Интересно сложилось у меня с книгой «Сварить медведя». В некотором смысле она была знаком. Большую её часть я прочёл летом у себя на участке — есть у меня с супругой пол-гектара земли в горной долинке в Восточных Саянах. Место довольно отдалённое: сотовой связи нет, электричества нет, дорога последние 30 километров не фонтан. Кругом глухая тайга. А в ней живут медведи. В тот год в крае случаев встречи с ними было много, в том числе — трагический. И, углубляясь в лес на поиски черничного листа, я как-то даже нервно ощупывал фальшфейер в кармане-«кенгуру». Однако, «медведя» мне случилось встретить только вечером на страницах романа Микаеля Ниеми, и эта встреча была счастливой.

Я живу в картине мира, где всё хорошее приходит с севера. Это, конечно, не слишком всерьёз, но место действия на дальнем шведском севере в затерянных хуторах и селениях сразу привлекло моё внимание.

Я не анализировал, почему у этого произведения оценки, мягко сказать, невысокие. Хотя у меня есть предположение. Возможно, из-за того, что, открывая книгу с тайной в сюжете, читатели ожидают, что именно тайна и ход её разгадки станут основным элементом художественной конструкции. Есть, по-моему, уже клише такое — «скандинавский детектив» или «скандинавский триллер». Нечто мрачное, жестокое, натуралистично-физиологичное с отпечатком отчаяния. Здесь такого нет. То есть есть. Но не так. Детективная история в «Сварить медведя» — это всего лишь песчано-цементный раствор, скрепляющий кирпичи смыслов.

Как мне кажется, главнейший кирпич в здании романа Ниеми — это вера. Вера, как почва под ногами, как залог счастья и любви. Но, во-первых, душа человека подвержена сомнениям в правильности выбранного пути, и чем искреннее человек в него верит, тем горше его сомнения. А, во-вторых, предаваться пороку существенно проще, чем противостоять ему. На этих двух обстоятельствах построена коллизия одного из главных героев и белого света. Персонаж священник Ларс Леви Лестадиус — ярок, умён, образован и наблюдателен, за ним идут. Но это не гарантирует успеха его замыслов.

Ещё одной важной идеологемой романа является мысль, что при помощи и поддержке человек способен на всё. Если ты родился там, где волки выть боятся, в крайней нищете, у родителей, которые пьют, не просыхая, и колотят своих детей, ты всё равно можешь стать, кем захочешь. Нужен человек, который поможет тебе поверить в себя и сделать первый шаг. Даже если ты мальчик саам, которого презирают и ненавидят, потешаясь над происхождением и языком. Ты можешь стать всем. Например, первым писателем на родной речи.

Зло будет если не побеждено, то хотя бы остановлено. В «Сварить медведя» акт воздаяния произошёл. Но сказать, что добро победило я не решусь. Слишком далеко всё зашло тогда, в 1852. А, может, на тысячу или две тысячи лет раньше. А, может, в доисторические времена. А, может, вчера. Но Ниеми всё равно не даёт воцариться одному из смертных грехов — унынию.

Современный европейский автор написал о вере и нравственности без кривляния и экивоков. Это прекрасно. Я очень рад.

Книга популярная. В 2021 году я ждал её освобождения в библиотеке несколько месяцев. Когда до меня дошла, наконец, очередь, уже успели обнаружиться несколько моментов, которые могли оттолкнуть меня от неё.

Во-первых, если на обложке написано, что «из всех щелей начинает сочиться развесёлая хтонь и инфернальная жуть», а «Булгаков и Гоголь аплодируют», у меня возникает подозрение, что маркетологи оказывают автору медвежью услугу, обещая вместо обычного модернистского романа какой-то кислотный трип. К тому же, это враньё. Хтонические сущности вроде есть, но никакой инфернальной жути нет. Представить себе, что Гоголь хлопал бы в ладоши от «Петровых...» тоже трудно. Мог бы одобрительно хмыкнуть, мне кажется.

И второе обстоятельство, внушавшее мне пессимизм насчёт романа, это интерес к нему со стороны одного мазурика, который несёт проклятье, антонимичное Мидасову: всё, чего он касается, превращается в дерьмо.

И всё же книга довольно хороша, выезжая за счёт фундаментального принципа российской литературы. Принцип этот, перефразируя известную цитату, заключается в том, что у профессионального российского литератора есть два союзника: поразительное языковое чутьё и живое воображение. Алексей Борисович совершенно очевидно с ними крепко дружит.

В изложении Сальников и вправду силён. Когда описание какого-то действия в десять раз превышает длительность самого действия и, тем не менее, держит в напряжении, это о чём-то говорит? Мне очень понравились акценты на различных мелких деталях, переживаниях. Вынося их на передний план, автор, как мне представляется, позволяет взглянуть на жизнь пристальнее, чем мы это обычно делаем, заметить то, что всегда пребывает вне фокуса нашего внимания. Это прежде всего касается взаимоотношений внутри семьи. Но и внутри социума в целом тоже.

Время действия не обозначено, но по ряду признаков и жизненных примет оно не может происходить позже чем 2003 или 2004 год.

У меня, как у читателя, не возникло ощущения, что в романе есть два пласта событий — реальный и иллюзорно-бредовый. Мне показалось, что в тексте все события происходят в реальности. Да, автослесарь много читает и рисует комиксы, да, его полусупруга-библиотекарь время от времени убивает людей кухонным ножом. Никакого тут нет гриппозного бреда, просто из-за болезни все события и воспоминания героев являются немного затуманенными. Но абсолютно реальными, включая те, которые попадают в широкую категорию «магического реализма».

Много в «Петровых...» смешного, трогательного, грустного. Но на протяжении всего повествования мне было трудно сказать, а каково же авторское послание? С какой стержневой идеей был написан этот роман? Дочитав его, я по-прежнему не могу с уверенностью ответить на этот вопрос. Если только предположить, основываясь на некоторых намёках в финальной части, что несмотря на своё несовершенство, люди заслуживают того, чтобы их пытались понять и полюбить.

«Прощай, мой ангел» — единственное, кажется, стопроцентно серьёзное произведение из сборника «Все имена птиц». Ну, и, наверное, самое драматичное. Если прочим не хватало трагизма и надрыва, здесь и то, и другое в избытке. Это, на мой взгляд, хорошо.

Сюжет построен на том, что на Земле вместе с человечеством присутствует ещё один вид разумных существ — венец эволюции птиц, антропоморфные создания с рудиментарными крыльями. И они стоят выше людей, управляют ими; без видимого насилия, но, тем не менее, явно подавляют человеков, сдерживают полёт их фантазии и техническое развитие. На протяжении времени, о котором рассказывает повесть, система рушится, погребая под своими руинами и других, «грандов», и людей.

Во множестве фантастических произведений исследовались гипотетические взаимоотношения людей и чуждых рас. Частенько симпатии читателей предполагались на стороне иных. Ведь люди могут быть ужасными, да? Агрессивными, жадными, глупыми, прожорливой саранчой, губителями добра и культуры. Могут. Но избавиться от таких черт, не потеряв себя, способны только они сами, самостоятельно, без влияния извне.

Похоже, группа людей из мира «Ангела...» придерживалась этого мнения, так как предприняла жёсткие действия, чтобы в части Земли, называемой «объединённой Евразией», всё стало по-другому. Возможно, в долгосрочной перспективе для людей сделанные шаги обернутся благом, но сейчас ангелу придётся умереть.

В этот переломный момент становится очевидно, что «гранды» такие же, как мы. Они не едины, они не могут прийти к согласию, они боятся, страдают муками совести и просто страдают, принимают неверные решения, они — тоже люди, если считать людьми любые разумные создания с мятущейся душой, которые несовершенны. И, в общем, это типичная черта произведений о чужих. Я с ходу не могу вспомнить ни одного произведения, где другие были бы принципиально непонимаемыми и непознаваемыми. Может, только у Роберта Хайнлайна я встречал что-то подобное.

«Прощай, мой ангел» заканчивается смертью и словами «Всё хорошо». Трудно придумать более ясную метафору неоднозначности всего, чем мы являемся и что нас окружает.

Маленькая повесть «Покрывало для Аваддона» — это камерное произведение «для своих». Если вы не сильно хорошо знакомы с иудаизмом, то вам мало что будет понятно из повествования за исключением канвы событий. В точности, как мне. Наверное, это больше моя беда, нежели автора, но, тем не менее, раз повесть включили в собрание, она, по идее, была рассчитана на широкий читательский круг.

Текст происходит из 90-х, так что, как и другие наименования из сборника, он имеет ряд видовых особенностей, как то: высокообразованные дамы, преподаватели и учёные, вынуждены заниматься подработкой в виде ухода за могилами; есть карикатурные бандиты типа «братки». Эти явления жизни потихоньку растворяются в мареве прошедших лет, но пока по-прежнему сохраняются в памяти у многих.

Собственно, своими неосторожными действиями при благоустройстве одной из могил, главные героини разбудили какое-то древнее еврейское зло не зло, но что-то могущественное и недружелюбное, которое очень было недовольно пробуждением. Суть сюжета заключается в попытках дамочек под давлением этой силы помочь ей вернуться обратно под могильную плиту и сопровождающем эти попытки кипише.

Время, в котором имели место события повести, такое, что даже те, кто в нём жил не могут относиться к нему одинаково. Мария Галина в предисловии говорит, что не хочет вступать в полемику, была ли та эпоха катастрофой или временем надежды. Мне кажется, любое время — это время надежды, даже если одновременно и время катастрофы, потому что человек надеется, как и дышит, всегда. На бога ли, себя, государство или лотерейный билет, но нет такой поры, когда надежда покидает мир совсем.

Если брать эмоциональный заряд «Покрывала...», то он едва ли силён. Не трогают как-то все эти семисвечные перипетии. Так, скользишь вдоль сюжетной линии, пока не дойдёшь до конца. Разве что в финале есть момент, когда дамы-героини отказались от исполнения своих потаённых желаний, чтобы уж точно завершить процесс упокоения восставшей силы раз и навсегда. Обе они хотели бы отмотать время назад и где-то на перекрёстках жизни свернуть в другую сторону, но успешно преодолели искушение. Это было трогательно.

Я не думаю, что повесть имеет какую-то существенную художественную ценность, но как развлекательный номер в иудаистской атмосфере, почему бы и нет...

К изданию 2019 года произведение Марии Галиной, ранее известное под названием «Гиви и Шендерович», обрело новое имя — «Ирамификация, или удивительные приключения Гиви и Шендеровича». Произошло это потому, что в английском переводе первое название не рождало у западных читателей понятные нам всем ассоциации: что главные герои — грузин и еврей. Переводной вариант ‘Iramifications’ перекочевал и в родной язык книги. Так сказать, обратное заимствование. Ирам — это вымышленный город.

«Гиви...» написан в конце 90-х и является классической иронической русскоязычной фантастикой этого десятилетия. Ну, просто самый наиканонистый канон. В романе, написанном несложным, но качественным языком, все персонажи — жулики и проходимцы. Согласно нормам времени, чего уж там. И положительные, и отрицательные, и нейтральные… Вот все до единого — плуты.

В целом, книга представляет собою приключения в очень высоком темпе, замешанные на ближневосточном колорите и мифологии. Действие происходит сначала в Одессе и Стамбуле, а после в месте, которое не принадлежит нашему миру, но является стержнем и скрепой всех миров. И само мироздание, как мы его знаем, конечно, подвергается смертельной опасности. Повествование читается очень легко и, несмотря на солидный объём, не надоедает. По стандартам иронической литературы в героях воплощены в абсолютном виде те или иные черты характера или типажи. Они созданы яркими и заставляют сопереживать себе.

Однако наши писатели часто не могут или не хотят просто развлекать, им необходимо сыграть в тексте нотки серьёзности и глубины. У Марии Семёновны в «Гиви...» для этого используются притчи-интерлюдии. Оформленные в арабский и семитский стиль, они очень хороши. Есть среди них басни о мудрости и любви, есть о вере и её подобии. Притча о жертвоприношении Исаака показалась мне просто пронзительной. Вот умеют наши авторы брать крепкой рукой за беззащитное сердце когда захотят, не отнимешь у них такого таланта!

Ну а так, моральное содержание в книге, конечно, простое и традиционное, но никогда не теряющее ценности и актуальности: любовь дороже золота, но бывает зла; бремя власти способен выдержать не каждый; будь добр и отзывчив, и воздастся тебе; не предавай, не будь трусом.

Если честно, то после первых двух романов в этом огромном сборнике, я не ожидал, что третий роман так хорошо мне зайдёт. Но в данном случае было приятно ошибиться.

На мой взгляд, «Медведки» — очень интересное произведение, но только местами. Среди несомненных достоинств можно упомянуть завязку. Главный персонаж вписывает своих клиентов в сюжеты известных книг, дабы они могли на досуге потешить своё эго и почувствовать себя подлинными героями. Допустим, желающие бы нашлись, допустим, некоторые даже были бы готовы за это щедро заплатить. При этих двух допущениях сюжет действительно поначалу захватывает. Загадочный клиент с возмутительными и непредсказуемыми запросами, череда странных событий. Было любопытно, куда приведёт сюжетная линия и во что выльются эти самые события.

И вылились они, как мне показалось, в довольно унылую среднюю часть романа, где будоражащее ожидание тайны сменилась какой-то скучноватой метафизической мелодрамой. При этом сильно страдает, если так можно выразиться, серьёзность сюжетных намерений. Тут же замечаешь, что фамилии героев Блинкина и Сметанкина составляют юмористическую пару, что девочка Рогнеда (которая не девочка и не Рогнеда) носит имя исторической фигуры, женщины, имевшей трагические отношения с родственниками. Вокруг родственных связей и их важности в жизни каждого человека всё крутилось. Даже не вокруг важности в жизни, а вокруг факта, что близкие в широком смысле и есть жизнь, и без них, без возможности почувствовать себя членом клана, человеческое бытие пусто и горько. Апофеозом этой части стал скандальный родственный банкет, после которого наступила довольно короткая финальная часть, и вновь стало интересно.

В конце авторы, как правило, связывают все нити повествования воедино, и дают объяснения. Здесь произошло то же самое, и итог был неожиданным. Мне, в общем, понравилась концовка, хотя вернуться к прежнему серьёзному тону у автора уже не получилось или она не захотела. К примеру, бандитских манер дядька, говоривший на уркаганском языке, оказался филологом, защитившим диссертацию по творчеству Шаламова, и так далее. Хотя допускаю, что Мария Семёновна вообще не писала «Медведок» всерьёз.

Кстати, а причём тут медведки? Ведь пара хтонических богов, которыми оказались кое-какие действующие лица, и ночные насекомые — феномены разного масштаба, разве нет? Вообще, мне кажется, слово «хтон» стало слегка попсовым, модным. Ворчу, наверное…

Поворчу ещё и насчёт того, что многие из заложенных в книгу смыслов трудно распознать. Средний читатель вроде меня не настолько эрудирован (как минимум в античной мифологии), чтобы с лёгкостью находить и радоваться зашифрованным писателем штучкам.

Зато автор неравнодушна к Красноярску. Мой город редко появляется в художественной литературе, а тут два романа — и два упоминания. И неважно, что городская топография слегка изменена по сюжетной надобности… Всё равно приятно.

В общем, роман, который можно с интересом прочесть. Но можно и не читать.

Я собирался прочесть лишь одно из произведений Марии Галиной, но в каталоге библиотеки увидел том на 1100 с лишним страниц, в котором собрано пять романов и повестей. Ну, и хорошо, подумал я. Много — не мало.

«Малая Глуша», первый роман из сборника, оставил у меня смешанное впечатление. Что смутило? Во-первых, он состоит из двух абсолютно разных по стилю и почти не связанных между собою частей. Причём в первой из них топоним Малая Глуша вообще не встречается. Как бы само по себе это франкенштейновское строение книги ни хорошо ни плохо, но я просто не понял, чем оно может быть обосновано. Первая часть вполне самодостаточна, и является цельным произведением, а вторая часть — нет. В предисловии, написанном специально для сборника, автор сама отмечает, что читатели неоднозначно воспринимают такую «двойчатку», как она её назвала. Мне тоже такая структура не сказать, чтобы понравилась.

