Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Wladdimir» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 17 мая 12:47

14. В рубрике «Польская проза» размещены новелла и подборка коротких рассказов (шортов).


14.1. Новеллу «Война преисподних» (“Wojna piekieł”) написал Гжегож Сенда (Grzegorz Senda) (стр. 17–-33). Иллюстрации РАФАЛА ШЛАПЫ (Rafał Szłapa).

«Действие скорее всего происходит во время Второй мировой войны в Польше. История рассказана с точки зрения одного из польских коллаборантов, который начинает испытывать некоторые сомнения в правильности своих действий. История очень жестокая и депрессивная. Показано, что здесь правит закон сильнейшего и никому нельзя доверять. Жаль только, что маловато фантастики и порой сложно понять, что же на самом деле происходит в тот или иной момент. В общем, это непростое чтение» (Из читательского отзыва).

И это первое появление произведения писателя на страницах нашего журнала. Позже новелла нигде не перепечатывалась, на другие языки не переводилась. Карточки новеллы на сайте ФАНТЛАБ нет, об авторе сайт ничего не знает. Что, впрочем, не вызывает удивления.


ГЖЕГОЖ СЕНДА

Гжегож Сенда/Grzegorz Senda (род. 1988) – польский писатель НФ, автор двух рассказов.

Уроженец и житель г. Белостока (Бялыстока). Дебютировал в жанре рассказом “Ostatni szaniec/Последний окоп”, опубликованном в журнале “Fantastyka. Wydanie Specjalne” в первом квартале 2009 года. Второй рассказ писателя – “Wojna piekieł/Война преисподних” напечатал журнал “Nowa Fantastyka” в сентябре 2010 года.



14.2. Подборка коротких текстов носит название «Пятикратно Гжегож Януш и другие литературные миниатюры» (“Pięć razy Grzegorz Janusz i inne miniatury literackie”).

То есть действительно напечатаны пять коротких рассказов хорошо известного читателям журнала польского писателя и сценариста комиксов Гжегожа Януша (Grzegorz Janusz), а также Филипа Хаки (Filip Haka), Ярослава Клëновского (Jarosław Klonowski), Александры Рачки (Aleksandra Raczka), Петра Рогожи (Piotr Rogoża) и Марека Лукашевича (Marek Łukaszewicz) (стр. 34--39). Иллюстрации ТОМАША НЕВЯДОМСКОГО (Tomasz Niewiadomski).


Статья написана 16 мая 12:26

13. В рубрике “Publicystyka” размещена очередная статья Агнешки Хаски и Ежи Стаховича из «чуланного» цикла, которая носит название:


ГЕРМАНИЯ ДОЛЖНА ПОБЕДИТЬ, или ДРУГАЯ БИТВА ЗА БРИТАНИЮ

(Niemcy muszą zwyciężyć czyli inna bitwa o Anglię)

Мы уже писали в нашем «чуланном» цикле о будущих войнах в польской фантастической литературе. Обычно нам приходилось бороться за свою и вашу свободу с чумой с Востока или германскими варварами. Однако центр этого типа литературных видений располагался не на Висле, а на Темзе, где тамошние писатели сочиняли мощные и леденящие кровь истории для джентльменов и дам о вторжении с континента.


Началось, как обычно, со страха

Все началось, конечно, с традиционного страха перед французами. Вопреки видимости, речь шла не о подготовленном Наполеоном вторжении — первую масштабную литературную истерию начали братья Монгольфье. Раз уж эти заклятые наши враги за столько лет не покорили нас десантированием с кораблей, то теперь они обязательно прилетят на боевых аэростатах! Однако поворотным моментом в британской поп-культуре стала франко-прусская война. В 1871 году, после победы Германии, в журнале «Blackwood's Magazine» появился длинный рассказ капитана инженерных войск Джорджа Томкинса Чесни «Битва при Доркинге» (George Tomkins Chesney “The Battle of Dorking”). Весьма вскоре он был переиздан в виде книги и стал бестселлером.

