14. Напечатанная на стр. 12—14 статья польского журналиста Бартломея Пашилька носит название:
ДАВАЙТЕ ПОГОВОРИМ о КОШМАРАХ. ЛУЧШИЕ РАССКАЗЫ СТИВЕНА КИНГА
(Porozmawiajmy o koszmarach. Najlepsze opowiadania Stephena Kinga)
Стивен Кинг уже мог бы смело отказаться от написания рассказов. Теперь, когда с каждым новым романом куча долларов на его счету обретает все более чудовищные размеры, ему не нужны мелкие деньги на текущие расходы. В принципе, Кинг может не заботиться о регулярном напоминании о себе читателям, ведь даже когда он не публикует ничего нового, его имя неустанно появляется на обложках переизданий или на рекламных плакатах и в титрах все новых и новых экранизаций его произведений.
Однако Кинг просто-напросто не может перестать их писать — даже если он работает над многотомной сагой или очередным 1000-страничным суперроманом, мы можем рассчитывать на то, что в свободное время он одарит нас несколькими более короткими произведениями, одни из которых окажутся гениальными осколками более широкого проекта, а другие – пробником необычной для автора тематики или ожидаемым всеми «возвращением к корням». В писательской горячке Кингу случается также написать неудачные или наивные рассказы, но и они всегда добавляют какие-то интересные элементы к образу самого известного современного автора литературы «ужасов». Потому что, если бы мы читали только романы Кинга, то и не подозревали бы, что такому, как он, виртуозу «хоррора», придет в голову попугать нас гладильной машиной (как в рассказе «Давилка» [The Mangler]), искусственной челюстью («Щелкун» [Chattery Teeth], или торчащим из слива кухонной раковины пальцем («Движущийся палец» [The Moving Finger]). Следует помнить, что автор «Кэрри» (Carrie), «Сияния» (The Shining), «Противостояния» (The Stand) и еще превеликого множества других крайне мрачных и серьезных романов «ужасов» в молодости проникся эстетикой фантастического кино 1950-х годов, которому была свойственна любовь к комической неестественности, дешевым специальным эффектам и безустанному повторению нескольких хорошо продающихся сюжетных замыслов. И его тягу к этой эстетике легче всего увидеть именно в кратких текстах этого писателя – особенно в тех, о которых мы, прочитав их, говорим с улыбкой, что они «претенциозны» или «халтурны». Каждый из изданных к настоящему времени сборников рассказов Кинга представляет собой необычайную смесь амбициозных, чисто развлекательных и удивительно банальных вещей, и именно разнообразие тем заставляет нас читать эти сборники с неослабевающим интересом и ощущением, что всего через пару страниц нам встретится нечто новое и непредвиденное. Тем не менее, стоит через некоторое время вернуться к каждому тому и вытрясти из него те рассказы, которые нам больше всего не понравились или, наоборот, которые очаровали нас.
Корзинка с лекарствами
Во вступлении к своему первому сборнику рассказов «Ночная смена» (Night Shift, 1978) Кинг признается, что его всегда раздражает часто повторяемый на авторских встречах вопрос о том, почему он мучит читателей такими жуткими историями, и он всегда отвечает встречным вопросом «А почему вы считаете, что у меня есть выбор?» Согласно Кингу, писательство — это не невинное хобби или обычная профессия, но наваждение: когда в голове начинают складываться кошмарные истории, нужно их немедленно оттуда выбросить и вдавить в бумагу с помощью пера или пишущей машинки. Писатель таким образом сохраняет здравый рассудок – он в очередной раз столкнулся с кошмаром и не сошел с ума. Читатель же имеет дело со страхами, которые мучают других людей, он усваивает их, становится устойчивым к ним — испытывает катарсис. «Повествование о чудовищах и страхах напоминает корзинку, наполненную разного рода фобиями, -- пишет Кинг. – И когда мимо вас проходит писатель с такой корзинкой, то вынимаете один из воображаемых страхов из этой корзинки и заменяете его своим, настоящим — по крайней мере на время».
Что интересно, хотя Кинг четко заявляет, что самый полный катарсис обеспечивают читателям «ужасные» рассказы, особенно те, которые содержат сверхъестественный элемент, среди всех текстов, собранных в «Ночной смене», наиболее волнующими являются те, которые трудно назвать типичными «хоррорами». Завершающая сборник «Ночная смена» новелла «Женщина в палате» ((The Woman in the Room) это короткий реалистичный рассказ о посещении сына умирающей в больнице матери.
Сюжет здесь основан на драматическом колебании героя: положить ли конец страданиям любимой особы или позволить ей бороться за жизнь до ее конца? Мы видим, как женщина сражается с болью и унижением, а образ старушки, уходящей из этого мира, соседствует с воспоминаниями о крепкой, полной жизненных сил матери из прежних времен. Кинг не пытается шокировать нас подробным описанием течения болезни -- это было бы слишком просто, но он показывает, насколько болезненными становятся в такие моменты даже самые тривиальные жесты и слова, и оказывается способным художественно выразить это в нескольких словах («Ее левая рука поднимается с покрывала словно подбитый вертолет. Она кружит в воздухе, всовывается в сумочку и выползает из нее со скомканной бумажной салфеткой»). Финал этого рассказа автор также представляет в чрезвычайно драматической форме. Последний абзац производит мощное впечатление: вызывает мурашки по телу, будоражит и угнетает, а состоит всего из двух предложений. Фрэнк Дарабонт (режиссер фильмов «Побег из Шоушенка», «Зеленая миля» и «Туман») именно с короткометражной киноленты по этому рассказу начал свое приключение с экранизациями произведений Стивена Кинга, но даже ему не удалось передать все болезненные нюансы этой истории. Совершенно иначе подходит Кинг к читателю в другом замечательном рассказе из «Ночной смены» -- «Человек, который любил цветы» (The Man Who Lowed Flowers). Настроение на этот раз не последовательно мрачно-депрессивное, а наоборот, подозрительно веселое и оптимистичное. По крайней мере поначалу «Человек, который любил цветы» — это занимающее несколько страниц описание красивого мужчины, который в прекрасный майский вечер решает купить цветы для своей любимой женщины. Погода прекрасная, и люди, окружающие героя, очень приятные. Да кому дело до того, что из радио у продавцов цветов непрерывно звучат плохие новости? Ну и что из того, что заостряется конфликт во Вьетнаме? Или из того, что русские продолжают ядерные испытания? И что все еще не поймали этого чертова психопата с молотком? И все же, словно под влиянием мрачного голоса, вещающего по транзисторному радиоприемнику, все вдруг начинает меняться. Улицы, по которым идет герой теперь, становятся все более темными, где-то вдалеке яростно мяукает кот, люди, мимо которых мужчина проходит, уже не такие дружелюбные, как раньше. Становится ясно, что вот-вот произойдет что-то ужасное... Кинг, однако, не оставляет места для саспенса – потому что мы вновь имеем дело не со стандартным «хоррором» или триллером, а, скорее, с драмой, полной эмоций, показывающей, сколь невелика граница, отделяющая радость от отчаяния, жизнь от смерти и нормальность от безумия.