Во-вторых, лично я испытал что-то вроде эффекта обманутого ожидания. Первая часть романа является примером магического реализма на Советской почве. Прочитав предисловие, я подумал, если в романе будет ирония и сатира в отношении того мира, то ладно, а если сарказм, то противно. В итоге не было ни того, ни другого — просто картинки из жизни, где-то тонко подмеченные, где-то интересно описанные, но без использования ожидаемых мною стилистических приёмов. Я не имею в виду, что это недостаток. Вторая часть, это уже густая и вязкая мистическая история, в которой трудно сказать, где проходит граница между реальностью и мороком. А, может, всё это мороки: и действующие лица, и Малая Глуша, и я, и Фантлаб, и рецензия, которую я пытаюсь напечатать двумя непроворными пальцами.

В-третьих, заход был на что-то эпичное, а кульминациям, что в первой, что во второй частях, на мой взгляд, не хватило размаха. Всё как-то без огонька разрешилось, да и без чётко сформулированного итога. Так… Кончилось чем-то. Словом, цитируя злодея из фильма с забытым мною названием при виде вышедшего ему навстречу неказистого героя: «Я ожидал чего-то… Я ожидал чего-то более»! Герой впрочем победил...

Однако при всех этих первых-вторых-третьих роман было интересно читать. Текстовое исполнение мне очень сильно напомнило российскую фантастику девяностых и нулевых. Могу ошибаться, всё-таки времени уже прошло немало, но язык похож, например, на Евгения Лукина или Сергея Синякина. А, может, на Александра Громова, несмотря на непохожесть тем.

Я не знаю точно, но, мне кажется, нередко писатели рождаются в тот момент, когда человек, который может даже не ведать о своём таланте расставлять нужные слова в верной последовательности, переживает что-то переворачивающее его жизнь, сотрясающее самые основы мира, и после испытывает непреодолимую физическую потребность рассказать об этом себе, а заодно и всем, кто по какой-то прихоти захочет услышать этот рассказ.

Мне видится, «Уик-энд на берегу океана» — именно такой случай. Это первый роман Робера Мерля. По своей природе текст является сочинением на тему «Как я провёл лето». Лето автор провёл на войне, потерпев вместе со своей армией сокрушительное поражение и потеряв все ориентиры. Как и положено сочинению, оно наполнено личными переживаниями и эмоциями именно самого Мерля. Это очень заметно, я думаю. Реплики, детали, некоторые эпизоды можно взять только из памяти, придумать такое крайне трудно.

Я обычно берегу нервы и не читаю европейскую прозу о войне. Там всё не то, не так, неправильно… Но «Уик-энд...» не касается событий Второй мировой, которые составляют часть Великой Отечественной, плюс Мерль — писатель, который мне очень нравится, так что я решился.

На самом деле, в книге есть очень много общего с прозой советских фронтовиков-писателей по эмоциональному фону и по структуре нарратива за одной небольшой разницей. Главный герой «Уик-энда...» не понимает, за что воюет. С его точки зрения (как и с точки зрения, кажется, всех действующих лиц), нет справедливых войн, священных войн, войн за правое дело. Ну, очевидно, именно поэтому всё закончилось так, как закончилось, и в реальности, и в романе.

И в третий раз из трёх рецензий на работы француза я повторюсь — Робер Мерль большой, замечательный писатель. Это ясно с первой же опубликованной книги. Его стиль, его образный ряд, его персонажи — это первоклассная работа. Засим рекомендую «Уик-энд...» всем, кого не оттолкнут оторванные конечности, сгорающие заживо люди и всепроникающее чувство безнадёжности.

Моё знакомство с творчеством Робера Мерля проходит в обратном хронологическом порядке. Первым был «Мальвиль» (1972), теперь «Остров» (1964), следом будет «Уик-энд на берегу океана» (1949, его первый опубликованный роман). Поэтому интересно наблюдать как бы перемотку эволюции главного героя Мерля. Если в «Мальвиле» это был жёсткий, уверенный в своей правоте человек, то в «Острове» главный герой терзаем сомнениями в правильности выбранного им пути.

Роман представляет собой робинзонаду. Несколько британцев и таитян вынуждены обрести убежище на необитаемом острове, постараться выжить и, что намного сложнее, ужиться.

С сегодняшней точки зрения графическое содержание романа довольно умеренное. Я бы, возможно, вообще прочёл «Остров», как интересный приключенческий текст с моралью, и всё, но, заинтересовавшись социально-политическим контекстом произведения, стал выяснять подоплёку, и увидел, что как раз в период работы над книгой бурно шёл процесс деколонизации французских территорий в Африке и других частях света. Не секрет, что европейцы творили в колониях преступления, от которых кровь стынет в жилах (например, если прочитать о злодеяниях европейцев в Конго, то кошмары могут мучать ночами). Имея такой «задний план», Мерль заложил в свою книгу мощный гуманистический заряд, изобразив туземцев просто людьми. Не эльфами, не дикими детьми райских островов, а именно людьми со своими страхами, пороками и своими достоинствами. На этой стезе Мерль был, конечно, далеко-далеко не первым, но всё же!..

Но главное, что, как мне кажется, занимало писателя — это вопрос: может ли пассивное непротивление злу, так сказать, абсолютный пацифизм, быть лекарством от распрей в человеческом обществе. Как ни печально, но, насколько я понял, автор пришёл к отрицательному выводу. Иначе как расценить тот факт, что главный герой, не совершив ни единого поступка против своей совести и принципов, испытывает чувство вины за то, что другие привели маленькое сообщество на острове к беде? Ведь и в самом деле, отступи он от своих убеждений один раз в ключевой момент, и катастрофы не произошло бы. А потом приходит день, и герой задаёт себе вопрос, а, может, он и вправду ловкач, который, прячась за свои добродетели, достигает только собственной выгоды.

Отдельно хочу сказать о языке романа. Собственно, я и взялся за вторую книгу Робера Мерля именно потому, что мне очень понравилась классическая, стилистически богатая манера французского мастера. В «Острове» есть такая особенность — на протяжении почти всего объёма эмоциональный фон довольно сух, даже когда речь идёт о драматических и трагических событиях. Однако ближе к концу роман вдруг обретает щемяще пронзительное звучание, а финальная сцена — это просто грохочущая кульминация, когда буря природы и бури человеческих душ заглушают друг друга.

Последним предложением «Острова» Робер Мерль призывает надежду.

У меня нет слов. А очень надо их найти…

Когда какая-то книга подаётся, как «интеллектуальный» детектив, есть две опасности. Первая, что это ложь, а вторая, что интеллект читателя — например, мой — до уровня произведения не дотянет. В случае «Пещеры идей» мне было трудно, но я старался и, кажется, понял хотя бы часть смыслов, вложенных автором. «Пещера...» действительно очень интеллектуальная книга, в которой богатство языка тесно сплелось с богатством содержания.

Место и время детективного действия в романе необычны — Афины времён Платона. Он даже является одним из второстепенных действующих лиц. Но это по композиции ещё не всё. Второй план повествования — труд переводчика по переводу этого детектива c папируса. И основной текст, и объёмные сноски переплетены в тугой сюжет, который держит в напряжении, не отпуская. Обе партии сливаются воедино и расходятся порознь будто голоса певцов на древнегреческой сцене.

Сверхзадачей для писателя (Но какого?! Настоящего или вымышленного?!) являлось подтверждение или опровержение возможности создать литературное произведение, которое связало бы вместе все пять ступеней мудрости по Платону. Удалось это или нет может ответить (и ответит, только мы не узнаем) лишь сам выдающийся мыслитель. И есть ещё такой важный конструктивный элемент романа, как чувственность и наслаждения плоти! Читать книгу лучше вместе с какой-нибудь поисковой системой. Время от времени приходится узнавать значение философских терминов, предметов античного быта и особенностей государственного устройства Эллады.

Поразительно, как в таком сложном по форме произведении, писатель в итоге не оставил ни одной не связанной в узелок линии. Все многочисленные детали, намёки, ощущения, такие спутанные, в финале соединяются в безупречное полотно разгадки. Хосе Карлос Сомоса многократно неожиданными сюжетными решениями повергал меня в совершенное изумление. Опутанный сетью догадок, я неизменно пропускал ту самую деталь, что разворачивала картину вверх ногами. Может быть, другой читатель смог бы найти ключ одновременно с Разгадывателем, который наряду с Переводчиком и ещё кое-кем является главной фигурой книги в общем. Но дело в том, что и ключи могли быть фальшивыми! Часто бывает, что финал заставляет разочароваться во в целом хороших книгах. Но здесь финал не подкачал. Напротив, он стал подлинной кульминацией действия.

В «Пещере...» отлично проработана тема влияния вымышленного мира на реальный. Это влияние может быть настолько сильно, что миры захлёстывают друг друга и обвиваются вокруг самих себя. Вопрос кто кого создал становится совсем не так прост, как поначалу казалось. Распутывать эту загадку вместе с героями было настоящим удовольствием!

Я могу порекомендовать эту книгу практически всем. Мне кажется, любой найдёт что-то привлекательное для себя в её хитросплетениях.

PS Если вам показалось, что в короткой рецензии я переборщил с использованием синонимического ряда «связать, запутать, переплестись, опутать» и так далее, то это я просто не смог удержаться от использования стилистического приёма «эйдезис», выдуманного Х.К. Сомосой специально для «Пещеры идей».

Удивительно проходная книга! Она мне напомнила ситуацию, когда на каком-нибудь классном музыкальном альбоме вдруг попадается одна безликая песня, записанная «в нагрузку», так, хронометраж добрать.

Когда я учился в университете, во время занятий по разбору литературы (я забыл правильное название дисциплины) нас просили вычленять «месседжи», заложенные авторами. В случае с «Каждым новым днём» я бы затруднился определить это послание читателю. Единственное моё предположение — автор поставил (или ему была поставлена) цель онормаливания гомосексуализма. Во время чтения возникло стойкое ощущение, что я наткнулся на социально-политическую джинсу. У меня нет информации, кем оплачено написание и издание этого романа. Но почему бы не предположить, что это был какой-нибудь фонд поддержки очередных ущемлённых прав и свобод? Судите сами, в романе все действующие лица, тела которых временно занимает главный герой, — это подростки 16 лет. Процентов 35-40 из них либо гомосексуалисты, либо имеют гомодрузей. Их души чисты, а любовь горяча. В отличие от замученных комплексами и зашоренных всех других прочих.

Есть один интересный языковой момент. Да, это, конечно, не «Заводной апельсин» с его трудностями перевода, но здесь имеется свой подводный камень, и не маленький. В переводе главный герой — он. Просто потому что русский язык на наше общее счастье подразумевает бинарность. То есть, либо «я пошла», либо «я пошёл». Другого не дано. Но в английском языке морфологическая категория рода многим частям речи не присуща, в том числе глаголам. Для читателя на оригинальном языке пол главного героя/героини вообще не определён. В каком теле персонаж в данную секунду находится, тем или той и является.

Есть и сюжетные, и технические недостатки. Во-первых, всё в романе возникает на ровном месте. Никаких предпосылок, никаких обоснований. Полюбил и всё. Любовь с первого взгляда бывает. Наверняка многие имеют подобный личный опыт. Но даже в этом случае есть ответ на «почему». Здесь же, кроме того, что девушка была грустная, других причин в одну секунду на всю жизнь влюбиться не приведено. Во-вторых, нет ни малейшего объяснения, что же за аномалия такая — главный герой. Чем он заслужил это проклятье? Кто за всем этим стоит? Какие механизмы у его блужданий по телам? Ни одного ответа нет. Примите, как данность. В-третьих, частные случаи нарушенной логики. Например, герою память хозяев тел доступна, а навыки почему-то нет. Кроме того, он заявляет, что не вмешивается в их жизнь, а сам на деле только этим и занимается, прогуливая их уроки, пропуская тренировки и таская по окрестностям.

И, наконец, я не понял, чем кончилась книга. Не понял буквально. Там не открытый финал, всё завершилось чем-то конкретным, но чем именно, осталось для меня тайною.

Когда я потихоньку втянулся в текст «Вонгозера», у меня возникло странное ощущение, будто что-то не так. Вроде бы и интересно, и написано нормально, но по какой-то причине было чувство, словно камушек попал в ботинок. И, наконец, я понял, в чëм дело.

Мне не нравились персонажи. Я не мог в полной мере сопереживать этим аням-серëжам. Подчеркну, если писатель здорово прописывает не симпатичных или даже отвратительных героев, это классно, это свидетельство мастерства, но в данном случае, думаю, такого авторского замысла не было. Мне они были неприятны, как личности. Думаю, в реале я бы постарался с похожими людьми не сближаться.

Посмотрите на их друзей, спутников по бегству. Они все друг друга взаимно злят и раздражают, их беды вызывают у прочих героев злорадство. Но есть известное изречение Еврипида: «Скажи мне, кто твой друг. И я скажу, кто ты!»

Был один персонаж, который мог бы найти отклик в моëм сердце — это предыдущая жена главного мужского героя, женщина без истерических ноток. Но всë было убито одной еë репликой уже в начале, что муж де ушëл от неë к рассказчице лишь потому, что она стала отказывать ему в сексе. Ни одна женщина, которая дружит с головой и имеет здоровую самооценку, ни в жизнь не произнесëт ничего подобного, потому что вот так, одной фразой, одновременно унизить и себя, и мужчину, это надо суметь! То есть ты сама считаешь, что была для мужа, в первую очередь, вагиною и другими естественными полостями, ну а муж стало быть одними ими в тебе и интересовался. Что же, жаль коли так.

Имеется ещë подчëркнутое стремление героев как можно дальше находиться от людей, недоверие к ним, замаскированное боязнью. Это тоже отталкивает. Однако, автор, словно не замечая противоречия, либо опровергая принципы участников действия, дважды спасает своих путешественников именно руками отдельных людей, которых герои так сторонились. При этом одного из них беглецы грабят, а второго презирают за стремление помогать другим, пусть и без надежды на успех.

Не буду оспаривать реалистичность того, как быстро осыпались цивилизация и порядок в романе. У меня есть сомнения, что события развивались бы именно так, но каждый меряет по себе, это правда.

Кстати, если подумать, то можно предположить, что сама идея спасаться в одиночку, не попытавшись сохранить основы человеческого общежития, глубоко аморальна. Но это, конечно, очень спорный вопрос.

Резюме: интересный, но неглубокий путевой постапокалиптический роман, в котором ничего за душу не трогает.

Прочитав короткий пролог заглавной повести сборника, я понял: мне должно понравиться. Александр Евгеньевич Григоренко уже во вступлении в действие напомнил мне, что предложения могут быть сложными и длиннее двух строк, что в русском есть много прилагательных, в том числе, не затёртых, что текст не обязан быть сухим, подобно пустыне Гоби, и низкокалорийным, как шпинат. И в дальнейшем я не мог нарадоваться русскому языку книги во всей его несравненной красе.

А по пути самой повести, мимо событий и героев, писатель проехал, словно болотоход на своих огромных, но мягких шинах по трясине: осторожно, чутко, не замедляясь, чтобы не зарыться, и не ускоряясь, чтобы не забуксовать.

Повесть о слепом, потерявшем дудку во чистом поле, представляет картину жизни трёх поколений одного рода и их соседей в антураже времени, которое они разделили на Земле. Это, очевидно, от конца 70-х до 2013 или 2014. По важности, но не по равенству присутствия в тексте, я бы выделил 4 ключевых фигуры: мать, двух её сыновей, и внука-племянника-сына. Ничего не буду раскрывать по действию. Скажу, о чём, как мне показалось, говорит «Слепой».

О том, что трудно быть женщиной, что трудно быть мужчиной, бабушкой, внуком, что трудно и больно быть человеком. Трудно не в смысле подвигов, совершения каких-то поступков, требующих напряжения всех человеческих сил, а трудно в постоянном сопротивлении бытию, повседневной готовности встречать повороты судьбы, крутые и не очень, печальные и не очень, любые. И финалом, как мне показалось, Александр Евгеньевич постарался придать этой человеческой доле вневременной характер. Это чудесно. Грустно, но не горько. Так тоже бывает.

У меня есть один вопрос, который я задавал себе давно, и задаю сейчас снова, прочитав про Дуду слепых. Почему авторы бывают так жестоки к самым лучшим и сильным из своих персонажей? Чем они заслуживают не только безжалостного отказа в справедливости или хотя бы покое, но и глубоких моральных страданий? Тем что, по мнению авторов, они единственные достойны их принять, не ропща? Не знаю. Жалко бывает эти несчастные вымышленные души…

Также книга содержит короткие произведения такой редкой сегодня формы, как эссе. Автор является профессиональным, действующим журналистом. Думаю, поэтому его притягивает свободное изложение мыслей о нравственности, литературе, истории, политике. С удовольствием отметил для себя, что с Александром Евгеньевичем мы во многих вопросах конгениальны.

