Север Гансовский, советский Стивен Кинг, терпеливо объясняет читателю, что такое Великая Депрессия, что такое, когда не платят денег вообще, всеобщее банкротство и выживание. Через три года всё это станет понятной и шокирующей реальностью...

А ведь в 1970, 1981, 1985, 1989, когда этот рассказ публиковался у нас, он же был совершенно непонятен.

Полицейские, берущие деньги у бандитов, молодой продавец, который не знал, что в случае «наезда» надо звонить не в полицию, а тем, кому хозяин магазина платит, начальник полиции, который облегчённо вздыхает, когда выясняется, что неосторожно задержанные — гастролёры, а не из банды, которая их скупила.

А я помню этот рассказ, о мальчике в очках, с коньюнктивитом, очищающем дорогу, такой мистический, символический, но не назидательный. Весь сборник Нагибина мне тогда понравился

«— Эй, чего на моих трусиках расселся? — раздался тоненький голос.

Я поднял глаза. Надо мной стояла голая девчонка, худая, ребрастая, с тонкими руками и ногами. Длинные мокрые волосы облепили лицо, вода сверкала на ее бледном, почти не тронутом загаром теле, с пупырчатой проголубью от холода».

Этот рассказ Юрия Нагибина, который я помню с детства из красивой красной книги з золотыми тиснениями, теперь сравнивают с набоковской «Лолитой», что в высшей мере несправедливо. В этом рассказе речь о совсем другом — о первой любви, саму природу которой ещё не понимаешь в детстве, об общей тайне, верности и невольном предательстве.

«Прыгая на одной ноге и все не попадая другой в кольцо трусиков, она кое-как оделась, подхватила с земли полотенце и побежала прочь. Вдруг она обернулась и крикнула мне:

— Трус!.. Трус!.. Жалкий трус!..»

О разлуке. Потому что не брошена монетка на память. И нагота девочки здесь — просто часть познания друг друга, первого познания тела противоположного пола, преодоления ложного, навязанного обществом стыда. Здесь эти ощущения дарованы детям, младшим подросткам. Да и язык у Нагибина не в пример лучше.

Необыкновенная смена в самом лучшем пионерском лагере у Чёрного моря. В отряд к вожатому Павлу Метелину, вчерашнему солдату-«афганцу», прибывают дети из детских домов. У каждого из них своя биография, чаще всего грустная, а они выдумывают себе другую жизнь. Но один из них, Женя, — не детдомовец. Глазами Жени показывается столкновение домашнего мальчика с иной жизнью, через общение детьми, с которые умеют и хотят врать, сбегают из лагеря, через любовь к Зине. Видя лифчик Зины, «...не магазинный, а сшитый грубо, неумело....»,- ...в Жене рождаются неведанные чувства. Он хочет сказать этим ребятам то, что не говорил никому никогда. Но как и почему? Он хочет «...погладить Зину по голове», «бережно» отнестись к каждому. Он впервые чувствует неожиданное: «...его обожгло жалостью к ней». «Запачканная», — говорит о себе девочка. Женя в неё влюбляется.

«О дружбе и о любви наговорены горы слов, а ведь и дружба, и любовь начинаются с очень простого — с шага, который люди делают навстречу друг другу, с радости осознания, что этот другой похож на тебя и что ты интересен и дорог ему точно так же, как он тебе.»

Так ли уж ужасна жизнь зажиточной Жениной семьи, как беспощадно показывает Лиханов? Они ведь тоже люди, и их быт растаптывается арестом мамы и смертью отца. Растаптывается точно так же, как у семей детей из лагеря. Будут ли вместе Павел и вожатая Аня, Женя и Зина?

Интересная книга о кочевых цыганах и цыганском мальчонке. С детства я запомнил мрачный образ вожака разбойного табора — баро шыро с трубкой, копирующей его лицо. И погибшего брата главного героя, которому разбойники подарили предмет форса — часы на цепочке «без тельбухов». Мир кочевий, воровства, ножа в спину, вспыльчивых, злых, хищных характеров.