История была простой и трогательной: пруссаки, не удовлетворенные победой над Францией, хотят завоевать и Британию. Они высаживаются на островах и начинают победный марш на Лондон, и давно уже не воевавшие англичане оказываются слабым противником. Титульный бой в графстве Суррей проигран, поскольку недостаток опыта английские офицеры восполняют неоправданной самоуверенностью. В результате вторжения Империя разделена: Пруссия управляет Англией, Гибралтаром и Мальтой, американские колонии переходят к США, а Австралия, Индия и Ирландия становятся независимыми.

Успех Чесни нашел отклик у его последователей, которые начали массово выпускать сотни книг об альтернативной истории империи, в которой вторжение играло центральную роль. Литература о вторжении быстро стала особым поджанром, стоящим на границе между популярной литературой и амбициозной фантастикой и абсолютно триумфальным. Большинство романов были направлены на удовлетворение потребности среднего читателя в острых ощущениях, а некоторые доходили до того, что черпали из Чесни не горстями, а ведрами. Дальше всех зашел, вероятно, Грант Ричардс: популярный публицист назвал свою книгу 1900 года «Новая битва при Доркинге» (Grant Richards “New Battle of Dorking”).

Стремясь быть хоть немного оригинальным, он учинил захватчиками... французов. Однако время от времени появлялись жемчужины. Наконец, знаменитая «Война миров» Уэллса — не что иное, как как классика литературы о захватчиках, в которой инопланетяне заменили немцев и французов.

А вот Уильям Ле Кë (William Le Queux), француз по происхождению, считал, что его соотечественники нападут на Англию. В романе «Великая война в Англии в 1897 году» (“The Great War in England in 1897”, 1894), вторжение является прелюдией к мировой войне. Французы и русские вторгаются в Англию, а немцы становятся союзниками англичан и нападают на французов. Война охватывает всю Европу и большую часть Азии и даже некоторые части Африки, однако в конце концов немцы и англичане побеждают.

В следующем романе «Вторжение 1910 года» (“Invasion of 1910”, 1906, польский перевод 1907) Ле Кë меняет, однако, фронт. На этот раз в бой вступают жестокие немцы; британская армия, как обычно, позволяет застать себя врасплох, поэтому организовать оборону должны простые граждане.

Создается Лига Защитников — подпольная армия, которая движется к Лондону. Романы Ле Кë имели большой успех во всей Европе; в 1906 году смекалистый немецкий издатель опубликовал пиратский перевод «Вторжения 1910 года», конечно, с соответствующим изменением финала.


Выдуманные сражения

Начало Первой мировой войны привело к тому, что на какое-то время отпала необходимость в воображаемых сражениях. В Англию, увы, никто не вторгся, поэтому британские писатели все еще могли развивать жанр на своем родном языке. Одним из самых интересных изображений военного вторжения мы обязаны конечно Уэллсу и кинематографии. Классик фантастики написал сценарий к фильму 1936 года «Things to Come», сюжет которого частично основывался на романе «A Shape the Things to Come/Облик грядущего», опубликованном тремя годами ранее.

Фильм режиссера Уильяма Кэмерона Мензиса (William Cameron Menzies) оказался пророческим во многих отношениях, он рассказывает о великой войне, начавшейся в 1940 году, в которой принял участие весь мир. Сюжет охватывает столетний промежуток времени, показывая падение и возрождение западной цивилизации, и полон действительно отличных для тех времен спецэффектов.

С точки видения завоевания Великобритании ключевыми являются первые военные сцены фильма, показывающие массированную бомбардировку Эвритауна, города, удивительно похожего на Лондон. Хотя национальность агрессоров нигде не упоминается, зрители легко догадывались, о ком шла речь.


Фантазии другого порядка

Через год после выхода на экраны кинотеатров фильма «Things to Come» писательница Кэтрин Бëрдекин (Katharina Burdekin) опубликовала под псевдонимом Мюррей Костантейн (Murray Constantine) антиутопический роман “Swastika Night/Ночь свастики” (позже многократно переиздававшийся и под настоящим именем писательницы).