Чтобы рекомендовать такую книгу человеку, нужно более-менее близко его знать, но если кому-нибудь захочется познакомиться с произведением с малым количеством читателей, то почему бы не попробовать её прочесть?..

Всё, что я написал по поводу романа «Завтра» является моим оценочным суждением, частным мнением и личными впечатлениями. Это чтобы потом не повторяться.

Основа книги очень перспективная: он живёт в 2011, она в 2010, день тот же. Им вместе придётся решать непростую задачу. Можно было рассчитывать на удовольствие от чтения. Тем не менее, бо́льшей ахинеи я не читал ни разу в жизни. Такое количество ужасающих дыр, не стыкующихся деталей и глупостей мне встретилось впервые. Даже не знаю, что начать ругать первым. Допустим, сюжетную логику.

Впрочем, как можно ругать то, чего нет? Приведу два прокола, которые помогут понять глубину проблемы, один стратегический и один тактический. 1. Очень плохая девочка (далее ОПД) влюбляется в плохого и богатейшего парня. У парня беда — в перспективе надо пересаживать сердце. ОПД во имя любви примерно за 15-17 лет становится одним из лучших кардиохирургов Америки. Но у парня уникальная кровь, и ему подойдёт лишь сердце уникального донора. И вот (привет, рояль), донор обнаружен. Что должна сделать ОПД? Ну, как бы устроить так, чтобы сердце «освободилось», и пересадить его, пока милый друг концы не отдал. Но что ОПД делает в романе? Она выходит за донора замуж! Да четыре года с ним живёт, изображая нежнейшую любовь и привязанность! И только после этого всё равно старается сделать то же самое, то есть «освободить» донора от имеющегося у него органа в пользу своего настоящего возлюбленного. Зачем 4 года ждать?! Что за [Роскомнадзор]?!

2. ОПД, русская, кстати (эти бледные немощи [Роскомнадзор] на славянских женщин), встречается с русским же киллером, чтобы обсудить детали убийства донора. Я даже готов простить, что для встречи был выбран не пустынный парк, не парковка, не машина, в конце концов, а людное кафе, где любой при достаточной сноровке мог их подслушать, что и сделал. Но русская ОПД и русский киллер общаются между собой на английском. Наверное, чтобы их разговор легче мог быть понят посторонними. Это же [Роскомнадзор]! И таких зверских глупостей в романе великое множество.

Переходим к персоналиям. Главный герой-мужчина характера не имеет вообще. Он пустое место, ноль, ни одной живой черты. Кроме, разве что, неприятия сказок и легенд, напомнившего мне, как при ранней советской власти самые яростные активисты пытались запретить детские сказки (читал у Чуковского). То-то во второй половине книги он почти пропадает из действия. Главный герой-женщина, которая должна вызывать сочувствие, вызывает исключительно отторжение, потому что психопатка, манипулятор, дешёвка и склонна к мошенничеству. Если бы автор хотел, чтобы читатель её такой воспринимал, то вопросов бы не было. Но ведь по замыслу она — герой положительный!

Роялей хватает. То ключи чудесным образом попадутся, то навигатор от мотоцикла отвалится. Но самый главный рояль, это чудесное появление гика-всемогущего. Подключиться к любой системе видеонаблюдения, взломать любую сеть и даже — не шучу — записать героиню к модному парикмахеру без очереди, это для него дело двух-трёх минут. А когда рояль помочь не может, в ход идёт святая простота. Роман построен вокруг хроно-аномалии. Лет 150 писатели придумывают удивительные трюки со временем и создают временны́е парадоксы. Мюссо вообще никак не заморачивается с систематизацией своих манипуляций со временем. Когда надо герои помнят, когда не надо — не помнят. Вот уж точно, время — величина относительная!

Язык чудовищно пресен. Например, сферический писатель в вакууме пишет: «У него был толстый красный нос с глубокими порами, а под глазами набрякшие мешки». Мюссо пишет: «Он много пил». Отлично! Автор считает, что читатель не в состоянии сложить два и два и ему надо всё доносить буквально? Или такой запрос у европейского читателя? Не верю! А диалоги! Диалог двух практикантов-медиков о своей руководительнице, она же ОПД, за явным преимуществом выиграет конкурс «Самый неестественный и надуманный разговор в литературе». Редакторы бы, [Роскомнадзор], просто сели друг напротив друга и по ролям прочитали его!

Устал я так ругаться с непривычки. По-моему, ещё никогда книга не вызывала у меня такого неприятия. А я ещё критиковал Сару Перри и Жоэля Диккера! Всё познаётся в сравнении. Короче, открыть кингстоны! Место этой посудине на самом дне океана.

Действие «Игрок 1» охватывает очень сжатый период, всего пять часов. Роман является образцом произведения, где автор — как бы мне получше выразиться? — использует художественное пространство не как холст, на котором пишет свою картину, а как шахматную доску, разыгрывая на ней заданные позиции. Скажем, этот этюд я бы назвал «Нефтяной эндшпиль». Непонятно, да?

Я хочу сказать, что Дуглас Коупленд в этой книге создал мир очень схематичный и очень условный. Он практически двухмерный, и населён такими же двухмерными персонажами-функциями. Задача этих персонажей на своих в общем-то рядовых судьбах отыграть общечеловеческий кризис восприятия самих себя и всего мира так, как видит его писатель.

Три из четырёх ключевых фигур романа дошли до точки, которую, лучше и не скажешь, описывает строка из отличной старой песни: «Синие флаги, витражи, миражи… Как же жить, что делать?» Молодость упущена, возможности упущены, желания потеряны, а время осталось. И куда его деть, кроме как продолжать тратить впустую — непонятно.

Как мне представляется, на момент событий романа эта растерянность среди всех людей достигает критической массы, что выливается в какую-то катастрофу. Ну, вроде как экономическо-террористического свойства. Но сам по себе этот всемирный крах совершенно не важен, не важна его длительность, его свирепость и тяжесть последствий. Он лишь средство запереть людей внутри себя, чтобы они постарались навести в своих захламлённых чуланах какое-то подобие порядка. А уж как этот порядок будет достигнут, верою ли, делом ли, болью или любовью, или всем понемножку — это личное дело каждого. И Коупленд, на мой взгляд, интересно описывает процессы, происходящие на поверхности своих героев — они же двухмерные.

И есть ещё четвёртый главный персонаж. По-моему, это постчеловеческое существо, которое на протяжении романа одновременно находится и внутри действия, и в каком-то надпространственном лимбе, откуда наблюдает за происходящим, обозревая одновременно прошлое, настоящее и будущее. Что примечательно, в будущем это загадочное создание видит себя более-менее встроенным в социум. Таким образом, как иначе я могу расценить эту деталь, нежели авторское предположение, что конца человечеству не будет ещё долго и оно вряд ли претерпит кардинальные изменения?

Также, хочу сказать, что благодаря особенностям таких герметических произведений, их концовки часто выглядит оборванными, или, если сказать помягче, приоткрытыми. К этому надо быть готовым — всего лишь издержка художественного метода.

Ну, и, опять же сугубо на мой вкус, глоссарий в конце книги — элемент излишний. Лично я не смог как-то плотно связать его с текстом «Игрок 1». На полноту он тоже, конечно, претендовать не может и в общем похож на результат хаотичного гугления.

Книга мне, к сожалению, совсем не понравилась.

Несмотря на то, что в аннотации заявлен рассказ о мире поздне-советских хиппи, по факту он присутствует в сюжете лишь за кадром. Мы слышим упоминания «системы», «пиплов», «флэтов», а также фактов употребления разного пойла и колëс, но подробных картинок этого мира в тексте ровно одна. Остальные размыты и носят очень-очень общий характер.

Взросление главной героини тоже, как мне кажется, обозначено совсем условно. Она сразу взрослая в книге, нет никакого особого процесса развития. Ну, бросила одного торчка ради перспективы в музыке, ну, стала чуть ближе к своей матери, всë.

А вообще, все персонажи шаблонные. Юная и чудесно одарëнная девушка, больше похожая на гота, кстати, нежели на хиппи, загадочный и глубоко порядочный молодой человек с трагедией в прошлом, задëрганные бытом тëтки, грубоватые и равнодушные учителя и врачи — все они именно такие, какими мы ожидаем их увидеть. Ни шагу влево, ни шагу вправо.

Кстати, за исключением главного испытания для героини, еë метания вызывают не много сочувствия; кажутся, в целом, просто подростковой дурью. Хочешь петь — пой, хочешь носить что попало — носи, хочешь выделяться — выделяйся, но зачем при этом презирать и отталкивать других? Но тут может сказаться то, что я сам уже забыл, каково это было в 15-17 лет. Время безжалостно вымывает из тебя порывы, как вода вымывает золотой песок из породы...

Есть довольно много деталей, которые кажутся мне далëкими от возможного. Приведу только один пример, чтобы не сильно вдаваться в подробности действия. Студент-практикант работает на режимном объекте. Допустим. Он приходит на работу на режимный объект в выходной, и его впускают. Ладно, маловероятно, но допустимо в принципе. Студент-практикант проводит с собой на режимный объект в выходной день измазанное кровью нечто в нелепом наряде мимо поста охраны, которая отводит взгляд? Ну, нет уж.

Ещё момент: слово «нимфа» встречается в романе только в названии, и уж кто-кто, а главная героиня менее всего похожа на это создание.

И главная с моей стороны претензия к «Леснику...»: сюжет в целом — это подслащëнная копия «Истории любви» Эрика Сигала, перенесëнная на почву Советского Союза.

В плюс идëт, конечно, высокая эмоциональность романа. В ряде моментов думаешь, а что бы и не поплакать в самом деле? Повествование при этом простое по форме: описания есть только ситуативных переживаний героев. Должно понравится тем, кто не любит дополнительные текстовые опции, считая их занудными.

Идея прочесть переложение известной, наверное, почти всем с раннего детства истории о приключениях Робинзона Крузо показалась мне привлекательной. В общем, я считаю, что не прогадал: книга «Пятница, или Тихоокеанский лимб» как минимум необычна.

Сначала мне подумалось, что идёт пересказ исходного произведения Даниэля Дэфо чуть более современным языком с дополнительными подробностями. Но это был только пролог. С момента кораблекрушения и прибытия Робинзона на остров, книги начинают говорить совершенно о разных вещах. В отличие от классической версии, Турнье интересует не технология выживания, а психология изоляции. Иначе говоря, писатель заглядывает в голову Крузо.

И вот тут стало сложно. Мне не хватало образования в области психологии и философии. То есть я наблюдал по тексту романа за различными этапами трансформации личности человека, оказавшегося в уникальных и губительных для разума условиях, но понять механизмы такой трансформации, согласиться с автором или, напротив, аргументированно оспорить его логику я был не в состоянии. Впрочем, читать всё равно было очень интересно.

Изменения в главном герое читатель наблюдает не только через текст «от автора», но и через дневниковые записи. Робинзон у Турнье, выросший в семье квакеров, что особым образом сформировало его мировоззрение, имеет университетское образование и владеет хорошей речью. При его наблюдательности это позволяет очень наглядно описывать процессы перерождения. На мой взгляд, самое главное в чём преуспел Крузо — это преодоление фазы отчаяния, когда он целые недели проводил, зарывшись в грязь болота. Вызывает уважение его неостановимое трудолюбие. Чувствуя грозящий ему распад собственного я, Робинзон создаёт каркас, к которому можно было прикрепить элементы своей жизни, снизить уровень энтропии. Он пишет специальную островную Хартию и Уголовный кодекс для себя самого.

Однако одиночество и невозможность тратить чувства и эмоции на других людей, с течением лет превращают его в нового человека — сверхчеловека или недочеловека — это трудно сказать. Сам остров становится его спутницей, его возлюбленной. Оказывается, совокупление с землёй, её оплодотворение человеческим семенем, встреченное мною у В. Сорокина то ли в «Голубом сале», то ли во «Льду», как художественная деталь было придумано Мишелем Турнье в 1967 году!

Появление Пятницы, которого Крузо, сам не желая того, спас от жертвенного ножа, для него в этой книге не во всём-то и благо. Да, появилось общение, но нарушилась управляемость и энтропия снова возросла. Робинзон подумывал прикончить Пятницу. Что однако не сделал даже после того, как тот нечаянно уничтожил почти все плоды многолетних трудов Крузо на острове. Напротив, им было перенесено очередное перерождение в человека, практически не замечающего и не зависящего от времени. И в этот период уже не главный герой был моральным ориентиром для полуиндейца-полунегра Пятницы, а совершенно наоборот.

В финале очередной новый Робинзон, когда к острову причаливает-таки корабль из его Родины, делает свой выбор, и, перенеся очередной удар судьбы, встречает неведомое будущее, которое находится уже за пределами повествования. Кто знает, может быть он стал бессмертен?

Резюме: короткий роман, прочитать который точно не будет пустой потерей времени. Турнье — писатель интеллекта, уровня которого можно только мечтать достичь.

Советская критика сочла короткую повесть «Тени утра» достаточно значимым произведением, чтобы дать её название всему сборнику сочинений Михаила Петровича Арцыбашева, опубликованному издательством «Современник» в чудной серии «Из наследия». Я даже готов взять на себя ответственность и всем посоветовать почитать тома из этой серии. Всего их 22, я пока прочёл три.

На 57 страницах «Теней...» автор предлагает читателю пронаблюдать жестокую трансформацию даже не конкретных людей, а в целом явлений. От прекраснодушия и стремления ко всеобщему благу через усталость и разочарование до революционного террора накануне Первой русской революции. Я раньше не припомню, чтобы встречался мне такой стилистический приём, когда начальные герои, с которыми происходила завязка, уже к середине произведения отваливались оба, как первая ступень космического корабля. Я расшифровываю эту деталь, как символ того, что в печи дрова долго не горят, их постоянно надо подбрасывать. Грустно, что в основном этим огнём оказываются испепелены именно молодые люди, которые хотят менять, менять, менять, но не знают что, не знают как, да и зачем — тоже не могут внятно объяснить.

Ну, и вторая идея повести, как мне кажется, заключается в том, что ничто так не нравится нам, как мучить себя и друг друга. Отказаться от собственного счастья, разорить счастье другого — нет большего соблазна для большого количества людей. Из страха ли, из глупости, из ложно понимаемого чувства ответственности, неважно! В нашей традиции живёт императив: счастья стыдись, страдай! Если ты счастлив, ты смешон и мелок. «Я сам скажу, что вам всем не хватает! […] Не хватает у вас любви и уважения к самим себе. […] Это видно из того, что та жизнь, к которой вы способны, которая доставляет вам удовольствие, всегда кажется ничтожною… вы в ней томитесь и хотите быть выше себя!» — яростно кричит один из персонажей, который, правда, тоже станет террористом.

В общем, на мой вкус, «Тени утра» — это сжатое и очень эмоционально заряженное произведение. И сильное. Как почти все другие короткие повести и рассказы М.П. Арцыбашева из этого сборника.

«Санин» Арцыбашева — это Руслит рубежа 19 и 20 веков во всей её прелести и великолепии. Что ни пейзаж — то полотно великих живописцев, что ни интерьер — то будто бы сам в комнату зашёл, что ни диалог — то богоискательство или горячий диспут, что ни ситуация — то надрыв с драматическими последствиями. Эта литература является величайшим сокровищем и наследием этноса. Так уже невозможно сейчас писать, можно только подражать. В общем, почва из которой вырос «Санин» — самая плодородная из всех. А что конкретный роман?

В нём, очевидно, отразилась колючая и неуживчивая личность самого Михаила Петровича Арцыбашева. При формальной принадлежности к общей нише российской литературы того времени, роман прилично эпатировал эротическими сценами и спорными идеями. Мне кажется, подобно своим героям, Арцыбашев словно говорил: «Глупое и скучное дурачьё, а вот я вас по сусалам». Насмехаясь над архетипом русского скучающего интеллигента, автор доносит свою мысль в концентрированном виде: «У него нет жизни, как таковой, всё, что он делает, подвержено у него бесконечному спору: хорошо ли, не дурно ли?.. Это доведено у него до смешного: поступая в партию, он думает, не ниже ли достоинства его стоять в рядах других, а выйдя из партии, он мучится — не унизительно ли стоять в стороне от всеобщего движения!..» Безжалостный, но справедливый приговор. Арцыбашев, защищаясь от нападок, заявлял: «Я говорю о том, что вижу в жизни».

