Мацей Сломчиньский дебютировал в поэзии стихотворением “Ballada o kucharzu i literacie/Баллада о поваре и литераторе”, напечатанным весной 1946 года (то есть еще до возвращения в Польшу) в лодзинском еженедельнике “Tydzień/Неделя” (№ 18), а в прозе годом позже – четырьмя рассказами (“4 opowiadania”), размещенными на страницах также лодзинского еженедельника со странным названием “Rózgi biją co tydzień/Розги бьют каждую неделю” (1947, № 25). В дальнейшем публиковал свои стихи и рассказы на страницах многих польских газет и журналов: “Dziennik Literacki”, “Szpilki”, “Zycie Literackie”, “Echo Tygodnia”, “Nowa Kultura”, “Gazeta Krakowska”, “Trybuna Wołność”, “Dzennik Polski”, “Od A do Z”, “Głós Wybrzeża”, “Literatura na świecie”, “Przekrój” и других.
В том же 1947 году он опубликовал семь сборников детских стихов: “Bajka o wiejskim zegarze; Bajka o zlotym kogucie/Сказка о деревенских часах; Сказка о золотом петухе”; “Domek z bajki/Сказочный домик”, “Imieniny krasnala/Именины гнома”, “Kuźnia w lesie/Кузница в лесу”,“Leśna szkoła/Лесная школа”, “Makówka z Milanówka/Маковка из Милянувка”, “Nieproszeni goście/Непрошенные гости”.
Вот как выглядит, например, «Кузница в лесу»:
А сборник «Маковка из Милянувка» был переиздан уже в новом веке (2003).
Всю свою жизнь Сломчиньский сочинял лимерики, но сумел напечатать лишь девять из них (ж-л "Studium", 1/1995), хотя, по его словам, придумал их превеликое множество. Есть, однако, в мире справедливость, потому что в 1998 году (год кончины писателя) вышла-таки из печати книжка его избранных лимериков,“Limeryki plugawe”, к которой он сам написал предисловие. Напомню, что лимерик – это стихотворение абсурдистского содержания, которое состоит из пяти строк, сочиненных по особым правилам. С правилами лучше ознакомиться самостоятельно, а пример – вот он, пожалуйста:
“Улыбались три смелых девицы
На спине у бенгальской тигрицы.
Теперь же все три –
У тигрицы внутри,
А улыбка – на морде тигрицы”
А теперь из предисловия Сломчиньского к публикации 1995 года, которое было перепечатано в сборнике 1998 года:
«Настоящий лимерик, кроме неизменной формы, должен содержать географическое название (страну, город, реку, гору, долину, залив) и быть гнусным, гадким и мерзким (все это – основные значения польского слова “plugawy”. W.). Чем гнуснее, гаже и мерзопакостнее, тем лучше. Невозможно поверить, читая некоторые лимерики, что такие свинства могли сочинять почтенные и преисполненные достоинства люди в викторианской Англии, самой чопорной стране мира!
То, что вы пробежали глазами выше, написано мною для собственного оправдания. Я сочинил около 3 – 4 тысяч лимериков, быть может, никто на свете не сочинил больше, и уж наверняка я придумал их в десять раз больше, чем все прочие поляки, которые этим занимались. Вдобавок ко всему я перестал их записывать лет тридцать пять назад. О том, сколько бы их было, не избавься я от этой дурной привычки, страшно даже подумать!
Я начал сочинять их еще ребенком, в школе, а закончил, когда ехал вместе с Густавом Холоубком на Олимпиаду в Риме в 1960 году. Мы ехали по Австрии и Италии, стоя в коридоре вагона, и я должен был сочинять на пари лимерики, в первую строку которых вплетались названия тех станций, мимо которых мы проезжали. Я выиграл то пари, но это стоило мне немало труда, что легко понять, если вспомнить, какими жуткими были названия пролетавших мимо австрийских городков. И на этом конец. Записанные лимерики блуждали по разным папкам, пару раз я хотел их попросту сжечь, представив, что подумают обо мне дети и внуки, когда их найдут, разгребая после моей смерти бумаги. Но не сжег. Слишком много кроется в них воспоминаний. Исчез бы последний след тех уютных домашних посиделок на улице Крупничей, где каждый мог подбросить географическое название, а желающий через пару десятков секунд отвечал на него лимериком. Все участники этих посиделок уже мертвы. Осталось двое – я и некая юная красивая женщина, которая время от времени прикладывалась к рюмке с водкой и заразительно хохотала, выслушивая тексты, которые вынудили бы покраснеть от стыда и вора-рецидивиста. Ее звали… дайте-ка я припомню… ах да, Вислава Шимборская.
