В течение недели будет очередное пополнение Вулфа на русском: «Подменыш» и «Красная Борода».
«Подменыш» — один из первых его рассказов. Но то, что он «один из первых» не говорит о его «сырости» или какой бы то ни было «слабости» — он один самых любимых фэнами.
На сей раз я выступил в качестве редактора (непрошенного и никем не уполномоченного): рассказ был переведён Татьяной Перцевой для журнала «Если» ещё в 2002 году, однако в переводе хватает стилистических огрехов и откровенных ошибок, которые потребовалось исправить. Результатом стал т.н. Fan Edit («фанатская редакция», хотя исторически правильнее будет «фанатский монтаж», поскольку этот термин родом из кинематографа, где с распространением цифрового монтажа фэны получили возможность самостоятельно перемонтировать полюбившиеся фильмы).
Вот несколько примеров, чтобы продемонстрировать, в чём суть претензий (из первых абзацев):
под фундамент, словом, в те места, которые считаются наиболее пригодными — поместить в краеугольный камень, словом, в те места, которые считаются наиболее разумными (even a cornerstone—these being the places where most think it wise) — фундамент ≠ краеугольный камень (глагол «поместить» добавлен, поскольку «бросить» в краеугольный камень не вполне уместно)
И всё-таки — Ведь если здание построено как следует, будущее пощадит его, обратив в святыню; а если сыновья ваших детей не сочтут его достойным сохранения, сочтут ли они письма строителей достойными прочтения? И всё-таки (For if a building is all it should be, the future will spare it for a shrine; and if your children’s sons think it not worth keeping, will they think the letters of the builders worth reading? Yet) — добавлено пропущенное предложение
доходила до задубевшей коричневой кожи щёк и обволакивала натруженные плечи, и вернулся в Корею — до его задубевших, коричневых щёк и стискивала трудовые плечи, и вернулся в Корею. Он был последним, кто оставался из моей семьи, и теперь для меня всё изменилось (came up to his hard, brown cheeks and crowded his working shoulders; and went back to Korea. He was the last family I had, and things changed for me then) — это предложение просто кладезь перлов — «доходила до кожи щёк» (щёки бывают не из кожи?), «обволакивала натруженные плечи» (crowd в значении глагола — «теснить»; «натруженные» значит «усталые», тогда как у автора говорится о «трудовых», широких плечах, которым тесно в гробу); добавлено пропущенное предложение
Был там один жирный парнишка, который вечно смеялся без всякого смысла — Был там один толстый парнишка, который вечно помалкивал и смеялся по всякому поводу (There was a fat boy who was tongue-tied and laughed at everything) — «жирный» — это дословный перевод слова fat, но по-русски мы так говорим, только если хотим уязвить жирных; «смеялся без смысла» — какой вообще смысл в смехе? tongue-tied — неспособный свободно разговаривать (как правило, по причине смущения)
Туда же, по уже сложившейся традиции, добавлено изрядное количество доп. материалов: помимо примечаний и комментариев приводится свыше 15 лет обсуждений и теорий на Urth List. (Картинка, в итоге, получилась довольно комичной — сам титульный рассказ занимает немного места.) Первоначально я вовсе не собирался этого делать, собираясь ограничиться статьёй Марка Арамини. Однако т.к. эта статья цитирует и опирается на теории других фэнов, я счёл нужным привести и эти теории в хронологическом порядке, чтобы читатели имели полную картину.
[Признаться, не ожидал, что работа займёт столько времени. Первичная редактура была окончена за пару недель, и сперва, как я уже говорил, планировалось добавить примечания, статью Арамини, и выложить полученный результат. Но Арамини сослался на Джордана, поэтому показалось уместным перевести и его посты, а поскольку эти посты были частью беседы… В итоге релиз всё откладывался (где-то с полгода), а файл всё пух… К тому же рассказ потребовал изрядного количества исследований, которое учёту вообще не поддаётся.]
Иной раз участники занимаются, на мой взгляд, натяжкой совы на глобус, делая далекоидущие выводы из слабо связанных фактов. (Глубокомысленный вывод в стиле «сегодня ты лягушку убил, а завтра родину продашь» прилагается.) Но не стоит забывать, что Вулф — американский писатель, писавший для американских читателей, а потому американские читатели лучше видят в его творчестве отсылки и намёки.
[Также нельзя не отметить такую особенность образованных американцев (а ими являются многие, если не все участники Urth List), как склонность к изложению своих мыслей чрезвычайно длинными, путаными предложениями. Мне, как человеку, подверженному этому же пороку (в меньшей, надеюсь, степени), было полезно взглянуть на себя со стороны. (К примеру, люди, которые пишут профессионально — писатели, журналисты, авторы статей Википедии — этот интеллектуальный снобизм обычно держат под контролем.) В качестве ремарки в сторону: это довольно известный приём, показать уровень образованности персонажа через его речь — если он использует так называемые long words («длинные слова»), т. е. слова, где больше четырёх слогов (в английском это, как правило, означает заимствованное слово), то наверняка обучался в колледже, а если сложное предложение может составить — так вообще интеллектуал. (Отсюда любовь к всевозможным word of the day и тезаурусам — склонность человека к выпендрёжу интернациональна, но нам в этом отношении ещё далеко.)]
цитата
В этой интерпретации реального мира несколько загадочных событий, которые происходят в рассказе (нестареющий Питер Пальмиери, отсутствие архивных записей, сумасшествие рассказчика), можно рассматривать как вполне понятную психологическую реакцию человека, который прошёл, по сути, через ад — только для того, чтобы вернуться «домой» и обнаружить, что из-за выбора, сделанного им после сильнейшей индоктринации в очень юном возрасте (он попал в плен будучи, наверное, лет 17-ти), все его сознательно забыли.
In this real-world interpretation, several of the mysterious happenings that occur in the story (the unaging Peter Palmieri, the lack of records, his going crazy) can be viewed as the understandable psychological response of a person who has been through a rather hellish experience only to return "home" and find that because of the choices made after undergoing intense indoctrination at a very young age (probably about 17 when he was captured) he has been consciously forgotten by everyone.
Второй — «Красная Борода». Рассказ не самый известный (на мой взгляд — потому что его сложно загнать в жанровые рамки), однако Вулф считал его одним из лучших (как мне кажется, справедливо): об этом он упомянул в автоинтервью «Одинокий Вулф» («Lone Wolfe», 1983) ещё за год до продажи в антологию, а затем включил в сборник с говорящим названием «Лучшее Джина Вулфа». Я же, прочтя его, потом ещё раз вернулся к нему — теперь уже чтобы перевести (неожиданно для себя).