Его действие начинается через семьсот лет после окончания Двадцатилетней войны, установившей новый мировой порядок: Германия оккупирует всю Европу и Советский Союз аж до Урала, плюс Африку, Азию, Ближний Восток, а остальное, с Америками в том числе, захватывают японцы. Старая религия заменяется новой, прославляющей святого Гитлера, Сына Божия, «рожденного не женщиной, а взрывом», который, когда «исполнится все сущее», вернется к своим последователям под грохот орудий и рев самолетов, с архигероями Герингом и Геббельсом по обеим Его сторонам. В нацистской империи евреи истреблены, а в категорию «недолюдей» зачислены не только христиане-неприкасаемые, но прежде всего женщины, лишенные всяких прав (а, по мнению идеологов, и души), задача которых заключалась исключительно в воспроизводстве людей. Обритые наголо и одетые в лохмотья, они и являются объектом крайнего презрения. Однако у расы господ есть проблема – диспропорция между новорожденными мальчиками и девочками становится настолько большой, что грозит серьёзными осложнениями не только идеологического, но и биологического характера.

Главный герой «Ночи свастики», англичанин по имени Альфред, отправляется в паломничество в Германию — помимо прочего, он хочет увидеть Священный Аэроплан, на котором, по легенде, Гитлер прилетел в Москву, чтобы окончательно уничтожить Сталина. Альфред, хотя и не является ни рыцарем Гитлера, ни нацистом, занимает довольно высокое место в иерархии Империи – ибо он авиатехник, а авиация играет в книге особую роль, которую подчеркивает тот факт, что единственными дозволенными в Империи книгами Библия Гитлера и руководство по техническому обслуживанию самолетов. Аэропланы здесь являются символом войны, порабощения, но также и свободы: Альфред мечтает о полетах и рисует в мыслях запретную картину бомбардировки гитлеровской Империи. Паломничество — не единственная его цель — он хочет узнать правду о расе господ, чтобы уничтожить ее. Он обнаруживает, среди прочего, что Гитлер не был высоким, красивым блондином, как утверждают его последователи, и что, вопреки канонам господствующей религии, он был осквернен присутствием женщины, о чем свидетельствует фотография, на которой он изображен в компании длинноволосой блондинки. Альфреду не удается выполнить поставленное им себе самому задание — однако перед смертью он успевает передать все полученные знания своему сыну.

Конечно, после начала войны воображаемые картины оккупированной Гитлером Великобритании перестали относить к категории «фантастика» и переложили в ящичек с пометкой «чертовски вероятно». Интересно, что это были не благородные пропагандистские истории, написанные под лозунгом «Вся нация храбро сражается с захватчиком», а скорее предостережения, напоминавшие читателям, «почему мы сражаемся». Вероятно первым произведением на эту тему стал опубликованный в 1940 году роман Дугласа Брауна и Кристофера Серпелла «Потеря Эдема» (Douglas Brown & Christopher Serpell “Loss of Enen”, в более поздних изданиях «If Hitler Comes/Если придет Гитлер»).

Ее герой, новозеландский журналист Чарльз Фентон, наблюдает за падением Великобритании, вызванным не столько военной мощью врага, сколько неверными решениями британского правительства. Чемберленовская   политика умиротворения приводит к подписанию с немцами мирного договора в Нюрнберге, но, как легко догадаться, его положения соблюдает только одна сторона. В результате Гитлер без единого выстрела триумфально въезжает в Лондон; его политических противников отправляют в концентрационные лагеря, а рабочих -- на заводы в Германии, английский язык официально запрещается. В свою очередь, в романе Виты Саквилл-Уэст «Гранд-Каньон» (Vita Sackville-West “Grand Canyon”1942), поэтессы и писательницы, также известной благодаря дружеским связям с Вирджинией Вульф, в 1943 году Советский Союз и Великобритания оккупированы немцами.

