Именно в августе происходит сопряжение миров, и к нашей вселенной на краткий миг приникает мир печальной красоты, пора поэтов и философов, вселенная ностальгии...

Осень смотрит на нас, улыбаясь, грустя, о чём-то — жалея, за что-то — благодаря, мечтая, надеясь, прощая...

Август.
Удивительное время.

Скоро — осень.




***
Осень неслышной походкой подходит и дарит
Свет незакатной,невиданной,чистой любви...
Злой озорник Купидон нынче снова в ударе —
Мечет без промаха стрелы хмельные свои.

Осень успеет согреть теплотою и лаской,
И подарить вечнопамятный праздник душе...
Даже зима с её злой и холодной развязкой
Будет бессильна в жестоком своём кураже.

Осень струится по сердцу нежнейшею дрожью,
Щедро делясь беспредельностью встреч и разлук;
Выцелит сердце и скроется по бездорожью
Мальчик-стрелок, зачехляя свой сказочный лук.


26.08.2009г.




Осенние листья


Осень над сердцем веет ветрами —
Листьями нашего лета.
Лунной дорожкой бредёт вечерами
За остывающим светом.

В медленном вальсе на тротуарах
Жаждет запечатленья
Памяти вёсен хмельного пожара
Лёгкой безликой тенью.

Листья кружатся, души печаля,
Сны и сердца тревожа.
Тихо зима подступает ночами —
Молча, по бездорожью.

И на рассвете стылая замять
Тянет их в неизбежность...
Но остаются чувства и память.
Свет наших дней и нежность.

Осень укроет забвенья пеплом
Зимнее ожиданье,
Чтобы любовь по весне окрепла,
Переборов страданье,

Испепеляя солнечным взглядом
Вечную эту муку.
Осень над миром. Мы с тобой рядом.
Дай мне, родная, руку.


24.09.2010г.


***

...ведь то, что виделось впереди,
всё так же далёко, но позади.
Р.Тагор


Гаснет за поворотом, тонет в тумане звук...
Павшие на тропинку тени сгоревших дней.
Птичьими косяками — вестниками разлук —
Вспорот осенний воздух в солнечной вышине.

Там, в глубине молочной, в утреннем чутком сне,
Тайнопись увяданья — главы прошедших лет.
Там отзвеневших вёсен ветры летят ко мне,
И шелестят страницы книги, которой нет.

Там навсегда осталась песня моей мечты.
Юность с улыбкой светлой машет рукой вослед...
Что там, за поворотом? — спросишь тихонько ты.
То — ностальгия-август, лета прощальный свет.


24.08.2011г.



***
Ах, это медленное солнце сентября!
Свеченье золота под небом журавлиным...
Туманом стелется холодная заря,
И дышит вечер ожиданьем сиротливо.

Заката искорка — неярким огоньком —
Фонарь кормы того, последнего, фрегата...
И песня ветра — это песня ни о ком.
И жизнь, которая ни в чём не виновата.

Покой во всём. И вдруг почудится: весь мир —
Тоска, рисующая витражи забвенья,
Где лета дивного прощальные огни —
Мираж, что тихо исчезает в отдаленьи.


20.09.2012г.



Этот город — чужой


Этот город останется после меня.
Но проспекты сбегут от стыда в переулки,
Где от чёрного сглаза средь белого дня
Я свои одинокие прятал прогулки.
Л. Корнилов


Город прошлых надежд. Город смога, стекла и металла.
Обрастают проспекты коростой высоток. Но вдруг,
Над потоком машин, над горячим асфальтом, устало
Поднялась на крыло птица-память, и чертит свой круг.

Город вечной зимы. Даже плавясь в июльском горниле,
Моя птаха дрожит под дыханием мачехи злой.
Исчезает навек всё, что помним и всё, что любили.
Ну а то, что осталось — подёрнуто черной золой.

Город бывших друзей, затерявшихся в нынешнем аде
Ненавистной рекламы и нечеловеческих рыл...
Разрываю кольцо и как в омут, ныряю в заМКАДье,
На Хованский погост, чтобы встать у любимых могил.

Как гримаса судьбы — только здесь оживать ненадолго.
Ностальгией своей окропясь, как живою водой,
Возвращаясь опять в средоточье маразма и долга,
Остаюсь визави с ежедневной нежизнью-бедой.