Я родился в Бруклине, в Нью-Йорке. Это дошло до меня, меня — который всегда звал себя техасцем и считал себя техасцем, когда я прочёл, что Томас Вулф «разогревался» перед тем, как начать писать, гуляя по ночным улицам Бруклина. Он был родом с холмов на северо-западе Северной Каролины, как и мой прапрадед, что делает Томаса и меня (по крайней мере, предположительно) дальними кузенами. Хемингуэй затачивал двадцать карандашей, а Уилла Кэсер читала отрывок из библии; но Томас Вулф, благослови его, бродил по бруклинским улицам и, возможно, обмозговывал какую-нибудь весомую проблему в «О времени и о реке» ранним утром 7 мая 1931 года. Надеюсь. Мне нравится представлять, как он, шагая по тротуару, волнуется о Джине Ганте и о том, как ободрать Университет Нью-Йорка.
Так или иначе, я родился в этом городе, на юго-восточной оконечности Лонг-Айленда. В то время мои родители жили в Нью-Джерси, но они всё переезжали и переезжали. В Пеорию, где я играл с жившей по соседству Розмари Дитч, и с её братьями, Робертом и Ричардом. В Массачусетс, где маленькая Рут МакКанн прищемила руку дверью нашего автомобиля. В Логан, штат Огайо, родной город моего отца, где меня и Бойда Райта покусали шершни в нашем дровяном сарае. В Де-Мойн, где рыжеволосый парнишка научил меня играть в шахматы, когда мы были во втором классе. Затем в Даллас на год, и, наконец, в Хьюстон, который стал моим родным городом, тем местом, «откуда» я.
Я учился в начальной школе им. Эдгара Аллана По, где мы прочли «Маску Красной смерти» в пятом классе и выучили «Ворона» в шестом. Мы жили в маленьком доме с двумя очень большими спальнями; передняя комната была родительской, а спальня в задней части дома, где под тремя из шести окон буйно росла мята, — моей. У меня не было братьев или сестёр, но зато был чёрно-белый спаниель по кличке Бутс (mtvietnam: Boots — сапоги); и я собирал модели (в основном аэропланов Первой Мировой войны, они до сих пор завораживают меня — я написал о них два рассказа: «Продолжая двигаться на запад» («Continuing Westward») и «Против эскадрильи Лафайета» («Against the Lafayette Escadrille»)), а также коллекционировал комиксы и Большие Маленькие Книги.
Самое яркое моё воспоминание о Хьюстоне конца 30-х — начале 40-х — это жара. В Хьюстоне климат почти такой же, как и в Калькутте, и пока я не пошёл в старшую школу, воздушные кондиционеры были только в кинотеатрах и в универмаге Сирс. Мы ходили в кино в самое жаркое время дня, чтобы укрыться от пекла, и когда выходили из театра, жара и солнечный свет были ужасающи; отцу приходилось оборачивать ладонь платком, чтобы открыть дверь машины.
Наш дом стоял на полпути между домами двух безумных учёных. Миллер Портер, из дома позади нашего, был моим ровесником, только гораздо здоровее и умнее, и собирал катушки Теслы и другие электрические чудеса. В доме через улицу мистер Феллоуз, химик, устроил над гаражом частную лабораторию. Один раз он подорвал самого себя, совсем как в комиксах.
Мне было явно предначертано стать фэном научной фантастики; но этого не произошло, пока я не повстречал Джека Резника. Учитель потребовал, чтобы я назвал свою любимую книгу, и совсем не дал мне времени обдумать этот сложный выбор. Совершенно ошарашенный, я выпалил первое же название, что пришло мне в голову: «Тарзан из племени обезьян»! После урока в зале меня догнал другой ученик. «Тебе нравится Тарзан? Мне тоже! У меня есть все книги о Тарзане». Так и было. У него было примерно пять футов Эдгара Райса Берроуза, очень даже включая «Принцессу Марса» и её сиквелы, ставшие моими любимцами. Джек давал мне их почитать одну за другой: «Боги Марса», «Владыка Марса», «Тувия, дева Марса», «Шахматисты Марса» и все остальные. С тех самых пор я ношу меч и радиевый пистолет; вам они не видны, но они при мне.
Почти незаметно из магазинов пропали огромные, медленные потолочные вентиляторы. Вторая Мировая война окончилась, и в одном из окон моей спальни стоял воздушный кондиционер, а другой — в столовой. Хьюстон начал терять свой характер, смесь испано-американского и южного, а я пошёл в старшую школу, где не выказал никаких способностей к спорту (единственное, что там ценилось), ни к чему-либо ещё. Я присоединился к Корпусу подготовки офицеров запаса, чтобы увильнуть от обязательного софтбола, а годом позже — к «папашам-стрелкам» Техасской Национальной гвардии, поскольку гвардейцы получали два доллара пятьдесят центов за посещение тренировок.
К моему удивлению, в Гвардии было весело. Мы палили на стрельбище по мишеням и играли в солдатиков, получая за это зарплату, в течение двух недель летних каникул. Когда разразилась Корейская война, мы предполагали, что наше подразделение, роту G 143 Пехотного полка, отправят туда через неделю. Она так никуда и не поехала; а я, хотя с удовольствием так бы и продолжал околачиваться рядом с учебкой в ожидании приказов, обнаружил, что принуждён посещать Техасский университет A&M.
Он предлагал техасским мальчишкам самое дешёвое высшее образование из возможных, и в те времена, когда я там учился, это был исключительно мужской «земельный» колледж, специализирующийся на скотоводстве и инженерном деле. Один лишь Диккенс мог бы отдать должное тому A&M, каким я его знал, и ему никто бы не поверил. Он был устроен по образцу Вест-Пойнта — за вычетом аристократической традиции и чувства цели. Я был отчислен после экзаменов на третьем курсе, потерял свою студенческую отсрочку и был призван в армию.
Я отслужил последние месяцы войны в 7 Пехотной дивизии и был награждён значком боевого пехотинца. Повседневные отчёты, которые я отсылал матери, можно найти в «Письмах домой» («Letters Home»), изданных небольшим канадским издательством United Mythologies.
Джи-Ай Билль позволил мне завершить образование в Хьюстонском университете. Розмари Дитч приехала в Техас, и мы поженились через пять месяцев после того, как я устроился на работу в отдел инженерных разработок. Я оставался на этой работе в течение шестнадцати лет, а затем ушёл, чтобы присоединиться к редакции «Промышленной технологии» («Plant Engineering», досл. «Фабричное машиностроение»), технического журнала. Наш сын Рой был назван в честь моего отца, настоящее имя которого, однако, было Эмерсон Лерой Вулф; моей матери — Мэри Оливия Айерс Вулф. Наши дочери Мадлен и Тереза подарили нам внуков, Ребекку Спиццирри и Элизабет Роуз Голдинг. Наш самый младший, Мэтью, пока ещё не женился.