Однако каждый читатель почувствовал бы недосыт, если бы в первом сборнике рассказов этого автора начисто отсутствовали привычные страшилки. И они тут есть – и в немалом количестве. Некоторые из них повсеместно считаются неудачными (как упоминавшаяся уже «Давилка» или «Поле боя» [Battleground]) или «неплохими, но разочаровывающими» (например, «Поселение Иерусалим» [Jerusalem’s Lot] и «На посошок» (One for the Road), которые пытаются пробудить дух романа «Жребий Иерусалима» [Salem’s Lot].
Однако здесь мы также найдем множество крепких, держащих в напряжении «хорроров», из которых особо выделяются три: «Карниз» (The Ledge), «Корпорация “Бросайте курить” (Quilters, Inc.) и Дети кукурузы» (Children of the Corn). Первая из этих историй безжалостно забавляется с нашим страхом высоты (ее герой вынужден обходить высокое здание по окружающему последний этаж 13-сантиметровому карнизу), вторая показывает, сколь большую цену можно заплатить за отсутствие силы воли и уступчивость пагубной привычке (титульная компания Quitten, Inc. гордится тем, что отучает от курения даже самых упорным табакоманов, хоть ей иногда и приходится использовать весьма жестокие методы), а третья эффектно обыгрывает не чуждый уже к тому времени мотив демонического ребенка – с тем, что здесь персонажи-дети гораздо более «чуждые» и устрашающие, чем Кэрри Уайт из дебютного романа писателя или Дэнни Торранс из «Сияния» («Дети кукурузы» рассказывают об убийственно жестоком культе, основанном несовершеннолетними, ставящими себе целью принесение в жертву взрослых).
Кинг неохотно принимает любые попытки вычисления «скрытых значений» его «хорроров», так что будем считать, что они – не более, чем «страшные» истории -- но на самом деле мало кто умеет напугать людей с таким умением и безжалостностью, как Кинг в этих трех рассказах.
Поцелуй украдкой
При подготовке своего следующего сборника «Команда скелетов» (Skeleton Crew, 1985) Кинг использовал столь же хорошо сбалансированную стилистическую и тематическую смесь, как и в случае с «Ночной сменой».
В этот раз в состав сборника вошли также более длинные тексты, такие как превосходный 100-страничный «Туман» (The Mist), где особенно ясно видно вдохновение, почерпнутое из фильмов о монстрах 50-х годов, или незабвенная «Баллада о гибкой пуле» (The Ballad of the Flexible Bullet) — повесть, которая попала на страницы журнала «Fantastyka» задолго до польской премьеры «Команды скелетов» на книжном рынке, и многие читатели уяснили себе, каким огромным талантом обладает это парень, книги которого невозможно найти ни в одной отечественной книжной лавке. Ибо Кинг в очередной раз доказал, что вовсе не нуждается в пяти сотнях или даже пяти десятках страниц, чтобы изрядно нас напугать – 20—30 страниц ему совершенно достаточно.
Лучшими примерами этого являются короткие, но чрезвычайно напряженные рассказы «Плот» (The Raft) и «Тот, кто хочет выжить» (Survivor Type). В первом из них четверо студентов решают искупаться в озере, а там их поджидает некое кровожадные существо, напоминающее нефтяное пятно, от которого им приходится спасаться на плавающем вдали от берега плоту. Во втором мы наблюдали за ужасными операциями, которые проводит хирург, высадившийся на необитаемом острове, но не намеренный отказывать себе в мясных блюдах — даже приготовленных из собственного тела («Я начал задаваться вопросом, может ли человек съесть самого себя, – пишет автор в заметке к этой истории, -- и если да, то сколько он сможет употребить до того, как наступит конец?»
Конечно мы это найдём также в «Команде скелетов» и очень хорошие рассказы, не истекающие кровью, такие как «Короткая дорога миссис Тодд» (Mrs. Todd’s Shortcut) -- о женщине, которая во время каждой автомобильной поездки пытается отыскать самый короткий путь и в конце концов попадает в некий таинственный мир или, возможно, в другое измерение, или «Протока» (The Reach) -- о пожилой женщине, которая под конец жизни решает в первый раз покинуть островок, на котором живет, а когда пускается в путь, слышит голос умершего мужа. «Короткая дорого миссис Тодд» — один из любимых рассказов Кинга; его главная героиня в некоторой степени смоделирована по образцу жены писателя, а голос рассказчика, как говорят, всегда действует на автора успокаивающе, и его неизменно забавляет воспоминание о том, что этот его самый феминистический текст был в свое время отвергнут несколькими женскими журналами – помимо прочего из-за определенных физиологических вкраплений, показавшихся редакциям журналов «политически некорректным». А вот «Протоку» зачастую считают лучшим мейнстримным рассказом мастера ужасов; красоту его композиции в свое время хвалила Джойс Кэрол Оутс, а критик Дуглас Э. Уинтер утверждает в одной из глав своей книги «Стивен Кинг: Искусство тьмы», что это величайшее из всех произведений Кинга.
В дополнение к написанному о «хоррорах» во введении к сборнику «Ночная смена»Кинг на первых страницах «Команды скелетов» утверждает, что он пишет рассказы не из-за любви к ним («хотя было бы приятно так думать») или ради денег, но потому, что если бы он этого не делал, то это было бы равнозначным самоубийству. Он также защищает форматы более коротких текстов, утверждая, что они имеют с романами столько же общего, сколько «поцелуй украдкой с незнакомцем» с длительными, зрелыми любовными отношениями. Конечно, это не одно и то же, говорит Кинг, но ведь каждый время от времени хочет чего-то мимолетного, одаривающего в то же время сильными эмоциями. Чтение самых удачных историй из этого сборника — один из самых безопасных способов удовлетворить потребности такого рода.