Тут не учтены его публикация в «Пионерской правде» в 1990 году отрывком о касании к стене, а потом дети угадывали смысл касания, а потом публикация всей повестью, кажется, в 1991, я уже не выписывал. Интересная и симпатичная книга. Тонко использованы важные мотивы британского фольклора. Читал взрослым с большим удовольствием, вспомнив, что «капли падают по повелению Чародея», и решив выяснить, как там развивались события со Спящим Монархом.

Почему это не могли перевести на русский или украинский в 1970-х, вместо разных там «Смертей в Венеции»?

Советую тем, кто любит шум морских волн и опасные странствия. Байрон как персонаж второго плана, этнографически точный роман про турков, албанцев, греков и нравы греческих пиратов, мало изменившиеся со времён Гомера. Неожиданный Дюма — про англичан и море. Про отвагу, вражду, порядочность и честь, про преданность и про то, как опасно влюбляться в чужедальних краях.

Странно, что никто не заметил главного. Это фактически история Долорес Гейз, сбежавшей со взрослым дядей, только глазами детей

Вполне неплохой детектив из девяностых, с тонким юмором, социальной сатирой и неожиданными поворотами. Такой женский иронический неонуар, что ли. Рекомендую к прочтению любителям жанра.

Написано-то гладко, изящно, свежим слогом. А гадость. Редкая. И не из-за физиологических подробностей, которых не так уж мало. Набоков — сволочь, ибо, пока читаешь, то подхохатываешь Гумберту и следишь, как же он эту Долорес... поимеет. Помните, почему нельзя делать главным героем преступника? Потому что ему будут сопереживать. Вот и этот литератор сделал главным героем педофила вместе со всеми его тонко-душевными и физическими вихляниями. Чтобы все на себя его шкуру примеряли. И горячо сочувствовали. Правда, и сама Ло вызывает сопереживание.

А второй у меня очень субъективен. Набоков — еще та специфическая личность была с точки зрения не то что правого консерватора-националиста, а просто нормального полноценного обывателя. Там был брат-гомосексуалист, умерший в концлагере за шпионаж в пользу Англии. Дяди-гомосексуалисты. Отец, будучи прогрессивным либеральным политиком, вёл компанию за отмену уголовного преследования гомосексуалистов и был убит русским нацистом-черносотенцем при покушении на Милюкова. Жена — еврейка, они и в США уехали как еврейские эмигранты. Судя по роману, он при этом был американофобом. Неудивительно, что всех считал филистерами.

Мои впечатления такие..., что это книга о том, что людишки не такие, как кажутся. Долорес невинна с виду, но полностью развратна. Её мама отнюдь не хорошая женщина. Гумберт полон гаденькими мыслишками, но на деле безобиден. Гомосексуальные эфебофилы добры и участливы, как фотограф, который мальчишек принимал, — старикашка, друг Гумберта. Искуситель Лолиты Куильти выглядит приличным человеком, но на деле гад. Кстати, у него «арийский дом», а Гумберт активно сочувствует неграм и евреям. У Набокова девианты и инородцы, и вообще чужестранцы хорошие, а автохтоны-«расисты» и консерваторы плохи. В книге институт брака подается гадко. Как нечто, мешающее хорошим отношениям. И вообще всё нормальное автора бесит, и он стремится показать, что оно давно прогнило, что за всем, всем, всем нормальным скрывается какая-то гнусная гадость. А те, кто ненормальны, — они такие хорошие и несчастные, вынужденные жить в окружении грубых мужланов, не понимающих их высокую и прекрасную страсть к нимфеткам, естественно, освящённую историей.

Быстро замечаешь, что суть книги в восхвалении людей девиантных как добрых, утончённых, ранимых, отзывчивых и дружелюбных, просто с небольшими слабостями, к которым надо относиться с пониманием, и показе отвратительности людей нормальных. Что автор сам подстёгивает собственное возбуждение, смакуя то, что нравится ему самому.