Над бетонными джунглями кружит душа запоздало,
Над скелетом большого — когда-то родного — гнезда.
Город прошлых надежд. Город смога, стекла и металла.
И родным он не будет теперь для меня никогда.


14.08.2013г.



Осеннее солнце


Тёплых дней недолгая отрада,
Лета бабьего цветастый плащ.
Белых облаков пасётся стадо
Над бескрайним морем пёстрых чащ.

Всё сильней — оранжевый и красный,
Вместе с жёлтым точат изумруд,
В горизонт, стремительно-прекрасно,
Птичьи стаи реками текут.

Дух грибной дурманит ароматом,
Дремлет лес, объятый тишиной.
В золотое марево заката
Парусник уходит неземной —

Солнце сентября, как наважденье ,
Сон о вечности, осенний сон...
В листьев зачарованном паденьи
Тает осень с жизнью в унисон.


08.09.2014г.



***

...словно спелая дыня, разрубленная ятаганом,
Солнце тонет в разливе кочующих в осень полей.
Тёплый ветер проснулся, прикинувшись вдруг хулиганом:
Птичьих стай косяки прижимает к вечерней земле.

Время капает в вечность, как мёд — в исполинские соты,
С каждым мигом даря, всё отчетливей, свой аромат.
Август тает, как отпуск, где в "завтра "- дела и заботы
И, уже остывающий, солнышка ласковый взгляд.

В городской суете, меж привычного шума и гама,
Он — как будто мираж на холодном оконном стекле.
Чуда нет и в помине, но мы повторяем упрямо:
"Где ты, лето? Вернись!"...Тишина в наплывающей мгле.

С каждым годом дороже, отчётливей памяти фото;
Там становится сказкой обыденность прожитых лет.
И томится душа, и всё ждём мы от жизни чего-то,
Повторяя вопрос, тот, ответа к которому нет.


24.08.2015г.



***

"...без края у Вечности реки,
лодки без вёсел".
С. Щипачёв


Всё когда-нибудь кончается.
Но однажды — навсегда...
В речке лодочкой качается
С неба павшая звезда.

Ворох фотографий брошенных.
Руки так и не дошли.
Сладким дымом юность-прошлое —
Дальше, дальше от земли.

Музыка заката выпита
Караванами тоски.
Скрипка счастья позабытая
Помнит магию руки.

Что-то важное — утрачено,
Что-то зряшное — сбылось.
Уж — ни набело, ни начерно.
Только изморось волос.

Тихо лодочка от пристани...
Как и не было её.
Где-то в небе, радость чистая,
Скрипка, трепетно поёт.

Тает искоркой, печалится,
Жизни павшая звезда.
Всё когда-нибудь кончается.
Лодка-лодочка... Куда?


03.08.2016г.



***

Заигравшись в прятки, заблудилось лето.
Всё бы хулиганить, будто дошколёнку...
Отголоски доброй песенки неспетой
Улетают к югу, ласточкам вдогонку.

Август к горизонту катит солнца блюдце
Медленней и ниже — словно осень снится.
Столбиком прозрачным однодневки вьются, —
Так, как будто вечно танец будет длиться.

По верхушкам леса, в изумрудном море,
Этих дней дыханье тонет без остатка.
Ни порыв, ни радость, ни покой, ни горе —
Это просто лето заигралось в прятки.

02.08.2017г.

Потом были другие вещи автора: Новая Инквизицтия, Великая степь, Царь живых...

Умение подойти к любой теме нестандартно, великолепный и логичный сюжет, яркие персонажи, прекрасный русский язык — всё это Виктор Павлович Точинов.

Уже после пришло знание о том, что Точинов — член семинара под руководством Бориса Стругацкого, обладатель титула «Лучший молодой писатель Европы–2003», человек разносторонний и интересный.
И тогда, и сейчас, каждый новый роман автора — откровение, ожидание чего-то необычного, интересного, яркого.

Цикл "ПАСТЬ" — на мой взгляд — лучшее из того, что написано нашими авторами на заявленную тему.

Сегодня Виктор Павлович
https://fantlab.ru/autor392
( зарегистрированный на сайте как tochinov ) согласился дать интервью для читателей.

------------------------------------------------------ -----

1. Немного истории — как Вы стали писателем?