Джин и Розмари
Я начал писать в 1956 году, вскоре после нашей с Розмари свадьбы; мы жили в меблированных апартаментах, и нуждались в деньгах, чтобы накопить на кровать и плиту. Моей первой продажей был «Мертвец» («The Dead Man») для журнала «Сэр» («Sir») в 1965 году.
С тех пор были написаны и другие рассказы, а также несколько книг, включая «Пятую голову Цербера» («The Fifth Head of Cerberus») (три взаимосвязанных новеллы), «Мир» («Peace») (роман), «Тень палача» («The Shadow of the Torturer») (роман), «Коготь Концилиатора» («The Claw of the Conciliator») (роман), «Меч ликтора» («The Sword of the Lictor») (роман), «Цитадель Автарха» («The Citadel of the Autarch») (роман), «Урс Нового Солнца» («The Urth of the New Sun») (роман), «Воин тумана» («Soldier of the Mist») (роман), «Воин арете» («Soldier of Arete») (роман), «„Пандора” Холли Холландер» («Pandora by Holly Hollander») (роман), «Там есть двери» («There Are Doors») (роман), «Фри живёт свободно» («Free Live Free») (роман), «Библиомены» («Bibliomen») (скетчи), «Ночная сторона Долгого Солнца» («Nightside the Long Sun») (роман), «Озеро Долгого Солнца» («Lake of the Long Sun») (роман), «Кальде Долгого Солнца» («Caldé of the Long Sun») (роман), «Остров доктора Смерти и другие расказы и другие рассказы» («The Island of Doctor Death and Other Stories and Other Stories») (сборник рассказов), «Вымирающие виды» («Endangered Species») (сборник рассказов), «Замок дней» («Castle of Days») (разное), «На водах Синей» («On Blue’s Waters») (роман), «В джунглях Зелёной» («In Green’s Jungles») (роман), «Странные странники» («Strange Travelers») (сборник рассказов), «Возвращение к „Завитку”» («Return to the Whorl») (роман), «Рыцарь» («The Knight») (роман), «Невинные на борту» («Innocents Aboard») (сборник рассказов), и «Чародей» («The Wizard») (роман). Последний завершает дилогию «Рыцарь-Чародей» («The Wizard Knight»). Новый сборник, «Звездноводные напевы» («Starwater Strains»), вышел не так давно. Новый роман, «Воин Сидона», («Soldier of Sidon») должен выйти в этом году.
Большинство моих книг можно найти в продаже, от Orb или от Tor. Orb и Tor — импринты Tom Doherty Associates, подразделения издательства Saint Martin’s. Его адрес: 175 Fifth Av., New York NY 10010. Телефон 212 388-0100.
Практически все мои книги вышли в Соединённом Королевстве, так же как и в США, и большая часть моих работ была переведена. «Тень палача» («The Shadow of the Torturer»), самая частопереводимая среди моих книг, вышла на французском, немецком, японском, испанском, итальянском, португальском, голландском, сербо-хорватском, шведском, датском, русском, польском и других языках.
Я преподавал в Мастерской Клэрион — Восточном и Западном, а также вёл мастерские для Флоридского Атлантического университета. В 1996 году в течение семестра преподавал творческое письмо для Колумбийского колледжа в Чикаго. В прошлом году неполную неделю преподавал в Мастерской Одиссей.
Мои работы получили три Всемирных премии фэнтэзи, две награды Небьюла, Британскую награду фэнтэзи, Британскую научно-фантастическую награду, награду журнала «Deathrealm» и другие, включая награды из Франции и Италии. Хоть они ни разу не получили Хьюго, номинировались на него восемь раз.
Пока что.
Примечания и комментарии переводчика
Данная зарисовка была написана Вулфом в 2006 году для публикации на сайте издательства Baen — оно как раз купило у него пару рассказов для электронного журнала Jim Baen’s Universe.
В первой части он (почти дословно во многих местах) повторяет рассказ о себе из давнего интервью с Малкольмом Эдвардсом (1973), а во второй — зверски серьёзно перечисляет изданные книги (с указанием почтового адреса издательства!) и «предыдущие места работы» в духе резюме (я склонен рассматривать это как проявление своеобразного вулфовского юмора).
Томас Вулф (Thomas Clayton Wolfe; 1900–1938) — американский писатель и драматург. Юджин Гант, альтер-эго автора — герой романов «Взгляни на дом свой, ангел» («Look Homeward, Angel», 1929) и «О времени и о реке» («Of Time and the River», 1935). Оба (Томас и Юджин) преподавали английский язык в Нью-Йоркском университете.
Большие Маленькие Книги (Big Little Books) — серия иллюстрированных книг небольшого формата.
Корпус подготовки офицеров запаса (Reserve Officers’ Training Corps, ROTC) — как отметил Вулф в одном из ранних интервью (этот набросок во многом повторяет его), он стал «одним из немногих кадетов, кого не произвели в офицеры за год до выпуска».
«Папаши-стрелки́» (pappy shooters) — прозвище Нац. гвардейцев — возможно, потому, что главным образом это были взрослые мужчины, для которых служба в гвардии была работой по совместительству, а не основной (сейчас, насколько известно переводчику, оно практически не используется).
Техасский университет A&M (Texas A&M University), где А&M — агрокультуры и механики; первоначальное название — Agricultural and Mechanical College, AMC.
«Земельный» колледж (land-grant college) — высшее учебное заведение, учреждённое в рамках правительственной программы безвозмездного выделения земель (ленд-грант). Как правило, там обучают прикладным специальностям, связанным с агрокультурой, механикой и военным делом.
Джи-Ай Билль (GI Bill, от прозвища солдат — Government Issue, т. е. «казённый») — закон о льготах для демобилизованных военнослужащих.
175 Fifth Av., New York NY 10010 — адрес «Утюга», Флэтайрон-билдинг. Ныне издательство оттуда съехало.
Кукольный театр против Марионеток или, Почему плох старый перевод
(вообще-то очень плох, просто для него превосходная степень будет слишком хороша)
В данной статье я разберу наиболее вопиющие ошибки перевода рассказа Джина Вулфа «Кукольный театр» из сборника «Марионетки», где он фигурирует под тем же названием. Следует оговориться, что датируется он 1993 годом, и сейчас перевод подобного уровня качества — всё-таки редкость (во всяком случае, мне хотелось бы в это верить — не буду зарекаться, утверждая, что они невозможны). Тем не менее именно он разошёлся по Сети, и на много лет выжег интерес в повторном переводе — притом, что Вулф, без шуток, — титан англоязычной литературы, а «Театр» — один из его маленьких шедевров. Помимо понятий, которые маловероятно перевести правильно без доступа к знаниям Интернета, или того, что можно объяснить художественной вольностью (на это делается скидка), переводчик умудрился неправильно понять кучу вполне очевидных (очевидно, при знании языка) вещей. Ниже перечислены лишь несколько примеров, поскольку в качестве образца можно брать предложения через одно.