Мужские персонажи романа почти все мечутся, не в силах найти жизненный ориентир на фоне жаркого провинциального южнорусского лета. Из-за этого они пребывают в дурном расположении духа, и текст просто нашпигован их «раздражением», им постоянно становится «неприятно», они страница за страницей испытывают «досаду». Из общего ряда выбиваются персонажи, ориентированные на достижение чувственных наслаждений (им незачем метаться, они с ценностями в жизни определились), а также главный герой Владимир Санин. Заклеймённый критикой, как безнравственный циник, мне он прежде всего показался человеком безжалостно честным и жестоким к чувствам других людей. Ну, то есть да, циничность и безнравственность налицо. В итоге у него не находится последователей. Он, как в песне «Уходи один», написанной бывшим интересным артистом, именно это и делает — уходит один. Однако его последовательность вызывает уважение. Ещё бы сестру свою не вожделел…

А вожделение в этой книге испытывают многие. Его объектами являются два женских персонажа произведения. Даже революционеры устраивают читки своих брошюр, чтобы привлечь женщин. И тут мне немного не понравилось, что автор по какой-то причине с обеими девушками сделал один и тот же сюжетный ход. Обе они последовательно, уступив своим телесным желаниям, оказались в самом бедственном положении с трагическими перспективами. Арцыбашев горько отмечает, что женщина не принадлежит себе, не может распоряжаться собой, и вся её жизнь способна пойти под откос в одну минуту. Но я не понял, зачем повторять одно и то же дважды.

Эротические сцены романа не слишком откровенны, да их и не много. Иногда приходится догадываться, о чём вообще идёт речь. Например: «Ты знаешь… Вчера я хотел… — выговорил он специальное, грубое и страшно унизительное для женщин слово, — так она сначала на дыбы встала… знаешь, у неё такой гордый огонёк в глазах иногда появляется… А потом так… что меня самого чуть судороги не схватили! — вздрагивая от невыносимо острого воспоминания докончил Зарудин» (многоточия стоят в оригинальном тексте). В общем, я решил, персонаж подразумевает фелляцию.

Любителям классической литературы России роман должен как минимум показаться интересным. Он, наверное, может раздражать, он не лишён недостатков, но в то же время приносит удовольствие от чтения и динамичен.

Роман представляет из себя отличный образец рода книг, которые очень трудно отложить. Вот, думаешь, дочитаешь до конца главки, и пойдёшь есть, гулять, спать, но, достигнув конца одной главы, почти против своей воли начинаешь следующую. Захватывающее и интересное действие не хочет отпускать.

Детективно-фантастический сюжет, с акцентом на детективную его составляющую, очень плотно закручен и подробно детализирован. Темп не снижается по всей протяжённости повествования: каким ураганным является в начале, таким и остаётся до финала. Для получения наибольшего удовольствия от этой книги неплохо бы обладать более острым умом и наблюдательностью нежели у меня. Предвидя, что надо будет крайне внимательно идти по тексту, замечая скрытые намёки и неприметные обстоятельства, я пытался запоминать все детали. Но вскоре начал в них немного путаться, — тут помню, тут не помню, тут рыбу заворачивали — так что просто отдался сюжетным волнам, позволяя им нести меня в своём течении. По самому содержанию-расследованию ничего не скажу, читать лучше самим.

Так как из аннотации всё равно понятно, что речь идёт о подобии переселения душ, не раскрою лишнего, если отмечу многоплановость и характерность персонажей, по которым путешествует душа главного героя: от записных мерзавцев к честным и простым малым. И прочие действующие лица имеют свои собственные черты, причём даже те, чья сюжетная роль, как ни странно, заключается в постоянном отсутствии на месте событий.

Текст мне тоже в целом понравился. Он очень сбалансирован, не слишком сух и не слишком многословен, не примитивный, и в то же время не вычурный. Для детективного произведения — самое то. В послесловии Тёртон сказал спасибо редактору, которую назвал «убийцей абзацев». Вооот, хороший редактор всегда срежет с рукописи лишний жир, что только на пользу идёт! Единственная от меня придирка, и та очень субъективная — изложение на протяжении больших фрагментов идёт в настоящем времени. Я всё же привык к прошедшему. Но это мелочь, конечно.

И ещё, хотелось бы более подробного описания механики вселенной «Семи смертей...». Как это устроено, почему именно так. Есть подозрение, что на самом деле речь идёт о каком-то отдалённом будущем, так как современными средствами такой «пузырь» не создать. И кому в голову пришла идея пузырей, если это учреждение пенитенциарной системы? Но это тоже вопросы уже как бы факультативные. И без ответов на них роман ничего не теряет.

Мда, и впрямь книгу очень трудно отложить. Я прочёл её 380 страниц за три дня, и для меня такая скорость гораздо выше средней. То есть роман исключительно увлекательный, держит в напряжении как надо. Темп вообще не провисает ни на абзац, и даже большие ретроспективные или эпистолярные вставки каким-то образом Уэлш смог сделать настолько интересными, что не оторваться.

Я ни разу не встречал книги с таким количеством нецензурной брани. Само по себе это ужасно, но (и тут надо отдать должное переводчику) текст настолько естественный — не придраться. Да, именно так люди зачастую, как ни печально, и разговаривают. И речь льётся без сучка, без задоринки. Удивительно, насколько роман хорош в речевом аспекте.

Мастерство Уэлша как писателя для меня ещё очень чётко появилось в одном феномене: в книге довольно много персонажей, и при этом нет ни одного хоть сколько-то длинного их описания. Тем не менее, он умудряется давать исчерпывающие характеристики буквально парой простых предложений. Хоп, и готово! Класс! Это работает и со второстепенными фигурами, и с ведущими действующими лицами.

Интересно отражение американской среды, переданное автором, который не является гражданином США. Я в одной из многопользовательских он-лайн игр познакомился с американкой. Мы разговаривали на темы американского житья-бытья. Она мне, в частности, как-то давно уже сказала, что мол Миннеаполис — это фууу, а Бостон — это круто. И у Уэлша картина такая же. Потом я спросил у своей заокеанской знакомой, а что, неужели курортный Майами на самом деле отличается такой кислотно-агрессивной средой и взвинченными, готовыми друг друга разорвать людьми. Я-то думал наоборот, там расслабленные пенсионеры разложены по шезлонгам. И она мне ответила, что в целом да, так и есть. В книге ситуация, конечно, сгущена, но вектор правильный.

Повествование по большей части ведётся от лица женщины, и вот тут, как мне показалось, есть некоторые натянутости. Заметно, что писал мужчина. Всё-таки женщины мыслят и реагируют немного иначе. Но это сугубо моё субъективное. И дело не в грубости, тут иная девушка сто очков вперёд даст. Просто мне трудно представить себе женщину, которая, например, говорит: «Чем мокрее делались его глаза, тем суше становилось у меня между ног». Но тема тонкая, люди разные, не знаю, короче.

Основная проблема, поднятая Уэлшем, это влияние детских психологических травм (а иногда насилия) на всю жизнь уже давно повзрослевшего ребёнка. Есть масса книг, где герои испытывают душевные страдания и не могут найти нормальный общий язык с другими людьми из-за того, что их не понимали и не принимали такими, как они были, родители, близкие, учителя и кто там ещё. Очень часто, как мне представляется, эти книги нудная, конъюнктурная тягомотина, от чтения которой лично я никакого удовольствия получить не могу. Но только не в этом случае. За счёт живости всего произведения его морализующий компонент предельно эффективен и нагляден!

По сюжету стремлюсь говорить как можно меньше, всё же его лучше узнавать из самой книги, но отмечу, что, по-моему, без короткой третьей части «СЖСБ» стала бы только драматичнее, и эмоциональное воздействие на читателя усилилось. А так позагладились углы.

В общем, книга от лукавого, но чертовски интересная. Может понравиться практически любому, а пуще всех ревнителям некоторых либеральных ценностей.

Купился я на упоминание в аннотации Байрона и четы Шелли, как действующих лиц. У меня уже имелся опыт чтения истории об их пребывании в Швейцарии, и он был позитивный. Это роман Тима Пауэрса ‘The Stress of Her Regard’, к сожалению, пока не переведённый на русский язык. Книга была красивая и готическая (помню даже обложку, на которой изображена прекрасная ламия с обнажённой грудью). Однако в «Милосердных» Байрон и Шелли играют очень маленькую роль, да и ту исполняют своими гениталиями. Да, они не были пуритане, но при этом не были и гротескными распутниками. В общем, чистейшая клевета на гордость британской литературы. Обидно.

Если вычленить сюжетный скелет, то он таков: родились три девочки-близняшки, две нормальные, а третья — уродливое страшилище. Папа хотел чудовище задушить, но оказалось, что когда задыхается оно, задыхаются и две другие сестры (уж не знаю, как так выходило). Поэтому чудовище было отпущено, убежало в катакомбы и выросло там с крысами, обретя при этом поразительную учёность и непревзойдённый писательский дар, в прямом смысле поедая и переваривая книги. Но выживать эта несчастная может только запивая книжки спермой. А если вовремя семенную жидкость не получить, то ей станет ужасно плохо, и сёстрам, соответственно, тоже. Вся жизнь сестёр оказалась подчинена этой задаче — буквально доить мужчин. Вот, не более и не менее.

При таком раскладе в книге, конечно, есть несколько порнографических сцен. Ну, как бы всё хорошо к месту, так что ладно, само их наличие оправдано художественной задачей. Однако тут есть свои подводные камни. Мне не очень удобно приводить подробности, но по ряду эпизодов есть сомнения в возможности человеческого тела исполнить те трюки, которые родились в фантазии автора. Да и вообще, сексуальные картины в «Милосердных» какие-то комиксно-хентайные. Люди так не… Не... Ну, так не делают.

Возникает вопрос, с каким посланием это всё написано. По моему предположению, автор показывает, насколько тесна связь между писателем и его творением. То есть писатель отдаёт своё семя и таким образом оплодотворяет творческий процесс, в результате чего рождается произведение, которому он является отцом. Правда, в процессе зарождения жизни помимо сперматозоидов нужна яйцеклетка, и её предоставляет то самое спермолюбивое чудовище — то есть метафорическое воплощение тёмной, порочной стороны любого творца. По Андахази, большинство знаменитых писателей регулярно сдавало биоматериал этому страшилищу. От Байрона до самого Александра Сергеевича Пушкина. И сейчас продолжают сдавать.

Такое чувство, что я прочёл что-то из среднего периода творчества Владимира Сорокина на самых минимальных минималках.

В этой книге мне удалось найти три смысловых акцента, которые, как мне кажется, туда вложил автор.

Во-первых, это трудности самоидентификации, если ты иммигрант в первом, либо во втором поколении. Даже в эпиграф вынесена фраза, что итальянцы не путешествуют, а иммигрируют. Наверное, только ирландцы могут сравниться с ними в степени разбросанности по миру. Главный герой волен сколько угодно называть себя французом, стараться забыть родной язык, но он итальянец. Он может ненавидеть и презирать всё итальянское, потешаться над национальными чертами, отворачиваться от культуры и обычаев Италии, но он итальянец. И скажу больше, именно его итальянскость делает главного героя в общем-то симпатичным человеком, хоть и неумелым пройдохой. Думаю, что человек любой национальности, перебравшийся из одной страны в другую, либо родившийся у свежеиммигрировавших родителей, будет страдать от конфликта своей идентичности и внешнего мира. В этом романе родная Италия, куда на время главный герой всё-таки вынужден вернуться, предлагает ему максимум, который вообще возможен — женщину, простую, открытую, милую, но, видимо, и этого недостаточно.

Во-вторых, роман является гимном итальянской кухне. Я несколько раз в интернете беседовал с итальянцами, и когда они узнавали, как мы готовим их блюда, они впадали в ярость, похожую на нашу, когда мы узнаём как они пьют и с чем мешают водку! В «Комедии...» воспеты макароны, вермишель, соусы. Их внешний вид и вкусовые качества, тончайшие различия в методике приготовления. Более того, разгадка детективного сюжета зиждется на кулинарной детали. И ещё мне очень понравился эпизод, где описывался процесс приготовления макарон и соуса с помощью расписания телепередач. Хозяйка маленькой гостиницы каждый этап привязывала к телику: «...оставьте на огне до конца рекламы… Как только начнётся метеосводка, чеснок можете убирать… Когда дадут результаты розыгрыша, можно помешать соус и добавить томатной пасты...» и так далее. Именно тут я поверил в то, что Бенаквиста — писатель. Так тонко передать щемящее одиночество человека, у которого телевизор единственный друг и спутник в жизни, — это высокий класс.

В-третьих, во время войны (переданной через записи воспоминаний отца главного героя) для многих итальянцев было важно, воюя на стороне фашистов, самим не стать фашистами. Сидя в лесах Албании в течение 4 лет, оборванные и завшивевшие итальянцы, прятались не от албанцев, а от фашистов. Они считали, что лучше голод и холод, нежели чёрные рубашки с буквой «М» на груди. Я, конечно, по-прежнему не могу научиться спокойно воспринимать европейские произведения о войне. Они все такие… такие… не знаю, как выразиться, неправильные какие-то. Но это не значит, что я не могу сочувствовать людям в бедственном положении. Особенно, если они терпели лишения, чтобы не встать на сторону зла.

Ну и да, в романе есть тайна и преступления, ведь это же детектив.

«Охоту на зайца» трудно считать настоящим детективом, поскольку в ней нет процесса разгадки тайны. Книга ближе к боевику, только не очень размашистому.

Всë действие сосредоточено на очень малом пространстве — в одном из вагонов пассажирского поезда Париж — Венеция — Париж. Лишь малая часть событий происходит в Венеции и на каком-то ещё безызвестном полустанке в Швейцарии. Повествование строго линейное.

На мой взгляд, сама идея, являющаяся каркасом произведения, сомнительна. В аннотации написано, что мафия гонялась за редкой кровью одного персонажа, собственно «зайца» из заголовка, чтобы с еë помощью создать какую-то вакцину, очевидно, с целью продажи. Так и есть. Но что за вакцину можно сделать из крови одного уникального человека (уже как-то неправдоподобно), от какого недуга она будет защищать, если заболевание донора редчайшее? Ответов в романе нет. К тому же, даже если не брать во внимание эту сомнительность, и та самая мафия, и еë оппоненты — оперативники ВОЗ, владеющие искусством драки (удивлюсь, если они существуют в реальности), постоянно выбирают какие-то очень сложные и в то же время ненадëжные варианты действий. В общем, в плане сюжета и его реализации текст мне не очень понравился.

Но при этом «Охота...» не лишена привлекательных черт. Мне показался удачным главный герой — проводник вагона Антуан. Автор здорово создал его характер. Парень не слишком правильный с точки зрения морали, грубоватый и циник, но при этом, пускай нехотя, всегда «впрягающийся» за того, кому нужна помощь. Зная, что будет бит, а, может, и убит, зная, что никакой выгоды он не получит, Антуан помогает своему безбилетнику. Это очень достойно.

А вот сам заяц какой-то квëлый. Характера почти нет. В первой сцене с его участием Бенаквиста попытался придать ему глубину, но в дальнейшем почему-то таких попыток не повторял. Так что заяц-Латур в романе чистая функция — создавать прочим действующим лицам проблемы.

Интересно было погрузиться в проводницкий быт; так сказать, заглянуть за кулисы пассажирских железнодорожных перевозок в Европе. Да и про саму доEUшную Европу читать было любопытно. Во время написания романа ещё были границы и национальные валюты. Не знаю точно, но, мне кажется, французы должны скучать по своим франкам, а итальянцы по лирам, как по символам времени, когда деревья были выше, а трава зеленей. Кстати, автор, сам будучи этническим итальянцем, несколько раз по ним жëстко прошëлся... И по швейцарцам.

Резюме: книгу вполне можно прочесть, если она вдруг попадëтся в руки.

Конечно, это не биография, обычная для серии «ЖЗЛ», о чём издательство предупреждает в предисловии. Книга «Илья Муромец» представляет собой исследование возникновения, развития и угасания такого социально-культурного феномена, как былина. А богатырь Илья Муромец является наиболее ярким и значимым из всех былинных персонажей.