Придя в ужас от этого, Соединенные Штаты предлагают Гитлеру союз, который продлится недолго -- в 1945 году начинается вторжение в Америку, а в разрушительном акте нацистам помогает землетрясение, превращающее Нью-Йорк в руины. Однако в книге Г.В. Мортона «Я, Джеймс Блант» (H.V. Morton “I, James Blunt”, 1942) Англия защищается немного дольше, немецкое вторжение на острова происходит в 1944 году. Здесь мы тоже видим насильственную германизацию, символом которой становится снос собора Святого Павла в Лондоне под строительство на этом месте штаб-квартиры нацистов.

Романы этого периода не были, однако, лишь мрачными историями альтернативной реальности; создавались также произведения, в которых источником зла выступали не только нацисты или коллаборанты, но также война как таковая. Наилучшим примером здесь является аллегорический роман Рекса Уорнера «Аэродром» (Rex Warner “Aerodrome”, 1942, польский перевод 1947), где свойская, но полная отсталости, жестокости, алкоголя и прочей гадости Деревня противопоставляется соседнему стерильному современному Аэропорту.

Однако оказывается, что мир Аэропорта не так идеален, как его малюют, индивидуальная жизнь подвержена контролю в мельчайших аспектах, а «рыцари неба» — не великие герои. Наконец, не инопланетянин становится врагом, а военная машина, которая пытается все переделать на свой технологический лад: главный герой, соблазнившийся рассказами о прекрасной жизни в ВВС, в конце концов выбирает Деревню.

Интересно, что во время Второй мировой войны наибольших успехов в пропагандистском использовании английской литературы о вторжении добились немцы. В 1940 году, у во время битвы за Британию, они откопали в чулане «Битву при Доркинге» и опубликовали ее под изменённым названием «Что ждёт Англию!» (“Was England erwartet!"). Таким образом, история литературы о вторжения замкнула круг. Как мы знаем, вскоре после этого тема немецких высадок на островах перестала быть актуальной, а врагом номер один стали Советы и триффиды.


Статья написана 15 мая 12:11

12. В рубрике «Publicystyka” размещено интервью, которое польский журналист, главный редактор журнала “Nowa Fantastyki” Якуб Винярский взял у заместителя главного редактора журнала “Nowa Fantastyka”, журналиста, литературного и кинокритика, писателя НФ, сценариста комиксов Мацея Паровского. Оно носит название:

ФАНКИ КОВАЛЬ. В ГОЛЛИВУД на ЗОЛОТОМ МЕТЕОРЕ

(FUNKY KOWAL. Do Hollywood na złotym meteorze)

Якуб Винярский: Ожидал ли ты, что Фанки Коваль переплывет океан и станет голливудской звездой?


Мацей Паровский: Кажется, я несколько раз бормотал нечто такое себе под нос. Поговаривали, что кинематографисты читают комиксы, да я и сам, когда просматривал иноязычные версии дэникеновского сериала ПОЛЬХА, заметил, что, судя по некоторым кадрам, его наверняка смотрел Джордж Лукас. Например, когда у ПОЛЬХА снимают маску «человека-рыбы», под нею обнажается такое же выродившееся, изъязвленное, киборгизированное лицо, как у Дарта Вейдера. В свою очередь, я вспомнил наших героев из альбома «Wbrew sobie», спасавшихся на вертолёте из-под обломков небоскреба, когда несколько лет спустя, во время показа первой «Матрицы», обнаружил там подобную сцену.

Это круто и парадоксально, потому что мы, придумывая приключения Фанки Коваля и планируя панели, часто в своих спорах ссылались на американские решения американского кино, комиксов и научно-фантастической литературе, как на ориентиры или исходные точки.


Якуб Винярский: Как ты оцениваешь успех комикса, над которым вы работали вместе с Яцеком Родеком и БОГУСЛАВОМ ПОЛЬХОМ?