А я им так и не стал, если взглянуть на дело формально. Писателем у нас официально считается тот, кто имеет в кармане корочки писателя, все прочие — графоманы. Я же ни в один из многочисленных писательских союзов вступить не удосужился, и в госучреждениях чиновники в соответствующей графе различных документов — узнав, что сочиняю книги, но в союзе не состою — пишут: не работает. Тунеядец. На сто первый километр не вышлют, но в банке, например, кредит взять проблематично. Такими тунеядцами государство числит не только внесоюзных писателей, но и прочих фрилансеров, работающих по договорам, без трудовой книжки...

Ну а как я дошел до жизни такой — история длинная, в книге мемуаров, если вдруг сподоблюсь написать, займет несколько глав. Процесс длительный, не одномоментный, трудно ответить в нескольких словах — как. Факт в том, что когда я сел за комп и стал настукивать свой первый прозаический текст (он не сохранился), я и понятия не имел, куда заведет эта тропинка... Но коготок увяз и птичка пропала. Процесс доставлял удовольствие, количество написанного росло, хотелось с кем-то поделиться, кроме ближайшего окружения — по счастью, времена тогда были доинтернетные (у меня, по крайней мере), в Сети начинающего писателя хорошему не научат. Повезло, попал к правильным людям, на семинар БНС, потом первые публикации, первые гонорары, и хобби как-то незаметно стало профессией... Если конспективно, то примерно так я стал писателем. А подробности — в гипотетических будущих мемуарах.

2. Как бы Вы охарактеризовали сегодняшнее состояние отечественной фантастики?

Современная отечественная фантастика не вызывает у меня желания ее читать.
Но все же иногда приходится — как составителю сборников, как члену жюри литконкурсов и т.д., к тому же слежу за процессом по рецензиям критиков, отзывам читателей, номинациям на премии...
В общем, кое-какие основания для своего мнения имею. А оно такое: фантастика жива, развивается, появляются новые имена, новые авторы, и некоторые из них даже умеют писать... То, что читать написанное ими ни малейшего желания у меня нет, — проблема моя, а не фантастики. Перерос. Перестали увлекать выдуманные приключения выдуманных героев в выдуманных мирах. Мне интереснее самому все это придумывать.

Меня часто спрашивают: да как же так — пишешь фантастику, а сам ее не любишь и не читаешь? Ну, вот так... Тот, кто занят в производстве колбасы, ее не покупает и не ест, сам сталкивался с такими людьми.


3. Ваши литературные предпочтения; авторы и произведения, повлиявшие на формирование Виктора Точинова как писателя?

В детстве, юности и молодости я был всеядным читателем. Читал много, и все подряд, от русской классики сверх школьной программы до самиздатовской зарубежной фантастики, коряво переведенной и распечатанной на АЦПУ, так тогда именовались принтеры (на полях отмечу, что многие из корявых самиздатовских переводчиков в новые времена подались в официальный издательский бизнес, предлагая свои корявые переводы расплодившимся издательствам, и те брали, и издавали).

Теперь литературное предпочтение у меня одно: нон-фикшн. Времени осталось не так много, не хочется терять его на придуманные другими истории, даже если придуманы талантливо.

Среди факторов, сформировавших меня как писателя, книги находятся в самом конце списка. Писать я начал довольно поздно, имея к тому времени за плечами разнообразный жизненный опыт (жизнь в конце восьмидесятых и в девяностые была богата на впечатления, особенно на южных окраинах Союза, ставших независимыми государствами).
Оно и к лучшему, что занялся сочинительством поздно: не нравятся мне творения молодых авторов, весь жизненный багаж которых состоит из учебы в школе и институте, чтения книг, просмотра сериалов, а прочая информация почерпнута в Интернете.

Авторы — иное дело, они оказали изрядное влияние на мое обучение технической стороне писательства. Но не опосредованно, не через книги, — напрямую.
На литсеминаре Бориса Стругацкого многие талантливые авторы читали мои первые ученические рукописи, давали советы, помогая избавляться от ошибок, свойственных начинающим. Лазарчук, Щеголев, Логинов, Рыбаков, сам Борис Натанович Стругацкий...
Честно говоря, хватало на семинаре и дурных советчиков, но их мнение я, не вступая в споры, пропускал мимо ушей: если знаете, как хорошо писать, то отчего сами-то сочиняете всякую хрень?

4. Как Вы отдыхаете? Ваши хобби?

С хобби у меня происходит странная история... Отчего-то все любительские бескорыстные увлечения начинают со временем приносить доход, и неплохой, — но при том увлечениями быть перестают. Так было с писательством, с рыбалкой... В последние годы увлекся кладоискательством, брожу по полям и нежилым деревням с металлоискателем. И очень надеюсь, что в этом увлечении особых успехов не достигну, солидных в денежном эквиваленте кладов не отыщу, — и хобби останется хобби.