В его художественном образе, скорее всего, перемешались и переплавились черты не только вымышленные, но и заимствованные у реально существовавших людей. В конце концов, в Киево-Печёрской Лавре покоятся мощи святого Ильи Муромца.

Почему эту книгу стоило прочесть? Во-первых, чтобы ближе познакомиться с русской былиной. Большинство людей, и я в том числе, про былины, как пишут в опросниках социсследований, «что-то слышали», не более того. Но это элемент родной культуры, существовавший столетиями, а сегодня, к сожалению, не живой. Тут найдётся много любопытных сведений, в том числе неожиданных. Например, о существовании былин с затейливо-скабрёзными эпизодами.

Во-вторых, чтобы освежить в памяти или узнать большое количество исторических фактов о развитии России, как государства. В том числе в один из самых драматичных и горьких этапов её истории — великой Смуты. Былины, зародившиеся ещё в домонгольский период, в смутное время обрели иное содержание.

В-третьих, чтобы узнать имена замечательных учёных-фольклористов, все силы и страсть вложивших в непосильную задачу сохранения этого уникального наследия, которое в условиях нашей испещрённой пожарами и испытаниями истории так легко расплескать! Чтобы прочесть о сказителях, на память исполнявших былины по 10 000 стихов и более.

В-четвёртых, чтобы подивиться универсальности образа Ильи Муромца — неодолимой, но сдержанной и благородной силы — воплощении мечты народа о защите, надёжности и справедливом воздаянии. Илья был нужен всем. И красным, и белым, и остальным цветам. В новой истории он был и самолётом, воевавшим в небе первой мировой, и бронепоездом, громившим фашистов Европы.

Наконец, прочесть эту книгу стоило, чтобы словно плектром тронуть те струны души, которые чистым звуком наполняют сердце любовью к Родине. В том случае, если у читателя эти струны натянуты, а не свисают бессильные, словно оборванные провода с покосившегося столба в бескрайнем поле.

Я не знаю, насколько книга карманного формата в 150 страниц, напечатанная разреженным шрифтом, с большими полями может быть романом, но она обозначена, как роман.

Действующих лиц в ней совсем немного, а протагонистом является очередной образец ментально-проблемного человека в современной европейской литературе.

Текст, конечно, не является в полном смысле примером «потока сознания», но близок к нему. Все события и переживания представлены через призму разума главного героя.

Я не специалист в области психиатрии, но главный герой, Штольп, наверное, шизофреник. Его с головой накрывают и не дают покоя разные идеи. Например, куда внезапно девались голуби из его двора. К нему привязываются разные словечки и словосочетания, которые он начинает вставлять в каждое предложение, такие как «в общих чертах», «ого, о да» и другие. Он зацикливается на какой-то одной детали в человеке, и не может думать ни о чём другом. Он носит в кармане маленький разводной ключ. Его мысли рыскают из стороны в сторону, словно автомобиль, у которого изношены наконечники рулевых тяг. Он непредсказуем и часто груб с людьми, он беседует с призраками, у него специфические отношения с женщинами.

Так что личность он, судя по всему, довольно неприятная. Однако автор вынуждает сочувствовать Штольпу, предлагая читателю догадаться, почему Штольп таким стал. С помощью разрозненных, часто трогательных и печальных воспоминаний, писатель заставляет просто по-человечески пожалеть своего злосчастного героя. Ведь бедняга страдает от неприкаянности. Скорее всего, такого места, где ему было бы хорошо, вовсе нет.

Я не хочу сказать, что «Мех форели» — плохая книга. Конечно, нет. Пауль Низон — профессиональный писатель, который не пишет плохо. Просто, по моему мнению, этот роман — литературное упражнение. Он обладает художественной ценностью, как акварельный рисунок, воздушный и зыбкий, но я не смог найти в нём собственно морали, писательского послания мне. Наверное, кто-то другой мог бы и найти.

Что ещё? Из перевода я узнал о существовании в русском языке глагола «взблёскивать». Я очень плохо владею немецким, и даже не могу себе представить, какое именно слово в оригинальном тексте могло быть так интерпретировано. И чем оно отличалось от простого «поблёскивать». Также я отметил пятикратное — то есть по разу на каждые тридцать маленьких страниц — употребление не самого распространённого союза «сиречь».

Отличная книга! Я выбрал её для чтения из-за места действия — Канада, 1860-е, но, в общем, ничего особенного не ждал. Однако оказался неправ. «Нежность волков» мне, как читателю, принесла массу положительных эмоций.

Очень понравился язык. Да, он прост, но прост не по неумению, а напротив благодаря мастерству избегать лишнего. При простоте образность нисколько не страдает. Атмосфера создаётся легко ощущаемая и характерная, все описания на месте. Внутренняя структура текста тоже скроена по современным лекалам: очень короткими главами, то есть постоянно меняющимися планами. У меня, жителя Сибири, большая слабость к «северам». И антураж романа — бесконечные снежные равнины, затерянные в лесах фактории, собаки и волки — в моём случае попал в яблочко.

Не меньше понравились и персонажи. И положительные, и отрицательные, они очень живые и правдоподобные, на мой взгляд. Отдельно хочу сказать про главную героиню (а её можно считать таковой, потому что только в её случае речь идёт от первого лица). Миссис Росс ударила прямо меня в сердце. Это женщина со стальным хребтом, природным достоинством, позволяющим с одинаковой естественностью принимать помощь и оказывать её; сдержанная, но страстная; надёжная и решительная. Я встречал таких в жизни. Где бы они ни обитали, чем бы ни занимались, они носят самих себя, как дорогое пальто, так что невозможно ими не восхищаться. Когда такая женщина отвечает мужчине взаимностью, ему следует лишь благодарить бога.

И другие персонажи «Нежности...» заставляют сопереживать на сюжетных поворотах. Сюжет в самом деле закрученный и трудно предсказуемый. Понятно лишь, что загадка так или иначе связана с рухлядью, так как пушнина была самым ценным и почти единственным источником дохода для всех жителей местности. Однако дело было не только в мехах, но и кое в чём другом, гораздо более эфемерном, но не менее важном! Меня поразило, как иногда предельно разные книги могут говорить об одном и том же. Вот кто бы мог даже представить, что между «Нежностью...» и «Слово» Сергея Трофимовича Алексеева есть хоть что-либо общее. А оно есть!

А концовка! Последняя страница своим драматизмом сделала бы честь любому классическому произведению высокой пробы.

Недостатки, которые я нашёл в книге, не авторские, а редакторские. В начале есть сцена с описанием добытого траппером животного, и через несколько страниц — почти такое же описание снова. Я считаю, автор не могла держать в уме все сцены, ведь она писала их, возможно, не в хронологическом порядке и могла просто забыть. Редактор должен был обратить внимание и сделать пометку для правки. И я бы хотел лучшей редактуры перевода («Хижина кажется маленькой и подавленной», плюс несколько похожих моментов).

Итого: изумительное произведение!

Когда я читал книгу, у меня перед глазами словно шёл обратный отсчёт: 8-7-6-5-4.

Объёмный детектив Диккера читается очень быстро. Скорость провоцируется его структурой — стопроцентно клиповой. На 670 страницах нет ни единого эпизода, который бы занял больше двух-трёх листов. Темп повествования — престиссимо! С одной стороны это хорошо: если уж идти по канату, то по туго натянутому, однако с каната можно и свалиться.

По мере чтения начинают бросаться в глаза логические недочёты типа того факта, что по сюжету за 20 лет, прошедших между двумя преступлениями, составляющими сюжетную основу, например, все волонтёры времён первого преступления остались на месте, продолжают волонтёрить и их можно заново опросить. Но так не бывает. Волонтёры — в большинстве люди молодые и мобильные. За 20 лет они бы повзрослели, получили образование и работу и разлетелись кто куда. Но ладно, это мелочь.

Есть и проколы покрупнее. В двух ключевых моментах — завязке и развязке. Во-первых, упомянутой в названии Стефани Мейлер, исходя из стоявшей перед ней задачи собственного расследования, стоило бы держаться подальше от главного героя-полицейского, вместо того, чтобы бросать зерно сомнения в его душу по поводу исхода дела 20-летней давности. Он мог, скорее, ей помешать, нежели помочь, тем более с ним пришлось бы делить славу в случае удачи. Но она к нему подошла, и, маня красотой и загадочным поведением, успешно пыталась вызвать его интерес. И, во-вторых, поимка злодея состоялась фактически из-за одной допущенной им оплошности на последних страницах книги. То есть, не будь её, никакое расследование ни к чему не привело бы. Так зачем оно было размазано на такой объём?

Есть ещё несколько труднообъяснимых или немотивированных эпизодов, но это будет уже пересказ сюжета, так что пусть читатель их сам найдёт…

Далее. Автор видимо не определился, пишет ли он серьёзно или гротескно. Вроде бы замах был на обычный детектив-триллер. Но вдруг откуда ни возьмись выскакивают несколько откровенных психов и превращают его в балаган. Причем не просто психов, а мегаломаньяков, совершенно карикатурных. И, что интересно, один из них управляет всем действием книги! Более того, когда автору по сюжету потребовалось здравомыслие, псих по щелчку пальцев стал квалифицированным розыскником, разумным и сдержанным.

И ещё. Конечно, в книжке не может не быть славян. Там есть девушка Наташа, ослепительной красоты, ума, доброты и целеустремлённости. Говорит, разумеется, по-русски, а также хочет открыть ресторан «Маленькая Россия». Действительно, многие русские женщины именно такие; я, по счастью, не раз в этом убеждался. Может ли русская девушка иметь фамилию на -ская? Да, конечно. Может ли эта фамилия быть Дарринская? Нет, не может. Ну что за [Роскомнадзор], неужели нельзя было погуглить распространённые русские фамилии? Сразу вспоминается мемофицированный Фома Киняев, также известный под именем «Ащьф Лштшфум».

В общем, книга полна недостатков, но благодаря стремительному темпу и напряжённому действию её можно терпеть.

Судьбы Монголии и России плотно переплетены. Естественно, в первую очередь, в памяти всплывает исторический период, известный как «иго». Существует множество радикально различающихся взглядов, вплоть до такого, что никакого ига и вовсе не было, однако, споры историков находятся немного в стороне от произведений художественной литературы.

Роман Сергея Петровича Бородина «Дмитрий Донской» рассказывает о периоде, непосредственно предшествовавшем Куликовской битве, — почти первому успешному опыту военного противостояния Орде. Автор безусловно работал с источниками, но это, конечно, не историческое исследование и не претендует на звание такового.

Как мне кажется, по своей сути, книга — это духоподъёмное средство, обращающееся к одной из ярких страниц истории, написанное и опубликованное в грозовое время — в 1941 году прямо перед началом войны. Первый тираж пошёл непосредственно на фронт.

Бородину пришлось решать сразу три взаимоконфликтующих задачи: 1. Показать роль Дмитрия Донского, как собирателя и объединителя русских; 2. В то же время подчеркнуть безразличие княжеской власти к бедам и нуждам народа; 3. Каким-то образом отразить деятельное участие православия в освободительном процессе в условиях гонений на религию в современности писателя. В итоге, с первой задачей всё понятно, Донской — персонаж безусловно положительный, хотя суровый и временами безжалостный. На вторую задачу пошли государственные деятели того периода, хотя и не все — некоторые сохранили позитивное реноме. А с третьей помогла титаническая фигура Сергия Радонежского — величайшего русского святого, отказывать в уважении к которому, видимо, не рисковали даже тогдашние власти.

Роман по форме является приключенческим, в нём много ярких и напряжённых сцен, неожиданных поворотов сюжета и батальных описаний. Есть колоритные главные действующие лица вроде расстриги Кирилла. Подробно и без прикрас описан быт русских княжеств того периода, их политическая среда и противоречия. Недвусмысленно роман подтверждает предположение, что внутренняя грызня и распри усугубили на много порядков урон, нанесённый внешними врагами. И хотя события тех лет отстоят от сегодняшнего дня на многие века, по моему мнению, они продолжают иметь последствия и по эту пору.

Жаль только любовная линия в «Дмитрии Донском» отсутствует как таковая, хотя в историческом _художественном_ произведении она всегда к месту. Лишь некоторые отдельные эпизоды имеют романтическую окраску.

Любопытно!

Это был бы, пожалуй, исчерпывающий отзыв на сборник рассказов и новелл «История твоей жизни», но я всё же взял за правило писать отзывы объёмом от 2500 до 3200 знаков, так что придётся немного расширить мысль.

Cразу обращает на себя внимание сдержанность текста (кроме одной повести) и нарочитая научность изложения. Оно насыщено различными сложными терминами, частью реальными, частью вымышленными. Если бы я имел техническое образование, возможно, я бы нашёл ошибки или несообразности, а так — мне понравилось. Убедительности в работы добавляет, что ли.

На мой взгляд, из семи произведений, составляющих этот сборник, ключевыми являются три. В них есть более детальное изучение поднятых писателем морально-этических проблем. Остальные рассказы тоже вполне интересны, но они построены, как короткие этюды вокруг различных парадоксальных ситуаций.

Титульная повесть является единственной, в которой автор отступает от сухого, даже несколько отстранённого стиля. Он пропитал её живыми эмоциями и человеческим страданием. Мне, как лингвисту по образованию, были интересны детали повествования, касавшиеся принципиально иной системы знаков, и Тед Чан здорово додумался до такого — это круто! — но самое важное всё таки, как мне кажется, это переданная им трагедия борьбы с прошлым и будущим, в которой разум, несмотря на очевидную безнадёжность, всё-таки оказывается в состоянии если не победить, то, во всяком случае, и не потерпеть неудачу.

Впрочем, лично мне больше всего понравилась повесть-имитация документального фильма «Тебе нравится, что ты видишь?» Она звучит совершенно в унисон с окрепшим во мне убеждением, что любое безумие, любая дичь могут стать не просто приемлемыми, но и обязательным стандартом, если людей соответствующим образом подготовить. Условно говоря, если человек поверит, что в круглую дырку надо запихивать квадраты, и наоборот, потому что только так можно обеспечить равенство кубиков с шариками — это станет нормой, и за её несоблюдение будут бить. Иногда хочется плакать, честно! Не удивлюсь, если эта повесть окажется пророческой лет через 15-20, может даже ещё при моей жизни.

Ну, и третья из основных новелл — «72 буквы». Отличается от остальных тем, что в ней есть фактическое действие. Даже с заговорщически-детективным оформлением. Автором ставится вопрос главенства общественного блага над иными факторами, и вообще, существует ли такое главенство.

Словом, мне понравилась книга. Тед Чан кажется мне писателем, который легко увлекает своими экспериментами. Они неожиданны и свежи, и могут доставить удовольствие многим читателям.

Я уже ранее читал несколько произведений Пола Остера, поэтому предполагал, что его текст не вызовет у меня отторжения. Тем более, что задействована практически беспроигрышная тема взаимоотношения человека и собаки. Удивительное совпадение ждало меня на начальных страницах: у главного из героев-людей первая собака появилась в 38 лет, и у меня первая собака появилась в этом же возрасте.

Перевод книги принадлежит Илье Кормильцеву. Мне было очень интересно посмотреть, как этот талантливый человек решил художественную задачу. А она была непростой: я нашёл несколько эпизодов, переложение которых на русский наверняка могло вызвать приличное напряжение творческой железы...

Роман очень короткий, я бы сказал стремительный. Композиционно он, словно ножом, разрезан на две части. Первая из них, как мне показалось, говорит о ценности доверия и о том, как не обмануть это доверие. И тут такой персонаж, как собака, — идеальный «инструмент» для разработки темы. Будучи символом преданности, пёс вынужден также безоговорочно доверять хозяину. Когда моя собака запрыгивает в багажник машины, она не знает куда мы едем, как надолго, будет ли нам хорошо там, куда мы направляемся, вернёмся ли вообще домой; она просто верит мне. И иногда возникает щемящий страх обмануть это доверие, оказаться недостойным его. В первой части «Тимбукту» с помощью мастерства писателя создаётся эмоционально насыщенное действие того сорта, когда всё сползает в пропасть, но нить надежды ещё не оборвалась и доверие не нарушено.

Со второй частью чуть проще. С моей точки зрения, помимо доверия, она о позолоченной и золотой клетках, о плене из которого очень трудно вырваться. И о том, что возникает искушение со многим смириться. Повествование в этой части вводит интересное противостояние: собаки и человека (женщины), которые оба сидят в этой клетке, но делают совершенно разный выбор в итоге. Собственно, автор главную идею прямо обозначил фразой, проносящейся в голове пса: «Я продал первородство за чечевичную похлёбку» (Книга Бытия, Исав и Иаков).

