…или режиссёрский почерк П. Ложье

«Сент Анж» Паскаля Ложье – коктейль внутренних проблем, из которых вырастают другие работы французского режиссёра. Фильм-исток, картина-исходник, где зарыты причины и корни психологически неуютных сюжетов Мастера. Alma mater его авторского стиля: робкая по заложенному конфликту, жестковатая из-за кровавых эффектов. И до конца держащая марку психологического триллера, без «мяса» – но с посылом, заставляющим по-другому смотреть на образ Жертвы.

Простоватый сюжет дебютной истории Ложье, на первых минутах, не кажется чем-то выделяющимся из общего числа «мрачных» фильмов. Собственно, мрачности как таковой в первой работе французского режиссёра нет. Но внимание зрителя плотно приковывается к сюжету благодаря мистической тайне, которую скрывает дом, где остановилась главная героиня Анна. На первый взгляд, «странный дом» — это привычная фабула набившего всем оскомину американского интертеймента. Однако она не развивается по американским канонам.

Мистика в «Сент Анж» выступает, скорее, как уловка и средство привлечения внимания. Разбирая «Страну призраков» Ложье, мы уже рассматривали этот приём. Там общий кино-штамп рассматривался как средство передачи психоза в авторском почерке. Действительно, психоз – краеугольный камень во всем творчестве француза: сюжетообразующий каркас его фильмов занимает взросление, через которое проходит герой, избавляясь от внутренних проблем. При такой подаче сюжет лишается мистики, перетекая к иной проблеме – той, что зарыта внутри героя. Наиболее ярко такой переход выражен именно в «Сент Анже» как дебютной работе. В последующих же картинах мастера экзистенциальный (не потусторонний) ужас очерчивается в первых же кадрах.

Именно за такую яркость бытового ужаса многие ценят Ложье. И, так как в дебютном фильме режиссёра её меньше, некоторые списывают последний со счетов. Конечно, насыщенность тупой, будоражащей воображение, боли в «Сент Анже» несравненно мала и на первых порах не связывается с бытовыми проблемами. Они затмеваются мистикой, из-за которой ослабевает психологичность конфликта. Однако здесь есть парадокс: именно из-за своей блеклости дебютная работа Ложье не теряется на фоне других его историй, а наоборот – раскрывает себя с другой стороны. Так как, из-за совмещения «неуместной» мистики с личной драмой героини, усиливается акцент при переходе между мистическим и психологическим пластами сюжета.

Причина всему – скорость, с которой раскрывается заложенный в Софи конфликт. Он проявляется медленно, раскрываясь перед зрителями в виде простых намёков, когда обнажаются части её тела. Но их сложно понять, пока мы не видим шрамы на теле героини. О причинах их появления Софи не говорит. Так что, её прошлое приходится изучать по контексту истории. Впоследствии такой «контекстуальный» подход Ложье использует в «Стране призраков». И, что интересно, там тоже в центре сюжете окажется молчаливая девочка, которая замкнётся в себе из-за внутренней, психологической боли.

Но, если в последней работе мастера замкнутая девочка сошла с ума, то здесь сумасшедшей оказывается не главная героиня, а её подруга. Интересно, что в обеих фильмах психологическая боль героинь раскрывается посредством других женских персонажей, которые выполняют роль их подруг/сестер и, одновременно, сестер по несчастью. Кроме «Страны призраков» здесь ярко выделяются «Мученицы» того же режиссера.

Как видим, уже в его дебютной картине сильно проглядывается тема женского «несчастья» и, мягко говоря, дискомфорта, который должна перенести женщина, чтобы освободиться от застрявших в её голове травм. Будем честны, за красивым словом «дискомфорт» здесь скрывается насилие, которое отчётливо видно уже в самом «Сент Анже». Особенно красноречив тут образ беременной героини, бьющей себя в живот при падении со ступеней.

Так что, женщина, терпящая и/или причиняющая себе боль – распространённый тип в работах Ложье. Интересно, что женственность как таковую он изображает всегда посредством бытовых сцен: во время мытья в душе, переодевания или, чаще, раскрывая её через сексуальное насилие. Само сексуальное насилие, кстати, тоже подаётся как бытовая сцена – без особых оригинальностей, тупо и жёстко. Как правило, оно же является одновременно и следствием боли. Женщина забывается в насилии, пытаясь забыть о психической травме, которую переносит: как сестры в «Стране призраков», пленницы в «Мученицах», сумасшедшая в «Сент Анже».

