнехты потребовали повышения жалования, аргументируя это тем, что во Франции войскам платили по более высоким ставкам, им сначала пытались объяснить, что на самом деле они получают то же самое вознаграждение, потому что пьют пиво, а не дорогое вино, как это происходит к западу от Рейна, и им попросту не нужно столько денег, сколько платят "французам".
Неудивительно поэтому, что когда ландскнехты, воевавшие в Италии, напали на Рим в мае 1527 года, они совершили там один из величайших грабежей в истории: Sacco di Roma (Опустошение Рима). Это была серия убийств и грабежей, продолжавшаяся с мая по сентябрь. Поначалу, вскоре после захвата города было казнено несколько сотен его защитников, а потом понеслось: изнасилования, убийства, грабежи и даже бездумное уничтожение всего, что попадалось под руку, просто ради радости разрушения. Было награблено столько денег, что цена буханки хлеба выросла до дуката. Лютеранские солдаты бродили по заваленным трупами улицам столицы католицизма, оскверняя церкви, насилуя монахинь и крича: «Лютер на Папу!» Один из кардиналов, Нумалио, чуть было не оказался похороненным заживо. Разрушение города было настолько ужасным, что это событие считается концом эпохи римского Возрождения. Папа выжил только благодаря героизму швейцарской гвардии, большая часть которой погибла, прикрывая его побег за безопасные стены замка Сант-Анджело. По сей день, 6 мая, в память об этих событиях ватиканские гвардейцы отмечают свой праздник.
Немцы нападают на Америку
Вермахт так и не дошёл до США, и видения, связанные с «Человеком из Высокого Замка» не сбылись. Однако немцы в значительных количествах рьяно сражались против американцев на их собственной земле. Это произошло во времена американской Войны за независимость, во второй половине XVII века. Их привезли англичане, забрав это воинство из маленького немецкого государства Гессен-Кассель, которое зарабатывало себе на жизнь сдачей в аренду своей армии.
По-видимому, гессенцы, в отличие от англичан, были совершенно чужды восставшим колонистам и расправлялись с ними жестоко, сея ужас везде, где бы ни появлялись.
Это неудивительно, ибо поскольку Гессен постоянно нуждался в рекрутах, он принимал в ряды своей армии даже обычных бандитов. Неслучайно жестокий Всадник без головы из американской легенды имел гессенское происхождение. Видимо, как раз появление в Северной Америке безжалостных иностранных войск убедило тех американских колонистов, которые все еще чувствовали лояльность к британскому королю, отказаться от таковой. Интересно, что в рядах гессенцев служили и многие представители других национальностей, в том числе, как это ни удивительно, немало русских.
Польский наемник
Современные наемники – тема для отдельной статьи, но стоит отметить, что был и у нас свой «пес войны» -- легендарный герой 303-й эскадрильи летчик Ян Цумбах.
Он, когда уже не мог сражаться с немцами, в начале 1950-х годов занялся наемничеством в Африке под именем Джон Камикадзе Браун. Цумбах воевал в Катанге, где командовал местной армией, пока она не была уничтожена силами ООН. Однако через несколько лет Цумбах нашел себе новое занятие в мятежной нигерийской провинции Биафра. Там он командовал военно-воздушными силами и даже лично участвовал в бомбардировках Нигерии, добившись при этом впечатляющих успехов.
Однако, когда и эта война завершилась разгромом той стороны, на которой он воевал, он решил заняться каким-то другим, видимо также незаконным бизнесом и наконец умер при загадочных обстоятельствах в середине 1980-х годов.
Эта небольшая статья ни в малейшей степени не исчерпывает тему наемников, честно говоря, ее не сможет вместить даже воловья шкура. Ведь остались неупомянутыми еще хотя бы солдатня тридцатилетней войны, или те же военные события в Африке XX века, на Кавказе и в Югославии. Может быть, несколько этих историй позволят вам увидеть в несколько ином свете драконовско-тоталитарную дисциплину сегодняшних армий и вы посмотрите добрее на высокие зарплаты военнослужащих. Как видите, все это появилось не на пустом месте – ведь когда этих элементов не хватает, творится то, что и не снилось нашим мудрецам.
1. Под заголовком “Фантастический август” напечатаны списки анонсов – издающихся в Польше книг и комиксов, а также кинофильмов, DVD, настольных и компьютерных игр и телесериалов, даты конвентов (стр. 2–-3). Списки комментирует Ежи Жимовский.
2. В рубрике “Publicystyka” напечатана статья Мацея Новак-Крейера/Maciej Nowak-Kreyer “Dzicy najemnicy. Gawęda o żołdackich wybrykach/Дикие наемники. Сказ о выходках солдатни” (стр. 4—6, 8) о наемниках, в основном на историческом материале. Мы к ней вернемся.
3. В преддверии публикации нового комикса о Фанки Ковале напечатано небольшое интервью, взятое сотрудниками журнала у польского художника БОГУСЛАВА ПОЛЬХА/Bogusław Polch (стр. 10). Мы к нему вернемся…
4. И еще одно интервью в рубрике “Publicystyka” – его польский журналист, главный редактор нашего журнала Якуб Винярский/Jakub Winiarski взял у польского писателя и книго- и комиксоиздателя Ярослава Гжендовича/Jarosław Grzędowicz (стр. 12—13). Мы к нему вернемся…
5. Небольшая статья переводчицы с английского ЭЛЬЖБЕТЫ ГЕПФЕРТ/Elżbieta Gepfert, которая носит название “Historia Euroconu/История ЕВРОКОНА” публикуется по случаю проведения очередного ЕВРОКОНА, совмещенного на этот раз с польским ПОЛКОНОМ и чешским и словацким ПАРКОНОМ (ТРОЙКОН – так окрестили это мероприятие) (стр. 14—16). Статья сумбурная, слабенькая, интереснее даже, может быть, сейчас просматривать программу ТРОЙКОНА, напечатанную на этих же страницах, но мы все же к ней вернемся.
6. В рубрике “Felieton” размещена очередная рецензия Лукаша Орбитовского – на фильм “The Lair of the White Worm” реж. Кена Рассела (США, 1988) (стр. 78). Как всегда у Орбитовского, дающая толчок размышлениям. Вернемся…
7. В рубрике «Рецензии кино» Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska рассказывает о фильме “The Fourth Kind” реж. Олатунде Осунсани (США, 2009); «очередной фильм о похищении землян инопланетянами. Страшная, якобы, история, которая на самом деле совершенно не пугает…»;
Пшемыслав Пенëнжек/Przemysław Pieniążek считает, что фильм “Splice” реж. Винсенто Натали (Франция-Канада-США, 2009) – камерная, по сути легко предсказуемая история о болезненных играх в Бога;
а Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski полагает, что это хорошо, что в фильме “The Twilight Saga: Eclipse" реж. Дэвида Слейда некто хочет поубивать всех героев «Затмения» -- все ж какая-никакая «движуха» (стр. 72—73).
8. В рубрике «Рецензии DVD» Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski обозревает диски с фильмом “Cirque du Freak: The Vampire’s Assisant” (реж. Пол Вейц, США, 2009)
и мультфильмом “Batman: The Brave and the Bold” реж. Бена Джонса (США, 2008) (стр. 74).
9. В номере также рецензируется игра “Приключения Одинокого волка” (стр. 75).
10. И две рецензии на комиксы (стр. 76). К ним мы вернемся позже.
облако тэгов
