Со мной снова случилось ЭТО. Я прочел рассказ Давыденко, сольный (обычно он пишет в соавторстве). И снова меня бомбит. Стабильность — признак мастерства.

Вещь написана типичным для этого автора корявым, анти литературным, приблизительным языком.

Во Вьетнаме! Автор вообще в курсе, что это социалистическое государство? У них красный флаг, с желтой звездой. Был еще такой Хо Ши Мин, не слыхал, Паша, нет? Война с США еще велась, СССР и КНР помогали, чем могли. Не? Не в курсах? Короче, я к тому, что любого секс-туриста на территории страны расстреляли бы через пять минут.

Но Давыденко по барабану. Вьетнам, Лаос, Сингапур, Таиланд — все одно. Везде же азиаты живут — это такие узкоглазенькие людишки, которые чего-то там лопочут и жрут собак. Все, типа, на одну рожу. И азиатки, понятно, везде проститутки.

Также в рассказе Давыденко есть Злые Менты и Больной Кишечник.

Да, именно Менты. Не полиция, а именно менты, как будто рассказ бывшим зэком писан. У автора какой-то панический страх и животная ненависть к правоохранительным органам. Они, конечно же, с утра до вечера занимаются тем, что бьют и пытают ни в чем не повинных... секс-туристов.

Кажется, соавтор Давыденко, Дмитрий Лазарев, где-то сказал, что литература не должна ничему учить, а только развлекать. Что значит сие высказывание? Перевожу с чукотского на русский:

«А клал я на вашу русскую литературу, на ваших Толстых и Достоевских, и на всю вашу 10000-летнюю культуру, которую в поте лица строили десятки поколений. Клал я на миллионы людей, сражавшихся за право простого народа учиться в школах и приобщаться к высокому искусству. Сам я, конечно, в вузе отучился, но в глубине души я ПТУшник, и никто не смеет быть лучше! Клал я и на мораль, и на эстетику, и на ваше стремление к Красоте и Истине. Я не хочу ничего знать, развиваться, стремиться к вершинам. Я хочу, как свинья, валяться в луже грязи и похрюкивать, балдеть и оттягиваться, а все, кто хочет большего — придурки, и я их ненавижу».

Ребят, Павел, Дмитрий, а вы думаете, «просто развлекать» — легко? Это умеют во всем мире единицы. Написать бестселлер, как Стивен Кинг, Майк Омер или даже Александра Маринина, вы не можете. Бестселлер — это особое искусство, особый стиль, особая эстетика, особый взгляд на мир и даже особый ритм прозы. И в описании вашей любимой жопно-говно-пердежной темы есть люди покруче — тот же Владимир Сорокин. Писать страшно тоже не получается. Так что же вы умеете? Выходит, что вы нигде и ни в чем ни хрена не умеете.

Дмитрия Лопухова я знаю по неплохому рассказу «Сай-фай». И вот эта вещь планку не снижает. Снова хороший литературный язык, владение стилем, оригинальная подача и остроумные диалоги. История явно выделяется на общем фоне и запоминается.

Каждый нормальный писатель должен писать рассказы. И, я думаю, каждый в глубине души хотел бы этого не делать. Ну, реально, это настолько устаревшая, и, можно сказать, неадекватная эпохе форма литературы...

Когда-то новелла и была Литературой. Потом изобрели роман — чтобы выйти за рамки ограничений малого формата. Человек развивался, усложнялся, познавал себя. Он хотел видеть в книге психологию, социальный анализ, философский пласт, и так далее. Только роман позволял это освоить, и давал писателям невиданную ранее свободу и статус.

Рассказ в идеале — это голый сюжет, с кое-как обрисованными характерами, и кое-какой моралью в конце. Но сейчас и автор, и читатель уже чувствуют, что столь скудной информации недостаточно. Как писал Стивен Кинг, от рассказов чувство клаустрофобии. Современного человека, современную жизнь уже невозможно втиснуть в 40000 знаков с пробелами. Что-то всегда вылезает, торчит. Пытаешься дать психологию — страдает сюжет. Даешь голое действие — характеры плоские.

В общем, и писатели, и читатели всегда недовольны. Давайте признаем, что мастеров рассказов в наше время нет. Человечество разучилось их писать. Всегда что-то недотянуто, недоделано.

Но Дмитрий Лопухов обходит все эти проблемы с ловкостью и изяществом. Сюжет не совсем докручен — я так и не понял, кто эта девушка, и существовала ли она в реальности. Однако, «Моя Калерия» сделана талантливо и читается с удовольствием.

Да нет, на самом деле, это очень хороший рассказ. Может быть, даже выдающийся. Сюр в духе Дэвида Линча, и я не помню, честно говоря, чтобы в России до сих пор кто-нибудь так писал. Было приятно и неожиданно.

Да, ситуация абсолютно банальна и концовка предсказуема... но читать все равно интересно. Атмосферно. И местами жутко. На мой взгляд, это лучший рассказ сборника, и, возможно, один из лучших рассказов за всю историю антологии. Реально, автор тонко сработал.

Стивен Кинг написал эту повесть в 1975 году, в возрасте 28 лет, будучи на 8 лет моложе, чем я сейчас. В принципе, Apt Pupil можно даже считать маленьким романом, как «Игрока» Достоевского.

В отзыве на Томаса Харриса я написал, что этот автор заглядывает туда, куда Стивен Кинг не решается. Ну что, в случае со «Способным учеником» я вынужден взять свои слова обратно. Здесь «Король ужасов» погрузил читателя в такой кромешный мрак, что все остальные даже рядом не валялись. Он просто умыл всех.

Главный фактор, конечно, тот, что Кинг писал о реальном Зле. Которое действительно случилось в истории человечества не так давно. Просто ткнул сытых американцев носом в ужас нацизма. И никто, кроме него, этого не сделал — ни в фантастике, ни в мейнстриме.

Писатель сделал одну поразительную вещь. Он изобразил мир, где нет любви. Есть только Власть, Секс и Смерть. Холодный, пронизанный экзистенциальным отчуждением тон повествования соответствует главным антигероям — нацисту Дюссандеру и клиническому психопату Тодду. Мерзость их «внутренней начинки» и событий, описанных Кингом, поразительным образом контрастирует с сеттингом — идиллическим американским городом в Калифорнии, полным белозубых улыбок и вежливого лицемерия.

Еще одна поразительная вещь в этой повести — Кинг оказывается в двух шагах от того, чтобы назвать Штаты духовным преемником нацистской Германии. Уж слишком легко здесь приживается Дюссандер, слишком много общего у них с Тоддом, который всю дорогу подается как символ Америки. Слишком много насилия идет фоном. Реально, к концу чтения я уже не был уверен, что названием Apt Pupil Кинг имел в виду Тодда, а не всю страну в целом.

«Способный ученик» настолько великолепен, что его невыносимо читать. Как резкий свет, бьющий в глаза. Если вам кажется, что вы уже прочли все у Кинга, и больше ничем этот автор вас удивить не может, тогда эта повесть — то, что нужно. Это Кинг, какого вы еще не знали.

Есть рассказы о любви. Есть о печали, горе, утрате. Некоторые истории рассказывают о детстве. Другие учат нас стареть без сожалений. Хорхе Луис Борхес написал рассказ о бесконечности.

Павел Давыденко и Дмитрий Лазарев выдали историю о жировике.

Они были свободны в выборе тем. Никто им не мешал, никакая Советская власть. К их услугам было все, наработанное веками, богатство и многообразие русской и мировой литературы. Тысячи, миллионы вариантов! Они могли делать что угодно. Могли создать искусство уровня эпохи Возрождения.

Они написали... то, что написали.

В моем, болезненно развитом, воображении, Давыденко и Лазарев с горящими глазами обсуждают будущую работу:

- Нам с тобой нужно написать рассказ хоррора. Чтоб было страшно, на мировом уровне.

- О чем бы таком написать? Это было, это тоже было, это сто раз было...

- Давай про чувака, у которого вскочил жировик! Об этом еще никто не писал.

Будет и страшно, и оригинально. Боди-хоррор! Абсолютно не заезженная тема!

- Жировик... хм... может, лучше чирей на жопе?

- Погоди... нет, жировик на спине лучше. Надо обсудить развитие сюжета и поработать со вторым слоем.

- Давай! Сейчас напишем, так напишем... Клайв Баркер удавится от зависти!

Знаете, где-то в 2016 году я буквально по предложению разбирал рассказ Стивена Кинга «Крауч-Энд». Результат этого анализа был впечатляющий. У Кинга нет ни одного нестрашного предложения, которое не затрагивало бы глубин психики и не работало на финальный эффект.

С вещью «Для острастки» была прямо противоположная ситуация. Буквально каждое предложение вызывало у меня смех, хотя, признаюсь — к концу он перешел в истерические рыдания.

В общем, подробности в студию. Шоу «Прожарка». Не знаю, сколько выдержите. Я рассказ ДОЧИТАЛ, и требую, чтобы мне за это дали Героя Труда.

Извините, но у нас тут классики, а их нужно изучать с карандашиком.

«Жировик у себя на спине Саша обнаружил случайно».

Было бы странно искать его там специально, не правда ли? У нас зачин того рода, который профессиональные редакторы называют «с места в карьер» или «закусив удила». Почти как у Пикуля: «Ветер рвал плащи с генералов». Такое начало требует в рассказе огромной динамики, дабы не обманывать ожиданий читателя. Посмотрим, как соавторы, объединив свои дарования, справятся с этой задачей.

Кстати говоря, не будем и особо к ним придираться. Если бы мне довелось писать рассказ про жировик, я бы весь извелся, придумывая, как поудачнее его начать. Не лопнув при этом со смеху.

«Провел ладонью по лопатке, пальцы наткнулись на твердый комочек».

Лопатка — это все-таки не совсем спина, но главное, не понятно, на какой именно лопатке, правой, левой? По-прежнему неясно, как герой обнаружил жировик, с чего вдруг своей спиной заинтересовался? Кстати, сообщаю — жировики на ощупь МЯГКИЕ.

«Сперва подумал, что прыщ, и попробовал выдавить, но нет — больно».

Какое увлекательное повествование! А прыщ выдавливать не больно, что ли? Многие жировики, как раз, безболезненны.

«Он изогнулся, глядя в запотевшее зеркало, протер его тыльной стороной кисти и сразу чертыхнулся: Катя ругаться будет.»

Чтобы разглядеть свою лопатку, неважно какую, в зеркале, особо изворачиваться не надо. А если зеркало все же ЗАПОТЕВШЕЕ, то там нельзя ничего увидеть, ни жировика, ни спины, ни черта в ступе.

«Испарина растаяла капельками, в зеркале отразились мощное плечо, широчайшая мышца — Саша когда-то таскал железо и занимался регби».

Что такое «испарина растаяла капельками», я не знаю.

«Таскал железо». Металлолом собирал? Или все-таки «тягал железо»?

Герой занимается тяжелой атлетикой и регби. Мне кажется, что каждый из этих видов спорта требует многочасовых тренировок, и совмещать их почти нереально. Тем более, знающие люди говорят, что накачаться без фармы невозможно, значит, в регби он не прошел бы допинг-контроль. Если вы меня спросите, какое значение для сюжета играет то, что Саша спортсмен, я скажу — никакого.

«Потом порвал сухожилие в паху и решил завязать со спортом».

А жопу не порвал он? Ладно. Будем считать, что авторы решили шокировать нас ужасами профессионального спорта. Тут отмечаем, что первая же травма заставила Сашу избегать риска. Перед нами накачанный, слабовольный... трус? Непонятно, как давно ГГ занимался тяжелой атлетикой. Если хотя бы пара лет прошла, то «мощное плечо» уже сдулось бы. Не судьба написать точную дату? В дальнейшем мы убедимся, что у Дмитрия и Павла большая напряженка с конкретикой.

«Отразился в зеркале и жировик: чуть ниже лопатки, больше обычного прыща. И когда только успел созреть?»

Жировик у нас путешествует: то был на лопатке, теперь под лопаткой.

Мне кажется, что любой человек, увидев на спине такой ужас, подумает о тысяче вещей: о возможном раке, о том, как неловко будет раздеться перед женщиной, «О боже, я старый урод!», или «Говорила мне мама, бросай курить». Или, например, что жировик похож на налитый кровью бычий глаз. Или что слепень укусил. Чего только не подумает! Но уж никак не меланхолическое: «И когда только успел созреть?».

Любому взрослому человеку известно, что болезни существуют, что они созревают подспудно, по неведомым законам, и приходят внезапно. Заметив жировик, всякий, зная, что даже родинки опасны, тут же вообразит себе все самое страшное, вплоть до мучительной смерти. Всем плевать, когда и как созревают жировики, никто не задается такими, с позволения сказать, экзистенциальными вопросами. Главное — что это значит для меня, самого МЕНЯ, центра Вселенной и вообще?

«Саша был готов поклясться, что вчера его не было. Что же, вырезать теперь придется?»

Кого вчера не было? Судя по первому предложению, самого Саши вчера не было. И теперь его придется вырезать, как барана.

Вы еще не уснули? Я на этом месте уже начал. После тяжелого рабочего дня, устроился под пледиком с книжкой, в надежде развлечься, испугаться и получить, так сказать, эстетическое наслаждение. И даже где-то обогатиться культурно, духовно и нравственно. Не такие большие требования, книжка почти 800 рублей стоила! И тут читаю про какого-то убогого придурка, который размышляет, жировик у него или просто прыщ, откуда жировик и когда успел созреть? Ну начни еще вспоминать, какие бывают виды жировиков по классификации Большой Советской Энциклопедии, обязательно расскажи, что писали про жировики Парацельс, Гален и Авиценна, вспомни всю историю лечения от динозавров и Большого Взрыва.

«У Илюхи из кадетки было такое...»

Какой-то Илюха вдруг выскочил. Муромец, что ли? Ок, нам сообщают, что накаченный трус Саша служил в армии. Неловко и не к месту, но зачет. Правда, это никак не характеризует персонажа, в сюжете не сказывается, но... ладно, попытка засчитана.

«Сделали операцию, и пошло осложнение».

Сделали операцию, пошло осложнение, помер Илюха, всем селом хоронили, цветов много было, девки рыдали, дед Егор на баяне играл, правда, напился опять, скотина, бабка Маня за волосы таскала... Что за убогий поток сознания пошел?

Поймите меня правильно. Я простебал тематику, но дело не в ней. В начале 90-х по российскому ТВ показали японскую детскую сказку, про мальчика, у которого вскочила бородавка. Он ее отковырял и положил в шкатулку, а бородавка превратилась в огромного монстра и начала героя преследовать. Было и страшно, и драматично, и поучительно.

Стивен Кинг написал потрясающий рассказ о том, как человек пытается выбраться из придорожного сортира. Грэм Мастертон написал еще более потрясающий рассказ про маньяка, который одновременно пожирал, насиловал и расчленял корову.

Просто у Мастера и бородавка — не бородавка, а нечто большее, и сортир — не сортир, и корова — не корова. Проза не должна быть равна самой себе. Должно в ней быть что-то помимо букв, как говорил Толстой. Что это за плоское повествование, где каждое слово значит ровно то, что оно значит, абсолютно без символики, без подтекста, без «подводных течений»?

«Или вот Катю взять».

Я не пойму, это мысли героя или что? Он вроде молодой спортивный мужик, а не старая бабка на завалинке. Что за сказовый стиль пошел, в манере Павла Бажова? В конце концов, объясните мне уже, где это все происходит, в каком веке хотя бы? На год и месяц я уже не надеюсь.

«У нее поликистоз — кучу зубов вырвали из-за этой дряни».

Объясните, что такое поликистоз, я не знаю, читатели не знают. «Куча зубов» — это как? И опять любимое Лазаревым-Давыденко рассеянное, приблизительное описание — «этой дряни». Какой дряни? И все? Мы этим должны довольствоваться?

Ну ок, погуглил, поликистоз, это... кисты в яичниках. Боли, нарушения менструального цикла, бесплодие, МЕЖДУ ПРОЧИМ. При чем тут зубы? Саше есть о чем побеспокоиться, кроме Катиных зубов. Кстати, если их целую кучу вырвали, новые-то выросли? Или она искусственную челюсть вставила? Или беззубая ходит, шамкает, как старуха? Даже не спрашивайте. Катин поликистоз в сюжете не сыграет АБСОЛЮТНО НИКАКОЙ РОЛИ.