Перед закатом
«Прыжок веры, необходимый для того, чтобы сделать реальностью короткий рассказ, в последние несколько лет дается мне все труднее, -- пишет Стивен Кинг в предисловии к своему третьему сборнику рассказов «Ночные кошмары и фантастические видения» (Nightmares and Dreamscapes, 1993).
Складывается ощущение, что все мои произведения хотят стать романами, а каждый роман – растянуться на четыре тысячи страниц». Об этом прекрасно знают постоянные читатели книг Кинга: в начале 1990-х годов они уже получили несколько толстых «хорроров» своего кумира (в том числе «Противостояние», «Это», «Необходимые вещи») и пустились в путь по миру «Темной башни», построение которой завершилось лишь в седьмом томе, изданном в следующем десятилетии. Писателя часто обвиняли в излишнем многословии – в некоторых случаях эти обвинения были вполне оправданы. И все же, несмотря на растущую потребность в создании произведений больших размеров, у Кинга все еще хватало идей и энергии, чтобы представить их в краткой форме.
«Кошмары и видения» -- менее ровный сборник, чем предыдущие, но некоторые из собранных в нем историй представляют Кинга в его лучшей писательской форме. К ним относятся «”Кадиллак” Долана» (Dolan’s Cadillac), в котором рассказчик c фантастическим упорством планирует месть за смерть жены неприступному, казалось бы, мафиозному боссу. Этот рассказ вряд ли понравится моралистам, отрицающим принцип «зуб за зуб», но это, несомненно, необычайно увлекательная и великолепно сконструированная, с драматично разыгранным финалом, история. Чтобы уяснить себе некоторые технические аспекты «”Кадиллака”…», автор воспользовался помощью своего старшего брата, гениального учёного, некоторые черты внешности и характера которого использовал также для описания главного героя ещё одного очень успешного рассказа из этого сборника — «Конец всей этой мерзости» (The End of the Whole Mess). В нем рассказывается история человека, которому приходит в голову идея, как устранить склонность человека к насилию. Однако побочные результаты эксперимента оказались еще более ужасными, чем можно было себе представить. Кинг позаботился об интересной, удерживающей в напряжении структуру этого рассказа: рассказчик драматических событий, брат незадачливого гения, а в какой-то момент сам начинает ощущать негативные последствия эксперимента, и страница за страницей его повествование становится все менее и менее связным.
Сильными рассказами сборника «Кошмары и видения» являются также «Детки в клетке» (Suffer the Little Children) -- где учительница начинает подозревать, что ее ученики инопланетяне, рассказ первоначально предназначался для сборника «Ночная смена»), «Крауч-Энд» (Chrouch End) -- удачная отсылка к произведениям Г.Ф. Лавкрафта, где испуганная американка сообщает в полицию об исчезновении своего мужа в лондонском районе, населенном монстрами, и «Люди десятого часа» (The Ten O’Clok People), в котором главный герой обнаруживает, что курение сигарет по утрам помогает отличить монстров от людей.
Сам Кинг своим любимым рассказом из сборника «Кошмары и видения» называет новеллу «Последнее расследование Амни» (Umney’s Last Case), пародирующую стиль нуарного детектива и описывающую драму частного сыщика, к которому заявляется… писатель, который его выдумал.
Все предельно
Хороших историй хватает и в четвертом сборнике рассказов Кинга«Все предельно» (Everything’s Eventual, 2002).
Уже первая из них производит большое впечатление -- «Секционный зал номер четыре» (Autopsy Room Four), герой которого, парализованный мужчина, пытается дать знать суетящимся вокруг него врачам, что им не следует приступать к вскрытию его тела; автор умело нагнетает напряжение, чтобы в конце полностью его разрядить – можно легко представить себе широкую улыбку на лице Кинга, пишущего последние предложения рассказа.
Также приятно читать наводящий на раздумья рассказ «Все, что ты любил когда-то, ветром унесет» (All That You Love Be Carried Away) -- о коммивояжере, коллекционирующем высказывания, написанные на дверях нужников, атмосферную новеллу «Смиренные сестры Элурии» (The Little Sisters of Eluria) -- вампирская история, отсылающая к «Темной башне», демонический рассказ «Завтрак в кафэ Готэм» (Lunch at the Gotham Cafe), где встреча в кафе перед разводом неожиданно оборачивается кошмаром, мрачный рассказ «1408» (1408) -- о номере отеля с привидениями и драматическую историю «Поездка на “Пуле”» (Riding to Bullet), в которой герою приходится пожертвовать жизнью матери, чтобы спасти свою собственную.
После заката
Также последний сборник рассказов Кинга под названием «После заката» (Just After Sunset, 2008) обещает быть интересным.
В нем можно будет прочитать помимо прочих два очень удачных текста: «Пряничная девочка» (The Gingerbread Girl) и «Велотренажер» (The Stationary Bike) – по разным поводам ассоциирующихся с последним романом писателя «Дьюма-Ки» (действие рассказа «Пряничная девочка» разворачивается во Флориде, а «Велосипед» рассказывает об оживающей картине), а также эмоциональный рассказ «Вещи, которые остались после них» (The Things They Left Behind), отсылающий к нападению на Всемирный торговый центр.
В небольшом рассказе «Сон Харви» (Harvey’s Dream) Кинг, похоже, в очередной раз объясняет нам, почему он не может перестать писать рассказы: подобно герою этой истории он убежденно считает, что о сонных кошмарах нужно рассказывать, потому что тогда они не исполнятся.
13. На страницах 7—8 располагается интересная статья польского писателя НФ и ученого-химика Анджея Зимняка, написанная в виде рецензии на книгу Станислава Береся «История польской литературы в беседах» (2003, Stansław Bereś “Historia literatury polckiej w rozmowach. XX-XXI wiek”). Статья носит название:
СЛОВАРНЫЙ ИНСТИНКТ
(Instynkt wokabularny)
Однажды я наткнулся на утверждение, что Дастин Хоффман — «киноживотное», потому что в кино он не позирует, а попросту живет, и для создания успешных сцен достаточно навести на него камеру. В этом много аллегории, потому что даже самый естественный в своей игре актер должен сначала хотя бы бегло прочитать сценарий, чтобы понять, кого (или что) ему играть? По аналогии, достаточно ли сунуть в руку писателя авторучку или посадить его за клавиатуру, чтобы он начал творить изумительные литературные видения? Ну нет, скажете вы, ведь даже самый что ни на есть хороший автор сначала работает над планом, и когда садится писать, точно знает, что он хочет передать своим произведением. То есть в своем плане (план-конспекте?) он должен иметь собрание тщательно упорядоченных золотых мыслей, чтобы затем последовательно переносить их на страницы книги. Если это так, то писатель отличается от философа только тем, что излагает свои аргументы в художественной форме.