Мацей Паровский: Мы попросту вошли в поп-культурную семью, во главе которой стоят американцы. Но поскольку, следуя определенным правилам, мы добавили свои проблемы, навязчивые идеи, польский темперамент и неподчинение, нарисованные точными линиями ПОЛЬХА, в результате получилась оригинальная история, которая способна понравиться Фабрике Грез.

Стоит добавить, что до того, как им заинтересовались американцы, «Фанки» купили венгры и чехи (но еще не заплатили). И то, и другое – утешает и радует, а снятый фильм принес бы вдобавок и приличные деньги. Меня будоражит также и чисто художественное любопытство: как это получится, как будет воспринято? Короче говоря, я не могу дождаться.


Якуб Винярский: Насколько сложно для тебя написать сценарий для комикса, которому теперь придется мериться силами со своей собственной легендой и тысячами комиксов, созданных с тех пор, как «Фанки Коваль» перестал публиковаться?


Мацей Паровский: До недавнего времени я был в ужасе. Читатель другой, времена другие, мы состарились. Я имею в виду руки и головы. Фанки был героем-объединителем общества, находившегося под сильным политическим гнетом, а теперь свободная Польше раскололась на фракции и опции, вцепляющиеся друг другу в горло. Им всем будет сложно угодить. Есть эстетические проблемы -- как плавно перескочить девятнадцать лет? Или как красиво оправдать изменение эстетики, чтобы изменение стало частью комиксной истории, а не откатом? Как связать сюжетные решения комикса с горячими событиями за окном, ведь в этом была сила предыдущих альбомов? Идеи, которые были у нас с Яцеком за последние 5–10 лет, размыты, поэтому приходится искать новые. У меня есть хороший опыт работы с «Бурей» -- концепцией, перенесенной и модифицированной через более 20 лет. Там, похоже, мне удалось, так, может быть, и здесь удастся.


Якуб Винярский: Как тебе работается с ПОЛЬХОМ над новым «Фанки Ковалем»? Вы все еще на одной волне спустя столько лет?


Мацей Паровский: В июле, 21-го числа, я позвонил Богуславу с дачи после двух дней работы в одиночестве, расстановки разбрызгивателей, катания на велосипеде и купания в озерце каждые пять часов. Он с ходу закрыл мне рот, потому что думал, что я громлю и разрушаю все, что он успел придумать и нарисовать. Я трижды обошел садовый участок, прижимая сотовый телефон к уху, и лишь тогда, когда он наконец позволил мне заговорить, возразил в молчавшую трубку (сигнал оказался потерянным).

Потом, совсем в другом уже тоне, мы обсудили мелкие детали. Стоит добавить, что столь же драматичным было принятие сцен со зданием Стеллар Фокс, взлетающим к звездам, в альбоме “Sam przeciw wszystkim”. Вот почему мы оба вздохнули c облегчением: возвращается старая атмосфера. Если мы и дадим маху, то это будет не в этот раз.

Якуб Винярский: Какими ты видишь сегодняшних читателей этого комикса? Думаешь ли ты о них, когда пишешь очередные сцены?


Мацей Паровский: Читатели — дети, так это было четверть века назад, и так оно есть и сейчас. Создавая комикс, ты должен активировать скрытого внутри тебя ребенка, который установит с ними контакт. Я думаю об организации времени для работы над этим произведением, об истории, о герое и его мире, о ловушках, которые расставили для него человеческие и нечеловеческие силы. Я просматриваю записи разных лет и ищу в голове хорошие, визуально значимые сцены. Комикс должен быть динамичным, умным, красочным, загадочным, удивительным. Читатель – не проблема, я вообще об этом не думаю. Ну хорошо, особенно я дорожу фантазиями о двадцатилетних читательницах. Но это занимает у меня не больше пяти минут в день.

Якуб Винярский: Вас было трое, теперь двое. Как так получилось?