Ну да бог с ними, с воспоминаниями. Остается вопрос: зачем такой спокойный и чуждающийся непристойностей человек, как я, сочинил легион пятистиший, битком набитых содомитами, копрофагами, некроплутовками, а также девицами, занимающимися любовью с кем попало и чем попало?
Затрудняюсь дать ответ. Я никогда не опубликовал ни одного из этих произведений, хотя они кружили по стране в снятых копиях. То есть кружила некоторая малая их часть, потому что большинство никогда не видело дневного света. Они настолько отвратительные, что я никогда не стал бы эти лимерики читать, если б не тот факт, что я сам их написал. Пока что мне живому они ни к чему, лишь чело украшают.
Те лимерики, которые я решился-таки опубликовать, были мною «нейтрализованы». Самые гнусные, мерзкие и гадкие слова я заменил другими. Надеюсь, что это немного поможет мне сохранить уважение порядочных людей, хоть пятистишия и утратили часть силы и свежести. Но в мире написано множество порядочных лимериков, так пусть и эти войдут в их число”.
А вот еще один лимерик Сломчиньского (уж извините — без перевода):
“Płetwonurkowi z miasta Pekin
Urodę życia odgryzł rekin.
I choć czytał Mao,
Lecz nie odrastao,
Więc pracował jako damski manekin”.
Лимерик действительно чуточку отредактирован – во второй строке вместо «Urodę życia» напрашивается нечто иное…
Самое время сказать, что эта замечательная книга иллюстрирована не менее (а может быть и более) гнусными, мерзкими и гадкими рисунками АНДЖЕЯ МЛЕЧКО/AndrzejMleczko. (Божечка ж ты мой, как, оказывается, много у меня и (надеюсь) моих однокурсников связано с этим именем – если вспомнить тот священный трепет предвкушения, с которым мы каждую неделю открывали свежий номер журнала “Szpilki”… Ой, да я уверен, что кого из нас ни спроси, он с восторгом опишет хотя бы несколько рисунков МЛЕЧКО оттуда, хотя с тех пор прошло уже более полувека. W.)
С АНДЖЕЕМ МЛЕЧКО (дай Бог ему здоровья!) очень трудно расстаться. Поэтому вот еще три рисунка с обложек его относительно новых альбомов:
Мацей Сломчиньский/Maciej Słomczyński (10 апреля 1922 – 20 марта 1998) – польский писатель, поэт, переводчик, драматург, кино- и телесценарист.
Родился в Варшаве. Мать – Марджори Кросби/Marjorie Crosby (1884 – 1954), англичанка (шотландка), жившая в Польше и работавшая переводчицей в английском посольстве. Отец – Мериан Купер/Merian Cooper (1893 – 1973), в ту пору американский летчик-доброволец, сражавшийся в составе 7-й эскадрильи имени Костюшко в советско-польской войне. Фамилию Мацей взял у отчима, Александра Сломчиньского, женившегося на его матери после того, как она отказалась ехать с Купером в США.
Рос и взрослел Мацей в Милянувке/Milanówek – небольшом городке центральной Польши. Дома говорили по-английски, поэтому он с детства хорошо освоил язык. В школе конфликтовал с учителями, поэтому его перевели поначалу в гимназию монашеского ордена пиаров (пиаристов) возле Кракова (откуда он был исключен «за порчу школьного имущества и дурное религиозное и моральное влияние на соучеников»), а затем в ту гимназию в Гдыне, в которой учился его старший брат Войцех. Сдав экзамены экстерном, Мацей 1 июля 1939 года получил в г. Вейхерове/Wejherowo аттестат о среднем образовании и вернулся в Милянувек.