При чтении необходимо делать поправку на социально-культурную среду, в которой происходит действие, и прощать некоторые моменты, которые кажутся чудны́ми или неприятными в силу разницы менталитета.

Конечно, роман не ровня ни искусности «Каштанки», ни почти невыносимому трагизму «Белого Бима...», упомянутым в аннотации, но, тем не менее, Остер несомненно заставляет сопереживать своим героям. Хорошая книга, в общем.

С появлением в бороде седины, не только в ребро вселяется бес, но также возникает потребность вернуться во времена юности, постараться вновь пережить какие-то эмоции и ощущения, отпечатавшиеся в памяти с тех времён. Поэтому я снова взял в руки книгу о приключениях отца Брауна, читанную мною, когда мне было лет 15-16.

Хотя в этот раз загадочные случаи из жизни католического священника воспринимались совершенно по-другому, и моё внимание было привлечено к иным аспектам новелл, в целом воспоминания не лгали: книга действительно чудесная.

Я полностью согласен с тезисом, что Г.К. Честертон писал свои детективные истории так, чтобы, в первую очередь, их было интересно читать, нежели просто определять злоумышленника. Впрочем, и вторая задача не так уж просто решается. Примечательно, что во многих рассказах либо преступник остаётся без наказания, либо оказывается, что его преступление было каким-то образом морально оправдано.

При характеристиках личности автора, тексты о расследованиях отца Брауна не могли быть заурядными. Один из самых остроумных англичан своей эпохи, блестящий полемист, который никогда не уклонялся от дебатов, Честертон голосом отца Брауна, во многом, наверное, идентичным собственному голосу, произносит массу тонких замечаний, острот, проницательных наблюдений, как смешных, так и очень глубоких.

Меня поразил тот факт, что в эпоху до мании политкорректности, когда можно было называть вещи своими именами, не опасаясь потревожить чьё-то воспалённое коллективное эго, Честертону удавалось клеймить общественную нетерпимость и предубеждения намного яростнее и убедительнее, чем это делают сегодняшние авторы, часто конвейерные и однообразные.

При этом отец Браун, персонаж, неизбежно вызывающий симпатию читателя, фигура удивительная. Я бы назвал его чистой функцией, если бы он не был так выпукло прописан Честертоном в конкретных ситуациях. Судите сами, в новеллах у него нет привычек и страстей (даже ледяной Шерлок Холмс играл на скрипке и палил в стену из пистолета), нет прошлого (кроме намёков на знакомство с дном общества), нет будущего в виде определённой цели, к которой он идёт. Отец Браун есть только в настоящем, где, как и положено пастырю, борется за паству с силами зла и превозмогает их.

Ещё один интересный момент: оказывается, в очень многих из рассказов о патере Брауне либо действуют американцы, либо действие происходит в Америке. Честертон, мне кажется, видел в них новых англичан, менее закрепощённых условностями, более непосредственных.

PS Финальная фраза одного из последних рассказов цикла: «Я связан с Англией, — ответил отец Браун. — Я родом оттуда. А самое смешное, что можно любить ее, жить в ней и ничего в ней не смыслить». Божечки, можно заменить слово «Англией» на другое имя из семи букв, и фраза останется столь же правдивой...

Святой Николай, архиепископ Мирликийский — это один из самых почитаемых святых в христианском мире и, в первую очередь, в православной его части. Древнейший храм Святого Николая Восточной церкви находится во Львове. Наибольшее количество церквей Николы Угодника расположено в России — более 1600. Эти и множество других фактов можно почерпнуть из объёмного исследования «Николай Чудотворец», опубликованного в серии «Жизнь замечательных людей».

Мне было очень интересно прочесть эту книгу, так как я частенько просил и прошу у Святого помощи и защиты. Николай — Великий Заступник — является покровителем большого числа социальных и профессиональных групп людей, от девственниц до юристов. В том числе, он помогает и путешественникам, а я в своё время проехал многие-многие тысячи километров по Алтаю, При- и Забайкалью, Монголии. Дороги трудные, перегоны большие, а прочтёшь акафист Святому Николаю на ночь перед сном, и как-то на душе делается спокойнее.

Сам том построен по традиционной схеме для биографий людей, живших в древнем мире. Сначала предложены имеющиеся довольно скудные данные о происхождении Николая Чудотворца, его становлении, затем исторические сведения о духовных и нравственных подвигах, чудесах, им явленных, преставлении и, наконец (одна из самых увесистых глав), «приключениях» Благодатных Мощей, которые у святых по исторической традиции бывают захватывающими, как настоящий остросюжетный роман с похищениями и неожиданными поворотами.

Пересказывать собственно содержание книги в рецензии я не вижу смысла. Хочу обратить внимание на другое: этот исследовательский труд демонстрирует, что не только религиоведение — это наука, требующая усидчивого, длительного изучения, но и собственно религиозность как таковая — тоже плод многолетних размышлений и получения знаний, и никак иначе. Сужу по себе. Я считаю себя человеком верующим, но если быть честным с самим собой, что у меня в голове? Ответ: каша из начатков религиозной информации, традиционных верований и каких-то лично моих взглядов и мнений... Такая работа, как книга «Николай Чудотворец», помогает систематизировать собственный разум и избавиться от части заблуждений, ведь Святой «растерзаяй лжу яко паучину».