Разные российские критики её относят к «о странностях любви» и этим оправдывают. Поскольку книга мне разонравилась, то и апология как-то далека от меня. Когда читал, то нечто по поводу замужества Долли лезло в голову, теперь не могу вспомнить. А вообще Гумберт — это персонаж Достоевского. И Свидригайлов из «Преступления и наказания», и Варакин или как там его из «Бесов» совращают девочек, и один — дочь своей квартирной хозяйки!!!

Вот Мережковский — гений. Его роман о Юлиане. «Тутанхамон на Крите». И его «Атлантида-Европа», на фоне которых Набоков выглядит мелким неэрудированным пописывателем про разную дрянцу.

Честно говоря, книга совершенно не понравилась. Нагромождение ужасов, уродств и ненависти между родственниками, чего я не люблю. Как обычно, чем макабричнее персонаж, тем больше восхищения он должен вызывать. Для политкорректности? Вообще из серии «Зачем я это читал?»

Ну, как обычно, батюшка, их нравы. Типичная советская фантастика о Западе. Раньше, на момент издания, я такое любил. Из-за шалостей западного мира оторвался остров. Явно британский. Дрефует-с. Пенсионер из кричащего о помощи посёлка становится президентом в экстремальной ситуации. Такой вот ситуативный Франьо Туджман, который организовывает и возглавляет людей, карает мародёров, договаривается с зарубежьем. Местами интересно. Местами тошнит от образа заботливой мировой общественности, единой в глубоком порыве. Да, динамично. Но порой кажется, что стоило бы замедлить, написать больше — вышло бы на уровне.

Занимательная статья Спартака Ахметова, который посвятил алмазам целый сборник вполне себе читабельных фантастических повестей и рассказов

А ведь мне когда-то нравились такие советские боевички, с обязательным нашим геройчиком при какой-то комиссии по разоружению, лихо расследующим очередной заговор поджигателей войны. Сейчас кажутся пресными, надуманными и скучноватыми.

Хм, эта книга мне очень понравилась лет в четырнадцать. На контрасте с идейной советской фантастикой моего детства. Она мрачная, дерзкая и смелая. Робинзонада на «обитаемом острове». Предельно неполиткорректная антиутопия. Кто из современных Пуллманов настрочит роман о том, что в будущем африканцы будут править миром, поработят остатки выживших белых, примут ислам с евнухами и гаремами, но сохранят каннибализм, шутя называя человеческое мясо «свининой»? Кто насытит текст бравым белым супрематизмом, прагматичным мачизмом и «токсичной» маскулинностью, которые противостоят тоталитарному «негритюду»? Но разве мир, построенный большевиками, не показался бы таким же для жителя Российской империи?

Именно — это очаровательная пародия на советские научно-фантастические книги, вкелючавшая в себя все необходимые элементы: полёт советской коммунистической экспедиции, столкновение со скрывающимися врагами прогрессивного человечества, в буквальном смысле обезьянами. Доведённый до карикатурности сюжет от признанного мастера слова проскочил цензоров.

Что хорошо у Джорджа Г. Смита, дак это его тонкое знание кельтской мифологии. В отличие от орды российских и украинских книгосочинителей, он берёт сведения о мифологических персонажах не из «Мифологического словаря» или «Мифов народов мира», и не скопом, не охапкой, не всё, что под руку попало, из-за чего в местных книгах на восточнославянскую тематику могут бегать, например, караконджалы из балканской мифологии (привет персонажу Желязны).

А вот у Смита — не так. Тут даже кукла вуду — корп кредх. Фоморы, Ллир и дети Ллира, Бранвен и Муиллертах, Тир-на-Ног, Лохленн, Аннуин — всё это скрупулёзно, со знанием дела и со вкусом отобрано из солидных трудов по кельтской, а именно ирландской и валлийской, мифологии. Именно поэтому любимый роман моих школьных лет можно смело читать даже профессиональным кельтологам, без опаски нарваться на антинаучную жуть-медвежуть и смешение разных мифологий. Можно его рекомендовать и в качестве пособия для изучающих. По крайней мере, зримо запомнят красивые образы. Ну а ещё интересно наблюдать, как типичный нуар перерастает в очень качественное фэнтези. Рекомендую всем.