В 1941 году Мацей вступил в польскую подпольную военно-политическую организацию «Конфедерация народа» (“Konfederacja Narodu”), а в 1943 году стал членом Армии Крайовой. В этом же году женился на уроженке Милянувка 16-летней Барбаре Таргоньской/Barbara Targońska (в 1944 году у них родился сын Мацей Марьян, ныне известный журналист). В 1944 году был арестован немецкими оккупантами за помощь в укрывании евреев (за пособничество в убийстве немецкого служащего – по другой версии) и брошен в варшавскую тюрьму Павяк, откуда бежал спустя две недели. Позже не любил вспоминать пережитое в этом жутком месте, центральном узилище Генерал-губернаторства, хотя, по утверждению дочери, «собирал литературу, касавшуюся варшавской тюрьмы гестапо». В письме к отцу, Мериану Куперу, писал: «Даже если видел страшные вещи <…>то и так это меня научило больше о любви и человечности, и я научился ненавидеть все проявления жестокости».
Перебравшись в Австрию, попал в трудовой лагерь, откуда также сбежал. Оказавшись в американской зоне оккупации, в первой половине 1945 года вступил добровольцем в американскую армию, получив назначение переводчиком в Четвертую танковую дивизию, дислоцировавшуюся во Франции, а с 10 июня 1945 года поступил на службу в полевую жандармерию 398 батальона Войска Польского, занимавшуюся наряду с прочим преследованием военных преступников.
Будучи в Париже, навязал связь с Купером. Пытался получить американское гражданство, но в июле 1946 года вернулся в Польшу и поселился в Лодзи, попав под надзор службы безопасности, как вероятный английский шпион.
Имея к 1949 году уже несколько изданных книг, вступил в Союз польских писателей и переселился в Краков, где получил квартиру в Доме писателей на ул. Крупничей, 22 (с Барбарой Таргоньской он к этому времени уже развелся и был женат на Лидии Замков (Lidia Zamkow, 1918 – 1982) – актрисе, более известной позже как театральный режиссер). Разумеется, работники СБ не спускали с него глаз. А в январе 1953 года прочитали донос, который написал на него краковский поэт Адам Влодек (Adam Włodek, 1922 – 1986), муж Виславы Шимборской (Wisława Szymborska, 1923 – 2012; лауреат Нобелевской премии 1996 года), сосед по квартире.
Пан Адам сочинил сие послание по собственному почину и, направив его в Воеводский отдел общественной безопасности (Wojewodzki Urzęd Bezpieczeństwa Publicznego), подписал своим настоящим именем и фамилией. Вот его начало: «Посылаю нижеследующее заявление, руководствуясь чувством партийной и гражданской бдительности. Приведенные факты являются допущениями, а не утверждениями. Эта информация касается особы Мацея Сломчиньского. Она происходит из наблюдений и разговоров, которые велись с ним мной, моей супругой, Виславой Шимборской-Влодек, литератором, и Славомиром Мрожеком, кандидатом в члены партии и литератором. Тов. Славомир Мрожек не знает о том, что я пишу это письмо».
И дальше на восьми страницах тов. литератор подробно описывает свои наблюдения, касающиеся М. Сломчиньского, излагает факты из его жизни, выхваченные из дружеских с ним бесед.
«Я читал два из указанных романов. Они имеют низкий художественный уровень, написаны в военно-шпионской тематике и явно проанглосакской тенденции. Сам Мацей отзывается о них скорее негативно.
С Мацеем Сломчиньским я знаком с ранней весны 1950 года, когда он вместе с супругой Лидией Замков-Сломчиньской вселился в соседнюю с моей квартиру. Поначалу моя жена и я были им объективно довольны, затем поддерживали – и поддерживаем далее – эти контакты, будучи заинтересованными оригинальностью и своеобразной загадочностью его личности.
Характеристика: высокая сообразительность, буйное воображение, быстрая ориентация, блестящее остроумие. Удивительная память, особенно на цифры – может за несколько секунд суммировать в уме несколько многозначных чисел; легкость и жажда завязывания новых знакомств».
Сломчиньскому всемогущие «органы» сделали предложение, от которого он не мог отказаться, и 29 января 1953 года он подписал обязательство сотрудничества с СБ в качестве тайного информатора. Ему ставили в задачу сбор информации о настроениях знакомых литераторов и их контактах с иностранцами. Какое-то время он действительно выполнял то, что от него требовали (возможно под влиянием жены – члена партии, убежденной сторонницы нового режима), а в феврале 1953 года подписал (кстати, вместе с Шимборской и Мрожеком и еще пятьюдесятью литераторами) Резолюцию краковского отделения Союза польских писателей, где высказывалась поддержка приговору (троих – к смертной казни) суда над четырьмя священниками краковской курии и несколькими светскими лицами, обвиненными в шпионской деятельности.