Однако в «Сент Анже» акцент на внутренней травме слабоват. В своем дебютном фильме Ложье не фокусируется на женских проблемах так, как делает это в последующих работах. Режиссёр только нащупывает будущие конфликты — и в дебютном фильме они не отличаются от той, которую мы увидим позже. То есть, при съёмках первой картины у Паскаля уже сформирован операторский (!) стиль. Конечно, в «Стране призраков» и «Верзиле» он достигнет максимума, но выражен и в дебютном фильме.

Это отчётливо видно по тому, как подаются декорации. В фильмах Ложье непроизвольно работает тема замкнутого пространства, которое диктует героям линию поведения. Закрытый подвал, комната и чердак, из которой хочется выйти (или, реже, войти) – всё это образы из Бессознательного. Когда мы боремся с личными травмами, психолог связывает наши деструктивные состояния с конкретными «комнатами» в голове — выходя из их, человек оставляет свои проблемы «за дверью»: как это делают Анна, Бет и Люси из соответствующих фильмов.

При такой интерпретации хочется по-другому воспринять кино-штамп с самим «домом». «Переваривая» засевшую внутри сексуальную травму, героиня «Сент Анж» сцена за сценой прорывается в закрытые помещения старого здания. Пока не оказывается среди ненужных детей, оставленных на погибель воспитателями. Интересно, что Ложье не обозначает мотивы Софи в поиске этих детей, а показывает только действие. Так, интереснейший пласт истории опять же упирается в контексте и то, как мы его интерпретируем. Впрочем, мотив героини проявляется в конце фильма — когда Софи рожает ненужного ребёнка (зревшего в ней после группового изнасилования) среди других, таких же «ненужных» детей.

Здесь сливаются воедино все инструменты в почерке Ложье. Сугубо женский внутренний конфликт (беременность после насилия) провоцирует психическую травму, которая решается через «созревание внутри дома» — закрытия и раскрытия комнат со спрятанными в них проблемами. Такой коктейль, конечно, часто встречается в работах других режиссёров, но редко кто-то из них показывает наглядно, как жертва решает свою психологическую проблему. Опять же, основываясь на операторской технике и без спецефектов. В этом мастерстве с французским режиссёром может посоревноваться восходящая звезда жанра – Ари Астер, картины которого мы разберём позже.

Первая публикация — на сайте о тёмном кино "Клуб Крик", 22 июля 2020 г.

Источник: статья в группе автора

…или страхи детства, отравляющие зрелую жизнь

Всё, что мы пишем на бумаге, воплощается в реальности.

Думаю, эта мысль близка вам так же, как и мне. Не знаю, как это проявляется у вас, но я, работая в жанре ужасов, вынужден часто наблюдать жуткое в ситуациях, которые простому человеку могут показаться обыденными. На самом деле, он много потеряет, поскольку видение мистического контекста в обыденных вещах позволяет глубже их понять. Что очень помогает, когда строишь сюжеты. Но доставляет дискомфорт в бытовой жизни.

Дискомфорт от контакта с мистикой испытывает и героиня сериала «Марианна» — Эмма Ларсимон. Будучи писательницей, она является заложником жутких снов, которые посещают её вместе с идеями мистических романов. Не в силах побороть ночные кошмары, Эмма вынуждена использовать жуткие образы при создании сюжетов. В какой-то степени, травма помогает ей реализовываться. Но только как автору, а не человеку. Потому что из-за написания страшных книг Ларсимон вязнет в личных страхах — хоть и продолжает бороться с ними через творчество.

Благодаря писательской терапии, кошмары Эммы кажутся ей лишь отголосками несчастливого детства. Но иллюзия развеивается, когда один из страхов вторгается в настоящую жизнь и проявляется через форму, изобретённую самой писательницей в одном из её романов. Вестником ужаса оказывается человек из прошлого Эммы. Он приносит материальное доказательство того, что кошмары из снов/книг существуют в реальности. Так отголоски детства превращаются в полноценные голоса, отравляющие зрелую жизнь героини.

Голоса эти вполне осязаемы: они звучат утробным шёпотом закопанной ведьмы, гнусавым хохотом одержимой старухи, воплями убитых ими жертв. Раздаваясь в голове женщины, некоторые ведут её к месту, довлеющему над подсознанием тяжестью прошлых грехов. Другие тянут в родной городок и отчий дом, где впервые выплеснулась наружу одержимость кошмарами. Третьи волокут к земляной яме, из которой слышится шёпот похороненной ведьмы.