Честно говоря, тоже понравилось произведение. Вроде как просто написано, но читается с ощущением достоверности. Вообще обыгрываются типичные для Нортон мотивы высокоразвитой расы Древних, вражды с Властелином тьмы. Как всегда, успешно. Здесь совершенно иной театр действия — Антарктида и Полая Земля, затерянный мир в кратере, рептилоиды и память о затонувшем континенте, одичавших после катастрофы людях.

«Сильвандир» — сильный и интересный роман, в центре которого — очень молодой и отчаянный герой, шевалье Роже Танкред д’Ангилем,

О чём эта книга? О том, что родителям надо доверять, что на друзей всё же надо полагаться, что нельзя предавать любовь никогда и надо верить в благополучный исход, что бы ни случилось!

Довольно неплохая повесть, которая легко читается и заставляет сопереживать герою, любимая которого обречена на смерть, а чувства он обязан принести в жертву долгу перед обществом, идеологии, ценности жизни других людей. Но...

Хорошая, жизненная, душевная книга о молодёжи, интересная даже сейчас, любимая книга моей мамы. Со смертью Сталина писатель резко прекратил писать на партийные темы и написал простую человечную книгу для людей

Знаменитое эссе, повлиявшее на творчество авторов исторических и историко-фантастических произведений, в том числе Юрия Никитина

Интересная книга, которая пригодится и автору фэнтези на восточные темы, и этнографу, и фольклористу, и археологу-скифологу. Обряды, обычаи, верования и магия персов — мы про них не так много знаем. Профессиональные комментарии ираниста Николая Кислякова

Очень неплохой, динамичный, психологично написанный роман в жанре романтичного фэнтези. Заслуживает и издания в бумаге, и экранизации

Читал в детстве. Немного сумбурная, местами сплагиатированная у Булычёва книга с пиратами, смахивающими на Крыса и Весельчака У. А вот космический кот нравился очень

В детстве читал с огромным удовольствием. Японского водяного каппу потом не без удовольствия встретил в научных книгах.

Маленький поклон Льва Прозорова предкам его удмуртской бабушки. Загадочный зверь из сообщения ибн Фадлана, кто он? Неужели реликтовое животное, из тех, кто некогда бродили лесами седой древности? Удмуртские девушки, пришедшие поклониться ему в беде, они могут стать жертвами хазарских сборщиков дани...

Очень красивый мистический рассказ той самой Джуны Давиташвили с ассирийским колоритом. Об исцелении и воскрешении, о том, откуда приходят способности и как даётся чудо

У советского Стивена Кинга — Севера Гансовского — есть рассказ «День гнева».

Об отарках. Человеко-медведях, людоедах, разумных и говорящих. Гансовский в нём ненавязчиво так, под видом проблемы, что есть человек, намекнул на многое. В том числе, что не всё то человек, что отлично владеет математикой, считает, может быть бухгалтером, экономистом или даже старшим экономистом. Искусственная речь, внешняя близость мутировавшего молодняка к людям — но они не люди. И спокойно жрут людей. Людьми нас делает человечность.

Неплохой фанфик для тех, кто обожает Драко Малфоя — уверенного в своих силах, незакомплексованного, успешного

Достаточно занятный фанфик, где в роли главного героя — сын Регулуса Блэка, который под чутким руководством бабушки, дедушки и дяди Сириуса совершает все героические деяния, включительно с устранением сами знаете кого. Поначалу читать интересно, но в конце главный герой становится сугубо циничным и скучноватым, а

Вообще потрясающе — издать откровенный фанфик, слабый с.жетно, бедный лингвистически, изуродовавший все канонические образы, а потом объявить его восьмой книгой канона. А что, так можно было? Понимаю желание поиграть с персонажами мамы Ро, но не надо было это делать каноном. Вообще, лучше прочесть пару качественных настоящих фанфиков по Дринни. Или Драммионе, если кому нравится.