В конце концов Сломчиньский предпочел все же уйти от греха подальше и осенью 1953 года переехал вместе с супругой в Гданьск (а в 1954 году вернулся и окончательно осел в Кракове). Его пытались вынудить продолжить сотрудничество с СБ, но дело не заладилось (куратор жаловался, что Сломчиньский проявляет излишнюю самостоятельность и отказывается выполнять фрагментарные поручения, если ему не раскрывают целей и задач всей операции). Тут надо заметить, что в это время Сломчиньский писал шпионские повести (романы) и, похоже, надеялся использовать узнанное о методах работы СБ в своем творчестве. В результате 25 июля 1955 года папка с делом Сломчиньского была сдана в архив. В резюме сообщалось, что «в результате ресоциализации» мировоззрение «Влодека» (оперативная кличка Сломчиньского) «подверглось преобразованиям и его работа приобрела оттенок социалистического реализма». Поэтому «целесообразно изъять его из агентурной сети, ибо он представляет собой позитивного индивидуума, все более глубоко и явно включающегося в общественную и публичную жизнь, что препятствует его внедрению во вражескую среду».
Служба безопасности, однако, не упускала добычу из виду. 18 мая 1972 года работники краковского отделения СБ попытались вынудить Сломчиньского (уже известного в Польше и мире писателя и еще более известного переводчика) возобновить с нею контакт. Однако Сломчиньский, согласно рапорту, «отказался назвать имена, заявив, что сотрудничать с нами не будет». И добавил, что «он человек независимый и, хотя является лояльным поляком, помогать нам <…>не станет».
Служба безопасности присвоила Сломчиньскому кличку «Кент» и заново открыла на него дело. В этом деле (том III, 304 страницы) содержатся фотокопии обширной корреспонденции Сломчиньского. Копировались как его, так и присылавшиеся ему письма. Против некоторых упоминавшихся в письмах имен (в основном иностранцев) стоят пометки, сделанные от руки: «выяснить», «проверить», «проконтролировать».
И это еще не все: Сломчиньскому устроили перехват телефонных разговоров (точнее перехваты – подслушивание велось в разных местах, в том числе за границей). Данные перехватов собраны в томе IV – в нем 166 страниц.
К нему пытались также пристроить постоянного информатора, но успеха не добились. Разработку «Кента» вели вплоть до начала 80-х годов (последний документ в папке датирован 14.05.1981), однако так и не получили ничего существенного, что позволило бы организовать шантаж Сломчиньского или устроить судебный процесс над ним.
А тем временем Сломчиньский писал стихи, рассказы и повести для детей и взрослых, шпионские романы, близкую к автобиографической прозу, занялся переводами с английского, неожиданно для себя втянулся и перевел роман “Улисс” Джеймса Джойса, все (!) произведения Уильяма Шекспира, “Алису” Льюиса Кэрролла и много чего еще, вселился в облик частного детектива Джо Алекса и от его имени написал ряд произведений, стилизованных под классический английский детектив, более десятка исторических детских повестей, соосновал телевизионный театр остросюжетных детективных пьес «Кобра» и написал для него более полутора десятков сценариев под множеством псевдонимов, освоил еще одну ипостась – писателя Казимежа Квасьневского, и от его имени написал шесть милицейских детективов, три из них переработав в сценарии, по которым были поставлены три художественных фильма. Был мастером лимериков – написал их более 3000, хотя опубликовал при жизни только 9. Обо всем этом мы поговорим чуточку позже.
Всего им создано 45 прозаических произведений, 28 пьес и киносценариев, сделан 81 перевод с английского на польский язык; на начало 2013 года 52 его произведения переведены на иностранные языки. Издано почти 10 миллионов экземпляров его книг.
Сломчиньский был членом Союза польских писателей и Союза театральных драматургов и композиторов (с 1972), международной неправительственной ассоциации "Ротари Интернешнл", вице-президентом Международной ассоциации фонда Джеймса Джойса, а с 1973 – членом Ирландского института по изучению творчества Д. Джойса. В 1975 году, единственный из литераторов, проживавших в странах социалистического лагеря, вошел в состав основателей Международной ассоциации писателей детективного жанра.
