ЗАБЫВНАЯ ИСТОРИЯ ОДНОГО СТИХА

Практически каждый советский ребёнок знает стихотворение «О мальчиках и девочках»,

кое вышло из-под пера Самуила нашего Яковлевича Маршака:

Из чего только сделаны мальчики?

Из чего только сделаны мальчики?

Из улиток, ракушек

И зелёных лягушек.

Вот из этого сделаны мальчики!

Из чего только сделаны девочки?

Из чего только сделаны девочки?

Из конфет и пирожных

И сластей всевозможных.

Вот из этого сделаны девочки!

Из чего только сделаны парни?

Из чего только сделаны парни?

Из насмешек, угроз,

Крокодиловых слез.

Вот из этого сделаны парни!

Из чего только сделаны барышни?

Из чего только сделаны барышни?

Из булавок, иголок,

Из тесёмок, наколок.

Вот из этого сделаны барышни!

Согласитесь, далеко не идеальное по ритмике произведение —

третья строфа совершенно выпадет из самой музыки стиха.

Но суть не в том, а, собственно, в изначальном авторстве этого произведения.

В России (куда только ни глянь и ни плюнь) везде указано,

что это перевод Маршака стихотворения Роберта Бёрнса.

Но это абсолютная профанация!

Мало того, что не Бёрнса, так у великого

(кстати, в том числе благодаря и Маршаку)

шотландского барда такого стихотворения нет в помине!

Как так? — Спросите вы. Что ж, давайте заглянем.

По большому счёту, — это народное английское стихотворение, появившееся в 19 веке.

То есть уже много позже смерти Роберта Бёрнса.

Подобно питерским «Чижику-Пыжику» и «Большой Крокодиле», —

это образчик дворового детского городского фольклора,

который имеет огромное количество вариаций.

Впрочем, сами англичане до сих пор пытаются найти и обозначить

изначального автора этой незамысловатой частушки.

По самой расхожей версии (но не более чем) автором считается Роберт Саути.

В его, оставшихся после смерти, черновиках

и были найдены первые две строфы этого стишка.

Однако в различных вариантах стихотворение блуждало среди детского населения Англии ещё при жизни поэта...

Что касаемо же конкретного перевода Маршака

(а сам он написал в заглавии лишь: перевод с английского),

то сделан он по большей части с четырёх-строфного варианта из книги

детского иллюстратора Уолтера Крейна «Младенческая опера»

(хотя, очевидно, и с использованием других источников).

Сам Крейн стихов не писал

и просто использовал одну из расширенных дворовых вариаций этой песенки.

Именно это всё и объясняет: Почему Маршак не указал конкретного автора.

Более того, в разных редакциях переводов самого Самуила Яковлевича есть,

хоть и совсем незначительные, но всё же разночтения.

Я, наверняка, скажу крамолу, но, на мой вкус, Маршак сделал

откровенно халтурный и, по правде сказать, неточный и дрянной перевод,

к которому, как мне кажется, сам же серьёзно не относился.

Впрочем, судите сами:

1. What are little boys made of?

What are little boys made of?

Frogs and snails and puppy-dog's tails,

And that are little boys made of.

[Ох, чего только нет в малых мальчиках?

Да чего только нет в малых мальчиках?

Жабы, пиявки-кусачки, и хвостишки щенячьи, —

Даже это намешано в маленьких мальчиках.]

Мой скромный перевод в качестве примера

в размере, заданном самим Маршаком.

В иных вариантах стихотворения наборы,

из которых сделаны мальчики разнятся.

Так, мальчики состоят в том числе из:

щелчков, змей, слизней, кусачек/колючек,

обрезков/или болячек-порезов,

ножниц, пуль и даже мелких угрей.

Поэтому я посчитал нормальным форму — «пиявки-кусачки».

А вот «щенячьи хвостики»* присутствуют везде.

2. What are little girls made of?

What are little girls made of?

Sugar and spice and all that's nice,

And that are little girls made of.

3. What are young men made of?

What are young men made of?

Sighs and leers, and crocodile tears,

And that are young men made of.

4. What are young women made of?

What are young women made of?

Ribbons and laces, and sweet pretty faces,

And that are young women made of.

Но как же быть с Бёрнсом, откуда дровишки?..

А было дело так.

В 1967 году некий вполне приятный композитор Марк Карминский написал мюзикл «Робин Гуд»,

все песни в котором были положены на стихи Бёрнса в переводах Маршака.

Все, да не все...

Именно наше стихотворение никаким боком к Бёрнсу отношения не имело и не имеет.

Однако таким вот забавным образом оно получило авторство шотландского поэта.

