Странная книга, крайне интересная этой самой странностью, густой и цепкой атмосферой, объемным и поэтичным языком, гипертрофированной чувственностью, ощущением надвигающегося ужаса и безумия — неопределенного, но при этом неизбежного, ощущением плотным, осязаемым, дискомфортным, постоянно балансирующим на грани сна и яви. Это Конец, который долго и вкрадчиво скребется к тебе в душу...

“Девица Кристина” — мифологична и собирательна, Кристина — это и Кармилла, и ряд всяческих вампирических графинь, а Егор Пашкевич — это Руневский и д’Юрфе, Джонатан Харкер и сирота Обри.

“Девица Кристина” — это глубинное противопоставление мужского и женского, необузданных чувств и порочности против самоуверенного разума, это классические манипуляции со снами, это постоянный символизм, как мимолетный, так и более конкретный (например, фиалка в греческой мифологии считалась цветком печали и смерти, этим цветком украшали смертное ложе и могилы молодых, рано умерших женщин).

“Девица Кристина” — это эротизм, психологический проработанный, токсичный, поглощающий, заставляющий читателя выстраивать цепочку ассоциаций и ковыряться в себе. Здесь нет методичного описаний “процесса”, которым грешат современные писатели хоррора, выплескивая на страницы всякую дичь типа: “не помня себя, он всем своим естеством вошел в неё” или на трех страницах описывать чьи-нибудь “набухающие соски”.

Что необходимо будет преодолеть, чтобы дочитать книгу до конца?

Во-первых, определенную инертность и инфантильность героев, которые вместо решительных действий и очевидных, казалось бы, попыток схватить быка за все его рога и копыта, начинают заламывать руки, заливаться краской, самоутверждаться в компании трудных подростков и соревноваться с ними в остроумии и силе воли, а уж если и это не получается, то устраивать истерики или наоборот стоять столбом, а по ночам неизменно видеть дурные сны.

Во-вторых, в какой-то момент вам может показаться, что вся ситуация не стоит выеденного яйца, замкнутость пространства и безысходность — надуманные, а ужас ради ужаса.

В-третьих, постоянно делать поправку на нравы и традиции того исторического периода, которое описывается в книге.

В-четвертых, настоящее время диктует другую скорость, другой темп и другую драматургию, а классические жанровые каноны начинают выглядеть как громоздкие и ненужные условности. Сейчас все крайне стремительно и быстро, даже если автор всеми силами пытается нагнетать, создавать саспенс и погружать зрителя в водоворот событий постепенно. Современная “постепенность” в десятки раз быстрее, чем она же 10 лет назад, так чего уж говорить о первой половине 20-го века. В этом отношении “Девица Кристина” заставит вас сильно замедлиться.

Из самых удачных моментов — первое появление девицы Кристины, великолепная сцена с комарами, фрагменты разговоров с Симиной, которую можно справедливо считать одним из самых ранних представителей архетипической модели — “дитя тьмы”.

Из спорных моментов — спрессованные и немного упрощенные события в кульминации.

В любом случае — это небанальная, яркая и сочная повесть, которая, находясь в привычных читателю жанровых границах, создает свою собственную реальность.

Классический вампирский роман, который отличается, казалось бы, парадоксальным, но на самом деле важнейшим качеством для этого жанра – обаянием. Термин этот малообъясним, его можно только почувствовать, а препарировать бессмысленно. Тема книги предполагает мракоту и бесовщину, но на выходе мы видим уют и романтическую атмосферу, скользящую со строчек и между строчек.

Простой и бесхитростный язык без ненужных лингвистических ухабов и словесных колдобин, стилизация под перевод, поэтому описание местами схематично и кратко, чувство меры и вкуса, собирательные и универсальные имена героев, создающие впечатление какого-то приятного дежавю: Гарри, Карл Иванович, Райт, Джеймс; стокеровские референсы, история про богиню Бовами, словно сошедшая со страниц Абрахама Мерритта. Принимая на веру 1912 год оригинального издания, ждешь от книги архивной литературы, содержащей тонны банальщины и базовых шаблонов для современного читателя. Но книга построена так, что ты закрываешь глаза на пошлость, которая не кажется пошлостью, на простоту и наивность, которая создает ощущение ретро-сказочности. Жанровые клише работают и выглядят как нестареющая классика, а про невыстрелянные ружья с легким сердцем забываешь. Интригует (особенно если читал в детстве), романтизирует, окутывает туманом и посыпает ненюфарами.

Думается, что основной негатив достаётся книге из-за конфликта ожидания, поскольку многие ждут кровавого экшена, а получают немодную и среднетемповую книгу, в которой нет жести и глубокого психологизма, зато много декоративности и колорита. Это некая игра в ужастик, вечерняя история, хорошо звучащая в кругу друзей, под треск камина.

Ваал, хоть и является самым ранним произведением Маккаммона, уже несет в себе характерные черты его манеры: кинематографичность, любовь к смене локаций и масштаб этих локаций, некую агрессивность подачи (независимо от перевода), любовь к погоням и преследованиям, обязательно сексуальные сцены и подтекст и в том или ином виде, создание объема персонажей за счет каких-то ярких внешних признаков, любовь к линейно-параллельному сюжету, и многое другое.

Самое сильное в романе – это та самая кинематографичность, которая частенько перекрывает сюжетные костыли и прочие огрехи. Кинематографичность эта работает не только за счет «масштаба трагедии» и смены локаций, но и за счет хорошо выстроенных контрастов этих локаций — от привычной городской атмосферы в горячий текстурный и детальный Кувейт, а оттуда — в холодную Гренландию. Нельзя забывать про пафос и нагнетание: дети кидаются в ноги, взрослые кидаются в ноги, короче, персонажей хлебом не корми, дай покидаться в ноги. Разумеется, Маккаммон не скупится на крепкие словечки и жестокость, у него это получается отлично, и если он захочет сделать злодея, то он легко сделает злодея в квадрате или кубе, и это будет какой-нибудь альбинос бывший фашистский генерал с тремя руками, который на самом деле Диавол во плоти, который ест собак и маленьких детей. В Ваале пока этого нет, зато есть темные фигуры, хищные глаза и всякие атрибуты зла.

Проблема Ваала в излишней линейности событий, которые идут ровно как поезд, а на каждой станции какой-нибудь костыль или рояль в кустах. К тому же роман сильно сдает позиции к середине и рассыпается в конце.

Маккаммон пытается открыть нам кто такой Ваал, но читатель все равно не особо одупляет ху из ит, а только дивится его вселенской неуязвимости и вялым попыткам поработить землю, хотя как мы знаем, у нас в кино и литературе уже очередь из поработителей (правда, в 78 году она была еще поменьше). На эту неуязвимость у Маккмона есть ответ в виде таинственного Майкла в кустах, который черт знает, откуда взялся, ходит с брутальным прищуром, но при этом является самым плоским персонажем книги. А его таинственность только усугубляет это впечатление.

Так вот, если в начале Ваал был ну просто ацкий сотона, который шурудил у людей в мозгах направо и налево, то в конце он

Отдельно отметим профессора Виргу, который:

Но все же это Маккаммон в его базовых проявлениях, потому фанаты все равно найдут что посмаковать, если отделят зерна от плевел.