В общем, книга о Святителе Николае — это настоящий подарок Санта Клауса для тех, кто интересуется православием и верою. Санта Клаус, кстати, это тоже Николай Чудотворец!..

~~~Этот отзыв был написан мною 27 марта 2021 года, поэтому уже частично устарел. Но я не стал его править. Пускай остаётся, как есть.~~~

На сегодняшний день эта почти документальная книга, изданная в 1944 году, по моему мнению, не столько художественное произведение и не столько исторический снимок, сколько лекарство от беспамятства и духовного обнищания. К сожалению, манкурты сейчас никак не могут быть внесены в Красную книгу России в виду большого числа и эффективных методов разведения.

Как понятно из названия, речь в повести идёт о войсковых операциях, локальных и значительных, на Волоколамском направлении поздней осенью и зимой 1941 года. События подаются через призму участия в них батальона под командованием Бауржана Момыш-улы. Автор-фронтовик записывает воспоминания и впечатления комбата при формировании батальона, его направлении на передовую и участии в боях. Изложение далеко от лакированного, оно честное и, самое главное, профессиональное. То есть с помощью Альфреда Бека мы имеем драгоценную возможность через письменный текст понять, каково это было в первый год Великой Отечественной войны, насколько было страшно, насколько жестоко. Но одновременно читатель видит сам, какого величия может достигать человеческий дух. В данном случае величия в любви к Родине — одной из высших форм любви, на которую он способен.

Меня коробит, когда я читаю что-то типа «Аааа, про войну слишком страшно, нафиг, пишут всякие ужасы, не люблю», или «Война грязна, нет правого дела, нет победителей», или вот что-то типа «Не буду покупать ребёнку автоматики, а то вырастет агрессором и милитаристом» (так что, пусть лучше вырастет [Роскомнадзор] в штанах до щиколоток в [Роскомнадзор] лофте?!). Процитирую по памяти апологета милитаризма, замечательного писателя Роберта Хайнлайна: «Три вещи не произойдут никогда: путешествия во времени, (вторую забыл) и конец всех войн».

Хайнлайн, очевидно, прав — войны были всегда и будут всегда. Надеяться мы можем только на то, что их не случится при нашей жизни, и то надежда эта зыбкая. Рано или поздно, при детях ли, внуках или правнуках, войны будут. И пусть по форме они, наверное, окажутся не такими, как у Бека в «Волоколамском шоссе», но по содержанию, по требованиям к воину они точно не станут менее жёсткими. И знать, как предки совершали ратный подвиг — полезно для души. Тем более, по меркам истории события повести произошли сегодня утром.

Книга изложена очень простым языком, потому что Бауржан Момыш-улы уж точно не был краснобаем. Меня удивило, что в произведении, написанном в 1942-44 гг., и изданном впервые во фронтовом журнале «Знамя» нет ни единого упоминания Сталина. Не то чтобы я ожидал панегириков Верховному Главнокомандующему, но всё же…

«Волоколамское шоссе» обязательно надо прочесть. И в чем более молодом возрасте, тем лучше.

«Мальвиль» является образцом социальной фантастики о мире после ядерной войны. Написанный в 1972 году, он, возможно, стал одним из первых романов, в которых была рассмотрена подобная гипотетическая судьба человечества. Действие разворачивается в Северо-Западной части Франции (хотя автор об этом не говорит), потому что постоянно упоминается «местное наречие», то есть вероятно Бретонский язык.

Мне книга понравилась с самого начала. Сразу стало очевидно, что она написана профессиональным, высококлассным писателем, который замечательно владеет речью, умеет вдохнуть жизнь в своих героев, наделить их яркими характерами. Все персонажи «Мальвиля» имеют уникальные, запоминающиеся черты. Особенно, конечно, рассказчик, от лица которого ведётся повествование.

Знаете, имеется такое не совсем этичное выражение в русском языке «Есть за что подержаться». Так вот в тексте «Мальвиля» определённо «есть за что подержаться». Он полнокровен и густ, нетороплив в развитии событий и богат деталями.

Самое интересное в произведении, на мой взгляд, это механизмы взаимодействия членов изолированных маленьких групп: как выстраивается внутренняя иерархия, выдвигается естественный руководитель, как налаживаются бытовые связи и так далее. В целом, я бы, как и некоторые другие читатели книги, счёл её утопией в большей степени, нежели антиутопией. Да, сюжетный пейзаж, ряд обстоятельств и авторских выводов далеки от оптимизма, но всё же, в представлении Робера Мерля, люди нацелены на достижение общественного блага в большей степени, чем личного, и готовы многим жертвовать ради друзей, сограждан и тех, кто нуждается в защите и помощи.

Также предметами изучения для автора являются место религии в мире после конца света, отношение к собственности, взаимоотношения полов (особенно в гендерно несбалансированном после термоядерной войны обществе). Ко всем этим вопросам персонажи романа предпочитают подходить с рационалистической и практичной точек зрения, что часто приводит их к неожиданным и неоднозначным решениям.

Я читал издание 1977 года с обширным предисловием. Если вам попадётся в руки это же издание, не повторяйте мою ошибку, не читайте предисловие до того, как прочтёте сам роман. По доброй традиции Советской критики, во вступительную статью понапихана масса «спойлеров».

Кому, как мне кажется, книга не понравится. Во-первых, тем, кто предпочитает скупой стиль изложения с минимумом детализации. Для них она будет скучна и затянута, «ни о чём». Во-вторых, — как бы так поосторожнее выразиться, — людям, которые близко к сердцу воспринимают разницу между миссиями мужчин и женщин в быту. Для таких «Мальвиль» будет источником яростного раздражения.

С моей точки зрения, Святослав Логинов является обладателем самого лучшего русского языка среди писателей, работавших в девяностых и нулевых в нише, условно называемой «фантастикой». Три из его произведений я определяю в числе наилучших книг, которые я когда-либо прочитал. Одно из них — это «Колодезь».

Оставляя в стороне тщательно построенный и захватывающий сюжет, с которым лучше, конечно, знакомиться не из отзыва, а из текста романа, я бы хотел отметить, насколько условны всё-таки жанровые рамки. Что заставляет редакторов определить эту книгу, как образчик фэнтези? Одно единственное допущение, которое само по себе, пожалуй, выглядит менее фантастическим, чем некоторые сюжетные коленца вполне себе реалистических произведений. Ну хорошо, пусть «Колодезь» будет фэнтези. Это лишь подчёркивает, что деление литературы на хорошую и плохую намного более значимо, чем систематизация её форм.

Этот роман — одна из небольшого числа книг, которые я читал два раза. Настолько привлекательна речь, настолько интересно течение событий, и, к тому же, кульминация настолько близка к откровению, что хочется повторить уже один раз испытанные ощущения от прочтения. Со второго раза замечаешь больше. Глаз цепляется уже за отдельные предложения-жемчужины, замечания, наблюдения. Это позволяет, конечно, более полно воспринять авторский замысел.

Для того, чтобы такой текст был создан, писатель должен являться не просто мастером своего дела, он должен быть мудрым человеком. Логинов, как мне кажется, — мудрый человек, и я был счастлив усвоить часть этой мудрости.

И — самая большая тайна для меня в этой книге. Как писатель, который является если не богоборцем, так уж точно атеистом, о чём он сам много раз говорил, сумел создать литературное произведение настолько глубоко пронизанное православными ценностями?! Особенно в канве эпохи религиозного раскола, который отравил жизнь России на столетия. Финал произведения — это просто катарсис. Причём он написан Логиновым так, что очищающее событие случается не только с главным героем, но и с читателем тоже, если он настроен на нужную волну. Это просто поразительно.

Да, забыл отметить... Действие происходит во второй половине XVII века. Мир той поры был суровым местом (а, впрочем, когда он был другим?) и описывается без лакировки. Так что имеются оправданные сюжетной необходимостью сцены жестокости и аморальности.

Если вы цените классный текст, то «Колодезь» должен вам понравиться.

В оригинале ‘Sister’, в испанском переводе ‘Hermana’, в датском (а, значит, и в норвежском) ‘Søster’, в болгарском (!!!) ‘Сестра’. Так какого [Роскомнадзор] в русском — «Разгадай мою смерть»?! Искали самое коммерчески перспективное название что ли? Впрочем, можно было роман назвать хоть «Меня убил красивый доктор», был бы только текст хороший. К сожалению, с этим вышла незадача.

Вообще, содержимое, поместившееся между двумя обложками, с моей точки зрения, не в полной мере писательский продукт. Это рассказанная простыми словами история. Увлекательная, местами трогательная, неожиданная, но пустая как барабан. Да ещё и напичканная клише. Писательской работы, как я её понимаю, — морали, — в ней около ноля.

Я плохо определяю злодеев в детективах. Не хватает качества логического мышления. Но в данном случае мне это удалось. Как только в тексте появился «красивый» белый гетеросексуальный мужчина, я понял — это приговор. Автор — женщина, современность, западное общество. Даже гадать не пришлось.

Сёстрам в книге 26 и 21 год. Но написаны они так, как будто старшей уже лет 45 (достигнута солидная должность, накоплен жизненный опыт, сформированы зрелые манеры, стиль поведения), а младшей около 30 (тоже уже вполне сложившиеся взгляды на жизнь). Сильно бросается в глаза несоответствие заявленного возраста и поведения персонажей. Также, по-настоящему тесные отношения поддерживать через океан нельзя. Чтобы быть близкими, необходима близость по расстоянию. Во всяком случае, на большом промежутке жизни.

Образ польской иммигрантки. Здесь художественная задача состояла в возведении восточноевропейских иммигрантов на уровень людей. Результат полностью противоположен. Польские иммигрантки: а) одеваются как проститутки даже дома. Нет-нет, она не проститутка, говорит автор. Так нахрена ты её так нарядила и сделала из этого яркую деталь персонажа?! б) проживая в языковой среде на протяжении длительного времени, не могут толком осилить простой словарный запас. Можно косячить с грамматикой, можно иметь проблемы с фонетикой, но бытовой вокабуляр усваивается сразу, если ты не бестолочь; в) не могут самостоятельно съездить домой, не получив благотворительный взнос от добрых коренных жителей. Ну, и так далее.

И ещё интересный момент. Принято считать, что именно британская медицинская система — самая эффективная и качественная. Я пару раз расспрашивал на эту тему британцев. А тут в книжке медицина Великобритании — это какой-то суетливый, неуправляемый, задёрганный и шумный бардак. Странно. Может, как и у нас, у них модно рисовать свой дом в самых неприглядных картинках? И полиция в «Разгадае...» тоже подгуляла. Автор говорит, что люди-то они там хорошие, порядочные, добрые, а как профессионалы — швах!

И только в гадкие, жадные и беспринципные транснациональные корпорации я легко верю, тут автор убедительна. Хотя они-то и оказались почти не при чём.

И, завершая, пару моментов на посмеяться. «...воскресным утром, когда другие парочки не спешат покинуть кровать и занимаются любовью». Я привык считать, что эстроген у женщин по утрам находится на самом низком уровне. Неужели я всю жизнь заблуждался и напрасно потратил столько замечательных утр? Утров? Утрей?..

«- Герой появился в последний момент. Почти как американцы во Второй мировой.

- Ну если по справедливости, то всё-таки мы победили благодаря им».

Ага, всё именно так и было.

Сначала о хорошем. Книга написана интересно и живо. Когда начинаешь читать, то хочется знать, что будет дальше именно сейчас, а не через три часа и не завтра. Поэтому роман потребляется настолько стремительно, что знай себе шелести страницами, пока в нахзац не упрёшься. В общем, текст в этом аспекте не подкачал.

И имя главной героини, если это вообще возможно, делает произведение более интересным. Оно цепляет. Хотя в моём персональном рейтинге имя Мария по-прежнему вне конкуренции, но если бы судьба свела меня с какой-нибудь Плектрудой, я бы наверняка такое обстоятельство воспринял с любопытством.

О хорошем — всё.

Я не понял, почему это художественное произведение вообще классифицировано, как «роман». Я не литературовед, но роман, кажется, предполагает большой объём, значительное количество действующих лиц и событий. Здесь же мне чудилось, будто я читаю если не синопсис, то сюжетную выжимку из школьной хрестоматии. Ну, например, когда содержание «Войны и мира» пакуется в 10-20 страниц. Чтобы вроде как книгу не читать, а по её содержанию на уроке быть в состоянии ответить.

Далее. В очередной раз я увидел, что современная европейская литература очень часто не может обойтись без сумасшедших в самом прямом смысле этого слова. Конкретно в «Словаре...» их концентрация близится к стопроцентной. Все персонажи книги, на обрисовку которых автор потратила хотя бы абзац, в большей или меньшей степени безумны. Главная героиня, её мать, её мачеха и отчим — все они психически нездоровы. Да что там нездоровы, они — чокнутые. Ладно, это, конечно, право Нотомб. Но как предполагается сопереживать таким героям?

Ну, и, наконец, конец. С моей точки зрения, возможны два варианта, почему он получился у автора таким, каким получился. Либо написание книги в одночасье ей обрыдло сверх всякой меры, и терпеть дальше эту муку стало ей не по силам, либо она она очень сильно запаздывала по срокам сдачи текста издателю. Других причин, чтобы объяснить этот неуклюжий, скомканный и ничем не продиктованный финал я не могу придумать. Интересно, сможет ли кто-нибудь другой? Я бы ещё понял, если бы по сюжету главная героиня закольцевала судьбу с материнской и поступила в точности, как та. Но внезапный ввод демиурга в вылепленный им мир с последующим уничтожением создателя своим созданием?! Могу лишь процитировать рефрен одной из известных песен «Агаты Кристи» про два корабля: «Нафига?!» Понятия не имею, какое послание должен нести этот ход...

Может быть, знакомство с Амели Нотомб стоило начинать с какого-нибудь другого из её романов. А так, видимо, на «Словаре...» оно для меня и завершилось.

Большинство книг из серии «Жизнь замечательных людей», которые мне довелось прочесть, и в которых речь шла о личностях древнего мира и средних веков, представляют из себя срез исторического периода с вкраплениями информации о герое исследования. Так было с величайшими русскими святыми — Сергием Радонежским, Серафимом Саровским, Саввой Сторожевским, — так же получилось с государственным деятелем Афанасием Лаврентьевичем Ординым-Нащокиным. Даже больше, Ордин-Нащокин хоть сколько-то заметно появился в повествовании лишь спустя примерно треть от объёма всей книги. Конечно, это объяснимо. Документов мало, источники информации не всегда надёжны. Тем более, благодаря постоянной русской турбулентности документы и архивы многократно терпели величайший урон от рук современников и потомков.

Книгу об Ордине-Нащокине я захотел прочесть, так как думал, что основная его заслуга перед государством — это создание первой в России регулярной почтовой службы. Я был неправ. Этот государственный деятель Великой России сделал гораздо больше. Он был (так, на быструю вскидку) — первый настоящий дипломат, проведший массу продуктивных для страны переговоров, первый настоящий экономист, попытавшийся перестроить политику наполнения государственной казны, талантливый военный управленец, человек, возможно, определивший современный государственный флаг, в конце концов, создатель первого в России цветочного сада.

Его роль в развитии Российской империи могла быть намного более продуктивной, если бы не доминировавшее во времена после великой Смуты строго сословные и местнические принципы в системе государственного управления при слабохарактерном и не слишком умном, по всей видимости, царе. Вот при Петре I, наследнике царя Алексея Михайловича, «худородный» Ордин-Нащокин точно проявил бы себя ещё более ярко и мощно.

Ордин-Нащокин был проводником идеи сближения с Европой, но разумного, а не механистического подражания. Сближения с переработкой опыта Европы в российских реалиях вместо слепого и неумелого копирования. Россия, будучи не просто отдельным континентом, но даже отдельным миром внутри нашего мира, не может быть одной из, одной в ряду.

Мой интерес к книге был тем большим, что Смута — это, образно, почти 90-е моей жизни, а время после Смуты — это, пожалуй, конец 90-х и начало 00-х. К сожалению, условные 90-е многократно повторялись в истории величайшей страны, и нет никаких оснований предполагать, что такие же времена не наступят вновь когда-нибудь в будущем (тем более, что многие извне и изнутри премного тому способствуют). Чтение книги, может быть, позволит кому-то переосмыслить свои сегодняшние убеждения.

Семь историй о любви... Это же любопытно и, наверное, трогательно! Так я думал, когда стал читать «Другого мужчину» — сборник коротких произведений, который в оригинале называется Liebesfluchten. Трудно было бы адекватно передать это название в русский. «Другой мужчина», конечно, понятнее.

Однако, как выяснилось, эти тексты вобрали в себя многое из того, что я не люблю в современной европейской литературе.

1. Вялость. Всё персонажи, события, картины мира, все диалоги, сам воздух сборника создают впечатление какой-то всеобъемлющей усталости от себя, от меня и от всего на свете. Как будто и не сидится, и не лежится, а всё какое-то неясное томление и маета. В нашей литературе в подобных случаях хотя бы есть надрыв. А тут лямка тянется, тянется, тянется и так без конца, ну, то есть до точки последнего предложения. Язык удивительно бесцветный.

2. Нездоровье разума. Персонажи, при невеликой глубине, часто озабочены странными и одновременно никчёмными вещами. Которые пагубно влияют на их психическое здоровье к тому же. Возникает подозрение, что остальные возможности создания сюжета и его драматического эффекта уже исчерпаны. Да и действия, которые персонажи предпринимают под влиянием своих мелких обсессий, так же случайны и хаотичны, как сами эти страсти. Или в их мире реально такая огромная масса патологических неврастеников и девиантов?!

3. Гипертрофированное чувство вины. Да-да, Европа, конечно, в очень многом виновата перед белым светом. Но, ей-богу, хватит каяться так самозабвенно. Это уже просто унизительно для неё и неловко для остальных. Если верить «Другому мужчине», люди, вон, крайнюю плоть себе отрезают, только бы загладить, искупить, оплатить... Сюда же для комплектности я бы закинул неизбежную показную политкорректность — настырный клещ жизни социума, прогрызший себе дорогу и в тело художественной литературы.

В общем, хоть Шлинк, разумеется, известный писатель, признанный, печатаемый и продаваемый, но лично мне такая текстомасса не заходит. Пресно, трудно сопереживать и никаких эмоциональных затрат на прочтение.

Интересное произведение, где при всей метафоричности действие имеет чёткие и понятные формы. В романе соединилось мастерство писателя, как рассказчика, мыслителя и автора высококлассного текста. Уже несколько раз обращал внимание, что в произведениях, исследующих общественные механизмы с (как бы выразиться?) философским флёром, писатели зачастую обходятся даже без имён ключевых персонажей. Я полагаю, что имя прозвучавшее — это рождение индивидуальности персонажа и его личной уникальности, следовательно отсутствие имени — это, напротив, шаг в сторону обобществления и генерализации образа. Тем более, что в данной книге главный герой и именуется-то исключительно по должности — судья. Причём, по-моему, он является мировым судьёй.

Стилистический приём, на котором построена книга, это не то чтобы эффект обманутого ожидания, а, скорее, эффект бесконечного ожидания. Когда что-то должно вот-вот произойти, но проходит время — и ничего не происходит. А люди при этом могут и умом тронуться. Например, здесь нашествия варваров очень ждали, тщательно к нему готовились, а они не пришли. Точнее, пришли, но ко всем по отдельности и исключительно изнутри. Существование внешних враждебных варваров, цель которых смести с лица земли отдалённый имперский город, лично для меня так и осталось не доказанным, хотя по финальной части книги предположения можно делать разные.

Та коллизия, которая произошла между мужчиной и женщиной в этом произведении, вряд ли может называться любовной. Скорее, это неясная, тяжёлая маета, замешанная на чувстве бессилия и вины. Причём вины, которую берёт на себя судья без моральных и фактических на то оснований. Он внутренне объясняет свои импульсы солидным возрастом. Наверное, автор прав. Я чувствую по себе. С течением лет всё труднее относиться ко всему проще. Начинаешь сильнее тяготиться несовершенством жизни, если взять на себя смелость считать жизнь несовершенной…

И вообще, бессилие главного героя перед лицом обстоятельств — это самая яркая черта книги. Коли вообще возможно благородное бессилие, то это именно оно. Особенно жестоко это чувство, когда понимаешь, что те ужасные вещи, которые происходят с тобой и другими, не принесут никакой пользы вообще никому, даже твоим истязателям. Ни ты не станешь мучеником и героем, ни они не превратятся в архи-монстров, чья жестокость переживёт память хотя бы одного поколения, ни остальные люди не извлекут из твоей судьбы никаких уроков.

Так как носителем зла в романе является империя, я очень долго ждал, когда это произнесёт главный герой. Но тянулись главы, судья переживал несчастья и страдания, но империю винить не спешил почти до самого конца. Если честно, я уже настроился, что этого не произойдёт. Во-первых, потому что империя «В ожидании варваров» вовсе не походит на таковую. Скорее, просто на обширную страну с отдалёнными территориями. Ведь империя всегда неоднородна, включая массу разнообразных регионов, не похожих один на другой. А здесь вся она вроде бы говорит на одном языке и обладает схожей культурой. А, во-вторых, потому что, как я считаю, империя — это высшая форма государственного устройства. Недаром самые сильные на какой-либо исторический момент страны развивались в империи. Так что, во всяком случае в моём понимании, империя и зло не тождественны.

Наверное, кто-то сочтёт роман «В ожидании варваров» слишком вялым. Я в число этих читателей не попаду, и всем рекомендую эту книгу к прочтению.

Книга составлена из трёх частей, каждая из которых состоит из разоблачения 10 «космических мифов». Все три написаны с разными зарядами.