Лупа и око Станислава Береся
Передо мной лежит чрезвычайно интересная книга, а именно «История польской литературы в беседах» Станислава Береся (Stanisław Bereś “Historia literatury polskiej w rozmowach”). Бересь избрал оригинальный путь литературных исследований: он ездит от писателя к писателю и берет у них интервью. Таким образом, ученый узнает много нового о писательской мастерской и контексте, в котором создавались произведения, а читатель этих интервью получает панорамное представление о литературном ландшафте последних десятилетий и современности. Я допускаю, что читатель получает больше, чем исследователь, зато исследователь, несомненно, реализует свои планы и проявляет свой темперамент.
Учёные, знаете ли, хотят выяснить причину явления, докопаться до истоков, получить полный набор данных, желательно сразу и в таком виде, чтобы они соответствовали требованиям, предъявляемым редакторами профессиональных журналов. Исследование писательской мастерской и писательского инструментария, биографические вставки, установление психофенотипического профиля — все это увертюра, прелюдия, разминка к основному вопросу: зачем? С какой целью это написано? Что писатель хотел этим передать? Какова изюминка и послание? ЧТО ОН ХОТЕЛ ЭТИМ СКАЗАТЬ? Докопавшись до корня, добравшись до сути, уже не придется заморачиваться с гипотезами и анализами, потому что будет ИЗВЕСТНО, что следует написать в отчете. Неудивительно, что нетерпеливому литературоведу хочется как можно ближе подойти к первоисточнику, заглянуть в ящики письменного стола писателя, покопаться в заметках, а еще лучше – занырнуть прямиком в серые клетки мозга.
Замысел понятный, но, как это становится очевидным по мере прочтения вышеупомянутого сборника интервью, крайне сложный в реализации. Опрошенные творцы выворачиваются, как могут, извиваются, как угри, и лишь немногие, не наводя тень на плетень, охотно излагают свое credo. Случается, что раздосадованный интервьюер обвиняет допрашиваемого в том, что он «не хочет ему сказать», а тот вновь и вновь повторяет «я не знаю», или, чтобы от него отвязались, дает понять, что и в самом деле не хочет. В такой ситуации читатель вправе заподозрить, что писатели не особо-то и знают, что делают, напоминая этим рулевого без карты. Но допустимо ли сравнивать писателя с капитаном корабля или, другими словами, разве они оба должны знать, в какой порт зайдут на следующий день? Я думаю, что капитану следует держаться фарватера, если ему жизнь дорога, как и эссеисту или учёному нужно идти по дорожке очередных стадий рассуждения, но писатель никогда не может быть уверен в том, что его намерение будет правильно понято. И чем больше запас неопределенности, тем важнее вклад творческой интуиции.
Слово Ольге Токарчук
Интуитивное творчество хорошо характеризует интервью с Ольгой Токарчук. Ольга говорит: «Роман — это жанр, позволяющий выразить свое “я не знаю”. Для “знаю” годятся другие жанры. Например, научно-исследовательская работа». В другом месте: «Сташек, ты, как опытный интервьюер, предполагаешь, что писатели — это люди, абсолютно полно осознающие, как они пишут?»Бересь: «Ну да». Токарчук: «Тогда я нет. <…> Возможно, ты совершенно иначе представляешь себе писательство, чем я. Ты думаешь, что у писателя есть определенная теза, которую он скрывает в истории, которую рассказывает. Поэтому тебе кажется резонным спросить <...> “Что ты хотела этим сказать?”<…> (Я) лишь чувствую какие-то порядки, открытия, точки зрения. Ты предполагаешь, как учёный, что процесс создания или написания — это познаваемый процесс. <...> Если бы я могла прямо назвать <..> смысл, то была бы философом или священником. Тогда я не писала бы романы. <...> Это недоразумение – сводить литературу к интеллектуальной дискуссии. Для этого существует журналистика. Бересь: «[...] Но ты видишь, ведь даже в этом нашем разговоре мне то и дело приходится переспрашивать, чтобы убедиться в том, что мы говорим об одном и том же. У читателя та же самая проблема». Токарчук: «Но меня не волнует, откроет он или не откроет то, что я хотела сказать. <...> Меня радует, когда люди читают и видят в моих книгах совершенно разные вещи. <…> Больше всего мне нравится, когда читатель замечает вещи, которых я не вижу или о которых не знаю».
Так кто же такой писатель?
Я вижу в писателе многословного говоруна. Да, больше ничего в этом понятии нет. Определение «многословный» я вывожу из положительно или, по крайней мере, нейтрально оцененного послания.
Спешу пояснить, что говорить можно мудро или глупо. Ведущий телевизионного ток-шоу должен обладать даром красноречия, но смысла в том, что он говорит, обычно едва на грош или и того меньше. Безусловно сильным говоруном был Густав Холоубек, но его можно было слушать часами, ведь он не только говорил на прекрасном польском языке и не только говорил остроумно, но и передавал нам свою мудрость. Аналогично и с писателями: если легким пером обладает графоман или человек с ограниченным кругозором, результат его творчества немногого стоит, хотя – внимание! -- наверняка найдутся те, кому он понравится, если фраза будет «обтекаемой», а язык легкоусвояемым.
Если за письменный стол сядет философ, или прогностик, или профессионал в области социологии или антропологии культуры, мы скорее всего получим художественное эссе. А вот писатель создаст литературу.
По-польски художественную литературу именуют «красивой» (literatura piękna). Уж не знаю, насколько она красива, и можно ли, барахтанье в мерзостях этого мира каким-либо образом соотнести с красотой. Для своих потребностей я понимаю это так, что речь идет о художественном изображении действительности в литературе, и давайте остановимся на этом определении. Художественное искусство должно быть красивым само по себе, оставаясь независимым от содержания.