Мацей Паровский: В альбоме издательства «Эгмонт» я вспоминал о том, как начинался «Фанки Коваль», в короткой статье под знаменательным названием: «У НАС БЫЛО МНОГО ВРЕМЕНИ» Первые три альбома были перенасыщены приключениями и прекрасно нарисованными. Читателю понравилось, но теперь-то у нас не столь уж много времени. Мы постарели. Яцек воспитывает двух сыновей, у него на голове издательство, я работаю в трех журналах вместо одного, у меня есть дача и внучка-аутистка, и «nie ten już, nie ten już wzrok”.

Мы живем гораздо дальше друг от друга и, насколько я понимаю, все в Польше намного больше работают и больше устают, чем раньше. Мы разъехались, наши темпераменты изменились, мы по-разному, хоть и не слишком по-разному, смотрим на некоторые проблемы. Четвертый альбом мы делаем вдвоем с БОГУСЛАВОМ ПОЛЬХОМ с согласия Яцека — фильм, если он будет реализован, мы отпразднуем втроем. Может быть мы снова соберемся для работы над пятым альбомом, тогда я буду пенсионером, может быть, меньше вовлеченным в текучку. Честно говоря, мне не хватает Яцека, у нас с ним были и есть разные характеры, мы придумывали нечто совершенно разное, затем комбинировали все это опять же совершенно иначе, и история становилась интересной также потому, что иногда мы тянули ее в разные стороны, а Богуслав разрешал спор. Не исключаю, что в ближайшие недели позвоню Яцеку и спрошу, как бы он, то есть Родди, поступил в той или иной ситуации; то есть просто попрошу совета.


Якуб Винярский: Как, по твоему мнению, изменился рынок фантастики, фантастическая агора?


Мацей Паровский: Читатели на съездах-конвентах — все те же, хотя и не те же самые, чуткие, умные, требовательные молодые люди. Те, что были некогда молодыми, сильно постарели. Наверное, сейчас стало больше девушек, феминисток и атеисток. Но также существует четкая регионализация: когда я еду в Познань, то знаю, что встречу там людей, которые поймут меня (как и я их) с полуслова. В Катовице, то есть в Цешине, а я собираюсь поехать на мероприятие SKF после пятнадцати лет отсутствия, может быть наоборот, но я встретил много силезцев на фэндомных тропах, и мы не рычали друг на друга. А вот сетевая фантастическая агора удручает, в ней полным-полно мелочных агрессивных придурков, которые желают зла авторам и другим фэнам, даже не пытаясь этого скрыть...

Якуб Винярский: Вот да, Мацек, кстати. Скажи, как ты сейчас относишься к литературной работе в Интернете? Ты веришь, что в нем можно найти настоящие, пусть и неограненные, фантастические бриллианты?


Мацей Паровский: Я был против тематических литературных конкурсов, но когда состоялся конкурс с англичанами, в котором выплыли Куба Новак и Мацек Гузек, то передумал. Мне казалось, что кандидат в авторы не «утопит» хороший текст в Интернете, но несколько интересных людей рискнули с нашим сайтом, и мы наградили их напечатанием в журналах “Nowa Fantastyka” и “Fantastyka. Wydanie Specjalne”, так что и здесь никаких предубеждений нет. Моя сдержанность в отношении Интернета как нового источника текстов, вероятно, была основана немного на страхе и лени. Я попросту не смог бы справляться с обработкой и нормальной литературной почтой, и сетевой. Ты взял Интернет на себя – теперь мы вместе пожинаем плоды.

Якуб Винярский: «Буря» была номинирована на премию имени Мацкевича. Тебя это радует, и вообще что ты об этом думаешь?