Издательство: Ангарск: Амбер, Лтд., М.: Сигма-пресс, 1993 год, 100000 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка, 382 стр. ISBN: ISBN 5-88358-019-X Серия: Англо-американская фантастика XX века
Комментарий: Сборник, в котором большая часть произведений, приписанная Джину Вулфу, на самом деле принадлежит перу Вольфганга Хольбайна, издавшему их под псевдонимом Г. Вулф (в содержании указано реальное авторство). Художник не указан.
Разбор проводится в следующем формате:
Старый перевод
Что там написано у автора
То, что напереводил уже я
• Мои комментарии
За восемь часов до посадки на планету Сарг в пластиковую клетку размером два на четыре метра, игравшую во время всего путешествия роль кают-компании, подбросили листовку.
Eight hours before we were due to land on Sarg they dropped a pamphlet into the receiving tray of the two-by-four plastic closet that was my “stateroom” for the trip.
За восемь часов до посадки на Сарг в приемный лоток пластиковой клетушки два-на-четыре, которая служила мне «каютой» во время путешествия, сбросили брошюру.
• Вулф вполне осознанно не указывает здесь единицы измерения «каюты» — это могут быть как метры, так и футы или даже дюймы. Также two-by-four — устойчивое выражение, означающее тесное помещение. Именно поэтому последняя фраза вызывает столько споров. (Из мелких придирок: кают-компания вообще-то общее помещение.)
Здесь не было фабрик и заводов, и не существовало местных форм жизни, которые были бы опасны для колонистов. С Земли, к тому же, сюда завезли привычные для глаз растения.
Sarg wasn’t an industrial world, and since it was one of the lucky ones with no life of its own to preserve, it had received a flora en masse from Earth.
Сарг не был индустриальным миром и, поскольку был одним из немногих, кому повезло с полным отсутствием подлежащей сохранению местной жизни, вся флора была полностью завезена с Земли.
• На Сарге отсутствовала жизнь — от слова «вообще». Поэтому сохранять её не требовалось (видимо, есть специальное предписание, потому как не всем так повезло, как Саргу), а пришлось завозить её с Земли «ан-масс». «Опасность для колонистов», серьёзно?
Я забыл сказать, что ее зовут Харита, поскольку именно этого ожидает от нас публика.
“I forgot to mention that I call her Charity because that’s what I have to ask of my audiences.”
Забыл упомянуть, что зову её Чарити, потому как именно этого прошу у своей публики.{Чарити (англ. Charity) — доброта и снисхождение в суждении других людей. Дословно — милосердие, сострадание и благотворительность.}
• Сноски не все любят, но что должно сказать читателям имя «Харита»?
Нет, — покачал головой возница, — хозяин это делает лучше. Я видел многих. Они приезжали к хозяину. Но среди всех он самый лучший. Думаю, он будет доволен, увидев ваше искусство.
“No.” He shook his head. “Not as good as Signor Stromboli. But I have seen many, sir. Many come here and you are far better than most. Signor Stromboli will be pleased to talk to you.”
Нет. — Он покачал головой. — Не так хороши, как синьор Стромболи. Но я видел многих, сэр. Сюда приезжали многие, и вы гораздо лучше большинства. Синьор Стромболи будет рад поговорить с вами
• Речь идёт о рассказчике: он хорош, но лучший ли он среди приезжих? Возница сдержан в комплиментах — он говорит, что тот «лучше большинства». Переводчик же решил ещё раз донести мысль, что «Стромболи — лучше всех». Спасибо, капитан Очевидность.
Волосы этой дамы были седыми, но гладкая оливковая кожа лица и прекрасные черные глаза напоминали о былой красоте.
She was white haired now, but the woman she had once been, olive skinned and beautiful with magnificent dark eyes, still showed plainly in her face.
Сейчас её волосы поседели, но лицо всё ещё позволяло увидеть ту женщину, которой она была прежде: красавицу с оливковой кожей и великолепными тёмными глазами.
• Построение этой фразы у Вулфа даёт основания подозревать мадам Стромболи в том, что она тоже кукла (седые волосы и гладкая кожа); фразу можно истолковать и так, и сяк. Переводчик же эту интригу убивает.
Нужно большое мужество, чтобы путешествовать среди звезд.
It is a great expense for you; we know that. To travel between the suns.
Для вас это огромные расходы; мы знаем это. Путешествовать меж солнц.
• В первую очередь, как и сейчас, чтобы путешествовать, нужны большие деньги.
Стромболи показал мне, как держать в движении сразу пять кукол, как быстро осуществлять движение каждой в отдельности, создавая при этом ощущение, что ими управляют пять разных операторов. Насколько мне удалось запомнить, я никак не мог отделаться от мысли, что у него есть где-то еще один оператор.
Stromboli showed me how to keep five figures in motion at a time, differentiating their motions so cleverly that it was easy to imagine that the dancing, shouting people around us had five different operators, provided that you could remember, even while you watched Stromboli, that they had an operator at all.
Стромболи показал мне, как держать в движении одновременно пять фигур, так хитро дифференцируя их жесты, что легко было представить себе, будто у танцующих, кричащих людей вокруг нас имелось пять разных операторов, в том случае, конечно, если вы, даже наблюдая за Стромболи, могли вспомнить, что у них вообще был оператор.
• Стромболи так ловко управляется с куклами, что наблюдатель не может сообразить, что это именно Стромболи является кукловодом. Я же никак не могу отделаться от мысли, что переводчик из этой же фразы уяснил что-то совершенно иное.
Я научу вас, синьор. Уже сейчас вы способны делать довольно сложные трюки. Но только с одной куклой. А чтобы освоить движения тремя одновременно, нужно иметь три куклы и постоянно тренировать пальцы. Вы освоили женский голос, можете говорить и петь. С этим как раз вся загвоздка. Я уже стар, мой голос не так глубок, как когда-то. Но когда я был в вашем возрасте, то говорил настоящим басом и использовал специальную аппаратуру, создавая женский голос. И даже сейчас… Послушайте.
“You will learn. You have already learned more difficult things. But you will not learn traveling with just one. If you wish to learn three, you must have three with you always, so that you can practice. But already you do the voice of a woman speaking and singing. That was the most difficult for me to learn.” He threw out his big chest and thumped it. “I am an old man now and my voice is not so deep as it was, but when I was young as you it was very deep, and I could not do the voices of women, not with all the help from the control and the speakers in the dolls pitched high. But now listen.”