Мне бы хотелось, чтобы меня правильно поняли: писатель может быть одновременно философом, священником, футурологом, социологом, премьер-министром, поваром, крановщиком, водолазом или даже бродягой и пьяницей, но это только внешние функции, дополнительные к бытию писателем. Первым необходимым условием является легкость письма, вторым и достаточным желание писать. Желание, необходимость, павловский рефлекс при виде чистого листа бумаги или пустого монитора — как бы вы это ни называли, без этого ни шагу дальше. В обществе есть много одаренных граждан, которые умеют писать, но не чувствуют в этом необходимости. Что ж, это потенциальные писатели, которые проявляют активность очень редко, например, в ситуации сильного финансового стимула, или когда обнаруживают свое второе «я» благодаря стечению обстоятельств.
Подобно тому, как Хоффман был «киноживотным», так и писателя можно по аналогии назвать -- в лучшем смысле этого слова -- инстинктивным говоруном. Как я уже сказал, писатель – это особый вид разговорчивого человека, предпочитающего самовыражение посредством письма: достаточно помахать белым листком бумаги перед его носом, и он бросится в атаку, как бык на корриде. Вспомним, что писатель по определению не профессионал, не мудрец, не оракул, не указатель, не философ, объясняющий загадки существования. Конечно, он может выполнять которую-нибудь из этих функций независимо от всего прочего, тогда у него на руках вторая или третья профессия, и он писатель-мудрец, писатель-философ и т. д. И, возможно, тогда он станет несколько лучшим писателем, хотя это вовсе не так однозначно, поскольку в таком случае желание создавать трактаты может перевешивать желание создавать литературу.
Само собой разумеется, что те из писателей, которые достигли успеха, кроме словесной трепотни обычно представляли в распоряжение читателям и что-то еще: знание, мудрость, чувство прекрасного, техническое совершенство, — но, заметьте: прежде всего гениальность интуитивного чувства наблюдения, что позволило им строить неоднозначные миры.
Сияние гения
Мне не раз приходилось проходить по серым залам музея, пересекать помещения, заполненные скучными никакими холстами, пока, наконец, я не остановился, очарованный — от одной картины исходило неожиданное сияние! Я стоял перед ним и впитывал впечатления, мое воображение подсказывало интерпретации, одни ассоциации боролись с другими, я создавал свои собственные видения, и время остановилось.
Музыка — это искусство, еще более абстрагированное от конкретного послания, чем живопись, а вот поэзия я бы поставил ближе к прозе. Что касается прозы, то тут дело сложное, потому что переход от строго литературного произведения к беллетризованному эссе очень плавный. Давайте внимательнее приглядимся к литературному элементу.
Великие литературные произведения растут вместе с читателем. Вы можете прочитать их три раза в жизни, каждый раз держа в руках одну и ту же, но все же разную книгу. Действительно ли она была написана одним и тем же человеком? Сколько ему тогда было лет?
Писательская гениальность проявляется в возможности создания настолько богатого и сложного мира, что каждый читатель способен увидеть в нем что-то иное, свое и собственное, и найти отражение, углубление или исправление собственных мыслей. Ведь не бывает так, что все читатели в акте собственного творчества, т. е. дешифровки авторского послания, получают одно и то же. Их впечатления различаются, поскольку каждый реципиент имеет свой уникальный психический профиль и базу знаний.
Писатель пишет интуитивно, поэтому я считаю, что автору следует воздержаться от интерпретации и анализа собственных произведений. В (полу)шутку говоря, я за то, чтобы наказывать отступников от этого правила изыманием у них клавиатуры хотя бы на год! А теперь совершенно серьёзно: писатель (не философ и не эссеист), нарушая это правило, действует себе во вред, зачастую делая читательскую интерпретацию произведения поверхностной или навязывая лишь одну из нескольких возможных, иногда не лучшую точку зрения. Помните, коллеги из гильдии творцов: вы гении свободного видения, а не учёные-конструкторы, поэтому вам лучше оставаться в той области, в которой вы можете чувствовать себя уверенно. Я сам отношусь к тем из авторов, которые считают достоинством многообразие интерпретаций своих произведений. Такой читательской оценки заслужили, например, рассказы «Сорок маленьких любовников» и «Распакуй этот мир, Эвитт».
Я отдаю себе отчет в том, что некоторые писатели не согласятся с описанным выше подходом к делу. Они ведь прекрасно знают, что хотят сказать читателям и критикам, и это единственно правильная интерпретация! Говорят, что Джойс долгое время неустанно комментировал свои романы, пока они не были широко приняты литературоведами, и многие другие авторы делают то же самое. Что, к счастью, не изменило множественных интерпретаций их произведений массами читателей.
Бересь чемпион!
Если кто-то сочтет собранные здесь размышления критикой Береся, то я интерпретирую свою статью как неоднозначный фрагмент прозы. Я давно не изучал ни одно произведение с таким пристальным вниманием, у меня был настоящий интеллектуальный праздник! Бересь часто бывал настолько любознателен, что действовал прямо-таки агрессивно, и если пространство работы сравнивать с рингом, то в восьмидесяти процентах боевых контактов он находился в наступлении. Но и благодаря этому писатели раскрылись или были вынуждены раскрыться, давали честные, неотшлифованные ответы, обнажили эмоции, которые мы обычно скрываем. В результате получился оригинальный и чрезвычайно интересный обзор польской послевоенной литературы. богато орнаментированный контекстами, фоном, биографиями, писательскими диковинками и цитатами из истории. Такую книгу не только стоит прочитать, но и нужно иметь ее на полке, откуда ее можно будет снять, чтобы использовать в качестве энциклопедии.
12. На страницах 4—6 напечатана статья известного польского писателя НФ и еще более известного польского редактора и издателя комиксов Томаша Колодзейчака, написанная по очень грустному поводу. Статья называется:
ОРХИДЕИ для ЯНУША ХРИСТЫ
(Orchidee dla Janusza Christy)
15 ноября 2008 года в возрасте 74 лет скончался ЯНУШ ХРИСТА, один из самых значительных авторов в истории польского комикса. Он создал тысячи страниц и целый ряд персонажей, признанных миллионами читателей.
Он был одним из великих Мастеров моего детства. Я читал и десятки раз перечитывал его комиксы, разговаривал со знакомыми фрагментами его диалогов. Рыскал по улицам Варшавы в поисках киосков, где можно было купить новые выпуски газеты «Świat Młodych»
или брошюрные издания комиксов серии «Kajko I Kokosz/Кайко и Кокош». Делал альбомы комиксов из стрипов, вырезанных из газет.
Обменивался стрипами из газеты «Wieczor Wybrzeża» с другими коллекционерами.