Реально, мне уже страшно. Не от рассказа. От мысли, что где-то в этом мире есть... люди, голосовавшие за ЭТО на отборе.

«Бр-р! Больше хирургов Саша боялся вот как раз стоматологов.»

Беспомощный лепет продолжается. Трусливый же, однако, культурист попался! Вырванные зубы — бр-р, а больные яичники у жены, или кто эта Катя — норм, не бр-р! Шизиловка.

«Слава богу, у него к сорока годам была только пара пломб.»

Оказываецца, герою сорок. А мысли как у ребенка пятилетнего.

«Хоть с зубами повезло, и на том спасибо».

А в остальном что? Жировик вскочил? Если для человека это проблема, то ему можно позавидовать. Примерно у 99% населения этой планеты беды похуже.

Ребята, вы маленько ошиблись с жанром и серией. Вам бы в Редакцию Елены Шубиной. Там тоже один роман начинался: «Ваня проснулся утром и начал искать свои грязные трусы».

«Впрочем, здоровья у Саши хватило бы на десятерых».

Я уверен, что вы, читающие этот отзыв, уже падаете в обморок от страха. Спокойно. Приведите пульс в норму. Нас дальше ждет немало пйеинтейеснейших вещей.

«Просто тогда было интереснее потусить в компании пацанов, погонять на «Ижаке», попить пивка, в конце концов, девочек потискать».

Когда «тогда?» Ему только что сорок лет было. Текст вычитывался? Вообще, это великолепно. Сначала утверждалось, что Саша спортсмен, причем в двух видах, а теперь оказывается, что у него любимое занятие — пойти пивка попить. А кокаин он не нюхал, случайно?

Я прям так себе и представил: утром встает, жрет обезжиренный творог и куриные грудки, потом в зал — штангу тягать, потом на поле в регби, а вечерком — пиво дует да девок тискает.

Я в первый раз читаю такое. Когда ни одного предложения в цель, все мимо, и два соседних абзаца противоречат друг другу. Дожил!

«И вот теперь Саша нахмурил густые брови, разглядывая белый бугорок размером с пятирублевку».

Долго еще он будет разглядывать? Уже целая страница текста прошла. Я поседею скорее. Что у Саши густые брови, могли бы не писать — это не имеет никакого значения. У вас всего 40-60 000 знаков с пробелами, чтобы нас напугать и рассказать нечто важное о жизни. Не тратьте их попусту. И бугорок может быть «диаметром» с пятирублевую монету, но не «размером».

»- Вот же дрянь... — пробормотал он.»

Это все, что может сказать герой после целой страницы разглядывания жировика. Чую, рассказ будет увлекательный.

«Подковырнул опять ногтем, и боль теперь была более резкая, пронзила лопатку».

Достоевский на две страницы расписал, как Раскольников пытается у себя в комнате спрятать окровавленные носки, после убийства. И это самое захватывающее чтение на свете. Давыденко и Лазарев почти столько же описывают, как какой-то жлоб возится с жировиком, и это ужасно. Что значит «опять подковырнул ногтем»? Он в первый раз пытался выдавить жировик.

«Он извернулся, разглядывая шарик под кожей».

Ей-богу, я бы уже давно шею свернул. «Что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня». Если шарик под кожей, то как его можно ногтем подковырнуть? Сквозь кожу, что ли?

«Шагнул назад и наткнулся стопой на грязную робу».

Еще роба откуда-то появилась. Всей стопой наткнулся? Тогда наступил, скорее, а не наткнулся. Или все-таки пяткой?

«Снова бросил ее на пол, снова Катя будет ругаться, мимоходом отметил он».

А еще что-нибудь Катя делать умеет? Я уже ее ненавижу.

«В груди слева закололо.»

Час от часу не легче! Осталось только, чтобы он одновременно чихать и поносить начал. Я чувствую, про жировик мы скоро забудем.

«Саша поморщился и потер в районе сердца»

Давыденко-Лазарев никак не хотят точно описать что-нибудь. Что значит «в районе сердца?» Он под кожу руку засунул и начал сердце массировать?

«Такое уже случалось раньше не стройке, но он списывал все на погоду, на давление».

Прямо как старая бабка, фу. Так на погоду или на давление он списывал? Определитесь, авторы. И откуда тут стройка выскочила, он же в кадетке учился.

«Старшие тоже кивали: мол тебе сколько лет?».

Какие старшие — по званию? по возрасту?

«То-то же, не мальчик, чай».

Точно на стройке старые бабки работали. Иначе я не знаю, почему они именно ТАК говорили.

«Здоровья, может, на десятерых хватит, но годы адовой работы под открытым небом свое возьмут, как ни крути».

Изрекание банальностей продолжается. Тут уже прямо две части одного предложения друг другу противоречат. Так хватит у него здоровья или нет?

Дальше там 3 абзаца про стройку, говорится, что начальству плевать на жизнь

работников.

"«Умер? Нового пришлют!» — гыгыкал довольный своей шуткой начальник».

По смыслу ясно, но написано плохо и неинтересно, да и к чему это?

И опять вместо жесткой, напряженной прозы переливание из пустого в порожнее.

«Ну а те, кто над ним, вообще мразоты отпетые. Вот кто действительно смотрел на рабочих, как на муравьев. Даже хуже, ведь муравей все-таки насекомое уважаемое».

Чего?

Угадайте, какое следующее предложение?

«Шефы смотрели на рабочих, как на клопов или гнид».

Опять опровержение ранее написанного! Нет, это фантастика. И опять соавторы не могут определиться. Так муравьи, клопы или гниды? Голосуем!

Уже две страницы текста прошло, а Саша все никак не выберется из ванной. Как думаете, что дальше? Увлекательный сюжетный поворот?

«Как-то раз его продуло на стройке, воспалился фурункул. Да еще где — в паху!»

С Сашей не соскучишься! И жировик у него, и пломбы на зубах, и сердце колет, и фурункул. В паху. Там, где раньше герой сухожилие растянул. Не удивлюсь, если у него еще одна нога ампутирована и искусственные хрусталики в глазах. И при этом уверяется, что «здоровья у него на десятерых». И спортом он занимается, и девочек тискает, и в кадетке учится, и на стройке работает, и в робе ходит. Фигаро там, Фигаро тут, просто человек Возрождения.

Дальше некий Петрович — нам так и не объяснят, кто это — советует:

«Ты ее чуть кыпятком обдай, чуешь? Ну, шоб мякотка така была, кожурка-то. И вот, значитца, мякотку приложи к чирью — враз гной выйдет!».

Что это за речь крестьянина из XVII века? Когда происходит действие?

Дальше еще 2 абзаца — Саша вспоминает фурункул и думает, что жировик все-таки хуже.

Тут у нас, наконец, что-то меняется. Появляется Катя. Как думаете, что она скажет? Как нас познакомят с героиней?

»- Бублик, ты чего там так долго? — позвала из-за двери Катя, зевая. — Тоже в туалет хочу.»

Я не буду передавать их диалог, это беседа двух умственно отсталых. Совершенно излишне говорит, что Катя, которая «будет ругаться», за весь разговор ни разу не выругалась.

Дальше там этюд начинающего актера под названием «Преодоление препятствий, возрастающих по сложности». Саша будет ждать, что жировик сам пройдет, потом начнет поливать его водкой, лечиться народными средствами, потом вспомнит, что существуют лекарства, потом лекарства исчезнут, он поедет к врачу, потом опять начнет заливать водкой, потом поедет в травмпункт, потом к шаману... Ну точно деревенская бабка какая-то, а не городской сорокалетний мужчина.

Соавторы вконец заманаются определяться, какая боль у Саши от жировика: острая, резкая, тянущая, пульсирующая и т.д. Переберут просто все варианты. Надо ли говорить, что нормальный писатель давно бы уже сумел одним, максимум, двумя предложениями, донести до читателя, КАКАЯ ИМЕННО боль это была? Так, что тот ощутил бы ее, как наяву? Но эта история вся — одно сплошное «пение мимо нот».

И знаете, чем закончится?

Весь этот рассказ Шекспир уместил в 4 строчки:

«Вниманье надо посвящать

Душе, а не большому пальцу.

Не то мозоль не даст вам спать,

Пустяк вас превратит в страдальца».

Сейчас идет отбор на «ССК»-2026, многие участники таргет-группы отмечают, что в этом году состав рассказов намного сильнее, чем в прошлом. Тогда было как-то не очень. Увы, это правда. По сравнению с антологией 2024 года вот эта несколько проигрывает. Вообще, это проблема формата. Я не помню шедевральных антологий. Ни у нас, ни на Западе. Почти всегда половина рассказов — мимо. Тем более, если сборник ежегодный. Ни одна нация не способна выдать 15 великих страшных историй на заказ и в сжатые сроки. Вот авторские сборники — другое дело. Там человек отбирает лучшее за несколько лет. Брэдбери, Кинг, Лукьяненко, Мартин...

Из достоинств можно выделить то, что в этом «ССК» рассказы покороче, поэтому вместилось 19 вещей. Также, большинство авторов понимают, что такое твист.

Однако, недостатков и недоработок как-то слишком много. Причем, почти у всех они одинаковые. Выделю несколько. Кое-какие будут имхо, другие — вполне объективные. Я не рассчитываю, что ко мне обязательно прислушаются. Стивен Кинг, когда писал «Оно», учел только 50% претензий от бета-ридеров — жены, Питера Страуба, Расса Дорра, Мака Маккатчена и пр. И примерно столько же от редакторской группы во главе с Чаком Верриллом. А под обложкой «ССК»-2025 собрались отнюдь не стивены кинги.

1. Имена персонажей. Уже говорил. Эти дурацкие Сашки, Машки, Глашки, Парашки, Ваньки, Шурки, Нюрки. Сами герои имеют право так друг друга называть... иногда. Если у них близкие отношения. Но в авторской речи это выглядит амикошонством, и с другой стороны — как снижение образа, допустимое только в сатире.

Кажется, я придираюсь? Что ж, вот несколько примеров.

Гришка Печорин. Женька Онегин. Танька Ларина. Петька Безухов. Андрюха Болконский. Наташка Ростова. Анька Каренина. Родька Раскольников.

Не убедило? Ок. Леха Быков. Ленька Горбовский. Антоха Городецкий. Дарик Ветер. Алиска Селезнева.

И это нет? Ладно. Джеки Торранс, Билли Денбро, Бевви Марш, Пинхэдичка, Пеннивайзик.

И это мимо?

- Я люблю тебя, Васька, — прошептала она со слезами на глазах. — Я без тебя умру.

- Стой, или буду стрелять! — крикнул Димыч, передергивая затвор пистолета.

- Ах, смотрите, что сделала со мною жизнь! — с надрывом всхлипнула Манька Петрова. — Неужели вы не понимаете, что я гибну?

Я понимаю, что примеры не самые удачные, но суть ясна. Если вы называете персонажа так, то уже невозможно всерьез воспринимать его переживания, трагедии и страхи. В крайнем случае, можно употребить уменьшительно-ласкательное: Саша, Маша и т.д.

2. Сами персонажи. Почти все плоские и непрописанные. Типичные обывателишки с банальными мыслями. Ни у кого нет психологических комплексов, пограничных расстройств, ярких особенностей характера, или темной тайны прошлого, которая отравляет настоящее. Но персонаж не должен быть заурядным. Нигде, тем более в хорроре.

Скажете, опять придирки? Ок. Посмотрим на Стивена Кинга. Специально привожу его в пример, потому что он типа как изображает «простых людей».

1. «Кэрри». Девушка-изгой, крайне дурной внешности, обладающая телекинезом.

2. «Жребий». Неудачливый писатель, потерявший жену в автокатастрофе.

3. «Сияние». Мальчик с паранормальными способностями. Зрелый не по годам.

4. «Противостояние». Целый сонм персонажей, каждый из которых сшибает с ног яркой индивидуальностью. Крутой мачо. Красотка. Закомплексованный толстяк. Рок-музыкант с наркозависимостью. Интеллектуал со способностями к живописи.

(На всякий случай напоминаю, что я вообще не трогаю антагонистов. Это все «скучные» положительные герои).

5. «Мертвая зона». Обаятельный интеллигент, травмированный, с паранормальными способностями.

6. «Воспламеняющая». Девочка с ангельской внешностью и способностью сжечь все дотла.

7. «Куджо». Красивая женщина, изменяющая мужу.

8. «Кристина». Крутой мачо, закомплексованный фрик и красотка.

9. «Кладбище домашних животных». Врач, воинствующий атеист, невротически отрицающий сверхъестественное.

10. «Оно». Группа персонажей, каждый из которых выделяется отличительными чертами. Заика, толстяк, астматик, шутник, еврей, негр, рыжая пацанка, которая плохо одевается, но явно секси.

11. «Долгая прогулка». Более 100 (!) действующих лиц, каждый отличается от остальных и чем-то запоминается.

Ну и т.д. Это, конечно, романы, но в рассказах у Кинга все будет то же самое.

Также добавлю, что все без исключения герои Кинга симпатичны, обаятельны, остроумны, добры, благородны, жертвенны и склонны к самоанализу. Совестливы и ответственны. Они лучше среднего человека. С ними просто хочется дружить.

И... следите за руками, показываю фокус — все оказываются или изначально находятся в среде, МАКСИМАЛЬНО ИМ НЕПОДХОДЯЩЕЙ И ВРАЖДЕБНОЙ. Нищая отсталая девушка и агрессивная школьная среда. Писатель и провинциальный городок, полный тупой деревенщины. Маленький мальчик и развращенный отель, построенный гангстером. Маленькая девочка и спецслужбы. Одинокая женщина и сломанная машина. Тут даже никаких монстров уже не надо, конфликт и саспенс готовы.

3. Позволю себе вспомнить слова Лавкрафта, что хоррор выражает Истину не описываемыми событиями — они вымышлены — а исключительно своей атмосферой ужаса, которая и отражает впечатления человека от реальной действительности. Можно соврать в том, что пугает, но не в самом страхе.

И вот касательно этой мрачной гнетущей атмосферы — нельзя сказать, что авторы не покушались ее создать. Но получалось не очень. Частично из-за того, что все остальные элементы литературы не дотянули. Как вы будете нагнетать ужас с плоскими персонажами и неестественными диалогами?

В половине вещей присутствует странная, на мой взгляд, сентиментально-лирическая интонация повествования. Как это появилось в «Кракене» Олега Кожина 15 лет назад, так все и тянется через года, сборники, надежды и разочарования, триумфы и трагедии, бури и грозы. Как будто читаешь городскую прозу 70-х, а не хоррор.

Также в большинстве вещей какая-то семейно-бытовая тематика, или сопливо-романтическая, из-за чего к 200-й странице уже кажется, что смотришь «Санта-Барбару». Ребята, побрутальнее.

Надо еще заметить кое-что. Обычно в хорроре героев напугать нелегко. Они скептики. Они рациональны. Они находятся в стадии отрицания. Они, черт возьми, до последнего отказываются верить в происходящее. Чудовищам приходится постараться, оставить кучу трупов, прежде чем типичный герой хоррора, наконец, признает сверхъестественное, свои собственные глубинные страхи.

Персонажей данной «ССК» это не касается. Как есть люди, которым палец покажи — они смеются, так этим палец покажи — они тут же пугаются, дрожь бежит у них по телу и «страх разливается в похолодевших внутренностях». Все изначально верят в мистику и бабушкины сказки. Как это назвать? Я это называю «путь наименьшего сопротивления».

4. Диалоги. Почти все герои общаются, простите, на блатной фене в стиле «чо-через плечо» и «ладно-фигадно». Много мата, неуместных просторечий, сленга, все друг друга называют кликухами, и если где-то собираются подростки, то авторы никогда не напишут «ребята», «мальчики», «парни», а всегда — «пацаны». С зоны, что ли, все откинулись?