Мацей Паровский: Я попросту счастлив, тем более что, кроме премии на конкурсе рассказов журнала «Młody Technik» в 1973 году, я не получил никаких литературных премий. Мои авторы получали, даже многие из них, я -- нет. У меня есть антипремия Золотой Метеор от SKF (Силезский клуб фантастики), но это не то. За «Бурю» тоже ничего не было, я не фигурировал ни в одном фантастическом рейтинге, а тут – Юзеф Мацкевич — человек очень серьезный, категоричный, грозный, смелый, боровшийся с миром, который не хотел его слушать. На медали его премии написана фраза: ИНТЕРЕСНА ТОЛЬКО ПРАВДА. Номинировать на такую награду фантастический роман, написанный к тому же не по-божески, а языком кино и комиксов – забавный парадокс. Я хотел бы напомнить, что Щепан Твардох за «Prawem wilka» также был номинирован на Мацкевича, и что в список претендентов в этом году входит наряду с «Бурей» также «Wroniec» Яцека Дукая. Видимо, мейнстрим научился читать фантастику; он понял, что правду об определенных эмоциях и механизмах можно написать в фантастической прозе, эссе. Моя Варшава 1940 года – свободная и победоносная -- более правдивая, чем проигравшая и опустошенная, которая досталась нашими родителям, бабушкам и дедушкам. Я рад, как редактор журнала «Фантастыки» и «Новой Фантастыки» на протяжении вот уже 28 лет, что Комитет по наградам тоже посмотрел на это c такой же точки зрения.

Якуб Винярский: Я тоже этому очень рад. И я надеюсь, что ты получишь премию, ну или хотя бы на то, что премия достанется фантасту. Спасибо за интервью.


Статья написана 14 мая 11:26

(АДСКИЕ ВОЙНЫ – окончание)

Война за углом

Танки (и даже огромные роботы) – это все ушедший XX век. Как возвещает в «Черных океанах» ("Czarne oceany", 2001) Яцек Дукай, наступают времена экономических войн, многослойных шахматных игр, разыгрываемых сложными искусственными интеллектами на уровнях абстракции, недоступных homo sapiens-у.

В анимационном фильме «Патлабор 2» (режиссер Осии Мамору) Токио атакован террористами, власти вводят военное положение. Между тем атака произошла не в реальности, а в киберпространстве. Будущее войны – это информация – важно не то, что произошло, а какие данные дошли до штаба.

Это можно увидеть в рассказе Конрада Левандовского «Нотека 2015» ("Noteka 2015, 1995), описывающем короткую войну между Польшей и... Соединенными Штатами (как легко сегодня забыть неопределенность и растерянность польских 1990-х годов), выигранную поляками благодаря блестящему использованию теории хаоса, а также действиям хакеров, искажающим реальность.

Похожий, но мрачный сценарий описал Томаш Пациньский в романе «Сентябрь» ("Wrzesień", 2002) -- здесь Польша оказывается завоеванной после прихода к власти кровавых антисемитов. В лесах сидят партизаны, воспитанные не на легенде о Восстании, а на Толкиене и «Ведьмаке» Сапковского.


Чудесное оружие

В романе Филипа К. Дика «Духовное ружье» ("The Zap Gun", 1967) гонка вооружений между странами Востока и Запада превратилась в пародию: оружие предназначено для того, чтобы произвести впечатление на врага, но оно вообще не работает (что окажется болезненным перед лицом войн с инопланетянами).

Интересно, не вдохновлялись ли его конструкторы Империей из «Звездных войн», что объяснило бы, почему штурмовики не могут поразить Люка и Хана Соло выстрелами из бластеров?

Однако обычно фантастические арсеналы содержатся в полном порядке. Каждое изобретение реального мира становится источником вдохновения для создания воображаемого оружия. Открытие радиации отразилось в научной фантастике применением лучеметов. «Лучи смерти» Николы Теслы предоставили обильную пищу воображению фантастов.

В 1960-х годах в моде было лазерное оружие, но его быстро заменили не совсем понятные фазеры и бластеры, когда выяснилось, что лазер не может причинить большого вреда (Джеймса Бонда и британскую разведку это, впрочем, не особо волновало, когда они брали на абордаж космическую станцию в финале “Moonraker”-а).

Гонка вооружений сбивается с пути, что прекрасно показано в «Терминаторе» -- военная сеть искусственного интеллекта Скайнет берет вооружение под свой контроль и после ядерного холокоста истребляет остатки человечества.