Потом, как, наверное, и большинство повзрослевших читателей ХРИСТЫ, я поставил "Кайко и Кокош"-ей на полку и принялся читать новые, более важные книги. Первое возвращение произошло еще во время учебы в университете, когда я с большим удовольствием прочитал всю серию. Вторая возможность появилась несколько лет спустя. Как издатель, я предложил пану Янушу издать книгой цикл «Kajtek I Koko w kosmosie/Кайтек и Коко в космосе». Подарок для него, для фанатов, а также... для меня самого. Эту длинную историю мне не удалось скомплектовать много лет назад из газетных стрипов, а мне хотелось, наконец, прочитать ее целиком. Во время первой нашей встречи он относился ко мне недоверчиво — у него был неприятный опыт с предыдущими издателями. Однако мне удалось его убедить, книга появилась на прилавках книжных магазинов в 2001 году и оказалась, несмотря на высокую по тем временам цену, хорошо продаваемой.
Появились издания очередных томов сериала «Кайко и Кокош». Паном Янушем вновь заинтересовались СМИ (журналистов, кстати, он не любил). ЯНУШ ХРИСТА вернулся.
Мы много раз встречались, общались по телефону. Мастер из детства стал моим старшим партнером в индустрии комиксов. Теперь Его уже нет.
***
Первые комиксы он опубликовал в 1957 году, почти одновременно в ежемесячном журнале «Jazz» («Rock and Roll/Рок-н-ролл», «Armstrong/Армстронг»)
и в еженедельном журнале комиксов «Przygoda», издававшемся в течение двух лет (1957—1958) после оттепели (цикл «Kuku Ruku/Кук и Рук»).
Затем он несколько лет тесно сотрудничал с популярной в Труймясте вечерней газетой «Wieczór Wybrzeża», где впервые показал несколько коротких серий (в том числе «Korak syn Tarzana/Корак, сын Тарзана»,
«Skarby starego zamczyska/Сокровища старого замка»).
Именно там 15 сентября 1958 года дебютировал решительный моряк Кайтек, и вскоре к нему присоединился его толстый приятель Коко.
«Кайтек и Коко» — это приключенческая история, аккуратно сочетающая в себе криминальный, триллерный и фантастический нити сюжета. Два моряка путешествуют по миру, но также преследуют преступников в Польше.
На их пути им встречаются пираты, диктаторы, охотники за сокровищами, шпионы (в том числе немецкие), сумасшедшие изобретатели. Все это преподносилось в комедийной форме, с фарсовыми и словесными шутками, но также с внимательным сатирическим наблюдением за человеческим поведением. Недаром, чтобы купить газету «Wieczór Wybrzeża», у киосков по вечерам выстраивались очереди.
И неудивительно, что любители со всей Польши использовали разные способы, чтобы получить доступ к этим сокровищам.
Нижеподписавшийся, например, когда ему было около двенадцати лет, выпросил у жившего в Гдыне родственника, напирая главным образом на жалость и сострадание, несколько так называемых академических («общих») тетрадей с наклеенными в них (ранее вырезанными из газеты «Wieczór Wybrzeża») стрипами.
Позже образовался целый вторичный рынок коллекционеров, обменивающихся оригинальными стрипами, их ксерокопиями или даже пиратскими изданиями.
Особого внимания любителей фантастики заслуживают два комикса про Кайтека и Коко. Первая – «W krainie baśni/В сказочной стране» (1963–1964), в которой моряки попадают в альтернативный мир, населенный героями сказок и легенд.
Конечно, ХРИСТА забавляется с классикой, смешивает характеры и вкусы, меняет их взаимоотношения (Красная Шапочка дружит с волком), играет условностями («Профессор не стал спорить с гномом, потому что совершенно в него не верил»). В этой истории, как и в более поздних анекдотах о Кайке и Кокоше, он становится предшественником всего того, что принесла нам мода на юмористическую фэнтези.
«Кайтек и Коко в космосе», последняя история серии (68---72 годы), — это самый длинный в истории польский комикс, состоящий из 1265 стрипов! Именно здесь ХРИСТА представил весь спектр своих творческих возможностей. Он восхищает сформировавшейся уже, изящной линией, динамичным кадрированием, полными деталей пейзажами, проектами космических аппаратов, роботов и существ с других планет. Сюжет, в соответствии с механикой серийного газетного издания, быстро перемещает героев с планеты на планету, осыпает их различными космическими неприятностями (черная дыра, восстание роботов, оружие давно исчезнувших цивилизаций) и, наконец, сталкивает с многочисленными футурологическими идеями (жизнь на роботизированной планете-городе, использование копий людей, контакт между расами, находящимися на разных уровнях развития и т. д.). «Кайтек и Коко в космосе» -- вероятно, первая полнокровная польская космическая опера, созданная примерно в то же время, что и американский сериал «Звездный путь», и на годы опередившая «Звездные войны». Неудивительно, что этот комикс стал объектом культа и вожделения среди коллекционеров. Он по-прежнему сохраняет свою сюжетную привлекательность. Сегодня, оглядываясь назад, мы можем в полной мере оценить величие идей и количество графических работ, которые ЯНУШ ХРИСТА выполнил в одиночку, в то время, когда в Польше не было ни рынка комиксов, ни фэндома, ни форума для обмена идеями и опытом в области создания комиксов и фантастики.
Уже в этой истории было видно, что художник искал новые области для освоения. Большая часть действия комикса происходит на планете, где технологический уровень остановился на уровне земного средневековья. Это заповедь стиля, который принесет ХРИСТЕ общенациональную известность.
Стоит осознать масштаб труда, затраченного на создание сериала «Кайтек и Коко». Четырехкадровые стрипы публиковались каждый день на протяжении почти 14 лет. ХРИСТА создавал их сам, не прибегая к помощи сценариста и колориста. Цикл состоят из примерно четырех тысяч стрипов, что соответствует 40 стандартным альбомам комиксов (напомним, что, например, в знаменитой серии «Астерикс» их всего 33). И ведь это лишь часть его огромного творческого наследия.
До середины 1970-х годов комиксы ХРИСТЫ пользовались массовой популярностью на Побережье, но в остальной части страны он был известен лишь самым ярым любителям комиксов. К счастью, наступало время, когда с его творчеством познакомилась вся Польша, а он сам стал после ПАПАШИ ХМЕЛЯ самым узнаваемым отечественным художником комиксов.
Отправив героев в космос, ХРИСТА решил, что хочет изменить стиль своего комикса. В августе 1972 года, еще на страницах газеты «Wieczór Wybrzeża», дебютировали Кайко и Кокош, представленные автором как предки Кайтека и Коко.