Мне могут бросить перчатку, я только что написал, мол, побрутальнее надо быть, и вот мне дали в диалогах эту брутальность, а я недоволен. Так в том-то и дело, что многие вещи в этом «ССК» грешат нарушениями стиля. Герои общаются, словно гопники, при этом все сентиментальны до жути, и рядом с диалогом «ладно-фигадно» тут же появляется «красивое» описание заката и лирическое настроение.

5. Если меня спросят, что стало лейтмотивом этой «ССК», я скажу — блевотина. Персонажи «выворачивают желудок наизнанку» в каждом рассказе. Я знаю, откуда авторы это взяли. Из западной литературы. Но там это такая гипербола, чисто американская, чтобы показать крайнюю степень психологического напряжения. А у нас-то чего? У русских желудки крепкие и пища здоровая. Наш человек будет совсем иначе реагировать на опасность.

Вообще я заметил, что большинство авторов и русскую действительность мажут исключительно отвратительными красками. Зачем? Я выйду на улицу и увижу красивую, опрятную, развивающуюся страну, которая себя уважает. В моем городе можно в три часа ночи гулять и это будет безопасно. Я не говорю, что нет недостатков и что не происходят страшные вещи. Но это именно отдельные случаи. В целом русская глубинка безнадежно НЕ-хтоническая.

И Зло у авторов чаще всего отвратительное, мерзкое (если не сказать — мелкое), отталкивающее. Но если вы посмотрите на самых знаменитых монстров, то заметите, что они... э-э-э... по-своему, извращенно красивы и притягательны. Дракула, Пинхэд, Пеннивайз и его противоположность клоун Арт, акула из «Челюстей», Фредди Крюгер, Терминатор, Пирамидоголовый. Маньяки? Пожалуйста. Ганнибал Лектер, Майкл Майерс, Джейсон Вурхиз, Патрик Бейтман. Зло, как это ни странно прозвучит, должно быть эстетизированным. Оно должно не только пугать... но и восхищать. А не вызывать рвотный рефлекс. Граф Дракула прямо описан красавцем. Не внешность делает монстра монстром, а исключительно то, что он ДЕЛАЕТ. Его, так сказать, ЖИЗНЕННАЯ ПОЗИЦИЯ.

В общем, некоторые авторы, если будут упорно работать, лет через 10 станут мастерами в литературе. А пока так.

Коротенечко по отдельным рассказам. Даже так: помятуя любовь авторов «ССК» к уменьшительно-ласкательным формам существительных, я назову их РАССКАЗИКАМИ.

1. Володька Сулимов. «Корголгон». Лавкрафт исписал 10000 страниц, объясняя недоверчивому, скептически настроенному читателю, откуда в Провиденсе, Антарктиде или еще где-то взялись Древние Боги. Я бы даже сказал, что 90% прозы ГФЛ — и есть такое объяснение. То, что в маркетинге называется «работа с возражениями клиента». Но у наших лавкрафтоебов этого никогда не увидишь. Откуда Ктулху в России? От верблюда! Читай и не спрашивай. Это все, до чего тебе должно быть дело.

Где-то в русской провинции открылся проход в параллельный мир, заразил всех безумием, повылазили чудища, и еще они играют с приезжими в странные игры, типа, исполняют желания, а потом наказывают. Получилась смесь Лавкрафта и «Фауста» Гете. Зачем? К чему? Не спрашивайте.

Героиня Кира вообще не понял, кто такая. Уверяется, что заработала себе на иномарку и ипотеку выплатила. То есть, явно не дура. Но весь рассказ ведет себя как дура. Она еще и растяпа безрукая, посеяла айфон на ровном месте... кстати, в этом «ССК» ни у кого нет смартфона, у всех айфоны почему-то. Просто сериал «Богатые тоже плачут».

И вот эта Кира, абсолютная рохля, купила машину, и не умеет с ней обращаться, зато в совершенстве знает способы борьбы с насильниками. Это что за... избирательный интеллект?

Стасик Миллер, «Мертвая свадьба». Я уже писал рецензию на один из рассказиков автора, судя по всему, он большой поклонник любовных треугольников. Так и здесь. Сюжет крутится вокруг любви-с. Описание русской деревни грешит штампами, просто клюква в квадрате, в кубе. Не знаю, что сказать. Прочел с холодным носом.

Максим Кабир, «Несгораемая сумма». Хороший рассказ! Написано увлекательно, четко, в мысли и чувства героев веришь, диалог живой и естественный. Правда, Кабир слил концовку в стиле «Мне это надоело, отстаньте все». Но это не проблема автора, это бич литературы со времен «Эпоса о Гильгамеше». Величайшие писатели делали плохие концовки. Тут изъян самого нарратива. В жизни, как вы знаете, ничего никогда не заканчивается, так что концовка — это своего рода спекуляция. Яркий, хлесткий, остроумный финал почти не встречается в литературе. А так — хорошая работа. Когда вкусно, тогда вкусно!

Серега Возный, «Червебородый». ГГ — школьник, мечтающий трахнуть местную стейси-давалку и... э-э-э... свою сестру. Параллельно видит глюки с неким Червебородым. ЧТО? КАК? ПОЧЕМУ? ЗАЧЕМ? ОТКУДА? Не спрашивайте.

Описание СССР конца 1980-х грешит ужасающими штампами. Все ходят строем, по телевизору показывают только фильмы про Революцию, все блекло одеваются. Такое ощущение, будто автор быстренько просмотрел фильм «Авария — дочь мента» и посчитал, что советскую действительность он понял.

Улыбнуло, что у Возного предприятия в 1988 году «переходили на хозрасчет»... в реальной жизни они сделали это еще в 1959 году, при Хрущеве. О реформах Косыгина-Либермана автор слышал что-нибудь?

Также позабавило, когда этот ботаник начал ходить по улицам с ножом в кармане, и думает: «Не бог весть какое оружие, но все же». А какого оружия ему надо? Пулемет Максим? Да будет известно автору, что вообще самое страшное оружие в мире, это... простая отвертка. Большинство убийств совершены именно ею. Автомат Калашникова далеко позади!

Гераська Гиреев, «Гнус». Идея вроде ничего, оригинальная, но описание России XIX века грешит штампами. Помещик-абьюзер — плоский опереточный злодей из методички #MeToo. Это прозвучит странно и жестоко, но если человек насилует жену... вы должны объяснить, почему он такой, как докатился. Злодею тоже нужно дать слово! Учитесь этому у Шекспира, Достоевского... а также у Кинга, Лавкрафта и прочих мастеров ужаса. У Зла, чудовище ли это, маньяк ли, всегда есть мотивация. Даже у Ктулху она была! Учитесь понимать людей, непохожих на вас, чуждых вам, писателю это очень нужно. И... да, существ из иных миров тоже придется понимать. По Станиславскому. Вот прямо пару деньков походите, повоображайте себя монстром, подумайте, как он видит этот мир и чего хочет. Картонные персонажи, они откуда берутся? Из равнодушия к другим людям. Тут надо даже не писать учиться, а менять что-то в себе.

Темыч Гаямов, «Оранжевая мама». Не понял мотивации героя, зачем он все это делает, почему мать была ему так дорога. Просто, потому что мама? Детский сад. Ее личность надо было раскрыть, показать, какая это была замечательная женщина. Иначе не понятно, из-за чего сыр-бор.

Оксанка Росса, «Бука». Этот рассказ меня поставил в тупик. С одной стороны, есть внятная драматическая структура и четко обозначенный конфликт. С другой — написано стилем «дамской прозы» в худшем смысле, будто пером Дарьи Донцовой. И сравнивать эту вещь с шедевром Кинга «И пришел бука» совершенно неуместно. Там до конца сохранялась неоднозначность — действительно ли детей убил монстр, или рассказчик его выдумал, а довел их сам своей жестокостью? Тут этого нет в помине. Но читать было не скучно, спасибо.

Антоха Темхагин, «Забери богов своих». Автор умудрился собрать все недостатки предыдущих рассказиков воедино. Герои общаются на «блатной фене», хотя представлены не бандиты, а ученые. Археолог Павел при виде странного артефакта сразу начинает пугаться. Не мог он! Во-первых, уже видел таких артефактов 1000, все давно надоело. Во-вторых, страх так не работает. Никто с первого раза не пугается. Повторение — вот ключ к страху. Допустим, вы переходите дорогу, и вас чуть не сбивает машина, но вы успеваете отскочить в сторону и все благополучно заканчивается. Это всего лишь неприятный инцидент, не более. А вот если вы назавтра снова идете через ту самую дорогу, и там опять вас пытается задавить неизвестный автомобиль — тут уже начинается хоррор или триллер. Пугает то, что повторяется или без причин возвращается. И никак иначе.

Дэн Старков, «Полуденные дочери». Автор умеет писать, у него хорошая проза. Но тема не показалась мне близкой. Однако это, как ни крути, почти бриллиант. На безрыбье.

В общем, таков примерно облик актуальной «Самой Страшненькой Книжки». Засим откланиваюсь, пацаны, в ожидании лучшего. Че вы, в самом деле? Ну нафиг. Пойду красивым закатом любоваться.

У Клиффорда Симака (как его, на самом деле, зовут) не помню, в каком романе, героем был писатель, который высказал свою идею женщине-редактору. И та сказала: «Слушай, ты и впрямь неплохо пишешь, но...»

Можно предположить, что этот диалог взят из жизни. Симак именно что «неплохо пишет».

В детстве я увлекался НФ, читал его, Гаррисона, Хайнлайна, Фармера, Фредерика Пола, Шекли, и так далее. Продолжалось это ровно до тех пор, пока в 13 лет я не прочел «Мизери» Стивена Кинга, и все фантасты «Золотого века» сразу перестали для меня существовать. Потому что он был явно лучше. В разы лучше. Кинг просто выносил их всех с полуслова. Исключением были только Брэдбери и Стругацкие. И — с оговорками — Филип Дик.

Вообще, я не очень понимаю, почему тот период называют «Золотым веком». Сейчас пишут намного лучше, глубже, острее. Есть тот же Чарльз Шеффилд, который затрагивает глобальные вопросы Вселенной и человечества. Лукьяненко в молодые годы очень хорошо писал. В «Если» печатали интересные вещи. Тед Чан весьма любопытен. По мнению филолога Николая Жаринова, НФ на Западе продолжает развиваться и даже является авангардом литературы. «Золотой век» этого жанра сейчас. Что же до классики...

Есть некий миф... о небывалой популярности научной фантастики в былые времена. Знаете, ребята, я просматривал еженедельный список бестселлеров The New York Times с 1952 по 2019 годы. Только Майкл Крайтон попадал туда регулярно, да «Спин» Уилсона в 2006 году пошумел. Иными словами, НФ никогда не была так уж популярна.

В СССР, как вы знаете, фантастику вообще репрессировали на 15 лет, книг было не достать, фильмов снимали мало. И что? 99% советских граждан спокойненько жили без нее и в ус не дули. Читали «городскую прозу», «деревенщиков», Пикуля и прочий совпис. Смотрели «Служебный роман» и «Соломенную шляпку». Были отдельные энтузиасты, которые подпольно переводили Пола Андерсона и распространяли на плохих копиях, вставляя в машинку сразу 10 листов и с силой ударяя по клавишам, чтобы на последнем хоть что-то отпечаталось. Но так далеко не уедешь, и людей этих было менее 0,001%.

Впрочем, у НФ был свой звездный час. Это период краха СССР, где-то с 1988 по 1994-й. Когда стало МОЖНО, и в Россию хлынули океаны переводных изданий, печатали все, что плохо лежало. Тогда Симак, Азимов, Хайнлайн публиковались и впрямь многомиллионными тиражами. Читала вся огромная страна, на этих книгах выросло целое поколение.

И тут у меня возникает закономерный вопрос: «Где все эти люди? Куда делись?».

Нет, серьезно. Где миллионы, мечтающие стать инженерами, космонавтами, астрономами под влиянием книг западных фантастов? Где знаменитые певцы и актеры, у которых любимая книга — не «Мастер и Маргарита», а что-нибудь из НФ? Ну хоть что-нибудь... Где массовые обзоры НФ книжных блогеров? Где блестящие экранизации? Где люди, которые постят в ВК цитаты из Хайнлайна, а не Коэльо и Достоевского? Должен же быть какой-то выхлоп из этих миллионных тиражей 90-х!

А нет его. Ни у нас, ни на Западе. НФ всегда вела и продолжает вести странное, полупризрачное существование. Она есть... и ее нет. Впору ставить вопрос, был ли этот литературный эксперимент XX века под названием «научная фантастика» вообще удачным.

Когда в реальной жизни появляется что-то, предсказанное в книгах фантастов, — например, смартфоны — обычно поднимается великий шум. Но проблема в том, что футурологические успехи классиков этими мелочами и ограничились. В целом, их способности прогнозировать будущее оказались не выше, чем у Нострадамуса. Вместо межзвездных перелетов и колонизации Марса мы получили деиндустриализацию и уход в виртуальные реальности. А все совпадения — в рамках статистической погрешности.

Какое-то время фантасты выполняли роль популяризаторов науки, но это закончилось после 1960-х. Еще в 1957-м советская пресса писала, что авторы... отстают от реального технологического прогресса, не поспевают за ним. Что уж говорить о нашем времени, когда в день публикуется 10000 научных статей?

Да была ли НФ, действительно, научной в полном смысле слова? Я уже затрагивал этот вопрос в отзыве на Лукьяненко. Иван Ефремов был индуистом, Карл Саган состоял в мистической секте. «Туда и обратно» того же Симака, «Чужак в чужой стране», «Дюна» — количество произведений НФ, являющихся перифразами Библии, поражает воображение.

В 1960-е авторы так называемой «Новой волны», кажется, поняли, что НФ не справляется ни с одной из задач, которые сама перед собой поставила. Пошел разворот в сторону психологизма и литературных экспериментов. В СССР крупные писатели тоже обозначили уклон в сторону «социальной» фантастики, потому что раньше «роботы заслоняли людей». В общем, как сказал в своем подкасте один критик из Санкт-Петербурга: «Фантастика выжила за счет слияния с мэйнстримом».

Касательно «Пересадочной станции». Ну, ребят. Довольно уныло, весьма жиденько. Конечно, Симак писать умеет, это не Азимов, это литература. Но чего-то сильно не хватат. Если вы меня спросите, чего, я отвечу — НАУЧНОСТИ. Я не говорю о глубине характеров, остроумных диалогах или драматизме. Этого в западной фантастике «Золотого века» отродясь не было.

Я прекрасно понимаю, почему Симака, скажем так, со скрипом переводили в СССР. Если вкратце описать его Главную Идею, то это будет — наивный пацифизм. Клиффорд вообще не в курсе, как происходят реальные исторические процессы и, извините, наращивание производительных сил человечества. При всем уважении, судьбы этого мира решают отнюдь не сентиментальные отшельники и не глухонемые девушки.

Собственно, философия Симака никогда не поднималась выше этого провинциального, замшелого, бабнюркиного «житейского здравомыслия» — типа «Тише едешь, дальше будешь», «Кто рано встает, тому бог подает», «Живи и давай жить другим». В его произведениях просто больше ничего нет. Кое-как к этому, извините, присобачена кое-какая «научность». Впрочем, после Стругацких это все без смеха читать невозможно. Скажете, я неправ? А вы поспорьте со Станиславом Лемом, который много раз писал и говорил то же самое!

Симак — это писатель-фантаст, который боится... научного прогресса. Он был бы рад остановить развитие человечества в XIX веке, когда ездили на лошадях, жгли керосиновые лампы и читали катехизис, пока молчаливая забитая матушка накрывает на стол, а отец-квакер, вернувшись с охоты, снимает в прихожей заляпанные болотной грязью сапоги. Лепота!

Симак хочет, простите, «И на елку залезть, и зад не ободрать». Чтобы человечество развивалось, но без конфликтов, без войн, трудностей, жертв, ошибок, моральных дилемм. Тихонечко так, пасторально. И чтоб все инопланетяне были такими няшными, милыми, разумными. Я рад, что Симак добрый человек, но это пустое морализаторство. Это просто так не работает.