Любимейший сборник из детства, тонко и со вкусом подобранные вещи тогда ещё неизвестных мне авторов. Удачто встали рядом Дилэни и Желязны с темами языка, лингвистики

А мне понравилось. Тянет больше на сюжет для повести, но характеры, ощущения и переживания достоверны, а конец не разочаровывает. Хорошо высмеяны попытки взрослых всё толковать с помощью психиатрии

Как подростковая фэнтези — очень даже неплохо, стоит прочтения

Читать интересно, но так и непонятно, кем был этот Марио: статуей или превращённым человеком? Если да, то почему?

Вообще скучнейший рассказ, пытающийся выехать на политкорректной теме Голокоста, но в результате унылый, нефэнтезийный, напоминающий до боли совкововые фантастические поделки, где герой отправлялся в прошлое, чтобы помочь там красноармейцам в пыльных шлемах или же партизанам в лесу прифронтовом. Естественно, обведя вокруг пальца немцев или белогвардейцев. Вот здесь ровно то же самое.

Очень симпатичный рассказ (или короткая повестушка) о мире-феерии, в котором реалистично и убедительно переданы чувства подростка — взросление, путешествие в город, первая любовь. Все переживания натуральны, всем героям сопереживаешь. Не возникает ощущения надуманости, нет поучительности. Вообще понравился очень

Крещение Болгарии — тема, о которой на восточнославянских языках мало что можно прочесть. Что ушло вместе с крещением красивого, доброго и мудрого, что оказалось утерянным? Стали ли люди лучше жить или, наоборот, оказались рабами, не понимая этого? А что сталось с теми, кто отказался принять иго греческого бога? Можно ли быть слепым, продолжая видеть глазами? Слеп ли незрячий? Носим ли мы цепи-оковы на себе, не замечая их? На эту тему отвечает ещё один пронзительный рассказ Льва Прозорова (Озара Ворона) о болгарском царевиче Бояне — Бойо.

Я помню этот комикс, очень красивый и интересно читающийся. Почему бы не переиздать?

Согласно античному преданию, Тиртей был хромым учителем-стихоплётом, которого демократические афиняне послали на подмогу недемократическим спартанцам. Послали потому, что не захотели помогать людям своего же народа, просто живущим иначе. Но Дух сильнее смрадной варварской орды, приносящей детей в жертву Молоху.

«Вой человечьих лав

Глушит грохот клинков,

И нет никаких прав

У наших с тобой врагов:

Ведь если один прав,

Значит, другой — мёртв!!!

Столица. Зелёные ветви и сотни вскинутых рук — детских, женских, старческих.

-Хай-ре! Ни-ка хай-ре! Хай-ре, хай-ре!»

Талантливый Лев Прозоров сумел увидеть эти события своими глазами и запечатлеть. Так, что от предсмертных слов маленьких героев сдавливает горло. Так, что понимаешь, что не с каждым врагом можно сыскать компромисс. Его персонажи — живые, они говорят так, как должны говорить, а сам рассказ заставляет замыслиться и вдохновляет. Мы все — немного греки. Там — колыбель Европы, настоящей, европейской.

Мы все знаем, что каган-бек Хазарского каганата принял иудаизм и этим направил развитие своей державы по известному историкам пути, возможно, даже положив начало этносу ашкенази, то есть тем, кого мы знаем как евреев. Но что, если бы он сделал другой выбор веры?

Тонкий и изящный, как всегда, рассказ гениального Льва Прозорова о... человечности. Один из лучших. О том, что не две ноги делают нас людьми, а сострадание к слабым и беззащитным, способность вступиться за них. И ради этого порой стоит драться. О том, что иногда не может быть компромисса. Ибо не все двуногие — люди. Не все чужие обычаи возвышенны и прекрасны. Не все культуры равноценны. Особенно стоит читать тем, кто любит животных и защищает их от живодёров и палачей.