5. Ваше отношение к авторскому проекту "Русская жуть" — как возникла идея; минусы, плюсы, пожелания?

Мое отношение к проекту самое прямое и непосредственное: я его придумал, я же и координирую.
https://fantlab.ru/blogarticle50420

Идея издавать коллекционные малотиражки — разумеется, не моя, и как она родилась на свет, могу лишь гадать. Я же, посмотрев, как люди (с некоторыми я лично знаком) этим занимаются, решил, что тоже могу кое-что предложить желающим...
Плюс у этой затеи для меня один — я получаю на полочку книгу, изданную и оформленную так, как хочу я, а не издательские маркетологи (заваленные неликвидами «сливные» магазины свидетельствуют, что сидят в издательствах далеко не гении продаж).
Минус тоже очевиден — трудов ровно столько же, сколько и при подготовке многотиражки, а результат исчисляется десятками, а не тысячами экземпляров...

А пожелания... пожеланий я жду от читателей. И стараюсь их выполнять по мере сил. Например, третий том «Русской жути» планирую сделать с внутренними иллюстрациями — как раз согласно читательским пожеланиям. Ключевое слово «планирую», предварительная договоренность есть, но что из этого получится, пока не ясно.


6. Ваши творческие планы — ближайшие и перспективные?

В ближайших планах — написать осенью завершающую книгу трилогии «Третье пришествие» под названием «Демоны Рая».
А перспективные планы зависят не только от меня, от издательств тоже. Летом написал пилотный роман сериала «ОСВОД», называется «Челюсти судьбы». Надо бы продолжить, но пока жду ответа от издательства по поводу первой книги. Опять же порой сваливаются заказы на что-то проектное и денежное, тогда планы приходится перекраивать.

7. Ваше отношение к политике, к общественной жизни, к проблемам современности?

К политике и общественной жизни отношения не имею, на какой-нибудь митинг меня не заманишь. А отношение к проблемам современности... этих проблем слишком много, даже для того, что бы все их перечислить в рамках интервью, не говоря уж о том, чтобы высказывать свое мнение по каждой. Думаю, ответ на этот вопрос есть в моих книгах.

8. Ваш литературный багаж, сколько книг — сольных и в проектах — сейчас на Вашем счету?


По моим данным на счету у меня сорок девять бумажных книг, включая всё: и нон-фикшн, и малотиражки, и составленные мною сборники. Следующая станет юбилейной. На сайте Фантлаб, очевидно, несколько иные цифры — некоторые псевдонимы я не раскрывал и не планирую этого делать.

9. Ваша мечта?

У меня их много. Но я о них никому не рассказываю. Потому что скажешь, к примеру, что мечтаешь дожить до конца света, до Апокалипсиса, взглянуть на него своими глазами, — понимания не встречаешь.
Вообще мечтания дело пустое. Отвлекают от реальных наших желаний, воплотить которые можно, приложив те или иные усилия. Так что мечты мои живут в дальнем-дальнем закоулке мозга, воли им не даю.

10. Что бы Вы пожелали читателям?

Продолжайте читать! Иначе все, что мы, авторы, делаем, потеряет цель и смысл...

-------------------------------------

Хочу пожелать автору — новых идей, новых книг, удачи во всём и всегда, а читателям — удовольствия от чтения и новых для себя открытий в мирах Виктора Точинова.

Есть множество материалов на данную тему, раскрывающих правду и о золоте партии, и о механизмах развала, запущенных задолго до часа "Х", и о постановочном спектакле с ГКЧП, и о многом другом.

Как бы всё повернулось и было бы, если бы в стране нашлись люди, способные противостоять этой, финальной стадии по развалу страны — сказать невозможно.
История, как известно, не терпит сослагательного...

В результате сегодня мы имеем то, что имеем.



Н.Воронцова-Юрьева

Страна

У нас была великая страна…
Ее убила даже не война.
Не пытками ей выкрутили руки.

Не в приступе, не сдуру, не назло –
ее сменяли тупо на бабло
холеные нелагерные суки.

Ну что, народ, чему же ты был рад,
записанный жульем в «электорат»?
На что тебя подонки приманили?

Тебя не больно выставили вон –
легко спровадив в «офисный планктон»
из той страны, которую убили.