Я не буду разбирать некоторые сюжетные проколы, типа того, что главный герой 80 лет выписывает один и тот же журнал и потом удивляется, что его разоблачили. Это неважно. В романе есть пара очень страшных мест — описание самой «пересадочной станции», в которую нельзя проникнуть извне, и первая встреча ГГ с Улиссом. Ничего удивительного, что именно Симак первым получил Премию Брэма Стокера за жизненные достижения. Может, ему стоило хоррор писать? Реально, для человечества больше пользы было бы.

Но не в этот раз. Нет. Или да?

«Кристина» — роман, который разругали критики. И нужно признать, что неспроста. С одной стороны, это классический Кинг на пике формы. С другой...

Скажем так, первая половина книги... или даже две трети — это один из лучших романов Кинга. Во-первых, благодаря камерности. Здесь всего три главных персонажа, что для автора очень необычно. И сюжет вынужденно концентрируется на сложнейших отношениях Денниса и Арни, а также на постепенных, но зловещих изменениях Каннингема. И это читается просто великолепно. Страницы аж звенят от психологического напряжения.

Надо сказать, что этого в помине нет в чудовищно плохой экранизации Карпентера — режиссера, которого лично я на дух не переношу. Тот, кстати говоря, собирался делать другой фильм, но не нашел денег, и за «Кристину» взялся «от нечего делать». Чувствуется. Да, актерский дуэт Кита Гордона и Джона Стоквелла забавен (ранее они сыграли в «Челюстях-2»). Но все основные «фишки» запороты.

Что я хотел сказать? Да. Видите ли, права на экранизацию были проданы до выхода книги. Как я подозреваю, когда роман еще не был закончен. В нем чувствуется пошлая коммерция. Много натяжек, вроде «кошачьих глаз» на приборной доске автомобиля (чиво-чиво?), бесконечных гнилостных запахов и восставших мертвецов, которые э-э-э... пытаются шутить. Кинг старался писать кинематографично — что удалось. Но в итоге произведению не хватает глубины.

Однако, это отличная книга об ужасах взросления и подростковой жизни. Также я не знаю, как можно было лучше пересказать историю Кристины и Роланда Лебэя. В романе отлично передана атмосфера Америки конца 70-х-начала 80-х.

Место действия выбрано не случайно. Пенсильвания — это штат, экономически поднявшийся в 50-е годы... на торговле автомобилями.

Я говорил, что мертвецы в этой книге пытаются шутить? Живые люди тоже, и, как правило, неудачно.

Сцены с ночными поездками Кристины тоже не особо впечатлили, кроме последней — убийства Дарнелла. Такое мог написать только Кинг. Один этот эпизод заставляет меня считать книгу скорее удачей.

Хотя идея, как это часто бывает у Короля, не совсем оригинальна. Он переделал «Сожженные приношения» и получил «Сияние». «Под куполом» взял из фантастического фильма 1966 года. «Мертвую зону» и «Воспламеняющую взглядом» позаимствовал из «Ярости» Брайана Де Пальмы. «Дети кукурузы» — из испанского хоррора 1976. «Противостояние» — из американского мини-сериала того же года. Ну, а «Кладбище домашних животных», по меткому выражению редактора Билла Томпсона — просто «Обезьянья лапка» Уильяма Джейкобса, растянутая до романа.

Та же история с «Кристиной». Нет, я не про «Дуэль» Спилберга. В 1979-м выходил фильм про машину-убийцу, которая ездиет сама по себе. Увы и ах!

Рецензент, которого я цитировал в эпиграфе, подметил еще одну вещь. В «Куджо» Кинг убил ребенка в машине. Тогда поднялся большой шум, роман про собаку запретили в библиотеках нескольких штатов. Но критикам показалось, что писатель поднялся на новый уровень, решил порассуждать о том, способно ли Добро вообще победить.

Так вот

В целом, я полагаю, что книга все же выше среднего уровня. Хотя я читал в проблемном переводе Романовой, которая иногда явно не знала, что там написано в оригинале, и порола чушь.

Этим романом Толстой всех обманул.

Название книги — «Анна Каренина», вводит в заблуждение.

Потому что она вовсе не об Анне Карениной.

И даже — не падайте в обморок! — не о любви.

Анна, впервые появляясь где-то на 70-й странице (!), так и остается в сюжете героем второго плана, описанным лишь внешне, непроницаемо. Всю книгу ее образ прячется в загадочной дали, от случая к случаю выныривая то там, то сям, и всегда она при этом портит кому-то жизнь, разрушает чужую судьбу. И свою тоже.

Почему до сих пор не удалось удачно экранизировать роман? Все режиссеры выводят на первый план линию Карениной, а Левин как сбоку припека. Но у Толстого наоборот!

Константин, конечно, главный герой, а Вронский и Анна нужны лишь как его антиподы.

Мнение о шедевре Толстого, как о любовном романе, просто «очень сложном и глубоком», воцарилось в мире отчасти из-за упрощенного перевода Констанс Гарнет. Отчасти из-за того, что ЛН, как всегда, взял за основу чужое произведение — в данном случае «Мадам Бовари». В отличие от Флобера, Толстой избежал обвинений в порнографии, несмотря на: а) смелую по тем временам сцену «грехопадения» Анны, обозначенную красноречивым пунктиром; б) намеки на гомосексуализм в армии; в) эпизод с лечением Китти, где врач «под предлогом осмотра трогал обнаженное юное тело».

Поезда и железные дороги — новинка эпохи — призваны показать, как технологический прогресс влияет на отношения людей. Любовь в мире, где за полдня можно переехать из одной губернии в другую — как она меняется? Это не то, что раньше, когда на почтовых из одного города в соседний путь занимал три дня. В 1870-е гг. это был абсолютный авангард. Если бы Толстой писал роман в наше время, Анна Каренина бросилась бы в сопло космической ракеты. После бурного гэнг-бэнга.

Это книга также о крахе христианства. Дворянство массово увлечено спиритизмом, а попытки Китти стать миссионеркой окончились ее пониманием, что она «молода и хочет жить» (читай — *баться).

Есть там и освобождение крестьян, и социализм, и война с турками, и духовный кризис Левина, и черт в ступе. Но Толстой понимал, что нельзя назвать книгу «Все обо всем». И потому — с хитрым прищуром — написал на титуле «Анна Каренина». Знал, что это продается.

Роман получил негативную критику, все ожидали новую «Войну и мир», а не произведение, где «все ходят из комнаты в комнату, шаркая домашними туфлями и запахивая полы халата». Но, как сказал один великий человек: «Ваши ожидания — это ваши проблемы». Что, кстати, совершенная правда.

В голосовании на новую библиографию Фантлаба я топил за Толстого.

Лев Николаевич, если не ошибаюсь, писал свою эпопею четыре года. Мне, чтобы прочесть ее полностью, понадобилось 9 лет. Да, я один из тех 4,5 человек, которые это все-таки сделали.

Осилил в три захода.

Первый — 2006 год, старшие классы школы, когда проходили. Позже с удивлением узнал, что даже при поступлении в ПТУ нужно сдавать экзамен по литературе, и многие заваливают, потому что не читали «ВиМ».

В моем классе все без исключения ненавидели эту книгу. Я тоже предпочитал Кинга, фантастику, что-нибудь «модное, современное... тили-тили там... трали-вали». Но русских классиков уважал и кое-что с удовольствием прочитывал. Мне хватало мозгов понять, почему это считается великим.

Тогда читал выборочно, что казалось интересным: про любовь Наташи Ростовой и Болконского, художества Анатоля Курагина, про Николая Ростова в армии и «подлую крысу» с бегающими глазками, которая говорила со всеми натянутым и скучным тоном. Элен Курагину, само собой, которая, как намекал Толстой, спала со своим братом. Старшую сестру Наташи, нелюбимую дочь, которая невпопад говорила разумные вещи, заставляющие домочадцев недоуменно молчать. Княжну Марью с лучистыми глазами, которая «вырядилась, дура». Жену Андрея и ее приподнятую губку с усиками. Она повторялась в тексте так часто, что мне показалось, роман нужно было назвать не «Война и мир», а «Губка с усиками».

Про Наполеона и войну почти все пропустил, запомнилась только его «дрожащая в гневе икра», жирные ляжки и манера дергать подчиненного за ухо, что было знаком одобрения.

Помню, Евгений Понасенков* (иноагент) жаловался, что Толстой извратил образ великого человека, и многие знают Бонапарта именно по роману. Вымысел графа затмил собой реальность. Неудивительно, ведь Рэй Брэдбери в интервью Дмитрию Диброву отметил, что «В России «Войну и мир» читают все, как в США — Библию». Ну, тут он преувеличил. Вне школьной программы никто вообще эпопею в руки не брал. Никогда не было такого: зашел к другу в гости, а он «Войну и мир» читает!

В общем, я еще тогда отметил для себя, что книга... как бы сказать... ПРИКОЛЬНАЯ. Доставляет. Безжалостная правдивость Толстого, его «инквизиторская» проницательность в изображении людей понравились. Это был настоящий кайф, после романтического и трусливенького вранья других писателей.

Также по душе мне пришелся и язык произведения. Большинство критиков считают, Толстой писал плохо. Михаил Веллер* (еще один иноагент, да что такое) вступался за графа, называя его манеру «бесцеремонно точной». Мол, Лев Николаевич попирал нормы языка там, где это необходимо. «Он проехал между двойным рядом деревьев» точнее передает суть, чем «он проехал между рядами деревьев». Я позднее пришел к выводу, что Толстой писал как бы на английском языке русскими буквами. Отсюда все эти «вино ее прелести ударило ему в голову», «переноситься мыслью и чувством в другое человеческое существо было действие, чуждое ему». Чистый инглиш!

Вторая попытка была в 2009-м, уже даже не в университете, я на тот момент вылетел и был вынужден работать. Снимали с братом угол в двухкомнатной квартире, у хозяина, советского интеллигента, имелась приличная библиотека. Бальзак, Гюго, Цвейг, Драйзер, все дела. И там я осилил первые два тома: войну, философские вставки. Бориса Друбецкого, который пытался окрутить девицу «сладкой меланхолией» ради смоленских лесов, которые он «в своем воображении уже поделил и продал». И называл кого-то своим другом только потому, «что слышал, что у людей есть друзья».

Надо признать, что впечатления были самые неожиданные. «ВиМ» оказалась донельзя МРАЧНОЙ и депрессивной книгой. Почти вся она была посвящена смерти в разных ее видах, размышлениях о смерти и том, «а что же дальше?». Мучительная, с кошмарами, предсмертная агония Андрея Болконского растянулась на 20 страниц! И таких мест в романе 3-4. Это была книга о тщете бытия. Неудивительно, ведь тогда Толстой находился под сильным влиянием Артура Шопенгауэра.

Третий заход — 2015 год. Целенаправленно брал в библиотеке и добил-таки, включая послесловие.

Что могу сказать? Первая часть (тома I и II) читается влет, проглотите дня за четыре. Вторая часть потруднее идет, это уже на ваше усмотрение. На самом деле, роман не такой большой. «Властелин колец» превосходит его по объему, «Противостояние» Стивена Кинга больше «Властелина колец», а «Оно» того же автора длиннее «Противостояния».

Мешает ли мне, что Лев Николаевич сюжет и почти всех персонажей «украл» из «Ярмарки тщеславия»? Нет.

Полагаю ли я, что Наташа Ростова — вовсе не «образец русской женщины», а безмозглая и эгоистичная вертихвостка? Ну, можно и так сказать. Каждый из нас в жизни сталкивался с такой «Наташей Ростовой» и впечатления остались не самые приятные. В наше время таких «образцов» в каждой подворотне — по 10 штук. Ниче так, под пивко нормально идут.

Согласен ли я с правнуком Достоевского Дмитрием Андреевичем (умершим в прошлом году), что «Все герои Толстого абсолютно неправдоподобны, вы никогда не встретите в реальной жизни Болконского или Безухова»? Опять-таки, отчасти.

Читая «Войну и мир», вы получите удовольствие особого рода, многое узнаете о людях и себе самом. И поступите в ПТУ! Шутка.

Русский хоррор — это сплошная беда.

Десять лет назад его не было. И все издатели, редакторы, критики и Дмитрий Быков* (иноагент) уверяли нас, что «в России культуры триллера нет и не будет». Серьезно, я бы эту цитату разместил на обложке следующей «Самой Страшной Книги». И сделал бы девизом «Самого Страшного Фестиваля». И продавал бы футболки с этой цитатой, вместе с масками вервольфов и костюмами ведьм.

Теперь хоррор ВДРУГ появился, и оказываецца, он всем интересен. И писать его можем. Нужно было дожить до 36 лет, чтобы это узреть, но... свершилось. «Те, кто молчал, перестали молчать».

И есть культура триллера. Просто определенные люди не умели их продавать. И валили свое неумение на «не тот народец».

Ну да ладно, хоррор появился, и теперь опять все не слава богу. Нынче у нас, куда не ткни, сплошь «журналы крафтовой литературы», «лучшие фэнзины Европы», «самые главные хоррор-антологии России», которые «нагонят жути и заставят дрожать от страха». Просто благодать божия.

Станислав Миллер издался в «ССК», следовательно, я должен считать его одним из лучших авторов страны.

Но не могу.

Идея рассказа неплохая, но воплотить ее автор не смог. Я понимаю, что центральное чудовище он взял из Лавкрафта, да еще кажется, у Джорджа Мартина было что-то похожее. Потенциал — огромный! Такого можно наворотить... но получилось средненько.

У нас писатели, перенося Лавкрафта в русскую действительность, кажется, не задумываются, что это требует решения множества проблем. Взять чужую мифологию 1920-х и вписать ее в Россию 2020-х с бухты-барахты нельзя. Это как пытаться Фредди Крюгера поместить в сериал канала «ТВЦ».

Вот этот слизень, откуда он взялся? Чего хочет? Почему пристал именно к этим подросткам? Или ему вообще все равно? Да в конце концов, что оно такое?

Ответов мы не получим.

Станислав, кажется, еще не понял, что в литературе антагонист — лишь воплощение пороков протагониста. Его второе «Я». Его зеркальное отражение. Его юнгинианская Тень. Нет антагониста, в общем, фикция это, символ. Не с чудовищем герой сражается, а самим собой, любимым, ненаглядным!

Как ни на кого просто так не упадет кирпич, так и в хорроре/триллере ни на кого просто так не нападет Пеннивайз. Его жертвы — это Неудачники, дети из бедных семей, дети несчастные, одинокие и брошенные. И вообще герой всегда должен быть неблагополучным. Нет хоррора без психологических комплексов — это закон. Чудовища не возникают из Ниоткуда.

У Миллера, правда, подростки тоже не очень благополучные. Но я не думаю, что это мастерство и знание теории литературы. Это просто человек перечитался «Оно» и решил повторить. Не вышло даже близко.

У Кинга Неудачники — грязные оборвыши. Те ребята, мимо которых мы проходим в реальной жизни, не замечая, либо осуждающе качаем головами.

И что делает Кинг? Наделяет этих оборванцев, «по которым ПТУ плачет», множеством привлекательных черт. Ах, они добрые, ах, они благородные, ах, у них таланты писателя/архитектора/пародиста. Они умеют любить и пишут стихи. Они умеют дружить. Они видят то, чего не видят другие. Они способны на самопожертвование. И прочая, и прочая. Очень гуманная мысль заложена. «Не суди о книге по обложке«!

Что у Миллера? Три подростка — Сашка, Майя, и главный герой, оставшийся безымянным. Они взрывают петарды, и один раз даже кидают ее в лицо незнакомой женщине. Никаких намеков на то, что эти дети любят учиться, читают книги, или обладают талантами, нет. Благородства и духовности — тоже. Обычные лоботрясы.

Станислав также копирует ситуацию, которую я уже 10000 раз читал в рассказах отечественного хоррора: Сашка и ГГ оба питают к Майе влечение и скрыто соперничают. Иными словами, это не дружба, а френдзона.

Почему я должен сочувствовать этим аморальным идиотам?

Сашка несколько раз называет чужого ребенка «личинусом». Тот и правда оказывается своего рода личинкой, но персонаж пока об этом не знает. Моя симпатия к нему все растет и растет.