Забавный и остроумный рассказ в традициях Карела Чапека на тему чешских корней известной личности

Обожаемый журнал, я помню, как он приходил, как я читал в нём неизвестную ранее, новую повесть Линдгрен, разглядывал картинки, думал, кто такие упомянутые в ней странные существа. И отсутствовал два месяца осенью, пока пришло окончание. А уже потом прочёл книжечку на украинском. Очень люблю эти номера «Науки и жизни», это моё детство любимое и счастливое, я на них вырос.

Изящный, красивый рассказ, вписывающий украинскую фантастику в круг высокой мировой литературы и показывающий тонкое знание и понимание Леонидом Панасенко творчества Габриэля Гарсии Маркеса. Что будет, если автор встретится со своими творениями и обнаружит, что придуманный им мир реален? Легко ли ему дастся отцовство взрослых детей, сошедших со страниц? А Вы хотели бы встретиться с любимыми героями Маркеса в жизни — не прототипами, не похожими, а ими самими?

В шесть или семь лет, лёжа в больнице, среди довольно жуткой обстановки больных и увечных сверстников, злых взрослых, я спасался чтением. И в том числе была эта книга. Спустя годы я её нашёл. Не помня ни автора, ни названия, только фразу, которую получалось сказать у кота. Купил себе. Да, она чуток перегружена разными цитатами, но всё равно, читается очень хорошо и это как «Белый Бим», только про кошек. Очень трогательная, добрая и оригинальная повесть.

«Рузвельт кивнул.

– Я полагаю, что нечто вне нас обоих, Кэрлон, записано на звездах, как говорят. На протяжении семисот лет, ваши и мои предки боролись за право править континуумом. Думай об этом, Плантагенет! В тысяче биллионов альтернативных мировых линий ваш клан и мой боролись на протяжении веков, чтобы доминировать над миром, ничего не зная о других, ведомых общим инстинктом осуществить в нем присущий им потенциал. И тогда – день катаклизма, когда Распад пронесся над ним, чтобы стереть начисто их корень, стебель и ветвь – все, кроме одного человека в моей линии и одного в вашей. ... Да, я боюсь. Боюсь своей собственной слабости. Вы видите – хотя это может казаться невероятным – я истинно хочу, чтобы вы были частью его, Плантагенет. Глупая сентиментальность, но вы, как и я, человек древнейшего племени. Даже бог может быть одиноким – или дьявол. Я предлагаю вам сотрудничество. Но при первой возможности вы обернулись против меня. Я должен был бы знать это. Я усвоил урок. Я не имел выбора. Сейчас мой курс ясен...»

В написанной на грани научной фантастики, фэнтези и альтернативной истории фантасмагории «Командировке в никуда» (Assignment in Nowhere, 1968) из цикла об Империуме на авансцену выходит трагическая фигура Джонни Кэрлона – последнего Плантагенета, первоначально не знавшего о своем первобытном. Здесь присутствует присущая для многих авторов фантастики и фэнтези идея наследия. Старинный тесак, который он хранит дома, оказывается мечом Ричарда Львиное Сердце, воссоединяющимся со своим обломком и удивительным образом обновляющим родовой замок. Действия властных и своевольных людей, живших тысячи лет назад, влияют на нашу жизнь. Философско-политическая концепция Лаумера, высказанная в литературной форме, заключается в том, что в сотнях параллельных миров, ушедших разветвлением от определенного исторического момента, правят монархи, ведущие род из далекого прошлого, и даже само присутствие человека королевской крови способно останавливать распад. энтропию пространства и времени, пожирающего целые универсумы. Монарх поддерживает и омолаживает мироздание самим своим присутствием, противостоя хаосу. Обнаружить потерянного короля означает спасти реальность Вселенной, создать в ней островок порядка и стабильности. Это деятель истории, а не символическая личность.

На мой взгялд, каждый из миров, в которые попадает Кэрлон, мог бы стать отдельным романом. И особенно интересен тот, где он подменяет местного Плантагенета.