Нау́читесь. Уже сейчас вы умеете делать более сложные вещи. Но вы не научитесь, путешествуя лишь с одной. Если желаете научиться управлять тремя, то с вами всегда должны быть трое, чтобы можно было практиковаться. Но уже сейчас вы освоили женский голос — речь и пение; для меня именно это было наиболее сложным. — Он выпятил вперёд могучую грудь и ударил по ней кулаком. — Я уже старик, и мой голос не так глубок как прежде, но когда я был так же молод, как и вы, он был очень низким, и женщин я не мог озвучивать даже с помощью контроллера и динамиков кукол с максимально высоким тоном. А сейчас — послушайте.
• «постоянно тренировать пальцы»? а больше ничего не надо тренировать? это типичная ошибка при переводе Вулфа, когда переводят не то, что написано автором, а то, что вчитывает переводчик
Три его девушки — Джулия, Лючия и Рафаэла — вышли вперед.
He made Julia, Lucinda, and Columbine, three of his girls, step forward.
Он заставил трёх своих девушек, Джулию, Лусинду и Коломбину, шагнуть вперёд.
• Лючия? Рафаэла? Вышли? Ими управляет кукловод — слово made как раз из-за этого здесь присутствует!
Мой корабль улетал после полудня, а тренировки знаменитого кукловода были священным ритуалом, нарушить который невозможно. Поэтому прощальный обед был дан вечером накануне моего отъезда. Мы пили итальянское вино, пели песни. Кроме нас троих, никого больше не было.
My ship would blast off at noon, and the morning practice sessions were sacred, but we held a party the night before with wine in the happy, undrunken Italian way and singing—just Stromboli and his wife and I.
Несмотря на то, что старт моего корабля был назначен на полдень и то, что утренние практические занятия были священны, той ночью мы, — лишь Стромболи, его жена и я, устроили вечеринку в итальянском стиле, с непьянящим вином и счастливым пением.
• Прямые поставки итальянского вина с Земли на Сарг? Обед?
• Стромболи устраивает вечеринку, несмотря на то, что ему надо завтра с утра вставать на тренировку.
Вы очень красивая, — сказал я. Это было именно так, хотя под слоем макияжа можно было разглядеть сеточку морщин.
“You’re very beautiful,” I said, and she was, though the delicately tinted cheeks beneath the cosmetics showed craquelure.
Вы очень красивы, — заверил я, и так оно и было, несмотря на то, что под макияжем на деликатно окрашенных румянами щеках были видны кракелюры.{Кракелюры (от фр. craquelure из crac — треск) — трещины по красочному слою (преим. в масляной живописи).}
• Ладно delicately tinted перевели как «слой макияжа», но craquelure как «сеточку морщин»! Это же ключевое для понимания персонажа слово! Ну как так-то? (Я тоже делаю допущение, говоря, что щёки окрашены «румянами», но это всё-таки не противоречит всему остальному.)
У входа в космопорт робот-уборщик почистил от этой пыли мою одежду рычагами-щетками.
A coin-operated machine inside the port vacuumed most of it out of my clothes.
С моей одежды бо́льшую её часть удалила активируемая монетами машина внутри порта.
• Суть фразы, что одежду почистили, передали правильно. Всё остальное — выдумка переводчика. Робот? Щётки?
• Coin-operated — это аппарат, для работы которого нужна мелочь, вроде стиральных машин в прачечных самообслуживания; vacuumed — «пропылесосил». (Можно поспорить с тем, как данные задачи решены в моём переводе, но то, что в старом они решены плохо, на уровне «что они курили?», — несомненно.)
Большой живот был обтянут камзолом с гранатовым поясом шириной в мою ладонь.
The great swag belly was wrapped in a waistcoat with blue and white stripes as broad as my hand. The great shapeless nose shone with an officious cunning.
Огромное пузо было затянуто в жилет с синими и белыми полосками шириной с мою ладонь, а огромный бесформенный нос излучал назойливую хитрость.
• swag belly — это живот, который уже не просто выступает над брючным ремнём, а свисает и раскачивается над ним — и всё это длинное определение умещается в русском слове «пузо» («пузырь» неспроста является однокоренным).
• Waistcoat — действительно, одно из значений в словаре — «камзол» (с пометкой ист.). Основное же значение — жилет, который носят под пиджаком. Существует несколько вариантов этимологии слова (все по-своему интересные), но суть в том, что рукавов у него нет.
• «Гранатовый пояс», откуда это? Неужто можно принять stripes за «пояс»? То, что второе предложение (нечастый образчик типично вулфовского юмора) попросту выброшено, стоит упомянуть только в качестве укоризненного замечания.
Я подумал о морщинках на лице Лили, которые заметил под слоем грима, потом о лице Хариты — розовом, пышащем здоровьем.
I thought of the fine cracks I had seen, under the cosmetics, in Lili’s cheeks, and of Charity’s cheeks, as blooming as peaches.
Я подумал о тонких трещинках, которые увидел на щеках Лили, под макияжем, и о щеках Чарити, цветущих, как персик.
• «пышащий здоровьем» — это что-то из русской классики, верно? Спасибо, хоть «кровь с молоком» не припомнилась. У Вулфа рассказчик почему-то сравнивает щёки с цветком персика — тем хуже для него.
С туфлями в руке я поднялся на борт звездолета и спрятался в свою пластиковую коробку.
Then I took my second-best pair of shoes, and went out to the ship, and climbed into my own little box.
Затем я взял свою вторую из лучших пар обуви, и прошёл на корабль, и забрался в собственный ящичек.
• Ну вот и финальный твист, приводящий читателей в замешательство. В принципе, суть передана верно, а то, что от авторского текста остались рожки и ножки — ну так перевод никогда не был точной наукой.
Расхожая шутка гласит, что большинство поклонников Нила Геймана не читают ничего, кроме Геймана. Будь это действительно так, он бы не писал в таком количестве статей и предисловий, призывающих обратить внимание на классику любимого им жанра. Он, однако, регулярно вспоминает Фрица Лейбера и Джека Вэнса, Лорда Дансейни и Альфреда Бестера. Наиболее часто (по крайней мере, на мой предвзятый взгляд) всплывает среди названных им любимых писателей имя Джина Вулфа. (Кстати, как раз у Вулфа он позаимствовал манеру прятать один из рассказов в предисловии к своим авторским сборникам.)
«Как читать Джина Вулфа» — с некоторых пор первое, что рекомендуют тем, кому только предстоит познакомиться с книгами Вулфа.
С того времени, как я взялся за перевод этой вещицы, она вошла в состав сборника Нила «Вид с дешёвых мест», который был переведён и издан на русском (та же история с его предисловием к роману Альфреда Бестера). Официальный перевод неплох, однако делался он для тех, кто хотел прочесть Геймана, а не для тех, кто хотел прочесть, что Гейман написал о Вулфе. (Ещё можно припомнить, что частично «Как читать…» приводилось на первых страницах «Чародея».)