Тут нужно сказать, почему у нас в ужастиках так часто герои именно подростки. Серия «ССК» нацелена маркетологами на школьников, студентов и старшее поколение, ностальгирующее по видеосалонам. То есть, хоррору 80-х, который также был подростково-молодежным.

Иными словами, хоррор в России постигла та же судьба, что и НФ в СССР. Его определили в детсадовскую литературу.

Вот авторы и стараются писать про детей. Проблема в том, что это особое искусство, это надо уметь.

У Миллера диалог трех подростков напоминает то, как Михаил Задорнов высмеивал современных тинейджеров.

- Ну, ты че?

- Я ниче, а ты че?

- И я ниче.

Такие лирическое хокку не напишут...

Миллер, очевидно, не совсем новичок в литературе. Те пишут диалоги высокопарно и выспренно. Станислав находится на стадии приготовишки. Он уже понял, что диалог должен быть «как в жизни». И реально пишет, как в жизни, копируя глупости, которые мы говорим.

Но все сложнее. Хорошо написанный диалог должен быть и как в жизни, и не как в жизни. Он должен быть умнее, благороднее и красивее, персонажи могут говорить то, что обычный человек не скажет. Но при этом должен быть похож на реальную жизнь, у читателя не должно возникать диссонанса и ощущения неправдоподобия. Вот как в фильмах Тарантино. Или в книгах Элмора Леонарда, который на Квентина сильно повлиял.

Вторая проблема в том, то у зумеров свой особый сленг, манера речи и поведения. Но ни один из наших писателей это не пытался изучать. У Станислава подростки 2013 года ничем не отличаются от любых других. Поэтому нет ощущения мастерства, знания жизни, людей, эпохи.

ГГ, став взрослым, боится заводить детей и уговаривает жену сделать аборт. Я уважаю его все больше и больше...

Персонажи с какого-то перепугу называют слизня Багряноголовым, хотя откуда они взяли это имя, не объясняется.

Из достоинств: рассказ не затянут.

Резюме: весьма посредственная вещь, оказавшаяся в сборнике по причинам, мне неведомым.

Сейчас уже странно вспоминать, моя любимая книга в студенческие годы. Попала в руки случайно: работал охранником в областной больнице, мой предшественник оставил у медсестер на вахте два тома: эту и что-то из Бульвер-Литтона. Я, естественно, все это дело тут же прихватизировал. Благо, никого рядом больше не волновало, что на видном месте лежат духовные богатства человечества, которые можно получить за здорово живешь. Чай, не пачка долларов. Когда-то тысячи героев гибли за право простых людей освоить грамоту и получить образование. Нынешних обывателей это не колышет. Совершенно не понятно, для чего людей учат читать и писать, потому что большинство никогда не делает ни того, ни другого.

Короче, Бульвер-Литтона я в руки так и не взял, а за Уоррена принялся тут же, в «дежурке» приемного покоя. Входили и выходили врачи и медсестры, вписывались-выписывались больные, я сидел в углу и читал. Проглотил 100 страниц за один присест. Впервые получал почти физическое удовольствие от стиля, от того, как написано. Я даже впал в некий транс.

Прочитав половину книги, я понял, что сюжет буксует, и «добить» роман оказалось делом непростым. Однако, мысли, заложенные в книге, казались интересными и важными, и в последующие годы я перечитал еще раз 5-6, периодически в нее заглядывая, просто не выпускал из рук. Это был мой учебник жизни, я воспринимал мир сквозь призму «Всей королевской рати», как в подростковые годы — через Кинга.

Что я могу сказать? С годами Уоррен надоел мне хуже горькой редьки. Увы, я его раскусил. И понял, почему сюжет так буксует, почему книга с каждым разом кажется все более занудной. Не было там гениального стиля и глубины. Был очень простой прием, повторяющийся из раза в раз, из сцены в сцену. Герой входит в комнату, его о чем-то спрашивают, или просят сделать, а он, вместо ответа или действия, уходит в псевдофилософские размышления на две страницы. Реально, вопрос задают на странице 240, а отвечают только на стр. 242. И так ВСЕ сцены, написаны абсолютно одинаково и даже в одном ритме. Вот почему так занудно. Уоррен нигде не может ускориться.

Персонажи прописаны хорошо, но сами по себе банальны. И сюжет банален. Автор взял реального политика — Хьюи Лонга, соперника Рузвельта. Честного политика. И сделал из него негодяя. Вся эта американская преснятина в духе «ой, а политика, оказываецца, грязное дело», приправлена романтической лабудой уровня «Санта-Барбары». И только на 5-6 прочтение ты, наконец, осознаешь, насколько это нелепое сочетание. Ну, реально, «Тупые дуры в Стране Дураков». Читается это все, как 10456-й сериал про Екатерину Великую.

В общем, не за что там Нобелевку давать. Даже Пулитцера. Фитцджеральд, Хэмингуэй, Сэлинджер вынесут Уоррена с полуслова. Это НЕ Великий Американский Роман.

«Далекая Радуга» в 1960-е годы стала центром скандала.

Начался он с критики Владимира Немцова. Тот назвал произведение неудачей, помянул недобрым словом также «Трудно быть богом». Вторая претензия Немцова касалась тусовочности молодогвардейцев. «Что мы видим, друзья? — писал он. — Куда ни посмотри, Стругацкие хвалят Ефремова, Ефремов нахваливает Громову, та поет дифирамбы Журавлевой. При том, что все вышеперечисленные издают в последнее время отнюдь не блестящие вещи».

Против Немцова развернули настоящую кампанию по уничтожению и своего добились, на несколько лет отстранив его от «кормушки», распределяющей типографскую бумагу. Правда, и сама тусовка вокруг «Молодой гвардии» просуществовала недолго. Никто из авторов, блиставших в 60-е, не печатался в последующие 10-15 лет, до самой перестройки. Как отрезало. Скандал докатился аж до верхушки КПСС и заставил принять жесткие меры в отношении фантастики вообще. В этом конфликте проиграли все.

К чему я? Немцов был во многом прав. Теперь, 60 лет спустя, это можно, наконец, озвучить. «Далекая Радуга» — повесть неплохая (как я обычно говорю, «99% авторов даже ТАК не могут»), но в рамках творчества АБС не совсем удачная.

Они перешли к «упадничеству» и сделали одного из центральных персонажей Роберта Склярова откровенным слабаком и трусом. Вдобавок, еще и эгоистом. Второй претендент на звание ГГ — Леонид Горбовский, выполнил в произведении роль отстраненного наблюдателя, смотрящего на события будто сквозь наркотический дурман.

АБС снова, как и в «Попытке к бегству», применили «отказ от объяснений», и он не сработал. Точнее, кое-как «Нуль-Т Волну» обосновать попытались, но откровенно на «отвали». Не убедили. И сама катастрофа описана невнятно, неправдоподобно. Обычно Стругацкие делали это лучше.

Центральный этический конфликт выглядит надуманным. Словно беллетризация знаменитой дилеммы: «Что ты вынесешь из горящего Лувра — «Джоконду» или маленького ребенка?». 99 из 100, не задумываясь, ответят: «Конечно, ребенка». Но нашелся бы один Клод Адриан Гельвеций, который бы сказал: «Ребенок приносит радость только своим близким, тогда как шедевр искусства — миллионам людей. Спасать нужно «Джоконду». А Сомерсет Моэм бы добавил: «Великие книги живут дольше красивых девушек».

В общем, ситуация далеко не однозначная, но разрешение ее в тексте оказалось банальным и не вытекающим из сюжета.

Но есть и самая главная проблема. Дети. Их спасают, и в «Далекой Радуге» им, наверно, посвящено больше страниц, чем во всем остальном творчестве АБС. И тут сказалась ставшая уже притчей во языцех «нелюбовь» Стругацких к детям и неумение/нежелание их описывать. Сцены спасения и эвакуации выглядят как старательная попытка авторов, не владеющих темой, вытянуть текст на «четверочку с минусом». Ну, не умеют. Не дано. Крапивин про детей может, Кинг может, Лукьяненко, с оговорками, может. А Стругацкие — нет.

Короче, у «ДР» слишком много недостатков, чтобы ставить высший балл.

Повесть сейчас пытаются экранизировать на Западе, американцы совместно с французами. Короткометражка уже представлена на независимом кинофестивале, возможно, она станет пилотом грядущего сериала. «Пикник на обочине» 2016 года, с Мэттью Гудом, сорвался, может на этот раз дело пойдет.

«Попытка к бегству» не кажется мне вещью, с которой «начались настоящие Стругацкие». На эту роль лучше подходит «Далекая Радуга». Это все еще ранние авторы по атмосфере, развитый коммунизм, все здесь бодры и готовы к работе. Никакого упадничества.

Несмотря на это, героям приходится столкнуться с чем-то по-настоящему СТРАШНЫМ и УГНЕТАЮЩИМ. Это одна из самых мрачных книг, которые вы прочтете в своей жизни. Без дураков, никакой хоррор Лавкрафта не сравнится с тем, что вы узнаете в ПкБ. Стругачи поставили трудноразрешимую моральную дилемму, и она не кажется надуманной, как это порой у них бывало. Что до описания пугающей варварской цивилизации, то я не знаю, как это можно было сделать лучше. Сейчас никто так не напишет, а повесть 1962 года! Аркадий и Борис опередили свое время, даже 20 лет спустя голливудские блокбастеры не смогут предложить ничего более впечатляющего.

Это лучшая книга Стругацких. Вещь написана авторами на пике формы, и на пределе человеческих возможностей. Потрясающий шедевр. Браво!

Ознакомился с очередным Шедевром Всех Времен и Народов. В переводе Сосновской. С тем же результатом.

Впечатление второе — унылая обложка с двумя планетами и космическим кораблем. Очень оригинально. Кстати, в самом романе космических перелетов почти нет. Там, в основном, ходят из комнаты в комнату.

Впечатление третье: биографическая справка. «Айзек Азимов (1920-1992), родился в СССР...». Это очень забавно, потому что СССР был создан в 1922 году.

Впечатление четвертое. Первая часть романа, «Психоисторики», написана позже всех и ничтоже сумняшеся приставлена к остальному. Как я подозреваю, по наставлению редактора. Короче, такое ощущение, будто это вообще другой автор писал. Она восхитительна. Лучшая экспозиция, которую я читал. Страшно, напряженно, динамично и тревожно. И многообещающе. Нетерпеливыми ручонками и начал перелистывать страницы и тут...

Впечатление пятое. Остальное. Обещания, данные Азимовым в 1-й части, на выполнились. Это просто ЧУДОВИЩНО ПЛОХО. Да вы смеетесь? Это та самая легендарная «Академия», сводившая с ума миллионы людей, обязательное чтение для сотрудников внешней разведки США?

Сюжета, как такового, нет. Есть бесконечные нудные разговоры, повторяющие одно и то же, как в «Странных романах» Никитина, только там это хорошим языком написано, с юмором и намного интереснее.

Есть мелкие интрижки региональных политиканов, какие-то Императоры и герцоги в 10000 году н.э. Очень смешно.

В общем, Азимов даже не пытался изобразить Будущее, далекий, чуждый и непохожий на наш мир. Невольно вспомнилась критика Брандиса, который ругал американских фантастов: «Вы просто переносите в XXV век мышление современного буржуа!». И антураж тоже.

Герои — плоские, ни у кого нет личной истории, все совершенно неотличимые. В смысле, одинаково неприятные. Все либо курят сигары, либо работают за письменным столом с мрачным выражением лица. Других мизансцен наш Грандмастер не знает.

Это даже не дешевая книжка в мягкой обложке, это вообще не Литература, а плохо замаскированный трактат не пойми о чем. Блестящего социального анализа, как у Стругацких, тут тоже нет.

Роман Foundation не работает как высокая литература, он плох как НФ и даже как развлекательное чтиво. Я не знаю, что сказать. Я в шоке. Это книга без достоинств.

Начинаю понимать, как Азимов нашлепал 400 романов до своей смерти в 1992 году (по слухам, от СПИДа). Такую графоманию даже на «Автор.Тудей» не возьмут. Да Юрий Петухов писал в 100 раз лучше!

Чтоб я еще раз взял в руки Азимова. Верните мои деньги!

Снова должен сделать небольшую преамбулу.

Ввожу я ее, когда без знания определенных вещей нельзя верно оценить автора.

Лукьяненко — самый успешный российский фантаст. Царь горы в песочнице. Кто хочет не просто «писать, творчески развиваться», а ДЕЛАТЬ КАРЬЕРУ, должен брать пример с него. Ни с кого другого.

Сергей популярен. Кризис книгоиздания в России его почти не затронул. В то время как Юрий Никитин и Ник Перумов, прямые конкуренты, после 2016 года пережили катастрофическое падение тиражей. Прежние 100, 200, 300 тысяч скатились до 20-30, а к 2020-му и вовсе — 4-5 000.

Это было завораживающее зрелище — как известное издательство на букву «Э», спасая свои дивиденды, откровенно СЛИВАЛО крупнейших писателей-фантастов. Никитин с «Э» уже не работает, переиздает «Трое из леса» в мелком издательстве (тиражом в 1000 экз.) и 21 сентября 2024 года пришел на «Автор.Тудей» (sic!). Надо так довести человека.

С Лукьяненко подобный трюк проделать нельзя. Он непотопляемый. Стал им с 2004 года.

Лукьяненко до и после экранизации «Ночного Дозора» — РАЗНЫЕ писатели.

В 90-х Сергей был условно «свободным независимым художником». В 2004 году случился Бекмамбетов. Фильм, снятый на государственные деньги и транслирующий идеи, выгодные власти

С той поры Лукьяненко из успешного фантаста превратился, скажем, так, в ретранслятора определенной повестки. Не то чтобы его заставляют. И, в целом, он все еще творец. Но уровень «правильной линии» в текстах заметно повысился. И в интервью он транслирует то, что нужно.

Лукьяненко избрал для себя путь «Петрарки-Ломоносова-Державина». То есть, придворного поэта. Или шута, как кому угодно. Кроме состояния и тиражей, у него есть еще и административный ресурс.

Из Великой Тройки Лукьяненко-Перумов-Никитин Сергей был всегда самым скучным человеком, но и самым хитрожопым. Умеющим «общаться с нужными людьми», понравиться и массовому читателю, и снобам-критикам. Он один из коммерческих авторов с 1992 года участвовал во всех тусовках и премиях, росконах и интерпрессконах. Перумов в 1994 году посетил одно из мероприятий, и написал обиженную статью о том, как нехорошо его встретили.

Лукьяненко влился в тусовку журнала «Если», где Стругацкий, Столяров, Дивов, Лукин и Дьяченки рассуждали о «судьбах русской словесности». Сидела там и Далия Трускиновская — автор нахрен никому не нужного романа «Аметистовый блин», а также сценаристка пошлой эротической комедии «Обнаженная в шляпе». Интеллектуалы, вы че.

И вот случились «Дозоры», знакомство с Эрнстом, и понеслась! Тиражи, интервью, экранизации. Перумов продавал права на «Алмазный меч, деревянный меч», а Никитин — на «Трое из леса». Мы этих фильмов не увидели и не увидим. Денег хватило только на Сирожу. Он — «свой» человек, а эти какие-то непонятные, мутные, хрен их знает.

Перумов тоже пыхтел, старался, делал правильные вещи, участвовал в раскрутке неизвестных авторов, помогал продвигать Веру Камшу. Которая, кстати, дружила с Новиковым

Перумов одно время тоже был не потопляем. Из цикла «Хранитель Мечей» только «Рождение мага» похоже на книгу, все, что дальше — фактически публикация НЕОТРЕДАКТИРОВАННЫХ ЧЕРНОВИКОВ. Но Перумов совершил крупный просчет — эмигрировал в США. Потом вернулся, но уже выпал из обоймы.

Лукьяненко издавался. Экранизировался. Переводился на 20 языков. Был скромным и унылым. Рекламировал «Строки». Писал вместе с нейросетью «Яндекса» рассказ «Под Гоголя». Ходил на «Время покажет». Ходил на подкаст к Прилепину, который назвал его «большим писателем» (я уверен, что Захар ни строчки из Лукьяненко не прочел, как и обратно).

Человек делал карьеру.