Трилогия австралийской писательницы Фионы Макинтош «Оживление», состоящая из романов «Дар Миррен» (2003), «Кровь и память» (2004) и «Мост душ» (2004), производит неоднозначное впечатление.

Кому-то не нравится ее хеппи-энд, мне он как раз показался нормальным, хотя и несколько недостаточным, потому что на протяжении всех книг больше страдали и гибли положительные, невинные персонажи. В основе книги – противостояние принца, а затем короля Мигрравии Селимуса с молодым военачальником Виллом Тирском. Селимус ненавидел своего отца, доброго короля Магнуса, обвиняя его в смерти матери. Также Селимус чувствовал острую неприязнь и ревность к брату отца и советнику, главнокомандующему Фергюсу Тирску, потому что король все свое время проводил с побратимом. Мальчик рос одиноким и никому очень не нужным. Собственно, это отчасти история о том, как родители решают за нас, кем нам быть, с кем дружить, как нам лучше прожить их собственную жизнь и как нам завершить то, что они начали. Отец, потеряв своего ближайшего друга, решает навязать своему сыну дружбу с сыном побратима, но из того принуждения вырастает не дружба, а опять-таки ненависть, причем взаимная и гораздо сильнее, чем та, которую Селимус чувствует к своему отцу. Селимус, конечно, жесток и безжалостен, но все его безумие, по сути, устремляется против семьи Тирсков, их родни и тех, кто им помогает...

Из всего этого предстает достаточно читабельная и местами трогательная книга без эльфов и гоблинов, зато с магией, волшебными псами, тигрообразными эконами с гор, волшебными зарослями и драконами, что напоминает некий сокращенный вариант «Войны престолов». Есть следы толерастичности, но малые. Большинство героев исповедуют месть за кого-то из близких за жизнь, жертвуют собой ради родных и друзей, уважают честь рода и любят собственную страну. Рыжий и невысокий Уилл Тирк, которого с детства силовали стать другом полусумасшедшего принца и которому случайно достается специфический Дар от казненной на его глазах по требованию Селимуса ведьмы Миррен, все же вызывает симпатию. Его переживания и душевные движения описываются подробно и затрагивают читателя. Наиболее привлекательной является большая собака Нейв. Жаль всего в трилогии сестру Вилла Илену, погибающую совершенно случайно.

Несколько неубедительным выглядит единобожие со священниками и монастырями в мире Макинтош, ведь Шарр, которому молятся Моргравия и Бриавель, является тождественным единственным богам северян и горцев. Семибожие Мартина естественнее. Роль Шарра в магических событиях тоже неочерчена, неясно, он существует или нет. Остается невыясненным и убийство матери Селимуса. Действительно ли его осуществил Магнус, который в отношениях с женой выступает отнюдь не положительным? Как и почти каждая книга в жанре фэнтези, трилогия Фионы Макинтош пропагандирует монархизм, аристократизм, иерархию, священное происхождение монархов от сверхъестественных существ (в жилах властителей Моргравии течет кровь волшебного дракона, господствующего над магией), и этим полезна (так сказать, мечом по коммунизму). Есть в ней и следы почитания белокурых северных варваров. В известной степени, «Оживление» восходит к конспирологическим теориям французского историка конца XIX века Клода Состена Грасе д’Орсе. В данном случае с тайной группировкой Менестрелей Морвана или Квинтой – заговорщиками, «братьями дуба», отождествленными Грасе д’Орсе с носителями идеи родовой аристократии, господами, правящим классом, вельможами. Они считали себя носителями божественной «фиолетовой» крови. Главным символом Менестрелей есть красный цвет. И действительно, у Макинтош все главные действующие лица являются аристократами, даже те, кто об этом не подозревает, они верны родовым девизам и семейным присягам. Им покровительствуют магические Чащи, они, подобно квинтианам, употребляют пароли. Менестрели Морвана связаны с Югом, а Моргравия, название которого напоминает Морван, находится на юге, ее жители – южане. Цвет ее страны – темно-красный, черный и золотистый, а цвета Бриавеля – фиолетовый и темно-зеленый. Есть над чем подумать...