World Horror Convention 2002
Как читать Джина Вулфа
Нил Гейман
Взгляните на Джина: гениальная улыбка (названная в его честь), озорной блеск пикси в глазах, ободряющие усы. Вслушайтесь в этот смех. Но не дайте себя убаюкать, все карты у него: пять тузов он держит в руке, а ещё несколько — в рукаве.
Однажды я прочёл ему отчёт о загадочном убийстве, совершённом 90 лет назад. «О, — произнёс он, — ну это же очевидно», — и небрежно продолжил, предложив простое и правдоподобное объяснение как самому убийству, так и уликам, которые поставили в тупик полицию. Его разум инженера разбирает вещи на части, чтобы увидеть, как они работают, а затем собирает их вместе.
Я знаком с Джином почти двадцать пять лет. (Только что я с некоторым беспокойством осознал, что мне было всего двадцать два, когда я впервые встретился с Джином и Розмари в Бирмингеме в Англии; сейчас мне сорок шесть.) Благодаря Джину Вулфу эти последние двадцать пять лет стали лучше, богаче и интересней, чем были бы без него.
До знакомства с ним, я представлял Джина Вулфа обладателем безжалостного интеллекта, огромного, холодного и серьёзного, создателем книг и рассказов, которые к жанру относились, но никогда им не ограничивались. Исследователем, который шёл туда, куда не ступала нога человека, и возвращался оттуда с картами, и если он говорил, что «тут обитают драконы», то вы знали, что драконы, ей-богу, именно там и обитают.
И всё это, разумеется, соответствует истине. Возможно, соответствует истине даже больше, чем Вулф, которого я встретил во плоти двадцать пять лет назад и с тех самых пор имел огромное удовольствие узнать получше: человека с огромным запасом учтивости, доброты и знаний, любителя хорошей беседы, эрудита и энциклопедиста, благословлённого плутовским чувством юмора и заразительным смехом.
Не могу сказать, как познакомиться с Джином Вулфом. Но могу, однако, посоветовать несколько способов читать его труды. Это полезные подсказки (вроде рекомендации взять одеяло, фонарик и немного леденцов, собираясь в долгую дорогу за рулём по холоду) и к ним следует отнестись серьёзно. Надеюсь, они пригодятся вам. Их всего девять. Девять — хорошее число.
Как читать Джина Вулфа:
1) Безоговорочно верьте тексту. Ответы находятся там.
2) Не верьте тексту ни на йоту, да и этой йоте не слишком. Это ненадёжная и отчаянная штука, и в любой момент она может взорваться у вас в руке.
3) Перечитайте. Во второй раз будет лучше. В третий раз — станет ещё лучше. Да и вообще, эти книги потихоньку оборачиваются во что-то иное, пока вас нет рядом. Когда я прочёл «Мир» в первый раз, это были добродушные мемуары о Среднем Западе. В хоррор он превратился только на втором или третьем прочтении.
4) Здесь, прячась за словами, рыщут волки. Иногда они выходят со страниц. Иногда — ждут, пока вы закроете книгу. Мускусный волчий запах иногда может маскироваться ароматом розмарина. Только знайте: это не нынешние волки, что серыми стаями, крадучись, пересекают пустыри. Это лютоволки древности, огромные одиночки, что могли потягаться с гризли.
5) Читать Джина Вулфа — опасная работа. Это номер с метанием ножей и, как во всяком хорошем номере с ножами, вы можете потерять в процессе пальцы на руках, ногах, мочки ушей или глаза. Джин не против. Джин-то и метает ножи.
6) Устройтесь поудобнее. Наполните водой чайник. Повесьте табличку «Не беспокоить». Начните с первой страницы.
7) Есть два типа умных писателей. Те, что показывают, как они умны, и те, что не видят нужды показывать, как они умны. Джин Вулф принадлежит к писателям второго типа, и интеллект не так важен, как история. Он умён не для того, чтобы вы почувствовали себя идиотом. Он умён, чтобы и вас сделать умней.
8) Он был там. Он видел, как это произошло. Он знает, чьё отражение видели в зеркале той ночью.
9) Будьте готовы учиться.
Примечания и комментарии переводчика
Эта короткая статья Нила Геймана сперва была напечатана в программке Всемирного конвента ужасов в 2002 г. (Гейман и Вулф были там почётными гостями), а в 2007 вышла в посвящённом Вулфу апрельском номере журнала «Fantasy & Science Fiction». Несмотря на шутливый тон и кажущуюся противоречивость, его советы стоит воспринять всерьёз. (Странное совпадение: конвент проходил с 11 по 15 апреля, спец-номер журнала вышел в апреле, скончался Вулф 14 апреля.)
Art by Randy Broecker
Взгляните на Джина: гениальная улыбка (названная в его честь)… — Автор играет на сходстве имени Gene и слова genial. Хотя английское слово genial чаще означает «добродушный, сердечный», но позаимствовано оно из латинского genialis, в свою очередь, действительно произошедшего от genius — гений.
…предложив простое и правдоподобное объяснение как самому убийству, так и уликам, которые поставили в тупик полицию… — Позднее, у себя в блоге Нил пояснил: «Это были спички в старой газетной вырезке, лежавшие на земле, у железнодорожных путей, что позволили раскрыть убийство: именно на них указал Джин; но бродяга, конечно же, к тому времени был уже девяносто лет как мертв…».
Если он говорил, что «тут обитают драконы», то вы знали, что драконы, ей-богу, обитают именно там. — фраза Тут обитают драконы (лат. Hic sunt dracones, англ. Here There Be Dragons) означает опасные и/или неисследованные территории; используется в подражание средневековой практике рисовать драконов и морских чудовищ на пустых областях карты.
Мускусный волчий запах иногда может маскироваться ароматом розмарина. — Розмари — имя жены Вулфа. Розмарин и Розмари (rosemary — Rosemary) на английском пишутся одинаково. Вулф созвучен волку (Wolfe — wolf) — о чём сам Вулф прекрасно осведомлён, а потому волки (и он сам) частенько встречаются в его прозе.
Здесь, прячась за словами, рыщут волки. — Эта фраза, о прячущихся за словами волками, — отсылка к рассказу «Милая лесная дева» («Sweet Forest Maid», 1971): «Ты думаешь словами, и существа, что за словами, изменяются, пока не перестают быть тем, чем были прежде» («You think words, and the things behind the words change until they are no longer what they were»). Возможно также, что на эту же фразу ссылался предыдущий пункт, в котором говорилось о книгах-оборотнях.