Было создано три истории: «Złote prosie/Золотой поросенок», «Szranki I konkury/Ристалища и состязания» и «Woje Mirmiła/Воины Мирмила». Три года спустя Кайко и Кокош перешли в общепольскую харцерскую газету «Świat Mlodych».
Именно там были опубликованы классические и самые известные части сериала, в том числе: «Szkoła latania/Летная школа», «Wielki turniej/Большой турнир» и «Na wczasach/На досуге».
Сериал переносит нас в условное раннее славянское средневековье, в город Мирмилово, которым правит сварливый Мирмил. Это Неверленд, но ХРИСТА дает много подсказок в тексте, помещая его на территорию Польши, в дохристианский еще период. Например, в столицу на турнир приезжают туристы, смахивающие на горцев-кашубов и силезцев, а в знаменитом путешествии на отдых попадают в Йомсбург (то есть под нынешний Щецин).
Помимо заглавных героев, ХРИСТА создал целую галерею характерных персонажей — тучную и решительную жену каштеляна Любаву, сентиментального разбойника Ламигната и его жену-колдунью Ягу, странствующего рыцаря-поэта Вита;
наконец, целую команду «черных характеров», смахивавших на крестоносцев збойцеров во главе с главарем Кровавым Гегемоном, его помощником Капралом и придурковатым Офермой.
Силой серии — помимо великолепного и насыщенного визуального слоя, было еще и качество сюжета. Динамичное повествование, полное юмора и приключений, с легкими намеками на ПНР-овскую действительность за окном («На следующий день в город прибыл княжеский советник по туризму и досугу»), с элементами фэнтези (например, дракон Милюсь), ХРИСТА прекрасно использовал формулу сказочного комикса, создавая динамичный сюжет, и в то же время обыгрывал эту условность и самопародировал ее, подмигивая потребителю.
Он создал многоуровневую историю, привлекательную как для детей, так и для более зрелых читателей, потчующую их лингвистическими и художественными анекдотами. Ныне это является стандартом даже в детских кинопостановках, таких как «Шрек» или «Корпорация монстров». Тогда же оно было независимым открытием ХРИСТЫ и, по-моему, одной из причин столь большой популярности его произведений.
Когда в 1976 году вышел первый номер комиксного журнала «Relax», в нем (журнале), конечно же, не могло не быть комиксов ХРИСТЫ. Там он печатал серию «Bajki dla dorosłych/Сказки для взрослых», умело пародирующую известные сказочные мотивы,
короткие юмористические и научно-фантастические истории, а также один том из серии «Кайко и Кокош» — «Zamach na Milusia/Покушение на Милюся». Как бы тоскуя по морским сюжетам, он предложил читателям две приключенческие морские истории в серии «Gucek I Roch/Гуцек и Рох», излагавшиеся в более серьезном тоне.
Между делом он рисовал панели для настенных календарей, театральные программы (комиксные, ныне труднодоступные и продающиеся по довольно высокой цене на вторичном рынке), пазлы.
Комиксные альбомы с приключениями Кайко и Кокоша издавались Национальным издательским агентством (Krajowa Agencja Wydawnicza), последний, «W krainie borostworów», вышел в свет в 1987 году. Всего было создано около 800 комиксных стрипов и 400 панелей об этих героях (собраны в 20 альбомов).
Изменения на издательском рынке после 1989 года коснулись ХРИСТЫ, как и многих других классиков польских комиксов. Правда, в 1990 году был опубликован еще альбом «Mirmil w opałach/Мирмил в опале» и была предпринята попытка опубликовать цветную версию «Кайко и Кока в космосе», но в дальнейшем комиксы на многие годы исчезли с книжного рынка. Сам художник тоже пережил семейную трагедию, у него начались проблемы со здоровьем.
Все это заставило ЯНУША ХРИСТУ принять решение о прекращении творческой деятельности. Последние 5 панелей, которые он нарисовал, — это сатирический комикс «Połbida» 1993 года.
Рыночное возрождение ХРИСТЫ состоялось в 2001 году вместе с книжным изданием сериала «Кайтек и Коко в космосе». Затем издательство «Эгмонт» систематически переиздало всю серию «Кайко и Кокош» (раскрашивая некоторые тома) и представило альбомную сборку очередных стриповых историй цикла «Кайтек и Коко».
Тем временем были изданы компьютерные игры, сборники раскрасок и головоломок, снят короткометражный анимационный фильм (авансировавший неудачную, к сожалению, попытку создания полнометражной клубной анимационной киноленты). Конечно, можно счесть, что это маловато, учитывая масштаб популярности сериала. Если бы Кайко и Кокош родились во Франции, США или Японии, у нас, вероятно, были бы на рынке фильмы, игры, коллекционные статуэтки, футболки и другие элементы мерчендайзинговой упаковки для каждого поп-культурного супергероя. Да, но тогда Кайко и Кокош не были бы... нашими.
***
В октябре этого года на Международном фестивале комиксов в Лодзи была представлена книга "Януш Криста – записанные откровения", в которой Мастер рассказывает о своей жизни и творчестве. Мы знаем, что он успел еще подержать эту книгу в своих руках и что она ему понравилось.
В этой книге прекрасно передана манера разговора ХРИСТЫ, грубовато-веселого остряка и шутника. Человека, не боявшихся резких суждений, когда кто-то задевал его за живое, но в то же время готового, порой даже наивно, доверять своим друзьям. Смельчака, принимавшего странные, порой, вызовы судьбы. Матроса, разведчика, барабанщика... и бухгалтера. Рассказы ХРИСТЫ о жизни в довоенной Вильне (он родился в 1934 году); о военных приключениях, о братьях из отряда Лупашки, воевавших против коммунистов в 1945 году; о странных занятиях, за которые ему приходилось браться; о любви к джазу – насыщены юмором, сочувствием к человеческим слабостям, но также элементарным достоинством.
С таким ХРИСТОЙ я лично познакомился, когда возымел удовольствие и честь начать сотрудничество с ним в качестве издателя. Он уже болел, редко выходил из квартиры. Но когда мы встречались, меня всегда ждала бутылка холодного пива («Эээ, Томек, бутылку пива, это и врач мне позволяет, здоровья для»), а он всегда был готов подольше поговорить. Довоенный человек, а может быть, даже скорее сарматский. Рассказчик, похожий на Заглобу, который, даже тогда, когда повторяет анекдот, чаще всего меняет концовку. Многих из своих героев ЯНУШ ХРИСТА наделил чертами своего характера; тут я прежде всего назвал бы Воймила, брата каштеляна Мирмила, который любит и ценит развлечения для души и тела.