Помимо занятия литературной, переводческой и сценарной деятельностью Мацей Сломчиньский преподавал в Школе последипломной литературной подготовки молодых литераторов (“Школе писателей”) при Ягеллонском университете (г. Краков), был членом жюри литературного конкурса имени Георга Тракля.
Был многократно премирован: Литературной премией Союза драматургов и театральных композиторов (за переводы, 1972); премией ПЕН-клуба (за перевод «Потерянного рая» Мильтона, 1975); премией Фонда А. Южиковского (Нью-Йорк, 1977); премией краковского воеводы (1996).
В соответствии с указом президента Польши Александера Квасьневского от 11 ноября 1997 года в знак признания его выдающегося вклада в национальную культуру был награжден Командорским крестом со Звездой Ордена Возрождения Польши.
Был трижды женат: на Барбаре Таргоньской, на Лидии Замков
и на Терезе Гжибовской.
С Барбарой Tаргоньской имел сына Мацея Марьяна (род. 1944, ныне журналист), с Лидией Замков – сына Петра, с Терезой Гжибовской – сына Войцеха (род. 1962, ныне известный математик) и дочь Малгожату (род. 1966, ныне биохимик).
Умер 20 марта 1998 года. Похоронен на Аллее Почета Раковицкого кладбища в Кракове.
Именем Сломчиньского названо улицу в Кракове.
В 1995 году был снят документальный фильм про Сломчиньского – “Drugi po Boy’u/Второй после Боя” (то есть второй после Тадеуша Бой-Желеньского, которого считают величайшим польским переводчиком).
Второй документальный фильм – “Errata do biografii/Опечатка в биографии”, был снят уже после смерти писателя, в 2007 году.
• В 2003 году в Кракове вышла из печати книга, написанная дочерью писателя Малгожатой Сломчиньской-Пешхальской/Małgorzata Słomczyńska-Рierzchalska «Я не мог быть другим. Загадка Мацея Сломчиньского/Nie moglę być inny. Zagadka Macieja Słomczyńskiego».
Среди книг Славомира Серецкого обнаруживается и вот такая книга,
которая тащит за собой весьма примечательную серию книг в мягкой обложке, которая называется “Z Krukiem/С вороном”, а также (иногда) “Tukan”
Серия книг “C ВОРОНОМ” (“ТУКАН”)
Серия эта издавалась в 1967 – 1990 (с перерывом) годах в издательстве (также периферийном) „Śląsk” (г. Катовице). Опять же приключенческо-детективная тематика, опять же зачитанность до дыр, очень интересные (по крайней мере некоторые) авторы. Нижеследующий список подлежит уточнению, но основная масса книг в нем вроде фигурирует. Довольно много первых (и зачастую единственных) изданий. И кстати, если указано 2-е (а в одном случае есть и 7-е) издание, из этого не следует, что впервые книга была издана в этом издательстве и здесь же переиздается. Хотя есть и такое.
Ну а теперь сам иллюстрированный (вот ведь – не обратишь внимание, так и не заметят) список:
1967
1. Gordon Barbara/Гордон Барбара “Adresat nieznany/Адресат неизвестен”, 1-е изд.
2. Lonsdale Gordon/Лонсдейл Гордон “Najwyższa stawka/Самая высокая ставка”, 1-е изд.
41. Konieczny Andrzej/Конечный Анджей “Rekwiem dla Madonny/Реквием для Мадонны”, 1-е изд.
В серии много книг «про шпионов», больше, пожалуй, их только в серии “Labirynt” польского Воениздата (Wydawnictwo MON). И много, кстати, псевдонимов, скрывающих настоящие фамилии авторов. Два я сейчас назову: это любимый мною Ежи Эдигей. И не менее любимый Яцек Йоахим. И великолепный чех Франтишек Бегоунек – путешественник, приключенец, фантаст. Некоторые из его книг только здесь и издавались, в этом издательстве. Что, в общем, не удивительно – Чехия рядом и в издательстве публиковалась даже особая серия "Библиотека чешских и словацких писателей".
облако тэгов