В 1978 году знаменитая советская фирма «Мелодия»

выпустила шикарную грампластинку с изумительной аудио-постановкой этого мюзикла

в исполнении мэтров эстрады и кино.

Вот здесь-то (на обороте конверта) впервые и появилась

(а потом и растиражировалась в умах народонаселения)

информация о якобы авторстве Бёрнса.

Песню секретаря шерифа в двух строфах исполнил Евгений Леонов.

И именно с его лёгкой руки авторство стихотворения было приписано Бёрнсу.

Сам народный артист СССР и представил мюзикл,

в опубликованном на обороте обращении к слушателям.

В общем, и на старика Леонова, и на старуху «Мелодию»

приключилась такая вот проруха.

И это, собственно, всё.

Ах, да... забыл...

Была там ещё тема с плагиатом.

Некий Яша Халецкий решил в семидесятые годы прошлого века,

что он-то и есть автор этого стихотворения...

Но тема с плагиатом — штука душная и мало аппетитная,

поэтому я особо про это говорить не буду. Вот.

* Примечание:

Всё же я склонен воспринимать словосочетание

«puppy-dog's tails»

не буквально, а в контексте стиха в качестве идиомы

«щенячье счастье».

И если бы очень строго стоял вопрос

о сохранении ритмики и мелодики этого английского стиха,

то я не совсем понимаю отговорок,

мол, английский язык настолько ёмкий и компактный

относительно раскинувшегося велеречивостью русского,

что между ними пролёг непреодолимый изохронный разлом,

в силу чего мы не можем получить

внятных переводов стихов с английского на русский язык

при сохранении параметров оригинала.

Сложно, но можно.

Так что полный вариант в моём скромном переводе с языка оригинала

при максимальном сохранении размерности примерно такой:

Что в умах у мальчишек?

Что в умах у мальчишек?

Жабы, болячки, и радость щенячья, —

Вот, что в умах у мальчишек.

Что в умах у девчонок?

Что в умах у девчонок?

Травки, сиропы и сласти из сдобы, —

Вот, что в умах у девчонок.

Что в умах у балбесов?

Что в умах у балбесов?

Вздохи, угрозы и лживые слёзы, —

Вот, что в умах у балбесов?

Что в умах у кокеток?

Что в умах у кокеток?

Шмотки принцесс и мордашки балбесов, —

Вот, что в умах у кокеток.

ПАРУ СЛОВ О ФЁДОРЕ КУЗЬМИЧЕ

Байка про этого старика ходила в 19 веке

не то, чтобы прям так уж широко,

будоража умы российских подданных,

но в некоторой степени была известна многим.

И надо же так было случиться,

что она так сильно западёт в сознание Льва Николаевича...

Придя к концу жизни к некоему пониманию гиперреализма бытия,

Толстой создал немало мощных произведений,

но его «Посмертные записки старца Фёдора Кузьмича», —

это, безусловно, отдельный и небывалый случай.

Уверовав к тому времени, что, если и был в России

истинно гуманистический Самодержец, то, конечно же, —

это либерал и в тоже время набожный Александр I,

Лев Николаевич, буквально, создал Его образ в своём сознании,

связав судьбу Императора Александра Первого

со странным и загадочным Фёдором Кузьмичом.

Этот компилятивный персонаж (Александр-Фёдор Кузьмич)

стал практически живым и воплощённым

в умозрительном мире престарелого писателя настолько,

что он уже и сам уверовал в реальность этой истории.

Для него эта литературная реальность, изложенная в «Записках»,

была практически неотличима от Мира Сущего.

Надо понимать, что и сам Великий Толстой по ту пору

пребывал частично своим восприятием действительности

уже в каком-то гиперсюре,

и жизнь свою, к слову, закончил не вдургорядь,

а как некое сновидение, полное драматургии и трагизма.

Так что, при всей прежней непримиримости мэтра к «придумкам»,

это произведение не противоречит его убеждённости в том,

что писатель должен смотреть в суть Истины.

И здесь обнаруживается не только буквальная родственная связь

с блистательным Алексеем Константиновичем Толстым,

который создал свою драматургическую трилогию о Грозном и Смуте.

Только вот Алексей Толстой прямо, осознано и вызывающе бравировал тем,

что писатель создаёт «Свой Умозрительный Мир»,

и накладывал он с прибором на соответствие своих пьес исторической Правде...

А вот блаженный наш Лев Николаевич — ни-ни! —

Выдал свою историю про Кузьмича за чистую монету Истины

(без экивоков, объяснений, и прочих реверансов или даже безапелляционностей)...