На связи ведьмы с писательницей построен весь конфликт фильма. При поверхностном взгляде может показаться, что фабула, основанная на таком конфликте, примитивна. Что вовсе не так. Обстоятельства, на фоне которых развивается эта связь, полностью соответствуют канонам запутанного триллера. Ведь, желая разорвать её, Эмма вынуждена изучать себя: героине приходится множество раз переступать через настоящее и ковыряться в прошлом, о котором она долгие годы хотела забыть.

Переворачивая ворох болезненных воспоминаний, Эмма воскрешает нерешённые конфликты. Пачкается в выяснении старых отношений и утопает в болоте новых, вытекших из них проблем. Так, вернувшись в родительский дом, женщина пытается простить себя за то, что унизила мать, когда жила с ней. Силится забыть причастность ведьмы к своему поступку — и статью, которую написала, желая уберечь кормилицу от закопанной нечисти.

Это становится понятно из воспоминаний героини. От сцены к сцене они сплетаются в единый клубок с обстоятельствами смертей в романах. Затем связываются жертвами, которые оставляет крепнущая ведьма. Совершая убийства, она усиливается и глубже пускает корни в прошлое женщины. Заставляет копаться в нём, выискивая самую грязную, объединяющую их психологическую травму. Принуждает переживать её раз за разом, пока писательница не натыкается на зарытую в земле могилу — в которой слышен голос, зовущий из детства.

Голос из детства доносится до женщины на протяжении всего фильма, чем оголяет её ранние травмы. Заставляет расширяться душевную боль вглубь (в прошлое) и ввысь (настоящее). Мистический конфликт, таким образом, переплетается с психологическим. Ведь, осознавая гнетущие её связи с прошлым, Эмма выясняет, что именно шепчет ведьма устами одержимой старухи, а затем раскрывает причину связи с древней нечистью. Связи, которая сильна до тождественности.

Во многих местах фильма нам даётся чёткий намёк на тождественность Эммы и Марианны. Особенно полно это раскрывается при их непосредственных контактах друг с другом (во снах или наяву). Нечисть ослабляет хватку над женщиной лишь после того, как та просыпается или удовлетворяет её просьбу («Пиши!) Благодаря исполнению желания ведьмы, связь писательницы с нечистью перерастает в отношения, которые обретают форму симбиоза, так как ставят обоих в зависимое положение друг от друга. Но кто-то из них берёт верх, поскольку, пока одна усиливается, другая слабеет — что неминуемо грозит тотальным подавлением или разрывом. Так что отношения между писательницей и ведьмой в «Марианне» обретают форму не случайных и тяжёлых обстоятельств, а фатального рока.

Роковым выглядит и само приближение ведьмы. Даже больше: оно кажется предначертанным — таким, которое вот-вот должно произойти. Поскольку сцены, в которых появляется Марианна, повествует о разных временах её жизни и томления в могиле, словно намекая на то, что ведьма ждёт. Сначала мы видим её лежащей в могильной яме и тянущей из земли смолянисто-чёрные, испачканные руки; затем рвущейся из цепей, сковавших её в гробу, позже слышим голос ведьмы, который вырывается из плюшевой игрушки и говорит о её приближении.

Нужно признать, что мистика и жуть в таких сценах раскрывается не менее ярко, чем в кадрах с «нашим» временем (чего только стоит сцена с родами, о которой для пикантности лучше умолчать). Вообще все сцены, где ведьма проявляет себя, могут вызвать страх. Но даже впечатлительные зрители не смогут закрыть глаза при просмотре: этого не позволит сделать динамично развивающийся сюжет, который, признаться – редкость для психологических триллеров.

Вообще, динамика в «Марианне» кажется высокой благодаря частым столкновениям писательницы с ведьмой. Проявляясь в регулярных контактах нечисти и человека, эта борьба не вязнет в решении его психологических проблем. Хотя внутренние демоны, не ослабевая, довлеют над героиней на протяжении всего фильма. Но вопреки акценту на личном конфликте героини, режиссёр не позволил её борьбе с Марианной вылиться в противостояние с тараканами в своей голове, а показал его с разных сторон. При такой передаче конфликт женщины и ведьмы получил дополнительную глубину.

Поэтому стоит признать, что мистика в сериале тесно связана с психологизмом. И в целом «Марианна» заслуживает считаться запутанным мистическим/психологическим триллером, где жуткий ужас не только концепция, но и метафора борьбы с демонами из прошлого.

Первая публикация: рецензия на сайте о тёмном кино "Клуб Крик", 3 октября 2019.

Источник: статья в группе автора.