Последний день. Собрание иуд.
Газета «Правда» и газета «Труд».
Под хохлому расписанная смета…

У нас была великая страна!

Колбасный рай – ничтожная цена
за ту страну, в которой знали это…



Б. Чичибабин


Плач по утраченной родине


Судьбе не крикнешь: "Чур-чура,
не мне держать ответ!"
Что было родиной вчера,
того сегодня нет.

Я плачу в мире не о той,
которую не зря
назвали, споря с немотой,
империею зла,

но о другой, стовековой,
чей звон в душе снежист,
всегда грядущей, за кого
мы отдавали жизнь,

С мороза душу в адский жар
впихнули голышом:
я с родины не уезжал —
за что ж ее лишен?

Какой нас дьявол ввел в соблазн
и мы-то кто при нем?
Но в мире нет ее пространств
и нет ее времен.

Исчезла вдруг с лица земли
тайком в один из дней,
а мы, как надо, не смогли
и попрощаться с ней.

Что больше нет ее, понять
живому не дано:
ведь родина — она как мать,
она и мы — одно...

В ее снегах смеялась смерть
с косою за плечом
и, отобрав руду и нефть,
поила первачом.

Ее судили стар и мал,
и барды, и князья,
но, проклиная, каждый знал,
что без нее нельзя.

И тот, кто клял, душою креп
и прозревал вину,
и рад был украинский хлеб
молдавскому вину.

Она глумилась надо мной,
но, как вела любовь,
я приезжал к себе домой
в ее конец любой.

В ней были думами близки
Баку и Ереван,
где я вверял свои виски
пахучим деревам.

Ее просторов широта
была спиртов пьяней...
Теперь я круглый сирота —
по маме и по ней.

Из века в век, из рода в род
венцы ее племен
Бог собирал в один народ,
но божий враг силен.

И, чьи мы дочки и сыны
во тьме глухих годин,
того народа, той страны
не стало в миг один.

При нас космический костер
беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,
и меркнет Божий свет...
Мы в той отчизне родились,
которой больше нет.




И. Фещенко-Скворцова


Тем прекрасней, что осталась в прошлом…

Эта боль – капканная, стальная,
Но её и с лапой не отгрызть.
С нею пьют, зверея, проклиная,
А потом выходят из игры.


Сквозь века глумлений и палачеств,
Славу, срам и гибель сыновей, —
Покаянно, безнадёжно плачешь
О погибшей Родине своей.


Так бывает, так, наверно, надо, —
Мы с тобой негромко говорим.
Умирала гордая Эллада.
Уходил несокрушимый Рим.


Так уймись, и счастливы мы будем
Друг для друга, здесь, остаток лет.
Помнишь, что сказал об этом Бунин,
Малоросской прелести поэт?


Тем прекрасней, что осталась в прошлом,
Песней и легендой, вне времён…
Ну, а ты? Ты болью этой проклят,
Приневолен, пойман, заклеймён…


Русская, с тобой ли я? С тобой ли?
Разум мой и холоден, и слеп
Пред лицом твоей фантомной боли
По давно оплаканной земле.


И без этой боли – всё пустое:
Русская душа, родной язык?
Все мои стихи слезы не стоят,
Пьяной, злой, отчаянной слезы.



В.Нефёдов

Прозрение

Всё начиналось милой болтовнёй
Про общечеловеческие ценности,
Продолжилось парадом суверенности,
А кончилось пожаром и резнёй…

Какая боль, Отечество моё!
Тебя клевали злобными тирадами
Все эти архитекторы с прорабами,
Как жаждущее крови вороньё.

Своей стране пропеть за упокой
Спешили под заморские овации,
Себя же называли — совесть нации,
Не уточняя — нации какой…

А остальные, мол, и не народ,
А пьянь да рвань или шпана погромная.
Но в нужный час — встаёт страна огромная
И в руки кол, прозревшая, берёт!

Ты не умрёшь, Отечество отцов.
Как не уйдут от нас твои губители —
В любой одёжке и в любой обители
Мы их запомним. Каждого. В лицо.



Д.Кедрин


Джентльмены


Западные экспрессы
Летят по нашим дорогам.
Смычки баюкают душу,
Высвистывая любовь.
Знатные иностранцы
С челюстями бульдогов
Держат черные трубки
Меж платиновых зубов.