Таким я его запомнил.
ЯНУШ ХРИСТА ушел, но у нас все еще есть его комиксы.
P.S. При иллюстрировании этого очень личностного текста я практически не использовал обложки и прочие виды "эгмонтовских" альбомных изданий комиксов пана ЯНУША (хотя, может быть, и надо было бы). Дело в том, что все это и многое другое вы найдете, если зададите себе труд пройти по тэгу "Христа Я." в этом блоге...
1. Открывает журнал рубрика «Галактический гонец» — короткие сообщения на разные темы, так или иначе касающиеся фантастики (стр. 2–-3). Завершаются съемки фильма «Лигейя» по мотивам рассказа Эдгара Аллана По. Студия «New Regency» собирается снимать фильм по роману Айзека Азимова«Конец Вечности». На мировые экраны выходит фильм «The Spirit» режиссера Фрэнка Миллера. Снимается фильм «Mortis Rex», режиссер Питер Бриггс. Гильермо дель Торо собирается снимать анимационную адаптацию «Пиноккио». Снимается пилотная серия сериала «Песнь Льда и Огня»…
2. В рубрике “Publicystyka” напечатана большая статья Томаша Колодзейчака/Tomasz Kołodziejczak“Orchidee dla Janusza Christy/Орхидеи для ЯНУША ХРИСТЫ” – о замечательном польском художнике-комиксисте (стр. 4—6). По грустному, увы, поводу. К ней мы вернемся…
3. В рубрике «Felieton» публикуется статья Анджея Зимняка/Andrzej Zimniak «Словесный инстинкт/Instynkt wokabularny» (стр. 7--8). Якобы рецензия… Вернемся…
4. В рубрике “Publicystyka” размещена статья Войцеха Хмеляжа/Wojciech Chmielarz “Jasnowidze Hitlera/Ясновидящие Гитлера” (стр. 9—11). Мы к этой статье вернемся.
5. И еще одна статья в рубрике “Publicystyka” – “Porozmawiajmy o koszmarach/Поговорим о кошмарах”Бартломея Пашилька/Bartłomiej Paszylk (стр. 13—15) – о лучших рассказах Стивена Кинга. Интересно сравнить с нашими впечатлениями. Вернемся…
6. И снова рубрика “Felieton” – Марцин Пшибылек/Marcin Przybylek “Twórczość/Творчество” (стр. 16). Вернемся…
7. В этой же рубрике “Felieton” напечатана статья Ежи Жимовского/Jerzy Rzymowski «Małpowanie recenzenta/Передразнивание рецензента» (стр.69). Тоже вернемся…
8. Очередная статья о любительских литературных и киношных «фанфиках» Аркадиуша Гжегожака/Arkadiusz Grzegorzak “Napisz sobie dalszy ciąg/Напиши себе продолжение”, размещена в рубрике “Publicystyka” (стр. 70—71). Нет, возвращаться не будем. И в самом деле, сколько можно возвращаться…
9. В рубрике «Рецензии кинофильмов» Ежи Жимовский представляет анимационный фильм “Bolt” (реж. Байрон Ховард, Крис Уильямс, США, 2008);
Бартломей Пашильк проходится с критической щеткой по фильму “Mirrors” (реж. Александр Ажа, США, 2008)
Павел Дептух считает неудачным подражанием фильм “Quarantine” (реж. Джон Эрик Дудль, США, 2008) (стр. 72—73).
10. В рубрике “Рецензии DVD” Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski описывает диск с фильмом “The Mutant Chronicles” (реж. Саймон Эйснер, США, 2008)
а Павел Матушек представляет читателям журнала фильм “Hardware” (реж. Ричард Стэнли, Великобритания, 1990) (стр. 74).
11. И, как обычно, две рецензии на комиксы (стр. 76). К ним мы вернемся позже.
Январский номер 2009 года — 223-й «Новой Фантастыки» и 316-й ab ovo редактируют: Павел Матушек/Paweł Matuszek (главный редактор), Мацей Паровский/Maciej Parowski (отдел польской литературы, заместитель главного редактора), Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski (отдел критики и публицистики), Павел Земкевич/Paweł Ziemkiewicz (отдел иностранной литературы), Ирина Позняк/Irina Pozniak и Алицья Рудник/Alicja Rudnik (графико-оформительский отдел), Катажина Казмерская/Katarzyna Kaźmierska (секретарь редакции).
Изменений в составе редакционного коллектива нет.
В списке постоянных сотрудников числятся все те же: Михал Цетнаровский/Michał Cetnarowski, Войцех Хмеляж, Павел Дептух/Paweł Deptuch, Люция Грудзиньская/Łucja Grudzińska, Аркадиуш Гжегожак/Arkadiusz Grzegorzak, Ярослав Гжендович/Jarosław Grzędowicz, Агнешка Хаска/Agnieszka Haska, Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska, Вальдемар Мяськевич/Waldemar Miaśkiewicz, Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski, Бартломей Пашильк/Bartłomiej Paszylk, Ежи Стахович/Jerzy Stachowicz, Конрад Валевский/Konrad Walewski, Рафал Сливяк/Rafał Śliwiak и Якуб Винярский/Jakub Winarski.
Тема номера не обозначена.
«Галереи» в этом номере нет, вместо нее печатается реклама (поскольку это еще один «очищенный» файл – я ее не вижу, точнее не всю вижу).
В оформлении лицевой стороны передней обложки использован рекламный плакат фильма «The Spirit» режиссера Фрэнка Миллера.
Тираж номера – 25 тыс. экземпляров. Цена экземпляра – 9 злотых 90 грошей (то есть на 81 грош выше цены предыдущего).
PUBLICYSTYKA
Tomasz Kołodziejczak ORCHIDEE DLA JANUSZA CHRISTY 4
Andrzej Zimniak INSTYNKT WOKABULARNY 7
Wojciech Chmielarz JASNOWIDZE HITLERA 9
Bartłomiej Paszylk POROZMAWIAJMY O KOSZMARACH 12
Marcin Przybylek TWÓRCZOŚĆ 16
OPOWIADANIA ZAGRANICZNE
Benjamin Rosenbaum Dom za waszym niebem 17
Melanie Fletcher Ksiądz, rabin i diabeł we własnej osobie 22
облако тэгов