Пожалуй, жизнь Фёдора Кузьмича в изложении Толстого —

это самая Величайшая махровая мистификация в нашей Истории.

Кстати, упоротые доморощенные псевдоисторики

уже отнесли повесть Толстого к «исторической документалистике».

Многие профаны даже в открытую,

ничтоже сумняшеся,

именуют старца «Святым»...

А в Википедии можно прочесть, что!.. —

По каким-то фантастическим обстоятельствам,

Толстой даже встречался со старцем

и из рук его самолично получил эти дневники!!!

Вот такие иронии случаются в нашей историографии,

когда легковерные читатели начинают верить и веровать

в чистой воды писательский вымысел...

Буду прям. Вся эта история с самим Николаем Сибиряковым и его романом — весьма странная и сильно попахивает (если не сказать, воняет) мистификацией. Начнём с того, что главный персонаж романа уже воспринимается нынешними малограмотными россиянами как историческая личность. Но давайте по порядку.

Перед нами — одна-единственная книга, написанная в хорошем авантюрно-приключенческом стиле той поры, и написанная к тому же абсолютно загадочной личностью. Не известно даже точное время написания и издания книги. Единственным вещественным доказательством принадлежности романа к концу XIX века, служит «второе издание», датированное, якобы, 1876 годом. И здесь вопросов сразу два: «А было ли в реальности первое?», — и: «Действительно ли второе издание было выпущено в 1876 году?»

В том самом, втором издании есть множество вопиющих ляпсусов. Но как же можно было их допустить при столь явной образованности автора, а вернее, для чего он это сделал? — Может быть в силу своего невежества, а возможно (и скорее всего), что и для провокационной поддержки загадочности авторства и читательского хайпа. Одно можно сказать точно: несуразиц, при явном знании предмета, — масса.

От географических фантасмагорий до хронологического идиотизма. Например, прямо сразу издание начинается толи с эпиграфа, толи со вступительной авторской отсылки к некой заметке Александра Сибирякова о бравом гусаре Лисицыне в одном из номеров журнала «Русская старина» за 1882 год. И тут же (!!!) значится, что второе издание романа состоялось в 1876 году! Что касаемо конкретики именно гражданина-персонажа Сергея Лисицына, то начало его «Одиссеи» автор сразу же завуалировал 184... годом, а, собственно, личную встречу, при которой дневники Лисицына, якобы, попали к автору, — обозначил 1858 годом в неизвестном уезде неведомой губернии. Про подробные авторские карты местности, фигурирующие в издании, даже говорить не хочется, — вы не найдёте обозначенных здесь топонимов ни на одной карте России ни той, ни нынешней поры. На исторические же нелепицы романа указал автор предисловия к книге, изданной и переизданной в 2005 и 2018 годах, историк Александр Комаров. Он же сделал очень политкорректный вывод, что Лисицын — персонаж собирательный, и даже допустил, что человек с таким именем вполне мог и существовать... Впрочем, было бы странно, кабы старший научный сотрудник научно-исследовательской исторической группы ВМФ, Александр Комаров, был бы в своих оценках неосторожен — ведь заказчиком предисловия выступало упорото-патриотическое издательство Воениздат... Но свою лепту в деле реконструкции истины он внёс — Александр Комаров сделал логичное предположение о родстве Николая Сибирякова с кланом иркутских золотопромышленников, действительно громких представителей фамилии Сибиряковых.

И вот тут-то и открывается поле для гипотез и версий, которым нужно заниматься историкам и может быть даже автороведческим экспертам-филологам. Итак, возвращаемся ко второму изданию. Если представить, что каким-то образом вкралась ошибка (опечатка/описка) и ссылка во вступлении относится к действительной заметке в «Русской старине» не за 1882, а за 1872 год, то это было бы понятно. Но вот незадача, я прошерстил все номера журнала и за 1872, и за 1882 годы (https://runivers.ru/lib/book4646/), но нигде такой заметки нет! А вот то, что она и гипотетически, и в принципе быть могла — это очень возможно. Проверять этот факт натуральным образом, листая подшивки журнала, — по ту пору никто бы не стал. А между тем, Александр Сибиряков был личностью выдающейся. И просто брошенная на него отсылочка сразу придавала роману налёт реализма. Он и Дальний Восток с Заполярьем исследовал, и массу научно-популярных и исторических статей по краеведению написал. Однако в его библиографии нет ссылки на подобную статью о «Русском Робинзоне». Более того, активизировался богатейший купец Сибири Александр Сибиряков на литературно-просветительском и научном поприще позже издания романа. Но вот, что интересно, — двое его младших братьев, равно как и он, вообще, стали заметными фигурами после смерти отца в 1874 году, когда получили от него огромное наследство. И к литературе юные братцы были так же весьма склонны. Младший, Иннокентий, практически сразу же 15-летним мальчишкой укатил в Санкт-Петербург, где поступает в гимназию. Почти сразу же становится он и лучшим другом многих выдающихся писателей. Например, через год-другой, живя на квартире у брата Кости, он встретил Глеба Успенского, который был в столице проездом из Сербии в Нижегородскую губернию. Впоследствии, кстати, права на издание всех произведений Успенского Сибиряков выкупит. Он вообще довольно быстро вслед за Константином станет крупнейшим меценатом (хотя правильнее было бы назвать продюсером) литературных талантов. Средний брат Константин, также был покровителем литераторов, издателем журналов, народовольцем и толстовцем...