Это лютоволки древности, огромные одиночки, что могли потягаться с гризли. — Лютоволк (dire wolf у Геймана) — это небольшая вольность; такой перевод стал известен после публикации романов Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени» (правда, там он звался direwolf). Реальный прототип, ужасный волк, обитал в Северной и Южной Америках и вымер более 9000 лет назад. Они действительно были больше современных волков, но отнюдь не в разы: максимальная масса тела около 60–68 кг.
Это номер с метанием ножей… Джин-то и метает ножи. — Это отсылка к эссе Вулфа «Несколько пунктов о метании ножей» («A Few Points About Knife Throwing», 1983).
Он был там. Он видел, как это произошло. Он знает, чьё отражение видели в зеркале той ночью. — Отсылка к триптиху рассказов «Сотворение» («Procreation», 1985), где сестра учёного (его, по странному совпадению, зовут Джин) видит в зеркале созданную её братом вселенную и саму себя.
Ещё один читатель рекомендует следующий совет — или, скорее, три:
цитата Даррелл Бёрген
Я обнаружил, что прочтение чего-либо, написанного Вулфом, обычно требует по меньшей мере трёх итераций:
1. Читайте для удовольствия. Не пытайтесь выловить все намёки и тайные послания, которые Вулф добавляет в историю. Читайте её с обычной скоростью и поражайтесь его блестящей и, зачастую, неподдающейся расшифровке прозе. Под конец вы получите от книги удовольствие, но почему — сказать не сможете.
2. Перечитайте снова, и на этот раз внимательно следите за каждым словом, особенно когда меняется рассказчик или место действия, когда кажется, что в слове опечатка или в предложении используется неверное имя (оно верное). Попробуйте мысленно набросать заметки о том, что происходит под поверхностью книги. Возможно, даже запиши́те несколько заметок. Под конец вы начнёте понимать глубину гения Вулфа.
3. Перечитайте ещё раз, и на этот раз припасите несколько цветных текстовыделителей, белую доску и изрядное количество бумаги для заметок. Продвигаясь по истории, нанесите на схему каждое событие, каждого персонажа, проведите линии между ними, постройте гипотезы о том, какие между ними взаимоотношения не были отражены в тексте, и в целом заанализируйте до изнеможения каждое слово. Кончится тем, что у вас образуется огромная кипа чуть-менее-непонятной информации о книге, но тысячи вопросов по-прежнему останутся без ответов — а также, возможно, неопределённое чувство, что Вулф где-то посмеивается над тем, что вы не поняли самый смысл книги.
Сколько ещё итераций после этого, я не знаю. Сам я только на второй…
Данная колонка задумывалась для публикации статей, связанных с или посвящённых Джину Вулфу. В будущем спектр авторов, безусловно, расширится, но именно этот писатель, на мой взгляд, заслуживает серьёзной дискуссии. На текущий момент его обсуждение свелось к, увы, одной теме.
[Речь, разумеется, о русскоязычной дискуссии; хотя отслеживать англоязычный Реддит тоже не составляет особого труда. Для сравнения — на сабреддитах фэнтэзи и Колеса Времени новые темы ежедневно появляются десятками, а количество сообщений к некоторым насчитывает сотни.]
Но сперва — о том, как Джин вошёл в мою жизнь, и что значил для меня лично. Об этом и будет эта первая статья. (Каждый читатель, наверное, может припомнить подобную историю об одном или нескольких любимых (или не очень) авторов, но я всегда питал слабость к подобным origin stories. А с возрастом я становлюсь всё более плаксивым и сентиментальным.)
Моё первое знакомство с ним произошло заочно. В книге Энгуса Уэллса «Повелители небес» автор упомянул в предисловии книгу Джина Вулфа «Воин тумана» и отметил, что именно она подтолкнула его к написанию собственной. Очевидно, впечатление, произведённое Уэллсом, оказалось благоприятным, и годы спустя уже я нашёл-таки (к этому моменту уже переведённую и изданную той же «Армадой») книгу Вулфа. Первоначальные поиски на Крупе результата не дали, зато неожиданно помог интернет, где нашёлся файл.
[Уточню, что дело происходило в начале 2000-х, сетевые библиотеки в частности и сеть вообще были в зародышевом состоянии; устройства для комфортного чтения электронных книг существовали разве что в мечтах (позже я приспособился читать на Siemens SL45). При прочих равных, имея дома растущую стопку/трещавшие полки бумажных книг, читать я предпочитал именно бумажные. Сейчас вряд ли кого-то удивишь сочетанием «скачал, прочитал», но на тот момент это были изрядные усилия.]
Высокая оценка подтвердилась, а «Воин тумана» (и его прямое продолжение, «Воин арете») с успехом уничтожили для меня жанр исторического фэнтэзи.
[Планка оказалась задрана так высоко, что всякие попытки других авторов поиграть на этом поле оказывались провальными: как правило, не хватало историчности, хотя бывало, что и фэнтэзийности. К тому, чтобы добиться такого погружения в мировосприятие человека иной эпохи, никто так и не приблизился. Также на меня произвело положительное впечатление наличие более полутора сотен (моё почтение!) примечаний.]
Автор запомнился, и впоследствии, когда в «Мире фантастики» попалось несколько упоминаний (без конкретики) «Книги Нового Солнца», я предпринял сознательные поиски, в итоге увенчавшиеся успехом (на сей раз материального плана). Тут я был обязан скорее слепой удаче, нежели собственной настойчивости. Я стал счастливым (?) обладателем сперва первых двух томиков, а потом и третьего.
Аннотация: Северьян Хромой, Автарх Содружества, покинул родную планету — и даже родную вселенную, — чтобы предстать перед судом. Ведь он — Эпитом Урса, воплощение всего человечества древней Земли; по его мыслям и делам великие иерограмматы будут решать, достойно ли человечество того, чтобы ему было даровано Новое Солнце.
Итак, я приступил к первому роману. В первую очередь бросалась в глаза сочетание высоких технологий, характерных для фантастики, и низкой жизни, характерной для условного фэнтэзийного средневековья (high tech, low life). Во вторую — обилие непонятных слов. Терминология — это родимое пятно жанра, но здесь концентрация была изрядно выше среднего (как потом оказалось, в переводе она была занижена). В третью — сюжет и главный герой, по профессии — палач (как и положено профессионалу, свою профессию он не считает чем-то зазорным). (Возможно, очерёдность второго и третьего была иной — всё-таки я такой же ненадёжный рассказчик, как и все герои Вулфа.) Заподозрив, что выдуманные слова имеют вполне себе реальные корни, я начал шерстить словарь иностранных слов и словарь античности (напомню ещё раз, интернет и гугл тогда не были доступной опцией). Иногда у меня получалось найти искомое (чаще — нет), иногда — вычислить примерное значение по совокупности косвенных признаков, а иногда — понять точно, о чём пишет автор (киноцефал — собакоголовый; в словаре это слово отсутствовало, однако корни позволили расшифровать значение, к огромному моему восторгу).