***

Тем любопытнее читать «Фальшивые зеркала». У нас 1998 год, и Ленин, то есть, тьфу ты, Лукьяненко, еще молодой, голодный и злой. Должен пробиваться и доказывать.

Написан роман прекрасно, каким-то своим, ни на что не похожим стилем, музыкальным, это «поэзия в прозе». Пожалуй, лучшая книга Лукьяненко.

Особенно меня поразило, как мастерски Сергей вводил предысторию. Тихонечко, полунамеками, как-то фоном. Я ведь не читал «Лабиринт отражений». Но при этом абсолютно понимал, какие это герои, что с ними приключилось и в чем конфликт. Без шуток, виртуозно.

Концовка не показалась мне «слитой», как это обычно у Лукьяненко бывает. Я потом все же прочел «Лабиринт отражений», там последние СТО СТРАНИЦ вообще как будто за один день накатаны. По пьяни, причем.

Немного напрягло продвижение в НФ откровенно мистических идей. Лукьяненко, так скажем, не показался мне человеком НАУЧНОГО мировоззрения. Впрочем, это нормально, среди фантастов 99% — откровенные мистики, Хайнлайн, что ли, лучше? Я об этом еще напишу отдельную статью. Под заголовком — «Так называемая «научная фантастика». Жанр, которого не было, или Величайший обман человечества».

Ну а так — интересно, талантливо, самобытно. Лукьяненко еще был Лукьяненко. Не про попаданцев. Что еще сказать? Было поколение 90-х, много обещавшее, но быстро стухнувшее, а другого такого не народилось. До сих пор.

На этой книге Роулинг для меня окончательно умерла как писатель и человек. Ее окукливание в феминиздку завершилось.

Многие тут хвалят «Икабога», не знаю, может, хорошая книга. Я глянул начало, там опять намеки на домашнее насилие, сказочная страна, управляемая глупым и жадным КОРОЛЕМ, опять двадцать пять. Если некоторым в 2024 году кажется, что мужчины кого-то дискриминируют, то я не знаю, что сказать. Мужчины в семьях уже готовят/пылесосят/стирают/гладят/моют младенцев/меняют подгузники/возят детские коляски/оплачивают все больницы-школы-детские сады-кружки. Да, забыл, еще и за руку держат жен во время родов и чуть ли не сами пуповину обрезают. Раньше, бывало, в поле или на дому рожали, но современная «сильная независимая женщина» без присутствия мужа, а также без наркоза и кесарева сечения уже ничего не может/не хочет.

Чтоб вы знали, женщины уже чаще мужчин получают высшее образование, доминируют на рынке труда, сидят везде в теплых офисах на высокооплачиваемых работах. 80% редакторов издательств и журналов — женщины. Самый богатый писатель в мире с миллиардным состоянием — женщина (сама Роулинг). Самый популярный артист — женщина (Тейлор Свифт). 70% чиновников в России — женщины. Они даже подмяли под себя хэви-метал (директора групп «Ария» и «Мастер» — женщины).

Если Роулинг кажется, что ее кто-то подавляет, то это уже клиника. Я напоминаю, а кто не в курсе, тем сообщаю, что Великобритания — это первая в истории человечества страна, где открыли центр психологической помощи для МУЖЧИН. Потому что, по статистике, в Англии жены чаще бьют мужей, чем наоборот.

У нас все еще восхищаются конфликтом Джоан с трансгендерным сообществом, даже после ее призывов ударить по России ядерными ракетами. Почему-то здесь решили, что она топит за традиционные ценности.

А суть конфликта совсем в другом. Четвертая волна феминизма, которая идет с 2013 года, покончила с правами женщин и переключилась на ЛГБТ* (экстремистское течение, запрещенное в России). Это финт ушами. В «феминизме» уже неважно, какого ты пола.

Роулинг, как феминистке старого образца, это не понравилось. У нас об этом не говорили, но в 2022 году в точно такую же историю вляпалась Барбара Стрейзанд. И ее тоже отменили. Для таких дам уже придумали термин — «консервативная феминистка». Реакционер, то есть.

Возвращаясь к «Дурной крови». Разбирать сюжет не вижу смысла, его там нет. Я прочел 500 страниц, и в книге так ничего и не произошло. Содержание на 120% состоит из обсирания Страйка, Мэтью и других мужчин. Роулинг докопалась даже до Льва Толстого.

Робин из милой и человечной героини превратилась в мегеру, вечно бурчащую и жалеющую себя. Я уже готов выйти к британскому посольству с транспарантом «ВЕРНИТЕ НОРМАЛЬНУЮ РОБИН ЭЛЛАКОТТ».

Чтение ЭТОГО меня несомненно шокировало и нанесло психологическую травму. Я уже 30 лет читаю исключительно хорошие книги, а тут вдруг такая халтура. Еще больше шокировали восторженные отзывы критиков, Стивена Кинга и прочих. Это туалетная бумага, а не английский роман. Верните мне мои деньги и оплатите поход к психотерапевту.

Должен сделать небольшую преамбулу.

То, что Кинг назвал Ghost Story «величайшим хоррором», ее внесли во все списки и надавали кучу премий, никого не должно удивлять.

Сомерсет Моэм как-то высмеял тусовочность французской литературы, где много писателей, но маленький рынок. Поэтому авторы получают мизерные гонорары, вынуждены сбиваться во враждующие группировки и толкаться в передних различных литературных премий.

У нас, англосаксов, писал Моэм, не так. Рынок большой, платят много, и поэтому каждый автор сам по себе, абсолютно свободен и независим. Писатели говорят друг о друге что угодно, невзирая на последствия.

Не знаю, насколько прав был Моэм тогда, но литературного хоррора 70-80-х годов в США/Великобритании это совершенно не касается. Все авторы, как сказала бы Вероника Степанова, «жались к большим и теплым яйцам» великого литагента Кирби Макколи, который впервые в истории выбивал для фантастов миллионные гонорары. И он же создал Всемирную премию фэнтези, которую вручал исключительно своим подопечным.

То, что Кинг пел дифирамбы Страубу, Рэмси Кэмпбеллу, Эллисону — это абсолютно тусовочная история. Все эти люди регулярно собирались в компании, бухали с Макколи, или даже нюхали, не знаю, это одна шайка-лейка. Все они писали друг на друга восторженные рецензии. Кинг в те годы постоянно писал хвалебные предисловия к книгам собратьев, и они делали то же самое. Кукушка хвалила петуха. Люди продвигали друг друга во враждебной среде.

Что я хочу сказать? Все эти ахи и охи по поводу Страуба нужно не то чтобы поделить на нуль, но отнестись к ним с долей скепсиса. И оценивать по факту. В 2024 году-то — пора бы.

А по факту я должен сказать, что писать Страуб, царствие ему небесное, УМЕЛ. У него нормальная мэйнстримная проза, как у какого-нибудь Джона Ирвинга или Колма Тойнбина. Мне даже подумалось, что Питер несколько подпортил себе карьеру, связавшись с хоррором. Останься он в реализме, то со временем был бы так же мастит и известен, как Джонатан Франзен.

За весь текст я не увидел ни одного штампа, ни одного банального описания, ни одной пустой фразы в диалоге. И даже в атрибуции диалога Страуб тщательно избегал банальностей, как и в мизансценах.

Работы в книгу вложено много, и теорию литературы Страуб знал хорошо. Уверен, что он был блестящим преподавателем.

Второе. Страуб действительно был способен сделать правдоподобным неправдоподобное, как с вбрасыванием героя в фильм. Потому что вообще весь сюжет, персонажи, мотивации, действия — от начала и до конца притянуты за уши и кое-где даже смехотворны. Все держится на мастерстве Страуба, который тебя будто гипнотизирует. Я весь текст восхищался тем, как автор балансирует на самой грани катастрофы, кажется, вот-вот сейчас он сядет в лужу и я воскликну: «Не верю!». Но Страуб всякий раз вывозил.

В романе есть несколько страшных эпизодов, один, правда, Питер просто внаглую своровал из «Поворота винта» Генри Джеймса. Но сцена блестящая, и копировать Джеймса — это тоже уметь надо.

Я могу сказать, что Страуб поднял хоррор до уровня настоящей литературы больше, чем кто-либо еще. Больше, чем Кинг.

И это одна из проблем.

Я не могу рекомендовать книгу, потому что Страуб — писатель не для всех. Это элитарный автор, реалист по духу, который из коммерческих соображений пришел в хоррор и нещадно в нем экспериментировал. Он разобрал жанр и его тропы по винтику и строил из них любопытные конструкции.

Вынужден признать, что души в этом мало, и знания реальной жизни тоже. «История с привидениями» — это книга профессора, написанная для профессоров. Скорее для критики, чем для массового читателя. Если выбирать между этим и более простым, в чем-то даже примитивным «Жребием», я выбираю «Жребий». Кинг знает и любит простой народ, Страуб — нет. Его герои не влюбят в себя, и книга не станет вашим другом на всю жизнь.

Несмотря на это, у Страуба можно и нужно учиться, и я несомненно прочту другие его вещи.

Вот и прочел я «величайший шедевр всех времен и народов» — «Подвал» Ричарда Лаймона. Реакция моя такова: «Ну и ЧО?». Без понятия, что имеют в виду люди, которые пишут: «Лаймон круче Стивена Кинга». Он не тянет даже на Дина Кунца. По крайней мере, в этой книге.

Ростовское издательство «Феникс» я знаю по научно-популярной литературе, в частности, там публиковался прекрасный психолог Михаил Литвак. В последнее время они взялись за беллетристику, в том числе завели целую серию «Архивы Лаймона». Одно из знамений того, что ужасы в России действительно становятся популярны.

«Феникс» издал Лаймона в новом переводе, без пошлой отсебятины 90-х Ю. Блинова. Я ту версию читал в 1999 году, в 10 лет, одноклассник дал. Такие были времена, дети могли потреблять что угодно. Собственно, кроме вышеупомянутых пошлостей, я ничего не запомнил.

И вот нормальный перевод. Что я имею сказать? Да, у Лаймона экшн и напряжение в каждой сцене. Да, Рой — наверное, первый убедительный психопат в литературе (у Кинга такие персонажи потом появятся). Да, чудища неплохи. Да, Сэнди и Ларри — яркие и интересные герои. Да, 99% авторов даже так написать никогда не смогут.

Но, собственно, и ничего особенного в книге нет. Это хорошая, но все-таки развлекательная беллетристика для чтения в самолете. Думаю, никто не станет

спорить, что Донна и Джад — герои скучные и банальные. Красивая одинокая женщина в беде и благородный ветеран войны. История их романтических отношений — это пошлость в квадрате, будто из книжонок Барбары Картленд.

Пресловутая скандальность Лаймона, стоившая ему карьеры в 80-е, теперь уже воспринимается как еще один штамп.

В общем, насублимировал мужик — дай боже. Это книга новичка, и она именно так и читается.

Хорошая, хотя и безбожно затянутая история, в том числе за счет самоповторов. Право, авторы «ССК» решили, что если объем ограничен 60000 знаками, то и писать нужно ровно столько. Можно было в 2 раза короче сделать.

Не сказать, что меня напугали. У Ярового получилась именно страшилка, байка, страшная сказка, но не хоррор. За основу он взял как будто сюжет из передачи канала «Рен-ТВ».

В статье 1922 года «Жуткое» Зигмунд Фрейд анализировал жанр ужасов (на примере рассказа Эрнста Теодора Амадея Гофмана «Песочный человек»). Психоаналитик пытался определить, что делает хоррор хоррором. Вывод был такой — отнюдь не чудовища и не сверхъестественное само по себе. Если вы возьмете самые невероятные события и самых страшных монстров, и просто предъявите их читателю, получится обычная сказка.

Ключевой момент любой истории ужасов, писал Фрейд — это ЗАВЯЗКА. Автор должен с ней справиться на все сто, иначе провал. Что это значит? Он должен описать совершенно реалистичный, достоверный, до мелочей знакомый читателю мир, максимально обыденный и даже идиллический. А потом показать, как сверхъестественное Зло РАЗРУШАЕТ этот мир, бросить читателя в иррациональный хаос.

Именно этот резкий переход от знакомой реальности к чему-то, абсолютно чуждому человеку, — и создает эффект ужаса. Читатель видит, как мир сначала СОЗДАЕТСЯ, а потом РАЗРУШАЕТСЯ. Это как соединить в одной истории сотворение и конец света.

Иными словами, хоррор писать трудно. Автор должен блестяще выступить и как реалист, и как сновидец. Должен совместить несовместимое.

Яровой с задачей справился не совсем. Экспозицию он, конечно, постарался создать — я бы сказал, с ученической кропотливостью. Но, во-первых, все эти сибирские леса/уральские горы всем за 10 лет уже смертельно надоели; во-вторых, описание сеттинга не отличается свежестью и новизной. Готов спорить, что сам Яровой ни по какому ночному лесу никогда не ходил, я тем более. На кой хрен он мне сдался?

Вообще, если автор ужасов переносит действие в темный лес/глухую деревню/заброшенное здание/XIX век — можете смело пролистывать. Это либо новичок, либо безнадежный халтурщик. Никакой достоверной, знакомой реальности он создавать не собирается (чтобы потом ее убедительно разрушить), а надеется выехать за счет незнакомой обычному человеку, условной обстановки. Это не то же самое, что писать про американцев и штат Мэн, но близко. Я вообще не понимаю, как после Стивена Кинга, который отлично вписал хоррор в современную городскую среду, можно опять откатываться назад к заброшенным замкам и гремящим цепями привидениям. Это лень и авторская трусость.

А вот, скажем, приходит мужчина, с женой и детьми, в ресторан. Занимает столик и делает заказ. Все счастливы и расслаблены, все смеются. Мужчина уверен, что его обслужат и будут вежливы. Ресторан — это материнская матка, ясно? Место, где о нас позаботятся. Где не может случиться ничего плохого.

А официантка, вместо милой улыбки, превращается в рычащего оборотня и отгрызает мужчине голову, а потом вспарывает когтями жену и детишек. Это уже нечто, похожее на хоррор.

Вторая проблема вещи — ГГ. Банальный студент-хипстер по имени Саша. Просто Саша, знакомьтесь. Право, эти Саши, Маши, Глаши, Параши, Петьки, Васьки, ТетьОли уже вот где. Какой-то детский сад, причем, из деревни Кузюкино. Ну что за лубок? Я хочу читать про красивых и благородных героев, доблестных рыцарей, прекрасных принцесс, на кой мне сдались все эти прыщавые придурки с дебильными именами?

В общем, люди добрые, хорошие, автору респект и пожелание расти. Что творится у него в голове — непонятно.

Это очень хорошо написано, удивительно хорошо для начала XX века, Лавкрафт рядом не валялся. И местами действительно страшно. Блэквуду удалось передать мрачную атмосферу канадского леса, погрузить в психологию человека, охваченного мистическим ужасом. Это почти уже современный хоррор уровня «Ведьмы из Блэр». Блэквуд был не только мастером жанра, но и одним из лучших писателей своего времени.

К сожалению, после прочтения повести в моем сознании несколько померк роман Стивена Кинга «Кладбище домашних животных», и так занимавший не слишком почетное место. В этом произведении «Король ужасов» просто развил идеи, уже заложенные в «Вендиго», + добавил немного «Обезьяньей лапки» Уильяма Джейкобса.

Кстати говоря, поведение героев действительно можно объяснить без сверхъестественных ужасов. На севере часто происходят такие вещи, как с группой Игоря Дятлова, когда туристы ночью бегут от палаток сломя голову. Эскимосы называют это «Зовом Полярной звезды», а ученые объясняют искажениями электромагнитных полей возле полюсов.

Мой страх был усилен нехитрой мыслью, заложенной Блэквудом: британцы приехали в Канаду поохотиться и весело провести время, и были напуганы индейским духом. Будут знать, колонизаторы проклятые. По сути, это «Сердце тьмы» Конрада, только еще забористей.

Когда я начал читать Лиготти, создалось впечатление, что он пишет похоже на Достоевского. И в первую очередь возникли аналогии с «Записками из подполья». Как и у Ф. М., герой ненавидит всех и вся, болезненно чувствителен, и описывает других людей исключительно через поступки и духовный склад. Внешность его врагов мы так и не узнаем, при этом, четко понимаешь, что это за птицы. Описания психологических переживаний и невротических размышлений занимают 90% текста.