Первая часть, касающаяся мифов о космонавтике до собственно начала эпохи активного освоения околоземного пространства, написана нейтрально. Однако я сразу понял, что добра не будет, когда в самом начале напоролся в произведении российского писателя (ну надо же!) на предложение, касавшееся космической отрасли СССР и содержавшее словосочетание «Советская Россия». Это как мизинцем неожиданно удариться о ножку дивана! А что не «Советский Азербайджан»? Это же чисто западное клише. Так страну называли только там. В СССР выражение «Советская Россия» могло использоваться исключительно при описании чего-то, касающегося локально РСФСР, и то редко, и уж точно никак не в связи с общегосударственными вопросами, там более настолько важными, как космонавтика. В общем, после этого я уже не ждал от взаимодействия с книгой ничего хорошего и оказался почти прав. Польза же лично для меня оказалась в том, что автор привёл в тексте имена писателей, названия и годы издания множества потенциально интересных фантастических произведений, о которых я иначе вряд ли бы узнал. Спасибо ему за это.

Вторая часть посвящена мифологии отечественной космонавтики. Как мне показалось, авторское изложение пронизано скрываемым или подавляемым чувством пренебрежения, высокомерия. Ага, всё было такое второсортное, такое несвободное… В упрёк советской космонавтике поставлено даже то, что она являлась частью военно-промышленного комплекса. А частью чего ей надо было быть? Животноводства что ли? Естественно космонавтику отдали в сильнейшую и наиболее обильно финансируемую сферу. Да и в наиболее защищённую от утечек тоже.

Кстати, отказ от вынесения в публичное пространство информации о каких-то локальных проблемах и неудачах, оно ли не обосновано?! Вот [Роскомнадзор] что-нибудь на главной площади в полдень, понятно, этого не спрячешь, да и незачем. Такая беда может наоборот сплотить людей, выступить объединяющим началом. А на кой широкой общественности знать про распаявшиеся проводки и не до конца выполненную программу исследований? Вот это условному Максиму Борисовичу для чего? Всё-таки многие люди сегодня в либеральном опьянении совсем отказываются признавать не то что главенство государственных интересов, а само их существование. Как по мне, так это печально… В общем, по-моему, автор, недолюбливая страну, перенёс это несветлое чувство и на предмет второго раздела своей книги.

Зато третья часть — это прославляющий гимн американской лунной программе. У меня вообще возникло впечатление, что книга могла быть написана по заказу NASA, и в техническом задании мог быть пункт об упоминании «лидерства в космической гонке» не менее 10 раз и «технического превосходства американской науки» тоже не менее 10 раз. Ну, ок. Имеет место и постоянное обвинение оппонентов в психической и умственной нестабильности, а некоторые люди из мира космоса, по мнению автора, впали в старческое слабоумие. Ну, ок ещё раз. И хотя аргументация развенчания мифов о якобы всемирном обмане насчёт «Апполонов» у автора прямо железобетонная, после прочтения как-то очень хочется посомневаться, что американцы действительно были на Луне!

Кстати, есть ещё один интересный момент: во время написания новой книги, почему бы не рекламировать свои старые? В тексте есть несколько ссылок типа, хотите знать больше по этому вопросу, читайте мою книгу такую-то.

Подводя итог, спасибо за список литературы, и всего наилучшего!

Несколько минут над клавиатурой просидел, прежде чем определился, как писать своё мнение об этой книге. Неоднозначная она очень. Начиная с личности автора, который нам представлен в качестве ямайца (ямаец — автор фэнтези, это же интересно!), но на деле является преподавателем в американском университете, оставившим Ямайку давным давно. То есть де факто книга написана американцем в американской культурной и политической среде, и это важный для облика произведения фактор.

Роман, нацеленный на многочастность, «сагаобразность», радует объёмом. Это внушительный том, при чтении которого стадии усвоения книги — знакомство, втягивание, крейсерское чтение, кульминация и, за неимением лучшего термина, инерция (или «послесвечение» — afterglow) не скомканы в кучу, а проходят своим чередом.

В структуре композиции противоречивая природа «Чёрного леопарда...» тоже проявляет себя. Сначала повествование кажется очень замысловатым: ввод информации о ландшафте произведения и его персонажах смешивается и накладывается друг на друга, события галопируют сразу во все стороны света. В определённый момент я просто закрыл книгу и подумал: какого хрена, ничё непонятно! Однако через некоторое время мне стало очевидно, что сюжет в целом линейный, просто подан под ретроспективным углом, а число действующих лиц, если посчитать на пальцах, не так и велико.

Далее. Читателям необходимо быть готовыми к тому, что многие ключевые персонажи, включая главного героя, — гомосексуалисты. Книга, мне всё-таки кажется, не была написана, как гимн педерастии, но это одна из самых — уммм — выпирающих её черт. Все самые трогательные и напряжённые сцены касаются любви и взаимоотношений мужчины и мужчины. Ну, как бы это дело автора, конечно. И тех читателей, что решились читать его труд...

И, кстати, персонажи как раз, по моему мнению, большой плюс произведения. Они необычные (я сейчас не про это самое), интересные и разноплановые, развивающиеся. Особенно в последней трети книги. Читать становится не только интересно, но и эмоционально затратно. Причём даже чудовища в этой книге имеют свои запоминающиеся характеры.

Плюсом, на мой взгляд, является также созданный в книге мир. Возможно, он и имеет под собой основу из африканской мифологии, но, как мне кажется, является большей частью плодом авторского воображения, выросшем на этой африканской ветви. Он ярок, даже как-то галюциногенно ярок, и не похож ни на что, с чем я встречался ранее.

Учитывая, что «Чёрный леопард...» претендует на экстремальность, то и его графическое содержание должно было соответствовать заявленному стандарту. И вправду, книга насыщена кровавыми и жестокими эпизодами, местами просто тошнотворными, зато изобретательными. Сексуальные сцены тоже совсем не всегда оформлены в романтический образный ряд. При этом хочу отметить, что роман вовсе не является образцом «контркультуры». Он вполне себе коммерчески ориентированный.

Я не могу сказать, стал бы читать эту книгу, зная о некоторых её деталях заранее, или не стал. Может, и не стал бы. Но, прочитав, не могу заявить, что она не вызвала у меня никакого душевного отклика. Это во многих отношениях качественно сделанный продукт. Просто, к примеру, вряд ли многие из нас ходят по улицам в кожаных шортиках с бахромой в облипку, пусть и качественно сшитых, но некоторые — ходят. Так и «Чёрный леопард, рыжий волк»...

Короткий сборник рассказов Михаила Загоскина посвящён мистике и макабру. Насколько я могу судить, жанр этот не возник в русской литературе самостоятельно, а был импортирован вместе с книгами популярных западных авторов в XVIII-XIX веках. (В первую очередь, принадлежащими перу Анны Радклифф, неоднократно упоминаемой в произведениях Загоскина.)

«Вечер на Хопре» — это попытка взрастить ужасы, так сказать, на отечественных нивах. В целом, попытку, я считаю, можно признать удавшейся, если не ожидать от неё ничего более, чем развлекательного чтения на вечер. Эту функцию сборник исполняет превосходно.

Что касается уровня нагнетаемого страха, то, вспоминая старый анекдот, могу заключить: «Да, ужас. Ужас. Но не ужас-ужас-ужас!» Сюжеты рассказов, если честно, интересны сами по себе менее, чем форма их исполнения. Потому что они очень незамысловаты, зачастую до примитивности. Но язык! Язык-то никуда не спрячешь, а он у Михаила Николаевича мастерский. Одна деталь персонажа, одно описание переживаний, одна картина природы, и — оп! — ты уже поглощён текстом. Картинки военного, помещичьего, дворянского быта Российской Империи той эпохи не могут не вызвать интереса.

Мне кажется, хотя, конечно, знать точно я не могу, что для самого Загоскина написание сборника «Вечер на Хопре» было своего рода игрой мускулов, проверкой своей способности писать ещё и об этом. Хотя даже в короткие сюжеты писатель зашил свои гражданские воззрения.

Все рассказы для цельности повествования объединены единым местом действия и персонажами, которые дождливым вечером делятся друг с другом своими страшными историями.

Михаил Николаевич Загоскин, создав «Искусителя», оставил своё привычное амплуа писателя исторических романов, занявшись изображением современного ему общества. Да, в «Искусителе» тоже речь идёт о событиях, отстоящих от времени публикации на 40 лет, но четыре десятилетия — это всё же не века...

Как мне кажется, выбор временного периода для повествования был определён тем, что Загоскин чувствовал потребность высказать своё отношение к некоторым чертам российского общества, точнее той его части, которую принято называть «свет». И просто поразительно, насколько эти черты живучи, и насколько они тождественны тому, что мы видим по эту пору.

Загоскин поступил мужественно, совершенно недвусмысленно высказавшись против чрезвычайно популярных в то время взглядов о необходимости «европеизации» России. И, в общем-то, поплатился за это, поскольку книга была крайне холодно встречена уколотым в ней типажом. Тогдашние «светлые лица» страны, поклонявшиеся западу, не замечавшие или, что ещё хуже, разделявшие презрение, которое западные страны веками испытывали к непонятной, неразвитой с их точки зрения России, как это было им свойственно во все времена, сочли мнение, отличное от их, за неправильное и глупое. Всё как сегодня, всё как сегодня...

И личная драма главного героя произведения, почти разрушившего свою жизнь, попав под влияние беса, накладывается на тот же каркас. В ней участвуют главный герой, русский дворянин, из тех, что попроще, и антагонист-прищелец с запада — космополит, развратник и мерзавец. Спас главного героя, в уложении с русской традицией, праведник. Человек, которого всегда боится зло. И которых так досадно мало.

Я бы и назвал главного героя человеком слабым, но мы же знаем, что ответил Иисус на предложение начать побивать камнями грешницу (Евангелие по Иоанну, 8:7). Каждый из нас живёт, полагаясь на личный опыт, а также обладая почерпнутым из разных источников опытом других людей. И мы понимаем, что для главного героя, как для мужчины, разом и без увёрток сказать «нет» добивающейся его женщине — была задача сложнее доказательства теории струн.

А вообще, давно я не читал произведений, в которых были бы так щедро рассыпаны тонкие наблюдения о человеческой природе, остроумные замечания о наших пороках и слабостях, да и просто прелестно живые описания бытовых сцен. Шушукающиеся барыни на балу, публика в частном театре, покупатели, точнее «покупщики», и продавцы на уездной ярмарке — целый строй замечательных и характерных образов!

Как мне кажется, «Искуситель» — это изумительное произведение, политически и социально острое, интересное и поучительное. Мне вот зашло в душу, как будто всегда там сидело...

Роман Михаила Николаевича Загоскина «Аскольдова могила» будет впору людям, которые интересуются развитием русского литературного языка и русской литературы на протяжении их истории. Прочитав книгу, знакомишься с языком российской беллетристики времён Пушкина. И что отметил лично я: почти за 190 лет, прошедшие с написания «Аскольдовой могилы», язык почти не изменился, за исключением того, что в оригинале книга писалась с буквами, давно вышедшими из нашего обихода.

Во время чтения погружение в прошлое происходит двухступенчатое. И сама книга написана довольно давно, а повествование в ней идёт о событиях ещё больше отдалённых по времени от сегодняшнего дня.

Михаил Николаевич жил ревностным христианином, поэтому самым главным для него было показать коллизию старой и новой веры на Руси. Все сюжетные линии — любовная, приключенческая, социальная — подчинены этой цели. Исходя из традиций православного христианства эмоциональный тон повествования весьма минорный. Вторая функция романа — патриотическая. Загоскин не только выносит на передний план величие России и русского духа, но и рисует персонажей чужеземных, любящих свою далёкую Родину, с большой симпатией, поскольку патриотизм и верность родной земле — явление вненациональное.

Сюжет произведения очень прост. То ли потому что ранее писателю не нужно было из кожи вон лезть, чтобы угодить читателю чем-то слишком уж изощрённым, то ли потому что художественная задача не требовала более сложного решения. Разве что в конце есть один очень неожиданный ход.

Что, может быть, характерно для такой романтической литературы — это сильная подгонка обстоятельств под нужды писателя. Всё складывается удивительным образом именно так, чтобы происходили необходимые события. Конечно, это вообще-то всегда бывает, в любой книге любой эпохи, но тут уж слишком явно. Обычно сейчас это как-то вуалируется. И прочие нативные атрибуты героического жанра присутствуют: умирающий от лап медведя произносит горячую речь на пару страниц (то есть не менее 8-9 минут хронометражом), полностью меняющую мировоззрение одного из ключевых персонажей. И всё в романе очень громкое: и природа, и погодные катаклизмы, и реакции героев. Буйные, необузданные, неукротимые.

Однако это не мешает получать удовольствие от чтения. «Аскольдова могила» очень легко и быстро читается. Есть яркие разноплановые персонажи, наделённые живыми характерами и запоминающимися чертами. Действие образцово динамичное и скучать не даст.

И снова: аннотация меня заинтересовала, так что прочёл я эту книгу, ничего не зная об авторе, ранее с его творчеством не столкнувшись.

Текст романа предельно вычурный, наполненный сотнями, если не тысячами, ярких метафор, неожиданных сравнений, парадоксальных речевых оборотов и ажурных словесных конструкций. Их так много на квадратный сантиметр, что продираться сквозь эту чащобу становится крайне утомительно. Знаете, есть такая присказка «потому что может себе позволить»? Автор здесь, на мой взгляд, перенасытил текст всеми этими стилистическими играми, потому что отлично владеет русским языком и может себе позволить. И прекрасно! Но всё же это средство, а не цель. А у меня сложилось впечатление, что цель написания романа именно в демонстрации мастерства владения языком и образности мышления.

Почему я пришёл к такому выводу? Потому что за словесными нагромождениями совершенно потерялся собственно сюжет. В этих вербальных хитросплетениях он едва различим. Как мне кажется, если почистить сюжет от всего, что на него налипло, получится хороший, динамичный и драматичный рассказ страниц на 7-8.

Более того, книга ещё и кончилась, по доброй традиции наших некоторых литераторов, ничем. Это даже не открытый финал. В моём понимании, открытый финал — это когда главный герой, цитируя известную песню, разбегается, чтобы прыгнуть со скалы. Но мы не знаем, прыгнет он или остановится на самом краю. А тут герой разбежался, а дальше с неба буквально упал слон. Такие дела.

Ну, и некоторые высказывания о Родине (о каком бы времени её жизни ни шла речь) просто глумливы. Я не знаю, может быть, это настолько тонкая ирония, что я оказался слишком глуп, чтобы её воспринять, а, может, и нет, и всё сказано всерьёз.

В общем, вероятно «Письма из одиночества» кому-нибудь сильно понравятся, но совершенно точно они были отправлены не мне.

«Читающий по телам» заинтересовал меня своей аннотацией. Всегда любопытно узнать о первопроходце в какой-то из областей человеческой деятельности. Пусть даже эта область настолько специфическая, как судмедэкспертиза. Зная, что история Китая — это одна из славнейших историй человечества в части науки и искусств, я был готов готов к усвоению новой информации, да ещё в оформлении приключенческого романа.

В общем, я не пожалел о своём выборе. С моей точки зрения, это интересная книга, с динамично развивающимся сюжетом, когда хочется прочитать перед сном одну главу, нет, две главы, нет три. О, уже полночь!.. Я, конечно, не самый лучший разгадыватель криминальных загадок, но кто негодяй я понял только довольно близко к финалу. Да плюс ещё довыверт в самом конце, такая своеобразная кода.

Герои, как мне показалось, автором созданы на хорошем уровне живости, их реакции натуральны, действия по сюжету, по-моему, вполне обоснованны. Но тут-то и кроется, в моём понимании, один из больших недостатков романа: автор не выдавил из себя европейца. Он создал персонажей европейской ментальности, живущих в Китае.

Забавно, но лет 15 назад мне довелось побывать в городе Ханчжоу, где происходило действие романа (в средние века город, правда, назывался по-другому). Естественно, я тогда провидеть, что прочту книгу об этом месте не мог, но, встречаясь с жителями этой удивительной страны, я видел, какие они другие, совершенно отличные от нас. И от европейцев, естественно, тоже. Трудно предсказать их реакции на какие-то слова или действия, трудно понять, что для них смешно, а что грустно. А в «Читающем по телам» иная ментальность этого великого народа не чувствуется.

И ещё один момент, в книге несколько раз встречаются эпизоды, в которых главный герой, упускает или отказывается, или не принимает что-то, и это «был его последний шанс» на какие-то будущие блага и успехи. Однако же, после последних шансов неизменно представлялись новые. По-моему, это стилистический косяк.

Есть и пара ружей, которые либо не выстрелили, либо выстрелили как-то слабо.

Резюме: роман «Читающий по телам» интересен, держит в напряжении и легко читается. Недостатки же не перевешивают его достоинства. Мне кажется, никто не бросит эту книгу на середине.

«Козлиная песнь» — очень сложный роман для сегодняшнего усреднённого читателя, типа меня. Слишком инакий мир по существовавшим на тот момент культурным и социальным реалиям. Знание их для качественного понимания и восприятия авторского замысла необходимо. Учитывая, что я, к примеру, этими знаниями не владею, то и «Козлиную песнь» я могу оценить (не в смысле выставления оценки, а в смысле получения удовольствия) лишь частично.

Однако на уровне переживаний, на уровне текстового исполнения, роман, как мне кажется, заслуживает внимания любого человека. В нём рассматривается литературная и околитературная, современная автору среда второй половины 20-х годов XX века. Персонажи «Козлиной песни» частично списаны с прототипов, но сейчас эта грань произведения, наверное, утратила значимость. Эти люди сегодня известны лишь специалистам.

Нельзя сказать, что линейное развитие событий в романе отсутствует, но всё равно, оно строится из довольно разрозненных эпизодов, отдельных сцен. Главное — это общее настроение, которое эти сцены создают. По мере приближения к финалу оно становится всё более грустным, и в конце уже полностью соответствует названию, ведь козлиная песнь — это буквальный перевод с греческого на русский слова «трагедия».

На мой взгляд, трагедия заключается в том, что множество людей вообще, и большинство персонажей книги в частности, очень остро ощущает, что они с реальным миром более не находятся в гармонии. Их время кончилось, а жизнь продолжается. И в ней, бесконечно гуляя по паркам и улицам, они теперь чувствуют себя так же бесконечно чужими. При этом персонажи не обязательно вызывают симпатию, являются «хорошими». Просто срок вышел как для хороших, так и для плохих, как для талантливых, так и для остальных.

Погружаться в их переживания очень эмоционально затратно. Исполнители «Козлиной песни» вынуждены уступить своё место в новой действительности. Кто-то фигурально (изменившись, сломав себя, мимикрировав), а кто-то буквально, как главный герой, исписавшийся и утративший свой дар, который, словно лист в осенней луже, знает, что скоро ляжет на дно и замёрзнет, но принимает это и не противится судьбе, считая естественным ходом событий.

Жизнь самого Константина Вагинова та же «Козлиная песнь» — коротка и полна несчастий. Во время чтения меня не покидало ощущение, что к моменту написания романа он это предчувствовал и говорил в значительной мере о себе.

Если хотите окунуться в минор, и вас при этом не пугает отсутствие галопирующего действия, то книга вам может понравиться, как она понравилась мне.

На задней стороне обложки «Мельмот» приведены несколько комплиментарных отрывков из медийных рецензий. По моему убеждению, они так же далеки от реальности, как теория о плоской Земле.

В романе автор исследует природу отношения человека к совершаемым им в течение жизни проступкам и подлостям. Вообще, идея самонаказания, возмездия себе — это плодородное поле для писателя. На нём можно вырастить чудо-текст, что многие мастера слова и делали на протяжении столетий. Но не в данном случае. Мне кажется, это произведение — низкокачественный эрзац-продукт. И вот почему.

Во-первых, картонные герои. Автор по 50 раз повторяет в описаниях одни и те же немногочисленные черты и детали, чтобы хоть как-то вдохнуть в них подобие жизни если не качеством, так количеством. В конечном счёте, это начинает надоедать. Причём непонятно, то ли это осознанное решение, стилистический приём, то ли просто так вышло. В итоге сочувствовать и сопереживать некому.

Во-вторых, постоянное заигрывание с читателем. Перри раз, да через раз обращается к нему напрямую. Мол посмотри, читатель, туда-то, герои не видят, а ты обрати-ка внимание. Причём «Смотрите» потешно выделено курсивом перед каждым описанием какой-то важной по сюжету локации. Ну, иногда, наверное, можно, но не по всему же тексту!

Из во-вторых вытекает в-третьих: «Если бы вы (то есть я — читатель) присмотрелись, то под деревом, на крыльце, под окном, в тени, у ступеней, в расщелине бетона (я не шучу!) вы бы заметили тёмный силуэт, неясный силуэт, силуэт, сотканный из тени, силуэт, похожий на роящихся мух»... Если выкинуть из текста вот эти однотипные абзацы, то объём ужался бы, пожалуй, страниц на 30.

Далее, странные детали. Скажем так, сомнительные. Я допускаю, что Чешский национальный драматический театр может быть слабее каких-то других национальных театров. Хотя это доподлинно не известно. Но фальшивящие исполнители на его сцене и «протёртые пятки» на колготках актрисы — увольте, так не может быть.

Наконец, один из самых бесячих конструктивных элементов повествования. Согласно современным идеологическим и политическим тенденциям в роман вставлены все болезненные для западного общества мозоли — истребление евреев прекрасными европейцами во время войны (славяне, кстати, по тексту романа тоже те ещё добряки), несчастные нелегальные иммигранты и представители ЛГБТ (причём, чтобы два раза не вставать, нелегальный иммигрант сразу и гей) и так далее. Нужно ли это всё в конкретном произведении? Какую художественную задачу решают эти эпизоды? У меня нет ответа.

Язык книги пластиковый. За весь роман лично мне понравились только две сцены. В общем, на мой взгляд, есть гораздо более интересные и мастерские книги, на которые стоит потратить своё время и эмоции.