А вот Александр поначалу о литературщине и не помышлял. Получив папины капиталы, пустил их на развитие бизнеса, и в том числе изучение (исследование) всех прилегающих территорий для промышленного освоения. Рассказывал ли он о своих изыскательских походах младшим братьям? Да конечно, они были пропитаны байками и историческими анекдотами про освоение Сибири и Дальнего востока, про русских робинзонов и тяготы таёжной жизни. К тому же пример их оборотистого отца, сколотившего капиталы на золотых рудниках и даже основавшего таким образом целый город, — явно прослеживается в истории Лисицына. И тут мне вспоминаются некрасивые факты с написанием двух романов — «Наследник из Калькутты» и «Тихий дон». Если по авторству второго произведения филологи и историки до сих пор спорят, то написание «Наследника» Штильмарком — случай доказанный. Мог ли юный гимназист-сибиряк Кеша Сибиряков, который покровительствовал литературным дарованиям, «заказать» своим друзьям роман для своей юной души? Да конечно же мог! Денег было завались. Составить техзадание, вписать туда услышанных от брата баек и придуманных сюжетов, добавить скалькированных с Д. Дефо и Ж. Верна поворотов, выступить консультантом и главным редактором — всё это Кеша мог провернуть влёт. Но указать своё имя не мог. По ту пору не поняли бы. К тому же Иннокентий был из очень щепетильной богобоязненной семьи, где такой обман был в принципе неприемлем.

И появляется «бедный родственник» — Коля Сибиряков. Никому не известный тогда и никем не идентифицированный по ныне автор. И вот тут мистификация начинает плодить те самые идиотизмы, на которые натыкаешься в этой истории на каждом шагу. Ссылка на заметку 1882 года в издании 1876 года не просто нелепица. Предположим, что Роман издали не в 1876, а в тот же 1882 год или даже попозже. Косвенным свидетельством этой версии служит и тот факт, что в 1882 году в свет вышел роман Жюля Верна « Школа робинзонов», между которым и «Русским Робинзоном» можно заметить явные созвучия, если не сказать прямой сюжетной схожести... Мог ли к тому времени петербуржский магнат издательского дела позволить себе такой грандиозный обман в зачуханной Москве, где был напечатан роман? Да легко! Итак, издали, выкинули на прилавок как залежавшийся товар, или даже как изъятый когда-то цензурой в рамках «Правил о печати», но утративших силу за давностью лет в виду неактуальности информации о стратегических ресурсах Российской империи!.. И всё! — Дурашливость Кеши ушла будоражить неокрепшие умы соотечественников. Конечно, мог сие сотворить и Константин, друживший с братьями Жемчужниковыми (вылепившими своего Козьму Пруткова), или даже оба братца напару... Но что-то мне подсказывает, что, в любом случае, стоит искать истоки этого исторического ребуса где-то рядом. Например, имя автора, Николая Сибирякова, может быть зашифрованным литературным псевдонимом «N И Ко», где N — это Некто, а И Ко — компания братцев — Иннокентия с Константином. Кстати, стада невежд и профанов договорились сегодня до того, что уже напрямую приписали авторство Александру Сибирякову. Мол, он-то и написал, и лично из рук героя-гусара Лисицына подлинные дневники получил... Так что персонаж этот, картонно-книжный, воспринимается на голубом глазу ура-патриотами как абсолютно историческая личность.

Но, собственно, к чему я здесь гопака-то перед всеми давал?.. А к тому писал всё это, что если вы хотите привить своим детям вкус к добротной отечественной беллетристике, и пробудить в них тягу к знаниям, то я рекомендую дать им в руки эту книгу. Однако стоит им разъяснить, что к истории она имеет такое же отношение как и «Три мушкетёра».