Но дальше, с появлением сверхъестественного, все больше вылезал Лавкрафт. Опять много размышлений, минимум диалогов, да и действие не такое уж захватывающее.

Увидел я и немного Кафки + обрывки из пессимистической философии Шопенгауэра. Но, как говорил Дин Кунц: «Если автор считает, что ничто не имеет смысла, зачем он тогда пишет книгу, которая в этом случае тоже не имеет смысла?» У Шопенгауэра из постулата о том, что все безнадежно несчастны, все-таки выводился тезис о необходимости сострадания и усмирения Эго. Если мы все жертвы, то давайте жалеть друг друга, если желания удовлетворить невозможно, то нечего и удовлетворять их за счет других. В таком духе. У Лиготти нет и этого.

Что до хоррора, то он меня сильно не напугал. И показался не шибко изобретательным. Это, действительно, скорее вирд.

Есть у Лиготти повесть... или длинный рассказ... «Призрачная нить», которая впечатлила меня больше. Довольно любопытно. В общем, сказать, что этот писатель меня поразил, не могу, но желание знакомиться дальше с его творчеством не пропало. Я бы не прочь найти его монографию «Заговор против человеческой расы», где Лиготти анализирует пессимистических философов. Люблю такое.

Роман не сказать, чтобы не понравился, но и не впечатлил. Банальная тема с банальным исполнением. Я не люблю Чехию, и автору не удалось меня влюбить в эту страну. Скучное, грязное, унылое место. Персонажи удивительно блеклые и незапоминающиеся. Я так и не разобрал, кто там что, сюжет постоянно скачет от одного героя к другому, и приходится признать, что в этой книге Кабир с контрапунктом не справился.

Саспенса минимум, весь ужас заключается в трэше с зомби-апокалипсисом, поданным торопливо и без изюминки, как во второсортном итальянском или корейском хорроре. К 100 странице уже надоедают эти однообразные нападения спящих на обычных людей, когда кого-то там поедают. Кинг в «Мобильнике» все-таки сделал это ЧУТЬ лучше.

Удивительно приблизительный и небрежный язык, неубедительная психология. Герои поголовно смотрят фильмы ужасов и читают детям на ночь страшные сказки. Ага, в нашем мире все этим занимаются. Такое ощущение, что Максим вообще со средним обывателем никогда не общался, а только с хоррор-тусовкой. Мне это напомнило подмигивания аудитории и фан-сервис.

Кабир уделяет несколько страниц — не больше 20, череде эпизодов, показывающих, как эпидемия распространяется по планете. Локации выбраны будто наугад: Чехия, Украина, Индия, Узбекистан. Да, спали и заразились люди только на одном полушарии, в США бодрствовали, но есть же Франция, Италия, Германия. В Индии девушка массажировала голого мужчину и воображала секс с ним. У автора странное представление об этой стране. 99% населения там живут в бараках с клопами, не моются годами и сексом занимаются на улице, закрываясь от прохожих зонтиком. В большинстве регионов что мужчине, что женщине запрещено раздеваться, там любятся в одежде.

Из плюсов:

1. Книга читается легко.

2. Все же есть несколько неожиданных сюжетных поворотов.

3. Отсылки к Гофману.

4. Отто Леффлер и разоблачение НАСА как сатанинской организации. Люблю конспирологию.

Из продвигаемых дискурсов: антисоветчина, феминизм, либерализм. Ничего нового, старый добрый набор из «методички».

В общем, у «Клювов» не было ни единого шанса меня поразить. Идея глубоко вторична, исполнение так себе. Я читал у Кабира пару хороших рассказов, и жаль осознавать, что романы ему удаются хуже. По крайней мере, этот.

Чтение Томаса Харриса — это уникальный опыт. Стивена Кинга называли «темной стороной Спилберга». Харрис, в моем представлении, это темная сторона самого Кинга. Первый высказывает все, о чем второй боится даже заикнуться. Никто не заглянул во мрак глубже.

Харрис жесток и человечен, холоден и сентиментален. Он умеет взять банальную тему и вытащить из нее нечто стоящее. В первую очередь, благодаря глубокому исследованию предмета и творческой смелости. Трилогия о Ганнибале Лектере — тому пример.

И вот первый роман Харриса. Он пишет о терроризме, и страницы, посвященные тому, как Лэндер докатился до жизни такой — лучшие в романе. По стилю это обычный бульварный политический роман того времени — очень напомнило серию о Нике Картере KillMaster, если вы помните такую. Но книга Харриса все же явно выделялась на общем фоне, было очевидно, что у автора есть потенциал выше уровня мягких обложек.

Когда читаешь Харриса, прямо ощущаешь, как становишься умнее и яснее видишь мир. А это сложный, постиндустриальный, технологичный и психопатологичный мир конца XX века. Мир одиноких и безумных невротиков, ищущих любви, но обретающих лишь боль и смерть. Немногие авторы нашли язык, способный адекватно описывать эту безмолвно кричащую реальность. Харрис его нашел.

Самые популярные писатели в жанре ужасов — Стивен Кинг, Дин Кунц, Клайв Баркер, Роберт Маккамон, Грэм Мастертон. Другие продаются намного хуже. Можно сказать, вообще не продаются. И я, наконец, понял, почему.

Вышеупомянутые писатели, хотя бы местами, хотя бы изредка — способны, черт возьми, выдать что-то свое, ОРИГИНАЛЬНОЕ.

Западный хоррор, который я — вы не думайте чего — очень люблю, за 100 лет так и не выбрался из-под влияния Лавкрафта. Прочтите 10 книг — вам гарантированы все те же древние боги, оккультные ритуалы, пропахший нафталином «космический ужас» и т.д. Все это давно прокисло и всем надоело. Как только появляется некто, способный предложить что-то свежее — пусть даже это будет Юн Айвиде Линдквист — сразу становится мегапопулярным.

Но к Симмонсу это не относится. Опять все сводим к древним божествам и служителям демонов.

Есть одна деталь. ГФЛ, из чьей задницы никак не могут вытащить башку современные хоррормейкеры, Мэйчен, Блэквуд и так далее — в самом деле были оккультистами. Они и в реальности заглянули в бездну, писали, как жили. Новое поколение, возросшее на комиксах и «Улице Сезам», просто пишет фанфики. Паразитирует на чужом наследии.

Симмонс вообще автор очень хороший и очень плохой. Хороший, потому что умеет создать исторический фон (хоть до Пикуля ему, как до звезды, просто другие еще хуже). И обладает некоторой фантазией. И может сделать убедительные характеры. И показать трагедию.

Плохой, потому что ни разу не мастер сюжета. Все его романы к середине безнадежно провисают. «Зимние призраки», «Террор», «Гиперион», и вот «Друд» — все это чудовищная нудятина. Снотворное, а не писатель.

Тема взята благодатная — неоконченный роман Диккенса, его связь с Эллен Тернант, дружба с Уилки Коллинзом. Дэн приплел сюда мистику, но тут ее кот наплакал. Гораздо больше ему нравится поливать грязью английского классика.

Он не просто выпячивает в Диккенсе исключительно скверные черты характера. Он еще и наврал с три короба.

Зато ни слова о социальной проблематике в романах Чарльза, о его милосердии к беднякам... Симмонс вообще читал его книги?

В общем, роман плох как хоррор, ужасен как исторический, бездарен как биография. Средненького уровня беллетристика для необразованных троечников, которые ничего не знают и потому купятся на ложь. Учитывая, что мужику уже хорошо за 60 было, это клиника.

1. ««ССК»-2024 — это хорошая книга. Такая же хорошая, как романы Сергея Лукьяненко. Книга, которую можно предъявить человеку, утверждающему, что хоррора в России нет или он невозможен. И сказать: «Вот, читай, все есть, и это хорошая литература».

2. Несмотря на вышесказанное, меня удивляет количество восхищенных отзывов в адрес этих антологий. Стивен Кинг, Питер Страуб, другие мэтры и близко не имеют такого приема. Да, выход очередной «ССК» — это событие, революция, то, чего 10-15 лет нельзя было даже вообразить. Но давайте судить объективно. В плане хоррора мы отстаем от всего мира минимум на 100 лет. Все еще открываем для себя Лавкрафта, не говоря уже о других писателях, у нас мало исследований по жанру, мы еще глубоко не изучили тему. Есть над чем работать и к чему стремиться!

3. Мне не понравилась обложка «Самой Страшной Книги»-2024. Она отдает лубком и стебом. Антологии 2018 и 2025 годов оформлены куда лучше.

4. Все рассказы написаны хорошим языком. Настоящим писательским языком. Человек с улицы так не напишет. Учитывая, что тут много дебютантов, подобный уровень удивителен. Я открыл для себя несколько перспективных авторов.

5. И тут парадокс. Отчасти из-за такого хорошего писательского языка, густого, пряного, и богатой образности, сборник читается с трудом. Прямо скажем, медленно читается. На конкурсе предел объема — 60000 знаков с пробелами, и есть ощущение, что все без исключения авторы воспользовались им с лихвой. Мне кажется, большинство вещей можно было бы сократить, как советовал Кинг, на 10%. Или не издавать все одной книгой, а разделить антологию на 2 тома.

6. В плане тем, сюжетов, атмосферы, рассказы нынешних авторов напомнили то, что печатал в 90-х журнал Юрия Петухова «Приключения и Фантастика». Там встречался и хоррор, иногда неплохой. Вынужден констатировать, что за 30 лет жанр в России далеко не ушел.

7. Итак, рассказы. Выделить какие-то «бриллианты» я не могу, явных фаворитов не вижу, все примерно одного уровня.

Алексей Искров, «Фрагменты». Многие ругали рассказ за неоднозначность, но мне такие вещи нравятся. Я рад, когда пытаются расширить рамки жанра. Получилось вполне оригинально и изящно.

«Волчья сыть» Дмитрия Тихонова. Пожалуй, лучшая история в «Самой Страшной Книге». Национальный колорит, богатый стиль, неплохая фантазия и сложная мораль. Это просто хорошая русская литература. Такой рассказ будет на своем месте в любой антологии, не только жанровой.

Елена Щетинина, «Вы поедете на бал?». А вот этот рассказ выглядит попавшим сюда по недоразумению. Какая-то странная история про людей с капюшонами, которые требуют плату за желания... Очень неприятная главная героиня. Щетинина во всех произведениях и всех интервью спешит сообщить, что она не любит детей, очевидно, видит в этом повод для гордости. И вот здесь описана какая-то пошлая дамочка, питающая отвращение к племяннику. У нее есть возможность попросить исполнение любого желания, и она требует... нет, не счастье для всех.

Короче, это просто адская хрень, если честно. Уровень Самиздата.

Сергей Возный, Ab ovo. Рассказ выполнен хорошо. Но страдает идейно. ГГ — офицер контрразведки Шагин, сделан неубедительно. Я, к несчастью для автора, неплохо знаю сталинскую эпоху, и могу сообщить, что Возный ее не знает совершенно. Какую-то фактологию, он, конечно, изучил. Но исторический фон создать не сумел. Люди в 1940-е так себя не вели, так не разговаривали, не думали, не чувствовали. Шагин — дурак, слабак и бл*дун. В СМЕРШе он не проработал бы и дня.

Яна Демидович, «Сказки старой шишиги». Уже лучше. Появляется ПСИХОЛОГИЗМ, чего в предыдущих рассказах я не заметил. Демидович даже смогла наделить героиню яркой отличительной черточкой — «шишига» любит говорить пословицами и афоризмами. Но не докрутила Яна. Сначала веришь в искусно созданный автором мир, потом оказывается, что все это плод воображения, а потом опять взаправду. Остался в недоумении.

Дмитрий Карманов, «Луноход». Еще одна яркая вещь, страшная сказка с моралью, о проданной душе. Настоящая литература, украшение сборника.

Всеволод Болдырев, «Пустая невеста». Я ждал феминизма, и вот он, в исполнении автора-мужчины. История о «мести обиженной женщины», которая такая вот нитакуся и выше окружающего ее быдла. Без меня, ребята.

Дмитрий Лопухов, «Сай-фай». Оригинальная идея в неплохом воплощении, хотя именно в этом рассказе затянутость бросилась в глаза. Яркий второстепенный персонаж — мать ГГ.

Дмитрий Лазарев, Павел Давыденко, «Визаран». Рассказ неплохой, хотя есть ощущение, что мы такое уже 10000 раз читали/смотрели. Ну, пусть будет.

Александр Матюхин, «Несколько счастливых детей». У меня прямо-таки проблема с Матюхиным. Мне всегда кажется, что он пишет не хоррор, а сюрреализм в духе Кафки. В творениях этого автора 99% ужаса связано не с тем, что ПРОИСХОДИТ, а с тем, что герою ПОМЕРЕЩИЛОСЬ. Вроде и тема взята серьезная — мать-одиночка растит больного ребенка, а вот нет ощущения шедевра. Потенциал истории не использован до конца.

Герман Шендеров, «Папа». Этот писатель обладает оригинальным мышлением и всегда выделяется на общем фоне. Как стилем, так и идеями. Остальные будто друг у друга списывают.

Оксана Заугольная, «Охота на мавок». История о том, как

Сложилось ощущение, что писательница сильно обижена на мужчин. Спасибо, было очень вкусно, но больше такого не надо.

Владимир Сулимов, «Сырое мясо». Опять распад семьи, опять неведомая тварь жрет людей. Сколько можно? Буллинг ГГ в школе интересно написан.

Резюме: очередная хорошая книга на российском рынке. Спасибо издательству «АСТрель СПб», которое единственное продвигает хоррор в стране. И даже, можно сказать, сделало этот жанр своим приоритетом.

Страшно? Ну, местами. Столько, сколько нужно. Хотя можно было и пострашнее. Пугают в основном трэшем и расчлененкой, психологический хоррор почти не встречается, мистический сиротливо жмется в углу. Жанр благополучно топчется на месте. Но все могло быть намного хуже. И на том спасибо.

Рассказ входит в антологию «Самая Страшная Книга», которую «благословил» сам Клайв Баркер. Интересно, как он это сделал, находясь практически при смерти с 2012 по 2017 год. После токсического шока британский писатель провел несколько лет в больнице, 2 раза впал в кому, не мог ходить и еле разговаривал. Вдобавок, его ограбили, лишили практически всего имущества. Баркеру явно было чем заняться в 2014-м году. Допустим, в этом аду он нашел время и силы прочесть рассказы начинающих русских авторов. Вопрос номер 2: на каком языке он читал? «ССК» перевели на английский, или Баркер русский выучил? Мутная история, которую, я надеюсь, нам когда-нибудь раскроют до конца. Извините, учеба на юрфаке сделала меня подозрительным.

Итак, «Никта» Жаркова и Костюкевича. В начале авторы зачем-то пересказывают краткий курс истории Российской империи после смерти Петра I, взятый будто из учебника для 7-го класса. То есть, они реально сообщают общеизвестные факты. И все.

Сама эпоха изображена шаблонно, будто писатели быстренько просмотрели сериал «Юность Петра». Я не ощутил знания темы, глубокого изучения источников. И любви к своей стране и ее прошлому тоже. «Историческая атмосфэра» в рассказе выглядит как отписка. Я не большой поклонник Симмонса, но до него в этом смысле Алексею и Дмитрию далеко.

Далее.

Очень оригинально, очень убедительно. Никто ничего не понимает, потому что в России XVIII века живут одни пьяницы и казнокрады. Ну конечно.

Итак, призрак бродит зимними ночами, изрекая лубочные банальности из анекдотов про русского императора. Замечательно, как «мэтры хоррора» показывают страх людей, которые встречаются с ожившим трупом. Знаете, как?

Я не вру, именно так и написано. Это просто новое слово в развитии жанра.

В истории также присутствуют испанский Инквизитор (еще один призрак), старообрядцы и Христофор фон Миних. Очень странно, что не нашлось места для Афанасия Никитина и барона Мюнхгаузена.

В общем, намудрили ребята будь здоров. Но язык хороший.

1. Знакомство с творчеством ЮАНа началось для меня с рекомендации брата.