Днем мы торгуем с ними —
Лесом и керосином,
Видим их в наших трестах
В сутолоке деловой.
Вечером они бродят
По золотым Торгсинам,
Ночью им простирает
Светлую тень "Савой".


Их горла укрыты в пледы
От нашей дурной погоды,
Желта шагрень чемоданов
В трупных печатях виз.
Скромны и любопытны —
Кто из них счетоводы
Солидной торговой фирмы
"Интеллидженс сервис"?


И ласковым счетоводам,
Прошедшим море и сушу,
Случается по дешевке
За шубу или сервиз
Купить иногда в рассрочку
Широкую "русскую душу"
Для старой солидной фирмы
"Интеллидженс сервис".


Он щупает нас рентгеном,
Наметанный глаз шпиона,
Считает наши прорехи,
Шарит в белье... И вот
Работу снарядных цехов
И стрельбища полигона
Короткий английский палец
Разнес на костяшках счет.


Блудливая обезьяна,
Стащившая горсть орехов!
Хитрец, под великий камень
Подкладывающий огонь...
Союз — это семь огромных,
Семь орудийных цехов,
Республика — беспредельный
Рокочущий полигон!


Искусны у них отмычки,
Рука работает чисто,
А все же шестую мира
Украсть они не вольны.
Поглядывающий в темень,
Бессонный дозор чекистов,
Глухо перекликаясь,
Ходит вокруг стены.


И мы говорим: "Джентльмены!
Кто будет у вас защитник?
И вот вам Киплинг для чтенья,
Вполне подходящий слог.
Друзья ваши рядом с вами,
Не вздумайте шуб стащить с них.
Прощайте! Да будет добр к вам
Ваш либеральный бог".


Шакалы газетных джунглей
Их сравнивают с распятым,
Но с низкой судебной черной
Скамьи, для них роковой,
Встает перед углекопом,
Литейщиком и солдатом
Лишь желтая старость мира,
Трясущая головой.

Ты поэт. Караваны печали.
Сонмы ангелов. Меч наголо.
А слова непослушны вначале,
И движение их тяжело.

Подымаясь и падая снова,
Понапрасну пытаешься ты
Дотянуть нерадивое слово
До предельной его высоты.

А дотянешь — осыплет пороша,
И посетуешь, седоголов:
— Тяжкий труд, непосильная ноша
Быть на уровне собственных слов.



***
Чтобы войти в историю, следует совершить подлость.
Или, по крайности, умереть красиво.
Ни то, ни другое, по сути, ещё не ксива
На вход в бессмертье -
Лишь проверка на профпригодность.

Подлость должна быть
Больше домов и улиц.
Несоизмеримо больше размеров тела
Совершателя,
Чтоб полчеловечества пропотело,
А остальные, как от холода -
Содрогнулись.

Умереть красиво — тоже не фунт изюма.
Надо, чтоб публично -
Чтоб резонанс и мненья.
Чтоб строка побежала
От "Известий" и мимо ГУМа
До Empire States Building, задевая прочие звенья.

Никогда не войти в историю тем, кто вяжет
Носки для фронта, лишаясь сна и обеда.
Про которых диктор
Глубоким голосом скажет:
— Это их трудом ковалась наша Победа.

Никогда не войти в историю тем, кто учит
Дурковатых подростков
Любить Россию и Блока
(или Францию и Россина),
Кто в получку получит
Ровно столько,
Чтоб почувствовать себя одиноко.

Никогда не войти в историю
Тем, кто моет
Новорожденных склизких,
Вопящих на всю планету.

Не сказать, что без них история
Волком воет,
Но без них никакой истории просто нету.



***
Жизнь проходит быстро -
Грустные дела!
Лет каких-то триста,
И уже прошла!
Нету в ней размаха, -
Сетует в тоске
Мама черепаха
Детям на песке.

В небе птичья спевка,
Солнечный денёк.
В небе однодневка -
Белый мотылёк.
Рад теплу и маю,
Шепчет: — Повезло!
Сколько ни летаю,
Всё ещё светло!



***
Нас Господь послал в земной край,
Чтобы выбрали себе рай.

Нас Господь послал в земной град,
Чтобы выбрали себе ад.

А иначе, как Ему знать,
Что на вечность нам с тобой дать?



***
Живёшь, привыкая к ударам.
Заботясь незнамо о ком,
Зачем-то становишься старым,
Ненужным себе дураком.

А только что был, вот как эти
С налётом весенней пыльцы
Румяные пухлые дети,
С циничным оскалом юнцы.