[Отступая в сторону, надо отметить, что переводы Вулфа (даже хорошие) отличаются недостатком сопроводительных материалов. Очевидно, редакторы и переводчики рассуждают, «мол, текст должен сам за себя говорить, а сноски, примечания — лишний труд/расходы, кто их вообще читает?». Подобный подход, на мой взгляд, совершенно неверен: Вулф — писатель большой и серьёзный (кроме тех случаев, когда решает подурачиться), и издавать его следует с таким же тщанием, как и классику в «Библиотеке всемирной литературы», с предисловием (поясняющим, что это за автор и как его читать) и многостраничными комментариями («Воин тумана» в этом отношении выгодно отличается). В итоге же книга остаётся непонятой массовым читателем (издатель ведь на него должен ориентироваться, верно?), продажи низкими, а вероятность появления новых книг/переводов — незначительной (разве что какая-нибудь экранизация нагрянет, но это, к счастью, совсем маловероятно).]
Чтение, перемежавшееся пробежками между словарями (где вполне можно было зачитаться какой-либо не имеющей отношения к делу статьёй), шло небыстро. Но при этом доставляло небывалое удовольствие. (Полагаю, подобный режим найдёт мало сторонников.)
[Кстати, при всём обилии глосс, в книге была всего одна сноска — и та, как оказалось позже, неверная. («Геникий — То есть часть дома, где жили женщины. Слово греческое». Это, на мой взгляд, достойно стать мемом.)]
На этом романы закончились (если не считать «Дамоны Кинг», которая сперва оставила меня в недоумении, а спустя несколько лет заставила понимающе кивнуть); но оставались рассказы. Знакомство продолжилось. Всякий раз Джин был разным, но при этом одинаково необычным. Примерно тогда же я набрёл на сообщество поклонников Вулфа в сети: Urth.net. Несмотря на своеобразный интерфейс (устаревший даже по меркам второй половины 2000-х), это был целый кладезь мнений и информации. Оказалось, что происходящее в рассказах Джина можно трактовать по-разному. (Причём не просто восприятие того или иного события, а всего текста целиком, вдобавок, опираясь на сам текст. Если не ошибаюсь, именно чьё-то прочтение «Зиккурата» как истории рехнувшегося педофила и убийцы заставило меня по-новому взглянуть на старого доброго Джина.)
[Можно также упомянуть, что существует целый поджанр литературы, посвящённый литературе Вулфа. Книги пишут совсем уж die-hard фэны.]
[Странно, но теперь я уже даже не вспомню, какую книгу Вулфа я прочёл на английском первой. (Притом, что отлично помню других своих первых: первой купленной книгой на английском был «Сёгун» Клэйвелла, первой купленной через интернет — «Герои умирают» Стовера. После чего, открыв для себя волшебный мир интернет-магазинов, я заказал сразу больше двух десятков книг. Вулфа.) Наверное, всё-таки первым англо-Вулфом была «Пятая голова Цербера». Но это неточно.]
Я простой читатель, который не любит все эти постмодернистские приёмчики, натужный символизм, раскавыченные цитаты, эзопов язык и фиги в кармане. Для Джина я делаю исключение (ещё для Сапковского, но с ним в чём-то проще), с тем уточнением, что символизм не натужный, а фига часто присутствует совершенно открыто («Смотрю в книгу» и далее по тексту).
[Как-то незаметно пришло осознание лёгкой одержимости. Хорошо, что Вулф всего один такой, потому что если бы все писали, как он, читателям пришлось бы туго.]
Как правило, средний читатель (я с полной охотой отношу к ним себя) способен разобраться в читаемой книжке сильно хуже переводчика, который её переводил. А ведь Вулф труден даже для среднего читателя, который говорил с ним на одном языке, который читал с ним одни и те же книги. Но у этого читателя есть то преимущество, что он имеет возможность посмотреть незнакомое слово в словаре и найти его. Наткнуться на цитату или образ и припомнить, «А, так вот откуда это!». Ещё он может встретить другого читателя, который подскажет, на что обратить внимание. Читатель перевода лишён всего этого. Как посмотреть необычное слово, если оно заменено обычным или (чудовищно) искажено? Как распознать цитату, если перевод процитированной книги/стихотворения делал один человек, а процитированного отрывка у Вулфа — другой, незнакомый с оригиналом? Что касается других собратьев-читателей…
Русскоязычные читатели Вулфа (выборка по соответствующей теме на форуме и отзывам в библиотеках и на Фантлабе) делятся на две категории: те, кто читает его в оригинале и (в лучшем случае) снисходительно поглядывает на переводы, и те, кто читает его на русском и считает какой-то претенциозной мутью. (Помнится, некогда Сергей Лукьяненко прочёл «Рыцаря» и написал о нём недоумевающий (но при этом объективный) отзыв: мол, профессионализм автора несомненен, однако к чему всё это было?) Разумеется, между этими двумя крайностями наверняка есть ещё несколько смешанных категорий.
[Первые, как говорится, страшно далеки от народа, а вторые не понимают, за что им любить этого лысого усатого дядьку, про которого издатели почему-то говорят, что это «один из величайших фантастов современности» (изд. «Азбука», аннотация к обеим томам «Рыцаря-Чародея»).]
Знакомство продолжалось, и в какой-то момент появилось желание сократить разрыв между первыми и вторыми. Сперва желание проявилось в малом (найти и отсканить журнал с рассказом), затем — поправить неточность, а затем — сделать что-то своё. Увы, всё хорошее имеет свойство заканчиваться.
Смерть Вулфа, увы, не стала сюрпризом: новость о смерти его жены, Розмари, заставила (увы ещё раз) ждать неизбежного. Сейчас, спустя более чем полугода после утраты, я успел свыкнуться с мыслью, что уже не узнаю о дальнейших приключениях Латро. (Хотя всё-таки питаю надежду, что когда-нибудь где-нибудь найдётся четвёртая рукопись.) Утешает то, что перечитывать Джина можно долго. А затем можно перечесть ещё раз. (Учитывая, что прочитано ещё не всё из написанного, картина выходит почти радужной.)
Спасибо за твои книги, Джин. Спасибо за то, что расширил мой словарный запас. Спасибо за то, что заставил выйти из зоны комфорта. Спасибо за всё.
Завершить этот сумбурный рассказ можно следующим: Вулф, так или иначе, сильно изменил мою жизнь. Без него она была бы гораздо беднее. Наверное, именно это желание — добавить немного Вулфа в чью-то ещё жизнь — заставило меня заняться переводом его рассказов (делом, к которому я до этого никогда прежде не проявлял склонности). Быть может, Джин обогатит ещё кого-нибудь.
облако тэгов
Ангарск: 