Он еще в младших классах школы прочел «Мегамир» и потом с восторгом мне пересказывал. Мол, интересный оригинальный мир, ни на что не похоже, приключения...

В 1999-м я слышал по радио (!) анонс романа «Трое из Леса», который читали вслух приглашенные актеры. Представляете? Вот как раскручивали книгу. На моей памяти подобной чести удостоились только «Жизнь насекомых» Пелевина и «Тот, кто знает» Марининой. Тогда у известного издательства на букву «Э» не было современных мямлей, которые говорят: «Раскручивайте книгу сами в соцсетях, мы не знаем как, потом придем и соберем сливки». Тогда они работали на совесть.

В 2000 году к нам, в первый и последний раз в жизни, приехали родственники из Риги, надарили кучу книг фантастики, и дядя Дима очень хвалил все тех же «Троих из Леса». А он не абы кто, интеллигент, ругавший все и вся (Стругацких назвал «жидами»).

Где-то в 2001-м брат принес из библиотеки «Империю зла». Опять восторгался, интересная идея, вообще Никитин это оригинальный и смелый фантаст...

А я дозрел только в 2003-м, взял в библиотеке «Имаго», на тот момент новинку. Обложка и аннотация показались необычными, чувствовалось, что книга «не для всех», и удивило, что такую вещь издали тиражом в 40000 экз. Даже по тем временам это было очень много.

Взахлеб прочел за 3 дня, в полном восторге. Ново, свежо, смело и ни на что не похоже.

Должен сознаться, что я никогда не интересовался особо славянским фэнтези Никитина, да и «яростной» серией тоже. Читал, пробовал, и в целом нравилось, но это не мое. Юрий Александрович так и остался для меня автором «Странных романов», которые я прочел ВСЕ. Для этого цикла Никитин взял за образец то ли Горького, то ли «Что делать?» Чернышевского — книгу неуклюжую и топорную, в отдельных моментах смехотворную, но изменившую мир даже не сказать как! Идеи этого памфлета, воплощенные в жизнь руками В. Ленина, просто переломили ход мировой истории!

ЮАН, очевидно, тоже замахивался на подобное, и если представить, что на его книгах вырастет такой же пассионарий, как Владимир Ильич... Такого не случилось, но попытка засчитана!

2. Пик литературной карьеры Никитина пришелся на 1999-2004 годы. Он долго шел к успеху, всю жизнь, через тернии и страдания, и продержался на гребне славы всего 5 лет. В 2002 году автор обошел по тиражам Лукьяненко и Перумова, продал более 600 тыс. экз. своих произведений. Если кто не помнит или не знает, у него — единственного фантаста в России — была собственная именная серия с золотым тиснением (!).

Это была замечательная серия с оформлением гениального Лео Хао, который параллельно работал с группой «Ария» и даже западными коллективами (!). Обложки, шрифт, даже запах страниц, все это очень нравилось и возбуждало читательский аппетит.

В 2006 я переехал в другой город, и там Никитина увидел уже в новой серии с обложками Петрова. Не то чтобы плохими, но... короче, таких положительных эмоций эти издания уже не вызывали.

И у Никитина начался явный творческий спад. В коммерческом плане он, если брать Гая Юлия Орловского, только поднимался, заработав себе на роскошный особнячок в Подмосковье. Но книги его грешили самоповторами, пропагандой весьма спорных идей трансгуманизма. Это все еще был «мой» писатель, но уже с оговорками.

3. Итак, роман «Я живу в этом теле». Очень необычная вещь не только в российской фантастике, но даже в творчестве Никитина. Ни до, ни после он не писал ничего подобного.

В романе мы имеем попытку изложить в доступной и коммерческой форме реально подтверждаемый наукой психический феномен, который Маслоу называл «самоактуализацией», Юнг — «открытием Самости», Перлз — «несовпадением с самим собой», а Курпатов — «переходом на второй уровень развития». Этот феномен также называли «экзистенциальным кризисом». Достоевский изобразил его в «Братьях Карамазовых», а Толстой — в «Войне и мире» и «Анне Карениной».

В чем заключается суть этого феномена? Живет себе человек, не тужит. Как писал Лев Николаевич: «Делает все, что делают другие, и не делает того, чего другие не делают». И вдруг в нем внезапно что-то ломается. Или некий тумблер переключается. Человек вдруг начинает чувствовать отвращение к себе и своей жизни, к окружению. «Жить как раньше я не могу и не хочу, а впереди — мгла».

Еще интереснее, как у человека меняется восприятие себя. Он вдруг понимает, что он — это не он. А кто-то чужой и незнакомый (потому роман Никитина называется «Я живу в этом теле»). И вообще: что такое «Он»? Человек ощущает, что словно играет в жизни какие-то роли, ходит на работу, общается с близкими, воспитывает детей, но все на автомате, как по сценарию, а его Самого — Настоящего — никто не видит и не слышит.

В общем, в романе ЮАНа герой Егор Королев, «по-мужски красивый», успешный, живет обывательски, плотски, ни о чем не задумываясь. Как все. Он, в буквальном смысле является ТЕЛОМ. Но плоть его полностью удовлетворена и пресыщена. Развиваться более некуда, кроме как в экзистенцию, в сферу духа.

Егор просыпается самым обычным утром, идет в ванную и видит в зеркале чужого, незнакомого человека. Он только ЖИВЕТ В ЭТОМ ТЕЛЕ. Но кто такой — «Он»?

Дальнейшее духовное развитие персонажа показано рядом интересных и, порой, даже великолепных сцен

Герой ищет смысл жизни и находит его.

Книга рекомендуется в качестве библиотерапии для людей, которые «ищут себя».

Новому поколению читателей, родившемуся после 2000 года, уже совершенно невозможно объяснить, ЧТО ТАКОЕ был в 90-е сериал «Лангольеры». На ОРТ шел под названием «Затерянные во времени» — для тупых, наверное.

Тогда не было 20 ТВ-каналов, как сейчас, а кабельное имелось далекооооо не у всех. Большинство смотрело ДВА канала: Первый и «РТР», НТВ добавилось чуть позже, а «Рен-ТВ» получило федеральное вещание только в 2006 году! И если что показывали на этих двух кнопках, тем более западное (то есть, САМОЕ-САМОЕ ЛУЧШЕЕ НА СВЕТЕ И ВООБЩЕ ВО ВСЕЛЕННОЙ... а русское виделось не просто второсортным, мы считали свою страну худшей в мире), то это смотрели ВСЕ. На черно-белых телевизорах, часто даже на портативных (цветные экраны массово вошли в каждый дом где-то в одно время с «Рен-ТВ»). И наутро обсуждали ВСЕ, в школе, на улицах, на работе. От мала до велика. Никаких «целевых аудиторий» и «узких сегментов рынка».

Сейчас фильмы по ТВ начинают рекламировать где-то за неделю. В 90-е анонсы начинались за МЕСЯЦ, громовым голосом актера, который любую туфту объявлял, как ВЕЛИЧАЙШЕЕ СОБЫТИЕ ВЕКА. Имени этого человека я не знаю, в нашей семье его с издевкой называли Чревовещателем. Люди постарше вспомнят.

В общем, ажиотаж вокруг новой телепремьеры нагнетался заранее и на полную мощность. Кинотеатров в стране почти не было. Интернета тоже. Видеомагнитофон был роскошью. Ты ждал любой кинохит с мучительным биением сердца, зная, что если пропустишь, шанс повторить выпадет лишь через несколько лет. А может — никогда.

Современным сериалам такое и не снилось. Какой там рейтинг был у «Игры престолов»? 12 млн. зрителей? Экранизации Кинга в Америке собирали по 20 млн. на серию, а в России, я думаю, и все 30-40.

Все у нас уже знали, что Стивен Кинг — это самый популярный и самый лучший писатель-фантаст. Более того, он чуть сложнее, чем «все эти писаки» (извините, но так говорили), у него была в общем репутация автора не то что серьезного, но близкого к настоящей литературе. Знали по вот таким мини-сериалам, как «Лангольеры» и «Оно». Книжная серия «АСТ» вышла чуть позже, и Кинга еще только смотрели, но массово не читали.

Стивен еще не приелся, не замылил глаза. Никто не знал, где он живет, как выглядит, сколько ему лет. Было только ИМЯ и его творения. И ореол загадочного таланта, превратившего маргинальный жанр в нечто популярное, человечное и высокохудожественное. И миф успеха. Просто «эффект Шекспира». Кинг был нигде и везде.

Это была фантастика, ради которой люди бросали смотреть «Санту-Барбару». Это было про американцев, которых мы считали иконой. Это был мир, куда сбегали от российской нищеты, бандитов, войны в Чечне и много от чего.

И вот — «Лангольеры». Я ждал. Я изнемогал. 1997 год.

И, как часто бывало в моей жизни, случилась трагедия. Буквально за неделю до часа X меня, второклассника, повели к окулисту. Не помню, зачем.

И он сказал, что мое зрение портится, мне тогда в первый раз выписали очки. И закапали глаза. И — о ужас — МНЕ НЕЛЬЗЯ СМОТРЕТЬ ТЕЛЕВИЗОР.

Вся семья глядела «Лангольеров», и все семьи на нашей улице. Это были просто новые «Семнадцать мгновений весны», город вымер, и я думаю, даже головорезы из банды «Солнцевских» прильнули к экрану.

Я единственный СЛУШАЛ фильм, отвернувшись к стенке. Как радиопостановку. И, наверное, мне повезло больше, чем остальным. Это было просто великолепно, ребята! Самолет. Исчезающие пассажиры. Слепая девочка. Крейг Туми, рвущий бумагу. «Ужасные звуки, как будто наливают молоко в рисовые хлопья». И в конце — ОНИ, пожирающие время. Кто-то здесь пишет: «Клише». Да полноте. В то время НИЧЕГО ПОДОБНОГО НИ У КОГО НЕ БЫЛО ДАЖЕ БЛИЗКО.

Наверное, где-то в 2003 году я все же посмотрел «Лангольеров», и был несколько разочарован. Все оказалось бледнее, чем я представлял, не так.

Прочел я и книгу, в 2001-м, это была вторая моя вещь Кинга после «Регуляторов». И, в общем, ничего нового не обнаружил, это тот случай, когда экранизировали чуть не слово в слово. Но испытал удовольствие хотя бы от узнаваемых лиц и ситуаций. Но сами лангольеры опять подвели — в сериале хреново показаны, в повести почти не описаны. Осталось ощущение типа «не дожил, не долюбил». Я все еще мечтаю, что где-нибудь в параллельной Вселенной Кинг вернется к этой истории и использует на полную катушку потенциал придуманных им незабываемых и оригинальных монстров — ЕДИНСТВЕННЫХ И НЕПОВТОРИМЫХ ЛАНГОЛЬЕРОВ.

Насколько я знаю, в 1959 году повесть подвергалась значительной цензуре, и канонический текст восстанавливался в 90-е годы. Энтузиастами, потому что самому Борису Стругацкому было в лом это делать. Смотрите-ка, какая цаца. В общем, то, что мы читаем сейчас — не совсем то, что прочли советские школьники, а также Иван Ефремов и Сергей Королев.

И вот этот самый новоизданный канон, снятый с черновиков АБС, в пух и прах разбивает миф о том, что якобы в молодости Стругачи были за коммунизм, а где-то в 1965-м у них произошел морально-политический перелом. Не было перелома. Они с самого начала являлись антисоветчиками.

По всей книге щедро рассыпаны кукиши в кармане. То есть, буквально на каждой странице. Вскользь, очень хитро, почти незаметно. Вся повесть вообще пронизана удивительным пессимизмом, и после ее прочтения лететь в космос совсем не захочется.

Итак, по «Стране Багровых Туч», в СССР будущего:

- не заботятся о людях;

- все делают через одно место;

- думают только о карьере;

и т.д.

Что бы герои не предприняли — ничего у них не получается, как хотелось. Смерть ждет за каждым углом. Космос чужд и бездушен. Вся вещь, несмотря на заявленный жанр НФ, пронизана ощущением какой-то непостижимой таинственности бытия. Я не знаю других авторов, которые так ловко создавали бы этот эффект. Ну, может, Станислав Лем еще умел. Есть такое выражение, «пугает неизвестность». Очень неудачное, заключающее в себе логическую ошибку (ведь, если что-то человеку действительно НЕ-известно, то оно для субъекта и не существует, то есть, не может ни пугать, ни смешить, ни так далее). Так вот, эти фантасты — АБС и Лем, «пугали неизвестностью» мастерски. И я соглашусь с Дмитрием Быковым* (иноагентом), который сказал: «Стругацкие порой пугают так, что Стивену Кингу и не снилось».

С самого начала АБС нагнетают ужас в отношении Венеры и всего, что с ней связано. Среди авторов хоррора мало найдется таких же умельцев. Вообще написано первоклассно, без штампов, богатым языком и с точностью деталей. Как вспоминал Крапивин: «Читаешь и видишь все, что происходит, чего почти никогда не встречается у большинства других писателей».

ИМХО: загадочный капитан Анатолий Ермаков — агент КГБ, приставленный к экипажу следить и не пущать.

Чтение повести далось не без труда. Я все время пытался понять, что же там нашел Стивен Кинг. Я понимал: Король читал вещь в колледже, году эдак в 1970-м. (Подозреваю, что в сокращении). Тогда еще не было современной массовой культуры, которую Кинг сам же — в числе прочих — и создал, под влиянием — в том числе — «Джекила и Хайда»... Короче, если у вас голова еще не закружилась, как у меня, то вот вам вывод: на безрыбье и рак рыба, а Стивенсон — гений.

Но мы-то, мы-то. В 2024 году. Видевшие «Терминатора» и «Властелин колец», читавшие того же Кинга, да много чего читавшие. Живущие в более жестоком и насыщенном мире. Неужели «Странная история» впечатляет нас так же?

Мой ответ — нет. К сожалению, повесть устарела и проверки временем не выдержала. С оговоркой, о которой — ниже.

«Джекил» безбожно затянут, нуден, и Аттерсон — не персонаж, а настоящее мучение. Следить за его хождениями туда-сюда по Лондону не увлекательнее, чем жарить яичницу.

Но, как я уже написал выше, есть одна вещь, которая все выкупает. Концовка. Если точнее — предсмертное письмо Генри Джекила. Это настоящий шедевр, и Стивенсон много выиграл бы в памяти потомков, сократив всю повесть до этих последних страниц. Отличный вышел бы рассказ. Новеллы у Стивенсона действительно получались.

«Крестный отец» — классика литературы, нравится это кому-нибудь, или нет. Книга издана 55 лет назад, в один год с «Бойней номер пять» Воннегута.

Никто в то время не писал так жестко и откровенно, особенно о сексе. Пьюзо, можно сказать, создал образец для современного бестселлера. Показал, как писать для людей.

Роман натолкнул меня еще на одну мысль, касательно российской беллетристики. У Пьюзо 500 страниц — и он дает нам сюжет, коллизии, драму, характеры, судьбы на все 500 страниц, на все деньги. Язык очень простой, но материала, как в «Войне и мире». Ну, хотя бы в «Братьях Карамазовых».

Современные российские авторы пишут иначе. Если меня спросят: «Что такое русская литература сегодня»? — я отвечу: «Литература описаний».

Почитайте любой русский роман любого жанра, хоть детектив, хоть фэнтези, хоть мэйнстрим, и там из 500 страниц 250 будут отданы на описания домов, деревьев, внешности людей, кошек, мопсов, эльфов. Русский автор не может дать ни характер, ни социальный анализ, ни психологию, ему просто не о чем писать. Он, в сущности, не владеет романной формой.

Если убрать из русского бестселлера все описания, это будет тощая книжечка в 100-200 страниц.

Да, где-то 60% наших популярных романов пишутся литнеграми. А им платят за листаж, все равно, чем заполнять страницы. Проблема в том, что выросло уже целое поколение авторов на таких книгах, написанных «призраками». И они начинают писать так же!

Но Марио Пьюзо, бывший журналист, много видевший и поживший, писать умеет. Это одна из лучших книг, которую вы прочтете. Там есть страсть, есть живые люди, есть мораль. А чего еще вам надо, хороняки?