Кого-то любил до могилы.
Готов был погибнуть в борьбе.
И странно — но было же, было! -
Ты умным казался себе.

Но вдвое страннее — поверишь? -
Что, глядя на солнце и дождь,
Дурак, ты всё планы лелеешь,
Старик, ты всё песни поёшь!

Это стихотворение Рильке занимало воображение многих и многих переводчиков, и каждый видел его по-своему, и у каждого получалось нечто особенное, неповторимое.

Лучше ли, хуже?
Это — как всегда — вопрос вкусов и предпочтений, скорее всего — подходов к восприятию оригинала.
-------------------

Einsamkeit ist wie ein Regen.
Sie steigt vom Meer den Abenden entgegen;
von Ebenen, die fern sind und entlegen,
geht sie zum Himmel, der sie immer hat.
Und erst vom Himmel fllt sie auf die Stadt.

Regnet hernieder in den Zwitterstunden,
wenn sich nach Morgen wenden alle Gassen
und wenn die Leiber, welche nichts gefunden,
enttaeuscht und traurig von einander lassen;
und wenn die Menschen, die einander hassen,
in einem Bett zusammen schlafen muessen:

dann geht die Einsamkeit mit den Fluessen...

----------------


Вопросы, вопросы...
Можно ли сохранить смысл, идя на поводу у рифм?
Можно ли соблюсти рифму, нащупав нерв, пульс стихотворения?


Из многих и многих переводов можно, наверное, было бы составить целую книгу — сборник переводов одного стихотворения.
Вот некоторые из них.

------------------------------

М. Рудницкий

Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
в нем даль морей вечерних онемела,
безбрежно обступая города, -
и хлынет вниз усталая вода.

И дождь всю ночь. В рассветном запустенье,
когда продрогшим мостовым тоскливо,
неутоленных тел переплетенье
расторгнется тревожно и брезгливо,
и двое делят скорбно, сиротливо
одну постель и ненависть навеки, -

тогда оно уже не дождь, — разливы… реки…


В. Куприянов

Как одиночество дождливо!
Вечерний час его прилива
с морей восходит молчаливо
до звезд, что им полны всегда
и лишь со звезд идет на города.

Оно струится, проливное,
когда к рассвету переулки рвутся
когда, тепла ушедшего не стоя,
печально тело с телом расстаются,
когда в объятьях друг у друга бьются
те, кто друг друга обрекал на горе:

тогда за окнами оно шумит, как море.



П. Кореневский

Как одиночество на дождь похоже!
Оно выходит, берега тревожа,
С равнин далеких, от речного ложа,
И к небу поднимается потом,
Избравши небеса своим жильем.
Оно на город в час тот сумасшедший,
Когда все к утру обращают лица,
Когда тела, блаженства не нашедши,
Друг друга покидают, будет литься.
Когда в одну постель должны ложиться
Друг другу люди чуждые навеки,
Тогда оно переполняет реки.



Л. Туркова

С чем сравнить одиночество? Это — дождь,
что от моря растет вечерами — сплошь;
от равнин, до которых не добредешь,
поднимается к небу — небо всегда
рядом. С неба и падает на города.

Дождь часами идет, когда все переулки
по утрам начинают движение вспять,
когда грустно и разочарованно руки,
ничего не найдя, разжимают объять-
я; когда, ненавидя друг друга,
двое в койку одну отправляются спать:

одиночество льется рекой — не унять...



И. Грингольц

Одиночество – дождь бездомный.
Оно встаёт под вечер тучей тёмной
из толщ морских, из глубины укромной
вздымаясь в небо, где царит всегда.
И падает стеной на города.

Всё льёт оно и льёт в тот час двуполый,
когда с рассветом улицы простыли,
когда тела, не став душе опорой,
в тоске отодвигаются пустыми,
и люди, что друг другу опостыли,
обречены уснуть в одной постели, –

тогда рекой оно течёт с панели…




А. Гелескул

Оно как дождь. Из пасмурного края
навстречу ночи с моря наплывая,
с земли оно, как туча дождевая,
уходит в небо, свыкшееся с ним,
и, падая, течет по мостовым.

И в час, подобный долгому недугу,
когда к рассвету тянется округа
и с горечью отталкивают руку
тела, не разгадавшие друг друга,
и люди, ненавистные друг другу,
в одной постели молят о покое:

растет оно и ширится рекою...