А все могло бы закончиться так же красиво, как в фильме «Военные игры» (1983) — нашелся бы какой-нибудь талантливый хакер. который объяснил бы Скайнету на примере игры в крестики-нолики, что война не имеет смысла.

Самое интересное оружие, известное научной фантастике, — это особый вид биологического оружия: главный герой сериала «Чужой». По крайней мере, таковы были планы. Несмотря на многочисленные попытки, контролировать чудовищных ксеноморфов не удалось.


Вечная война

Неужели человечество, рожденное войной (как показал Кубрик в знаменитой сцене с обезьянами в «Космической одиссее 2001 года»), обречено на войну и на военное пекло? Мрачный ответ дает сериал о путешествиях во времени «Доктор Кто»: ад войны вездесущ и неизбежен даже в конце вселенной. К счастью, это всего лишь фантазия — в реальности мы можем все это разыграть совершенно по-другому.


Статья написана 13 мая 12:18

(АДСКИЕ ВОЙНЫ – продолжение3)

Сталин против Хищника

С тех пор как в руки фантастов попало изобретение машины времени, они принялись заглядывать не только в будущее, но и в прошлое. Одно из постоянных мечтаний — вернуться в прошлое с соответствующим арсеналом и повернуть историю на новый путь. Подобный сценарий разыгрывается в романах Марцина Цишевского «www.1939.com.pl» и «www.1944 waw.pl», в которых во времена Второй мировой войны попадает отборное (и хорошо оснащенное) подразделение польской армии.

Похожую идею использовали ранее создатели фильма «Последний отсчет» (“The Final Countdown”, 1980), в котором американский авианосец возвращается во времени за день до нападения японцев на Перл-Харбор, и сталкивается с дилеммой: вмешиваться или не вмешиваться ему в историю.

Современное оружие не обязательно должно обеспечить преимущество, о чем свидетельствует фильм “G.I. Samurai” (“Sengoku jieitai", 1979) -- подразделение японских сил самообороны, перенесенное во времена самураев, не может справиться с воинами четырехсотлетней давности, несмотря на наличие танка и вертолета.

Отдельная глава состоит из альтернативных историй -- описаний мира, в котором что-то пошло не так. «Человек в Высоком Замке» Филипа Дика, где державы Оси выиграли войну,

или «Буря» Мацея Паровского, в которой поляки остановили нацистов.

Часто поворотным моментом является фантастический элемент – в рассказе Дэвида Брина «Тор встречает Капитана Америку» — нацисты останавливают вторжение в Нормандию благодаря черной магии и вызову скандинавских богов,

а в книжном цикле «Война миров» Гарри Тертлдава все меняется в момент вторжения инопланетян из космоса – для отражения такого врага Черчилль вступает в союз с Гитлером (а поляки — нет!).

В графическом романе "Хранители" по сценарию Алана Мура американцы выигрывают войну во Вьетнаме благодаря вмешательству супергероя Доктора Манхэттена, что приводит к эскалации конфликта холодной войны.

Прошлое в научно-фантастической версии полюбилось создателям, использующим эстетику стимпанка, особенно в визуальных медиа — фильм «Дикий, дикий Запад», где в годы Гражданской войны сумасшедший южанин пытается изменить ход событий с помощью огромного робота.

Точно так же выглядит польский комикс "Первая бригада" (“Pierwsza brygada”) — тут разделы, там москали, а здесь здоровенный робот и летающая фиговина.

В том же духе мыслится постановка “Hardkor 1944” Томаша Багиньского (“Katedra”), где в Варшавском восстании принимают участие фантастические киборги родом из «Терминатора».

Другим путем направились Анна Бжезинская и Гжегож Висьневский в сборнике «На нейтральной полосе» (“Na ziemi niczyjej”).

Они обогатили эпизоды Первой мировой войны фантастическими сюжетными витками, помогающими уловить подобие смысла в великой бессмысленной войне.

(Окончание следует)





  Подписка

Количество подписчиков: 94

⇑ Наверх